Разрешите Вас

Set Fire To The Rain – Adele

      – Хорош орать, Арсюх, – закатывает глаза Ивлев, но тот не успокаивается, мечется по кабинету. – Хватит ходить как лев в клетке, сядь уже наконец.       – Ты, блять, понимаешь, что творишь? Ты своего племянника подставил! И отправил невиновного человека в тюрьму, – повысив голос, Попов фыркает и отворачивается к окну. Поебать, что они это уже проходили.       – Невиновного?!       – Стас не делал ничего плохого, но тебе обязательно нужно было затеять бойню!       – Это же я у нас мухлюю? – ухмыляется Константин, приподнимая брови. – Это не я оправдал… только не надо рассказывать, что он «просто делал свою работу»! Адвокат дьявола, блять.       – Он делал свою, блять, работу, а ты послал его за решётку! – мужчина даже на крик переходит. – Я даже не собираюсь снова с тобой спорить!       – Но продолжаешь, – пожимает плечами Ивлев.       – Потому что ты такой же баран, как и всегда! – Арс же сглатывает, садясь в кресло. – Ты всё это устроил из эгоизма. Иногда хочется, чтоб тебя тоже сдали в конце-концов.       – Не надо освобождать его. Просто поверь, – но увесистый удар по столу ужасает. Костя вздрагивает.       – Кому? Тебе? – снова оскал. – Уже бегу в твою команду, волосы назад.       – Ты… злой из-за Пашки? До сих пор? – но упоминать покойного друга становится ошибкой: Арс злобно щурится. Ноздри раздуваются, губы плотно сжимаются, даже желваки играют на лице.       – О, конечно! Может, я должен простить тебя? – с каким-то холодом в голосе. Будто бы сдерживает сверлящую боль. – Или тебе, блять, всё равно на эту ситуацию, а?!       – Это… не думай, что Стас нежный пушистый цветочек.       – Какая, блять, разница? Пусть ты его действительно ненавидишь, но это не повод сажать человека в тюрьму! – глаза яростно сверкают.       – Арс, пожалуйста. У него есть группа, я тоже там был. Мы справимся с поджигателем без него, – но Попов мотает головой и открывает ноутбук.       – Он там ни за что, – кликает мышкой, нажимает пару кнопок. Ноут что-то отвечает звуком, вызывая мимолётную улыбку у хозяина. – У меня учёба, и давай-ка мы доверим это дело профессионалу, – кресло немного отодвигается, мужчина встаёт, подходит к Косте. – Ты просто его ненавидишь, потому что он тебя уволил. Я б на его месте тоже уволил такого подчинённого.       – Блять, пожалуйста! Просто не лезь в это, – отчаянно и жалко. Но что ещё остаётся?       – Почему? Не хочешь, чтоб кто-то вмешивался в твои мутки? – этот спокойный голос наводит ужас. – Хочешь и дальше использовать всех по блату? – руки вдруг вцепляются в воротник рубашки Ивлева.       – Переставай. Хватит пугать меня, – но зверю внутри совершенно не хватает.       – А если нет? Если просто хочу тебя немного помучить? – не переставая сжимать ворот, Попов грубо толкает Костю в спинку кресла.       – Да за что, за что?! – тот перехватывает чужие запястья. – Это мой бывший работодатель, мой выбор и мой племянник. За Пашу правда прости, но только что-то мне подсказывает, Стас бы тоже так поступил, – глаза в глаза, только одни – свирепые и дикие, а другие боятся выдать испуг. – Я знаю, что ты скажешь. Он не убийца, всё такое. Не трать силы, нам лучше объединиться, чтобы поймать поджигателя. Времени мало, Арс.       – Думаешь, я стану помогать тебе после всего? – надменный смешок.       – Пусти!       – Почему? Не нравится ситуация? – саркастическим тоном. – Неужели неприятно, когда руки сильнее твоих?       – Арс, пожалуйста! – уже не говорит, а просто хрипит Ивлев. – Он заслуженно сядет.       – За что? – наконец ослабляет хватку Арсений, но его радужки так блестят, что вместе с едкой улыбкой это становится убийственным комбо. – Злопамятный идиот, тебе просто хочется отомстить.       Костя наконец-то может дышать.

