Сделай мне больно

Вдавившись напоследок на всю длину, Чонгук протяжно вздохнул, с мукой и наслаждением дыша их смешанными запахами. Член в тугих тисках обмякал, узел ослабевал хватку. Тэхён начал недовольно ерзать, намекая, что пора бы его отпустить. Чонгук перекатился на спину, нащупал не глядя сигареты и закурил. Тэхён открыл настежь окно, впуская прохладный осенний воздух, брезгливо помахал рукой. — Ты слишком много куришь, Чонгук. — Хочется, — хмуро отозвался Чонгук, выдувая колечко. — Поговори с отцом и братьями, попроси дополнительные руки, если не справляешься с нагрузкой, — посоветовал Тэхён, остановившись в дверном проеме ванной. — Ты скоро с катушек слетишь, Чон. Совсем вымотался. Верно идешь к нервному срыву. Охолони чутка, что ли. — Скоро аврал спадет и охолону, — буркнул мрачный Чонгук. Все для спокойствия было приготовлено. Во-первых, бизнес Тэхёна был реанимирован. Пришлось тайком сговориться с его бухгалтером, влить инвестиции, чтобы погасить задолженности по налогам. С Тэхёном пришлось повозиться, чтобы тот согласился взять опытного аккаунт-менеджера, понимавшего, как вовремя сводить отчетность по проектам и не подставлять компанию в платежные сроки. Дернул два сетевых агентства, чтобы взяли его компанию на субконтракт длиной в год. Тэхён повеселел, занимался в охотку ведением операционки, хвастался достижениями. Чонгук хвалил, стараясь не перегибать палку, и очень надеялся, что великий «бизнесмен» Тэ не запорет процесс. Во-вторых, запланировалось устранение маргинального элемента. Это заняло больше времени — почти месяц. Чонгук изучил подноготную активов семьи Ким, нашел пересечения с активами его семьи, чтобы, на случай, если Кимы вдруг решат заступиться за паршивую овцу, пойти в наступление на них и оправдать свой поступок отцу и братьям. Подобные теневые битвы должны были иметь серьезное обоснование, иначе отец с братьями возмутятся и потребуют отступиться. Или еще хуже: вскроют настоящую причину крестного похода. С третьим было сложнее всего. Добавить сердечное тепло в отношения, которые Тэхёну на хрен не сдались… Как, как? Любой шаг навстречу Тэхён встречал в штыки, будь то романтический ужин под звездами, собственноручно приготовленный ужин, намеренно недорогой, но трогательный подарок. Тэхён задолбался ждать от него тепла и теперь выставил вокруг крепости высоченные стены: не забраться и не сломать. Что касается жесткости в сексе, то она непроизвольно вернулась. Получая сводки о новых встречах Тэ с проклятым Намджуном, об украденных у него поцелуях, Чонгук сатанел и дома набрасывался на Тэхёна со всей бешеной страстью. Они уже дважды обновили косметический ремонт гостиной и спальни, разгромив обе комнаты в пух и прах. Оба получали удовольствие, но какое-то убогое, кастрированное, лишенное душевности. Вся душевность теперь принадлежала нищему Намджуну, а богач Чонгук должен был ее выпрашивать милостыней. Несправедливо, обидно, мучительно! Особенно обидным было видеть отсвет радости на улыбающемся лице Тэхёна, возвращающегося после встречи с Намджуном. Этот отсвет дома гас, таял, заменяясь равнодушной, а порой и презрительной маской. Разница в отношении раздирала на части, изводила до гневного рыка, но ничего объяснить непонимающему Тэхёну Чонгук не мог. Пусть думает, что у него проблемы на работе. Те действительно существовали, как без них обойтись в крупном деле? И давление семьи никуда не исчезло: от него постоянно требовали брать барьер за барьером, как от призового жеребца. Фамилию нужно было оправдывать успехами, если раньше академическими, то теперь деловыми. На давление Чонгук не роптал. Знал, что Чунсоку и Хосоку пришлось в свое время еще тяжелее: на их плечи взваливался сырой бизнес, и хоть лопни, но приведи его к успеху. Ему достался развитый прибыльный бизнес, так что да, не на что было роптать. Чонгук поднялся, протопал за Тэхёном в ванную. Тот быстро намывался, мычал какой-то веселенький мотив, наверное, из очередной песни Намджуна. Чонгук смотрел и не мог