Сделай мне больно

Странным образом тоска и апатия сжались в крохотный комочек и отбросились на закоулки сознания. Буквально не было времени рефлексировать и переживать воспоминания, связанные с Тэхёном. Новая жизнь властно и жадно требовала внимания, заполняла кипевший мозг гигабайтами информации, выматывала тело до полной усталости. К ночи Чонгук валился без задних ног на узкую постель комнаты в хостеле и мгновенно вырубался. Если в первую ночь долго не мог заснуть, ворочаясь на жесткой неудобной постели, морщась от грубого полотна дешевого белья, то в последующие он уже не замечал мелкого неудобства. Выяснилось, что выйдя на улицу нищим, Чонгук все же оказался по меркам малообеспеченного населения богачом: на руке красовались позабытые часы Andreas von Zadora-Gerlof, на шее — золотая цепь с бриллиантовым крестиком Graff. А поскольку нищему атрибуты роскоши не подходили, то Чонгук, перекантовавшись ночь в хостеле и перебрав возможные варианты работы, с утра двинулся в ювелирный магазин и продал их весьма удачно. Бриллианты на вторичке стоили в два раза дешевле, однако ювелир обожал Graff, и выложил за них хорошую сумму, а лимитка Andreas von Zadora-Gerlof не потеряла в цене. Можно было снять приличную квартиру, устроиться в конкурирующую компанию, могущую оценить известную фамилию и желавшую подразнить старших Чонов, но Чонгук решил развернуться на сто восьмьдесят градусов и пойти за мечтой. Когда-то в детстве он лелеял надежду, что ему позволят стать шефом: не обычным поваром, боже упаси, а настоящим шефом. Обожал готовить, вечно теснил домашнего повара и прислугу на кухне родительского особняка, с гордостью угощал родных блюдами собственного приготовления. Подростком прошел кулинарные курсы, провел два лета в Париже в знаменитой Le Cordon Bleu, где отпрыскам богатых семейств разрешали учиться внекурсово. Но мечте не дано было сбыться, хотя французские учителя-шефы были весьма высокого мнения о его носе и умению разбирать тончайшие оттенки вкуса. «Поиграл и хватит», — было сурово озвучено на семейном совете, а вслед добавлено, что фокус в последние школьные годы у него будет на финансах и информационных технологиях. Чонгук принял удар с достоинством, не дрогнул — всегда знал, что должен почитать родителей и беспрекословно слушаться. А сейчас кого слушаться, если изгнали? Так что Чонгук выудил из цифровых закромов заветные сертификаты о прохождении курсов, составил резюме без опыта в туриндустрии, зато нагло приписав себе опыт в одном из ресторанов, принадлежавших семье — шеф-повар этого ресторана был с ним в хороших отношениях — и начал высылать резюме во все элитные рестораны Сеула. И, конечно же, подал документы в кулинарное училище. Времена не те, чтоб облизываться на парижскую Le Cordon Bleu, а для того, чтобы стать кем-то, требуются бумажки. Так что с утра подлетал с постели, принимал душ в общей душевой, наскоро брился, одевался и мчался учиться. Учиться приходилось не только академических стенах, но и в общественном транспорте, на улицах, в торговых центрах. Целый пласт повседневной жизни обычного человека был ранее Чонгуку недоступен. Как покупать продукты со скидкой, как пользоваться купонами с купонных сайтов, на какую сумму заряжать проездной, чтобы было дешевле, где брать одежду, копировать документы. Удалось пока устроиться на вечернюю смену баристой — тоже полезный опыт, хотя и не совсем линейный. Поздними вечерами уставший, еле стоявший на гудевших ногах, кулинарил на хостельной кухне и проверял изыски на временных жителях