Мне не лучше и не хуже. Мне — никак

Я видел в твоих глазах отблеск закатного солнца. В них отражалась любовь, которую ты дарил без остатка. Она проникала так глубоко, что готова была запитать своей энергией мегаполис. Пушистая трава слегка колыхалась от тёплого ветра. Всё, что мне нужно сейчас — твои руки, смыкающиеся за спиной и обжигающее шею дыхание. Я знаю, ты останешься со мной. Ты будешь сниться мне ночами, приходить ко мне ангелом хранителем, заботливо укрывая пледом. Ты во всех моих стихах, в каждом сказанном слове и случайно проронившей слезе.

***

Ощутишь вкус жизни только тогда, когда начнёшь ценить её. Начать снова цвести, подобно прекрасному цветку — задача не из лёгких, особенно, если ты пережил многое. Каждый день ассоциируется с началом чего-то абсолютного, концом и похоронами себя прошлого. Терапия позволяет не чувствовать всепоглощающее чувство вины, но не может вылечить полностью. Тогда Дилан понимает, что лекарство находится совсем рядом: у него забавно вьются волосы и горят искоркой глаза. Его клетчатый шарф постоянно развивается на ветру и хочется идти близко, чтобы считать квадратные узоры и слушать родной запах. Закрадывались подозрения, что от Лололошки пахнет солнцем. Всегда он светится рядом, а улыбается до одури прелестно и с ямочкой на щеке. Ни одна пилюля не сравнится с человеком, который не бросил тебя и не отказался. А когда этот кто-то рядом, руки сами тянутся, обнимая и останавливая себя, чтобы случайно в макушку не поцеловать. Всегда можно попробовать снова. Не получилось — пробуй опять. Ты всегда можешь уйти, свести счёты, но что, если получится? Что, если сможешь взлететь, пусть и потерял крылья за спиной? Падая и разбиваясь, есть шанс возродиться вновь. Шанс взлететь так высоко, как раньше бы не смог. Дилан каждый день даёт себе шанс на ещё один. Вдруг, завтра будет что-то хорошее. Кто сказал, что будет просто? Просто только в грёзах перед сном, где всё вылизано и идеально, аж противоестественно. Каждый раз приходится сталкиваться с последствиями былого отчаяния, перешагивая через себя и заново учась жить. Жизнь даёт пинки в виде ломания и перестраивания себя. Дилан терпит и терпит, а когда видит, что получается, медленными шажками идёт дальше. Былые интересы один за другим воскресают из мёртвых. Так он начинает учиться играть на инструментах, стараясь познать не только гитару, находит удовольствие в работе и понимает, что всё не зря. В начале лета входит в колею и полноценный график. Психиатр снижает дозировку и ведёт пациента к отказу от волшебных таблеток.

***

Когда перед ним сидит Тим, охотно вспоминается, когда всё пошло не так.