§

      – Ром, ты, главное, дыши. Слышишь? – приговаривает Попов, поглаживая одногруппника по плечу. Макс здесь же, стоит немного в стороне, ближе к окну.       Вот тебе и утро. Только первая пара закончилась, а уже такие новости.       – Да как?! – Каграманов громко всхлипывает. – Это же пиздец, ребят…       Арсений качает головой и прикрывает глаза ладонью.       – Вот я понимаю, если бы взрывали, скажем, каких-то влиятельных людей, может их бизнесы или что-то такое, – меланхолично бормочет от окна Максим. Смотрит в стену напротив себя.       Глаза никакущие.       Как будто кто-то жизнь высосал.       Какой-то он странный. Сегодня вообще всё кажется нереальным. А казалось, вчера был такой хороший день.       И утро. Арс было хочет улететь в воспоминания, но быстро возвращается в реальность.       – Как теперь вообще жить, если ты никогда не знаешь, когда у тебя над головой бахнет?! Сраная жизнь, – откидывает голову назад Рома, пока Попов присаживается на корточки напротив него.       – Ну чего ты?.. Ром, тебя-то не зацепило, – тихо произносит мужчина, кладя свои руки на предплечья Каграманова, утешает. Поглаживает большими пальцами – почти всегда работает.       – Прости, я не знал.       Эта фраза растворяется в тишине. Это Макс говорит машинально.       И только потом понимает, насколько глупо звучат его слова.       Арсений сию же секунду поднимает на него голову. Рома тоже переводит глаза на одногруппника.       Ступор.       Макс по-настоящему каменеет, роботизированными движениями перехватывается за стену, разворачивается к окну лицом. Разглядывает царапинки на стекле.       – Что ты сказал? – и даже непонятно, кто из тех двоих прошептал это.       – Я… я не знал, где ты живёшь. В телеге узнал сегодня, – костяшки белеют, настолько сильно руки сжимают подоконник. Глаза начинают бегать по ближайшим деревьям. – Давно знаю этот район. Поехали… посмотрим? Чем-то поможем тебе, Ром.       – Ты какой-то странный, как будто и тебя зацепило.       – Тебе просто кажется, всё норм, – отмахивается Максим, не поворачиваясь. А Арсений с недоверчивым выражением лица смотрит ему в спину.       Прищуривается.       Странный? Не такой, как всегда? Однозначно. Но что конкретно? Что-то точно есть, в этом сомневаться не приходится.       – Л-ладно. Моя квартира так, только немножко отлетела штукатурка с потолка, и кое-где кое-что разбилось. Хорошо, батя с мамой на даче весь месяц, – рассказывает Каграманов, перебирая пальцами. – Подорвали квартиру, которая на два этажа выше. Пиздец.       Макс прикрывает веки, а его правая рука ложится на лицо.       – Хорошо, что ты не пострадал, Ром, – искренне говорит Арсений, встаёт с корточек и поправляет куртку. Надо бы и правда туда поехать. А ещё понять Максима.

§

      В уютной квартире мягкий свет ламп создаёт атмосферу спокойствия. Дима нежно обнимает её. За окном стократно усиливается холодный ветер с дождём. Срывает листву с деревьев, заставляет пожелтевшие листья танцевать в своём вихре.       Ведь скоро зима.       Позов прижимает женщину к себе, осознанно пытается согреть не только её, а и ту самую жизнь внутри её тела. Их жизнь. Даже живот уже немножко заметен. Она улыбается, смотрит в его глаза, что-то шепчет. Отвечает на нежные поцелуи, и время словно останавливается.       За окнами горят огни соседних зданий и фонарей, редкие машины проезжают мимо. И именно у дома напротив теперь отсутствует часть последнего этажа. На месте квартиры – тёмная дыра с обугленными остатками чего-то непонятного. С утра до ночи здесь работали пожарные и полиция; до сих пор дежурят, и вокруг здания по периметру устроили оцепление, чтобы люди не подходили близко. Опасно же.       Дима выходит на балкон. Старается не смотреть на дыру в соседнем доме. Квартира, в которой он сейчас остался, не под чердаком – всего лишь второй этаж. И всё равно как-то неспокойно. Ещё и луна какая-то кроваво-красная.       Затяжка не помогает отвлечься. Дым исчезает в морозном воздухе и тоже не успокаивает.       Рука трогает лицо. Не до конца докуренная сигарета летит в стакан на подоконнике.       Ветер холодным касанием будто задувает в квартиру. Но Поз почему-то не ведётся.       Ведь не покидает ощущение беспокойства, но не физического холода. Пальцы проскальзывают по губам. На мгновение кажется, что на улице что-то происходит.       Где-то вдалеке громко мяукает кот. Почему так жутко? Обычная же ночь. Рука лезет в карман халата, чтобы вытащить очередную сигарету, но вместо этого пальцы хватают воздух. Пачка осталась в комнате, но заходить внутрь не хочется.       Курение… убивает.       Невозможно понять, почему Дима сейчас об этом подумал. Много ли кого убила пачка сигарет? Две? Сейчас даже не лень пойти за ними внутрь, просто хочется стоять.       Почему?..       Непонятно.       Но пальцы рук сами собой вцепились в балконные перила, и мужчина стоит в таком положении несколько минут. Глубокие вдохи успокаивают. Глаза прикрываются, а дыра соседнего здания всё еще маячит в сознании.       На этой улице красиво, здесь много деревьев, несколько припаркованных машин. Мало, кто ездит туда-сюда – это, скорее, переулок.       Дождь усиливается.       Льётся плотным потоком, капли стучат по металлическому балконному козырьку. По другим козырькам. По крышам. Под деревом собака – прячется от дождя.       Дима ставит локти на поверхность перил, разглядывает струйки воды, спускающиеся со стен; капли, висящие на ближайшем дереве, то и дело падающие на землю.       Сегодня город решает поплакать.       Дома фигурками стоят под ливнем, какой-то фонарь почему-то перестаёт работать. Потухает.       По главному шоссе мчатся и мчатся машины.       Дождь то затихает, то шипит всё сильнее.       Обычная дождливая ночь.       В одном из переулков города что-то громко взрывается.       Лёва резко останавливает тачку у остановки. А глаза не могут перестать смотреть на валящий дым.       – Что это было?.. – крутят головами люди под козырьком.       – Это откуда?       – Вон, дым идёт! – показывает рукой какая-то девушка.       – Скорую! Вызовите скорую!       – Кого-то там зацепило?       – А если возгорание случилось? – спрашивают люди друг у друга, ахая. Будто кто-то из них сейчас знает ответ. Какая-то женщина уже набирает пожарную службу.       Лёва не может перестать смотреть. Этот район. Район… его сестры.       Взгляд сразу же падает на огромную дыру под крышей одного из домов чуть ли не у самого выхода из переулка.       Но эта появилась не сейчас, эту он с утра в телеге видел.       И пока кто-то из стоящих на остановке уже снимает густой дым на камеру смартфона, Лёва дрожащими руками вынимает свой телефон и набирает единственного человека, который всегда отвечает.

