Сделай мне больно

Тэхён выбрался из спальни только к обеду: всклокоченный, опухший после вчерашних слез, но безучастно спокойный. По нему невозможно было сказать сейчас, что он страдает. Совершенно равнодушное к происходящему лицо, замедленные движения человека, который не хочет начинать паршивый день. На Чонгука не отреагировал никак, даже не кивнул, просто проплелся мимо к кухонному острову. Чонгук предупредительно опередил его, включил кофемашину, подал тарелку с сэндвичами, накрытыми салфеткой. Тэхён взглянул на тарелку так, будто Чонгук протягивал ему отраву, неохотно забрал и, не поблагодарив, притулился к столешнице. Медленно зажевал — только потому что надо было, а не потому что хотел. Почему-то Чонгук интуитивно это понимал. Предложенный капуччино Тэхён принял без настороженности, бережно сдул воздушную молочную пенку, окунул в нее губы, слизнул с верхней бежевые усики и потянулся за коричным сахаром. Чонгук вздохнул, мотнул головой незамеченным Тэхёном слугам, и те вереницей засеменили в спальню. Пока тот спал, Чонгук не стал его беспокоить сборами. Чем больше тот отдохнет, тем лучше для его психики. Даже положительные перемены могут ударить и вывести из равновесия, а уж такие перемены, которых ждал вечность, могут и отправить в нокаут. Тэхён неторопливо жевал, пил, глядя пустым взглядом на городской вид, открывшийся в панорамном окне. А Чонгук, затаив дыхание, жадно им любовался. Напоследок. Чтобы запомнить в мельчайших деталях эти огромные светлые глаза, этот ровный мягкий носик, эти чудесные капризные губы, эти скулы и впадинки под ними. Неповторимый, один на миллион, стоящий миллионов. Если бы Тэхён догадался о его мыслях, то расхохотался бы, презрительно фыркнул, съязвил что-нибудь про глупую сентиментальность. Чонгук попал в собственную западню. Раньше он в своей непреложной, четко категоризированной иерархии отвел Тэхёну определенную нишу. И только со временем и тугим скрипом начал его оделять другими качествами и свойствами. А теперь Тэхён отвел ему нишу, но категорически отказывал в иной роли. Не разрешал эмоционально приблизиться, пробить выставленную броню. Товар побил купца. Из гардеробной донесся грохот и через секунду в гостиную вылетел смущенный слуга и запричитал: — Простите, Чон-ним! Уронили кофр с часами, но ничего не разбили. — Качественные часы сложно разбить, — Чонгук, продолжая любоваться, махнул рукой. Тэхён соизволил проявить интерес. — Очередная тотальная смена имиджа, Чон? Нужно костюмчики на тон пониже купить? — хмыкнул, глядя мимо него на город. — Нет, сборы твоих вещей, Тэ. — Опять летим топиться? — Тэхён шумно допил капуччино, отставил толстостенный стакан. — Лети один, а? — Мы никуда не летим, — Чонгук сглотнул нервный ком в горле. Укололо напоминание об ужасной поездке на Индийский океан. — Ты уезжаешь. Я снял тебе квартиру в Хондэ. — Что, псих теперь недостоин совместно проживать с небожителем? — Тэхён невесело улыбнулся, избегая на него смотреть. — Господин изволит посещать свою свихнувшуюся шлюшку на окраинах? — Я тебя отпускаю, как ты и хотел, Тэ. — Чонгук сжал край мраморной столешницы. Слова Тэхёна били по совести. Он когда-то взвешивал вариант поселить Тэхёна отдельно. Он вообще много ошибок натворил. — Снял тебе квартиру, аннулировал контракт. Все подарки и причитающаяся до конца года сумма остаются за тобой. — Это типа шоковая терапия или психологический эксперимент? — Тэхён заинтересовался настолько, что посмотрел на него. На верхней губе подсыхала бежевая пенка, которую очень хотелось слизнуть. — Я сейчас дико обрадуюсь, запрыгаю до потолка. В поехавшей голове винтики сложатся как угодно тебе, о, господин, а потом ты ба-бах, и скажешь, что