Сквозь стены: Лондонская симфония

      Кулак Говарда глухо ударил по столу, так что подпрыгнул выставленный матерью чайный сервиз, и Тони понял, что это конец. Отец никогда не пойдёт на уступки, не простит его и не подумает помочь. Подхватив маленького сына, испугавшегося сурового деда, на руки, молодой человек в последний раз окинул взглядом столовую родительского дома и безмолвно вышел вон.       Когда он уже ступил на улицу, конечно же, с заднего двора, чтобы не подрывать идеальную репутацию отца, его остановила хватка Марии на рукаве его худого пальто. Тони повернулся, невольно прижав сына покрепче, и уставился на мать пустым взглядом. Он был готов ко всему — к брани, проклятиям, насмешкам, слезам… Ничто из этого теперь бы его не тронуло.       — Возьми, — коротко сказала Мария и сунула в карман Тони серьги своей молодости. Она уже давно не носила их, и Говард не должен был заметить пропажу. Тони кивнул, но не сказал ни слова, покорно ожидая упрёки, однако мать поджала губы и, быстро развернувшись, ушла в дом.       Молодой человек постоял некоторое время у калитки, зачем-то вспоминая как играл здесь, на заднем дворе, когда был маленьким. Те времена, бережно хранимые им в сердце, давно прошли и не могли повториться вновь: ему больше не было места в этом доме, как и его маленькому сынишке, который был бы так счастлив резвиться здесь, на свежем воздухе, среди цветов и трав.       В глубине маленького садика он заметил ещё крепкие качели и захотел подойти к ним, но налетел холодный ветер, и Тони, ёжась в худом пальто, спешно поправил пальтишко и шарф сына. Своё добротное пальто он заложил на прошлой неделе, чтобы вовремя заплатить за комнату и не тратить оставшиеся и без того крохотные сбережения.       — Ты не замёрз? — спросил он мальчугана. Тот в ответ резво замотал головой. Тони улыбнулся уголками несколько посиневших губ и с трепетной нежностью поцеловал Питера в лоб.       На станции было не многолюдно, но они устроились в дальнем углу зала ожидания, подальше от любопытных глаз и словоохотливых граждан. Тони купил сыну булку и бутылку молока и наблюдал, как тот с аппетитом уплетает их, счастливо болтая ногами. Сам Старк не ел со вчерашнего обеда, но он уже привык, хоть от недоедания у него время от времени темнело в глазах. Гораздо сильнее его волновало то, что ожидало их по возвращении в Лондон. Ему предстоял последние полгода учёбы в медицинской академии, в течении которых нужно было пройти курс по акушерству и хирургии, включавших в себя длительную практику. Это почти не оставляло ему возможности для заработка. Оставшихся денег им с Питером при самом бережном обращении хватило бы лишь на полтора-два месяца, и если бы не эти обстоятельства, он ни за что не стал просить отца о помощи.       Вскоре угнетающие мысли Тони были прерваны подошедшим поездом. Заняв место, молодой человек устроил сына у окна и ненадолго занял его разглядыванием пейзажа. Мимо них проплывали поля и фермы, но всё это казалось Старку в зимнюю пору таким унылым и безрадостным, что у него холодело сердце.       Господи, зачем он едет обратно в Лондон и везёт с собой сына? Зачем цепляется за академию, если его дни в ней сочтены? Зачем он не уйдёт из неё по собственной воле?       Господи, зачем Ты не забрал Питера вместе с Салли и Натаном?       Глаза Тони наполнились слезами горя и сожаления, и чтобы их скрыть, он прижался лицом к макушке Пита. Ребёнок был тёплым и живым, и молодой человек вздрогнул от мысли, что его милый сын может превратиться в холодный синюшный маленький трупик.       Лондон встретил их шумом и суетой. Люди спешили, толкались, шумно переговаривались о насущном и постороннем. И во всей этой спешке меркли несчастья отдельных людей.       Тони быстро добрался от вокзала до дома, в котором снимал небольшую, скудно мебелированную комнату. Он весь продрог и мечтал хотя бы немного согреться в пока ещё принадлежащих им стенах.       Взбираясь по лестнице, Старк встретил хозяйку. Миссис Гатри, почтенная женщина средних лет, небольшого роста с пышными формами и огромными натруженными руками, участливо заметила, что молодой человек совсем исхудал, а к тому же негоже так легко одеваться в зимнюю пору.       — Я принесу вам горячей воды, — бескомпромиссно заявил она, и Тони не смог ей отказать, хотя очень хотел: подобные услуги, вроде горячей воды, домашних блюд или присмотра за ребёнком, включались в плату и больно били по его и без того худому кошельку. Но после целого дня на холодном ветру, ему было просто необходимо согреть сына и, если на него останется вода, согреться немного самому.       Питер долго и с удовольствием плескался в тазу, ловя брызги маленькими ладошками, и любовно заглядывал в глаза отца. Ни суровый дед, ни холодная бабушка больше его не тревожили — его папа, центр его детского мирка, был сейчас рядом с ним, — и ребёнку больше ничего не было нужно.       Закончив купать сына, Тони с заботливой нежностью вытер его старым полотенцем и, переодев, отпустил играть. После чего сам опустил окоченевшие ноги в остывающую воду и замер, чувствуя, как мучительно отогреваются конечности: от пальцев к телу пробегали горячие искры, будто огненные муравьи. Старк с сожалением бросил взгляд на худые ботинки и потрёпанное пальто, добытое у старьёвщика — совсем не подходящий наряд для студента академии и будущего врача. Хорошо, что одежда Питера была добротной и крепкой.       В тот вечер Тони долго лежал без сна, прижимая сынишку к себе и тщательно следя, чтобы он не раскрывался — спали они на одной кровати для тепла, — и перед ним мелькали дорогие его сердцу, но такие горькие образы: Салли в скромном свадебном платье, лепет Питера и Натана, протянутые к нему, Тони, детские ручки и кровь на платке с вышитыми незабудками.

