К'дива: страстная история о межвидовом романе

Когда Джим приходит в себя, он сидит на траве в небольшой зеленой зоне между двумя высокими зданиями. Живая изгородь из густых цветущих кустов скрывает ее от улицы и взглядов случайных прохожих. Он не помнит, как сюда попал. Это в последнее время становится привычным. Джим оценивает свою ситуацию. Его лицо и пальцы частично онемели. Он дезориентирован и не знает, сколько сейчас времени. Есть два возможных объяснения. Первое — аллергическая реакция на еду, второе — паническая атака. У него покалывает между глазами, что в его случае указывает на гипервентиляцию. Паническая атака кажется все более вероятной. Он пытается вернуть контроль, считая вдохи, как делал с ним Боунс в первый год, когда кошмары Джима заставляли их страдать (в третий раз Джим предложил съехать, и тогда Боунс наконец разозлился на него). Он не помнит, как положил падд, встал из-за стола, или вышел из квартиры. Он не помнит, сказал ли он что-то Споку перед уходом, и пытался ли кто-то остановить его. Он не понимает, далеко ли он от квартиры Спока, и как вернуться обратно. Боунс прибьет его. Он держит в своем наборе гипоспрей, который может остановить паническую атаку за считанные секунды, как раз на этот случай, и вот, вместо того, чтобы попросить его, Джим сбежал из квартиры Спока. И Спок. Его мысли постоянно возвращаются к Споку: расстроился ли он и вообще понял ли, что Джим взял и выпалил главный секрет, который вообще-то хотел сохранить. —Мне поутру попался на глаза, — голос Джима неуверенный и хриплый. Он все еще учащенно дышит. Главное — не терять ритм, —Наследник дня, родня денницы в рассвет простертый пестрый Сокол, По воздуха холмам-ступеням тверд- твердым ввысь стремится.Черт. Боже, блять. Его руки впиваются в землю, вырывая небольшие пучки травы и собирая под ногтями черную грязь. Это успокаивает — сила, уходящая на резкие движения, приносит прохладу почвы. Он ложится на землю и прижимается лбом к густой траве. Слеза скатывается по его носу, вызывая дрожь. Его грудь — клетка, полная трепыхающаяся бабочек. Вдохи слишком быстрые и поверхностные. Джим чувствует, что умирает. Он знает, что не умирает, но если бы умирал, то чувствовал бы себя, как пилот в неисправном шаттле, который не реагирует на команды, пассажир во власти бесполезного компьютера. И тут он слышит шаги. Теплые руки сжимают его плечи. — Джим. Спок так близко, что Джим чувствует прохладное дыхание на своем лице. — Скамейка в полутора метрах слева от вас. Я помогу вам до нее дойти. Это больше утверждение, чем вопрос. Спок не напрягаясь поднимает Джима на ноги и усаживает его на скамейку. Они сидят рядом, достаточно близко, чтобы их ноги соприкасались. Через мгновение Спок касается его запястья и делает резкий вдох. — Вы напуганы, — говорит он, его голос становится высоким и дрожащим. — Я не понимаю. Неспособный на целое предложение, Джим просто небрежно мотает головой и закрывает лицо руками. Он не может заставить себя посмотреть на Спока, опасаясь его реакции или ее отсутствия. Слишком поздно он вспоминает, что его лицо мокрое, а на ладонях земля, так что теперь его лицо в грязи. — После анализа я пришел к выводу, что у вас паническая атака, — размеренно говорит Спок. — Насколько я понимаю, данное состояние не опасно для жизни, но ваш дискомфорт очевиден. Скажите, чем я могу вам помочь. Спок ничего не может сделать. Поможет только время. Джим пытается передать это покачиванием головы. — Пожалуйста. Я не могу оставаться в стороне, пока у вас проблемы. Если вы не можете рассказать мне, какая помощь будет принята, то я должен позвать доктора Маккоя. Сильнейшее смущение — все, что может чувствовать Джим в ответ на это внимание. Когда Джим продолжает молчать, хватка Спока усиливается. — Мне необходимо быть уверенным, что вы останетесь здесь, пока я не вернусь с доктором. Джим кивает, соглашаясь. Спок все еще колеблется. — Я знаю, что сейчас вы не расположены к беседе, но меня беспокоит то, что я не могу определить триггер, спровоцировавший эту экстремальную реакцию на стресс, — твердо говорит