Сделай мне больно

Чонгук неспешно протискивался сквозь гудящую толпу, рассекал ее мощным ледоколом. Льдины неохотно отплывали, пропуская к цели. Кто-то весело вскрикивал, тянул руку, похлопывал по плечу, спрашивал что-то. Чонгук жал руки, не глядя на собеседников, молча улыбался — улыбка тоже ответ, и упорно теснил препоны. Вечеринка Сокджина удалась. Непривычный к американскому формату вечеринок народ очень проникся и вовсю зажигал. Полуодетые, блестящие от сеульской летней жары тела, красные пьяные лица, расфокусированные взгляды и стаканчики, стаканчики, стаканчики. Красно-синие с черными штрихами на боках картонные стаканы и убойная смесь коктейлей: видимо, Джин решил привнести местный колорит в американский антураж. Но за исключением этого элемента, остальные декорации нисколько не отличались от декораций голливудских фильмов. Открытый бар с усталым, вымотанным барменом. Бьющая по барабанным перепонкам громкая музыка. Снующие оживленными муравьями гости. Светящийся спокойным голубым цветом бассейн, в который то и дело прыгали с визгом парочки. И безусловным элементом жаркой гулянки являлся Тэхён. Самый красивый, самый броский омега выпускного курса и, пожалуй, даже всего университета. Какая тусня обойдется без чирлидера? Чонгук еле заметно усмехался, наблюдая, как Тэхён кокетливо поигрывает огромными томными от духоты глазами, поощряя собеседников разом, а не по одиночке. Как зазывно облизывает чудесной формы губы. Наверняка от каждого движения розового языка альфы плыли и млели, представляя эти губы на своих членах. Раскованный, не подпадающий под классические стандарты омеги, бросающий вызов обществу, эпатирующий Тэхён. Один на миллион. Стоящий огромных инвестиций. И порченый. В паре метров от него Чонгук остановился, вскользь оценил шеренгу бутылок и крикнул бармену, перекрывая гул толпы и музыку: — Виски с колой. Получил холодный стакан, принюхался, поморщился: вискаря бармен не пожалел. Очевидно, жаждал всех поскорее напоить до усрачки и свалить домой. Выпил первый глоток, решающий, обжигающий слизистую алкогольными парами, всмотрелся в Тэхёна, медленно поглаживающего свою стройную шею в области метки, намеренно заводящего альф. И подумал, что решение было верным. С такими не встречаются, таких покупают, надевают на них золотые ошейники, вручают в жадные ручки платиновые кредитки, осыпают подарками, а как только наступает пора жениться, отправляют на поиски другого sugar daddy с хорошими отпускными. Нащупал в кармане прохладный увесистый браслет. Слегка беспокоило ожидание. Неизвестно, как Тэхён примет подношение. Был шанс, что ему бросят браслет в лицо и добавят еще и кулаком. До конца капризного омегу не было суждено познать: Тэхён был и оставался непредсказуемым. И не хотелось его терять: мысль о том, что Тэ сделает ручкой и вильнет в объятия другого, раздражала собственнический инстинкт, хотя и удивляла. За время их встреч Чонгук не переставал удивляться своим чувствам. Ведь знал, что из себя представляет Ким Тэхён, однако привязывался глубже и глубже. Победа субъективного над объективным. Хотя объективное голосом разума орало, что он должен быть осторожным, что ему повстречалась настоящая человеческая пиранья. Не успеешь глазом моргнуть, как обглодает до косточек. Приглядывался к Тэхёну осторожный Чонгук долго. За тем не было необходимости следить, добывать правдами и неправдами информацию. Тот был как на ладони со всеми похождениями, обрастающими скандальными деталями, яркими проявлениями эмоций и насыщенной историей. Впервые Чонгук увидел его на общем университетском собрании и встрепенулся, невольно