୨𖥔˖Пять стадий принятия˖𖥔୧

...Всё внезапно затихло. Последнее, что я почувствовал — это как мои колени ударяются о холодный кафельный пол. Голова пошла кругом, и мир вокруг начал затягиваться в бесконечную воронку темноты. Ощущения исчезали одно за другим: холод под ногами, слабость в руках, даже собственное дыхание становилось всё менее ощутимым. Звуки будто погружались в глубокую воду — глухие и далекие. Всё погружалось в пустоту, в тишину, в полное бессилие. В этой темноте я не знал, сколько времени прошло. Было чувство, что я существую где-то между сном и реальностью, в каком-то непробудном кошмаре. Я не мог двигаться, не мог говорить, а даже если бы и мог, всё равно не знал, что сказать. В голове крутилось лишь эхо: "Слабак , слабак , слабак…" Но вдруг что-то прорезало эту тишину. Слабый, но до боли знакомый голос. Он говорил что-то, но что — я не мог расслышать. Голос приходил и уходил, слова были неразборчивы, будто находились за пеленой. Всё, что я мог почувствовать — это присутствие. Кто-то был рядом, но его образ казался таким же размытым и нереальным, как мои собственные мысли. Голос звучал снова, он был настойчивым, пытался до меня достучаться. И хотя я пытался ответить, моё тело было как будто парализовано. Постепенно сознание стало возвращаться. Я почувствовал боль в руках, но уже не острую, а постоянную, пульсирующую. Я не мог понять, откуда она. Потом пришло осознание — мои руки были перепачканы чем-то влажным, и это ощущение было не из приятных. Когда я открыл глаза, мир показался размытым и ярким. В комнате было много белого света, стерильный запах больницы заполнил нос. Взгляд был неустойчивым, но вскоре я различил знакомое лицо — Куромаку стоял рядом, его выражение было озабоченным и встревоженным. — Зонтик, — его голос был взволнованным, но стремящимся к спокойствию. — Ты очнулся! Как ты себя чувствуешь? Мои руки были забинтованы, и боль, хотя и не острая, всё ещё была ощутима. Мне казалось, что я только что был в своем доме, но как я оказался здесь? Я вспомнил о последнем приступе, о том, как я потерял сознание от боли и потери крови. — Что случилось? — мой голос был слабым и жалким. — Ты..., — запнулся Куромаку. — Когда я вернулся домой, я нашёл тебя на полу в ванной, без сознания. Я сразу вызвал скорую помощь. Тебя привезли в больницу. Слова Куромаку растворились в моей голове, но я ощущал их тяжесть. Я не мог поверить, что дошёл до такого состояния, что позволил себе оказаться здесь. Ужас и стыд переполнили меня, смешавшись с физической болью. Я смотрел на бинты, на своё израненное тело, и понимал, что это всё я сделал сам. Слёзы невольно появились на глазах. Я чувствовал себя беспомощным, предавшим самого себя. Куромаку сидел рядом, молчаливо поддерживая меня своим присутствием, но это не облегчало моё состояние. Я был сам себе врагом, и это чувство саморазрушения было самым тяжёлым. Пребывание в больнице стало для меня чем-то вроде изоляции от внешнего мира, но не от себя самого. В стерильных стенах, с постоянным звуком приборов, отслеживающих жизненные показатели, я остался наедине со своими мыслями. Куромаку приходил почти каждый день, но даже его присутствие не помогало затушить внутренний пожар ненависти к самому себе. Боль физическая была уже не такой острой. Врачи наложили крепкие повязки на мои руки, регулярно проверяли их и давали обезболивающие. Но никакие лекарства не могли заглушить ту боль, что раздирала меня изнутри. Каждое утро я просыпался, чувствуя тяжесть на груди, которая, казалось, становилась лишь больше с каждым новым днём. Сначала мне казалось, что в больнице станет легче, что, будучи под постоянным наблюдением, я смогу избежать новых срывов. Но тревога только нарастала. Кровать, на которой я лежал, казалась слишком тесной, воздух в палате был удушающим, а мысли — невыносимыми. Вокруг было слишком тихо, и эта тишина доводила до безумия. Врачи говорили, что мне нужно отдохнуть, восстановиться, но я не мог отдыхать. Я боялся, что, когда я выйду отсюда, всё повторится. Куромаку сжимал мою руку, когда мы разговаривали, уверял меня, что я не один. Но я не мог поверить ему. Я чувствовал, что его забота не могла изменить того факта, что внутри меня что-то было глубоко сломано. Несколько раз я видел психотерапевта, но разговоры с ним только усугубляли тревогу. Он задавал вопросы о моём состоянии, о том, что привело меня к самоповреждениям, а я отвечал шаблонно, не раскрываясь до конца. Как я мог объяснить кому-то то, что сам едва понимал? В больничной палате я наблюдал за тем, как часы медленно тянутся, как солнце меняется на луну за окном. Ночи были особенно тяжёлыми. Во мраке я чувствовал себя ещё более уязвимым, терзаясь воспоминаниями о том, что привело меня сюда. Образы насмешек, взгляды моих однокурсников, то, как я видел себя жалким и никчёмным, всё это крутилось в голове, превращая мои мысли в нескончаемый водоворот. Однажды ночью я не выдержал и сорвался в слёзы. В темноте, под одеялом, я тихо рыдал, пытаясь не разбудить соседей по палате. Слёзы стекали по щекам, я закусывал губы, чтобы не закричать от боли. Это было невыносимо. Я не мог понять, как дошёл до этого, как превратил свою жизнь в такой кошмар. Каждое утро начиналось одинаково: медсестры приносили таблетки, проверяли повязки на моих руках, а я лежал, погружённый в свои мысли. Иногда приходил Куромаку, принося с собой что-то вроде лёгкости, но даже его забота уже не могла стереть ощущение безысходности. Меня выписали из больницы в один из серых январских дней. На улице стоял пронизывающий ветер, под ногами скрипел свежий снег, а небо было затянуто тяжёлыми облаками. Я чувствовал себя пустым, как будто оставил часть себя в этих больничных стенах. Куромаку был рядом, когда меня выписывали, он забрал мои вещи, и мы вместе вышли на улицу. Он что-то говорил, но я не слушал. В голове звенела тишина. Пребывание в больнице не принесло облегчения. Раны на моих руках заживали, но внутри всё осталось по-прежнему разбитым. Казалось, что мир вокруг стал чужим, холодным и далёким. Мы молча шли к дому. Куромаку пытался поддержать разговор, но я отвечал односложно, глядя на тротуар под ногами. Снег, который падал с неба, казался таким же безжизненным, как и мои мысли. Дорога домой тянулась бесконечно долго, как будто каждое моё движение давалось с невероятным усилием. Когда мы добрались до квартиры, я почувствовал, как стены вновь начали давить на меня, хотя я только переступил порог. Всё было таким же, каким я оставил его, но теперь казалось, что этот мир — уже не мой. Куромаку положил мои вещи у входа и аккуратно спросил, не хочу ли я чем-то заняться. Я только покачал головой, прошёл в свою комнату и закрыл за собой дверь. Я сел на кровать, чувствуя, как тихий и тягучий страх заполняет грудь. Стены комнаты казались давящими, кровать слишком мягкой, а воздух в комнате — неподъёмно тяжёлым. Я снова был дома, но не чувствовал ни капли облегчения. Январь проходил незаметно. Иногда ко мне заходил Феликс. Он приходил без предупреждения, просто с пакетами, полными еды или какой-нибудь мелочёвки. Привносил в дом что-то живое, хотя бы ненадолго отвлекая меня от гнетущих мыслей. Он не задавал вопросов, не пытался выведать, что со мной происходит. Мы просто сидели, смотрели фильмы или болтали о чём-то совершенно отвлечённом, и это позволяло мне на мгновение забыть о том, что мир за стенами квартиры существует. Куромаку тоже старался проводить со мной больше времени. Его забота была не такой молчаливой, как у Феликса, но в этом и была её сила. Он часто оставался со мной по вечерам, готовил ужин, включал музыку или пытался найти мне новые книги для прочтения. Куромаку не давил, но я чувствовал, что он всегда был рядом. Иногда я ловил его взгляд — в нём было столько тревоги, что мне становилось неловко. Он переживал за меня, пытался помочь, и это немного облегчало мои собственные переживания, хотя внутренне я всё ещё не знал, как справиться с собой. На носу был второй семестр, и мысли о возвращении в колледж нависали надо мной, как тёмное облако. Я знал, что скоро снова придётся столкнуться с теми, кто не раз заставлял меня чувствовать себя ничтожеством. От одной мысли о том, что мне придётся войти в аудиторию и снова увидеть их лица, по телу пробегала дрожь. Каждый вечер, когда Куромаку или Феликса не было рядом, я оставался наедине с собой, с этой угнетающей тишиной. Время от времени она становилась слишком невыносимой, но я старался удерживать себя от срыва. Ощущение хрупкости моей психики оставалось, как тонкий лёд, готовый треснуть в любой момент. Наблюдая за тем, как время неумолимо движется к началу второго семестра, я всё чаще ловил себя на мысли, что внутренний голос, который шептал мне о том, что я недостоин ничего хорошего, стал ещё более настойчивым. В каждой мелочи, даже в том, как Куромаку заботился обо мне, я искал подтверждение своим страхам. "Наверняка, он делает это из жалости", — думал я. "Кто будет рядом с таким, как я?" В тот день, когда я наконец собрался и решился вернуться в колледж, меня охватила тревога. Я вышел из квартиры, и свежий воздух лишь немного помог мне успокоиться. Снег всё ещё укрывал землю, создавая иллюзию спокойствия, но в душе у меня было волнение. Я стоял у входа в колледж, раздумывая, стоит ли мне заходить внутрь. Снег мягко ложился на мои волосы и плечи, холодный воздух щекотал щёки, но внутри всё горело от волнения. Взгляд случайно упал на моих однокурсников — они смеялись, болтали, казалось, не замечая меня. Мир вокруг жил своей обычной жизнью, а я чувствовал себя чужим. Глубокий вдох не помог. Колени подкашивались, и я всё сильнее подумывал развернуться и уйти, когда вдруг услышал знакомый голос. — О, ты уже вернулся в колледж, как я вижу. Что-то тебя давненько не было, где пропадал, голубика? — услышал я, и от неожиданности инстинктивно отскочил, повернув голову в сторону голоса. Передо мной стоял Вару, привычно лениво разглядывая меня из-под своих зелёных очков. Его небрежные кудри касались плеч, а растёгнутая чёрная куртка едва защищала от зимнего холода. Вару, как всегда, выглядел расслабленно, но в его глазах мелькало нечто, чего я раньше не замечал — это было сочувствие? От мысли об этом стало ещё более неловко. — Вару… — я с трудом выдавил из себя. Как объяснить, где я был всё это время? Почему меня не было? Сказать, что лежал в больнице из-за самоповреждений? Я не мог найти слов. Он по-прежнему смотрел на меня, но теперь его взгляд стал серьёзнее. Видимо, Вару заметил моё замешательство. Он подошёл чуть ближе и добавил, на этот раз с тенью мягкости в голосе: — Слушай, не хочу лезть не в своё дело, но я тут подумал... если что-то не так — ты можешь сказать. Я теперь вроде как твой должник, так что.. — Его слова прозвучали неожиданно искренне, и я даже растерялся. Я смутился ещё больше и быстро отвёл взгляд в сторону. Всё внутри было слишком запутанным. Этот человек, который ещё недавно казался воплощением всего, что мне было страшно и враждебно, теперь стоял передо мной и говорил как друг. Или как кто-то, кто хотя бы не желает мне зла. — Да просто… — начал я, но голос предательски дрожал. — Ничего особенного, просто... личные дела. — Личные дела? Ну ладно, голубика, только смотри, не исчезай так надолго в следующий раз, — он фыркнул, но в его голосе не было того пренебрежения, что раньше. Скорее это звучало, как лёгкий упрёк. Я заставил себя кивнуть и почувствовал, как грудь сжимается от какой-то неясной смеси облегчения и тревоги. Вару действительно изменился. Или, может, он всегда был таким, а я просто не замечал? Моя голова была забита мыслями. Почему он помогает мне? Почему его поведение изменилось после того случая на озере? — Ладно, идём, а то опоздаем, — прервал мои мысли Вару, легко стукнув меня по плечу. Я едва успел среагировать и пошёл следом, не зная, что сказать. Внутри меня бушевали эмоции, но теперь к тревоге добавилось и нечто новое — смутная надежда, что, возможно, этот день не станет таким плохим, как я ожидал. Вместе мы вошли в здание колледжа, и, хотя сердце всё ещё колотилось, страх начал понемногу отступать. Пока мы шли по коридорам колледжа, я не мог выбросить из головы наш короткий разговор. В голове крутилось столько мыслей, что я едва замечал, как мы минуем другие аудитории и студентов. Но вдруг я задумался.. Стоп... как он меня назвал?! Голубика? Меня осенило, и я невольно замедлил шаг, переваривая это. Он ведь и раньше использовал странные прозвища, но "голубика"? Это прозвучало как-то... дружелюбно? И одновременно нелепо. Я даже не знал, стоит ли обижаться или смеяться. Вару, казалось, всегда был мастером таких мелких провокаций, но на этот раз это прозвище несло в себе что-то совершенно новое — без злобы или насмешки. "Почему голубика?" — думал я, хмурясь, но на губах появилась легкая улыбка, несмотря на всё смущение. С одной стороны, это был типичный Вару, с другой — нечто в этом простом слове ощущалось иначе, теплее. Может, он действительно так странно выражал свою симпатию? Хотя понятие "симпатии" всё ещё казалось мне маловероятным, особенно в его сторону. Или же он просто играл, дразнил, как всегда? Я оглянулся на Вару, который шёл чуть впереди, как ни в чём не бывало, даже не подозревая, какие мысли вызвал своим прозвищем. Я почувствовал, как нервное напряжение внутри немного отпускает, и вдруг то ли от смущения, то ли от неожиданного облегчения, во мне вспыхнуло странное ощущение — может, вернуться в колледж было не так уж и страшно. Продолжая шагать по коридору, я не переставал витать в своих мыслях. Вару шёл впереди, болтая о чём-то беззаботном. Я не особо вслушивался в его слова, больше увлёкшись мыслями о своём возвращении в колледж. Стены, которые ещё недавно казались холодными и чужими, теперь вызывали не только страх, но и странное чувство облегчения. Может, просто от того, что это место было знакомым, как бы тяжело тут ни было. Когда мы подошли к аудитории, я почувствовал, как всё тревожное снова начало подниматься внутри. Сердце забилось быстрее, и мне стало трудно дышать. Я уже представлял себе взгляды своих однокурсников, их насмешки и шёпот за спиной. Но когда я оглянулся на Вару, который так же спокойно вошёл в аудиторию, тревога слегка ослабла. Вару оглянулся на меня, словно зная, что я не решусь войти. Его взгляд был коротким, почти невзначай, но в нём было что-то ободряющее. — Ну что, заходи, голубика, — сказал он с полуулыбкой, хотя уже повернулся к своему месту. Я стоял в дверях, будто парализованный, но в этот момент произошло нечто странное. Никто из однокурсников не обратил на меня особого внимания. Никто не смотрел с презрением или усмешкой. Для них я был просто одним из студентов, что вернулся после долгого отсутствия. Это сильно отличалось от того, чего я ожидал. Никакого шёпота за спиной, ни единого взгляда, полуприкрытого презрением. Когда я сел на своё место, ощущение неловкости начало отпускать. Возможно, всё было не так страшно, как я себе представлял. Может, то, что произошло раньше, уже не имело значения для всех, кроме меня. Лекция началась, и я пытался сосредоточиться на преподавателе. Но мысли о Вару и о том, как легко он обращался со мной, не оставляли меня. Какое-то время я пытался понять: действительно ли это просто обычное дружелюбие, или за этим было что-то большее? На следующей перемене я вышел в коридор, стараясь держаться подальше от шума и суеты. Внутри ещё оставался некий дискомфорт, несмотря на то, что первая лекция прошла без происшествий. Я стоял у окна, рассматривая заснеженный двор колледжа, когда услышал до боли знакомый голос. — Зонтик! — весело окликнул меня Феликс. Я обернулся и увидел его, как всегда, с лёгкой улыбкой на лице и неизменным весёлым выражением. Он явно был рад меня видеть, и я тоже почувствовал какое-то тепло от этой встречи. Феликс всегда умел немного разрядить обстановку, и его компания дарила ощущение нормальности. — Ты наконец вернулся! — сказал он, подходя ко мне. — Я уж думал, что ты решил совсем бросить учёбу. — Да, вернулся, — кивнул я, чуть натянуто улыбнувшись. — Хотя думал об этом не раз, если честно. Феликс посмотрел на меня с лёгким укором. — Эй, ты справишься! Не переживай так сильно, — он похлопал меня по плечу, чуть нахмурившись. — Ты всё-таки сильнее, чем думаешь. Я вздохнул, пытаясь не показать, насколько слова Феликса задели меня. Он не мог знать, через что я прошёл, и как сильно я иногда сомневался в себе. Но его поддержка всё же была важна. — Слушай, может, после пар посидим где-нибудь? — предложил он. — Как в старые добрые времена. Поговорим, отвлечёмся. — Почему бы и нет? — ответил я, стараясь звучать бодро, хотя в глубине души чувствовал беспокойство. После того как я согласился на предложение Феликса, мы договорились встретиться после пар у выхода из колледжа. Весь остаток занятий я чувствовал странную смесь беспокойства и ожидания. С одной стороны, мне было приятно снова провести время с Феликсом, как раньше. С другой стороны, тревога внутри меня продолжала шептать, что всё идёт не так, как должно. Когда пары закончились, я вышел из аудитории и, минуя шумные коридоры, направился к выходу. Феликс уже ждал меня, подпирая стену. Увидев меня, он помахал рукой. — Ну что, готов? — спросил он с привычной улыбкой. Я кивнул и попытался улыбнуться в ответ, хотя чувствовал, что на душе становится всё тяжелее. Мы вышли из колледжа и направились к небольшому кафе, где обычно проводили время до всех этих событий. Снег тихо падал на тротуары, покрывая их белым ковром, и воздух был пронизан лёгким морозным холодом. В кафе было тепло и уютно, но внутри меня бушевала буря. Мы сели за привычный столик у окна. Феликс заказал кофе, а я — чай, хотя чувствовал, что мог бы выпить что-то посильнее, чтобы заглушить внутреннюю тревогу. — Ну, рассказывай, как ты? — спросил он, взглянув на меня. — Как первый день в колледже после твоего отсутствия? Я не сразу ответил, просто смотрел на чашку перед собой, не зная, с чего начать. — Вроде хорошо, но...