Мне не лучше и не хуже. Мне — никак

Когда долго живёшь в одиночку, начинаешь забывать, какого это, когда тобой интересуется хоть какая-то живая душа. Уже не представляешь, что кто-то выводит на диалог ради твоей социализации. Иногда эти попытки вытащить из своей же головы оказываются тщетны, потому что ты сам не желаешь выходить из неё. Ты сам окружил себя панцирем, пытаясь защитить психику от лишних потрясений, ведь уже не раз с ними столкнулся. Если бы Дилан рассказывал эти мысли незнакомцу, то он бы спросил: как он живёт один, находясь в людной общаге? Ричард и Тим, на самом деле, нередко живут здесь. Правда, они настолько смирились с нелюдимостью своего соседа, что даже не пытались с ним подружиться. Им казалось, что то, что лежит на дне, уже не поднять над толщей воды. Между ними будто никогда не было приятельских отношений и казалось, что эти двое делают вид хорошего отношения к Дилану. Их присутствие являлось тенью, которую Ди в упор не замечал, ссылаясь на то, что тени не самые значимые фигуры в жизни. Правда, что-то в последние три дня действительно поменялось. Парень с зонтом резко ввалился в его жизнь, не предупредив. Лололошка каждый день пытался с ним поговорить, вывести на продолжительный диалог, залезть в душу и поместиться там целиком, даже если места для него не выделили. И иногда это заставляло задуматься, мол, вдруг он такой же лицемер как и его соседи, а вдруг, он пытается притереться к нему ради того, чтобы казаться белым и пушистым? А потом, например, подставит перед комендой. Или разработает план по выселению Дилана из общаги, чтобы на время комната досталась целиком и полностью ему. А может, попытается подружиться и залезть не в свои дела, дабы потом кидануть своего новоиспечённого друга, да так, чтобы Дилану от этого станет не по себе? Нет, такой расклад событий даже представлять не хочется. Когда тебе лезут в душу, а потом бросают, как совершенно ненужную вещь, чувствуется просто омерзительно. Это Дилан понял ещё после опыта с первой девушкой, после которой даже не пытался вновь подпускать к себе кого-то, кроме родни. Однако, Лололошка в упор не казался ему настолько противным и лицемерным, даже несмотря на его излишнюю гиперактивность и приставучесть к другим. Может, всё скрывается за внешней оболочкой? На сегодня не было особых планов, кроме как проведать кое-кого. А точнее, кое-что, так как надгробная плита вряд ли считалась за человека. Эти мысли прилипли к черепу изнутри, иначе Дилан не может объяснить, почему не может избавиться от такого бреда в голове. Утренние лучи ослепляли сонные глаза, что так и хотелось их снова закрыть. Кто опять раздвинул его тёмные шторы? Поставить бы перед ним лампу и выжечь ярким светом сетчатку. А вот и мутный силуэт Лололошки, который хлопнул дверью и подходит к нему, чтобы позвать вместе в университет. Дилану иногда кажется, что во всех реальностях к нему будут подходить и звать на учёбу вместе. Последние три дня Лололошка стабильно вырабатывает привычку появляться на учёбе как добросовестный студент, не удручая себя одиночеством и, видимо, отсутствием друзей. Правда, каждый раз слышит заспанное: «иди в жопу» и дальше в одиночестве проводит день. Дилан не знает, что должно произойти, чтобы он действительно поднял зад и пошёл чисто ради того, чтобы его не отчислили. Да и в словах Ло, почему-то кажется, что нет корыстного умысла, по типу временной компании, которую легко заменить. Как будто он действительно интересуется соседом, пытаясь по-настоящему завести приятельские отношения, перетекающие в дружбу. От этого слова у Дилана аж пересыхает в горле, хотя, наверное, надо просто попить. Дилан, как и вчера отказывает шарфику и сильнее натягивает одеяло до носа, прячась от такого же, палящего с утра пораньше, солнца.