заведения. Аудитория для шеф-повара важна так же, как для оперной примадонны. Аудитория благодарно принимала бесплатное угощение, с видом знатоков комментировала и благодушно расходилась по комнатам. Мелочи, низкий старт, неподходящая Чону профессия — все это не имело значения. Он занимался любимым делом и получал от процесса огромное удовольствие. Ничего, что рестораны пока его игнорировали. Лиха беда начало. Он получит корочку училища и будет пробовать, пробовать, пробовать, пока не устроится куда-нибудь. Подмастерье, конечно, младшим ассистентом су-шефа, например. Родные хранили грозное молчание, очевидно, не сомневаясь, что он вскоре униженно появится на пороге. А Чонгук в кои-то веки дышал полной грудью и проситься обратно не собирался. Без бдительного надзора и чинного следования правилам жить оказалось настолько ярко и интересно, что только идиот попросился бы в прежние рамки. Надо было раньше решиться на прыжок в пустоту, однако для него прежде подобное было немыслимым, невообразимым. Выходило, что Тэхён в оздоровлении пространства и погоне за мечтой ему помог, пусть и косвенно. И Чонгук с нежностью улыбался, надеясь, что у того все хорошо. От усталости не хватало энергии раздражаться и ревновать. Или же слишком много позитивного смысла было в его голове, чтобы тратить его на черные мысли. Незаметно пролетело три месяца. Прошелестела золотая осень. Закапали нудные сеульские ноябрьские дожди, окрашивая дни в серый цвет. А на душе по-прежнему трепетало теплое ласковое лето. И в очередной такой день, забежав в Севен-Илевен, чтобы согреться и взять стаканчик трешового кофе, Чонгук с удивлением получил сообщение от Хосока. «Чонгук, привет. Родители всерьез обеспокоены. Папа ежедневно справляется в страховой, не обращался ли ты за медицинской помощью. Мы ни черта не знаем, как и где ты живешь. Хватит дурить, возвращайся домой. Мы с Чунсоком смягчили отца, убедили, что ты так поступил от молодости, взбесившихся гормонов. Любовь, все дела. Он даст тебе хорошую позицию, проверит тебя годик, не больше. Не сглупишь, так вернешь свою компанию». Чонгук долго смотрел на сообщение, отхлебывая кофе, в котором всего хорошего и было, что температура, позволяющая согреться. Потихоньку оттаивал, расправлял озябшие плечи, рассеянно отметив, что пора бы в Юникло закупиться курткой потеплее. А на сообщение отвечать не стал. Может быть, когда-нибудь и ответит, но не сейчас. Глупо оправдываться и убеждать их, что это не сиюминутная дурь, а профессия мечты, как он распинался в подростковом возрасте. Понятия, которыми оперировали родные, и ценности, которые вдохновляли его, не сходились в одной точке. Телефон снова завибрировал. Чонгук, с досадой вздохнув, помедлил, прежде чем посмотреть на экран. Не хотелось читать еще одно сообщение, в этот раз от Чунсока. С того станется и начать ругать. Бегло прочитав первые строчки, вспотел, словно в прохладном Севен-Илевен внезапно запустили термостат на полную катушку. Писал Тэхён, по обыкновению без приветствия. «Чонгук, надо поговорить. Важная тема, но не та, на чем мы закончили вечер. Когда удобно будет встретиться? Если сможешь сегодня, то было бы идеально. Я сегодня свободен до позднего вечера. Пиши. Тэ». График оставшегося дня был расписан. Ему следовало вернуться в училище, отработать практические занятия, вечером сходить на то ли собеседование, то ли пробную встречу в хорошем ресторане, и протестировать японский нож в нарезке кацурамуки на хостельной кухне. Однако кровь уже закипела, сердце застучало в сумасшедшем ритме. Тэхён хочет