тяжело, — наконец, выдавил я. — Всё ещё тяжело. Феликс наклонился ко мне, его взгляд был серьёзным. — Знаю. Я понимаю, что ты не любишь делиться, но, Зонтик, ты не должен это всё носить в себе. Мы же друзья. Я здесь для тебя. Эти слова вдруг ударили меня куда сильнее, чем я ожидал. Я смотрел на Феликса, чувствуя, как в груди поднимается что-то тяжёлое. Всё это время я был уверен, что справляюсь один, что никому нельзя довериться. А тут рядом был человек, который просто хотел помочь. — Я не знаю, как объяснить, — произнёс я. — Всегда есть чувство, будто что-то плохое вот-вот случиться... Феликс нахмурился, но ничего не сказал, давая мне возможность продолжить. — Вообще, знаешь... — слова застряли у меня в горле. — Хотя, не важно, забудь. Всё хорошо, просто мне ещё слегка тревожно. Эта тревожность потом наверняка уйдёт. Феликс не отводил от меня взгляда, его лицо было полным сочувствия. Он знал, что я не договариваю, но, к счастью, не стал давить. — Зонтик, тревога — это нормально, — мягко сказал он. — Ты многое пережил, и это не пройдёт само собой. Но если тебе когда-нибудь захочется поговорить, я всегда рядом. Даже если ты не хочешь говорить сейчас — просто помни об этом, ладно? Я кивнул, хотя внутри всё ещё ощущал ту же тяжесть. Тревога действительно не уходила, несмотря на все уверения Феликса. Она прочно засела во мне и цепко держала каждый мой шаг. Но его поддержка немного согревала в этот момент, хоть и ненадолго. Мы продолжали разговор на более лёгкие темы, но мысли всё время возвращались к тому, что я не решился сказать. Словно у меня не хватило смелости признаться, даже самому себе, что это чувство — страх, боль, одиночество — не просто временное. Оно стало частью меня, и, возможно, я так и не смогу от него избавиться. Когда мы выходили из кафе, Феликс обнял меня на прощание, и это неожиданное прикосновение почти заставило меня расплакаться. Я слишком привык к чувству, что с ним я в безопасности, хотя не знал, как долго смогу сохранять эту иллюзию. — Увидимся завтра? — спросил он, и в его голосе звучала надежда. — Да, конечно, — ответил я, улыбнувшись слабой, но искренней улыбкой. Когда я шёл домой, улицы уже начали темнеть. Снег продолжал падать, медленно кружась в свете уличных фонарей, создавая почти сказочную атмосферу. Я шагал вдоль тротуара, погружённый в свои мысли, как вдруг краем глаза заметил знакомую фигуру. Вару стоял у витрины какого-то магазина, прислонившись к стене, и казалось, что он о чём-то глубоко задумался. Увидев его, я замедлил шаги. Внутри всё смешалось: воспоминания о том, как я его спас, и чувство неловкости от нашей встречи в колледже. Мы не были близки, но после той сцены на озере между нами повисло нечто, что я не мог до конца понять. Возможно, это была благодарность, а возможно — что-то более сложное. Я уже собирался пройти мимо, когда Вару повернул голову и заметил меня. Его взгляд задержался на мне на мгновение, а потом он кивнул в знак приветствия. — О, привет, голубика, — его голос звучал немного усталым, но с тем же характерным оттенком насмешки. Мои ноги словно замерли на месте. Голубика… Опять это прозвище. Я не мог понять, что он хотел этим сказать, но не стал заострять внимание. — Привет, — ответил я, подходя чуть ближе, хотя и чувствовал лёгкое беспокойство. — Что ты здесь делаешь? Вару оглядел улицу и пожал плечами. — Да так, просто гуляю, пытаюсь отвлечься. Что-то у меня день не задался, — он вздохнул, как будто это признание далось ему с трудом. — У тебя? — я невольно поднял брови. — Ты всегда выглядишь таким уверенным, что неожиданно слышать. Он усмехнулся и поднял руку, чтобы поправить свои зелёные очки. — Уверенным? Неужели я создаю такое впечатление? — его голос звучал чуть иронично. — Иногда даже у меня бывают плохие дни, знаешь ли. Я не знал, что ответить. Этот Вару, который стоял передо мной сейчас, совсем не походил на того парня, которого я знал по колледжу. Мы молча стояли под падающим снегом, и это молчание было каким-то... странно комфортным. — Ты как, кстати? — внезапно спросил он, сверля меня взглядом. — Вижу, вернулся в колледж. Всё нормально? Этот вопрос застал меня врасплох. Вару никогда не казался мне человеком, который интересуется чужим состоянием. — Да, нормально, — ответил я, стараясь не выдать своего волнения. — Хотя... если честно, не совсем. Но я справляюсь. Вару снова усмехнулся, но в его взгляде было что-то мягче, чем обычно. — Ну что ж, молодец. Справляйся дальше, голубика. Он махнул рукой и пошёл прочь, оставив меня стоять в одиночестве. Я смотрел ему вслед, пытаясь понять, что это было. Этот разговор был странным, как будто Вару пытался сказать что-то большее, но не знал как. На душе было ещё больше вопросов, но и лёгкое ощущение того, что, возможно, не всё так плохо, как кажется. Я продолжил свой путь домой, оставив Вару позади, но мысли о нашем разговоре всё ещё витали в голове, пока я шагал по заснеженным улицам. Вечер окутывал город мягким полумраком, и снег, который медленно оседал на землю, отражал свет уличных фонарей, делая всё вокруг сияющим и каким-то нереальным. Морозный воздух щипал кожу, но в то же время свежесть зимы обволакивала меня, придавая каждому шагу ощущение умиротворения. Дома и деревья были покрыты пушистым слоем снега, будто одетые в мягкие, белоснежные одеяла. Тишина зимнего города была особенной: в ней не было привычного шума машин и толп людей. Казалось, что весь мир вокруг замер в ожидании чего-то. Каждый шаг сопровождался тихим скрипом снега под ногами, и этот звук был едва ли не единственным в ночном городе. Зима всегда вызывала во мне смешанные чувства. С одной стороны, эта пора года казалась мне спокойной и почти волшебной. Я всегда любил, как снежные сугробы поглощают звуки и всё вокруг погружается в тишину. Но с другой стороны, в зиме было что-то подавляющее. Холод и тьма, которые приходят с ранними вечерами, иногда заставляли меня чувствовать себя маленьким и потерянным среди этого бескрайнего белого мира. Сегодня, однако, зима не казалась мне такой угрожающей. Снег тихо кружился вокруг, создавая иллюзию чего-то светлого и чистого, словно этот мягкий морозный вечер мог смыть всю тяжесть, что накопилась внутри. Я поднял голову, чтобы взглянуть на небо: оно было глубокого синего оттенка, и сквозь пушистые облака иногда мелькали звёзды. Лёгкий ветерок пробегал по улице, заставляя снежинки танцевать в воздухе, и каждый вздох морозного воздуха казался особенным. В какой-то момент я замедлил шаги, почти останавливаясь, чтобы осмотреться. Вокруг меня тянулись длинные аллеи, утопающие в белизне, и чёрные силуэты деревьев, ветви которых были покрыты инеем. Окна домов светились тёплым жёлтым светом, и мне представлялось, как внутри этих уютных квартир семьи собираются за столом, дети играют, а кто-то, возможно, пьёт горячий шоколад у камина. Это был тот редкий момент, когда зима показалась мне не холодной и одинокой, а согревающей и наполненной тихим волшебством. Я шёл дальше, чувствуя, как мои пальцы подрагивают от холода, хотя внутри было всё ещё тепло от недавнего разговора с Вару и предстоящей встречи с Феликсом. Несмотря на все тяготы, которые я переживал, в этот вечер была какая-то тёплая искра. Может быть, она исходила от окружавшей меня зимней красоты, а может, оттого, что впервые за долгое время я почувствовал себя немного живым в этом застылом мире. Почти добравшись до дома, я остановился у одного из домов, где из окна виднелся разноцветный свет гирлянд. Я представил, как внутри кто-то проводит своё время с семьёй, слушая рождественские песни. Эта картина внезапно вызвала во мне странное чувство — не грусть, а скорее тоску по чему-то, что я, казалось бы, утратил, но что всё ещё оставалось где-то в глубине моего сердца. Я стоял, глядя на этот дом, не понимая, почему простое видение уюта вызвало во мне столько эмоций. Всё было так спокойно вокруг, но внутри меня снова начала подниматься волна тревоги, как будто напоминание, что мне нет места среди этого мира тепла и уюта. Я сделал глубокий вдох и продолжил свой путь. Мой дом был уже неподалёку, и я старался сосредоточиться на том, что мне нужно сделать, когда я вернусь — но все мысли были пустыми, как белые улицы вокруг. Я просто шагал вперёд, почти механически. Когда я наконец подошёл к своему дому, снег всё ещё мягко падал на плечи и шапку. Я остановился у двери, на мгновение задержав руку на холодной ручке. Казалось, что возвращение домой в этот момент было чем-то гораздо более значимым, чем обычный вход в квартиру. Я глубоко вздохнул, затем открыл дверь и зашёл внутрь. Тепло квартиры резко контрастировало с холодом снаружи. Куромаку, вероятно, был где-то в другой комнате, потому что я услышал тихие шаги. Я бросил свой шарф и куртку на вешалку, отряхивая с них снег. — Ты уже вернулся? — послышался голос Куромаку из гостиной. Я прошёл туда, всё ещё ощущая, как руки немного дрожат от холода, хотя, скорее всего, причина была не только в морозе. Куромаку взглянул на меня, слегка прищурившись. — Ты выглядишь так, будто провёл целый день на морозе. Всё в порядке? Я кивнул, чувствуя усталость и какое-то странное внутреннее напряжение, которое накопилось за день. — Всё нормально, — сказал я, садясь на диван. — Просто немного устал. Куромаку не стал настаивать, но я чувствовал, что его взгляд следил за мной с легкой тревогой. Мы провели вечер в тишине — я пытался расслабиться, но мысли всё ещё крутились вокруг сегодняшних встреч: с Вару, с Феликсом… Я не мог избавиться от ощущения, что что-то важное только начинается, но что именно — я не знал. Когда ночь опустилась окончательно, я ушёл в свою комнату, погрузившись в мягкие тени. Тепло квартиры и окружающая тишина должны были успокоить меня, но вместо этого я чувствовал только нарастающую усталость и беспокойство. Я лёг в кровать, глядя в потолок. За окном всё ещё шёл снег, и его мягкий шорох стал моим последним воспоминанием перед тем, как сон забрал меня в свои объятия. Когда я проснулся на следующее утро, чувствовал себя немного лучше. В теле всё ещё оставалась слабость, но тревога отступила, словно слегка растворилась во сне. Мысли о вчерашнем дне не были такими тяжёлыми, как обычно. Я долго лежал, смотря в потолок, и впервые за долгое время почувствовал лёгкость. Не полное облегчение, но хотя бы не такой груз, как раньше. Когда я наконец встал, Куромаку уже был на кухне, готовя завтрак. Запах чего-то тёплого и приятного наполнил комнату, и я, натянув тёплую кофту, направился к нему. — Доброе утро, — сказал я, садясь за стол. — Утро, — отозвался он, ставя передо мной чашку чая. — Как спал? — Немного лучше, — признался я, чувствуя, что слова наконец стали легче даваться. — Всё ещё не идеально, но сегодня... легче. Куромаку взглянул на меня с лёгкой улыбкой, но его глаза всё ещё выражали заботу. Я мог видеть, что он не переставал беспокоиться, но это не напрягало. В какой-то момент мне даже стало тепло от мысли, что кто-то так внимательно следит за мной. После завтрака я начал собираться в колледж. Несмотря на оставшуюся в голове тревогу, внутри что-то подсказывало, что день может быть неплохим. Пока я шёл по заснеженным улицам, я обратил внимание на то, насколько тихо и спокойно было вокруг. Солнце едва пробивалось через облака, но его холодный свет отражался от снега, придавая всему пейзажу кристальный блеск. Морозный воздух бодрил, а каждое дыхание ощущалось свежим и очищающим. Зима всегда казалась мне мрачной и холодной, как отражение того, что творилось внутри меня, но сегодня в этой белоснежной тишине было что-то умиротворяющее, как будто сама природа пыталась меня успокоить. Когда я подошёл к колледжу, осознал, что впервые за долгое время не испытывал острого страха. Когда я вошёл в колледж, атмосфера вокруг меня была живой и энергичной. Студенты собирались в группах, обсуждая что-то с азартом и смехом. Я чувствовал, как легкость внутри меня продолжает нарастать, и даже волнение, которое раньше сжимало сердце, стало менее заметным. По коридорам я направился к своей аудитории. На встречу мне попался знакомый лицом однокурсник, который просто кивнул, и в его взгляде не было ни осуждения, ни злобы. Это как будто дало мне понять, что, возможно, всё не так уж плохо. В воздухе витала лёгкая радость, и я почувствовал себя частью этой толпы. Когда я сел за парту и начал готовиться к занятиям, мысли о том, как я буду справляться с учебой, начали угасать. Я сосредоточился на учебниках и записях, и в какой-то момент просто наслаждался процессом. Чувство, что я на правильном пути, наконец начало постепенно заполнять моё сознание. Время пролетело быстро, и вскоре прозвенел звонок на перемену. Я вышел в коридор, и тут вдруг услышал знакомый голос: — Эй, Зонтик! Я обернулся и увидел Феликса, который приближался ко мне с широкой улыбкой. — Привет! Как день? — спросил он, радостно подмигивая. — Не так уж плохо, — ответил я с искренней улыбкой. — Даже хорошо. — Здорово! Рад, что сегодня у тебя хорошее настроение. — его глаза светились энтузиазмом. — Встретимся после пар? — Конечно! Буду ждать тебя у выхода. После занятий я и Феликс решили прогуляться по снежному парку рядом с колледжем. Холодный воздух приятно щипал лицо, а легкий снегопад создавал атмосферу сказки. Мы шли рядом, разговаривая о пустяках. Феликс делился историями о своих планах на зимние каникулы, а я старался вовлечься в разговор, забывая о своих тревогах. Вокруг нас мир казался таким мирным, а белоснежные деревья создавали уютный фон для нашей беседы. — Знаешь, — начал Феликс, остановившись и глядя на заснеженные скамейки, — иногда просто стоит отвлечься и насладиться моментом. Не всегда нужно воспринимать всё серьёзно. Вот, как сейчас. Его слова заставили меня задуматься. Я действительно слишком много времени проводил, погружаясь в свои проблемы, не позволяя себе просто быть. Я улыбнулся, почувствовав, как что-то внутри меня начало меняться. — Ты прав, — согласился я. — Надо иногда просто наслаждаться моментом. Мы продолжили гулять, и вскоре нашли скамейку, где присели, наблюдая за игривыми детьми, которые лепили снеговиков и бросались снежками. В такие моменты я вдруг ощущал, что в жизни есть место радости, несмотря на всё, что происходило раньше. — Ты знаешь, — сказал я, глядя на Феликса, — мне действительно помогает, когда ты рядом. Это как будто кто-то разгоняет тучи в моей голове. Он улыбнулся, и я увидел в его глазах поддержку. — Я всегда рядом, Зонтик. Главное — не забывай, что ты не один, — сказал он уверенно. Слова Феликса согрели меня, и я почувствовал, что, возможно, смогу начать восстанавливаться. Мы провели время, смеясь и обсуждая мелочи, и это было именно то, что мне было нужно. Внутри меня, наконец, засияло тепло, и тревога стала менее заметной. После прогулки с Феликсом я вернулся домой с ощущением лёгкости, которую не испытывал уже давно. На душе стало немного спокойнее, и даже тревожные мысли, которые раньше не давали мне покоя, отступили на задний план. Казалось, что мир немного развернулся ко мне лицом. Куромаку, как обычно, встретил меня дома, сидя на диване и листая журнал. Он посмотрел на меня и спросил: — Как прошёл день? Я улыбнулся, ощущая, что сегодня действительно есть что рассказать. — Неплохо, — ответил я, снимая пальто и вешая его на крючок. — Мы с Феликсом гуляли в парке. Это было приятно. Немного отвлёкся от всего. Куромаку удовлетворённо кивнул, видимо, заметив моё чуть более спокойное состояние. Он, как всегда, не давил и не задавал лишних вопросов, просто позволил мне быть в своём темпе. На ужин я почувствовал себя гораздо более расслабленным, чем за последние дни. Мы разговаривали с Куромаку о повседневных вещах — обсуждали планы на конец недели и какие-то мелочи. Я понимал, что это маленькие шаги, но они приводили меня к тому, что всё может быть лучше, чем я думал. Когда я лёг спать, беспокойные