Год солнца: кулинарная академия

      Радость от пройденного отбора в университетскую сборную смешивалась с грустью от того, что Дима отбор не прошёл. Вместе они оседали в теле апатией и странной ватностью. Они вдвоём возвращались со стадиона к общежитиям и молчали.       – Дим, мне очень жаль, – в очередной раз (кажется, уже где-то в шестой) произнёс Антон.       – Да Антон, – Дима его печаль не разделял практически от слова совершенно. – Да ты… блин… сильнее меня расстроился. Ну, я понимал, что я не пройду – я же свои способности адекватно оцениваю. Ты-то меня хорошо тренировал, но до этого я ж вообще не тренировался – просто хотел и всё, – его дыхание всё ещё немного сбивалось: не успел прийти в себя после испытаний. – Ну, вот тебя за дело взяли, а меня им было за что брать?       И Антон логикой как-то очень нехотя и отдалённо принимал, что Дима до сборной действительно не дотягивал, но состоянием, эмоциями это принимать отказывался.       – Это же была твоя мечта!       – Ну… Блин, – Дима развёл руками. – Мечта, но вот ты подумай: я же совершенно себе не представляю, что такое постоянные длинные тренировки. А они наверняка у вас изматывающие. Я, может, в футболе не шарю… – прервался, переводя дыхание. – Зато шарю в кулинарии. Это не одна сплошь красота и эстетика. Это ещё изрезанные пальцы и горы грязной посуды, и куча сгоревших соусов и неудачных попыток. Серьёзные занятия только непосвящённым кажутся сплошной романтикой… – его дыхание снова сбилось ненадолго. – А там, на самом деле, везде адский труд.       И опять Дима был, в общем прав. Но Антона это опять мало утешало.       – Давай мы с тобой продолжим тренироваться? А ты в следующем году ещё раз попробуешься.       Дима тепло усмехнулся:       – Я уже на третьем курсе – мне учиться-то осталось. И потом, мечту-то у меня не забрали: мечтать я всё ещё могу. Ну Антон! Вот я бы на твоём месте радовался, что прошёл в университетскую сборную. Я бы прям орал, прям футболку бы с живота натянул на башку и бегал так. А ты идёшь с кислым лицом, как будто это тебя не взяли. Ну вот это что за дела, а?       А у Антона попадание в сборную как раз-таки вызывало радость, но не такую бешеную, как у Димы. Это было его любимым увлечением, да, но не вот такой золотой мечтой. Да и он, как и сказал Дима, понимал, что попадание в сборную – не финал, а лишь отправная точка. И теперь впереди были регулярные, действительно изматывающие тренировки, рутина – не страшно и не ужасно, но это и не одни лишь выходы на матчи, выигранные кубки и красиво забитые голы. Антон радовался, что хорошо себя показал на отборочных, но это было, скорее, приятной галочкой, хоть и важной, на длинной прямой.       Расстраивало, что Дима не прошёл. Антону, кажется, ещё никогда не было так грустно от того, что кто-то не получил, чего хотел. В голове роились мысли о том, что вот именно Диме это было очень важно. Пусть он и мало себе представлял рутину футболиста, это всё-таки было его желанием, а под желанием были значимые, серьёзные основания, и они Диме прощали всю его пассивность в достижении собственной мечты. Может, он в детстве очень сильно хотел, а сейчас уже привык, что футбол – это «нельзя». Что есть занятия серьёзные, а есть – баловство. И вот, может, если бы Дима сейчас попал в другую компанию, если бы сама обстановка помогала идти к мечте, – может, у него получилось бы. На их тренировках он, хоть быстро уставал, правда старался. Особенно когда работали с мячом.       Ну, а душу трогало ощущение, что Антон что-то потерял. Потому что ведь не будет больше совместных тренировок, не будет повода проводить вместе время. Обращаться за помощью, появляться периодически на кухне на Димином этаже – план, конечно, в каком-то смысле рабочий, но это всё-таки было не то. Это всё-таки называется «навязываться», а в тренировках Дима был заинтересован, сам с радостью на них приходил. И Антон, конечно, всё равно планировал навязываться, но ведь Диме это, в конце концов, могло и надоесть.       – Так, ну всё, – выдернул его из мыслей Дима. – Пошли.       – Куда? – не понял Антон.       – Покажу тебе место, где грустить.       И они просто продолжили бодро возвращаться в сторону общежитий, совершенно не меняя курс.       – Я думал, везде можно грустить, – полувслух заметил Антон.       – Вообще – да. Но для особо серьёзных случаев есть специальное место. А у тебя, судя по всему, трагедия вселенского масштаба.       От Диминого голоса, умудрявшегося каким-то образом сочетать в себе пофигизм и глубинную драму, Антона тронула невольная улыбка, но веселиться было не время, поэтому он, как ответственный человек, постарался как можно скорее от неё избавиться.       Уже у самой общаги вместо того, чтобы начать обходить к главному крыльцу, Дима свернул левее. Крылья здания расходились трилистником, и между задним и правым крылом на первом этаже располагался аварийный выход. Сюда-то они и пришли.       – Аварийный выход, – торжественно объявил Дима, озвучивая надпись краской на обычной, деревянной двери. – В случае экстренной ситуации, в случае чс, если не успеваешь подготовиться к экзамену или купил на все деньги классных продуктов, а опомнился только дома – выходить не в окошко: выходить сюда.       Антон пожал плечами, сбрасывая первую шелуху хандры:       – А как это поможет?       – Ну, во-первых, любая проблема решаема, если ты не летишь вверх тормашками с десятого этажа, – справедливо подметил Дима. – Во-вторых, – открыл пачку сигарет и протянул Антону, – одно из мест, где можно курить спокойно. Никто не потревожит, – зажал сигарету между губами, щёлкнул зажигалкой, зажёг сначала Антону, потом – себе. – В-третьих, это ещё место для поцелуев.       Антон поднял брови:       – Вот это?       Дима медленно выдохнул дым:       – Угу…       Антон ещё раз обвёл глазами «Аварийный выход»: старая дверь, местами обшарпанная, грязный козырёк, лампочка ужасная а ля «советский подъезд», несколько бычков уже кто-то покидал. Тут же левое крыло и хвост соседней общаги закрывали весь обзор на территорию студгородка. Ну, кусок стадиона был виден – и всё.       – Почему? – искренне не понял он. – Столько мест есть красивых – и все бегают целоваться вот сюда?       Дима стряхнул пепел с сигареты:       – Не все… Но некоторые ходят.       Антон не понимал всё равно:       – Зачем?       – Здесь лампочка почти никогда не работает, – пояснил Дима. – Ночью и поздно вечером даже если во всех окнах будет гореть свет, под козырьком – чёрный квадрат. Кто там есть и есть ли вообще – невозможно увидеть.       – А-а, – неуверенно протянул Антон.       – Если комната занята или далеко, а поцелуй хочется сохранить в секрете, – это подходящее место, – закончил Дима, глядя Антону в глаза.       И Антон невольно застрял на нём взглядом. И мыслями застрял – на том факте, что они находились в месте для поцелуев. Странно молчали, смотрели друг на друга: Дима – спокойно, Антон – параллельно распутывая мысли от чувств и пытаясь в этих самых мыслях найти понятный, рационально обоснованный ответ: а хотел бы он поцеловать Диму? Ответ мешала найти слишком громкая мысль о том, что сейчас под козырьком им не спрятаться, пусть лампочка и не горит: слишком светло.       – Мы ещё как-нибудь вместе поготовим? – спросил он, наконец, чтобы что-нибудь спросить.       – Конечно, – ответил Дима. И его голос звучал легко, но взгляд был серьёзен.

***

      На следующий день Антон не успел позавтракать и в перерыве между горячими блюдами и основами санитарии стоял в очереди в автомат с бутербродами. Полотенчик пристроился к нему, как всегда, неожиданно и как будто они и договаривались встретиться именно в этом месте.       – Ну, что? – непринуждённо спросил он Антона.       Антон без особого энтузиазма глянул в начало очереди, на освещённые морговым светом куски хлеба с невнятной колбасой и не особо щедрой майонезной промазкой:       – Да вот… Ты тоже что-то покупать будешь?       – М-да, – вроде покивал Полотенчик, почёсывая затылок. Он вообще почти всё время двигался. – Ты это… Как там кучеряка?       Антон нахмурился и на всякий случай переспросил:       – Что?       – Ну… – лицо Полотенчика на долю секунды стало многозначительным. – Кучеряка, – пояснил он, бегло, но выразительно приподнимая брови и сразу выдыхая и оглядываясь.       Антон застыл, глядя в пол, и пытаясь сообразить, что от него хочет Полотенчик, потому что, судя по его виду, вроде бы, ожидалось, что Антон понимает, о чём речь. На ум не приходило ничего совершенно, сознание на запрос по ключевому слову «кучеряка» выдавало звенящую тишину.       – Ну так чё? – переспросил Полотенчик, и в его голосе слышалось припорошенное дружелюбием нетерпение.       Антон честно пожал плечами:       – А что это? Я не понимаю.       Полотенчик, опустив подбородок, глянул на Антона с видом родителя, который велит ребёнку перестать баловаться.       – Ну… Ку-че-ряка, – повторил он, начав по слогам, но последние два слога слепляя в один и выбрасывая быстрее и тише, чем первые два.       – Ну я не понимаю, – ответил Антон громче и с лёгким возмущением.       Что там за телепатию от него ждали, было непонятно, но после пары у Марковой да ещё на голодный желудок угадывать не хотелось совершенно. Явно недовольный Полотенчик тяжело вздохнул и пару секунд сверлил Антона взглядом, кусая нижнюю губу.       – Ну давай тогда на весь универ кричать, что у нас в теплице марихуана растёт, – предложил он, полностью оставив заговорщические интонации и тоже повысив голос.       – Ты чего?! – шикнул Антон и взволнованно оглянулся.       – Ну так а ты чего тупишь? – парировал Полотенчик. – Ну? Так как она?       Антон невольно сгорбился, пытаясь воссоздать в памяти картинку сегодняшнего утра. Холодная дорожка через кампус, чуть более тёплая, но не менее мрачная теплица, конопля, совсем не лучившаяся жизненной энергией (это из-за неё, между прочим, не было времени позавтракать).       – Кажется, не очень, – признал Антон.       Он не слишком разбирался в садоводстве, но в данном случае не нужно было быть гением, чтобы заметить, что трава их в ближайшее время действительно загнётся.       Полотенчик вздохнул с тревожной сосредоточенностью, а потом, как ни в чём не бывало, сунул в автомат сторублёвую купюру и тыкнул в кнопочки номера.       – Желтеет?       – Нет, – Антон следил, как лениво, тоже как будто ещё толком не проснувшись, откручивается пружинка, и как грузно и неаппетитно летит вниз бутерброд. – Скорее, сереет. И сморщивается. Не сохнет пока, но, чую, скоро начнёт.       Полотенчик задумчиво теребил упаковку своего бутерброда, пока Антон совал деньги в автомат.       – Может, команда Павлова нам палки в колёса вставляет?       Антон нахмурился:       – Думаешь?... Да ну, они бы не стали, – выскреб сдачу, достал бутерброд и снова с сомнением посмотрел на Полотенчика. – Думаешь?       Полотенчик поджал губы и растерянно задрал плечи к ушам.

***

      На кухне приятно пахло наваристым бульончиком. Над бурлящей на плите кастрюлькой с крайне серьёзным видом стояла Маша.       – Маш, привет, – поздоровался Лёша, и Антону даже показалось, что его голос звучал чуть менее меланхолично, чем обычно.       – Ты чего, супчик готовишь? – спросил Антон.       Маша возмущённо зыркнула на него и, сняв кастрюлю с плиты, отнесла её на самый дальний край разделочного стола. Уже там она осторожно достала из кипятка маленький череп какой-то птицы.       – Ого, это что, череп? – Антон сам не понял, он больше восхитился или ужаснулся.       Маша кухонным полотенцем снизу поддерживала ещё дымящуюся кость.       – Череп ворона… – ответила она, аккуратно поворачивая и оглядывая глазницы, клюв, нижний край головы. – Вроде, не скололся…       – А зачем ты варишь его? – поинтересовался Антон.       – Вывариваю, – поправила Маша. – Чтобы он был более белым.       – Можно я посмотрю? – спросил Лёша и, наткнувшись на скептический взгляд, сдержанно пообещал: – Я осторожно.       Маша посомневалась ещё несколько секунд, но, в итоге, всё-таки протянула Лёше полотенце. Лёша взял его так же осторожно, одними кончиками пальцев, и по тому, как он ненавязчиво оттеснил Антона из их спонтанно образовавшегося кружка, стало очевидно, что самое время отбуксовать к плите и начать жарить оладушки.       У Лёши прокисло молоко, у Антона завалялась мука – и они решили вместе пожарить. И съесть потом тоже вместе. Пока что выходило, что жарить оставалось Антону, но, если начистоту, осуждать Лёшу ему было сложно: уж когда тебе кто-то нравится, надо использовать все шансы с ним сблизиться. Особенно если вам не обязательно при этом ни от кого скрываться.       – Приветики, – на кухне, как всегда полный сил и энергии, появился Полотенчик. – Чего это вы тут делаете? Оу! Черепушка! А чем так пахнет вкусно? Холодец варите? Дай посмотреть.       