Сделай мне больно

— Встреча состоится в пять тридцать на пешеходке в Хондэгу около ресторана Ву Ва, адрес Ваусан, двадцать один-гиль. Не опаздывайте, через час игры они смещаются. Не могу сообщить точную локацию, потому что музыкальная группа постоянно меняет место, — спокойный глуховатый голос докладывал чрезмерно медленно, отчего кровь закипала в злости. У него тут мир рушится, а детективу явно плевать! — Фото объектов вам выслал, визуально сможете идентифицировать. Однако не рекомендовал бы вам контактировать, это помешает набору информации. — Рекомендовать буду я! — отрезал Чонгук. — Фото и отчет просмотрел, но где портфолио гребаной звезды? — Еще минут десять и портфолио вам вышлю. Оно весьма пестрое, думаю, вас впечатлит. У Кима Намджуна очень взрывной темперамент, поэтому он, несмотря на очевидный талант и высокий рейтинг его треков, не получил контракт с Лотте и подвизается в кафешках или на улицах. И в его юные двадцать четыре года имеет три отметки в полиции за пьяный дебош и драки в общественных местах, — детектив Чжан, видимо, хотел еще что-то добавить, но Чонгук вспылил. — Талант, щибаль! Я послушал его треки, ничего талантливого в них не нашел! Визгливый вой про любовь, сердечные раны и смерть. Рейтинг можно подкрутить, ничего сложного. Меня другое интересует: сближение было или нет? — Чонгук сжал телефон влажными от пота пальцами и вслушался, затаив дыхание. — Нет, об этом в отчете доложено, если опираться на мое субъективное мнение. Вы ведь не стали заполнять анкету с критериями. — равнодушно ответил детектив. — Пока только флирт и поцелуи. Ваш спутник не нарушил условия контракта, потому что поцелуи там не указаны. Упущение, на мой взгляд. Если категоризировать измену по критериям, например, отнести поцелуи и объятия к… — Высылайте портфолио! — Чонгук сбросил звонок и запустил пальцы в волосы. Дернул их, не чувствуя боли: настолько онемевшим было состояние. Как будто его всего обкололи анестетиком: физические ощущения мигали на нуле, а вот душевные… Ведь понимал, что детектив может нарыть неприятные детали, но все же надеялся, что Тэхён убивается по поводу предстоящего банкротства, а вовсе не увлекся кем-то. Его птичка-Дженни потеряла прагматизм, забыла о важной сути жизни, решила пойти вразнос. За несколько дней ожидания, пока неторопливый детектив искал информацию, Чонгук полностью извелся. Просыпался ночами, разглядывал в полумраке чеканный профиль Тэхёна, ловил его дыхание губами, целуя еле заметно, крадя поцелуи, в которых ему было отказано. И думал, думал, думал. От психотерапевта Тэхён шарахался как от чумы, твердо обозначив, что лечиться не будет, и посеяв тревогу туманным: «Мне нравится эта болезнь. Она делает меня живым. Я наконец очнулся после затяжного кошмара». Именно этот ответ побудил нанять детектива. Слишком тревожным и наводящим на определенные размышления он был. Значит, Тэхён подустал от условностей, ему стало мало эмпатии и поддержки, которыми с ним делился Чонгук. Он захотел бурных чувств, сбившегося сердечного ритма. Резонно: ему ведь всего двадцать четыре, а не пятьдесят четыре. Чонгук сам виноват, что не учел важный нюанс. Надо было делиться большим, но как? Как делиться, не обнажившись сильнее и не пустив его в душу? Баланс при такой обнаженности стал бы невозможным. Сука этот Намджун, сука! Чонгук ударил кулаками по столу, тихо зарычав. Наверняка проклятый альфонс повелся на красивую внешность, на дорогую одежду, решил присосаться к кошельку, а наивный, оголодавший по чувствам Тэхён и поверил. Ничего, разберется с альфонсом. У него три привода в полицию есть, что большой плюс. Четвертый, да с причиной посерьезнее, может его убрать в каменный мешок, где тот может петь свои песенки сокамерникам. Тэхён потоскует да перестанет. Он умный, умный мальчик, просто эмоциональная депривация подтолкнула его к неправильному поступку. А якшаться с уголовниками он не захочет, в нем достаточно здравого смысла, чтобы не ждать дебила из тюрьмы. План составлен: — Убрать раздражающий элемент. — Добавить романтики и тепла в отношения. — Починить бизнесок Тэхёна и загрузить его по самые уши, чтоб головы поднять не мог. А сегодня Чонгук должен приехать и посмотреть на них, воочию убедиться, что между ними летают лишь