с ним встретиться и обсудить важное! Это же чудо, манна небесная, нужно быть дураком, чтоб отказаться от редкой возможности или назначить встречу на другой день. Тэ сто раз может передумать. Пальцы мелко дрожали, когда Чонгук печатал: «Привет, Тэ. Я тоже свободен. Могу хоть сейчас выехать. Где встретимся?» И затаил дыхание в ожидании ответа. Телефон плавно погас, сердце замедлило темп и вновь сорвалось в скачку. «Через час в Старбаксе Йонсейского сможешь?». В Старбакс при Йонсейском универе они частенько хаживали, пока Чонгук доучивался. Там тусовалась вся золотая молодежь Сеула, которую Тэ терпеть не мог за высокомерие и заносчивые манеры. И было удивительно, что он выбрал именно это место. Может быть, хотел чем-то уколоть, подстегнуть плохим воспоминанием. Однако опасение не насторожило и не сбило с радостного настроения. Пусть колет и стегает сколько влезет, Чонгук не против, лишь бы тот сидел напротив и позволял собой любоваться. Увидеть его, вдохнуть его несравненный аромат, заглянуть в светящиеся золотистыми искорками глаза, слушать его хрипловатый низкий голос, выворачивающий душу наизнанку… Он заслужил маленькую передышку, глоток счастья, даже если это счастье скажет что-нибудь неприятное, обрубит радость резким и жестким. Все равно останутся крохи, которые можно будет собрать и наслаждаться после, смакуя послевкусие. Чонгук выскочил из магазина, пробежался по инерции сто метров и круто развернулся — метро в другой стороне, щибаль. Волнение, замешанное на ликующем предвкушении, мешало здраво мыслить. Какая же там пересадка, в каком направлении ехать? И Чонгук, плюнув на экономию, взмахнул рукой, останавливая такси. Шиканет. По дороге в Старбакс извелся, кусая губы. Что же такое важное Тэхён вздумал обсудить, если не тема, на которой они закончили тот злополучный вечер, когда Чонгук ступу решил признаться в любви? Эх, если бы тогда промолчал, они бы столько раз уже повстречались! Сегодня он будет держать язык за зубами и ни в коем случае не переведет разговор на свои чувства. Они Тэ даром не сдались, от них Тэ вновь насторожится и выставит дистанционные барьеры. Только слушать и поддакивать. Да, единственный вариант. Уже подъезжая, осмотрел себя и разочарованно скривился. Тэхён еще никогда не видел его в настолько затрапезном виде: тонкая осенняя куртка, не первой свежести джинсы, кроссовки. Все черное, как Чонгук предпочитал, но неэлегантного фасона и не подчеркивающее выгодно его фигуру. Если бы знал, что день станет удачным, то сбегал бы в магазин, потратился бы на что-нибудь стильное, делающее его привлекательнее. Хотя… Чонгук, торопливо оправляясь, сдулся. Намджун объективно проигрывает ему в привлекательности, а все же Тэхёну нравится. Бессмысленно прихорашиваться для того, кто списал тебя в разряд знакомых, даже не друзей. Старбакс еще не убрал тематические украшения в честь недавнего Хэллоуина. Рыжие фонарики в форме тыкв со скорее веселыми, чем зловещими ухмылками, наклеенные на стекло изображения летучих мышей, ведьмаков на метлах, ажурная паутина. Чонгук пробежался взглядом по огромным окнам, всматриваясь в посетителей, сидящих за низкими столиками. Может, уже пришел? И выдохнул, вмиг ослабев. Пришел. Тэхён, похоже, восседал в Старбаксе давно: перед ним на подносе стояло пара блюдец с раскрошенным десертом, пустая бутылочка из-под апельсинового сока, ворох смятых салфеток, а большая чашка была отставлена подальше. Он увлеченно с кем-то чатился, то хмурился, то слегка раздвигал губы в улыбке, задумчиво ерошил спутанные отросшие