Антон бегло глянул, как Полотенчик, как ледокол, вклинился между Лёшей и Машей.       – Нет, – тут же отрезала Маша. – Даже не притрагивайся, если не хочешь, чтобы следующей я сварила уже твою башку.       Полотенчик отмахнулся как ни в чём не бывало:       – Да ладно тебе. Лёх, дай, я гляну.       – Нет, – в Лёшином голосе чувствовалась невозмутимая твёрдость. Для надёжности он чуть отвёл руку, державшую череп, назад: подальше от Полотенчика, и Антон заметил, с каким удовлетворением в этот момент на него поглядела Маша.       Полотенчик вздохнул и прищурился:       – Вот ты, Машка, между прочим, зря с ним дружишь.       Маша вздёрнула брови:       – Я с ним, вообще-то не-...       – С чего бы это? – поинтересовался Лёша.       Полотенчик вздохнул и приобнял Машу за плечо. Маша с каменным лицом убрала с плеча руку Полотенчика, но он сделал вид, что так и должно было быть:       – Он же, между прочим, не в нашей команде. Вдруг он у тебя наши секреты выпытывает.       Маша подозрительно глянула на Лёшу.       – Ну и что, что не в вашей команде? – не согласился Лёша, осторожно возвращая Маше череп. – Мы ведь сейчас не на учёбе.       – Я-то не на учёбе, – покивал Полотенчик, подозрительно щурясь. – А вот на счёт тебя я не знаю… – И, посверлив Лёшу подозрительным взглядом ещё пару секунд, выхватил череп из Машиных рук. – Вау-у-у-у…! – покружился с черепом в руке, изображая, как летит ворон. Конец траектории пришёлся на порог кухни, где как раз в этот момент появилась Оксана в сопровождении двух незнакомых парней. При виде выразительного вороньего клюва, затормозившего в сантиметрах от её лица, Оксана вскрикнула.       – Хос-с-спади, – выдохнула она, прижимая к груди ладонь. – Вы что здесь устроили?       – Мы, между прочим, Оксаночка, к Хэллоуину готовимся, – неожиданно, кажется, вообще для всех выдал Полотенчик, мгновенно переключаясь и даже не обращая внимания на то, что Маша совершенно бесцеремонно схватила его за запястье и изъяла обратно свой череп. – Вот у тебя какой костюм будет?       Оксана озабоченно вздохнула:       – Ну Серёж, ну до Хэллоуина же ещё почти целый месяц. А в эти выходные у нас посвят, между прочим. Я вот ребят со второго курса привела, чтобы они рассказали, что нам надо подготовить.       Парни растерянно и слегка насмешливо пожали плечами:       – Эм-м, да ничего, собственно, не нужно… – сказал один из них. – Просто расслабьтесь и получайте удовольствие, пока мы вас в студенты посвящать будем.       Его друг на этих словах посмеялся не предвещавшим ничего доброго смехом приколиста.       – В субботу в холле десятого этажа. Мы там вам испытания подготовим.       – А что будет? К чему нам подготовиться? – не унималась Оксана. – Может, нам с ребятами какой-то номер подготовить?       – М-м… Можете подготовить, – пожал плечами второкурсник с видом, мол, вам это всё равно не поможет.       – Да ладно, – вклинился его друг. – Расслабьтесь, правда. Всё нормально будет. Мы как-то пережили – и вы переживёте. В этом году, кстати, Димка Позов с третьего курса собрался участвовать, так что за вас сразу вон какие профессионалы возьмутся. Нас он, между прочим, в том году не посвящал.       Антон почувствовал, как у него потеплело в груди настолько, что захотелось бегать и прыгать, выплёскивая радость. Но нужно было хранить чувства в секрете, поэтому он просто внутренне орал и сильнее сжимал лопатку, стараясь не улыбаться от уха до уха.       – Блин, точно, – в голосе второкурсника слышалась досада. – Если Позов участвует – это по-любому будет душнота на тему техники безопасности. Капец, зачем мы согласились его брать…       И они что-то обсуждали, и Оксана пыталась выяснить, как стоит одеться, а Полотенчик уточнял, что там по бухлишку, и, кажется, ему наигранно-серьёзным голосом отвечали, что вообще-то в общежитии строго запрещено распивать спиртные напитки. Маша, сложив для надёжности череп в пустую кастрюлю, каждые полминуты переспрашивала, можно ли не приходить на посвят, а Антон жарил оладушки и с нетерпеливой нежностью в сердце думал о том, что они с Димой пересекутся на посвящении в студенты. И ещё о том, что, может быть (наверное, нет, но всё-таки маленькая вероятность ведь есть), Дима вызвался участвовать в посвящении именно для того, чтобы провести ещё немного времени с Антоном.