сглотнув набежавшую слюну. Тэхён ввалился в зал с невежливым грохотом, пнув дверь так, что та врезалась в металлический ограничитель. Вещавший со сцены ректор поперхнулся, окатил гневным взглядом нарушителя спокойствия, но тому все было нипочем: лишь улыбнулся и склонился в легком поклоне. А потом вальяжно побрел по проходу, ища свободное место. «Красивый», — подумал Чонгук и вздрогнул, когда сидевший позади него старшекурсник со вздохом согласился: — Очень красивый, но вредный, зараза. Похоже, мысль была озвучена вслух. И раз уж была озвучена, а характеристика зацепившего внимание омеги началась, то имело смысл продолжить. Чонгук с интересом оглянулся. — И кто это? — Ким Тэхён, — старшекурсник с неменьшим интересом осмотрел его, на ходу категоризируя: лох, не лох. Чонгук медленно провел левой рукой по волосам, демонстрируя лимитированную модель Патек Филипп, и выжидающе выгнул бровь. Старшекурсник демонстрацию оценил по достоинству: в их жестко кастовом мире знакомство с богатеями могло пригодиться. Подался вперед и зашептал почти в ухо. — Третий курс, факультет цифрового маркетинга и кибербезопасности. Выскочка из ниоткуда. Сам понимаешь, чтобы попасть в наш универ, ты должен закончить определенного уровня школу и с отличными отметками. А у него, говорят, за плечами пусанская третьеразрядная школа, из такой обычно не берут, неважно, как учился. Его сюда неизвестный папик пристроил, весь первый курс возил его в бронированном мерсе. Другой бы от стыда сквозь землю провалился, стыдливо бы глазки прятал. Но стыдливость не про Тэхёна: тот и не скрывал, что его спонсируют понятно за что. — Блядь, значит, — разочарованно сказал Чонгук. — Типа того, — старшекурсник восхищенно вздохнул: Тэхён с веселым смешком сел кому-то на колени и обвил рукой шею. — Но нетипичная блядь. Расценок не дает, выбирает обеспеченных альф, а те его снабжают всем необходимым. Я когда-то узнавал у одного его бывшего. Он вроде не просит денег, но обставляет дело так, что бойфренд сам предлагает оплатить обучение или аренду квартиры. Крутой манипулятор. Видишь, одет с иголочки в последние коллекции брендов, а за душой ни воны. — Ясно, — Чонгук кивнул, составив мнение. Нищий, наглый и… желанный. Последнее определение толкнуло сказать в защиту: — Все омеги клянчат деньги или подарки, он не исключение. — Но не все открыто живут за чужой счет, — парировал старшекурсник и представился: — Пак Минхо. — Чон Чонгук, — отозвался Чонгук и по изменившемуся дыханию Минхо понял, что произвел впечатление. Еще бы: семья Чонов входила в топ корейского общества, буквально венчала его. Минхо сподобился познакомиться с младшим принцем Чонов. — Приятно познакомиться, Чонгук-хубэ, — вежливо сообщил Минхо. — И мне приятно, Минхо-хен, — Чонгук уселся поудобнее, краем глаза продолжая следить за Тэхёном. Тот ерошил окрашенные в медовый цвет волнистые волосы, посмеивался, болтая с альфой, на котором сидел. И вдруг резко обернулся, видимо, почувствовав чей-то взгляд. Осмотрел периметр, ожег необычно светлыми глазами и, не определив наблюдателя, равнодушно отвернулся. Эти яркие светлые глаза мгновенно проникли внутрь и зацепили. Надежно зацепили. Два года Чонгук неторопливо кружил вокруг Тэхёна, постепенно сокращая круги. Не делал его идеей фикс, вовсе нет: встречался то с одним, то с другим. Но из поля зрения не выпускал, с легким раздражением отмечая около Тэхёна новеньких бойфрендов. Действительно, тот выбирал лишь обеспеченных, имевших возможность жить на широкую ногу. Но отменно играл свою роль: весьма убедительно изображал охваченного страстью, появлялся всюду с избранником