мысли снова начали возвращаться, но их сила была уже не такой, как раньше. Я напомнил себе о сегодняшнем вечере и о том, что не всегда всё должно быть мрачно. Возможно, я смогу найти путь к чему-то большему — и к принятию себя. На следующее утро я проснулся не таким уставшим, как обычно. Тревога ещё была, но её стало меньше, и это уже казалось победой. Так проходили дни, и я всё больше замечал, что жизнь начала обретать какую-то структуру, что-то вроде ритма, который казался мне одновременно новым и знакомым. Проблески света среди тёмных облаков тревоги стали более заметными. Были, конечно, моменты, когда внутренний голос всё ещё пытался затянуть меня обратно в омут тревог, но такие дни становились всё реже и проходили легче. Порой казалось, что я стою на краю, но теперь этот край уже не пугал так, как раньше. Однажды вечером, когда всё было на удивление тихо, Куромаку предложил мне завести личный дневник. Я не сразу согласился. Мысли о том, чтобы записывать свои переживания, казались мне странными и даже пугающими. Но его слова зацепили меня: "Попробуй, это может помочь тебе разобраться в мыслях". Когда он протянул мне тетрадь, я долго разглядывал её, чувствуя лёгкий страх перед чистыми страницами. Но в конце концов я решился. Теперь каждый вечер, сидя за своим столом, я пишу. Это стало для меня некой формой внутреннего очищения. Когда слова появляются на бумаге, они перестают давить на меня изнутри. Иногда я просто записываю события прошедшего дня, иногда стараюсь сформулировать свои мысли, которые постоянно роятся в голове, а порой описываю свои чувства, даже если не понимаю их до конца. Этот дневник стал тихим, но надёжным местом, где я могу быть честным с собой. Последние дни, удивительно, но прошли спокойно. Конечно, иногда тревога всё ещё просачивается, словно неожиданно выскакивающая из-за угла. Она часто возникает в моменты, когда всё идёт слишком гладко. Я начал замечать, что когда что-то хорошо, моя тревога говорит: "Это ненадолго. Жди беды". Но теперь я больше не поддаюсь этому чувству так, как раньше. Я научился жить с этим, не давая тревоге управлять моей жизнью. Январь в этом году особенно красив. Каждый день я замечаю, как мягкий снег укрывает всё вокруг, словно заботливо прячет все грубые линии города. Снег делает всё более тихим, создавая иллюзию спокойствия. Когда я выхожу на улицу, воздух пропитан чистотой, холодом и кристальной свежестью. Морозное утро особенно приятно — когда прохладный воздух бьёт в лицо, это словно пробуждает меня к жизни. Я чувствую, как внутри становится легче, будто все проблемы могут раствориться, как этот снег под ногами. Иногда я просто стою посреди улицы и вдыхаю морозный воздух, чувствуя, как он проникает в лёгкие, очищая мысли. Но, несмотря на всё это, в глубине души остаётся лёгкая тень сожаления. Новый год я провёл в больнице, и этот факт всё ещё иногда тянет меня назад. Я упустил момент, когда весь мир праздновал начало чего-то нового. Внутри меня всё ещё живёт это чувство — потерянного времени, упущенного шанса. Мне грустно об этом, но я понимаю, что ничего не могу изменить. "Что было, то было", — повторяю я себе. Раны на моих руках уже зажили, хотя остались шрамы. Эти шрамы напоминают о том, что произошло, о той боли, через которую я прошёл. Я часто смотрю на них, иногда даже касаюсь, как будто пытаюсь убедиться, что они реальны. Но теперь я начинаю видеть в них не просто следы прошлого, а знак того, что я выжил. Эти шрамы — это не просто раны, это следы борьбы. Они напоминают мне, что несмотря ни на что, я всё ещё здесь. Я продолжаю идти вперёд, пусть и не всегда уверенно, но я иду. С каждым днём я замечал, как моё окружение постепенно меняется. Я стал чаще проводить время с Феликсом, который, как всегда, находил, чем меня развеселить, или просто был рядом, когда мне это было нужно. Мы разговаривали, иногда о самых обычных вещах, иногда о чём-то более личном, но всегда эти разговоры казались мне важными. Куромаку тоже стал для меня тем человеком, с кем я мог обсудить не только свои тревоги, но и просто обменяться мыслями о том, что происходит вокруг. Я начал видеть в нём не просто заботливого друга, но кого-то, кто всегда готов выслушать и поддержать. Однако самой странной переменой были мои частые встречи с Вару. Это происходило так неожиданно, что я сначала даже не знал, как к этому относиться. Каждый раз, возвращаясь домой, я всё чаще сталкивался с ним на улице. Сначала это были случайные мимолётные встречи — короткие взгляды и едва заметные кивки в знак приветствия. Потом мы начали перекидываться парой слов, и это начало наполнять наши встречи странной новизной. Мы никогда не договаривались об этом, и, несмотря на все наши различия в прошлом, эти моменты казались естественными. Для меня это было странно и непривычно. Раньше я ежедневно мечтал, чтобы Вару пропустил хотя бы один день в колледже, чтобы не видеть его на занятиях. Я ловил себя на мыслях о том, как было бы спокойно без его колких комментариев и тяжёлого взгляда, который будто прожигал меня насквозь. Но теперь что-то изменилось. Когда я замечал его по дороге, у меня не было желания спрятаться или повернуть в другую сторону. Внутри возникало лёгкое ощущение любопытства, которое постепенно вытесняло прежнюю тревогу. Я начал задаваться вопросом: кто же он на самом деле? Ведь несмотря на все наши столкновения, я осознавал, что на самом деле ничего не знаю об этом человеке. Возможно, всё, что я знал о Вару, было лишь поверхностными наблюдениями или предвзятостью, которую я накопил за те долгие месяцы. А может быть, он сам старался спрятать свою настоящую сущность за маской холодности и резкости. Особенно я начал задумываться после того, как он сказал, что чувствует себя передо мной в "должке". Эти слова всё ещё звучали у меня в голове, как эхо, и я не мог понять, что он имел в виду. Неужели все его изменения в отношении ко мне были просто попыткой "расплатиться" за какой-то мнимый долг? Или же за этим стояло нечто большее? Может быть, ему действительно важно, как я себя чувствую, и он изменил своё поведение не из-за того случая на льду, а потому что увидел во мне нечто другое, что раньше не замечал? Мне было сложно разобраться в этих мыслях. Каждый раз, когда мы случайно встречались на улице, я пытался уловить в его взгляде что-то, что дало бы мне ответ. Но его глаза оставались закрытыми книгами, в которых я не мог прочитать ни строчки. Однако, было что-то в этих встречах, что оставляло чувство спокойствия. Я начал понимать, что несмотря на всё, что произошло между нами раньше, сейчас, возможно, между нами есть что-то похожее на взаимопонимание — пусть даже тихое, не высказанное вслух. Вару больше не был тем пугающим человеком, которого я старался избегать любой ценой. Теперь он казался мне неразгаданной загадкой, которую мне хотелось понять. И хотя у меня не было уверенности в том, что мы когда-либо сможем стать друзьями, меня всё больше интересовало, кто он на самом деле и что стоит за его внезапной переменой в отношении ко мне. Интересно, встречу ли я его сегодня? Я аккуратно отложил ручку в сторону, закрывая дневник с мягким шелестом страниц. Едва заметный запах бумаги всё ещё витал в воздухе, напоминая о только что написанных мыслях. За окном была тихая снежная суббота, и план на день у меня уже был — купить новых книг. Все предыдущие я давно дочитал, и теперь библиотека на полке выглядела как-то пустовато. Оставив дневник в ящике стола, я медленно встал и начал одеваться. С улицы пробивался лёгкий холодок, так что я сразу выбрал свой любимый свитер — мягкий, уютный и тёплый, словно облако обволакивает плечи. Затем натянул носки с рисунком чашки чая, подаренные Феликсом. Каждый раз, когда я их надевал, невольно улыбался, вспоминая, как он вручил мне этот подарок. Слегка помятые, но такие уютные, они всегда поднимали мне настроение. Тёплые штаны, которые я выбрал для прогулки, были не самой комфортной одеждой — иногда они казались слишком тесными, особенно в талии. Но мысль о том, что я могу заболеть, если надену что-то легче, перевешивала любые неудобства. Преодолев это маленькое недовольство, я направился в коридор, чтобы закончить сборы. На полу стояли мои зимние ботинки — они уже были слегка покрыты белой солью и мелкими следами от прежних прогулок, но всё ещё тёплые и надёжные. Я обулся, застегнул молнию на своей тёплой куртке и накинул шарф — любимый аксессуар, который всегда согревал меня и делал весь образ каким-то уютным. Он был подарком от Куромаку, и когда я завязывал его вокруг шеи, мне всегда становилось теплее не только телу, но и душе. Подойдя к зеркалу в коридоре, я посмотрел на себя. Моё отражение выглядело свежим и бодрым, несмотря на недавние тяжёлые времена. Голубые волосы слегка растрепались после сна, но я быстро их пригладил, поправляя так, чтобы они выглядели аккуратнее. Они блестели в свете лампы, играя мягкими оттенками, будто отражая свет зимнего неба. Мои голубые глаза выглядели спокойнее, чем раньше, хотя в их глубине всё ещё можно было уловить тени недавних переживаний. Но сегодня взгляд был полон решимости и внутреннего тепла, как будто с каждым днём во мне пробуждалось всё больше жизни. Я поправил волосы ещё раз, уверяясь, что всё на своём месте, и взял в руки свои зимние наушники. Они были мягкими и пушистыми, защищали мои уши от холода, и я любил их за то, что они всегда делали мои зимние прогулки приятнее. Надев наушники, я вздохнул, ощущая, как уютно они облегают голову, и улыбнулся своему отражению в последний раз перед выходом. Выйдя за дверь, я ощутил морозный воздух, который сразу проник в лёгкие. Снег тихо кружил в воздухе, оседая на землю пушистыми хлопьями. Каждый шаг оставлял за собой хрустящий след, а вокруг царила белоснежная тишина. Дома вдоль улицы, покрытые лёгким снежным слоем, казались погружёнными в сладкую зимнюю дремоту. Я сделал первый шаг по тропинке, чувствуя, как холод мягко покалывает лицо, и с каким-то особым теплом внутри направился в сторону книжного магазина. Снег продолжал падать, крупными и пушистыми хлопьями, которые кружили вокруг, как будто танцевали в тишине этого зимнего утра. Под ногами мягко хрустел свежий снег, каждый шаг отдавался тихим, но приятным звуком. Казалось, что весь мир покрылся белоснежным одеялом — улицы, деревья, крыши домов — всё было словно укутано в покой. Шёл я медленно, наслаждаясь тем, как морозный воздух обжигает лёгкие, а каждый вдох наполняет голову кристальной ясностью. Снег был настолько чистым и светлым, что на мгновение показалось, будто я попал в другой мир — спокойный, гармоничный и такой далёкий от тех тревог, что преследовали меня совсем недавно. Всё вокруг казалось замедленным, как в фильме на замедленной съёмке, когда каждая деталь приобретает особую важность. Я посмотрел вверх — небо было ярко-голубым, ясным, с редкими облаками, словно рассыпанные краски художника, и этот свет будто бы усиливал все оттенки вокруг. Снежинки плавно опускались с небес, как нежные перья, и падали на мою куртку, где моментально таяли, оставляя лишь маленькие капли. На тротуаре лежали высокие сугробы, к которым можно было прикоснуться рукой и почувствовать их прохладную мягкость. Я сделал пару шагов в сторону, чтобы ощутить этот снег под пальцами — он был пушистым, словно мягкая вата, но холодным и освежающим. Проходя мимо небольшого парка, я остановился, чтобы полюбоваться деревьями. Их голые ветви были покрыты тонким слоем инея, блестящим в свете утреннего солнца, и казались хрупкими, как из стекла. Каждая веточка была окутана морозной пеленой, будто кто-то постарался украсить этот парк к празднику. Вдалеке виднелись редкие прохожие — кто-то спешил по своим делам, а кто-то, как и я, просто наслаждался этим зимним утром. Я не торопился. Всё вокруг дышало спокойствием, и в этом покое было что-то успокаивающее. В сердце стало тепло от того, что даже в самые холодные дни мир вокруг может быть таким красивым и умиротворённым. С каждым шагом я чувствовал, как мои мысли становятся яснее. Тревоги последних месяцев, как будто растворялись в этом безмолвии зимы, и я мог просто наслаждаться моментом. Мои шаги привели меня к небольшому книжному магазину на углу улицы. Я остановился перед его витриной. Изнутри доносился мягкий свет, а на окне лежал тонкий слой снега. Я открыл дверь, и сразу ощутил, как волна тёплого воздуха сменила холод улицы. Тихий звон колокольчика над дверью дал знать о моём приходе, и я шагнул внутрь, чувствуя, как мороз остаётся за спиной. В магазине было тихо, только шёпот страниц и мягкий скрип половиц нарушали эту тишину. Книги аккуратно стояли на полках, словно ожидая, когда их возьмут в руки. Я сразу направился к полке с новинками, хотя на самом деле уже знал, что хочу купить. В тёплом свете ламп всё выглядело мягким и тёплым, почти как раньше, когда я любил часами бродить по книжным магазинам, погружаясь в миры фантазий. Я медленно проходил между полок, внимательно разглядывая названия книг. Каждая обложка казалась уникальной, манящей своим стилем и атмосферой. Некоторые названия словно цепляли за что-то внутри, побуждая взять книгу в руки и разглядеть поближе, прочесть первые строки, окунуться в мир, созданный автором. В воздухе витал приятный аромат свежей бумаги, перемешанный с лёгкими нотками дерева от старых полок, и это только усиливало атмосферу спокойствия. Я услышал тихий звон колокольчика над дверью — кто-то вошёл в магазин. Мой взгляд автоматически переместился к входу, и я инстинктивно повернулся, чтобы посмотреть, кто это. Мгновение спустя я замер — передо мной стоял Вару. Это было неожиданно. Ещё перед выходом я мельком задумался, встречу ли его сегодня, и вот он здесь, прямо передо мной. Какое странное совпадение. Вару, казалось, тоже заметил меня, и его губы тронула лёгкая, слегка лукавая улыбка. Он выглядел непринуждённо, как будто ничего удивительного в нашей встрече и не было. Я же, наоборот, на мгновение растерялся. Мысли о том, что я ничего не знаю о нём, снова заполнили голову. Ведь я никогда бы не подумал, что ему могут нравиться книги. Возможно, это было поводом пересмотреть свои прежние суждения о людях и их увлечениях. — Привет, голубика! — произнёс он с характерным для себя шутливым тоном. Этот прозвище… снова он с этой «голубикой». Вару произнёс это настолько естественно, что я невольно усмехнулся. Его голос прозвучал неожиданно мягко, несмотря на типичную подколку. А ещё было что-то странное и непривычное в том, что он здесь — в таком тихом месте, полном книжной магии. Может быть, я действительно слишком быстро делаю выводы о людях? — Привет, Вару, — ответил я, пытаясь скрыть своё удивление. Он подошёл ближе, осматривая полки с некоторым интересом. Одежда Вару была проста — толстовка тёмного цвета и тёплая куртка, как у обычного студента, и не было заметно ничего, что выдавало бы в нём любителя литературы. Но его спокойный взгляд, изучающий книги на полках, говорил обратное. Я невольно начал задаваться вопросом, чем он увлекается, что ему интересно. Никогда бы не подумал, что однажды окажусь с ним в одном книжном магазине, как два совершенно разных человека, оказавшихся в одном месте по случайности. — Не ожидал тебя здесь увидеть, — произнёс я, следя за его действиями. — А я тебя, — с усмешкой ответил он, не отрывая взгляда от ближайшей полки. — Не думал, что голубикам нравятся книги. Вару не стал развивать разговор, но его лёгкая насмешка не звучала в этот раз обидно, скорее просто поддразнивала меня, как обычно. Я больше не ощущал ту напряжённость, которая раньше возникала каждый раз, когда мы сталкивались. Наоборот, было что-то почти успокаивающее в том, как легко он вписывался в это зимнее, тихое утро среди книг. — А ты что ищешь? — неожиданно спросил он, остановив взгляд на одной из книг. — Да так, хотел купить что-то новое. Недавно закончил читать последнюю книгу, — ответил я, чувствуя, что разговор становится каким-то… нормальным. Вару коротко кивнул, продолжая рассматривать книги. Я вдруг понял, что, возможно, ошибался в своих представлениях о нём. Может быть, за его острым языком и вечными подколками скрывается кто-то, кого я просто не знал. Мы оба были в тишине, погружённые в свои мысли, среди этих книг, но эта тишина больше не казалась неловкой. — Слушай… — начал Вара, с лёгкой улыбкой на лице. — На самом деле я просто проходил мимо и заметил тебя внутри, вот и зашёл. Твои голубые волосы даже за километр увидеть можно. Я невольно усмехнулся. Эта шутка не прозвучала язвительно — скорее, как некое признание в том, что он наблюдал за мной со стороны. Его голос был расслабленным, и в его тоне было что-то почти дружеское, что заставило меня почувствовать себя чуть более открыто. Я взглянул на Вару, пытаясь понять, о чём он думает на самом деле. Он стоял, слегка поодаль, всё так же разглядывая полки, как будто разговор для него был чем-то второстепенным. — Значит, всё дело в волосах? — спросил