волосы. Красивый… Невероятно красивый, похожий на сказочное существо в этом мифическом антураже. Чонгук завороженно шагал, не торопясь входить и нарушать прекрасный момент. Сейчас можно было помечтать, что между ними все идеально. Разлуки не было, как и контракта. Они встречаются в кафе после работы, чтобы обсудить прошедший день, тягуче приятно помолчать, проникновенно глядя в глаза и целуясь. — Пропустите, пожалуйста, — раздался чей-то недовольный голос и разбил очарование. Чонгук неуклюже дернулся в сторону, наступил на ногу недовольного, заслужил приглушенное рычание. — Извините, — Чонгук пропустил незнакомца в кафе, зашел следом. Тот в сердцах резко отшатнулся, задев вешалку с куртками и пальто, та угрожающе накренилась. Оба дернулись к ней, чтоб подхватить, и столкнулись плечами. — Да что же это такое? — спросил в воздух незнакомец, поставив вешалку. — Вы нарочно, что ли? — Я не специально, — Чонгук смутился. На них посмотрели все, но дела до остальных не было. А вот удивленно смешливое лицо Тэхёна задело. Тот помахал рукой, подзывая к себе, привстал, взяв поднос. И Чонгук ломанулся помогать. — Айщ! — Тэхён от стремительного столкновения выронил со звоном поднос и растерянно почесал затылок. — Ты чего такой внезапный, Чонгук? У тебя что-то случилось? «Ты случился, ты», — беззвучно прошептал Чонгук, собирая осколки и слыша, как давешний незнакомец громко сетует своему приятелю на его бестолковость. Тэхён, присев на корточки, помог собрать, упрямо отнял поднос и понес на стойку. — Я сам, ты лучше закажи себе что-нибудь. — А ты бы что хотел? — Ну, ромашковый чай, пожалуй. Танин и кофеин я не потяну, у меня в системе уже куча всего, — бросил Тэхён через плечо и грациозно поплыл к стойке. На него по-прежнему заглядывались, рассматривали с восхищением. А Чонгук облизывал глазами его чрезмерно стройную фигуру с тревогой. Тэхён похудел так, что практически звенел. Объемные свитер и широкие брюки не помогали скрыть худобу, напротив: подчеркивали тонкость длинной шеи, открытые вырезом ключицы с глубокой яремной ямкой, ставшие очень узкими запястья с проступающими косточками. — Ты очень похудел. С тобой все в порядке? — не сдержался Чонгук, когда они наконец уселись за его столик. Тэхён поболтал ложечкой в чае, слизнул с нее остатки коричневого сахара и сменил тему. — Вчера узнали, что Намджуна в Лотте неизвестный опекун защитил железобетонной броней. Джун изумился до опупения, сказал, что не ожидал от своих родных подобного подарка. Они его знать не хотят, чураются его, а тут надо же, и расщедрились. Я порасспрашивал менеджера, вытянул детали и выведал, что сумма гигантская. А семья Джуна отказалась когда-то оплатить медрасходы, связанные со сломанной рукой. Хм, любопытно, правда? — Тэхён продолжал нализывать ложечку, выставлял ее перед собой, серьезно изучая, снова возвращал в рот, сбивая со стройного ряда мыслей и заставляя подумать о другом, о сладком. — И тут я вспомнил, что ты следил за нами во время контракта. И предположил не менее несусветное, чем Намджун, — Тэхён остро прищурился, сверкнув светлой радужкой. — Что ты оплатил броню. Так или не так? — Так, — легко согласился Чонгук, радуясь, что ложечке дали отбой. Если бы Тэхён продолжил еще лизать ложечку, случился бы конфуз. Пах отвердел и неприятно давил на жесткую ширинку. — Зачем? — Тэхён подался вперед, грозно нахмурился. Многорядный чокер из фальшивого жемчуга сместился, продемонстрировал уродливые синяки. — Хотел, чтобы твои инвестиции не пропали даром, — честно ответил Чонгук. — Ты продал бизнес