он. — Вы, очевидно, были удивлены, обнаружив, что я знаком с “К'дива”, но кадет Вро объяснила мне, что вы настроены продолжать скрывать свою связь с упомянутым произведением. Поскольку я не собираюсь доносить об этом, для вашего страха нет причины. Джим издает слабый задыхающийся звук, когда пытается рассмеяться и сделать вдох одновременно, и Спок кладет руку ему на спину. Это странно успокаивает. Проходит еще минута или около того, затем Спок встает. — Я вернусь с доктором Маккоем. Не уходите. Конечно, как только он перестает слышать шаги Спока, он думает о том, чтобы сбежать. Это то, что он сделал бы до Звездного флота, до того, как Боунс приучил его к мысли, что он может попросить кого-то позаботиться о нем, не будучи за это должен. И все же, Спок нашел его здесь: если Джим побежит, он просто найдет его снова. Джим расшнуровывает ботинки и вытягивает ноги в густой траве. Его глаза закрыты, пока пульс замедляется. Когда он открывает их, утреннее солнце кажется слишком ярким. Свет пронизывает длинные ветви деревьев. Джим оглядывает небольшой участок голубого неба и вдыхает, чувствуя привкус озона. Мне поутру попался на глаза наследник дня, родня денницы в рассвет простертый пестрый Сокол по воздуха холмам-ступеням твердым ввысь стремится... Семья, которая взяла его к себе после Тарсуса, пыталась научить его медитировать по-вулкански, но Джиму это не давалось. Поэтому его приемная мать предложила стихи. Читая их, Джим вспоминает ее голос, объясняющий, как контролировать беспорядочные мысли, пока к ним не вернется ясность. Это до сих пор работает лучше, чем все, что он пробовал. Проблема в том, что каждый раз, когда он думает о Т'Силле и других, старая ноющая боль просыпается в нем. В приюте он просыпался с криками о Сакале, пытаясь дотянуться до него через световые годы. Это началось снова, когда отношения с Гэри уже подходили к концу. Вероятно — теперь он понимает это — он начал писать “К’дива”, потому что это помогало справиться с кошмарами. Сначала. В конце концов, контраст между счастьем Офелии и реальностью Джима стал угнетающим. Вручную набирая слова на падде, он глубже понимал многие вещи, но это не помогало ему чувствовать себя лучше настолько, чтобы говорить об изменениях. Иногда он все еще представляет, какой была бы его жизнь, если бы он остался. Может быть, он бы сейчас управлял той закусочной с сэндвичами. Может быть, все было бы по-другому. Внезапно из щели в изгороди вываливается Боунс, кусты цепляются за его одежду. Спок идет в нескольких шагах позади Маккоя, стряхивающего листья. — Джим. Теплые руки хватают его, ложась на плечи. — Успокойся, я тут. Теперь дыши. На этот раз Джим даже не пытается сделать вид, что протестует, когда Боунс просит его подставить шею. — Готово. Маккой отодвигается и возвращает пустой шприц в свою аптечку. — Дай ему пару минут, и уровень кортизола снизится. Он оглядывает Джима с ног до головы. — Стоит мне отойти в туалет, и тут же начнется апокалипсис. Что случилось? Джим пожимает плечами. Боунс похлопывает его по щеке, и Джим дергается в сторону от контакта. Доктор замирает щурясь ему в лицо. Рядом Спок наблюдает за их диалогом, приподняв бровь. — Спок сказал, что ты увидел свою книгу, загруженную на его падд, и побежал, сверкая пятками. Что ты себе напридумывал? Джим оглядывается. Спок стоит, расправив плечи, в своей черной форме, его руки сцеплены за спиной. Прежний мягкий, обеспокоенный взгляд сменился образцовой маской вулканского безразличия. Спок смотрит прямо на него, и Джим поворачивается обратно, уклоняясь от пристального внимания. Боунс открывает рот, вероятно, для нового ругательства, но вдруг его коммуникатор издает три высоких, продолжительных свиста. — Экстренное. Осложнение у одного из моих пациентов после операции, — говорит он, не отрываясь от коммуникатора. — Черт возьми. Джим, мне пора. Когда Джим молчит, Маккой снова кидает на него задумчивый взгляд. Что бы он ни увидел — или подумал, что увидел — в нем, доктор хмурится. — Хочешь пойти со мной? — говорит он чересчур мягко. — Я могу найти тебе свободную койку, где ты сможешь