***

Честно говоря, Ло уже начинает привыкать к вечно ворчащему соседу. Ему даже начинает думаться, что Дилан на самом деле не такой уж и чёрствый, ему просто нужен подход. Мало нравится мысль о том, что нужно идти и учиться ради себя прошлого. Ло уже сомневается, что до потери памяти ему было так интересно получать высшее образование, а не закрывать гештальты из детства, прогуливая учёбу и занимаясь тем, что нравится, а не тем, что надо. Он почти уверен, что скоро натянутая мотивация исчезнет и он станет кем-то вроде Дилана, который, видимо, занимается действительно тем, что хочет. Пусть и это хочет довольно странное для обычного человека: сидеть в четырёх стенах и с отсутствием общения чувствовать себя прекрасно. Лололошка действительно хотел с ним сблизиться, хотя бы потому, что даже не пытался заводить знакомства после пары месяцев с потери памяти. А ещё потому, что казалось, будто судьба не зря занесла в эту общагу, и он встретился с дрожащим от холода парнем на остановке. И не зря зонт, что он отдал, сейчас мирно висит на вешалке в прихожей. Он выведал у Дилана, что сегодня должны приехать с длительного отъезда их соседи. Ло не шибко запомнил их имена, да и не знал, во сколько именно они заявятся в их скромное, уютное гнёздышко. Судя по тому, с какой кислой миной Ди рассказывал о них, вряд ли он питал нежных чувств к ним. Или хотя бы что-то наподобие приятельских. Тогда Лошка и подумал, что лучше убедиться самому, когда они заявятся, чем строить первое впечатление по чужим словам. Ему не кажется, что они какие-то плохие, по крайней мере, в общаге было бы засрано, или, не знаю, выбито окно и сквозило не по-детски. Мысли о добре и зле были довольно смутными, так как эта ебаная потеря памяти, походу, влияла не только на воспоминания, но и на базовое мышление, заложенное в каждом. И он пытался понять, откуда идут корни, за всё время уже не раз посетил больницу, переспросил у врачей всё что знал, и о чём подозревал, так и не дождавшись чёткого ответа. Как будто весь Лололошка являлся чей-то плохой шуткой, непродуманным персонажем, чьё развитие забросили после первой же главы. И когда Ло уже собирался выходить, одной рукой закутываясь в шарф, а второй открывая дверную ручку, резко открывшаяся дверь больно ударила тому по лбу. Парень отпрыгнул назад и схватился за ушибленный лоб, мыча себе под нос от жгучей боли. В тот же момент в дверь ввалился сначала первый сосед, затаскивая громоздкий чемодан, а после и второй (какой-то очкарик) с увесистым рюкзаком заходил в общажный блок. — Рич, а мы точно блок не перепутали? — произнёс очкарик, сдвинув оправу на переносице. — Да нет, — одетый во всё зелёное парень сначала кинул взгляд на Лошку, а потом, отойдя на пару шагов назад, посмотрел на номер, висящий на входной двери, — Вроде тот же. Коменда чёт говорила про нового соседа, не помнишь? — Типа, какой-то чудик поселится вместе с Диланом? Похоже на то, — Тим скосил улыбку и поменял взгляд на презрительный, щурясь. — Меня Лололошкой зовут, а не чудиком, — серьёзно произнёс Ло, сложив руки на груди. Интересно, что за новые соседи, которые с порога пытаются подколоть. Правда, даже так он не может осознать, враждебно они настроены или нет. Надо определённо что-то менять, раз некоторые когнитивные способности даются с трудом. Ещё и ушибленный лобешник до сих пор горит адским пламенем и, кажется, там будет шишка. — Да ладно тебе, мы шутим, бро. Не воспринимай этого дурака всерьёз! — парень в зелёном поставил чемодан возле обувницы и подойдя к Ло, положил крепкую ладонь тому на плечо. В его глазах Лошка разглядел смешинки, да такие добрые, что по виду можно сделать вывод: вряд ли он пытается намеренно уколоть. — Я Ричард, приятно познакомиться, Лоло... Ло. Можно тебя так называть? — Ричард склонил голову вбок, заглядывая в глаза. Когда Ло одобрительно кивнул, наконец почувствовал ослабление хватки на плече, а после исчезновение чужой ладони. — Я Тим. Надеюсь, ты не такой же как Дилан, зануд не любим, — отчеканил очкарик и, потащив свой большой рюкзак, без лишних слов ушёл в совместную с Ричем комнату. А этот какой-то не сильно дружелюбный. Ещё и Дилана упомянул. Неужели у них какие-то тёрки? Надо будет узнать. — Он всегда такой, но бывает и хорошим! Так что, Ло, забей. Я думаю, вы должны найти общий язык, — с неловкой улыбочкой протараторил Рич, что с потрохами выдало его волнение. Видно, боялся испортить первое впечатление. В принципе, он и не испортил, ведь Ло добро улыбнулся в ответ. — Ты сегодня пойдёшь в универ? — Ой, ну да, можно. Всё равно с отъездом посещаемость упала.