и ласково с ним ворковал. До тех пор, пока на горизонте не появлялся следующий кандидат, или же до тех пор, пока не исчерпывал финансовый лимит текущего. У всех студентов все-таки были родители, бдительно следившие за тратами и напрягавшиеся, если траты были нецелевыми. Стать одним из многих, вскоре пополнив ряды отверженных, Чонгук не намеревался. Еще чего, он себя не на помойке нашел. Поэтому составлял себе реноме и репутацию, блистал на спортивном и академическом поприще, бурно гулял, сталкиваясь с Тэхёном на общих тусовках. И делал вид, что красота и чары Тэхёна его совершенно не трогают. Тот сам должен был сделать шаг навстречу, а Чонгук — снисходительно принять предложение, тем самым обозначив расстановку сил. Только так и не иначе. Тэхён шагнул навстречу в самый неподходящий для этого момент. В семейном бизнесе началась реструктуризация. Туристическое направление, должное отойти Чонгуку после окончания университета, потребовало вовлечения, причем на очень серьезном уровне. И права на ошибку у него не было: подчиненные, давно варившиеся в индустрии и работавшие в ней по десять-двадцать лет, могли потерять к нему уважение. Пришлось балансировать между учебой и работой, урывками консультируясь с отцом, Хосоком, Чунсоком и зачастую полагаясь на собственное чутье. Спал по несколько часов в день, поднимался с постели с гудящей от недосыпа головой, смотрел на мир воспаленными глазами и думал, думал, думал. Возглавить в неполных двадцать лет крупнейший в индустрии бизнес и не оплошать — задача не из легких. Было совсем не до омег, да и в целом до разгульного студенческого бытия. Суровая жизнь выщелкнула его из праздного режима и туго вставила в деловую обойму. Конвейер запустился, неумолимо задвигав шестеренками. И Чонгук должен был обеспечить правильных ход этих шестеренок. Порой захлестывало отчаяние до жалобного воя в подушку. Но, прооравшись и успокоившись, Чонгук вновь принимался за дело. Его несвоевременно экзаменовали и этот сложный экзамен необходимо было выдержать. К окончанию туристического сезона, в аккурат через месяц после начала китайского нового года, Чонгук похудел на четыре килограмма, заработал обострение атопического дерматита, но экзамен успешно сдал. И только тогда вспомнил, что к нему в студенческом кафетерии подошел Тэхён. Что тот спросил, как завязал разговор — полностью выветрилось из памяти, но сам факт, что подошел и проявил интерес, был важен. Тэхён встретил его прохладцей: смерил с головы до пят пренебрежительным взглядом и буркнул, пропустив приветствие: — Предложение устарело. — Привет, Тэхён. Я был измотан и запарен, — Чонгук, тоже решив пренебречь вежливыми условностями, присел за его стол. — Прости, что даже не помню, о чем ты говорил. Мой мозг на тот момент был перенасыщен информацией. — То есть, ты хочешь сказать, я настолько безликий, что мои слова не дошли до твоего слуха? — Тэхён изумленно раскинул руки в стороны и вдруг расхохотался. Бархатный с хрипотцой смех прокатился по нервной системе, затеплил пах. Чонгук непроизвольно свел колени. — Ну ты и нахал, Чон! Свали, сделай милость. — Я извинился, — мягко сказал Чонгук, чувствуя, что долгожданное общение может улетучиться. — Если бы ты пахал с утра до ночи, умудряясь при этом еще и учебу охватывать, ты бы меня понял. Мало кто б соображал при такой нагрузке. — И что сейчас изменилось? — лениво осведомился Тэхён, шумно отхлебнув кофе. — Нагрузка спала, гормоны взыграли? — Китайский новый год закончился, — скупо улыбнулся Чонгук, поддерживая холодную тональность диалога. — Туристический поток из Китая оскудел, теперь нет нужды