это шутка? — Не шутка и не эксперимент. Ты свободен, Тэ. — Чонгук, ловя драгоценный момент, смотрел ему прямо в глаза. Ширившиеся в изумлении, недоверчивые, непонимающие. — Ты хотел аннулировать контракт и уйти от меня. Я наконец понял, что ты прав, что наши отношения тебя разрушают. И отпускаю. Тэхён побледнел, медленно сполз с высокого стула, попятился к спальне, пронзая его неверящим взглядом. Скрылся там, спросил что-то у слуг, те вмиг загалдели. И спустя пару томительных минут Тэхён выскочил как чертик из коробочки: оживленно порозовевший, заблестевший глазами. — Не знаю, что тебя подтолкнуло, Чон… — Тэхён сделал паузу и поправился. — Чонгук. Но не думай, что я проявлю благородство и останусь. Я свалю тотчас же. Твоя квартирка мне не нужна, я буду… — Тэхён прикусил губу, а Чонгук молча за него продолжил: «жить в квартире Намджуна». — Мне есть где жить, в общем. Соберу вещей по минимуму, мне все не нужны. Где я эти Бриони и Армани выгуливать буду в Хондэ? — и спохватился. — А почему Хондэ, а не Сондэгу? Чонгуку хотелось ответить: «Милый, в Сондэгу у тебя офис, а в Хондэ у тебя любовь. Я выбрал приоритеты. Извини, что снова за тебя». Однако предпочел пожать плечами. Опасно было заходить на тему Намджуна и слежки. Решив отпустить, Чонгук оставил себе крохотную лазейку — возможность хоть изредка Тэхёна видеть. А сообщи он тому правду, то Тэхён никогда бы не позволил к нему прийти. — Мне кажется, тебе подходит богемная атмосфера. — Чонгук сделал неопределенный пасс кистью, изобразив витки урагана. Его взрывного, захватывающего с первого вздоха чудесного урагана с ароматом свежей сдобы. — Она анархически свободна, а ты ведь очень хотел свободы. Там тебе будет лучше, чем в скучном Сондэгу или чинном Каннамгу. — Ты знаешь, впервые за много времени ты говоришь слова, которые мне нравятся. И угадал с атмосферой. — Тэхён слабо улыбнулся, в светлых глазах разлилась благодарность. — Спасибо, что решил отпустить. Я задыхался здесь, с тобой… — Пожалуйста, не надо. Не сегодня и не сейчас. — Чонгук потупился. — Когда-нибудь ты обязательно мне все выскажешь. Обещаю, что выслушаю и перебивать не буду. Но сейчас не надо говорить мне о том, как тебе было со мной плохо. Я это знаю, я наконец прозрел. — Так ты из-за моих слез решился? — Тэхён подошел ближе, но не дотронулся. Смотрел с легкой опаской, словно боялся, что стоит дотронуться — и Чонгук переменит решение. — Я-то подумал, что ты собрался жениться или вернуться к плаксе Бэкхену. — Из-за них, — вздохнул Чонгук, отчаянно жалея, что тот не хочет хоть обняться, посидеть в обнимку немного, напитать его теплом на прощание. — Жениться… Ха, однозначно не намерен. И ни с кем встречаться не хочу. Мне надо побыть в одиночестве какое-то время, переварить и осмыслить былые ошибки. — Ну-ну. — Тэхён, видимо, не знал, как к этому относиться. Рефлексирующий, неуверенный в себе Чонгук выбивался из привычного портрета. — Я пойду помогать им, не то соберут на сто коробок. У меня там места мало… — Тэхён снова прикусил губу и добавил: — будет. Есть знакомый, у кого хочу перекантоваться, а у него всего один шкаф. — Хочешь, я тоже помогу? — Чонгук приподнялся, но Тэхён отпрыгнул в сторону и замотал головой так, что волосы взлетели солнышком. — Я сам. Похоже, Тэхён жутко боялся, что в процессе Чонгук передумает. Увидит памятную вещь, зацепится новорожденной сентиментальностью или взвесит, оправдал ли Тэхён вложения, и возобновит контракт. Хозяин все может, он ведь не бесправный наложник. Чонгук остался на месте, тоскливо пялясь на руки. Сильные бесполезные руки, прикосновений которых Тэхён не желал и помощи которых не жаждал. Сборы заняли час. Тэхён успел выбросить