***

Сегодня было теплее обычного, всё-таки не зря с самого утра светило солнце, пытаясь разбудить. Ветер не сильно кусал голые щёки, а небо было настолько ясное и чистое, что можно было писать картину. Было ощущение, что сегодня точно не будет дождя, как в последние пару дней. Ло даже не мог нормально выйти из общаги вне учёбы, дабы проветриться, настолько дождь заполнял каждую клеточку. Пожелтевшие листья мирно лежали на не до конца высохшем тротуаре, по которому сейчас вышагивали двое парней, яро обсуждая что-то. Ещё в автобусе, всю дорогу до остановки к универу, Ричард влился в разговор и проявлял инициативу, искренне интересуясь жизнью Лололошки. И Ло действительно открывался кому-то, кому, кажется, было интересно это слушать. Даже с Диланом он до сих пор не перекинулся словами, содержательностью больше, чем в одно предложение, нежели с новым знакомым. — ...Не знаю как так получилось, что я потерял память. Тогда я будто впервые открыл глаза на этот мир, стоял среди толпы людей, которые материли меня из-за того, что загораживаю им дорогу... В голосе Ло ощущалось смущение, ведь он ещё никому не рассказывал, как именно очнулся в городе. — Офигеть... Так получается, твоя амнезия что-то типа хронической? — переспрашивал Ричард, увлечённо слушая собеседника. Его глаза горели интересом, ведь он ни разу не встречал такого необычного случая. — Как говорят врачи — да. Они так и не поняли, чем именно это вызвано, возможно какой-то психологической травмой, а возможно в голове повреждено что-то. Говорили, что я могу потерять память в любой момент, а до этого момента надо попытаться вспомнить хоть что-то, окружить ради своей же безопасности родными людьми и бла-бла... — Лошка всё говорил и говорил, пусто смотря на асфальтированную дорогу. Тема была не из приятных, но раз им интересуются, почему бы и нет? — Чувак, мне это... Жаль, что так получается. Но знай, я не позволю Тиму тебя как-то притеснять, я думаю, мы все ещё подружимся! — густые брови Ричарда нахмурились, выдавая лёгкое волнение. — А куда вы с ним уезжали? — решил начать новую тему Ло, ведь в прошлом разговоре они быстро зашли в тупик. — Да мы по отдельности разъезжали, а так, я к родителям ездил. Они у меня довольно строгие, сам, наверное, понимаешь. Да и давно не видел их, решил вот пару неделек погостить. А Тим куда-то по своему блогу уезжал, он же про маньяков и теории заговора снимает... Видимо, информацию о инопланетянах собирал, — Рич прыснул от смеха в кулак. — А так, совпало, что в один день хотели возвращаться, вот вместе и приехали. К несчастью, перед ними раскинулось привычное величественное здание университета, что и заставило прекратить затянувшийся диалог. Ло чувствовал, что соскучился по долгим разговорам с кем-то, что отдалённо напоминало тактильный голод. Только здесь... Что же за голод такой — по чесанию языком с кем-то, что ли? Невероятное произведение искусства — крутилось на языке при виде Лаки Чармс, что только своим названием привлекал кого не попадя: то иностранных студентов, то ребят со всей страны. Ло до сих пор удивляется, как смог перевестись сюда из своего простенького универа в другом городе. Так ещё и с довольно неплохой стипендией, что помогала ему не меньше, чем собственный заработок... Массивные колонны на крыльце здания, мраморная отделка, два корпуса и три этажа, что соединялись между собой не менее величественными лестницами из светлого дуба, что казались совсем новыми. Хотя, учебному заведению явно был не первый десяток. Добротный ремонт, неплохой интерьер, множество постеров с приглашением студентов на дополнительное обучение... Всему этому Ло восхитился ещё в первые дни, а сейчас вовсе перестал обращать внимание на «мишуру» и послушно шёл на занятия. Как оказалось, Ричард находился на его курсе и в той же группе. Видимо, тоже эколог. Ну или, скажем, недо-эколог. Ричард много болтал о том, что больше предпочитает творческую стезю, чем просто профессию эколога и, по его словам, вряд ли когда-то станет таковым. Время длится неимоверно долго, будто кто-то специально растягивает его, дабы помучить рассудок. На занятии Ричард с Лошкой, ожидаемо, сидят вместе и уже давно не слушают лекцию, считая ворон в окне. Всего за полчаса до окончания пары Ричи отрывает клочок бумаги и старательно пишет, что не может не привлечь внимания соседа, который завороженно смотрит, как выводятся буквы. Пару мгновений спустя бумажка оказывается в руках Ло, а сосед смотрит с нетерпением, надеясь на положительный ответ.