контролировать операционку на ежечасной основе. Могу отдохнуть и расслабиться. И хотел бы пригласить тебя в ресторан, чтобы отметить удачное начало моей карьеры. — Оглянись вокруг: омег полным полно. Во-о-он там один синевласый тебя глазами жрет, его и пригласи, — Тэхён смел в рюкзак заляпанные жиром конспекты. — У меня другие планы. — Поделись ими и я подстроюсь. Пойдем в любое место, только скажи, куда хочешь, — Чонгук поднялся за ним, заволновавшись из-за близости. Еще никогда Тэхён не стоял так близко, обдавая теплым приятным ароматом своего тела. Пах он божественно свежеиспеченной сдобой. Чонгук буквально ощущал аромат на своих зубах: сладковатая воздушная хлебная мягкость, сдобренная хрустким коричневым сахаром на поджаристой корочке. Почему именно этот омега его продолжал влечь к себе, Чонгук не понимал. Тэхён не походил на типаж, на который обычно Чонгук западал: ни изящности, ни хрупкости, ни оленьих глаз. Высокий, гибкий как лоза, но крепкий, «мясистый», как говорили в народе. Ширина его плеч лишь слегка уступала ширине плеч Чонгука, развитые мышцы перекатывались под тонким слоем фиолетового лонгслива. Зато талию можно было обхватить пальцами и скатиться ими на узкие бедра. Чонгук сглотнул вязкую слюну. Еще немного и он засветит на весь кафетерий солидным стояком. — А код от кредитки тебе не сообщить? — фыркнул Тэхён. — Свали, я сказал. Шанс упущен, Чон. Тебе ничего не светит, так что подбери слюни. Обида вспыхнула вместе с непривычной яростью: он же извинился, щибаль! Наверное, усталость ослабила социальные барьеры, двухлетнее ожидание дало о себе знать. Других причин, почему он внезапно схватил Тэхёна за запястье и дернул на себя, Чонгук впоследствии не мог найти. Но схватил и дернул, да так, что ахнувший Тэхён завалился на него и выронил рюкзак. Содержимое незастегнутого рюкзака разлетелось с постукиванием. Чонгук, все еще не владея собой, сильнее сдавил запястье, обвил талию Тэхёна, прижал вплотную и шепнул в губы: — Сегодня же пойдем туда, куда только пожелаешь, Тэ. Тэхён молчал, темнея глазами, начиная дышать прерывисто и часто. Точеные скулы запунцовели пятнами, подчеркивая белизну кожи. Ресницы вспархивали, опадали, закрывая волнующиеся зеркала души. Сколько они простояли, Чонгук не знал. Но понимал, когда наконец смог того отпустить — победа за ним. Вместе собрали рассыпавшиеся конспектные листы, ручки, карандаши и многочисленные конфетки Копико под всеобщим наблюдением заинтригованно наблюдавшего люда. Пошли, не сговариваясь, все так же молча, к выходу, потом — по коридору. Сердце отбивало нервный такт, ладони потели, запоздалая вина лихорадочно составляла извинение. Время замедлилось, казалось, они двигаются в слоу-мо. И помчалось стремглав, стоило Тэхёну резко впихнуть его в туалет. Звуки резали взвинченные нервы. Стон несмазанных дверных петель. Бух по проему. Взвизг молнии. Шорох одежды. Смачный, смачный чмок поцелуя. И будоражащим шепотом горячих губ в ухо: — Сделай мне больно, Чонгук. Просьба-приказ заискрила в нервной системе, отозвалась чем-то первобытным, могущественным, сорвала предохранитель. Развернул желанного к себе спиной, сдернул с круглой попки джинсы с бельем, коротко простонал при виде белых упругих полушарий, сплюнул на пальцы и ввел рывком внутрь, раздвигая мышечное кольцо. Расчехлил член. И без прелюдии, без необходимой подготовки ворвался сразу на всю длину, жестко придавив горло Тэхёна предплечьем. Заходил в горячей тесноте жестко, размашисто, вшлепываясь до предела и выкатываясь до головки, чтобы снова вогнать по самые ножны. Долбился как в последний раз, будто через несколько