наглядеться. Потрясающей красоты стройная фигура изгибалась, сильные руки промывали густые волосы, смывали пену, ласково скользящую по плавным очертаниям. Чонгуку хотелось пройтись губами по следам этой пены, зацеловать Тэхёна с головы до ног, преклониться перед ним, как преклоняются перед богами. Но останавливала возможная презрительная реакция. Невозможно было получить очередной плевок в душу, униженно глядя на Тэхёна снизу вверх. Стоило Тэхёну настороженно на него скоситься, как Чонгук незамедлительно двинулся к нему верным псом, идущим за хозяином. Тэхён недовольно вздохнул, но потеснился, пропуская в душевую кабину. Очевидно, ему совершенно не улыбалось с ним обниматься или еще раз слиться в жаркой схватке: он торопился на свидание с Намджуном. — Только моемся, — грозно предупредил Тэхён, торопливо домываясь. Чонгук молча натянул на руку варежку и принялся оглаживать его тело. Тэхён, поняв, что страстного натиска не будет, благодарно вздыхал, поворачивался, подставляясь, и, как только Чонгук задышал чаще, мгновенно выскользнул вон. — Даже не помоешь меня в ответ? — криво ухмыльнулся Чонгук, чувствуя себя брошенным. Так оно и было: тот мчался на желанное свидание с другим. — В следующий раз, Чон, — натянуто улыбнулся Тэхён. — Я и массаж добавлю в следующий раз, но сегодня тороплюсь. Работа не ждет. — Угу. — Чонгук захлопнул дверцу, отвернулся, не в силах смотреть на лгущее лицо. Беги, беги, Тэ, не то пропустишь отменное зрелище. Твоего дружка сцапают с наркотой и надолго запрячут в тюрьму. Настолько долго, что ты успеешь и отгоревать, и забыть неудачника. Была расцветающая звезда Намджун и сплыла. Тэхён отсутствовал до самой ночи. Чонгук получил с места происшествия подробный доклад, насладился превосходными фото, где Намджун в гневе вопил и вырывался из лап полиции. Чуть поежился, увидев окаменевшего в ужасе Тэхёна. Ничего, Тэ — сильный, переживет. Затикал первый час ночи, когда наконец Тэхён ввалился в дом. Расположившийся в гостиной с роксом виски Чонгук спокойно выжидал, усилием воли заставив себя пялиться в огромный экран и не разбирая сюжета фильма. Тот разулся резкими бросками, один кед вылетел далеко из прихожей. Аккуратист Чонгук в обычное бы время высказался, но сейчас промолчал. Он давно перестал раздражаться от вездесущих фантиков Копико или валяющихся по спальне белых носочков, которые Тэхён обожал. Воспринимал их как неизбежную атрибутику Тэ, принимал того с потрохами, когда как тот вообще его не принимал. — Пересматриваю «Аватар». Присоединишься? — мирно предложил Чонгук и только тогда позволил себе посмотреть на Тэхёна. На том лица не было. Бледный как смерть с остановившимися почерневшими от стресса глазами, он покачивался былинкой на ветру, дрожал губами, силясь что-то сказать. Резанула жалость. Чонгук подлетел к нему, бережно обнял, поцеловал влажный висок. — Не буду спрашивать, что случилось, милый. Но чую, что плохое. Сядь, выпей. — Чонгук силой усадил его на диван, быстро набулькал щедрую порцию виски, поднес ко рту. Тэхён форменным роботом выпил, не задохнувшись от алкогольных паров, не поперхнувшись, видимо, не чувствуя вкуса. Однако постепенно начал оттаивать: глаза заблестели, на бледных щеках проявился скудный румянец. — На работе… проблемы… не хочу о них… — И не будем, — Чонгук перетащил его к себе на колени, потер дрожащие плечи, бедра. — Можешь поплакать, Тэ. Чувствую, что тебе хочется. Поплачь, не держи в себе. На миг стало до отвращения стыдно за свой поступок, хотя, если развернуть время вспять, Чонгук поступил бы так же снова и снова, и снова. Не быть им вместе, не быть! Ни за что проклятый Намджун не отберет его омегу. Однако росло сочувствие, давило на совесть, требовало забрать с хрупких плеч Тэ непосильную ношу. — Мы давно не отдыхали, ты отказался ехать. Давай поедем завтра? Возьму первый попавшийся рейс на хороший курорт и поехали. — Да, да… Проблемы, — невпопад пробормотал Тэхён, глядя с ужасом в одну точку. — Обязательно. Чонгук влил в него еще порцию