ради его успеха, вбухал в него все. Я не мог позволить твоим деньгам сгореть. И еще… — Чонгук прикусил губу, понимая, что сейчас его нога нависнет над пропастью. Однако необходимо было признаться, скинуть с себя и этот груз — вранье. — Я хотел искупить вину перед вами обоими, потому что именно я его посадил с подставными наркотиками. — Я знал! — вскрикнул Тэхён, хлопнув по столу. — Ну ты и сволочь, Чон! — Прости, пожалуйста. Мне нет оправдания, — Чонгук тоскливо вбирал в себя каждую черточку любимого человека, понимая, что все, это точка невозврата. Его прогонят прочь и никогда больше не захотят пересечься. Та же ситуация, что с родными: понятия мира Тэхёна пройдут параллелью с его понятиями, сделав невозможным пересечение. Но если с родными отдаление было комфортным, то с Тэ убивало. Жить, зная, что где-то в этом немалом городе живет Тэхён, даже не имея возможности с ним видеться, было относительно неплохо. Такое позволяло надеяться, что когда-нибудь случится невероятное, и Тэ слегка потеплеет, позволит быть ближе. Глупая, ни на чем не основанная надежда, но как же она помогала двигаться дальше! Наверное, он смотрелся очень отчаянным, очень разбитым, а голос прозвучал очень тоскливым: — Я очень перед тобой виноват. И сделал бы все, чтобы тебе стало легче. Уже набрав полную грудь воздуха, чтобы вывалить на него гневную тираду, Тэхён неожиданно сделал над собой усилие и сдержался. Отпил чай, тщательно вытер губы салфеткой, глубоко подышал, успокаиваясь. И враждебно потребовал: — А теперь, мудак, колись и выкладывай без утайки, в чем заключается твой хитроумный план? — Не понял, — Чонгук действительно ничего не понял. Какой план? — Я тебя знаю как облупленного, Чон! — рявкнул Тэхён, кипя в негодовании и шипя разъяренной змеей. — Ты ничего просто так не делаешь, как и вся твоя долбаная семейка. Все загоняете жертву в угол, ход за ходом, сделка за сделкой, а потом ба-бах, и жертва оказывается в полном тупике. Сдает вам активы, бизнесы, да всю жизнь свою! Говори, что ты запланировал сделать с Намджуном? Чонгук поперхнулся растущим нервным смехом. Тот булькал, как переварившийся дакджук, давил на крышечку и наконец прорвался. Да, он безусловно заслужил подобные подозрения. Да, он действовал в духе своей семьи, брал с отца и братьев пример. И, когда загонял Намджуна в тюремный мешок, тоже следовал по давно испробованным и проверенным схемам. Но в этот раз, когда он, выправляя ошибку, намеренно пошел на конфликт с родными и сломал свою судьбу, пусть и в положительном направлении… В этот раз обвинения были не по адресу. Тэхён побледнел до прозелени, яростно сощурил потемневшие в гневе глаза, перегнулся через столик и по-кошачьи продрал ногтями его ладонь. — Говори правду, я сказал! Не то стукну Чунсоку о твоих тратах, у меня его телефончик остался. Прекрасно помню, как ты боялся не оправдать надежд родных. А тут для твоей семейки я припасу настоящую бомбу: на непонятное лицо потрачена охрененная сумма! Боль слегка привела в чувство, остановила нервное бульканье смеха. Чонгук перевел дыхание, залпом выпил остывший чай, не чуя крепости и вкуса. И сдавленно начал, не отводя взгляда, сообщая: «я открыт перед тобой, Тэ». — Я не лгу, Тэхён. Я помог из чистосердечных мотивов, хотел исправить серьезную ошибку. Надеюсь, Намджун не налажает и станет звездой, хотя до моего вмешательства шансы его на звездный статус были мизерные. Не из-за отсутствия таланта, заметь, — Чонгук примирительно поднял руку, видя, как Тэхён пошел по второму кругу кипения. — а из-за проблем