Го сегодня пойдём в подвал универа? В шараге уже давно говорят, что там какие-то эксперименты над людьми проводят. Понимаю, глупо звучит, но ты со мной?

Ло показывает искреннее недоумение и считает Ричарда идиотом. Именно поэтому, поддерживая конспирацию с бумажками, Лошка пишет:

Ты дурак? Какие пытки, мы в детском саду?

Рич смотрит с грустью и вновь выводит буквы ручкой. Кажется, скоро он будет на парте писать, ибо место на клочке кончается.

Это правда. Ну, хочешь, у кого угодно спроси, все подтвердят. Если правда неинтересно, то окей. Но учти, я чистую правду говорю!!!

В аудитории слышится протяжный вздох, что даже препод на мгновение смотрит на них осуждающим взглядом, будто мысленно вторя словам Ричарда: «Если неинтересно, то прошу на выход». Ло, тушуясь, недовольно глянул на друга и наконец дал точный ответ.

Ладно. Уговорил

Всего одной фразы хватило, чтобы Ричи засиял, подобно диско-шару. Следующие двадцать минут прошли относительно скучно, как и было до этого. Ло подметил, что из одногруппников, он, вероятнее, будет общаться только с Ричардом и развивать отношения с другими не стоит. Может потому, что потом их будет тяжелее вспомнить.