§

      Глаза распахиваются, лёгким не хватает воздуха, тело резко садится на кровати. Руки упираются в матрас по бокам, и левая – нащупывает другое тело.       В комнате темно. Антон старается успокоиться, а получается очень громко закашляться. Его нежно перехватывают за плечи, шепчут что-то на ухо, усмиряют.       После уговоров подышать, когда уже слышны глубокие вдохи и выдохи, Арс прижимается губами ко впалой щеке.       – Антон?       – Я что-то слышал.       – Это гроза, – мягко произносит Попов. Безумно нежно проводит кончиками пальцев по подёргивающимся плечам.       – Правда?       – Ну было похоже. Дождь на улице.       – У меня… очень странные ощущения, понимаешь? – Антон поворачивает голову, и его губы… их тут же берут в плен другие, горячие.       Партнёры внезапно меняют положение, не сговариваясь. Шастун оказывается спиной на простынях, а мужчина, нависнув над ним, придвигается ближе. Вообще-то, он хотел приобнять, укрыть одеялом, успокоить. Что ж, видимо, и такой метод подойдёт.       – И какие же ощущения? – выдыхает и снова целует.       – Волнуюсь, – потеряно, под неприличные звуки, под ласки на собственной шее. Сердце не на месте. Не так, когда бывает, что ещё не проснулся или куда-то опаздываешь. По-другому.       Что-то случилось.       Что-то серьёзное.       Он знает.       – Арс! – протяжно зовёт, вжимаясь головой в подушку. – Что-то… не понимаю, что, но как будто пиздец.       – Не надо, – тихо шепчет Попов, с осторожностью целуя висок и кончик ушка. Его губы продолжают перемещаться вниз – к шее, ключицам, груди. – Дыши, милый, просто дыши. Доктор сказал тебе не волноваться. Помним?       – Угу. Может, Поза набрать?       – Посреди ночи? – жгучие губы касаются груди и живота, а руки скользят вдоль талии.       – А может, он тоже слышал грозу, – по деловому отзывается Антон, проводит ладонью по волосам на чужом затылке. – Ты чего это решил?       – У меня была идея, – язык нежно дразнит около пупка. И правда, отвлекает.       – Что… – крепкая мужская рука накрывает не успевший встать член. Поглаживает. Заставляет глубже дышать. – Что ж ты творишь…       – Просто расслабься, – руки перемещаются на внутреннюю поверхность бёдер, надавливают, заставляют согнуть ноги в коленях. – Полностью расслабься.       Антон откидывает голову назад, сжимает руками простыню, смотрит на тёмный потолок. Странные мысли не могут уйти из головы. Всё вертятся и вертятся.       В один момент они даже превращаются в тихие слова:       – Тогда почему нет других раскатов? – и голубые глаза вдруг с интересом оглядывают его лицо. – Если это гроза.       – Может, просто далеко, и звуки слабые? – и Арс почти сразу тянется за ещё одним поцелуем.       – Ты…       Что-то не договаривает. Темнит, лукавит, это сейчас очевидно. В глазах нельзя прочитать ответ, нельзя его вытянуть из головы. Что-то явно странное. Что-то.       Шаст отворачивается и садится на кровати.       – Что случилось? – Арсений не сразу понимает, но садится одновременно с Антоном. Рука проводит по груди, доходит до подбородка. – Милый? Поговори со мной.       Но в комнате тишина.       И капли дождя уже не слишком активно стучат по стеклу.       Так бывает, когда какая-то ниточка рвётся. Когда затишье после бури. Или перед? Вот эта мысль реально пугает.       Взгляд устремляется к балкону. По улице ещё и машины начинают ездить.       – Ты у меня такой беспокойный, – добавляет мужчина будто в пустоту.       – А ты вот классный, – выкладывают ему как на духу. Поправляют его волосы, приглаживают набок. – И вообще! Очень милый.       Губы молниеносно находят губы Шастуна, ведь невозможно с ним не целоваться. С таким тревожным, но на деле – страстным и отзывчивым. Иногда несдержанным. Иногда дразнящим. Даже ухмылка проступает сама собой.       А потом Антон просто приближается и кладёт свою голову ему на плечо. Трётся лбом об обнажённую кожу, как кот.       – Не нужно было мне тебя зажимать в библиотеке, – мурчит Арс, поддавшись атмосфере. – Ты испугался.       – Да ну нет, я же сам хотел. С самой… первой встречи.       – Ты меня боялся, – гладит рука по русым волосам.       – Ты был таким… – смущается. Видно же всё на лице. – Крутым.       – Лукавишь. Зайка трусливый.       И стоит поцелую снова возобновится, стоит им только немного начать ласкать друг друга в губы – Антон и правда пугается.       Опять.       – Мне надо позвонить, – но Арсений хватает его за запястья, не даёт отстраниться от себя. – Пусти, пожалуйста.       – Кому, а? Кому в такое время? – полушутя, совсем не обидно, но от этого не становится менее неуютно. От пальцев больновато, сердце будто проваливается куда-то вниз. Из-за усиливающегося дождя с улицы слышен только отдалённый шум. Ночью.       – Слышишь, люди не спят? – щурит глаза Шаст.       – Хочешь меня напугать? – звучит очень тихо, в интонации читается улыбка, одни губы прижимаются к уголку других на секунду, но руки, всё же, отрываются от рук. – Хорошо, позвони.       Димка на телефон не отвечает.       На сообщение тоже.       И на десяток следующих.       Антон просто слушает длинные гудки, сидит на краю кровати и сжимает в руках краешек тёплого большого одеяла.