я, решив подыграть его тону. — Что ж, приятно знать, что хотя бы по ним меня можно заметить. Он хмыкнул, но не ответил сразу. Было заметно, что ему интересно, и его взгляд снова скользнул по мне, как будто оценивая, стоит ли продолжать шутить или говорить что-то серьёзное. Однако атмосфера в магазине была такой спокойной, что и я, и он, кажется, предпочли этот нейтральный разговор, не вникая в глубины возможных конфликтов. — Твои волосы... — начал Вару, будто продолжая развивать мысль. — Они тебе действительно идут. Как снег на улице — холодные, но с какой-то теплотой. Парадоксально, не находишь? Это было неожиданно. Вару, обычно колкий и саркастичный, сейчас вдруг говорил так, будто пытался выразить нечто большее, чем просто очередную поддразнивающую фразу. Я почувствовал, как в груди возникло странное чувство, будто что-то тёплое и приятное прокатилось внутри. Его слова застали меня врасплох, но в них не было подвоха, только искренний интерес. Я был не уверен, стоит ли что-то отвечать, или лучше оставить эту реплику без комментариев. — Не знал, что ты такой поэтичный, — с лёгкой усмешкой ответил я, не желая придавать слишком большое значение его словам, хотя внутри что-то изменилось. — А ты не думал, что вдруг я вообще популярный поэт, а? — Вара бросил на меня слегка лукавый взгляд, но его глаза были тёплыми, без прежней остроты. Мы оба замолчали на мгновение. Магазин был почти пуст, и время словно замедлилось. За окнами снежинки мягко падали на улицы, делая этот момент каким-то нереальным, словно вырезанным из другого времени. Внутри магазина тепло контрастировало с холодом снаружи, и эта атмосфера подчеркивала всю странность и необычность нашей встречи. — Знаешь, — снова заговорил Вару, подходя чуть ближе и глядя мне прямо в глаза. — Может, это покажется странным, но... Я понимаю, что раньше вёл себя с тобой, как придурок. Честно говоря... Хотя, забей. Просто, ну, мне жаль, что я был идиотом. Его слова удивили меня ещё больше. Это признание — пусть и не совсем извинение — звучало иначе, чем всё, что я слышал от него раньше. Я понял, что под всей его бронёй скрывается человек, которого я действительно никогда не знал. Вару смотрел на меня, ожидая реакции, а я пытался разобраться в том, что чувствую. — Я... да, наверное, спасибо? — сказал я после паузы. — Но знаешь, странно, что ты это признаёшь. Не ожидал от тебя такого откровения. Вару снова усмехнулся, но уже без прежней иронии. — Да, сам не ожидал, что это скажу, — ответил он. — Но, видимо, что-то изменилось. Может, просто устал от всех этих глупостей. Я посмотрел на него и неожиданно почувствовал, что наши отношения действительно меняются. Мы стояли в этом уютном книжном магазине, где казалось, что время застыло, и эта тишина между нами больше не казалась неловкой. Наоборот, в ней было что-то успокаивающее и настоящее. — Ну что ж, тогда, может, ты посоветуешь мне что-нибудь почитать? — спросил я, решив развеять эту серьёзную атмосферу. — О, я уже давно приметил одну книгу, — Вару с улыбкой посмотрел на ближайшую полку. — И уверен, она тебе точно понравится, хотя кто тебя, заучку, знает. Я усмехнулся в ответ, чувствуя, как остатки напряжения окончательно рассеиваются. Казалось, что зимнее утро за окном, с его нежными снежинками, подчеркивает эту неожиданную встречу, как будто сама зима решила устроить нам шанс взглянуть на друг друга иначе. Мы провели время вместе, погружённые в мир книг и уютного книжного магазина. Вару, который раньше казался таким недоступным и сложным, вдруг стал рядом, как будто вместе с ним исчезли все прежние барьеры. Я чувствовал, как напряжение уходит, уступая место любопытству и лёгкости. Мы медленно ходили по книжному магазину, разглядывая обложки книг, погружаясь в описания и обмениваясь взглядами. Каждый раз, когда Вару вытаскивал томик и открывал его, его глаза светились интересом. Я ловил себя на мысли, что нахожусь рядом с человеком, который может быть больше, чем просто его внешность и привычная ирония. Он читал отрывки, и его голос звучал так тепло и привлекательно, что я не мог отвести от него глаз. Временами мы останавливались, обсуждая книги, которые привлекали наше внимание. Вару с увлечением делился своими мыслями о сюжете и персонажах, и я замечал, как он увлекается, забывая о своей привычной сдержанности. В его рассказах звучало больше эмоций, чем я когда-либо ожидал. Мы смеялись, искали книги друг для друга, и в эти моменты мне казалось, что я вижу его настоящего, без масок и защитных барьеров. Когда мы, наконец, подошли к кассе с несколькими новыми книгами, я вдруг ощутил, что этот день стал важным для нас обоих. Мы провели время не как соперники, а как друзья, разделяющие мгновения. Я почувствовал, как уходит прежняя тревога, а вместо неё приходит чувство лёгкости и нового начала. Выходя из магазина, снег тихо падал с небес, создавая атмосферу спокойствия и уюта. Вару и я вышли на улицу, и воздух был свежим, но не таким холодным, как раньше. Это был особенный день — день, когда я увидел в нём не только однокурсника, но и человека, который тоже ищет своё место в мире. Внутри меня что-то ёкнуло. Это было знакомое чувство, которое я так долго старался спрятать за пеленой страха и сомнений. Оно всегда возвращалось в самые неожиданные моменты, напоминая о себе, как неугомонная тень, что жила где-то глубоко внутри. Но теперь оно ощущалось иначе — не болезненно и не тревожно, а как-то мягко, с едва ощутимой теплотой, которая разливалась по всему телу. Влюблённость. Это слово резало сознание, как лезвие, но теперь в нём не было былой остроты. Я чувствовал это к Вару, и даже признать это себе казалось тяжёлым шагом. Эти чувства не были новыми — они зародились ещё тогда, когда он был совсем другим, когда каждый наш контакт приносил боль и непонимание. Тогда я подавлял их, топил в себе, убеждая, что это просто ложная интерпретация моего уязвимого состояния, что это пройдет. И вот, когда всё начинает налаживаться, они вновь всплыли на поверхность, сильнее и яснее, чем когда-либо. Почему? Почему именно сейчас, когда он перестал быть тем Вару, который вызывал во мне лишь тревогу и страх? Может, потому что теперь, когда наши отношения начали меняться, я начал видеть его настоящего. Скрытого под слоями грубости и насмешек, того, кто на самом деле добрее, чем казался на первый взгляд. Того, кто, возможно, сам не ожидал изменений в себе. И вот это пробуждённое во мне чувство теперь давало понять, что Вару — не просто человек, с которым я когда-то сражался мысленно. Он стал для меня чем-то большим, чем просто знакомым, больше, чем просто другом. Но этот страх. Он по-прежнему жил во мне, цепляясь за все те старые, изношенные мысли о том, что быть таким — это неправильно. Он говорил мне, что если я откроюсь, если позволю этим чувствам жить на поверхности, всё снова станет болезненным. Меня засмеют, отвергнут, снова будут тыкать пальцем. Как будто мир вокруг готов был рухнуть, стоило мне лишь признать свои чувства открыто. Этот страх исходил не только от внешнего мира, но и от меня самого. Я боялся, что не смогу принять себя с этими чувствами, что они сделают меня уязвимым. Вару больше не задирал меня, не причинял боли — казалось бы, теперь не должно быть причин для тревоги. Но страх оставался. Страх, что он может изменить своё отношение, что дружба, которая начала формироваться, разрушится, если он узнает о том, что я чувствую к нему. И это было самое страшное — потерять ту хрупкую связь, которая начала только зарождаться. Я боялся, что мои чувства всё разрушат, что мне снова придётся спрятаться за маской безразличия. Но теперь я не был уверен, смогу ли это сделать, как раньше. Ведь каждый его взгляд, каждое прикосновение, каждая мимолётная улыбка вызывали во мне такую бурю эмоций, что мне становилось всё труднее притворяться, что ничего не происходит. Я стоял перед выбором: продолжать прятать эти чувства, рискуя потерять себя, или найти способ принять их, каким бы страшным ни казался этот путь. Мои мысли вихрем носились в голове, отрывая меня от реальности, и на мгновение я потерял ощущение времени. Я настолько погрузился в свои чувства, что всё вокруг казалось отдалённым и туманным. Однако резкий, но не лишённый добродушия голос Вару вернул меня в настоящее: — Эй, ты меня слушаешь? Приём, это планета Земля, Зонтик, ответьте! Я резко моргнул, возвращаясь к реальности, и встретился взглядом с Вару, который шёл рядом со мной, слегка наклонившись вперёд с одной бровью, вопросительно поднятой вверх. Его зелёные кудрявые волосы слегка развевались на ветру, и этот образ был настолько привычен, что мне вдруг стало как-то спокойно. Вару держал в руках книгу, которую, видимо, только что купил или взял, и, судя по его тону, он что-то обсуждал, но я пропустил этот момент, потерявшись в своих мыслях. Его голос, хоть и игривый, звучал с заботливой ноткой, словно он действительно беспокоился о том, что я так замкнулся. — Да, извини... — пробормотал я, стараясь вернуться в реальность. — Я что-то задумался. Вару слегка прищурился, словно изучая меня. В его взгляде не было ни капли осуждения или раздражения — только тихое понимание. Он явно что-то уловил, как будто знал, что моё состояние — это не просто усталость или временная рассеянность. Его проницательные глаза светились теплом, и это заставляло меня чувствовать себя одновременно уязвимым и, что странно, защищённым. — Похоже, ты не просто "задумался", — заметил он, идя рядом и сложив руки на груди, прижимая книгу. — Что-то серьёзное в голове? Или ты просто игнорируешь меня, пока я тут тебя развлекаю? Я усмехнулся. Словно для того чтобы скрыть неловкость, которая возникла во мне, я решил подыграть его шутливому тону: — Может, это потому что ты рассказываешь слишком много всего сразу. Мой мозг не выдерживает такой нагрузки. Вару тихо рассмеялся. Его смех был низким, почти вибрирующим, и почему-то этот звук вызвал у меня приятное ощущение тепла внутри. Он всегда смеялся как-то особенно — не громко, но искренне, и это делало его присутствие особенным. — Ладно, ладно, — он махнул рукой, словно сдаваясь. — Если что, я показывал тебе вот эту книгу, — он приподнял её, — но, похоже, ты настолько увлёкся своими мыслями, что даже не заметил. Я взглянул на книгу в его руках. Её обложка была тёмной, с выцветшими буквами названия, а сюжет выглядел загадочным и интригующим. Однако мои мысли ещё были где-то далеко, всё ещё возвращаясь к неизбежному пониманию того, что происходит внутри меня. Но Вару не был тем, кто давит или настаивает. Он снова усмехнулся, как будто понимая, что мои мысли где-то далеко, и просто решил дать мне пространство. Это был один из тех моментов, когда его присутствие внезапно перестало быть напряжённым или давящим. Раньше наши разговоры часто казались мне словно поединки, но теперь, когда мы шли рядом по тихой улице, всё было по-другому. Мы просто шли вместе, и это было нормально. — Знаешь, — начал я, пытаясь найти слова, чтобы разрядить внутреннее напряжение. — Ты был прав. Мои волосы привлекают внимание. Их невозможно не заметить, верно? — я усмехнулся, кивнув в сторону своих ярко-голубых волос, которые, как оказалось, становились причиной многих комментариев. Вару снова усмехнулся, его зелёные кудри слегка тряхнулись от движения. — О, смотри-ка, ты наконец-то признал это! — он перешёл на шутливый тон, подыгрывая мне. — Твои волосы — это вообще что-то. Вижу их — и сразу знаю, где ты. Я усмехнулся в ответ, и прежде чем успел остановить себя, слова сорвались с губ, словно давно ждали момента, чтобы прозвучать: — Знаешь, твои волосы... Они напоминают мне весну. Такие живые, будто природа сама их создала, чтобы привлечь внимание. Как только эти слова вырвались, я понял, насколько поэтично это прозвучало, и на мгновение замер, словно ожидал, что Вару воспримет это как шутку. Но он остановился и посмотрел на меня с прищуром, словно впервые слышал от меня что-то подобное. Его зелёные кудри мягко колыхались на ветру, и вдруг он улыбнулся, но не так, как обычно — не с привычной насмешкой, а с искренней теплотой. — Ого, Зонтик, это было... неожиданно, — ответил он, его голос был немного тише обычного, но в нём чувствовалась благодарность. — Я, конечно, знал, что мои волосы классные, но теперь, благодаря тебе, они звучат как настоящее произведение искусства. Я почувствовал, как моё сердце сжалось от волнения. В этот момент осознание того, что я сказал, обрушилось на меня с новой силой. Тепло подступило к щекам, и я отвёл взгляд, чувствуя, как моё лицо заливается краской. Весь мой контроль над эмоциями исчез, и смущение начало накрывать меня волной. — Ну... я просто сказал, что подумал... — пробормотал я, пытаясь вернуть себе хоть немного самообладания. Вару, видимо, заметил моё состояние и, мягко рассмеявшись, слегка коснулся меня локтем, словно пытаясь развеять неловкость: — Расслабься, я просто шучу. Эти лёгкие шутки помогли немного снять внутреннее напряжение, но я всё ещё чувствовал этот подспудный страх. Он никуда не исчезал, просто стал фоном, который я временно решил игнорировать. Но даже среди этого страха было что-то новое — ощущение, что, возможно, Вару не станет тем, кто отвергнет меня или посмеётся надо мной, если я когда-нибудь решу поделиться тем, что скрывается внутри. Мягкий свет фонарей освещал улицу, по которой мы шли. Вару продолжил рассматривать книгу, а я всё ещё пытался совладать с тем, что происходило у меня внутри. Но что-то изменилось: рядом с ним я начал ощущать не только страх, но и лёгкость, как будто его присутствие давало мне ту поддержку, которую я так долго боялся искать. Мы разговаривали с Вару и гуляли по городу очень долго, и, погружённые в бесконечные темы, даже не заметили, как на улице стемнело. Огни фонарей начали ярче светиться, создавая вокруг нас мягкое сияние. Я осознал, что время пролетело незаметно, и в голове пронеслась мысль о том, что Куромаку, вероятно, уже начинает переживать за меня. Это осознание внезапно вернуло меня к реальности. — Мне уже пора, — сказал я, с лёгкой грустью в голосе. Вару кивнул, и в его глазах читалось понимание. Мы обменялись короткими, но тёплыми взглядами, полными тех слов, которые так и остались невысказанными. Словно в этот момент мир вокруг нас замер, и всё, что имело значение, свелось к нам двоим. — Не убейся по дороге, Зонтик, — произнёс он с искренней заботой, хоть и в шуточной форме. Я ответил ему улыбкой и, хотя в душе было немного грустно, всё же шагнул в сторону своего дома. Дорога до него казалась короткой, но в голове всё ещё вертелись образы нашей прогулки — его смех, его взгляд, тот самый момент, когда он просто стоял рядом, и всё вокруг будто переставало существовать. С каждым шагом я вспоминал, как мы обсуждали всё — от зимних традиций до удивительных книжных историй. Этот день ощущался поистине странным, но в то же время невероятным. Он словно разбудил во мне чувства, которые я давно пытался подавить, но теперь они наполняли меня лёгкостью. Всё это казалось нереальным, как будто я оказался в каком-то сказочном мире, где всё было возможно. Я доехал до дома, и, входя внутрь, почувствовал тепло и уют. Но мысли о Вару не покидали меня. Каждый момент, проведённый с ним, оставлял след в сердце, и я понимал, что этот странный, но восхитительный день стал началом чего-то нового. На пороге дома меня встретил Куромаку. Его выразительные глаза сразу же метнулись ко мне, полные ожидания и тревоги. Он, как всегда, был готов обсудить всё, что произошло за время моего отсутствия. — Где ты был так долго? — спросил он, явно обеспокоенный. — Я уже начал переживать, думал, что что-то случилось. Я улыбнулся, пытаясь успокоить его. — Всё в порядке, Куромаку! Я просто гулял с другом, — сказал я, стараясь не выдавать всей правды. Куромаку чуть расслабился, но его взгляд всё ещё был насторожённым. Он всегда умел считывать моё настроение, и я знал, что ему интересно узнать, что именно произошло. — С кем ты гулял? — поинтересовался он, поднимая одну бровь. Я почувствовал, как сердце забилось быстрее. В моём сознании всплыли образы Вару, его смех, зелёные кудри, легкая ухмылка. Но я понимал, что не могу прямо сейчас делиться этим. — Просто с одним знакомым, — ответил я, стараясь не углубляться. — Мы много говорили о книгах и планах на будущее. Куромаку кивнул, хотя я заметил, что он продолжает изучать меня, как будто пытаясь уловить скрытые детали. — Надеюсь, вам было весело, — сказал он с лёгкой улыбкой, но в его голосе прозвучало что-то, заставившее меня задуматься о том, насколько много я на самом деле не рассказал. Мы вошли в дом, и я, наконец, смог отдохнуть от мыслей о Вару, хотя понимал, что они всё равно останутся со мной. Куромаку стал рассказывать о своих планах на следующие выходные, и я пытался сосредоточиться на его словах, хотя в голове всё ещё звучали эхо нашего с Вару разговора, и я понимал, что этот день действительно изменил многое.