с характером и прежних проделок. Сообщаю, что я сделал. Связался с Лотте, кинул руководству его профиль и ссылку на треки, порекомендовал рассмотреть. Подмазал первично, чтобы закрыли глаза на неприглядное прошлое. И подмазал вторично уже на большую сумму, потому что его грешки вместе с моим всплыли вновь. Что же касается моей семьи, то можешь не беспокоиться. Родные все узнали в тот же день и… — Чонгук развел руками, демонстрируя дешевую одежду. — Приняли меры. Тэхён внимательно его осмотрел, только сейчас, видимо, обратив внимание на странный нетипичный для него вид. Тэ хорошо разбирался в брендах, еще в университете щеголял новинками — в тот период, когда общественное мнение для него было болезненно важным. — Хочешь сказать, что тебя выпнули? — растерянно уточнил Тэхён. — Не обманываешь? Не оделся вот так специально, чтобы меня разжалобить? — Именно это я хочу сказать, но не жду от тебя жалости. Мне хорошо как никогда, — Чонгук улыбнулся, уловив тень недоверия. — Это чистая правда, Тэ. Я поступил в кулинарное училище, работаю в Ноенг кофейне баристой по вечерам и надеюсь вскоре перейти на работу в хороший ресторан. — Ну и ну, — Тэхён присвистнул в изумлении. На них неодобрительно скосились. — Мда, Чонгук, ты меня впечатлил. Не ожидал от тебя такого. Для тебя же карьера была всем! Ты постоянно трындел, что через пять лет добавишь к туристической компании гостиничное крыло, а через десять — транспортное. Что к сорока годам будешь владеть всеми отвлетвлениями туриндустрии. Бросить мечты и стать обычным поваром! Не верится! Я ж тебя знаю… — Видимо, нет, — сухо отрезал Чонгук. — Я признавался тебе, что с детства мечтал стать шеф-поваром, что хотел поучиться и во Франции, и в Японии. Объединить в своих ресторанах французско-японскую эклектику с корейским акцентом. Фьюжн а ля Чонгук. — Извини, — необычно мягко ответил Тэхён. — Ты говорил, да, помню. Но мне это казалось обычным пьяным бредом, потому что о кулинарной мечте ты вспоминал только под хмельком. — В другое время я старался об этом не думать, чтобы не травить душу. Согласился же развиваться в одном направлении, так что потом ныть на тему порушенных чаяний? — Чонгук пожал плечами, пытаясь не показать, как его обожгла смена тональности. Сердце выстукивало счастливый ритм. Кожа плавилась под теплым ласковым взглядом. — Работал я усердно и хорошо, но радости в процессе не находил. А сейчас мне радостно каждый день, когда учусь и практикуюсь. Душа поет, — Чонгук смущенно хмыкнул, чувствуя, что прозвучал сентиментально. — Когда-то мог запросто купить очередные часы Патек Филипп и забыть о них тотчас же, а сейчас от покупки японского ножа Накири с ума схожу. Предвкушаю, как отточу с ним технику нарезки кацурамуки, — Чонгук перевел дыхание. — Наверное, тебе неинтересно слушать. — Почему же, очень интересно, — Тэхён подпер щеку кулаком. — Продолжай. — В кулинарном училище за счет сертификатов мне зачли полтора года учебы, — с гордостью поделился Чонгук. — Через два месяца я сдам экзамены и практику за еще один и, глядишь, получу корочку к лету. Конечно же, диплом Le Cordon Bleu открыл бы передо мной больше дверей, но когда-нибудь я и до него доберусь. Лиха беда начало. — Ты молодец, — Тэхён смотрел на него очень тепло, теплее, чем когда-либо. — Рад за тебя, Чонгук. Благодарить за броню в Лотте не буду. Ты всего лишь исправил свою ошибку. Но зла не держу, поговорю с Джуном, чтоб тебя не искал. — С чего он меня ищет? — удивился Чонгук. — С того, что я сглупу поделился своими подозрениями вчера, — тяжело вздохнул