§

      – Я больше так не могу! – молодой человек ходит туда-сюда, мельтешит перед глазами.       – Тише, сынок. Сядь, давай поговорим, – скучающе, с недовольством произносит Мирон Янович, отрываясь от документов. – Ты знал, на что идёшь.       Пацан ещё совсем молодой, но риски осознаёт на пять балов. Осознавал, и сейчас тоже соображает, иначе бы не пришёл поговорить. Умный мальчик.       – Я ничего не знаю, – внезапно замирает перед столом. – Я больше не в силах. Меняйте меня.       – С чего вдруг? – мужчина отрывается от документов, задумчиво сканирует взглядом фигуру перед собой. – Нашёл себе замену? – от спокойного голоса пробирает сильнее, чем от крика.       – Да. Я на разведку, а Витя будет вместо меня. Как Вам?       Внутри всё колошматит, как будто оказался на адском холоде.       Смотреть ему в глаза – ещё страннее. Страшнее. И он, скорее всего, это уже знает.       – Думаешь, мальчишка справится? – начальник слегка дёргает губами, возвращаясь к бумагам, похоже, не особо верит в слова. – У него есть опыт подобной работы?       – Да, – нет, нельзя! Нельзя спотыкаться на полуслове, когда говоришь с ним. – Протестируйте его, что ли. Не мне Вас учить, Мирон Янович.       – Хорошо, завтра и попробуем его, – а тот пристально смотрит на паршивца. – Но если ты хочешь его подставить, у меня кое-что есть на тебя, да?       Он мог это и не говорить. Мог же?!       В этот раз дрожь не удаётся спрятать. Осталось только кивнуть. Покорно, как псинка, и ведь он почти такой. С другой стороны, этого человека боятся все, поэтому не то что бы зазорно сейчас трястись. В холодном взгляде мелькает недобрый огонь. Синий.       Синее пламя самое горячее из всех.       Горячий лёд – вот, как можно описать этого человека. Оксюморон, да.       – Я понял.       – Хороший мальчик, – в голосе проскальзывает неприкрытая издевка, – можешь быть свободен.       И только перед глазами появляется выход, только ладонь тянется к дверной ручке, Фёдоров будто что-то вспоминает.       – И да, Максим, – он откидывается на спинку кресла с полным спокойствием. – Завтра приходи к девяти утра.