минут наступит конец света, причиняя запрошенную боль, наслаждаясь этой чужой болью. Каждый толчок взрывался белыми разводами под веками, неописуемым наслаждением в нейронной сети. Кончал Чонгук растянуто долго, почти бесконечно, переживая настоящий катарсис. Все, что было до Тэхёна, обнулилось. Очнувшись, осознал произошедшее. Виновато поцеловал влажную шею, в мягкие завитки волос, провел ладонью по его паху — там было скользко и мокро. Значит, Тэхёну понравилось, несмотря на брутальную грубость. Осторожно повернул к себе, тревожно всмотрелся в побледневшее лицо, в зажмуренные глаза. Погладил опухшую покрасневшую шею. На языке заплясало «прости», хотя оно было не нужно. Они совпали идеальной резьбой как болт с гайкой среди множества разношерстных болтов и гаек. — Пойдем в Ла Ен в семь вечера, — надреснуто пробормотал Тэхён, размыкая мокрые от слез склеившиеся стрелками ресницы. — и чтобы нам там подали кальгуксу. Обожаю дешевую еду в люксовом исполнении. — Все, что захочешь, — Чонгук припал лбом к его лбу. — Абсолютно все, Тэ. К его вящему изумлению, Тэхён не требовал луны с неба. Да, любил поесть в дорогих ресторанах, но этим ничем не отличался от предыдущих пассий. С удовольствием принимал подарки, расцветал лицом, набрасывался с поцелуями. Мрачновато принял предложение оплатить аренду его крохотной студии, что Чонгука обескуражило поначалу. После понял, что Тэхён разочаровался — видимо, ждал предложения переехать в квартиру Чонгука. Они встречались уже третий месяц кряду, поэтому можно было ожидать, что Чонгук созреет к следующей стадии отношений. Созрел. Чонгук допил остатки коктейля, небрежно отбросил пустой стакан в груду и уверенно пошел к Тэхёну. Пора съехаться. Надоело мотаться в Сондонгу к Тэ или терзаться от ревности, когда Тэ ночевал у себя. Все равно часть его гардероба уже переехала: надо же было по утрам переодеваться в свежее. Теперь переедет и хозяин, только на определенных условиях. Начало их сожительства обязано ознаменоваться прямыми и кристально честными условиями, чтобы не было недопониманий и высоких ожиданий. Тэхён при виде него сверкнул янтарными глазищами — вышло очень хищно. Может, так удачно на него попал луч стробоскопа. — Ну, все, мальчики, свободны. Мой опоздун пришел, — Тэхён развел руками, отгоняя ухажеров, и шагнул, приглашая в объятия. — Привет, — Чонгук, замкнув за затылок, поцеловал глубоко и жадно. Продемонстрировал всем, кому принадлежит этот омега. — Скучал? — Не пришлось. Меня развлекали, — Тэхён дразняще подмигнул. — Есть причина опоздания? — Есть, — Чонгук цепко взял его за локоть, повел из дома наружу. Разговор обещал быть серьезным, поэтому лучше было отойти подальше от подслушивающих и музыкальных битов. Остановился в глуши сада под мерцающими звездами, усмехнувшись: дешевая романтика, щибаль! — Тэ, сегодня начинается четвертый месяц наших отношений. И я готов к принципиально новому этапу, а ты? — И я, — Тэхён ответил очень мягко, ласково. — Гуки, я хотел сказать, что никогда раньше… — Подожди, сначала я, — Чонгук кашлянул, всматриваясь в поблескивающие в полумраке глаза. Вдали от яркого света дома и фонарей бассейна казалось, что они очутились совершенно в другом месте, и если бы не орущие биты, то ощущение стало бы полным. Не идеальное место для обсуждения, слишком трогающее, задевающее душевные струны. — Я приготовил контракт, Тэ. Он уже у тебя на почте, ознакомься завтра и поправь те пункты, которые найдешь неподходящими. — Какой контракт? — Тэхён охрип. — Ты о чем, Гуки? — Вот, — Чонгук вложил в его вялую руку тяжелый браслет, дав оценить тяжесть. И после нескольких