Реакция на почти откинувшегося друга не заставила себя ждать. Сразу после перевода в обычную палату врываются два взрослых лба, что вот-вот расплачутся, да только статус не позволяет. Как только Лололошка отошёл от некультурного шока, даже поездил на карете скорой помощи и предоставил всю подноготную Дилана врачам, он раззвонился друзьям. Естественно, в осадочек выпали оба. Как так вообще вышло, что их дружок чуть не закосплеил черешню, а они даже не подозревали? Далее следовало осознание, складывание пазлов и очевидные знаки, что этому способствовали. Потом понимание, что пора менять всё. Тим оттягивает воротник клетчатой рубахи и наконец сглатывает. Видно, хочет начать, но как только выдавливает звук, тут же заикается и тушуется. Нервничает. От раздражения бровь изгибается в немом вопросе. Кажется, это делает ситуацию только хуже, ведь теперь Тим даже не может посмотреть в глаза. — У меня дедлайн горит. Может соберёшься уже? В этот момент по клише должны закатиться глаза. Дилан, сам того не осознавая, давит. — Я слышал, что ты снова играешь... — он переводит взгляд на сервиз перед собой. Официант скоро подойдёт, а они так и не начали. — Не хочешь попробовать вернуться? Тим знает, что дальше последует отказ. Дилан как всегда ответит сухо и «нет» будет крутиться в мыслях ещё день. Он ощущает, как официант, видя напряжение в его позе всё не решается подойти. Друг ещё долго молчит и даже непонятно, где он сейчас витает. Может, хочет как можно жёстче оборвать и так единственный шанс? Дилан выдыхает так, будто решение даётся ему с трудом. — Мне доктор рекомендовал менять обстановку. Делаю это только ради своего состояния. Как там говорят, надейся на лучшее, готовься к худшему? Тим даже не сразу осознаёт слова, лишь болванчиком поднимает голову на приятеля, качая ей из стороны в сторону. — Серьёзно? Ты просто так согласился? — А что, должен был послать и съебать в закат? — Дилан усмехается, выбирая из меню какой-то навороченный милкшейк. Официант, наконец оказавшийся рядом, радостно ему вторит, будто сам разделяет с тобой эту мелкую радость. Хочется улыбнуться, и действительно уголки губ непроизвольно тянутся вверх. Победа. Старые друзья оказываются на улице, в первый раз болтая так непринуждённо, да и в принципе разговаривая хоть как-то. Тим подмечает изменения в человеке напротив, что возвращают его на года два ранее. Кажется, он никогда не простит себе глупую оплошность и трусость перед тем, кого мог лишиться. И всегда будет благодарен тому, кто этого самого вытянул со дна, помогая встать на ноги. Они обсуждают свои взаимоотношения так, будто это не серьёзный разговор, а беседа соседей по парте, что сидят на скучном уроке. Подступившее лето теплит сердце, а вечерняя прохлада остужает голову. — Я видел, что ты хотел что-то восстановить, но как-то не до того было. За это сорян, — Дилан накидывает капюшон толстовки, ведь холодный май до сих пор цепляет, не давая как следует начаться теплу. Наверное, зима будет жаркой. — Это понятно, что не до того было... Если бы я понимал, к чему всё ведёт, может, всё было бы иначе, — бубнит себе под нос Тим. В стёкла очков неприятно бросается засвет от фонаря, что освещает пустую улочку. — Лучше ты меня прости. За всё, — Тим резко останавливается, пока друг по инерции делает ещё пару шагов. Слова даются тяжело, отчего руки сжимаются в кулаки. Дилан подходит к нему, всматриваясь в задумчивое лицо. Он протягивает мизинчик, будто вспоминая, как мирился в детстве каждый ребёнок. — Мир? В ту же минуту весь накопившийся груз бахает вниз. Тим не понимает, как ему так повезло. Всё опять как раньше. Искра в синих глазах кричит: теперь всё будет хорошо. — Мир.