из чемоданов и портпледов большую часть того, что аккуратно уложили слуги, скомандовал, что следует уложить, принял душ, наскоро высушил волосы, оделся, выбрался с тремя чемоданами и рюкзаком в гостиную. — А остальные вещи как же, Ким-ним? — растерянно спросил слуга. — Выбросить, хотя… — Тэхён шаловливо подмигнул Чонгуку, поправляя завернувшийся ворот поло. Чонгук отстраненно отметил, что правое запястье лишилось тяжелого платинового браслета с его именем. — Как Чон-ним скажет. Чонгук, подбери следующего контрактника моего телосложения, немало сэкономишь на костюмах и рубашках. — Остальные вещи соберете и сдадите в камеру хранения. Господин Ким может забрать их оттуда, когда пожелает. — Чонгук подхватывать веселый тон не намеревался. Превратить их прощание в скабрезный балаган — нет уж. Они по-человечески поговорят. Может, Тэхён в последний раз посмотрит на него иначе: мягко и ласково, как прежде. Сделает бесценный подарок, которым можно будет наслаждаться еще долго, вынимая из сокровищницы памяти. — Только не сегодня. Вернетесь завтра и закончите работу. — Хорошо, Чон-ним. — Слуги послушно посеменили к выходу, а Тэхён насторожился, бочком зашагав за ними и неуклюже подтаскивая чемоданы. — Погодите, не так шустро. Спустите, пожалуйста, чемоданы вниз, а дальше я разберусь. — Я их отнесу вниз. — Чонгук выпрямился во весь рост, чувствуя, как звенит от напряжения. Неужели после его поступка Тэхён не может хоть несколько минут провести с ним наедине и поговорить… — Чувствую, это надолго. — Тэхён сердито подпнул чемоданы к прихожей один за другим, те поехали на качественных колесиках. — Хочешь жарких благодарностей, Чон, на коленях и желательно с твоим членом во рту? Так и знал, что обязательно поднасрешь. — Щибаль, не хочу! — Чонгук покраснел, поневоле представив Тэхёна на коленях, приоткрывшего рот, туманно смотревшего на него влажными глазами. Он всегда плакал во время минета, не мог заглотить глубоко, но один его вид искупал недостаток техники. Чонгук обожал минеты в его исполнении, растягивал удовольствие, вытаскивая член, похлопывая налитой багровой головкой по опухшим губам, возя ею по высунутому языку. И сейчас пах обожгло. Некстати. — Ну ты же хочешь, я вижу. Кого ты обманываешь. — Тэхён тоскливо выдохнул, дернул молнию теплой флисовой толстовки. Ее подарил Чонгук. Случайно увидел в Кензо, когда выбирал себе галстук, и аж засмеялся. Просторная, как Тэхён любил, белая с красными пятнышками. А если приглядеться к пятнышкам, то можно было разглядеть маленьких дьяволят с рожками. Идеально подходила Тэ. — Давай, только быстро и без узла. В паху заныло. На миг Чонгук едва не сорвался. До безумия хотелось подтолкнуть Тэхёна к стене, распинать его ноги, стянуть джинсы с трусами до колен, надавить на поясницу, чтоб прогнулся как надо… Нет. Чонгук хрустнул шеей, резко отвернувшись. — Я хотел поговорить, Тэ. Попросить по-человечески прощения за все, что сделал. Сказать, что понял, насколько был не прав, удерживая тебя против воли, заставляя держаться за ценности моего мира. Я… — Осознание, что еще несколько минут, и Тэхён навсегда уйдет из его квартиры, из его жизни, сдавило горло. Чонгук зажмурился. Глаза ошпарило подступившими слезами. Сдавленно закончил: — Я не понимал, что причиняю тебе огромную боль. — Я когда-то сам ее запросил, Чонгук, — мягко сказал Тэхён, сократив расстояние между ними. Пахнуло обожаемой свежей булочкой, коричным сахаром на ней, яблочной отдушкой шампуня: Тэхён всегда выбирал уходовые средства со съедобными запахами. Те дополняли, обогащали его феромон, делали его сочнее, желаннее. — Все в порядке. Ты что… плачешь? — Нет. — Чонгук проморгался, прогоняя