Тэхён. — Сказал, что ты оплатил броню. Он взбеленился, мы серьезно поругались, потому что он предположил, что мы продолжаем втихую встречаться. Говорил же тебе, что он патологически ревнив. Как же меня эта ревность достала! — Он сделал тебе больно? — Чонгук набычился. Самому захотелось найти долбаного Намджуна и вытрясти из него душу. — Никто не может мне сделать больно, только я сам, — непонятно ответил Тэхён, поднимаясь. — Однако да, ревность начала меня душить, сворачивать мои крылья. Начинаю подумывать о том, чтобы податься куда-нибудь далеко-далеко и перевернуть книгу жизни с чистого листа. Радость и страх встрепенулись одновременно. Тэхён хочет уйти от Намджуна — счастье! Тэхён хочет уехать — горе! — Не торопись принимать решение, — с трудом прошептал Чонгук. — Ты можешь начать с чистого листа и в Корее. — Может быть, — легко согласился Тэхён. — Вот взвешиваю, чем бы заняться. Я, в отличие от тебя, не знал с детства, чем бы мечтал заниматься. Профессию выбрал по прагматическим соображениям, ткнул пальцем в популярные и прикинул то, что смогу потянуть. Ха, забыл сказать! — Тэхён, продвигаясь к выходу, оглянулся, ожег смущенным светлооким взглядом. — Ко мне скаут подкатил, предложил сняться в рекламе. Я не дал добро, но после твоих откровений думаю: чем черт не шутит? Для подиума я староват, там начинают с шестнадцати-семнадцати, но для рекламы еще гожусь. И… — щеки порозовели, Тэхён, надевая куртку, заговорил невнятно, явно тушуясь. — Может быть, актерские курсы пройду. Если повезет, то попаду в дорамы. Что думаешь? — Отличная идея, — Чонгук помог натянуть куртку, невесомо огладил спину. Пожалуйста, пусть пойдет в модели и актеры здесь, а не где-то в другой стране. — У тебя идеальная фактура и талант для модельного и актерского бизнесов. — Талант? — Тэхён засмеялся так, что глаза превратились в умилительные щелочки. — Скажешь тоже! — Талант, — грустно подтвердил Чонгук. — Потому что за все время наших отношений ты никак не выдал своих чувств. Ни единого намека, ни единой осечки. Ты прирожденный актер, Тэ. — Я не мог выдать, — Тэхён порывисто ударил себя в грудь. — Тебе сложно понять, Чонгук, что я чувствовал. Но я понимал: стоит мне открыться, посвятить тебя в мою тайну, то ты можешь мою любовь категоризировать по материальной шкале и осквернить ее этим. Я бы умер, если бы ты это сделал. Так что никакого таланта, Чонгук, а банальный инстинкт самосохранения. — На сцене достаточно вжиться в образ, представить себе похожий накал эмоций, поверить в мотивы, — упрямо возразил Чонгук, открывая перед ним дверь и с неохотой слыша, как чудесный аромат Тэхёна размывается струей холодного свежего воздуха. — У тебя все получится, я уверен. — Спасибо, Гуки, — Тэхён искренне улыбнулся, потянулся к нему. Нежно погладил по щеке, коротко вздохнул. — Ну, пока? — Пока, — поглаженная щека зашлась огнем, пустила по кровеносной системе счастливое бурление. Чонгук стоял, глядя на высокую стройную фигуру, ловко лавировавшую в человеческом потоке, и таял, таял, таял. Перед тем, как скрыться за поворотом, Тэхён лихо развернулся — светлые волосы взмыли солнышком — послал воздушный поцелуй, улыбнулся и исчез. На сетчатке отпечатались улыбка, легкое движение пальцев к губам и к нему, затуманенные мечтами глаза. Стало до дрожи приятно, что он жизненными изменениями подтолкнул и Тэхёна к своим. Если Тэхён избавится от ревнивого ярма Намджуна, поверит в свои силы, пойдет за мечтой, то… То, может быть, когда-нибудь где-нибудь их погони за мечтами сойдутся в одной общей точке.