***

Они шарахаются по торговому центру, как неприкаянные. Дилан первый проявил инициативу, потащив с собой только ради одной единственной детали в компьютере. Кажется, это были кулеры? Ло не особо помнил, единственное, знал как они выглядят, потому что друг перед этим весь плешь проел, приговаривая: «запомни, если такие увидишь, ори» и отчаянной попыткой запомнить с картинки. Уже битый час эти двое ходят из одного магазина техники в другой лишь потому, что нигде эти кулеры Дилану не нравятся. Видимо, он по зоркому взгляду сразу видит, где говно, а где потенциальная конфета. Безусловно, шоппинг доставляет удовольствие, но только тогда, когда Лошка сам ищет то, что ему интересно. Дружить с компьютерным гением, оказывается, не так-то просто. Правда, не может он отделаться от вязкого ощущения, что что-то должно произойти. Ладони потеют, иногда бросает в холод или накрывает мандраж. Ло часто оборачивается в толпу, всматриваясь. В очередной раз не находит ничего и грустно вздыхает, переводя взор на чересчур бодрого Дилана. Раньше он и не мог представить, что Ди вообще может быть активным. Кажется, в их тандеме чаще инициативу перенимал он сам, постоянно куда-то вытаскивая обоих. Вероятнее, ему ещё долго посчастливится узнавать этого человека. От таких мыслей розовеют щёки. Долго... Внутри всё так и клокочет от этого слова, заставляя отвернуть голову, пока они едут на эскалаторе. Очень хочется, чтобы он как можно дольше был рядом. Пальцы так и норовят прикоснуться, взять его за руку, но они уже переходят ленту эскалатора и ступают на третий этаж. Ло одёргивает себя, мысленно повторяя, что друзья не берутся за руки. Не проходит и двух часов, как Дилан интересуется последним кулером, а его беседа с консультантом явно намекает, что победа за последним. Лололошка скучающе наблюдает за этой картиной, сидя на фудкорте. Через стеклянную витрину видно, как консультант яро втирает ему, ожидая отклика. От скуки Ло поворачивает голову, желая зацепиться за что-то интересное. И находит. Глаза напрягаются, в попытке рассмотреть женскую фигуру, сидящую спереди. Он узнаёт знакомые желтоватые оттенки одежды, немного потрёпанный вид и то, как она что-то пишет. Моргает пару раз, не веря знакам или судьбе. Шэрон... Он так и не видел её около года, даже не спросив контакт. Единственный человек, кто помог ему просто так, не прося ничего взамен. Он тут же поднимается, неспеша подходит к ней и приветствует доброй улыбкой. Шэрон неохотно поднимает глаза, но когда узнаёт старого знакомого, резко меняется в лице. Она встречает его с объятиями, попутно задавая вопросы о сложившейся жизни. Когда он встретил её, началась совершенно новая ветка, ныне неизведанная и принёсшая много боли. Он учился жить заново, открывая для себя новое, но ранее забытое. Сейчас Ло понял, что его так тревожило. Он по-прежнему не верит в знаки, но для себя точно решает: её второй приход — конец того начала, в котором он оказался. И начало чего-то совершенно нового, что умостилось бы на другую полку в памяти. Пока Шэрон бесконечно расспрашивает о жизни, он отвечает в полтона, сознанием переносясь куда-то далеко. Получается, опять что-то новое. Что-то новое... Так и хочется вырваться из созданной собой же золотой клетки, решиться и не поддаться страху. Он боится, что всё пойдёт не так, как хочется. А за этим хочется окажутся последствия, после которых придётся себя по кусочкам собирать. В моменте Лошка перестаёт отвечать на вопросы, бросая взгляды на друга, что стоит возле кассы и, довольный, оплачивает ту самую деталь. Когда Ло оборачивается назад, проходит мгновение, прежде чем Шэрон серьёзнеет в лице и берёт его руки в свои, сверху накрывая ладонью и заставляя смотреть на себя. — Решись. Ты же сам этого хочешь, — на миловидном лице расплывается добродушная улыбка. Ло уже не помнит, говорил ли он что-то, или Шэрон поняла сама. Её слова так и бьют по голове, заставляя тотчас вынырнуть из своего Я. — Спасибо... — шепчет он, перед тем, как встать и ещё раз мысленно попрощаться. Знает, что взяв контакт, ещё напишет ей и не раз поблагодарит за проницательность. Он встречает друга, который выходит, шурша пакетом и провожает взглядом уходящую девушку. Они ни о чём не говорят ровно до того момента, пока не выйдут из торгового центра. Парни оказываются за зданием, куда ведёт сам Лололошка под чужое ворчание. На эту сторону строение отбрасывает тень, а день скоро плавно перейдёт в вечер, запрещая солнцу беспощадно жечь. Дилан ставит пакет на асфальт и облокачивается на стену, а потом забавно подпрыгивает от того, что она всё ещё горячая. В горле отчего-то пересыхает и сердце заходится, сжимается, пропуская удар снова. Хочется смотреть себе под ноги, а может и провалиться под них. — Что такое? — прерывает молчание Дилан. Смотрит. От его прямого взгляда отступить хочется ещё больше. Он словно чувствует напряжение: тянется к рукам и в успокаивающем жесте берёт одну, сжимая и поглаживая тыльную сторону большим пальцем. Она только сильнее трясётся. — Да не волнуйся ты так. Так, хватит яйца мять! Лошка резко поднимает голову и чужая рука сразу пропадает. — Люблю я тебя! Вот что! Рот захлопывается с молниеносной скоростью. Тотчас думает, как его выдают пылающие от жара уши и пунцовые щёки. — И как давно? — еле слышно произносит Дилан. — Почти полгода, — лепечет Ло и тут же стихает. Сердце, по ощущениям, ухает грузом вниз. Каждая секунда тянется, заставляя столбенеть, как приговорённый к казни. Молчание затягивается. Каждый прокручивает в голове момент, совершенно не понимая, как действовать дальше. Они будто маленькие дети, познающие мир с помощью риска и необдуманных решений.

«Ты тоже мне нравишься, очень»

— проносится эхом в голове. Он не может выдавить ни слова, только открывает рот, подобно рыбе, выброшенной на берег. Мнётся, видит, как Ло нервничает и раздумывает всего две секунды, прежде чем оказаться совсем близко.