тягучих секунд надел на руку. Замочек щелкнул в звенящей комариным писком тишине. Тэхён замолчал надолго. Склонился, ощупывая браслет. Осознавая, прозревая. Чонгук ждал, не зная, чего ждать: удара в лицо или незамедлительного согласия еще до ознакомления с контрактом. Контрактник был почти у каждого обеспеченного молодого альфы, которому еще рано остепениться, а душевно вкладываться в отношения не хочется, и которому важно обезопасить репутацию стабильной связью. Чтобы не было светских скандалов, ненужных беременностей и, фу, венерических заболеваний. Репутация в их мире весила невероятно много, она влияла на будущий успех. И роль контрактника не была зазорной, многие омеги бы удавились за честь стать контрактником Чона Чонгука. Тэхён расстегнул браслет, покачал его в руке. — Значит, так, да? — Тэхён неприятно визгливо рассмеялся. — Интересно, достаточно ли высоко ты меня оценил, Гуки? — В четырнадцать миллионов вон ежемесячно, плюс оплата любой машины на твой вкус, безлимитное посещение салонов, СПА, неограниченная медстраховка, три раза в год путешествия на люксовые курорты. И бонус в конце года, — отрывисто озвучил Чонгук. — Можешь поменять условия. Я открыт к обсуждению. — Открыт, — Тэхён продолжал посмеиваться, но радости в его смехе не было ни на йоту. — За шлюху меня держишь, Чон? — Был бы ты шлюхой, я бы к тебе не подошел, — сквозь зубы процедил Чонгук, теряя терпение. Что с Тэхёном творится? Он не был девственником до их встречи. Да его любовниками можно заставить выставочный зал, не говоря уже о загадочном папике, который оплатил два курса университета и два года аренды квартиры. Чего тот ждал от Чонгука: связи на равных? Бред! Они тешат плоть, совпадая резьбой. Испорченной резьбой. Одному надо смещать социальную агрессию, накопленную давлением родителей и общества, другому — чувствовать себя жертвой насилия. Такая резьба не может присутствовать в здоровой связи. Аксиома. Тэхён впихнул браслет ему в руку, молча ломанулся в кусты, не разбирая дороги. Чонгук длинно выдохнул, стиснул челюсти, глядя ему вслед. Не побежит, не догонит, не утешит. Тэхён перебесится и примет условия — в этом Чонгук был уверен. Ни с кем другим тот не находил такого наслаждения в постели, об этом уже сообщал. И никто другой настолько щедрым не будет. И все же волнение зашкаливало. Чонгук и думать не хотел о неблагоприятном варианте: если Тэхён заерепенится и откажется. Он был нужен! Нужен до зубовного скрежета, до ломоты в паху. Радовала перспектива просыпаться с ним ежедневно в постели, дышать обволакивающим ароматом свежей сдобы, вгрызаться в мягкие податливые мышцы, вонзаться в горячее нутро. С ним было легко и ненатужно, они совпадали и чувством юмора, и вкусами в еде, и привычками, не говоря уже о звездном сексе. Чонгук простоял минут пятнадцать, бессильно сжимая кулаки. Потом устало пошел к раздражающему веселью. Стрельнул у первого попавшегося сигарету, хотя не курил уже год. Отчаянно хотелось обжечь легкие никотином, вдохнуть отраву, чтобы не думать о другой отраве. Затянулся, чувствуя, как разрываются отвыкшие легкие, медленно выдохнул и напомнил себе: терпение, Гук. Тэхён сдастся. Он умный мальчик, понимает, что ему даст контракт: возможность сделать карьеру, обрасти нужными контактами, получить отличный старт. Тэхён согласился через три недели, когда Чонгук извелся от безмолвной блокады и довел ежемесячное содержание до двадцати миллионов. «Крутой манипулятор», — довольно подумал Чонгук, занося ручку над подписанным Тэхёном контрактом. «Выбил себе оптимальные условия, не сказав при этом ни слова. Идеальный спутник на время».