вздремнуть. Джим делает вдох, готовясь в красках рассказывать Боунсу, почему ему не нужна нянька, но Спок опережает его. — Если вы не возражаете, я могу позаботиться о кадете, пока вы заняты пациентом, доктор. — Вам никуда не нужно? — Боунс встает на ноги. — Я отменил мои лекции на сегодня и полностью свободен. Боунс пару секунд смотрит на Спока, затем поворачивается к Джиму и понижает голос. — Только честно, — говорит он. — Ты готов остаться с ним? Джим снова кивает. Никто не оторвет Маккоя от Кирка, только если это не пациент, который нуждается в нем. Он не хочет, чтобы Боунс чувствовал себя плохо из-за этого. Судя по его недовольному лицу, слабый кивок Джима был не совсем тем, что он хотел. Боунс вздыхает и на прощание сжимает плечо Джима. — Увидимся вечером, — говорит он Джиму. — Коммандер, на пару слов? Он отходит, не дожидаясь ответа Спока. Спок, конечно, следует за ним, и у Джима получается уловить достаточно из их короткого разговора, чтобы услышать инструкции Боунса по поводу нескольких гипоспреев, которые он оставляет под опекой Спока. Наконец, бросив короткий взгляд через плечо в сторону Джима, Маккой шагает по тротуару в направлении транспортной станции. Джим смотрит ему вслед так долго, что уходит в себя, и голос Спока рядом с ним заставляет его вздрогнуть. — Как ваше самочувствие? — осторожно спрашивает Спок. Джим проверяет себя. Он, во всяком случае, нормально дышит. — Пойдет, — отвечает он с небольшой задержкой. — Худшее уже позади. Спок с любопытством наклоняет голову. — Ну... когда я запаниковал... Джим неопределенно машет рукой. — Теперь я в порядке. Это не ложь, хотя усталость навалилась на него тяжелым одеялом. Он непривычно спокоен, игнорируя мысли о будущем. Это его заслуженный отдых. — У вас была паническая атака, — Спок звучит слегка раздраженно. Прежде чем Джим успевает придумать, что на это ответить, Спок садится на скамейку. Он смотрит вниз, а потом глаза Джима вылезают из орбит, потому что он наклоняется, снимает свои ботинки и носки и шевелит пальцами ног в траве, как Джим. У Спока широкие ступни, и на пальцах много темных вьющихся волос. По необъяснимым причинам, это тоже заставляет его чувствовать себя спокойнее. — Я знаю, что вам было бы проще с доктором Маккоем, — тихо говорит Спок. — Однако я надеюсь, что идея провести этот день в моей компании не вызывает у вас неприязни. — Нет, нисколько. Но... я не совсем понимаю, что заставило вас предложить это. У Спока появляется та самая маленькая морщинка между бровями. — Наше знакомство не было долгим, но я считаю вас умным и чувствительным человеком с интересным взглядом на общие для нас темы. Я наслаждаюсь нашим взаимодействием, несмотря на обстоятельства нашей первой встречи. Джим чувствует, как его лицо заливается румянцем. — Мне говорят, что я становлюсь хуже, если общаться со мной дольше одного дня. — Факты не подтверждают эту гипотезу. Леонард Маккой был вашим соседом по комнате в течение двух лет, и у вас сложились дружеские отношения. То, как Спок это говорит, кажется слишком бесстрастным. Это напоминает Джиму голос Т'Силлы, когда она была уверена, что Джим рассказал ей только половину истории. Хотя что, по мнению Спока, может скрываться в его дружбе с Боунсом, Джим может только догадываться. — Мы встретились в шаттле с новобранцами из Айовы, — рассказывает, Джим, пожимая плечами. — Полагаю, нас сблизило то, что нам было некуда возвращаться. Спок не выглядит удовлетворенным этим объяснением. — В документах доктора Маккоя указано, что у него есть дочь. — Развод был тяжелым, и бывшая решила отстранить его от Джоанны. Она не пыталась согласовать встречи со свободным временем в его расписании, которое в основном занято курсами в академии. Боунс видел Джо только один раз с тех пор, как мы познакомились. Глаза Спока застывают. — Подобное преднамеренное вмешательство в связь между родителем и ребенком не было бы терпимо на Вулкане. — Технически это и здесь не допускается, но у него нет времени и денег, чтобы сделать с этим хоть что-то. Мне кажется, часть его все еще любит ее. Спок выглядит запутанным. И, может, слегка обиженным за Боунса. Это мило. Честно говоря, вся эта ситуация была бы гораздо менее нервной, если бы Спок не был ужасно милым. — Слушайте, — начинает Джим, и это слово звучит как резкое карканье. — О том... что случилось. Там. Он неопределенно жестикулирует, указывая, по его мнению, на квартиру Спока. — Я должен объяснить. Просто это трудно выразить словами. — Неверно. Спок аккуратно складывает руки на коленях и спокойно смотрит на Джима. — Вы ничего мне не обязаны говорить. Однако я готов выслушать все, что вы сочтете нужным рассказать. — ...