Лололошка чувствует прохладную ладонь на затылке. Он беспощадно тонет в синеве глаз напротив, без шанса на спасение. Чувствует его тёплое дыхание, видя каждую родинку в паре миллиметров от лица. Переводит взор на замершие припухлые губы, кое-где с ранкой от покусывания. Он сгорает под напором чужих глаз, что съедают без остатка. Как же хочется сорваться... Чужая ладонь направляет его, придвигая ещё ближе и заставляя коснуться. Непроизвольно прикрываются глаза, а отдалённые нотки малины перекрывает вообще всё. Кажется, Дилан ещё недавно ходил с такой жвачкой... Всё отдаёт его чувствами: чужая напористость, ладонь, вцепившаяся в собственные волосы и горячий рот... В моменте мысли скользят одна за другой, так и не задерживаясь на месте. Они целуются неумело и робко, пробуя то, чего хотелось уже давно. Лошка прижимает собственную ладонь к родной щеке, слегка поглаживая и спускаясь к шее. Когда подходит время, Дилан отстраняется, видя, как охотно Лошка тянется за новым поцелуем, но завидев его, вовремя останавливается. Воздуха не хватает совсем, отчего грудная клетка вздымается с тяжестью. Они слабо улыбаются, всё ещё не веря, что это и в правду произошло. Ло подходит ближе и по-свойски обнимает, целуя в щёку много-много раз и так быстро, что другого пробирает хохот.

Не нужно слов, чтобы понять, как я люблю тебя.

***

Каково чувствовать стойкое дежавю, но слабо понимать, откуда оно берёт корни? Когда-то ты был здесь, прятался в игре на инструменте и бесконечно льющейся музыке. Между строк забывал переживания, отдавшись мгновению. Дилан уже ступал на порог этой студии, проведя здесь столько репетиций, что и подумать страшно. То, чем ты когда-то жил может и позабылось, да руки всё равно помнят. Помнят, как цеплять ремешок на гитару, держа её на весу, разогреваться, играя какую-то нелепую и быструю мелодию. Он знает, что скоро придёт Тим и станет занудой, раздающей всем указания, а другие и ухом не поведут. Только всегда здесь дружелюбно и как-то на физическом уровне комфортно: студия для репетиций небольшая, доставшаяся кому-то в наследство. Окрылённые мечтой «дети» вмиг нашли применение тогда ещё пустому помещению, напихав аппаратуры и записав здесь первый альбом. К слову, состоящий из четырёх песен и дебютировавший не самым удачным образом. Из груди вырывается неловкий смешок. С прошлого раза здесь ничего не поменялось. Разве только прикупили оборудование получше, а может, новые участники с собой припёрли. Ричард, что заходит вслед за приятелем кладёт ладонь на плечо, слегка потряхивая его. — Ну что, каково вернуться домой? — Могли бы и ремонт наконец сделать. Скоро облезет тут всё, — подмечает Дилан ворчанием. Да сам только лыбу давит: от вороха ещё целых воспоминаний в груди цветы распускаются. Судьбы гитаристов в группе были спутанными и непостоянными. После ухода Дилана ещё долго не могли подобрать того, кто бы согласился играть на постоянке. Были пару индивидуумов, что уходили спустя месяц-два, обещая не возвратиться. Единственная надежда легла на Клео, которая играла на бас-гитаре. Она умела в оба инструмента, но как и у любого человека, лучше получилось во что-то одно. Правда, для записей треков довольствовались и этим. — Ты вообще щас надолго? А то мало ли, не хочешь, а только поглазеть пришёл, — Рич неловко смеётся. — Посмотрим после репы. Их окликнул женский голос. Сзади стояла Клео, что за все года почти не изменилась, разве только стиль поменяла. Её рыжие локоны сегодня были накручены в кудри. Одетая в праздничное, лишь на минуту заскочила, чтобы посмотреть на старого друга. — Кого я вижу! Это реально ты, не двойник? Тяжело скрывать эмоции, когда всё буквально написано на лице. Она пытается не выражать радость, но уже льётся через край. — Прикинь, — они коротко обнимаются. Изначально их было пятеро. Создателями были друзья, знакомые со школы. Тим, Дилан и Клео организовали группу, дали название и нашли ещё двоих для ударных и вокала.