искры легкого флирта, а не чего-то серьезного. Что он будет делать, если между ними искрит настоящая любовь, Чонгук не знал, но понимал, что этой любви не даст созреть и пустить корни. Пролонгация контракта будет не на пару лет, а на пять, щибаль. Пять! Старшие братья только к тридцати женились, так что у него времени в запасе полно: ему всего двадцать два. И застонал как от зубной боли, подумав, что Тэхён и гребаный Намджун — ровесники. В их культуре это много, много значило. Если бы какой-то европеец только пальцем у виска покрутил, услышав о теории возрастной разницы, то кореец или японец, или китаец, отнесся бы к стенаниям Чонгука очень серьезно. Чонгук всегда знал, что его будущий муж будет его ровесником или младше на четыре, или семь, или восемь лет. Если старше, то максимум на три года. По гороскопу такие союзы должны были быть крепкими и процветающими. А Тэхён был старше его на два года, дурацкие два года: ни туда и ни сюда. Приложить его богатое похождениями прошлое, невнятное происхождение и простой вывод: плохой союз по всем меркам. Родители ни за что бы не согласились, да и Чонгук тоже. Связаться с взрывным Тэхёном на всю жизнь означало бы жить на пороховой бочке: сидишь и не знаешь, когда бомбанет. И терзаться от ревности до конца своих дней… Такое себе удовольствие. Ведь между ними нет чувств, значит, Тэ рано или поздно двинется в их поисках. К указанному месту Чонгук подъехал в пять пятнадцать, удачно припарковался: обзор на ресторан Ва Ву открылся замечательный. Машина принадлежала Хосоку, так что Тэхён бы определить ее не смог. Затонированные стекла полностью его скрывали, можно было не сомневаться, что наблюдение пройдет незамеченным. Когда на тротуаре появился Тэхён, шагая своей особой, неповторимой, обаятельно расхлябанной походкой, Чонгук встрепенулся и сильнее сжал руль. До последнего надеялся, что детектив ошибся, и Тэхён встречается с клиентом, как тот ему сообщил, но детектив не ошибся… Тэхён действительно солгал и вместо спасения гибнущего бизнеса уверенно топал рушить свою судьбу. Что же в этом Намджуне такого? Чонгук, чтоб отвлечься, пролистал на планшете портфолио. Паршивая овца в солидном, уважаемом семействе, которое выпнуло неугодного сына и забыло о нем. Это и плюс, и минус: если Намджун покается, приползет к родителям на коленях, его могут простить, вернуть ему наследство и отличное положение в обществе. И он вполне может присвоить Тэхёна навсегда. Чонгук помотал головой, читая по диагонали и усмехаясь: о нет, такой никогда не покается и не встанет на колени. Дурной, вспыльчивый, экстравагантный — такого не представишь в белом воротничке. Окрашенные в синевато-пепельный цвет волосы, подведенные черным наглые узкие глаза, жесткая линия губ, потрепанная кожа куртки, потертые рваные джинсы. Прирожденный маргинал и бунтарь. Отчасти было понятно, что Тэхён в нем нашел: тот наверняка жестил с ним, обходился доминирующе и требовательно. Жертвенная суть Тэхёна млела и таяла. Что ж, Чонгук добавит к сердечному теплу и ежовые рукавицы. Жестко вытрахает из Тэхёна дурь, даст тому все, что тот жаждет. Долбаные музыканты явились в аккурат к пяти тридцати. Чонгук удивленно хмыкнул: ну и бестолочи. Ведь ресторан платит за конкретный временной отрезок, а с таким деловым подходом может и перестать платить. Пока устанавливали аппаратуру и проверяли звук, прошло еще пятнадцать минут. Тэхён весело перебрасывался шутками с ними, тянул из соломинки баббл-чай и весь преобразился, когда из ниоткуда перед ним вырос высоченный громила Ким Намджун. Тот нагнулся к нему, зашептал что-то очень нежное. Чонгук не слышал слов, но считывал смысл и интонацию по лицу Тэхёна. Тот слабо улыбался, смотрел во все глаза на верзилу, сжимал пластиковый стаканчик так сильно, что из соломинки вытекала жидкость. На прекрасном, красивейшем лице Тэ отражался отсвет чувств Намджуна. А на резковатом лице Намджуна бушевала настоящая буря чувств: несомненно искренних, живых, ярких. Чонгук крупно дрожал, покрывался потом, сдавливал пальцами руль, представляя себе бычью шею верзилы. Было больно как никогда, было до безумия хреново. Нет, он наблюдает не за легким флиртом, ни к чему не обязывающим, он наблюдает за зачатком крепких отношений. В Тэхёне всегда