Когда я увидел свою книгу на вашем PADD, до меня внезапно дошло, каким идиотом нужно быть, чтобы написать такое. Брови Спока поднимаются галочкой в недоумении. — Почему вы так говорите? — Я знаю, насколько это лично для вулканцев, если дело касается отношений и связей. Написать книгу с вулканцами в главных ролях — это одно, но... э-э... откровенный любовный роман со всеми надлежащими сценами — худшее, что я мог придумать. Плечи Джима опускаются. — В свою защиту добавлю только, что именно поэтому все должно было остаться конфиденциальным. — И вы ушли из квартиры, потому что ожидали негативной реакции? Он колеблется, и затем смотрит на Спока. В его глазах нежность и понимание, и Джим качает головой, отрицая это. — Это то, что произошло только из-за меня, — говорит он, пытаясь найти во всем долю иронии. — Никто не должен сочувствовать мне. — Напротив. Вы правильно утверждаете, что вулканцы — закрытый народ. По этой причине я вполне способен представить себе боль разоблачения. Он запинается, и это самое яркое проявление его человеческой половины, что Джим видел у него. — Я... восхищаюсь вашей книгой. Я не считаю, что она была актом неуважения, и я не раздражен. Это яркое и трогательное произведение. Вы должны гордиться. Джим краснеет и прикрывает руками лицо. — Вы считаете мои слова неискренними? — Нет! Кирк выпрямляется. — Я просто думал о том... —о том, как вели себя все вулканцы в посольстве, о том, что они все читали его книгу, о том, что случилось с Ухурой. Обо всем сразу.— Я забыл его имя, тот озабоченный вулканец из посольства. Он сказал- — О каком вулканце вы говорите? — Тот, который попросил тебя приехать и забрать меня... Макал! Руки Спока, лежащие на коленях, сжимаются в кулаки. — Я знал, что его поведение вчера вечером было странным, но оно, должно быть, было еще более неподобающим, чем я предполагал, учитывая ваши комментарии. В его словах есть что-то такое, от чего волоски на шее у Джима встают дыбом. — Учитывая то, что Макал завладел вами в ослабленном состоянии, есть причины предположить, что он мог воспользоваться ситуацией. Это действительно произошло? Джим не уверен, что сказать сейчас: стать источником новых проблем в посольстве — последнее, чего он хочет. Спок, пристально наблюдающий за ним, кажется, чувствует колебания Джима, может быть, даже их причину. Намек на раскаяние смягчает линию его сжатых губ. — Прошу прощения за столь резкое внимание, — снова говорит он. — Но, принимая во внимание произошедшее недавно с кадетом Ухурой, я считаю, что мое беспокойство логично. Чувство вины захлестывает Джима, когда кусочек пазла с щелчком встает на место. — О Боже, Ухура. — Простите? — Книга, моя книга. Она заставила всех вулканцев в посольстве отправиться на охоту за людьми, чтобы поэкспериментировать с ними. Вот почему Макал обратился ко мне, и вот почему Кревак нашел Ухуру. Спок не отвечает на это сразу, но когда он это делает, тон его голоса становится арктическим. — Это нелогично. На самом деле, это едва ли рационально. Вина за поступки Кревака лежит исключительно на Креваке. Спок застывает и оглядывается на Джима. — Возможно ли то, что вы пытаетесь переключить фокус этого разговора с себя на кадета Ухуру, потому что вы не хотите сказать мне, что Макал виновен в чем-то более серьезном, чем вы уже упомянули? — Подожди, что? Нет, Спок, ну хватит... — Нет никакой логики в том, чтобы защищать его, — продолжает Спок, игнорируя Джима. — В действительности, скрывать подобное было бы крайне неразумно, поскольку вулканцы