***

Как же захлёстывает давно забытое ощущение, позволяющее чувствовать себя живым. Для Дилана быть живым — значит чувствовать кожей вибрации музыки, отдаваться ей и стирать подушечки пальцев всего за одну репетицию. Когда он шёл сюда во второй раз, как бы не соврать, волновался. Старый-новый коллектив, предвкушение чего-то масштабного и предрешающего его интересы на ближайшие годы. Да только почувствовать в реальности совсем не то, что можно представить в голове. В жизни ты ощущаешь приятное волнение и выброс адреналина, мурашки от мощного голоса вокалистки и гармонии всех инструментов вкупе. К слову, вокалистку они подобрали точно не самую худшую. Как она представилась сама, Брайана подходила донельзя дерзкому настрою группы. По его мнению, странным был тот факт, что они ещё не стали известны. За барабанами сидел Глен — стример, у которого страсть отбивать ударные. Самоучка, который, на удивление, играет лучше тех, кто стоял барабанщиком раньше. Да что уж, Дилан снова услышал игру Тима! В некоторых песнях нужны были клавиши, игрой на которых друг прекрасно справлялся. Иногда это отдавало флёром загадки и мистики, заставляющей призадуматься и отрефлексировать. Как только затихает большинство, Брай продолжает дотягивать последнюю строчку, сопровождаемая только ударными. Кровь в жилах вскипает, когда они резко замолкают, ставя точку и тяжело дыша от проделанной работы.

Дилан повторяет, как мантру: это его дом. Пусть не самый первый в списке ценностей, но это то место, куда можно вернуться, пока ты ещё горишь ярким пламенем, пожирающим всё.

— Это просто ахуеть! Как же круто! — Ричард, что стоял возле стены резко отлепился и попрыгал к остальным, подпитываемый детским восторгом. — Слышьте, может снова выступим, как раньше? Чую, такими темпами, за этот концерт поднимем бабла. Кажется, Тим озвучил мысли многих. Он отодвинул клавишную установку и вытер пот с лба. — Можно! Как раз отметим возвращение Дилана! — тут же ответила Клео и уже снимала ремешок с бас-гитары. Брайана и Глен переглянулись. Кажется, было ещё непривычно видеть этого гитариста, но отказываться точно не хотелось. Это шанс выйти в люди. И в топы.

***

Они не торопились съезжаться. Слишком мало прошло времени, прежде чем отношения вышли бы на такой уровень. Правда видеть друг друга хотелось постоянно: обнимать, ходить за ручку, иногда целовать и даже кусать! Такое желание было вызвано большой привязанностью и резким приливом любви. Правда, в последнее время Дилан был чересчур взвинченным и нервозным, каким Ло его ещё не видел. Естественно, антидепрессанты делали своё дело и яркие эмоции после долгого спокойствия были в новинку. Да только Ди сам отнекивался, мол, пустяки, которые сам наверняка не вывезет. Порой это обижало, но не настолько, чтобы затеять скандал о чужом недоверии. Лошка понимал, что отношения — усердная работа двух людей, над которыми нужно стараться и решать возникающие недопонимания. Более того, он был готов к этому, одновременно борясь с чересчур розовыми очками и желанием прощать Дилану всё. Только Лололошка расположил голову на чужой груди, когда они лежали в гостях у Дилана, второй отчего-то задал вопрос, решение которого напрочь вылетело из головы. — Ло, а почему ты не говорил, что у тебя настолько проблемы с памятью? — Ты о чём? — Ты же можешь потерять её даже сейчас. — Могу, но шанс этого мал, я же год уже всё помню. — А если потеряешь? Ты же всё забудешь. — Ты боишься, что я забуду тебя? Лололошка привстал на локтях, смотря на того сверху вниз. Синие глаза внимательно глядели в ответ. — Как ты это понял? — Подумал, что раз твоя "хроническая" амнезия может повториться, а ты не вспомнишь эти отношения. — Ты боишься, что тогда я не полюблю тебя также, как сейчас? Надавил на нужное место. Дилан подскочил, ударив того лбом. Лошка старательно тёр лоб, пытаясь унять жгучую боль и будущий синяк. — Дилан, да что с тобой? — Да нихуя! Почему я должен догадываться, а ты даже не поднял этот вопрос? — он не кричал. Разве что пытался вывалить всё, что накопилось, не осознавая, что спровоцировал ссору. И поняв, что перешёл черту, изменился в лице: нахмуренные брови опустились и явно хотелось попросить прощения, но слова совсем не лезли. Вместо этого Дилан присел на конец постели и отвернулся, не в силах смотреть ему в глаза. — Я не поднимал, потому что сам не осознавал, что это так важно. Я привык жить одним днём, ведь непонятно, буду я при памяти завтра или нет, — он остановился, думая, стоит ли о таком говорить. — Если тебя это не устраивает и отторгает во мне, то можем расстаться. — Неужели нет никакого способа вылечить тебя? — Дилан повернул голову, наблюдая, как Лошка пожимает плечами. — Конкретно сейчас нет. Но на будущее есть прогнозы, сейчас же медицина жесть развивается. — Я готов ждать. Не хочу уходить от тебя, даже если ты опять потеряешь память. Последовала тишина. Через пару мгновений к нему прикоснулись чужие руки, любовно обнимающие сзади. — Даже если я не смогу вспомнить тебя? — Тогда сделаю всё, чтобы ты вспомнил. В моменте Дилан разворачивается, нападает на любовника с крепкими объятиями и кладёт подбородок тому на плечо, сжимая чужую футболку на спине. — Прости, что вспылил. Я всю неделю на нервах, через три дня выступление от группы. Боюсь облажаться, я же только вернулся... — Ди, я с тобой, ты не облажаешься, ты же всегда так стараешься и выкладываешься на полную, — горячий шёпот опалил ухо, пуская табун мурашек. — Я обязательно приду. — Правда? — Да. И буду орать из толпы: «Дилан лошпед». А дальше были слышны сдавленные выкрики или что-то, напоминающее смех, но скорее смахивающее на астму. Один, навалившись сверху, применил на другом технику щекотки. Проще говоря, бои без правил.