присутствовала частичка маргинальности, бунтарства, которых в Намджуне было хоть отбавляй. Свой увидел своего, потянулся… Когда Намджун, не обращая внимания на окрики своей группы, бесконечно ласково провел пальцами по лицу Тэхёна от лба до подбородка и жадно припал к его губам, Чонгук задохнулся в огромном страдании. Те двое целовались с откровенной страстью, сплетались руками так крепко, что казалось: вот-вот и займутся любовью при всех, на улице. Подобная страсть была в их отношениях лишь в первые три месяца, еще до контракта: Тэхён бросался на него с той же неутолимой жаждой, как пил сейчас Намджуна. К моменту, когда Намджун неохотно выпустил Тэхёна из объятий, Чонгук почти не соображал. Рассудок кипел от черной жгучей ненависти, лютой ревности. С трудом удерживался, чтобы не выскочить из машины, не сократить расстояние между ним и долбаным Намджуном и не смять наглые губы кулаком. Эпатаж никто бы не оценил: ни родители, ни светская хроника, ни Тэхён. Грянула бесшумная из-за закрытых окон музыка, Намджун запел. А Чонгук, автоматически облизнув губы, почувствовал соль. Дотронулся до рта, тупо посмотрел на окрашенные алым пальцы и только тогда осознал, что у него обильно течет из носа. Прижал салфетку к носу, приоткрыл окно и вслушался в густой, низкий баритон, на самом деле певший нечто очень цепляющее, хватающее за душу. Тэхён слушал, продолжая слабо улыбаться, томно глядя на избранника. Покачивался в такт песне, напевал и выглядел невероятно живым, совсем не похожим на мрачноватого, отрешенного себя. Чонгук менял салфетки, неотрывно наблюдая, пытаясь сообразить, когда эта живинка начала пропадать в Тэ, когда из него контрактные условия начали высасывать жизненные соки. И с тоской понял, что даже не сможет определить. Его омега постепенно угасал и душевно умирал два года, а тупой, слепой Чонгук этого не видел, пребывая в уверенности, что между ними все хорошо. Что стоит капнуть дополнительный бонус Тэ на карту, преподнести золотые часики, серьги с бриллиантами, свозить на роскошный курорт, и тот вновь воспрянет духом. Идиот… Тэхён написал ему сегодня, что вернется к одиннадцати, что клиент попался дотошный, требует сверки рекламных кабинетов в режиме реального времени, а кабинетов полно. Даже подумать, что Тэ с «клиентом» протусуется долго, что после зарабатывания мелких крох группа рванется в ближайший бар их просаживать, а Тэ будет самозабвенно целоваться и обниматься с Намджуном, было неприятно до воя. Чонгук завел мотор, набрал Тэхёна и сбросил: не было сил с ним сейчас разговаривать. Написал короткое сообщение и вгляделся. Тэхён нехотя вытащил телефон из кармана, скривился, как перед плачем. Постоял в нерешительности, явно жаждая остаться. Дождался, когда Намджун закончит песню, подошел вплотную, погладил по щеке и сказал что-то. Намджун громко зарычал. Чонгук довольно осклабился: «На тебе, на! Этот омега принадлежит мне! Смотри на браслет на его руке, который тот снять не может. На этом браслете мое имя, мое! Ты никогда не сможешь себе позволить надеть на Тэхёна такой же!». Не в силах продлевать пытку, дергано подался назад, едва не врезавшись в чей-то бампер, вырулил рывками на дорогу и втопил ногу в педаль. Домой, домой! Тэхён приедет туда же, потому что обязан быть около него, когда ему неможется. До квартиры Чонгук добрался за экстремальные сорок минут, заработав всевозможные штрафы. Присущая ему осторожность разорвалась в клочья там, в Хондэ. Кровь бурлила в ярости, в бешеном собственническом инстинкте. Содрал с себя одежду с треском разрываемой ткани, бросая ошметки на пол и топая к ванной. Смыть кровь, пот, страдания. Дождаться Тэхёна и не сорваться в оголтелую истерику из разряда «Забыл, кому принадлежишь?!». Рано, слишком рано. Ему нельзя выдать слежку. Надо действовать с умом и терпением, чтобы вернуть Тэ благоразумие. Если же они оба начнут безумствовать, то дело закончится швахом. Горячая вода била хлесткими струями по плечам, практически обжигала, но согреться Чонгук никак не мог. Нутро превратилось в кусок вечной мерзлоты, леденило сознание, мешало сосредоточенно думать. Подушечки пальцев сморщились, кожа покраснела, но Чонгук продолжал натираться и стоять под струями. Вздрогнул, услышав отдаленный дверной хлопок. Помедлил