***

      Зашедший на следующий день Джеймс Роудс, приятель Тони, застал маленькую семью за завтраком, включавшим в себя постную булку и чай. Старк поднялся и выдвинул стул, приглашая друга сесть за стол и налил ему чашку горячего, но бледного напитка. На осторожный вопрос об отце, молодой человек лишь коротко мотнул головой.       — Филипсы согласились вновь брать у тебя уроки для их детей, — в ответ сообщил Роудс, следя за реакцией Тони. Тот отставил чашку и на несколько мгновений спрятал влажные глаза в кудряшках сына. Мальчонка, почувствовав прикосновения отца, извернулся в его руках и повис у него на шее.       — Спасибо тебе, Джеймс, — надломившимся голосом произнёс Тони, отстраняясь от сына и возвращая внимание Питера к завтраку.       — Есть ещё пару заказов на переводы, — добавил Роудс, как бы нехотя: эти мелкие подработки могли помочь Старку продержаться до выпуска, но были вполне способны непоправимо подорвать его силы и здоровье. Не этого хотел для друга Джеймс, но и помочь чем-то большим не мог — у него самого оставалось средств в обрез до окончания академии, а родители не могли прислать ему больше.       Тони поднялся со своего места и порывисто обнял поднявшегося ему на встречу друга. Теперь, с репетиторством и переводами, у него будут деньги; он протянет до выпуска, а потом у него будет диплом и стабильная работа. Ради сына он будет цепляться за любую возможность — если его ребёнок умрёт по его вине, он ни за что не сможет вымолить прощение у своей милой Салли. Её светло-серые глаза и так вставали перед ним, смотря с укором из-за бедной комнатки, скудной еды и малого тепла; по крайней мере именно так трактовал он её взгляд.       — И, пожалуйста, возьми вот это, — Джеймс сунул несколько смятых купюр в руку Старка и быстро отступил к двери, чтобы друг не смог вернуть ему деньги обратно. — Хотя бы ради Питера, — предупредил он протесты Старка, внутренне очень надеясь, что Тони потратит хотя бы малую часть на себя: он и так выглядел живым мертвецом, почти всё отдавая сыну. — Обещаю, это не повредит мне, и ты абсолютно ничего не будешь мне должен!       Старк проглотил поднявшиеся было протесты и покорился мольбе друга. Он слабо кивнул, но так и продолжал стоять с сжатыми в руке деньгами, даже когда Джеймс покинул их. В его груди сворачивался тугой комок сожаления и бессилия: никогда до этого он не принимал от других деньги, даже если было тяжело, никогда не просил в долг и гордился, что никому не должен. Но Роудс попросил принять это ради Питера, и Тони не смог отказаться. «Ради Питти, это всё ради Питти», — повторял он про себя, пока не смирился с подарком друга.       Джеймс же тем временем шёл по улице и усиленно думал, чем ещё он может помочь Старку. Ах, если был кто-то из авторитетных людей обратил внимание на Тони и оказал ему поддержку или подсказал, как выбраться из его положения! Ведь Старк был удивительно одарённым студентом и буквально блистал на их курсе и в теоретических вопросах, и в практике! Загубить такой талант из-за недостатка средств было неправильно и абсолютно жестоко.