***

Разноцветные софиты мягко ложатся на множество проводков, подключённых к инструментам. Бюджет для проведения выступления оказался скудноватым, но каждый вложился в организацию концерта. По крайней мере, по купленным билетам было понятно, что люди действительно интересуются группой. Недавно вышедший трек завирусился в кругах, отчего и проснулось желание поглазеть вживую. Естественно, это не был до отвала заполненный зал, но попеременно заходящие люди давали понять, что в современных реалиях ещё живы фанаты рока. На этот день было тяжело выбить свободные от работы часы, но старания и хорошая репутация позволили выкроить это время для Дилана. Да и хотелось глянуть вживую, что может ныне процветающая группа. Всё-таки любовь к музыке и к человеку Лололошка разделяет отлично, отчего действительно кайфует, когда выступление начинается. Он ловит взглядом родное лицо и ещё парочку новых, разглядывая друзей Дилана. Стоит почти у сцены и от мощного звука иногда закладываются уши. Под лиричную песню первым поднимает руки, покачивая их из стороны в сторону. Поёт в голос уже известные песни, ненароком его срывая. Чужое волнение виднеется по одному лишь виду, но когда Дилан находит знакомое лицо в толпе, то проблеск тревоги теряется в нежной улыбке. Толпу качает, много кто садится на плечи, пытаясь как можно лучше разглядеть сцену. Ло вспоминает, как в самом начале доставал билеты, чтобы сходить с Диланом на концерт. Помнит, как также прижимался, сидя у того на спине в попытке понять музыку чужой души. Когда отыгрывается последняя песня, звучат слова благодарности за шумный вечер и прощание. Лошка покорно ждёт, когда рассосётся толпа и с нескрываемым восторгом ищет комнатушку за кулисами. Он кидает короткое привет каждому, кто выходит, пропуская Брай и Клео, яро обсуждающих что-то, Тима и Глена, которые несут часть аппаратуры и Ричарда, кричащего им вслед. Дилан выходит последним, усталым и настолько довольным, что невозможно удержаться. Нахлынувшие чувства смешивают огненный коктейль из счастья и чего-то более возвышенного. Ло преодолевает несколько шагов и, взяв чужое лицо обеими руками, нежно касается родных губ, направляя и одним действием намекая, что он со всем справился. Дилан даже почти не закрывает глаза, отдавшись теплу, что заполняет каждую клеточку тела, заставляя полюбить его ещё сильнее.

Ты стал моим домом, до жути нежным и заставляющим посмотреть на мир с другой стороны.

Ты спас моё сердце, залечив его и заставив воспылать вновь.

Я не забуду тебя, даже если когда-то это сделаешь ты.

Конец