еще пару секунд и вышел из душевой кабины. Ванную окутали клубы густого пара, и в это туманное облако вошел одетый Тэхён. — Чонгук, что случилось? Я видел на полу окровавленную одежду. На тебя напали? — Тэхён выглядел искренне встревоженным, и Чонгука повело. Проснулась робкая надежда, что еще не все пропало. — Перепад артериального давления. Носовое кровотечение, — отрывисто сообщил он, припадая к Тэхёну, ревниво вдыхая следы чужого альфы. Тэхён пах собой, мятной жвачкой: похоже, Намджун заботился о нем, пользовался нейтрализатором, чтоб не подставить. Продуманная сволочь. От этого злость взбурлила по новой. Чонгук вжал в себя Тэхёна до костного хруста, до изумленного писка, прикусил шею в области метки — еще не до прорезания мышечных тканей, но чувствительно. Мой, мой, мой — шумело в голове. Тэхён задергался, чудом вывернулся и, не тратя слов, побежал. Стремительно удаляющаяся фигура уничтожила последние барьеры, включился древний инстинкт «догнать и покорить». Дальнейшее врезалось в память. Подскользнулся на полу в спальне, грохнулся плашмя, не чувствуя боли, вскочил, успев дернуть Тэ за ногу. Тэхён со вскриком упал, со всей мочи пнул в плечо, перевернулся на колени, чтобы подняться. Чонгук прыгнул на него тигром, повалив, принялся рвать одежду. Тэхён отбивался во всю силу, не жалея, вкладывая в удары неменьшую злобу. Из рассеченной брови текло, заливая правый глаз, из разбитых носа и губ тоже капало. Лежавший под ним Тэхён покрывался кошмарными алыми пятнами, по-звериному скалился. И все же в его глазах, в его скривившемся лице Чонгук отчетливо видел неугасшую страсть. Тот его желал, несмотря ни на что. Заевшая молния не позволила содрать джинсы. В обычном состоянии Чонгук бы не смог разорвать прочную ткань, сейчас же она разлетелась полосами с жалобным треском. Тэхён умудрился выскользнуть, пока Чонгук полосовал его джинсы, упруго подпнул в грудь и взмыл на ноги в мгновения ока. Чонгук подлетел вслед за ним, снова схватив, повалил навзничь и задохнулся: по носовым рецепторам ударил аромат возбужденного омеги. Свежей выпечкой пахло так, словно они оказались в цеху. В паху занялся сумасшедший огонь: Чонгук не помнил, когда он настолько жаждал секса именно с этим омегой, отчаянно сопротивляющимся, дерущимся. Они снова сошлись порченой резьбой. Кривые болт и гайка. И почему, почему Тэхён хочет уйти к другому, с кем такого понимания не будет?! Сдернул с Тэхёна трусы, растолкал ноги в стороны и замер. Вдруг сознание приподнялось вертолетом и безжалостно показало всю картину. Уродство. Насилие над слабым. — Продолжай, что заморозился? — неожиданно рявкнул Тэхён и скрестил ноги за его спиной. — Живо, Чон! Погружаться в хлюпающее обильной смазкой жаркое отверстие было божественно, было бескрайне хорошо. Чонгук мерно двигался, засаживая без жалости, наслаждаясь каждым длинным толчком и страдая от того, что ему бросили лишь тело. Душа была заперта на сотню замков. Сам виноват, сам, но, боже, как же хреново! Тэхён брызнул спермой до подбородка, обмяк, мертво уставившись в потолок. Чонгук доколотился до разрядки в два удара, содрогнулся в белом мареве, кончая, навалился на него. И только сейчас понял, что все это время безмолвно рыдал. Кровь, слезы — разная соль страдания. — Тебе тоже нравится, когда делают больно, да, Гуки? — издевательски пропел Тэхён, спихнув его с себя. — Не знаю, кто тебя довел до такого состояния, но передай ему мое спасибо. Мне приятно, что мы с тобой наконец в одной лодке. «Ты довел, ты…» — рвалось с губ, но Чонгук, перевалившись на спину, промолчал. То, что Тэхён ему сейчас отдался добровольно, что желал его так же безумно, как и он его, ничего еще не значило. Стало ясно, что с самого начала Тэхён вложил в их связь червоточинку, но где-то перед контрактом начал чувствовать по отношению к нему иное. А Чонгук собственными руками это драгоценное иное уничтожил. Теми самыми двадцатью миллионами вон в месяц, безлимитными СПА и салонами, поездками на Сейшелы. К ночи, когда без особой охоты поужинали, почистили зубы и улеглись в постель, Чонгук тускло сказал, не веря в свои слова: — Ты мой, Тэ. — На время контракта, Чон, — так же тускло ответил Тэхён. — Осталось неполных двенадцать месяцев. И я считаю каждый день до освобождения.