***

Двое оболтусов топтались у подвала универа, мысленно обсираясь пугаясь шагов снаружи. Казалось, что Ричард позвал его ради адреналина и страха, что их спалят, чем от желания узнать, что же творится в гниющем подвале. И ведь реально гниющем, так как по внешнему виду не было понятно, что за ним действительно ухаживали: кое-где заржавевшие трубы, облупившаяся голубая краска, даже замок на двери не внушал ощущения защищённости. Так как подвал находился ниже уровня университета, здесь было до жути холодно и влажно. Казалось, будто поддувал ветер, особенно на уровне ног, заставляя поёжиться и выдыхать тёплый пар. И в самом деле, это не было в новинку любому подвалу, ведь он таким и должен быть. Но в состояние аффекта и боязни, что их спалят, как нашкодивших детей, делало своё дело. Да если сейчас хоть что-то скрипнет в этой досягаемости, они подскочат и, вероятнее, с треском провалят «операцию», убежав прочь. — У меня есть отмычки. Не хочешь попробовать взломать замок, Ло? — спросил Ричард, и, блин, как же смешно он сдерживал боязнь этого места, что пытался выдавить из себя хоть каплю мужественности. Ло забавляла эта мысль, отчего становилось спокойно, зная, что ты не один такой ссыкун. — Ладно, давай сюда. Кажется, хотя бы один из них перевёл дух. Лошка старательно ковырялся в замке, думая, что его можно ударом ноги снести, не то что пытаться его взломать — настолько он был старым. И правда, спустя пару секунд замок поддался, с грохотом падая на пол. Их счастье, что до сих пор никакой маньяк не услышал, как два дурака пытаются вломиться в его логово. Тут-то сердечко забилось чаще. С болезненным стоном открылась дверь, а встретившая темнота зазывала. Ричард почти сразу же, с трясущимися от холода и страха руками, включил фонарик на телефоне, стараясь осветить помещение получше. В подвале были отчётливо слышны протекающие трубы, какие-то с тяжестью гудящие генераторы, и специализированные для высокой цели машины. Отчетливо был виден длинный коридор, ведущий прямиком из первой комнаты. Ох уж эти тёмные коридоры, вселяющие ужас куда больше, чем вся вместе взятая атмосфера. Ещё и не было видно, куда он вёл, так как свет телефонного фонарика еле отражался вдалеке. Двое обернулись друг на друга, телепатически договариваясь разделиться и осмотреть всё. В принципе, как и бывает в фильмах ужаса, где герои дохнут все без исключения. Ло кивнул Ричу и включил свой фонарик на телефоне, который был чуть ярче. Он пытался осмотреть как можно больше, особенно вглядываясь в паука, засевшего в паутине поодаль ржавой трубы. Как же в этот момент он благодарил всех, что не боялся этих паукообразных. Иначе, смотря на его внушительные размеры и ряд чёрных лапок, убежал бы раньше Ричарда, который нервно поглядывал в тёмный коридор, предполагая, что же там может быть. Может, куски человеческой плоти, подвешенные на верёвочке прищепками, как у настоящего маньяка или, может, декан, убивающий студентку, а они такие вламываются и палят его. Фантазия разыгралась не на шутку, а страх переходил в интерес. Вообще, спустя пару минут они уже почти привыкли к подвалу, если не считать тремор рук и, частично, коленей. Спустя пару минут приятели собрались вместе и, предвкушая увиденное, направились в коридор. Он оказался не таким длинным, как бы хотелось, и две железные двери, располагающиеся на конце, не вызывали столько страха, как подвешенный между ними фонарь, моргающий через раз. Свет его кислотно-красный, намекающий, что там явно не просто техника универа, или, к примеру, раскладная лестница. Заразившись энтузиазмом, парни решили не разделяться и идти вместе, только напролом, ведь два помещения не казались безобидными. Поворот дверной ручки и всё та же темнота, а сердце, по ощущениям, стучит в горле. Темнота шепчет несвязное, зазывает в объятия, что затягивают с головой и никогда не возвратят тебя назад. Она съест целиком, отрывая сначала по кусочку, а затем зажёвывая крупными частями. Тусклый фонарь освещает первое помещение, по которому можно понять, что здесь только кучка инструментов, по типу пилы, шуруповёрта, отвёрток и прочих прибамбасов. Здесь нет ничего приметного, кроме стула, заваленного вещами. Его Лололошка сначала принимает за склонившегося человека, уже готовясь кричать, как Ричард закрывает ему рот, заставляя быть тише. Как же хорошо, что в подвале нет видеокамер, иначе они бы уже были высмеяны охранником или деканом, который смеётся от того, что кому-то свернёт шею за незаконное