могут быть чрезвычайно упорны в преследовании тех, кто захватил их интерес. — Я... я в курсе. — Увлеченность Макала не вызывает сомнений. Поскольку его поведение настолько непредсказуемо, вполне возможно, что он продолжит пытаться. Спок садится немного прямее, расправляя плечи. — Я прошу вас говорить со мной откровенно, Джим. Вы не должны чувствовать стыд или вину за то, что сделал Макал. Он вулканец и на много лет старше вас. Его манера поведения, когда я говорил с ним вчера вечером, выдала его осознание того, что его поведение по отношению к вам неприемлемо. — Конечно. Джим делает глубокий вдох. Затем еще один. Вдыхает через нос, выдыхает через рот. Гипо Боунса помогают, но известно, что паника всегда позволяла ему выиграть два раунда из трех. Спок... слишком настойчив в этом вопросе, и Джим не знает, как с этим справиться. — Джим... Спок снова выглядит обеспокоенным. — Ваша частота дыхания увеличивается. Джим рывком поднимается на ноги. Он отходит на несколько шагов от Спока и стоит там, пытаясь вспомнить, как нормальные люди делают вдохи и выдохи. Спустя всего пару секунд Спок подходит и осторожно поворачивает Джима за плечи. — Простите за мое давление. Я действовал необдуманно, — Спок замолкает и затем снова продолжает. — Возможно, сейчас самое время вернуться внутрь. — Или... я думаю, я могу просто уйти. Тебе на самом деле не нужно со мной нянчиться, я в порядке. Боунс слишком беспокоится об этом. — Я заверил доктора Маккоя, что останусь с вами, пока он выполняет свои рабочие обязательства, и намерен сдержать свое слово. Я могу вернуться с вами в ваше общежитие, если вам это необходимо, но поскольку мой дом находится всего в тридцати метрах от нашего нынешнего местоположения, моя квартира будет более удобным из двух вариантов. — Ага? — говорит Джим, почесывая затылок. — Какой вариант убедит тебя, что не нужно отправлять Макала обратно на Вулкан на самом медленном грузовом судне? Спок раздраженно выдыхает. — Хватит уже. В баре он сделал мне некое предложение в крайне резких выражениях. Это было немного... очень странно. Но все же думаю, я ему обязан. Вместе они выходят на короткую мощеную дорожку, которая ведет из сада к одному из соседних домов. — Я не знаю, кто подсыпал мне руфи. Я подумал, что это мог быть он, и когда я понял, что он последовал за мной до транспортной станции, это было... тревожно. — Однако? — продолжает Спок, когда Джим молчит. Мимо проезжает ховербус, заставляя громко шуметь листья на вязах вдоль дороги. — Но как только мы вернулись в посольство, он снова превратился в почтенного, застегнутого на все пуговицы вулканца. Он был просто неуклюжим парнем, пытающимся быть героем, — заканчивает Джим. — Может быть, стоит отправить его на тренинг чувствительности. На этот раз — возможно, впервые с тех пор, как они встретились —Споку, похоже, нечего сказать. Они идут вместе в задумчивом молчании (или изнуренном — со стороны Джима), пока не достигают площадки перед дверью здания. Затем Спок поворачивается к нему. Уголок его рта дергается, и что-то теплое появляется в его глазах. — Вы необычный человек, Джеймс Кирк, — говорит Спок. — С моей стороны было неправильно задавать вам некоторые вопросы таким образом. Надеюсь, вы не припишете этому иную причину, чем желание видеть вас в безопасности. Я... хотел бы, чтобы мы были друзьями. Я не привык делать подобные предложения, но наше знакомство уже представляет для меня ценность. Это связь, которую я хочу сохранить. Джим наклоняет голову, чтобы скрыть улыбку. — Вероятно, позже мне придется напомнить тебе, что ты это сказал. Спок приподнимает бровь. — Это не понадобится. Ховеркар, нелегально припаркованный примерно в десяти метрах от тротуара, издает громкий гудок. Джим подпрыгивает. Спок резко поворачивается в сторону автомобиля. Машина подъезжает к ним. Спок слегка нервничает, стоя перед Джимом. Крыша убирается, открывая Кристофера Пайка, сидящего за панелью управления. Теперь они оба вздрагивают. Пайк усмехается. — Спок, Джим, — весело кричит он. — Мне кажется, я уже успел соскучиться по вам. Что вы скажете насчет обеда?