виски, дождался, когда Тэхён начнет зевать, уложил его спать. Быстро оплатил билеты и роскошную виллу на Мальдивах — чем дальше улетят от корейских реалий, тем лучше. В гардеробной побросал вещи в чемоданы, не особо разбирая, что к чему подходит. На месте купят недостающее. Собрал документы, оформил Тэ заграничную медстраховку, собственная была с международным покрытием. Растерянно оглядел гардеробную, ища, за что зацепиться, и всхлипнул, прижав кулак ко рту. Сочувствие разрослось до вселенских масштабов, Чонгук и не подозревал, что на подобное способен. Тэ ломал его, перестраивал под себя, не прилагая к этому ни малейших усилий и не подозревая о трансформации. Он сегодня причинил Тэхёну жуткую боль. Осознанно и хладнокровно. Из эгоистических побуждений. Из собственнического инстинкта, вопящего «мое». Но, может быть, зря… Если бы было возможным выпить из Тэхёна эту боль, перенять ее на себя — Чонгук бы с радостью это сделал. Но сейчас оставалось лишь надеяться на гибкую психику Тэ и выжидать. Утром Тэхён послушно поднялся, умылся, позавтракал, оделся. Все еще форменным роботом без живого блеска в тоскливых глазах. Сел с Чонгуком в машину, позволил привлечь себя на грудь. Сел с Чонгуком в салон самолета, позволил сжать свою вялую руку. И с каждой прогоравшей секундой угасал. На Мальдивы Чонгук прилетел с настоящей человеческой куклой. Та поддерживала разговор, двигалась в указанном направлении, слушалась. На вилле Тэхён облачился в купальные плавки, постоял на пороге виллы, бездумно глядя на бирюзовую воду, в которой кишели разноцветные рыбки. Чонгук тревожно наблюдал, хрустя кулаками, и вздрогнул, когда Тэхён сделал шаг вперед и упал в океан. Тот не нырнул, как бывало раньше, не загреб сильными руками, не фыркнул, не засмеялся, радуясь отдыху. Просто пошел на дно вялой, расслабленной фигурой, из которой вышла жизнь. Чонгук оторопело наблюдал за равнодушными глазами, за медленно опускающимся на дно распяленной звездой телом. В этом было нечто до крика трагически прекрасное, достойное запечатления в искусстве. Прижизненная смерть. Согнав шоковое оцепенение, Чонгук нырнул вслед за ним, подгреб в два движения к нему, дернул за подмышки и поплыл наверх. В воду шумно попадали двое слуг, заметивших неладное, подхватили Тэхёна. Очутившись на суше, Тэхён машинально выблевал воду, но никак больше не отреагировал на изменения: все так же лежал морской звездой. Обратно вылетели тем же вечером. Тэхён безучастно смотрел в окно на перистые белые облака, тянул шампанское, клевал еду по крошке. Его птичка потеряла крылья. Чонгук грыз губы, не зная, чем помочь. Дебил, придурок, остолоп! Какой курорт, когда нужен психотерапевт?! В квартире Тэхёна осмотрели, обкололи седативными, вручили Чонгуку рецепт и сообщили важным тоном: — Нервный срыв. Лучше поместить в стационар на несколько дней, мы… — Никакого стационара. Пришлите медбрата для уколов. И приходите к нам домой, — отрывисто приказал Чонгук. — Я буду рядом с ним. Тэхён очнулся от ступора через три дня. Выпнул медбрата, затем — психотерапевта. Выглядел лучше, чем тогда, в Индийском океане, но все равно неживым. Выходил звонить на балкон, шипел кому-то, настаивал. Чонгук знал, что тот нанял адвоката, что вложил прибыль от агентства в спасение Намджуна, но препятствовать не стал. Пусть занимается чем-то, чтобы не впасть в кататонию. Дело Кима Намджуна растянулось. Слушания не были назначены, судья нервно топтался на месте: не каждый день осуждаешь отпрыска известной семьи. Что об этом думала сама известная семья, Чонгуку не было ведомо. Может быть, вела с Намджуном переговоры о возвращении в семейное лоно, выставляла ультиматумы. Похудевший, осунувшийся Тэхён обзавелся темными кругами под глазами, неустанно сновал между агентством и пунктом временного содержания. К Намджуну его не пускали — не было оснований, что Чонгука и успокаивало, и пугало. Может, стоило им встречаться, может, не стоило вмешиваться. К слушанию дела Намджуна протикал месяц. Тэхён лихорадочно