проникновение. К слову, об этом парни почему-то не задумались, видно, интерес настолько захлестнул, что забываешь всё на свете. И не найдя ничего стоящего, они хотят зайти во вторую дверь, достаточно осмелев, как из неё доносятся странные звуки. Будто тьма зазывает тихим стуком, слышимым за прочной дверью. Он залезает в черепную коробку, отстукивая минуты оставшейся жизни. Ричард нервно сглатывает, взглядом прикованный к дверной ручке. Ло мельком обращает на него внимание, наблюдая за паникой приятеля. Кажется, они нашли то, что искали, но какой ценой? Что, если и в правду там сидит чья-то жертва, отстукивая азбуку Морзе и надеясь на спасение? Самому Лошке, конечно, тоже страшно, но как будто внушительная часть страха рассеялась, когда только они вошли, ещё не приступив к коридору. Стук усилился. Ричард от неожиданности подпрыгнул на месте, отчаянно хватаясь за рот, чтобы как следует не проораться и не сдать их. Лололошка, тихо вздохнув, решил взять инициативу на себя и повернул дверную ручку. Дверь легко поддалась, оказавшись не запертой. Встретила их любимейшая темень и её брат мрак. Парень шёл первым, подрагивающими руками направляя фонарик вглубь. Казалось, будто душераздирающая «азбука Морзе» проявит себя в одиноко сидящей девочке, забившейся в угол, у которой обязательно будут чёрные длинные волосы, прям как в Звонке. Когда Ло направляет фонарик прямо в угол, где кто-то стучит, его лицо замирает в немом шоке. Глаза, становятся стеклянными, будто кукольными от увиденного, а сам он с трудом может вымолвить пару слов дрожащему сзади Ричарду. — О нет... Этого хватает, чтобы Ричард, с не менее шокированным лицом успевает посмотреть через плечо Лошки и... ...Увидеть мышку, что застряла в мышеловке и пытается спастись, дрыгаясь из стороны в сторону и создавая шум. Она, бедолага, одной лапой на том свете, ведь издаваемый ею стук стихает насовсем, оставляя лежать почти без дыхания и с переломанными позвонками. — Блять, Ло, я думал, что нам уже придётся бежать отсюда. Фу, это всего лишь крыса... — Ричард вышел из-за спины Лололошки и не стал даже осматривать комнату на содержимое. Здесь не было ничего интересного: загнивающие трубы, небольшой столик, да стул, и, видимо, журнал технического обслуживания. — Эй, ей тоже, между прочим, больно. Пойдём отсюда, не стоит лицезреть эту смерть, — отчеканил Лололошка и первым направился к выходу. Мышь, тем временем, уже лежала без признаков жизни, прекратив издавать жуткий звук. Действительно, не на что было больше смотреть. Как и ожидалось, в подвале они не нашли ничего интересного, как уверял Ричард. Однако, в какой-то степени это сблизило их. Особенно в те моменты, когда Ло уже был наготове врезать какому-нибудь маньяку, дабы защитить Ричи и себя. В нём проглядывалось замечательное качество — защищать других, а потом только свою шкуру. Жертвовать собой ради комфорта других, отдавать часть себя другому, самому при этом оставаясь почти что ни с чем. Правда, сам Лошка этого не осознавал, даже не задумывался о таком за период ещё целой памяти. Однако, Ричард это подметил ещё до похода в подвал, когда передавал ему тот самый клочок бумаги — и Ло пошёл с ним. Именно в первый день знакомства стало понятно, что Рич будет стараться, дабы сохранить это хорошее отношение. Вечерело. Кажется, пройди ещё час и станет совсем темно, будто наступила ночь. Двое приятелей шли по полупустынной улице, где люди уже давно спешили с работы, уставшие от тяжёлого дня. Ещё немного оставалось до общежития, а у Ричарда было ощущение, будто его выжали досуха. Настолько насыщенным показался день. Они почти не разговаривали, находясь где-то в глубине мыслей и изредка перекидываясь фразочками. Что-то так и вырывалось, чего Ричард сам не понимал, но очень хотел сказать, не осознавая груза ответственности за будущий долг. — Ло, помнишь, ты сказал, что хотел бы понять, откуда ты родом и кто твои близкие? — Помню. — Я помогу тебе. Я вижу, что ты неплохой человек, да и кто знает, в какой момент ты снова забудешь всех, — с нервным смешком ответил Ричард, переводя взор на проезжую часть. — ...Спасибо, — пробубнил Лололошка, не ожидая, что кто-то так скажет. В его груди разлилось приятное чувство. Наверняка, это простая человеческая радость. Радость того, что кажется, в будущем у него появится друг, который поможет понять, кто же он такой. Оставшаяся дорога прошла в молчании. Скорее, в комфортной тишине, не требующей лишних слов. Сегодняшний день был спасён.