***

Удивительно, как человек может так меняться в зависимости от окружения. На учёбе, когда мы с Вару сталкивались один на один, он всегда был сдержан. Обычное приветствие, несколько дежурных вопросов — ничего, что могло бы выбить из привычной рутинной реальности. Но стоило ему оказаться рядом с его так называемыми друзьями, и я словно возвращался в прошлую осень, вновь встречая того самого язвительного паренька, который когда-то не давал мне спокойно жить. Его острые, иногда даже жестокие слова, цепляли и ранили, как будто он забывал, что в нас что-то изменилось. Но когда мы оказывались наедине... всё становилось совершенно другим. Этот Вару — совсем не тот, кого я вижу в толпе. Тёплый, почти заботливый, с лёгкими нотками юмора и невыразимой доброжелательности. Словно две стороны одной монеты, два разных человека, которые, может быть, и сами не понимают, кто из них настоящий. Я невольно задавался вопросом: а знает ли он сам, кто он на самом деле? Или, возможно, за этими масками, которые он так мастерски меняет, он уже давно забыл своё подлинное лицо? Мои мысли углубились в этот лабиринт, и я внезапно понял, что ушёл куда-то далеко, за пределы привычных размышлений. Решив, что пора возвращаться в реальность, я медленно закрыл дневник, чёрной чернильной точкой закончив последнюю строчку. Кожаная обложка была гладкой и прохладной на ощупь, когда я провёл по ней кончиками пальцев. Её текстура была одновременно приятной и непритязательной — как символ моих скрытых мыслей, тщательно спрятанных от чужих глаз. Прозвенел звонок. Этот звук, такой резкий и механический, резко вырвал меня из размышлений и вернул в настоящую реальность. Это была последняя лекция на сегодня. Я медленно поднялся, собрал свои вещи — тетради, книги, ручки — всё это аккуратно сложил в сумку, словно это могло помочь собрать в порядок и мои мысли. Шум голосов студентов за дверью звучал как фон, отстранённый и далёкий, почти как эхо. Когда я шагнул в коридор, мир за дверью будто стал немного более резким, ярким. Я направился к гардеробной, чтобы забрать своё пальто. В голове всё ещё роились мысли о Вару, о его двойственности, о тех чертах, которые оставались загадкой не только для окружающих, но и, возможно, для него самого. С каждым шагом я всё больше осознавал, каким странным и нереальным мне казался этот день. Когда я дошёл до гардеробной, простая механика движений — нахожу свой номерок, жду, пока принесут пальто — казалась какой-то отстранённой, словно я наблюдал за собой со стороны. Мои руки автоматически приняли одежду, и я медленно надел её, натягивая тёплую ткань на плечи, как защиту от внезапного холода, что поджидал за дверью. Пальцы привычно застёгивали пуговицы, но внутри меня по-прежнему царил странный сумбур. Я не мог до конца понять, что именно тревожило меня в этот день, и возможно, именно эта неуловимая неясность заставляла его казаться таким необычным. Оказавшись на улице, я на мгновение остановился, вдохнув холодный воздух. Он был свежим, хрустящим, почти колючим, но приятным — как будто пробуждал к жизни, обострял чувства. Свет уличных фонарей отражался на тонком слое снега, придавая пейзажу загадочность, словно город дремал под мягким одеялом зимы. Я почувствовал, как этот зимний вечер поднимает в душе какие-то древние воспоминания, почти забытые чувства. Не спеша, я направился по знакомой дороге домой. Каждый шаг был ритмичным, почти успокаивающим. Ноги словно знали путь наизусть, а я всё больше погружался в свои мысли, позволяя себе свободно блуждать по лабиринтам разума. В последнее время мои мысли часто возвращались к Вару. Его двойственность, это странное сочетание холодного и доброго, тянуло меня к нему. Но я не мог не задумываться, насколько всё это было искренним. Почему он не такой со своими друзьями? Возможно, он сам запутался в собственных масках, или боялся быть уязвимым. А может, и не знал, каким хочет быть. Вару — загадка, как и я сам для себя. Затем мои мысли плавно перетекли к Феликсу и Куромаку. Эти два человека — единственные, с кем я мог быть более-менее честным. Феликс, со своим неизменным сарказмом и странной, но всё же искренней поддержкой, всегда был рядом. Он не задавал вопросов, когда это было не нужно, и не требовал ответов, которые я не мог дать. Его присутствие было успокаивающим, даже если иногда он вел себя слишком безрассудно. А Куромаку... Он всегда беспокоился обо мне, порой даже слишком. Его забота не была навязчивой, но я знал, что он всегда на страже. Может, даже слишком часто он видел за мной то, чего я старался не показывать. Я невольно вздохнул, когда мысли повернули на более болезненные воспоминания. Рецидив. Этот момент, когда все мои усилия, вся эта долгожданная стабильность вдруг рухнула. Я столько времени боролся с этим желанием, сопротивлялся, старался контролировать свои порывы. Но в тот момент, когда мир вокруг начал рушиться, когда всё начало казаться слишком тяжёлым, я сорвался. И этот миг слабости, это мрачное возвращение к привычной боли, оказалось разрушительным. Как будто я предал сам себя. Но теперь... теперь всё налаживается. Я с трудом осознавал это, но чувствовал, как мир вокруг медленно, почти незаметно, начинает снова собираться воедино. Не без шрамов, конечно. Но с каждым днём, с каждым шагом, даже таким, как этот путь домой, я ощущал, что становлюсь сильнее. Может, это просто самообман. Может, иллюзия. Но именно такие мысли, эта хрупкая надежда, помогали мне продолжать двигаться вперёд. Зима была особенно красива в этом году. Снег — белый, чистый, как новый лист, на который ещё не успели оставить следы. Он покрывал дома, дороги, деревья, создавая ощущение тишины, которое только усиливалось хрустом снега под моими ботинками. Каждый вдох холодного воздуха словно обновлял меня, напоминая, что, несмотря на всё, жизнь продолжается. Ветер играл с редкими снежинками, которые танцевали в свете фонарей, как крошечные огоньки. Этот зимний вечер был каким-то особенным, как будто напоминанием, что даже в самых тёмных моментах может быть красота. Когда я подошёл к дому, свет из окон мягко освещал снег под моими ногами, словно приглашая меня внутрь. Я задержался на пороге, не спешил открывать дверь. Это было одно из тех мгновений, когда ты осознаёшь, что возвращение домой — не просто физический процесс. Я знал, что за этой дверью меня ждут Куромаку и, возможно, Феликс, но почему-то не мог заставить себя сразу войти. Хотелось задержаться ещё немного, постоять на холоде, вдыхая морозный воздух, как будто это могло очистить мои мысли. Мой взгляд упал на снег, который тихо ложился на землю. Белоснежные хлопья кружились вокруг, укрывая город мягким одеялом. Этот снег был как символ чего-то нового, чистого. Но я знал, что под этим снегом скрываются не только дороги, но и мои старые ошибки. Он укроет их на время, но они всё равно останутся где-то глубоко, под поверхностью. Я не мог не думать о том, насколько хрупким бывает внутреннее спокойствие. Оно может казаться крепким, но достаточно одного неправильного шага — и всё разрушится. Я вспомнил тот вечер, когда я сорвался. Всё шло неплохо, но затем что-то сломалось внутри. Боль, которая скрывалась во мне, взяла верх. И хотя я обещал себе больше не возвращаться к этому, в тот момент мне показалось, что это единственный способ справиться с тем, что происходило внутри. Я снова подумал о Куромаку. Он не говорил со мной об этом прямо, но я чувствовал его беспокойство. Ему не нужно было ничего говорить — его взгляд говорил за него. Он понимал, что я борюсь, и, возможно, видел больше, чем я хотел бы ему показывать. И всё же он оставался рядом, ни на мгновение не показывая, что разочарован или зол. Эта его терпимость, это молчаливое принятие было одновременно успокаивающим и пугающим. Я боялся подвести его, боялся, что однажды он устанет от моей борьбы. Почувствовав, как ветер коснулся моих щёк, я наконец решил, что пора войти. Тишина зимней улицы казалась почти святой, но дом был моим убежищем, тем местом, где мне всегда давали передышку от мира. Когда я открыл дверь, тепло мгновенно окутало меня, как будто кто-то заботливо укрыл одеялом. Куромаку стоял на кухне, с выражением лёгкого беспокойства, но, увидев меня, его лицо немного расслабилось. — Ты поздно, — сказал он тихо, но без упрёка, его голос был мягким, словно он ожидал этого объяснения, но знал, что не получит. Я кивнул, не находя слов. Просто вошёл и медленно снял куртку, ощущая, как с каждым моим движением напряжение от прогулки и всех мыслей постепенно уходит. — Я гулял, — наконец сказал я, встречаясь с его взглядом. Это было короткое объяснение, но Куромаку не стал задавать больше вопросов. Он всегда был таким — понимал без слов. — Хорошо. Ты, должно быть, замёрз. Идём ужинать. Его забота была ощутима даже в этих простых словах. И это как-то особенно растрогало меня в этот момент. Но вот, закончился очередной день моей жизни. Зима действительно уносится как песок сквозь пальцы, исчезая в круговерти дней, оставляя после себя лишь ощущение холодного воздуха и тихого покоя. Каждый день словно повторяется, но в этих днях есть что-то особенное, что делает их значимыми. В особенности — последние недели. Словно что-то изменилось внутри меня, хотя это трудно было бы выразить словами. Зима приносила с собой не только холодный ветер, но и перемены. Те самые перемены, которые ещё несколько месяцев назад казались немыслимыми. Моё восприятие Вару менялось, как менялся и он сам. Не так давно, когда мы пересекались в коридорах колледжа, между нами существовала невидимая, но ощутимая пропасть — я был для него "тем самым Зонтиком", которого он когда-то задиристо мучил. Его острые реплики и язвительный тон раньше причиняли боль. Я долгое время видел в нём врага, если не врага, то точно человека, с которым лучше не пересекаться. Но что-то изменилось. Я не уверен, что именно стало толчком — возможно, это была та первая прогулка в книжный магазин, когда он впервые показался мне другим. Тогда я увидел в нём не привычного хулигана, а человека, способного на заботу, доброту и понимание. С того момента наши случайные встречи стали происходить чаще. И хотя изначально между нами всё ещё царило лёгкое напряжение, со временем оно стало отступать, будто снег, медленно тающий под тёплыми лучами солнца. Каждый раз, когда мы случайно оказывались вместе — в кафе, на улице, или просто разговаривали перед лекциями, я начинал замечать всё больше тех черт, что раньше были скрыты за его язвительным фасадом. Да, в компании друзей Вару был всё тем же резким парнем, от которого исходила некая угроза. Но когда мы оставались наедине, это было совершенно иное. Он уже не выглядел тем, кто стремится доминировать или задирать. В этих тихих встречах я всё чаще чувствовал его человечность, уязвимость, которую он не показывал другим. Иногда, возвращаясь домой после таких прогулок или коротких разговоров, я задумывался о том, что именно меня так притягивает в нём. Может быть, это была моя давно подавленная влюблённость, которая когда-то появилась ещё в те времена, когда он был моим мучителем. Странно, но даже тогда в его резкости была какая-то необъяснимая притягательность. Я долго не мог признаться себе в этом, не хотел принимать факт, что мог испытывать к нему что-то большее, чем раздражение или злость. Но теперь всё становилось явным. Моя симпатия к Вару росла с каждым днём. Это не была стремительная и яркая влюблённость, которая захватывает с головой. Нет, она развивалась медленно, незаметно, как тихий огонёк, разгорающийся в глубине сердца. Я стал больше замечать его мелочи — как он смеётся, когда я что-то говорю, как его взгляд становится мягче, когда он думает, что я не замечаю. Его привычка перебрасывать зелёные кудри назад, когда он нервничает, или слегка прищуриваться, когда пытается понять, о чём я думаю. Всё это заставляло меня видеть его по-новому. Но с каждым шагом ближе я чувствовал и своё смятение. Моя симпатия к Вару, несмотря на всё, что между нами было, становилась чем-то большим, чем просто дружеская привязанность. Эти чувства заставляли меня задумываться — что, если он никогда не увидит во мне того, кто мог бы быть рядом с ним не только как друг? Что, если эта симпатия останется невысказанной? Между тем, дни шли своим чередом, и зима продолжала укутывать город в белое покрывало. Вару оставался тем, кем он был — загадкой для меня, но при этом всё более близким человеком. Мы не говорили о прошлом. Наши разговоры касались всего, кроме того, что могло вернуть нас к тем временам, когда он был причиной моей боли. Но это молчание было странным образом целительным. Мы не ставили под сомнение то, что происходит сейчас — просто жили в настоящем, наслаждаясь редкими моментами спокойствия и взаимопонимания. С каждым новым днём я всё больше понимал, что для меня он не просто хороший знакомый. Мы сближались, но наше сближение оставалось тайным, скрытым от глаз других. И это было комфортно. Наши редкие встречи продолжались, и каждый раз я всё больше убеждался в том, как сильно изменился наш мир, когда дело касалось меня и Вару. Прошлое, когда он был причиной моих переживаний, казалось сейчас далёким и почти нереальным. Я больше не видел в нём того язвительного паренька, который постоянно подшучивал надо мной. Теперь передо мной был совершенно другой человек — внимательный, спокойный, даже заботливый. Эти черты, которые раньше были скрыты за маской, теперь проступали всё чаще, и это сближало нас ещё больше. Мы стали тайными друзьями — не те, кто открыто смеётся друг с другом или гуляет по городу, но те, кто поддерживает друг друга в тихих разговорах, в редких встречах, когда остальные не видят. В этом было что-то особенное, что-то, что не хотелось делить с другими. Тайная связь, которую не нужно было никому объяснять. Это делало наши отношения ещё более ценными. Я наслаждался каждым мгновением, проведённым рядом с ним, даже если эти моменты были короткими. Но вместе с этой радостью появлялся и страх, словно темное пятно на белом зимнем снегу. С каждым днём моя симпатия к Вару росла, перерастая в нечто большее. Я не мог этого отрицать, не мог больше скрывать от самого себя, что мои чувства к нему меняются. Это было пугающе. Я чувствовал, как моя влюблённость становится всё явственнее, и это тревожило меня. Вару — другой. Он не тот человек, которого я мог бы просто полюбить, и всё стало бы просто. Мы оба парни. Как вообще возможно, чтобы это переросло во что-то большее? Как можно даже надеяться на взаимность? Эти мысли разрывали меня на части. Я боялся потерять его — того, с кем мы наконец-то начали строить дружбу. Ведь что, если всё это разрушится? Что, если моя влюблённость — этот ненужный, неконтролируемый огонь — сожжёт то, что мы уже успели создать? Каждый раз, когда я ловил себя на мысли о том, как мои чувства становятся сильнее, я старался сдерживать себя. Но это было похоже на сдерживание нарастающей волны, которая рано или поздно накроет с головой. Я боялся разрушить то, что у нас было. Ведь всё было так хрупко, так тонко. И при этом я не мог заставить себя не смотреть на него по-другому — не замечать, как его голос становился мягче, когда мы говорили, или как его улыбка внезапно обретала тёплые оттенки, которые были только для меня. Однажды, когда мы гуляли по заснеженному парку, этот страх стал особенно явным. Мы шли рядом, Вару что-то рассказывал, размахивая руками, а я, как обычно, был погружён в свои мысли. В этот момент я снова ощутил, как сильно его присутствие изменяет моё настроение. Воздух был холодным, снег мягко падал на землю, но рядом с ним я чувствовал себя будто в тёплом коконе, защищённым от этого внешнего мира. В голове всё мелькало — страх, радость, симпатия. Моё сердце билось чаще, и я поймал себя на мысли, что мне просто хочется быть рядом с ним всегда. Но эта мысль тут же вызвала новую волну страха. Что если он никогда не узнает, что я чувствую? Или хуже того — что если узнает и отвергнет меня? Ведь как может быть любовь между двумя парнями? Как может он любить такого, как я? Эти мысли были невыносимы, и я просто пытался наслаждаться моментами, которые у нас были, не думая о будущем. Спустя какое-то время я уже не мог оставаться наедине с этими мыслями. Даже записывание их в дневник не помогало. Мне хотелось знать ответ, мне хотелось получить помощь. Но от кого? Хорошенько подумав, я принял решение, что хочу поговорить об этом с Куромаку. Но как он отреагирует? Вдруг он посчитает меня неправильным, а может, даже мерзким? Кажется, я накручиваю себя. Но попробовать стоит. Вечером, вернувшись с колледжа, я почувствовал, как сердце колотится от волнения. Я снял куртку и, войдя в квартиру, сразу же ощутил знакомый уют. — Здравствуй, Зонтик. Как прошёл день? Снимай куртку и идём ужинать, я сделал сегодня лазанью, — сказал Куромаку, и его добрый, тёплый голос растопил холод в моём сердце. Я обожал лазанью, которую готовил Куромаку. Запах, заполнивший кухню, был настолько чудесным, что мне даже захотелось пустить слезу от счастья. Лазанья была не просто едой — это был символ заботы, любви и домашнего уюта. Я снял верхнюю одежду, помыл руки и направился к столу, где уже ждала аппетитная порция. Съев кусочек лазаньи, я почувствовал, как моё волнение начинает отступать. Видимо, иногда вкусная еда и впрямь дарит радость, позволяя на время забыть о тревогах. — Рассказывай, как твой день прошёл? — спросил Куромаку, присаживаясь напротив меня. — Всё вполне хорошо, — начал я, стараясь говорить спокойно, хотя внутри всё ещё бушевала буря. — Сегодня лекции были довольно интересные. Виды на улице тоже чудесные, зима так завораживает! Наш разговор был лёгким и привычным, как тёплый плед в холодный день. Обсуждая повседневные вещи — колледж, погоду, мелочи дня — я постепенно успокаивался. Но каждый раз, когда я смотрел на Куромаку, у меня внутри что-то щемило. Этот человек был мне невероятно дорог, и в этот момент я отчётливо понимал, что его мнение было для меня важнее всего. Именно поэтому предстоящее признание о том, что тревожило моё сердце, пугало меня больше всего. Доев свою порцию, я встал из-за стола, поблагодарил его за ужин и отправился к раковине. Вода стекала по тарелке, смешиваясь с остатками соуса, а я смотрел на неё, чувствуя, как волнение возвращается с новой силой. Мои руки слегка дрожали, когда я вытирал их полотенцем. Нужно было сказать. Нужно было начать этот разговор, но слова застряли где-то глубоко внутри. Наконец, собравшись с мыслями, я повернулся к Куромаку, который уже собирал посуду с другой стороны стола. Мой голос прозвучал тихо, почти неуверенно: — Куромаку, я хотел с тобой поговорить о кое-чём. Он поднял на меня взгляд, немного удивлённый, но