слезы. — Пожалуйста, Тэ, согласись на одну вещь. — Какую? — похолодевшим тоном уточнил Тэхён. — Контракт аннулирован с условиями, видимо. Условия предполагают периодический секс? — Ни в коем случае. — Чонгук повернулся к нему, в ужасе помотав головой. — Я бы не поступил с тобой так… — И осекся. Поступал и хуже. — Просто встречаться со мной иногда на чашку кофе или на порцию кальгуксу, — и испуганно добавил, видя отторжение: — Иногда. Изредка. — Я не смогу, — Тэхён покачался на пятках, подергал полу толстовки, понурился, заколупался в крохотном дьяволенке. — Я не против, но… Мой знакомый, он может быть против. Видишь ли, я тебе не говорил, но… Контракт не был нарушен, если что, однако… — Посмотри на меня, — Чонгук осторожно надавил на его подбородок. Немного поколебался, прежде чем сделать то, что задумал. Сейчас Тэхён узнает, что он за ним следил, что видел его с Намджуном. Но было плевать. Хоть частичку правды он скажет. Действием, не словами. И благоговейно, с бесконечной нежностью, провел пальцами с чистого ровного лба по носу, бархатистым щекам, по губам — нижняя забавно щелкнула — до подбородка. Повторил жест Намджуна, которым тот всегда встречал Тэхёна. — Ты… ты знал! — Тэхён распахнул глаза до предела в шоке. — Давно знал! И молчал. — И тут же вскипел, яростно оскалившись. — Это ты его посадил, сволочь?! — Нет, — Чонгук позволил себе неправду, потому что она могла вырыть ров между ними похлеще тех, что рыл раньше Тэхён. — Я наблюдал. Хотел понять, что с тобой творится. Между ними бывало разное, но он никогда Тэхёну не врал. Как сказал когда-то на университетской парковке, после измены с Бэкхеном, так и придерживался этого правила. Утаивание правды не равно лжи: так учил отец, так повторяли братья. И сегодня впервые, не моргнув глазом, солгал: слишком многое стояло на кону. Поэтому Тэхён тотчас же поверил: смягчился, остыл, взглянул спокойнее. — Тогда ты понимаешь, что он не захочет наших встреч. Он очень ревнивый, в отличие от тебя. Чонгук чуть не проорал, что он ревнивее всех альф Сеула, но усилием воли сдержался. В их контрактных отношениях не было места для ревности, неуместного собственнического чувства. Тэхён же был молодцом, никогда не упрекал за Бэкхена, вот и он не имеет права. Тэхён выдержал паузу, хмурясь и изучая его. Видимо, Чонгук смотрелся загадочным, пытаясь сдержать чувства. — В общем, он будет сильно против, а я не хочу с ним ссориться. Он сейчас задержан, но скоро освободится, я надеюсь. Улики слабые, адвокат уверяет, что легко их разобьет. — Я думал, ты хочешь свободы. А зависеть от еще одного альфы разве свобода? — не удержался от подколки Чонгук, ощущая безмерное бессилие. — О, ты не понимаешь. Ты, как всегда, ничего не понимаешь, Гук, — Тэхён раскатисто рассмеялся. — Это мой выбор — не огорчать, а не его воля надо мной. Чуешь разницу? — и, еще посмеиваясь, пошел в прихожую. — Ариведерчи, мой друг. Пора заканчивать сложное прощание. Мне пора, дел невпроворот. — Я провожу, — Чонгук упрямо двинулся вслед за ним, повторяя движения. Тэ обулся в зимние кеды. Чонгук вдел ступни в кожаные туфли — богачи не нуждаются в теплой обуви, их ноги не шагают подолгу по холодному тротуару. Тэ надел пуховик. Чонгук натянул кашемировое пальто. Тэ нахлобучил шапку. Чонгук неловко провел рукой по волосам — шапки он не носил. — Все за мной повторять будешь? Наверное, нервный срыв заразен, Чонгук. Ты явно не в себе. — Тэ добродушно хмыкнул, взявшись за ручку чемодана, взвалил на плечо рюкзак. Чонгук взял остальные два чемодана, перед выходом зажмурился, переживая сумасшедшую тоску, вышел за ним, бахнул дверью. Хлоп. Прежняя жизнь отрезана. Птичка выпорхнула на волю. Забрала у хозяина половину души.