***

Сегодняшний день Дилан хотел бы вычеркнуть из памяти. Он бы вообще не хотел выходить из своей «берлоги», вновь переживая отвратное чувство. Дилан не мог делать обыденные дела, предпочитая постель, бесконечный поток мыслей и всплывающие воспоминания, что сменялись ускоренным слайд-шоу. Он совсем не ел и, честно говоря, даже не задумывался о пище. Казалось, что мозг работает в вегетативном состоянии, не в силах даже встать и размяться, собрать волю в кулак, опять забываться в делах. Ощущалось, что их серая комната становилась ещё темнее, чем есть, впитывая всю липкую атмосферу, что скопилась в одиночном пребывании. Единственное, что побудило наконец встать — обязанность, которую он бы не простил себе, если бы не сделал. Обязанность, которая замком сковывала плечи и иногда скапливалась в горле комом. В моменте Дилан замечал, что больше не в силах думать. Не может связно составить предложение даже в мыслях, не может ничего вспомнить, кроме одного. Ближе к вечеру Дилан уже собирался. Вечером, когда нужно было выходить, он знал, что какое-то неприятное чувство подбирается к глазам, готовясь вот-вот вылиться за край. Правда, не давала установка, что при ней он не может быть настолько расклеившимся и, тем более, показывать свою слабость — чувство, разрастающееся с каждым днём, подобно корневой системе. Мешки под глазами и чересчур бледная кожа соседа заинтересовала Лололошку, что только пришёл с Ричардом домой. А ещё, заинтриговало, куда же Дилан хочет идти в позднее время, когда темнота буквально пожирает улицу. Да и казалось, что Дилан не замечает никого вокруг и слишком засел в своё беспокойство. Отчего сразу появилось желание проследовать за ним. Ло сразу предупреждает Ричи, что они с Диланом договорились прогуляться, чему Ричард, конечно же, не верит. Но кто он такой, чтобы ему запрещать? Лололошка уверен: Дилан, пребывая в своём состоянии, не в силах заметить, что уже десять минут за ним идёт сталкер в дурацком голубом шарфе, делая вид, что не при делах. И это действительно является таковым, пока они не подходят к кладбищу. Усеянный мрак не мешает распознать это место. Честно говоря, Ло хватило на сегодня ужастиков, но он не был в состояни умерить пыл и беспокойство о том, что Дилан может учудить, оставшись наедине. Поэтому верным псом проследовал за ним, наблюдая, как сосед проходит меж рядов кладбища, зная, куда ему нужно. А ещё понимает, что надоедливый шарфик реально пошёл за ним, ничего не сказав. Да и сам Дилан не может выдавить и слова, вернее, даже не в силах сделать это. Сам того не осознавая, позволяет малознакомому посмотреть на свои страдания, печальное лицо и до жути уставшее нутро. Они оказываются подле ухоженной надгробной плиты, надписи на которой почти не видно из-за отсутствия освещения. Лунный свет не даёт сразу прочесть фамилию. Дилан больше не выдерживает игру в молчанку. — Ну и долго будешь тащиться за мной? — произносит парень и корпусом поворачивается к нему, пытаясь заглянуть в глаза, скрытые стёклами очков. — Я побоялся, что ты можешь учудить что-то, поэтому и пошёл за тобой, — с ноткой тревоги произносил Лошка, понимая, что теперь Дилан перестанет делать вид, что находится здесь не один. — Раз пришёл, будь добр не пиздеть почём зря, — с холодом ответил Дилан. Он, забив на промёрзшую землю, присел возле каменной плиты и пару минут сверлил её взглядом, тщательно что-то обдумывая. — Здесь мама. Прошёл ровно год, как её не стало, — отрезал Ди с хрипотцой. Было больно. До одури, как будто его с головой окунули в тот день, когда её не стало. Именно тогда Дилан понял, что остался совершенно один в этом мире. Нет больше никого, кто бы мог это изменить. Тогда его словно огрели дубинкой, такое ощущение было от взгляда на её тело на похоронах, особенно пострадавшее в аварии. Кажется, тогда был аномальный холод, ещё в начале осени все дороги и асфальтированные тропинки покрыла толстая корка льда. Мама ехала вместе с другом, не беспокоясь о том, что при единой ошибке машина потеряет управление и перевернётся на проклятом льду пару раз, не оставив в живых никого. Честно, Дилан не до конца помнит это время, будто особо тяжкие воспоминания мозг намеренно стёр во спасение психики. Единственное, что тогда ощущалось — быстро сменяющиеся один за другим дни, погружённые целиком в работу. Единственное, чем Дилан мог себя отвлечь от нападок истерики и морей тоски — работа. Бесконечная