при этом спокойный, как всегда. Его добрые глаза и лёгкая улыбка заставили меня почувствовать, что, возможно, не всё так страшно, как я себе представлял. — М? Да, конечно, — он кивнул, убирая тарелки на столешницу. — Давай присядем в гостиной. Я как раз включил там обогреватель, будет тепло. — Хорошо, — тихо ответил я, следуя за ним. Мы прошли через узкий коридор в гостиную, где мягкий свет настольной лампы освещал уютный уголок с диваном. На полу, рядом с креслом, стоял небольшой обогреватель, который уже успел прогреть комнату. Я сел на диван, чувствуя, как тепло от устройства окутывает меня, но внутри всё равно было холодно. Куромаку сел рядом со мной, и в этот момент я почувствовал, как моё сердце забилось быстрее. Мое волнение нарастало, а мысли путались. Я уже начал сомневаться в том, что собирался сделать. Мне хотелось сказать, что всё в порядке, что ничего не беспокоит, и просто сбежать от этого разговора. Но пути назад уже не было. Я собрался с мыслями, стараясь успокоить себя, и наконец начал говорить. — Помнишь, я тебе рассказывал о друге? — спросил я, отводя взгляд. — Хорошем друге. Мы с ним сейчас часто проводим время. — Да, я помню, ты говорил о нём, — ответил Куромаку, его голос был спокойным и тёплым. Слова застревали в горле, будто камни, тяжёлые и неудобные. Почему это так сложно? Почему так страшно? Куромаку ведь был мне близок, как брат. Но в этот момент я ощущал себя уязвимым и боялся разочаровать его. Я выдохнул, стараясь найти в себе силы. — Да, именно. Он действительно хороший и, я думаю, близкий друг. Мне нравится проводить с ним время, его компания мне по душе. И… в общем… — я замялся, чувствуя, как неуверенность вновь охватывает меня. Я посмотрел на Куромаку. Он внимательно слушал, его глаза светились пониманием. Как же я боялся его разочаровать. — Зонтик, — начал Куромаку, его голос был мягким и поддерживающим. — Я не совсем уверен, о чём ты хочешь мне сказать, но вижу, что тебе тяжело. Знай, что что бы это ни было, я тебя пойму. Он взял мою руку в обе свои, как бы стараясь передать мне свою уверенность. Это придавалось сил, и я продолжил. — Не знаю, как это правильно сформулировать… Мне кажется, я чувствую к этому другу не просто дружеские чувства, а нечто большее. И мне очень страшно. Это ощущение кажется мерзким, и я боюсь, что оно может разрушить нашу дружбу. Я боюсь, что это разрушит меня, наши с тобой взаимоотношения. Я запутался, я… я… Я не смог сдержаться, и слёзы покатились по моим щекам. Слова снова застряли в горле, не желая вырываться на свободу. — Ох, Зонтик, — произнёс Куромаку, его голос был полон тепла и заботы. — Прости, если заставил тебя думать, что ты не можешь поделиться со мной таким. Он сжал мою руку крепче, но это было нежно, почти как ободряющий жест, и это придаёт мне сил. — Эти чувства не мерзкие, и они не делают тебя таковым. Ты чудесный человек, Зонтик. Ты говорил со своим другом об этом? — Нет… Мне страшно говорить об этом. Очень страшно, — ответил я, чувствуя, как уязвимость растёт. Куромаку обнял меня, и в этот момент я не смог сдержаться. Я обнял его в ответ, почувствовав, как моё сердце наполняется облегчением. Я расплакался у него на плече, и это было так легко. Он держал меня крепко, как будто в этом объятии находилась вся моя тревога. Слёзы продолжали течь, и, казалось, с каждой каплей уходила часть моего страха. — Всё будет хорошо, — шептал он мне, поглаживая по спине. — Ты не один, Зонтик. Всегда помни об этом. После объятий с Куромаку мне стало легче. Его поддержка ощущалась так искренне и тепло, что на какой-то момент все страхи и тревоги отступили. Я продолжал стоять у него на плече, пока слёзы, кажется, наконец перестали течь. Его мягкое поглаживание по спине напоминало, что я не один и что даже самые пугающие мысли можно разделить. — Спасибо, — прошептал я, отстраняясь и пытаясь вытереть слёзы. — Мне действительно стало легче. Куромаку слегка улыбнулся, его глаза блестели в полумраке гостиной, освещённой лишь слабым светом от одинокой напольной лампы. — Рад, что смог помочь, — произнёс он спокойно, но с долей серьёзности в голосе. — Ты никогда не должен бояться говорить со мной, даже о таких вещах. Это не делает тебя хуже. Это просто... жизнь. В ней бывают разные моменты и чувства, и это нормально. Я молчал, обдумывая его слова. Несмотря на то, что разговор шёл гораздо легче, чем я ожидал, внутри всё ещё оставалась тревога. Ведь вопрос был не только в том, чтобы рассказать кому-то о своих чувствах, но и в том, что мне с ними делать дальше. Что, если Куромаку прав, и мои чувства не так ужасны? Что, если всё это действительно просто часть жизни? — Но что мне делать? — наконец решился спросить я, глядя в пол. — Я не знаю, что с этим всем делать. Как мне поступить с... с ним? Я боюсь потерять его как друга. Боюсь, что он не поймёт... Куромаку замолчал на несколько секунд, задумавшись, словно взвешивая слова. — Во-первых, не торопись с выводами. Не каждый день нужно принимать решения на уровне жизни и смерти, — он улыбнулся, пытаясь разрядить напряжение. — Дай себе время. Попытайся понять свои чувства лучше, не спеши к каким-то действиям. Если ты чувствуешь, что хочешь что-то обсудить со своим другом, сделай это, но только тогда, когда будешь уверен, что это правильно. Я кивнул. Его слова звучали разумно, но всё равно было сложно смириться с тем, что я чувствую. Кажется, что эти чувства противоречили всему, что я знал о себе, о мире. — Ты говорил, что боишься, что это разрушит вашу дружбу, — продолжал Куромаку. — Но подумай вот о чём: если это настоящий друг, если у вас действительно хорошие отношения, то разговор об этом не должен всё разрушить. Он может даже укрепить вашу связь. Настоящие друзья способны принимать друг друга такими, какие они есть. Я задумался над его словами, обдумывая все возможные исходы. Может, он и прав... Но мне всё равно было страшно. Страшно не только потерять Вару как друга, но и столкнуться с тем, что мои чувства могут быть отвергнуты. Страшно было признать себе, что, возможно, я влюбился. — Ты прав, — произнёс я тихо, хотя в душе до конца не был уверен. — Но мне нужно время, чтобы всё это понять. Спасибо тебе... за всё. — Всегда рад помочь, — ответил Куромаку, снова улыбнувшись. — Если что-то будет беспокоить — ты знаешь, где меня найти. Мы посидели ещё немного в молчании. Я наслаждался тишиной и теплом, исходящим от обогревателя и Куромаку. На душе стало немного легче. Казалось, что мои чувства к Вару уже не так пугают, как раньше, хотя я всё ещё не понимал, как поступить дальше. Я поднялся, чтобы уйти к себе в комнату. Прощаясь, Куромаку приобнял меня за плечо и сказал: — Всё наладится, Зонтик. Ты увидишь. Дай себе время. Выйдя из гостиной, я направился в свою комнату, чувствуя лёгкое опустошение, но в то же время облегчение. Разговор с Куромаку помог мне на некоторое время снять груз с плеч, но вопросы, которые витали в голове, не исчезли. Я закрыл за собой дверь, сел на кровать и долго просто смотрел в окно, за которым тихо шёл снег. Его медленный, размеренный ритм завораживал и как будто синхронизировался с моими мыслями. Я думал о Вару. О том, как за последние недели мы стали чуть ближе. Странно, как время меняет людей. Он больше не был для меня тем задирой, которым был в школе. То, как он вел себя, когда был с друзьями, казалось чем-то далёким, и с каждым нашим разговором наедине я видел другую его сторону — ту, которую никто больше, кажется, не замечал. Иногда мне казалось, что эта дружба — странный, хрупкий баланс, который может быть нарушен любым словом или движением. Но что-то в этих отношениях тянуло меня обратно, несмотря на страхи. Я с трудом признавался себе в том, что уже давно начал чувствовать к нему нечто большее, чем просто дружбу. Вспоминая, как он смотрел на меня во время нашей последней прогулки, я понимал, что с каждым днём моя привязанность только росла. Но это пугало меня. Как может быть нечто подобное между нами? Не было ли это каким-то нелепым увлечением? А если не было, то что тогда? Я снова подумал о Куромаку. Его слова о том, что мои чувства не делают меня мерзким, застряли в голове. Он был прав, но внутри всё равно оставалась тревога. Как Вару отреагирует, если узнает? Может ли он вообще испытывать что-то подобное ко мне? Или он даже не задумывается о таких вещах? Я закрыл глаза, пытаясь успокоить мысли. Всё слишком запутано. Я чувствовал, что не готов открыться, что это может всё разрушить. И в то же время не мог избавиться от ощущения, что чем больше мы с Вару сближаемся, тем сильнее становится моя привязанность. Прошло несколько минут, прежде чем я заставил себя встать с кровати. Я решил записать свои мысли в дневник, надеясь, что это поможет немного успокоиться. Открыв его на чистой странице, я начал писать о том, что чувствую, о своей привязанности к Вару, о страхах, что это всё разрушит. Строка за строкой я выплёскивал свои переживания на бумагу, стараясь осмыслить их. "Вару... что ты на самом деле чувствуешь? Что скрываешь за этими взглядами и редкими улыбками, которые я иногда замечаю, когда мы наедине? Возможно, ты сам не знаешь ответа. Но я знаю одно — боюсь, что однажды всё это изменится. И боюсь, что мои чувства разрушат то, что у нас есть. А если я ошибаюсь, и ты не чувствуешь ничего подобного, то как мне тогда жить с этим знанием?" Я поставил точку и отложил дневник в сторону. Слова помогли немного успокоиться, но вопросов стало только больше. Завтра снова колледж, и возможно, мы с Вару снова пересечёмся. Я не был уверен, что готов смотреть ему в глаза после всего, что чувствую. Но пути назад уже не было. Я кивнул и пошёл к себе, чувствуя, что разговор с Куромаку был первым шагом на пути к тому, чтобы понять свои чувства. Но впереди меня ждала ещё масса вопросов — к самому себе и, возможно, однажды к Вару. В этот зимний день в колледже я не встретил Вару. Я привык к тому, что мы пересекаемся почти каждый день — будь то случайные взгляды или короткие диалоги между парами, но сегодня его нигде не было. Даже на переменах он не появился, и это почему-то оставило лёгкий осадок в душе. Когда учебный день закончился, я шёл домой, погружённый в свои мысли. Улица была покрыта белым снегом, и мороз приятно пощипывал кожу. Я думал о вчерашнем разговоре с Куромаку, о том, что сказал ему о своих чувствах. Теперь, когда это было высказано вслух, мои переживания казались ещё более реальными, и я всё никак не мог их переварить. И вдруг, как будто из воздуха, Вару появился прямо передо мной, выходя из-за угла так неожиданно, что я чуть не подпрыгнул от испуга. Он остановился в нескольких шагах от меня, с привычной ухмылкой на лице, как будто ему доставляло удовольствие наблюдать за моей реакцией. – Вару, ты когда научился материлизоваться из ниоткуда? Или ты следишь за мной? — спросил я, пытаясь скрыть своё удивление за сарказмом. – Возможно, и то, и другое. А тебя что-то не устраивает, голубика? — он подмигнул, его голос прозвучал лениво, почти насмешливо. – Даже не знаю… — пробормотал я, чувствуя себя слегка неуверенно. Он на секунду прищурился, как будто обдумывая что-то, а потом, с театральной небрежностью, бросил: – Ну, тогда я пошёл. С этими словами он сделал несколько демонстративных шагов в сторону, как будто собираясь уйти. Это было явно частью его привычной игры, но почему-то в этот момент меня охватил неожиданный страх. Страх, что он действительно уйдёт... и не вернётся. Никогда не вернётся. Без раздумий, на инстинкте, я протянул руку и схватил его за ладонь. – Подожди! — вырвалось у меня так резко, что даже собственный голос показался чужим. Он замер, резко обернувшись ко мне, и на мгновение наши взгляды встретились. В его глазах мелькнуло нечто, что я не смог сразу прочитать — смесь удивления и замешательства. Мы оба молча посмотрели на наши руки, которые всё ещё были сцеплены. Я ощущал тепло его ладони, как будто оно проникало через мою кожу и пульсировало в кончиках пальцев. Это было так... странно. И неожиданно приятно. Моё лицо вспыхнуло от смущения, и я резко отпустил его руку, как будто обжёгшись. Между нами повисла тишина. Неловкая, тяжёлая тишина, в которой я чувствовал, как каждый удар сердца отдаётся эхом в груди. Я, не поднимая глаз, смотрел на землю, на заснеженную тропинку под ногами, чувствуя, как мои мысли разлетаются в разные стороны. – Ты не так меня понял, дурак… – пробормотал я, наконец, решившись заговорить. Я поднял глаза и увидел, что Вару всё ещё смотрит на меня, его лицо слегка покраснело. Он был ошарашен, но что-то ещё мелькало в его взгляде — может, лёгкое смущение? Или, как мне хотелось верить, нечто более тёплое. Мы стояли в тишине, каждый в своих мыслях, пока Вару не прервал это напряжение своим обычным тоном: – Пфф, кто из нас ещё дурак? Сам-то стоишь красный, как помидор! — его голос снова стал насмешливым, но было заметно, что он не совсем владеет собой. Он нервно рассмеялся. – Так ты тоже покраснел, Вару... – тихо добавил я, хотя не ожидал, что он заметит. Он мгновенно замолчал, его лицо замерло в выражении лёгкого смущения. Он явно не ожидал, что я это подмечу. На мгновение он замялся, будто не зная, как ответить. Его рука мельком потёрла затылок, а взгляд снова упал на меня, но уже без прежней насмешки. – Эй, ну... – начал он, но затем резко замолчал, будто передумав что-то говорить. В этот момент я понял, что между нами было нечто большее, чем просто дразнящие перепалки и дружеские встречи. Этот неловкий румянец на его щеках, то, как он нервно отвёл взгляд... Всё это говорило больше, чем любые слова. Мы снова посмотрели друг на друга, и осознание всей нелепости ситуации нахлынуло на нас одновременно. Сначала я почувствовал, как уголки моих губ невольно поднимаются, а затем этот тихий смешок перерос в громкий смех, словно все напряжение, накапливающееся между нами, внезапно нашло выход. Вару тоже не смог сдержаться. Его хохот разнёсся по пустынной улице, он схватился за живот, едва удерживаясь на ногах. Мы стояли посреди зимнего пейзажа, окружённые тихо падающим снегом, и хохотали так, как будто это было единственное, что могло нас освободить от тех эмоций, которые давно висели в воздухе. Мой смех стал тише, но внутри всё ещё было тепло и весело. Мы встретились взглядами вновь, и я увидел что-то новое в глазах Вару — какое-то простое, но важное понимание. Может быть, он почувствовал то же самое? То, как неловкие моменты могут сближать людей. – Ты всегда такой... драматичный? – с улыбкой спросил Вару, стирая слёзы смеха с уголков глаз. – А ты? – я всё ещё улыбался, моё сердце было странно лёгким. – Может быть. — Он пожал плечами, словно это было очевидно. На какое-то мгновение всё вокруг будто замедлилось: падающие снежинки, лёгкий холодный ветер, наши следы на снегу. Всё это казалось таким простым и обыденным, но в то же время особенным. Я смотрел на Вару и не мог избавиться от мысли, как сильно изменились наши отношения за последние месяцы. Этот человек, который когда-то был источником моего страха и боли, теперь стоял передо мной как друг. Или кто-то больше? Я не был уверен, но одно я знал точно — я чувствовал себя счастливым рядом с ним. Даже если это пугало меня. – Ладно, хватит драм. – Вару нарушил это мгновение, хлопнув меня по плечу. – Пойдём, я всё равно был на пути к дому. Проводишь меня? – Конечно, — согласился я, чувствуя, как улыбка не сходит с моего лица. Мы двинулись вперёд по заснеженной улице, снег тихо хрустел под нашими шагами. Мы шли бок о бок, почти молча, но молчание это было уютным. Внутри меня было столько мыслей — о том, что значат эти встречи для нас обоих, о том, как я чувствую к Вару что-то большее, чем просто дружбу. Но в то же время, этот момент казался таким идеальным, что не хотелось его разрушать словами. Я ощущал, как тёплое чувство привязанности к Вару медленно разливается по всему телу, но оно смешивалось со страхом. Страхом того, что мои чувства могут разрушить всё это. Я ведь боялся даже самому себе признаться в том, что он для меня значит. Но рядом с ним я чувствовал себя легче, почти как другой человек, который мог позволить себе быть настоящим. – Кстати, – заговорил Вару спустя несколько минут, прерывая тишину, – ты правда думал, что я уйду тогда? – Ну... – я замялся, не зная, как ответить, ведь правда была в том, что да, я действительно испугался. – Это выглядело довольно убедительно. – Эй, я же просто прикалывался! – он засмеялся снова, но в его тоне прозвучала мягкость. – Серьёзно, Зонтик, ты иногда такой странный. – Странный? – усмехнулся я, чувствуя, как волна смущения снова подкрадывается ко мне. – Да, странный, – он посмотрел на меня краем глаза, его улыбка была уже не такой дерзкой, как обычно, а скорее... дружеской, почти нежной. – Но это даже прикольно. Моё сердце будто сделало лишний удар. Я смотрел на его профиль, вдыхая морозный воздух и наслаждаясь этим простым моментом, когда всё казалось лёгким и естественным. Мы шли молча ещё какое-то время, а мои мысли всё кружили вокруг Вару. Я пытался разобраться в себе, в том, что происходит между нами. В последнее время я всё больше чувствовал эту симпатию, которая перерастала в нечто более глубокое и пугающее. Боялся, что если расскажу ему, всё разрушится. Но рядом с ним было так тепло, и это чувство — даже несмотря на страх — мне нравилось. Вару внезапно прервал мои мысли. – Ты как-то задумался, – сказал он, повернув голову в мою сторону. – Просто… мысли, – ответил я уклончиво, хотя он, похоже, уловил, что я не говорю всего. – Мысли? Какие такие мысли? Поделись. Я нервно улыбнулся, зная, что сейчас не время для откровений. – Да так, ни о чём важном. О том, как быстро проходит время, наверное. Кажется, что ещё недавно была осень, а вот уже зима… и всё изменилось. Вару остановился и посмотрел на меня пристально. Его глаза будто пытались проникнуть вглубь моих мыслей, увидеть то, что я так старательно прятал. – Ты ведь что-то хочешь сказать, да? Но не можешь. Этот вопрос застал меня врасплох. Он ведь был прав. Слова застряли у меня в горле. Я хотел рассказать ему о своих чувствах, но страх парализовал меня. – Возможно, – тихо ответил я, не отрывая взгляда от снега под ногами. Вару вздохнул и мягко усмехнулся, а потом сделал шаг ближе. – Слушай, Зонтик, если что-то беспокоит тебя, ты можешь сказать мне. Серьёзно. Я не кусаюсь, – в его голосе прозвучала тёплая ирония. Я посмотрел на него и на мгновение почувствовал, как тепло его слов пробилось сквозь мои страхи. Но всё равно я не мог решиться. Я лишь кивнул, не зная, что ответить. – Ладно, не буду давить, – сказал Вару, как будто понимая мои колебания. – Но знай, что я здесь, если что. Его слова немного успокоили меня. Мы продолжили идти, и я чувствовал, что