оживился, воспрял духом, вернулся к прежнему себе. И Чонгук, невольно возрадовавшись, решив, что кризис прошел, ринулся в атаку, точнее, поймал вызов. Тэхён в последнее время периодически его задирал, нарывался на схватку, которая должна была закончиться в постели. Однако Чонгук осторожно обходил провокации, делал вид, что не понимает, к чему идет дело. И все же решился. От плотской голодухи сводило пах. Постоянное пребывание рядом желанного без возможности его взять напоминало пытку танталовым пиром. — Я не собираюсь отмечать Рождество. Ты меня плохо слышишь? — Тэхён язвительно ощерился и постучал пальцем о лоб. — Тупеешь, Чон, тупеешь! — Возьми слова обратно, — процедил Чонгук, закипая. — Не то что? — Тэхён оскорбительно хмыкнул. — Бонус не достанется? Новые часики? Кулончик? Да пошел ты, Чон! Чонгук ломанулся на него, с радостью отметив, что Тэхён вернулся к прежнему модусу вивенди. Пережил, отпустил, частично смирился, обратил эмоции в правильное русло. Тэхён врезал в челюсть, не увиливая от нападения, рухнул вместе с ним на постель, зарычал: — Отпусти, мудак! Не хочу! — Сейчас захочешь, — Чонгук впился чудовищным пожирающим поцелуем ему в шею, еле сдерживаясь от прокуса. Метку нельзя было ставить — забрать последний оплот Тэ. Нельзя и все, как бы ни хотелось. Тэхен крутился, извивался, колотил, обливал площадной бранью. Чонгук молча рвал на нем одежду, распинывал сопротивляющиеся ноги, целовал уворачивающееся лицо. Накатывала мощными волнами страсть, в которой бурлила пеной радость. Оживает, распускает крылышки его птичка. Пусть дерется, ругается, выпускает из нарыва накопившийся гной. Уже пристроившись, надавил головкой на вход, приколотил запястья Тэ к подушке. Член звенел в приливе крови, было даже неприятно. Кружила голову жажда войти, сделать своим, присвоить, окончательно отобрать у Намджуна. И в самый последний момент Чонгук протрезвел. Вход был сухим и неприступным — такого никогда не было между ними. Как бы ни выясняли отношения, как бы ни раздражался Тэхён, тот всегда его хотел. Чонгук провел ватной рукой по животу Тэ вниз, нащупал мягкий член, приподнялся на локтях и уставился на него, прозревая. На точеных скулах горел огнем румянец. Большие глаза зажмурились до мелких морщинок. Губы слились в белую линию. Тэхён приготовился терпеть. Чонгук сполз с него, присел. Тэхён медленно натянул на лицо подушку, оставив остальное тело обнаженным. Ему было важнее скрыть эмоции, душу, чем тело, ценности которого он не видел. Бросал Чонгуку внешнюю оболочку, скрывая драгоценное ядро. Чонгук осторожно накрыл его одеялом, опустился на колени около постели, припал к его руке и попросил, нарушая свой собственный запрет на извинения: — Прости меня, Тэ. Тот не удостоил его ответом, дыша все чаще и сорваннее. И наконец тихонько, бесконечно жалобно заплакал. Чонгук никогда не слышал и не видел, как он плачет. Гордость не позволяла Тэхёну настолько обнажиться. И эти тоскливые, горестные всхлипы выворачивали наизнанку, сдирали защитные барьеры, убивали. Чонгук стоял на коленях, пока Тэхён не затих. После с трудом поднялся, не чуя онемевших коленных чашечек, проковылял на балкон и набрал нужный номер. — Здравствуйте. Освободите Кима Намджуна. Принесите ему извинения. Скажите, произошла ошибка в процессе облавы на наркопритон. Приняли не за того, например. Придумайте что-нибудь. Выплатите ему денежный эквивалент его моральной компенсации. Огласка в СМИ? Нет, не стоит. Проведите процесс тихо. Сколько запросит, столько и выплатите. Сумма неважна, важен результат. Он должен оказаться на свободе уже завтра. Закончив с первым звонком, набрал другой номер: — Здравствуйте. Аннулируйте контракт с Кимом Тэхёном. Полагающаяся до конца года сумма должна быть выплачена одномоментно завтра. Все подарки, включая бентли, остаются за ним. Действуйте. Закурил, вдыхая дым глубокими, резкими вздохами, в которых тоже сквозили всхлипы. «Прости, Тэхён. Прости, пожалуйста. Лети на свободу, моя птичка. И будь наконец счастлив».