работа, которая заглушала всё и, кажется, это действительно помогало, когда не оставалось сил. Ты просто вырубаешься от изнеможения в конце дня. А дальше, под гнётом навеянной дисциплины (единственное, что спасало), Дилан снова стал учиться в универе, не пропуская занятия и давая себе большую нагрузку. Забылись ранее интересующие вещи, люди, что связывали его прошлое и мать. Кажется, он просто стал ворчащим дедом, который не выходит на улицу и постоянно занимает себя чем-то. «Видно, точно хочет заработать, укатив куда-то после окончания учёбы», по крайней мере, так и думало большинство, с кем вынуждено было коммуницировать. И сейчас было так паршиво, насколько это вообще казалось возможным. Он расклеился, дал себе передышку от бесконечной работы и учёбы и тут же накрыло. Появилась оглушающая тоска и воспроизведение потока всех, когда-либо прошедших дней, когда ещё было хорошо. Когда мама была жива. Когда она гладила по голове и утешала, ведь было особенно тяжко, и его бросила любимая девушка. Когда успокаивала и всегда готовила для него вкусности, чтобы он отвлёкся и понял, что ему по силам любые препятствия. Когда обнимала его, ведь Дилан, будучи ребёнком, упал с велика и больно поцарапался. Когда поддерживала и была рядом в день первого выступления на сцене. Когда была единственной кормилицей в семье, ведь бабушка умерла, а отца он вовсе не помнит. Когда радовалась любым его успехам и искренне грустила при неудачах. Когда Дилан болел простудой, она ставила ему градусник и приносила горячий морс. Просто была рядом и являлась единственным дорогим человеком, которого так резко не стало. Она была совсем молодой и готова была горы свернуть за сына, и за собственное счастье. С другом, с которым она ехала в тот злополучный день, они хотели повенчаться. Тогда у Дилана появился бы отчим, которого он заранее принимал и ждал. С тех пор не стало части себя. Кажется, даже не части, а больше половины. Он знает, что есть дети, которым не повезло с достатком родительского тепла, прекрасно осознавал, насколько ему повезло. Правда, совершенно не подозревал, что счастье уйдёт настолько рано, будто кто-то специально захотел его отнять. Он остался сиротой, но уже будучи в совершеннолетним, в осознанном возрасте. И осознание этого давило настолько, что он не мог держать всё в себе. Кажется, грусть вот-вот полилась бы через край, если бы не робкое прикосновение к плечу, что старательно пыталось подбодрить. Оказывается, Дилан бубнил себе под нос всё, о чём только думал, совсем не беспокоясь о том, что его прекрасно слышно. Ло аккуратно подошёл к нему и, будучи в растерянности, ничего лучше не придумал, как попробовать приземлить его таким жестом. — Дилан, ты всё ещё здесь и всё ещё жив, — шептал Лошка, присев рядом с парнем и убрав ладонь с чужого плеча. Дилан тяжело вздохнул. — Твоя мама грустила бы, если видела, как ты сидишь на промёрзшей земле и не можешь отпустить навязчивые мысли. Настолько громко эти слова врезались в сознание, отрезвляя рассудок и давая такую смачную пощёчину. В горле сидел тяжёлый осадочек. Они просидели так ещё минут десять, пока горе окончательно не сбавило обороты. И он искренне не знает, рад ли, что Лололошка пошёл за ним, или хотел бы остаться здесь, замёрзнуть насмерть, отправившись вслед за мамой так легко и просто.

***

Мёртвых больше не вернуть. Можно разве что обнять, но тогда придётся поехать крышей и раскопать могилу.

Этой ночью Дилан утопает в тревожности не меньше, чем когда они сидели вместе пред надгробием и долго-долго смотрели в пустоту. Не нужны слова, чтобы описать, что творится в душе Дилана, только он всё равно их находил. Находил в своём мимолётном творчестве и всплеске чувств, вперемешку с тоской и колющей болью в груди. Он так и не может её отпустить, особенно, когда вся душа в один момент вывернулась наизнанку. Лололошка тихо сопит в постели напротив и не представляет, с чем связался на свою дурную добрую голову. Дилан не изменяет своей маленькой традиции, отправляя в заметки новое «творение», сочетающее в себе бурю, ненароком образовавшуюся где-то внутри:

«тоска расползлась по мне

тягучей лозой, обвивая шею

и удушающе целуя.

тяжело, ведь, оказывается,

воспоминания в себе хранить.

и даже сейчас, интригуя,

во мне тревожность горит

ярким пламенем, языками обжигая.

томно-сладкий голос спит,

твои слова напоминая.

и лишь тёмное пятно,

в моей душе забвенной,

злит»