хоть не сказал всего, но он всё равно рядом, понимает меня. Когда мы подошли к его дому, Вару остановился у калитки. На улице уже совсем стемнело, и свет фонарей мягко освещал его лицо. Он повернулся ко мне, и я снова встретился с его проницательным взглядом. – Ну что ж, спасибо, что составил компанию, – сказал он с лёгкой улыбкой. – Надеюсь, тебя не убьют маньяки. – Да, конечно, – ответил я, слегка смутившись. Он махнул мне на прощание и исчез за дверью, оставив меня стоять на улице в одиночестве. Я ещё немного постоял на месте, обдумывая нашу прогулку. Мои чувства к Вару становились сильнее с каждым днём, и теперь я это уже не мог отрицать. Но страх потерять его или разрушить всё, что между нами есть, был слишком велик. «Когда-нибудь я расскажу ему», – подумал я, возвращаясь домой, «но не сейчас». На следующий день я снова не встретил Вару на парах. Казалось, что он стал пропадать всё чаще, и от этого у меня было странное чувство пустоты. Я пытался сосредоточиться на лекциях, но мысли постоянно возвращались к нему: к нашей последней прогулке, его словам, его тёплому голосу. После занятий я решил не задерживаться в колледже и пошёл домой сразу же. Воздух был свежим, холодный зимний ветер играл с моими волосами, но на душе почему-то было тепло. Когда я почти дошёл до дома, за углом вдруг показался знакомый силуэт. Это был Вару. – Ты опять? – спросил я с усмешкой, но в моём голосе прозвучала неприкрытая радость. – Ага, я, – ответил он, подмигнув, и подошёл ближе. – Ну что, скучал? – Нет, конечно! Просто… ты меня напугал, как обычно, – я попытался скрыть улыбку. – Напугал? – он прищурился с легкой ухмылкой. – Ты что, думал, что я больше не появлюсь? Вот так вот, исчезну и всё? Его слова кольнули меня. Возможно, я и впрямь боялся этого. Чего-то в его тоне мне было непонятно, и это беспокоило меня больше, чем я готов был признать. – Да нет, – соврал я, хотя сам в это не верил до конца. – Просто удивился, что ты снова появился так неожиданно. Ты в последнее время где-то пропадаешь, – попытался сменить тему. – Есть дела, – ответил Вару, не вдаваясь в подробности. Мы шли рядом молча какое-то время, снова как два случайных прохожих, которым нечего сказать друг другу. Но на этот раз тишина ощущалась по-другому. Она больше не была давящей, а скорее спокойной, будто между нами было негласное понимание. Когда мы добрались до того же угла, где обычно расставались, Вару вдруг снова заговорил: – Слушай, может, ты когда-нибудь захочешь просто посидеть где-то вместе? Не только гулять. Ну, не знаю… в кафе или куда-то ещё? Я остановился, удивлённый его предложением. Вару обычно не был тем, кто приглашает куда-то. Он скорее был типом человека, который сам по себе, который не привязывается. А тут – это звучало как желание быть ближе. – В кафе? С тобой? – я с трудом скрыл удивление. – А что, у тебя есть кто-то лучше, чем великий и неповторимый Вару? – спросил он с ноткой шутки в голосе. Я улыбнулся, не зная, что сказать. Этот неожиданный момент чуть ли не взорвал мои мысли. Часть меня была в восторге от его предложения, а другая – снова испугалась. Но я хотел быть ближе к нему. Хотел узнать его лучше. – Ладно, давай как-нибудь, – ответил я, стараясь не показать, что это предложение вызвало у меня бурю эмоций. – Хорошо, тогда на связи, – Вару помахал мне на прощание, и снова исчез за углом. Оставшись один, я понял, что моё сердце бешено колотится. Снова. Почему-то каждый раз, когда он был рядом, я не мог успокоиться. Эти чувства становились всё сильнее, и теперь мне казалось, что я больше не смогу их игнорировать. Через пару дней Вару связался со мной, и мы договорились сходить в кафе на выходных. Ожидание выходных оказалось невыносимым. Каждый день я ловил себя на том, что мысленно возвращаюсь к предстоящей встрече с Вару. И чем ближе были выходные, тем сильнее я чувствовал напряжение. Это ведь должно было быть обычной встречей… не так ли? Но внутри всё кипело, смешивались волнение, предвкушение и смущение. Я ходил в кафе с Феликсом — это всегда было легко и весело. Но с Вару... В этот раз что-то изменилось. Я поймал себя на мысли, что слишком часто думаю о том, как всё пройдёт. Эти чувства не могли быть просто дружескими, не так ли? Мы просто друзья, просто пойдём посидеть и поговорить... Но почему тогда ощущалось иначе? Наконец, наступили долгожданные выходные. В этот день я чувствовал себя странно с самого утра. Казалось, что это не просто встреча, а нечто гораздо большее. Я медленно начал собираться, будто каждый элемент этого процесса имел особое значение. Я достал из шкафа свои любимые джинсы и чёрный свитер, тот, что подчеркивал мои плечи. В этот раз мне почему-то было важно, как я выгляжу. Необычное чувство для меня, ведь обычно я не придавал этому особого значения. Проведя рукой по волосам, я долго стоял перед зеркалом, решая, как лучше их уложить. Выбрав что-то простое, но аккуратное, я вздохнул и посмотрел на себя ещё раз. — Ничего особенного, Зонтик, — сказал я себе в отражении, — просто дружеская встреча. Однако это не успокаивало. Моё сердце билось чуть быстрее, чем обычно, и мысли о том, как всё пройдёт, не давали покоя. Когда я вышел на улицу, воздух был свежим и холодным. Снег медленно падал, оставляя белые следы на моём пальто. Я шёл по парку, где располагалось кафе, и вдруг меня осенило — это же тот самый парк с озером. Именно здесь произошло нечто, что изменило многое между нами с Вару. Тот день в библиотеке, долгие прогулки и неожиданные разговоры. Кажется, именно тогда наши отношения начали меняться, становиться глубже. Я остановился на мгновение, всматриваясь в знакомый пейзаж. Озеро было почти замёрзшим, отражая серое зимнее небо. В этом месте как будто витал призрак прошлого, которое стремительно приближало нас с Вару друг к другу. Пока я ждал, мои щеки слегка пощипывало от холода, а вечно холодные руки я пытался спрятать в карманах, чтобы хоть как-то согреть. Снег мягко скрипел под ногами, создавая успокаивающую атмосферу, но волнение не покидало меня. Я все еще не мог поверить, что ждал встречи с Вару, и одновременно боялся, что эта встреча станет чем-то большим. И тут резко из-за плеча послышались тихие шаги, а затем — резкое: — Бу! Я слегка отскочил, обернувшись к Вару, который, смеясь, выглядел довольным собой. Его улыбка светилась даже на фоне зимней серости. Я посмотрел на него, как на маленького ребенка, и почувствовал, как внутри меня распускается тепло. Глупый он, конечно, но в хорошем смысле. — Ну что, пугливый, пойдём уже? А то я себе сейчас отморожу всё своё достоинство, — сказал он, потирая руки, словно подбадривая себя. Я тихо рассмеялся и кивнул. Его игривость была заразительной, и я вдруг ощутил, как напряжение начало уходить. Мы направились в кафе, и, когда мы зашли, нас обнял тёплый воздух и вкусный запах свежей выпечки. — Это именно то, что мне нужно в такой холод, — пробормотал Вару, обводя взглядом уютное заведение. Мы сняли верхнюю одежду, повесили её на вешалку и сели за свободный столик, у окна, откуда открывался прекрасный вид на парк. В заведении играла приятная ненавязчивая музыка, а в воздухе витал аромат кофе и корицы. Я чувствовал себя более расслабленным, чем ожидал. — Как ты? — спросил он, листая меню и пододвигая второе мне. — Надеюсь, ты не забыл, что я собираюсь угостить тебя чем-то вкусненьким! — Я в порядке, — ответил я, улыбаясь. — Я даже не против попробовать что-то новое. Мы обсудили меню, а Вару продолжал шутить, делая свой обычный набор забавных комментариев, которые заставляли меня смеяться. Я словно попал в место, где никогда не было никаких сложностей и недомолвок. Наша дружба, казалось, расцветала всё больше, и в это мгновение я почти забыл о своих страхах и переживаниях. Мы сидели за столом, наслаждаясь атмосферой кафе и теплым шоколадом, который начал медленно согревать мои руки. Вару, шутливо подмигивая, начал разглядывать меню. — Слушай, ты когда-нибудь пробовал тыквенный пирог? — спросил он, обводя пальцем строчки в меню. — Говорят, он тут просто божественный. — Нет, но звучит заманчиво, — ответил я, размышляя о том, как это могло бы быть. — Ты всегда выбираешь что-то необычное. — О, это просто моя тактика — удивлять! Если бы ты знал, как часто я экспериментировал с едой, — он смеялся, — мне приходилось возвращаться к привычной еде, чтобы не отравиться. Я не мог удержаться от улыбки, слушая его. — И как же ты до сих пор жив? — подколол я. — Везение и большая доза здоровья, — весело ответил он. — А ты? Как ты вообще выбрался из своей привычной рутины? Я задумался на секунду, глядя в окно. — Знаешь, иногда нужно просто рискнуть. В последнее время я чувствую, что мне не хватает новых эмоций. Вот почему я здесь, — признался я, отвлекаясь от своего напитка. Вару слегка наклонил голову, изучая меня. — Эмоций? Как это связано с тем, что мы пришли в кафе? — его голос стал более серьезным. — Ну... просто иногда надо делать шаги вне зоны комфорта. И ты мне в этом помогаешь, — тихо сказал я, осознавая, что сказал больше, чем собирался. — Я рад слышать это. Знаешь, ты для меня тоже много значишь, — ответил Вару, его взгляд стал более серьезным. — Иногда даже я сам удивляюсь, как мы стали такими близкими. В этот момент в воздухе повисла неловкость. Мы оба улыбнулись, но внутри меня нарастало волнение. Словно что-то важное, что должно было произойти, зависло в воздухе между нами. Но тут я заметил, что Вару слегка изменился в лице. Он пристально смотрел в окно, словно там происходило что-то важное. Я напрягся, когда он вдруг встал и, не дождавшись моего вопроса, сказал: — Слушай, я сейчас приду. Ты пока выбери себе что-нибудь. Словно испарившись, он направился в уборную. Я остался один, озадаченный его внезапным уходом. Взглянув в окно, я увидел, что его друзья стояли на улице, обсуждая что-то и смеясь. Они выглядели так, будто ждали кого-то, и в тот же миг я понял, почему Вару так быстро исчез. Его присутствие рядом с ними — особенно с их недовольными взглядами и ехидными шутками — было бы лишним. Я отвернулся от окна и снова попробовал сосредоточиться на своем горячем шоколаде. Однако в этот момент за спиной раздались звуки, свидетельствующие о том, что кто-то зашёл в кафе. Я не обратил на это внимания, пока не услышал противный, до боли знакомый голос. — Здравствуй, Закиян. Неужели ты наконец-то взял яйца в кулак и пригласил какую-то счастливицу на свидание? Ох, или это тебя пригласили? Ты же у нас "не такой". Эти слова пронзили меня, как острый нож. Я почувствовал, как холод пробежал по спине. Это были его "друзья", которые знали, как задеть за живое. Их смех, полный презрения, звучал, как рокот далеких громов, заставляя меня затаить дыхание. Я попытался проигнорировать их, но внутренний голос толкал меня ответить. — А тебе-то что? Завидуешь, что я не пошёл на свидание с тобой? Слова вырвались неожиданно, как будто они принадлежали не мне. Я сразу осознал, что нахожусь на грани, но не мог сдержаться. В этот момент я почувствовал себя защищённым, как будто мои слова стали щитом, отразившим их колкости. Парень, который заговорил, был удивлён, и его улыбка на мгновение побледнела. Он смотрел на меня, как будто я сказал нечто совершенно абсурдное. В его глазах читалась недоумённость и лёгкое восхищение, как будто он вдруг увидел во мне что-то, что ранее не замечал. — О, смотри-ка, у кого-то голос прорезался! — произнес он, поворачиваясь к своим друзьям, которые, очевидно, не ожидали такой реакции. В их взглядах промелькнуло замешательство, и смех стал менее уверенным. — Отвали, мудила. Будто тебе заняться больше нечем. — ответил я, без единой дрожи и сожаления в голосе. Я видел, как их уверенность начинает трещать по швам. Я не собирался сдаваться, и даже если это была всего лишь краткая победа, она придавалась мне сил. Мысль о Вару, о том, как он поддерживает меня, заставила сердце стучать сильнее. — Может, мы неправильно его поняли? Может, Закиян — настоящий покоритель женских сердец, а мы просто не замечали? — продолжал тот парень, но его голос звучал уже менее уверенно, как будто он осознавал, что шутить над мной теперь стало рискованно. Я не ответил. Вместо этого я просто повернулся к окну, стараясь не думать о том, что происходит позади. Внутри я ощущал смешанные чувства: облегчение, злость и самоуважение. Это было нечто новое для меня. Я не хотел, чтобы они видели, как я расстраиваюсь, и ещё меньше хотел, чтобы Вару думал, что я поддаюсь на их провокации. Парни, видя, что я не реагирую на их слова, начали хмуриться и переглядываться. Наконец, один из них, явно потеряв интерес, произнес: — Ладно, пойдем. У нас есть более интересные дела, чем трепаться с тобой. С их уходом я почувствовал, как напряжение постепенно уходит. Я снова посмотрел в окно, наблюдая, как эта компашка придурков расстворяется в дали. Я знал, что Вару не хочет, чтобы его друзья знали о нашей дружбе, и это осознание приносило мне какое-то утешение. Я отпил горячего шоколада, стараясь успокоиться. В глубине души я понимал, что несмотря на все трудности, моя дружба с Вару стала для меня важной, и я надеялся, что вскоре он вернётся и поддержит меня, как всегда. Вару наконец-то вернулся, усевшись за столик с лёгким вздохом. Его лицо всё ещё было слегка напряжённым, а в глазах читалось беспокойство. Он выглядел так, будто только что вернулся из самого неприятного сна. — Я вернулся, прости, что так долго, — сказал он, пытаясь добавить в свой голос нотку непринуждённости. — Ничего страшного, — ответил я, но в голосе моём звучала нота невольной тревоги. Я не хотел, чтобы он переживал из-за меня, но мне было непросто скрыть своё волнение. Вару, похоже, уловил это. Его взгляд упал на стол, как будто он пытался найти утешение в деревянной поверхности. Я знал, что он слышал разговор, который произошёл за моей спиной, и понимал, кто именно был причиной его неловкости. — Я слышал какие-то странные разговоры, кто это был? — осторожно спросил он, поднимая глаза и встречая мой взгляд. — Да, не важно. Очередная толпа придурков, — вымолвил я, стараясь придать своим словам лёгкость. Но, несмотря на мои усилия, голос звучал слишком резким, даже для меня. Вару кивнул, но я заметил, что он напрягся ещё больше. Между нами повисла неловкая пауза, в которой всё было сказано без слов. Я понимал, что он не хочет признавать, что его знакомые могут осуждать нашу дружбу. В этот момент я почувствовал, как внутри меня зарождается желание защитить то, что у нас есть, несмотря на то, как оно выглядит со стороны. Я вздохнул. — Знаешь, — начал я, не зная, как сформулировать свои мысли, — они просто не понимают. У них своя жизнь, свои проблемы. Но они не имеют права доставлять эти проблемы ни тебе, ни мне. Вару снова посмотрел на меня, его глаза искрились в полутени кафе. Я чувствовал, как между нами возникло невидимое соединение, несмотря на весь негатив, который окружал нашу встречу. — Ты прав, — наконец произнёс он, его голос стал мягче. — Но, несмотря на всё, они всё равно как-то влияют на меня. Я не хочу, чтобы ты страдал из-за них. Я улыбнулся, почувствовав, как теплота заполняет пространство между нами. — Страдание — это не для меня, — ответил я, стараясь добавить нотку юмора. — У меня есть горячий шоколад и глупый кудрявый собеседник, в конце концов. Мы оба рассмеялись, и я увидел, как напряжение на его лице стало исчезать. Между нами вновь воцарилась атмосфера легкости, словно мы могли оставить все переживания за пределами этого кафе. Вару открыл меню, но я заметил, что его взгляд снова метался в окно. Я понимал, что в какой-то момент он не сможет полностью игнорировать своих друзей, но в то же время не хотел, чтобы это мешало тому, что между нами развивалось. В этот момент я понял: несмотря на все преграды, я готов был бороться за нашу дружбу, и это придавало мне сил. Мы наконец-то сделали заказ, и я, положив руки на стол, с интересом смотрел в окно, наблюдая, как медленно падали снежинки на землю. Каждая снежинка была уникальной, словно маленькое произведение искусства, и в этом было нечто завораживающее. Я потерялся в своих мыслях, когда вдруг почувствовал резкое тепло в руках. Обернувшись, я увидел, что Вару, ни с того ни с сего, положил свои руки на мои. В ту же секунду мир вокруг исчез, остались только мы и это мгновение. — Жесть, Зонтик, у тебя всегда руки такие холодные? — спросил он, его голос звучал с легкой насмешкой. — Ну... да? — ответил я, смутившись от неожиданного тепла и ощущения его прикосновения. Вару, видимо, осознав, что ввёл меня в неловкое положение, резко убрал свои руки. Я заметил, как на его лице появился румянец, и это, казалось, добавляло веселья в атмосферу. — Ой, извини. Я просто тогда ещё думал, что мне показалось, и хотел убедиться наверняка, и короче... — Вару пытался найти оправдание своим действиям, но, судя по его запутанным словам, это было не так-то просто. Я не мог не улыбнуться, видя, как он пытается спастись из этой ситуации. — Да ладно, если было так интересно, то пожалуйста, — сказал я, шутливо протянув ему свои руки, пытаясь сгладить неловкость момента. Но уже не мог скрыть того, что и сам покрылся румянцем, его нежное прикосновение всё ещё согревало мои ладони. Мы оба немного замерли, наблюдая друг за другом, пока легкая улыбка не появилась на моих губах. Это был странный, но в то же время теплый момент, и я почувствовал, как между нами возникла ещё одна невидимая нить, связывающая наши сердца. Я не знал, что это значит, но это определённо было приятно. — Знаешь, — начал я, пытаясь отвлечься от неловкости, — иногда мне кажется, что холодные руки — это моя суперспособность. Умение заставлять людей переживать за меня. — Хм, может быть, ты и прав, — рассмеялся Вару, его глаза блестели весельем. — Но только не используй её слишком часто, а то я забуду, что у тебя есть свои достоинства. — С такими-то друзьями, как ты, — заметил я, — это невозможно. В этот момент я почувствовал, как в воздухе витала легкость и непринуждённость, словно мы на мгновение забыли о всех заботах и недопониманиях. Это было наше маленькое убежище, где никто не мог нас потревожить. Вару посмотрел на мои руки, которые я ему протянул, и затем взглянул на меня. Я лишь кивнул, ничего не говоря, и в этот момент он взял меня за руки. Обоих мгновенно окутал румянец, словно мы были подростками, впервые испытывающими смущение от простого прикосновения. — Знаешь, а твои руки всегда очень тёплые. В чём секрет? — спросил я, мой голос был полон искреннего интереса. — Наверное, я просто очень горяч, — ответил он, пытаясь сохранить лёгкость разговора и добавив шутливый тон. Мы оба рассмеялись, и это звучало так искренне, будто все заботы и тревоги исчезли в воздухе. В этот момент пришёл наш заказ. Мы отпустили руки друг друга, но тепло, оставшееся от прикосновения, всё ещё витало между нами. Вару заказал себе кусочек тыквенного пирога и горячий шоколад, а я выбрал малиновый чизкейк и латте "Фундук". Когда еда появилась на нашем столе, аромат сладостей заполнил пространство, и наши глаза заблестели от предвкушения. — Хей, Зонтик, не хочешь всё-таки попробовать тыквенный пирог? Он очень вкусный, — предложил Вару, показывая на свой десерт с энтузиазмом. — Ну давай, — согласился я, чувствуя, как поднимается мой интерес. Я взял кусочек и попробовал. Вкус действительно был восхитительным — сладость и пряность сочетались в идеальном балансе. — Вау, Вару. Это действительно вкусно! — удивился я, наслаждаясь каждой крошкой. — А как же, я фигни не посоветую! Могу я твой попробовать взамен? — спросил он, его глаза искрились игривостью. — Конечно! — ответил я, с удовольствием подвигая свою тарелку к нему. Он откусил кусочек чизкейка, и на его лице заиграла радость, будто он нашёл сокровище. — Это самое вкусное, что я когда-либо ел, — сказал он, улыбаясь от уха до уха. — Ну вот, а ты сомневался в моих вкусах, — подметил я, смеясь. — Ну я его себе забираю, — с хитрой ухмылкой произнёс Вару, притянув к себе тарелку. — Эй, нет, отдай мне мой чизкейк! — воскликнул я, смехом наполняя кафе. Мы шутливо притворялись, что дерёмся за мою тарелку, и весёлые пререкания продолжались. В итоге мы успокоились, довольные и смеющиеся, продолжили есть, периодически передавая друг другу кусочки от пирогов, словно делясь чем-то очень важным. Эта простая игра с едой казалась чем-то большим — она сближала нас, заставляя чувствовать, что мы можем быть собой, без масок и стеснения. Каждый кусочек, который мы обменивались, был символом доверия, и с каждой минутой я ощущал, как между нами выстраивается особая связь. Мне бы не хотелось, чтобы этот вечер заканчивался, но, к сожалению, время невозможно остановить. Когда уже стемнело, мы поблагодарили персонал, оделись и вышли из уютного кафе. На улице всё ещё шёл снег, и легкие снежинки танцевали в свете уличных фонарей, создавая вокруг нас волшебную атмосферу. — Могу я тебя сегодня провести? — спросил Вару, его голос звучал искренне. — Конечно, если тебе не сложно, — ответил я, почувствовав, как сердце забилось быстрее от этого простого предложения. — Да я просто переживаю, что тебя, такого красивого, маньяки украдут, — подколол он, пытаясь разрядить атмосферу шуткой. — Ну да, так я и поверил, — посмеялся я в ответ, но в душе чувствовал, что его забота была искренней. Мы шли по тёмным заснеженным улицам, разговаривая обо всём, что приходило на ум. Это напомнило мне нашу первую прогулку после встречи в библиотеке. Вокруг нас царила тишина, прерываемая только хрустом снега под нашими ногами. Каждое его слово, каждый взгляд заставляли моё сердце стучать быстрее. Мы не спешили, будто специально тянули время, наслаждаясь каждым мгновением вместе. Когда мы наконец подошли к моему дому, я остановился, чувствуя, что момент настал. — Что ж, мы пришли. Спасибо, что провёл, и... за день, — произнёс я, не желая, чтобы это прощание звучало грустно. — Всегда пожалуйста, мне не сложно. Да и... — Вару затих, и его голос потерял уверенность, словно он хотел сказать что-то важное, но не мог найти нужных слов. В этот миг мне показалось, что что-то не так. Я испугался, что с ним произошло что-то плохое. Но вдруг, словно в ответ на моё беспокойство, Вару резко обнял меня. Я был ошарашен, и сердце колотилось так быстро, что казалось, оно вот-вот выскочит из груди. Я мгновенно обнял его в ответ, и в этом объятии время остановилось. Эти пару секунд ощущались так приятно, как будто весь мир вокруг нас исчез. Снег кружил вокруг, а одинокий фонарь освещал нашу маленькую сцену, создавая ощущение уюта и тепла. Я бы хотел стоять так вечно, но, как и всё хорошее, это мгновение подошло к концу. Через мгновение Вару отстранился, и в его глазах мелькнула смесь эмоций. — Ну, ладно, пока, — произнёс он, и, не дождавшись моего ответа, исчез во тьме зимнего вечера. Я остался стоять на месте, глядя в след его силуэту. Вокруг всё ещё падал снег, а в голове крутилось множество мыслей о том, что этот день стал для нас чем-то большим, чем просто встречей. Ощущение теплоты и радости, оставшиеся после его объятий, согревали меня, и я знал, что это была лишь первая глава чего-то большего, что ждет нас впереди. С того дня прошло около двух недель. За это время мы встречались не раз, и с каждой встречей мне становилось всё сложнее игнорировать свои чувства к Вару. Но сегодня было что-то особенное. Я проснулся с нелюбовью к этому дню. Посмотрев на календарь, я понял, что сегодня День Святого Валентина — мой самый нелюбимый праздник в году. Все вокруг придавали ему слишком много значения, хотя, возможно, я просто завидовал другим. Никогда в жизни мне не дарили валентинок, и от этой мысли на душе становилось тоскливо. Я лениво встал с кровати и потянулся, чувствуя, как мышцы протестуют после долгого сна. Умело уклоняясь от очередной волны лени, я направился в ванную. Под ярким светом лампы я взглянул в зеркало. Мои голубые длинные волосы были немного растрепаны, как обычно после сна, а голубые глаза выглядели немного усталыми, хотя в них всё ещё прятался блеск. Худощавое телосложение отражало мне, что я не слишком заботился о себе, но сейчас это не волновало меня. Я провёл рукой по волосам, пытаясь привести их в порядок, и быстро умылся. Глядя на своё отражение, я на мгновение задумался: «Неужели я действительно такой невзрачный?». Но это ощущение быстро ушло, и я переключился на сборы. Я натянул на себя простой свитер и джинсы, которые казались мне удобными, и, наконец, подошёл к обуви. Как же сложно было натянуть ботинки, когда не хватает времени! Я быстро завязал шнурки и, наконец, выбежал на улицу, вдыхая свежий холодный воздух. По пути в колледж я несколько раз чуть не упал на скользкой дороге, но, несмотря на это, добежал до здания. Сердце стучало от напряжения, когда я быстро вбежал в аудиторию и с облегчением выдохнул — не опоздал. Я сел за своё место в углу и попытался не обращать внимания на людей вокруг. Аудитория была заполнена шумом: все обменивались валентинками, парочки сидели вместе и обнимались, а я просто одиноко наблюдал за происходящим, чувствуя, как меня охватывает зависть. В этот момент дверь аудитории открылась, и в неё вошёл Вару со своими друзьями. Он, как всегда, привлекал внимание: девушки сразу облепили его, обмениваясь шутками и смеясь, а его стол быстро завалился валентинками и записками. Он улыбался, но, похоже, не обращал на это особого внимания. Я вздохнул, с тоской думая о том, действительно ли у меня есть хоть шанс, когда у Вару такая фанбаза. Сомнение о его ориентации не оставляло меня в покое. Я решил не думать об этом глупом празднике, достал книгу из своей сумки и углубился в чтение, надеясь отвлечься от окружающей суеты и хотя бы на время забыть о своих чувствах. Я сидел в тишине, стараясь погрузиться в книгу, когда услышал, как кто-то окликнул меня. Я сразу узнал голос — это были друзья Вару. Вздохнув, я попытался не обращать на них внимания, но это оказалось сложнее, чем я надеялся. — Эй, Закиян! Что, снова не получил ни одной валентинки? Или ты ждёшь её от того самого? — раздался их громкий смех, как обычно полный издёвок. Этих ребят всегда раздражала моя тишина и замкнутость, и они словно наслаждались любой возможностью унизить меня. Но сегодня мне не хотелось молчать. — А тебя это так волнует, или ты обижен, что не получил валентинки от меня? — выпалил я, стараясь придать своему голосу уверенности, хотя внутри всё клокотало от раздражения. Шутка удалась. Все в аудитории на мгновение замолчали, переключив внимание на того, кто ко мне прицепился. Парень явно покраснел, пытаясь найти что-то в ответ. Но вместо того, чтобы заткнуться, он решил перейти черту. — Ах так, да? Ну я хотя бы не ебаный суицидник, который потом лежал в больнице. Что, может, хочешь попробовать ещё раз? Только на этот раз удачно, — выплюнул он с ядовитой усмешкой. Моё сердце застыло. Мне казалось, что я замер на месте. Все мои страхи и переживания, которые я хранил глубоко внутри, вдруг всплыли наружу. Я думал, что об этом инциденте никто не знал, но теперь… теперь это слышали все. В том числе и Вару. Я не мог поверить, что всё это обсуждается вслух. Ощущение тошноты накрыло меня волной, и я едва разбирал звуки вокруг. — Эй, чел, ты не считаешь, что это уже слишком?! — размыто услышал я голос Вару. — А что не так? Пусть этот нытик знает своё место! Без него тут всем было бы лучше, — продолжал тот парень, голос которого становился всё более мерзким. — Рот свой закрой! Ты себя хоть слышишь, еблан?! — уже с криком накинулся на него Вару. Но я больше не мог это выносить. Мне стало невыносимо плохо. Голоса вокруг становились всё тише, а зрение начало затуманиваться. Я резко встал, не оглядываясь на происходящее, и выбежал из аудитории. Моё дыхание сбивалось, сердце колотилось в груди, и я только чувствовал, как пульсирующая паника охватывает меня всё сильнее. Я добежал до ближайшей уборной и, влетев внутрь, скатился по стене, сев прямо на холодный кафельный пол. Моя голова кружилась, дыхание было тяжёлым и прерывистым. Я обнял свои колени, стараясь хоть как-то успокоиться, но это было бесполезно. Всё, что сказал тот парень, гудело в голове эхом. Я слегка приподнял рукава своего свитера и взглянул на запястья, покрытые шрамами — немыми напоминаниями о самых тёмных моментах в моей жизни. Слёзы, которые я пытался удержать, наконец-то прорвались. Они потекли по щекам, безостановочно. Я ненавидел этот день. Ненавидел себя. Ненавидел свою беспомощность. Мне казалось, что этот день не мог стать хуже.

***

Когда я услышал, как дверь в уборную открылась, я автоматически посмотрел в её сторону, ожидая увидеть кого угодно, но только не Вару. Когда наши взгляды встретились, я заметил, что его лицо было потрёпанным: рассечённая бровь, разбитая губа — он явно дрался. Моё сердце сжалось от ужаса. Неужели он действительно пошёл в драку с тем парнем? Это моя вина. — Нет, нет, нет... — пробормотал я себе под нос, быстро стирая слёзы с лица и пытаясь как можно незаметнее закатать рукава, чтобы Вару не увидел шрамы. Вару тяжело дышал, прикрыв за собой дверь. Он медленно подошёл ко мне и присел рядом, его глаза были полны волнения и беспокойства. — Что произошло? Ты как? — мой голос дрожал, едва сдерживая очередной поток эмоций. — Да так, подрался с одним придурком. Это не важно, — сказал он, отмахиваясь от своих ран. — Ты как? Этот простой вопрос выбил меня из равновесия. Я пытался быть сильным, пытался скрыть своё состояние, но всё внутри меня было настолько подавлено и разбито, что я больше не мог держаться. Слёзы, которые я так старательно прятал, снова хлынули из глаз. Они катились по моим щекам, как несдержанный поток. Я зажмурился, чтобы хоть как-то скрыть свой стыд и отчаяние, но это было бесполезно. Не произнеся ни слова, Вару медленно и нежно приобнял меня, прижав к себе. Я почувствовал тепло его тела и его осторожные поглаживания по голове. Я зарыдал ещё сильнее, уткнувшись в его плечо, чувствуя, как вся накопившаяся боль за долгие месяцы вырывается наружу. Мне было стыдно за свою слабость, но в этот момент это уже не имело значения. Я просто продолжал плакать, чувствуя, как Вару крепко держит меня, не пытаясь что-то говорить или подбадривать. Он просто был рядом, и этого оказалось достаточно. Время как будто остановилось. Мы сидели на холодном полу уборной, окружённые тишиной, нарушаемой лишь моими всхлипываниями. Я постепенно начал успокаиваться, мои рыдания становились всё тише, а дыхание всё ровнее. Вару продолжал меня обнимать, словно защищая от всего мира. Я поднял голову и встретился с его глазами. В его взгляде читались вопросы, тревога, но главное — искреннее беспокойство. Мы смотрели друг на друга несколько долгих секунд, прежде чем он наконец-то заговорил. — То, что он сказал... Это правда? — его голос был тихим, почти шёпотом, но его слова пробили меня насквозь. Воздух сразу стал тяжёлым, и мне показалось, что моё горло сжалось. Я не мог сказать ни слова, даже если бы хотел. Мои мысли словно застыли, а сердце глухо билось в груди. Я лишь медленно кивнул, не осмеливаясь поднять глаза. Мне было невыносимо стыдно. Слова того парня всё ещё жгли внутри. Я боялся, что теперь Вару увидит меня другим, увидит меня таким, каким я себя ощущаю — сломленным и беспомощным. Но он ничего не сказал. Вместо этого, он просто крепче сжал меня в своих объятиях, словно пытаясь передать мне всю свою поддержку через это простое действие. В его прикосновении было что-то тёплое, что-то успокаивающее, будто он пытался показать мне, что я не одинок, что он рядом, несмотря ни на что. Я закрыл глаза, всё ещё ощущая как остаточные слёзы катятся по моим щекам, и на мгновение мне показалось, что этот мир стал чуть менее жестоким. Я слегка отстранился от Вару, всё ещё ощущая тепло его объятий. Он посмотрел на меня, и в его глазах не было ни капли осуждения — только забота и тревога. Мне стало немного легче, но мысль о том, что он теперь знает о моём прошлом, всё равно тяготила. Я перевёл взгляд на свои запястья, скрытые под рукавами свитера. — Прости, — прошептал я, чувствуя, как стыд вновь сковывает моё тело. — Я не хотел, чтобы так получилось. Я не думал, что кто-то об этом знал... И я не хотел, чтобы ты дрался. — Да ладно тебе, — сказал Вару, мягко усмехнувшись. — Он и так заслужил это. Это ты прости, что тебе пришлось с таким столкнуться. Его слова звучали так легко, но в них было столько поддержки, что я почувствовал, как внутри меня что-то смягчается. Вару вдруг замешкался и начал рыться в своей сумке. Я смотрел на него с лёгким недоумением, не понимая, что он делает. — Знаешь что... У меня для тебя кое-что есть. Можешь закрыть глаза? Я удивлённо посмотрел на него, но послушно закрыл глаза. Моё сердце начало биться чуть быстрее, волнение нарастало. — И... Открывай! Я медленно открыл глаза, и передо мной оказался Вару, держащий в руках большой коробок конфет в форме сердца, набор травяных чаёв и небольшую записку, аккуратно лежащую в конверте. Я застыл, не в силах что-то сказать. Это было настолько неожиданно, что я не сразу осознал, что всё это предназначено для меня. Мой мозг отказывался верить, что Вару сделал для меня такой милый жест. — Ну как тебе? — Вару смущённо улыбнулся. — Подняло немного настроение? Моё лицо вспыхнуло румянцем. Я не мог сдержать улыбку, которая медленно расползалась по моему лицу. Смущение и радость переполняли меня, и я не мог поверить, что кто-то так заботится обо мне. — Конечно! — слабо выдохнул я, прижимая подарки к себе, словно они были чем-то бесценным. — Спасибо тебе большое! Но... в честь чего такая щедрость? Вару на мгновение замешкался, его взгляд немного потух, и он смущённо потёр затылок. — Ну, знаешь, — неуверенно начал он, избегая моего взгляда, — сегодня же день святого Валентина и всё такое... Он вдруг затих, будто не решаясь продолжить. Я посмотрел на него с лёгким удивлением, всё ещё не понимая, что он имеет в виду. Моё сердце снова начало биться быстрее, когда я начал осознавать, что этот подарок, возможно, значил гораздо больше, чем просто жест поддержки. Вару стоял передо мной, слегка покрасневший, его обычная уверенность куда-то испарилась. Вару взял мои руки в свои, его ладони были тёплыми, как и всегда. Он тихо вдохнул, готовясь сказать что-то важное. Я чувствовал, как мои собственные руки начали дрожать от волнения. — Ладно, я должен, — прошептал он так тихо, что казалось, он говорил больше себе, чем мне. Его лицо было серьёзным, но я видел в нём и некоторое смущение. Он говорил медленно, словно подбирал каждое слово с осторожностью. — Я, конечно, хотел, чтобы это было романтичнее, — начал он, нервно усмехнувшись, — но ладно. Зонтик, я без понятия, что со мной происходит, но рядом с тобой я ощущаю себя другим человеком. Я будто могу быть собой, только когда ты рядом. Я слышал, как голос его слегка дрожал, а это значило, что то, что он говорил, было для него действительно важно. Мои мысли, словно буря, метались, и я уже не знал, как реагировать. Сердце колотилось так сильно, что казалось, оно вот-вот выпрыгнет из груди. — Я не знаю, что нас ждёт в будущем, — продолжал Вару, его взгляд метался, как будто он искал слова, — и какие придурки будут вставать у нас на пути. Но я хочу, чтобы в моём будущем был ты. Я... Зонтик, я... Его голос вдруг осёкся, слова словно застряли в его горле, и я заметил, как его дыхание участилось. Я посмотрел на него, и во мне всё смешалось — шок, удивление и радость. Неужели это действительно происходило? Мои пальцы слегка сжали его руки в ответ, я смотрел на Вару, в его глаза, которые сейчас были полны смешанных эмоций. — Зонтик, я хотел сказать, что я... — И я тебя люблю, Вару, — перебил я его, и сразу же осознал, что сказал. Вару застыл, его глаза расширились от неожиданности. Он смотрел на меня с любовью и одновременно с лёгким шоком. Я видел, как его лицо вдруг стало мягче, а на губах появилась улыбка. Он протянул руку и нежно положил ладонь мне на щеку. Его прикосновение было тёплым и обнадёживающим, оно словно разогнало последние остатки сомнений. — Вообще-то, это должна была быть моя реплика, — сказал он, смеясь сквозь смущение. Я тоже улыбнулся, мой страх растворился в этом моменте. — Прости, но ты слишком долго думал, — ответил я шутливо, пытаясь скрыть, насколько сильно билось моё сердце. Мы оба засмеялись. Этот смех был таким искренним, таким лёгким, словно с наших плеч свалился огромный груз. Это был момент, который казался нереальным, но он был настоящим. Я почувствовал, как моё лицо залилось румянцем, но мне было всё равно. Я осторожно положил голову ему на плечо, чувствуя, как его дыхание стало спокойнее, как он тоже расслабился рядом со мной. — Что мы будем делать дальше? — тихо спросил я, вслушиваясь в его ровное дыхание. — Как справляться с... со всеми ними? Он ненадолго замолчал, прежде чем ответить. Его голос был мягким, но уверенным. — Не знаю, — прошептал он. — Но мы что-нибудь придумаем. И прежде чем я успел сказать что-либо ещё, Вару наклонился и нежно поцеловал меня в лоб. Этот поцелуй был таким лёгким, таким тёплым, что я почувствовал, как слёзы счастья наворачиваются на глаза. Этот момент был таким простым, но в то же время — самым особенным. Мы сидели на полу, всё ещё обнявшись, в этой маленькой уборной, и казалось, что больше ничего не имеет значения. Никаких насмешек, никаких проблем — только мы двое, в этот день, который стал для меня чем-то гораздо большим, чем просто День Святого Валентина.