К'дива: страстная история о межвидовом романе

Стовал пристально посмотрел на женщину, свернувшуюся на кушетке. Она казалась меньше, нежели была, она даже, казалось, хотела сделать себя такой, подтянув все свои конечности и сворачиваясь в аккуратный узел. Как легко было бы поднять ее на руки и отнести в его каюту. Если бы он решил сделать это, она вряд ли смогла бы ему противиться. Половые различия были невероятно сильны у людей. Пусть самки и компенсировали недостаток своей хрупкости повышенной переносимостью боли, устойчивостью и выносливостью, но когда дело доходило до проявления физической силы — они были одними из самых уязвимых существ в Федерации. Самки вулканцев не были в таком невыгодном положении. Почему эта мысль заставляет его краснеть, отвлекает его от необходимых обязанностей? Почему он топчется в дверях Офелии, наблюдая за тем, как поднимается и опускается ее грудь, а его вены пульсируют от собственничества? Она сказала, что доверяет ему. И это — доказательство. Конечно, она не позволила бы ему увидеть ее такой уязвимой, если бы она не была так расположена к нему. Но… если она боялась его, куда на этом маленьком судне она сбежит? Он достаточно быстро избавился от людей, нападающих на нее. “Эта демонстрация силы не могла ускользнуть от нее”, — подумал он. Возможно, Офелия считала, что он нуждается в ее покладистости. Учитывая опасности, через которые она прошла, ее нынешний ранимый вид неудивителен. Но если дело было не только в этом, если она… боялась... Стовал не хотел бы этого. Каким бы насыщенным ни было их знакомство, он не хотел, чтобы она боялась его или кого-либо еще. Ее слабость взывала к его силе, давала ей цель. Разве он не защищал ее ото всех, кто хотел причинить ей вред? Разве она не понимала, что это значит? Не желая того, Стовал приблизился к кровати Офелии. Его рука зависла над ее открытой шеей, а затем его пронзило странное желание, и он снял верхний слой своей мантии. В этой части корабля не было одеял на кроватях. Она пошевелилась, когда он накрыл ее своим одеянием, и прядь волос упала на подушку, открывая его голодным глазам манящие округлые кончики ее ушей. Медленно подушечки его пальцев опустились... В дверь его кабинета стучат. Спок подпрыгивает, как провинившийся ребенок, и быстро заставляет компрометирующий документ скрыться на своем падде под файлом с таблицами. — Войдите, — кричит он, тщательно скрывая свое нежелание. — Капитан, — говорит он мгновение спустя, когда дверь открывается, впуская фигуру Кристофера Пайка. Он приветствует Спока с нехарактерной для него застенчивой улыбкой. Пайк жестом велит ему не вставать, прежде чем Спок успевает двинуться. — Я надеялся застать тебя до того, как ты уйдешь на обед, — говорит он, и тут Спок замечает, что Пайк держит пакет, от которого исходит аппетитный запах. — Тебе нравится бан ми, если я правильно помню? — Ваша память, как всегда, исключительна, — говорит Спок, откладывая свой падд в сторону, пока капитан Пайк достает одноразовые тарелки, вилки и ножи, салфетки и, наконец, коробку с ароматными сэндвичами. Пайк накладывает себе еду и жестом показывает Споку, чтобы тот сделал то же самое. Спок оборачивает один из сэндвичей салфеткой и кладет его себе на тарелку. — С вашей стороны было очень щедро предоставить нам такую ​​приятную еду и выделить время в вашем плотном графике, чтобы разделить ее со мной. Брови Спока приподнимаются, когда Пайк подвигает к нему через стол чашку чая. Он пробует ее — она все еще горячая, а вкус приятно пряный. — Я могу только предположить, что поскольку подобная практика не является привычным взаимодействием для нас, вы хотите сообщить какие-то “ужасные” новости, и цель этой еды — “смягчить удар”, в соответствии с терранским обычаем. Глаза Пайка расширяются, затем он усмехается. — Нет, Спок. Я вспоминаю о тебе каждый раз, когда покупаю бан ми из того кафе, и... сегодня я подумал, что ты, возможно, захочешь избежать офицерской столовой. — Да? По какой причине? — Эм... — Пайк выглядит неловко. — Я, э-э, предполагал, что ты слышал, — Он прочищает горло. — Дело в сенсационной книге, которая стала вирусной по всему кампусу. Безобидная штука, но немного пикантная. И… откровенная. Спок чувствует нелогичное и иррациональное желание надежно запереть свой выключенный падд в ящике стола. — Если вы имеете в виду произведение “К’дива”, вы правильно предполагаете, что знаком с ним, — говорит он, довольный ровным тоном, который ему удается сохранить. — Действительно, вряд ли я мог не видеть его. Текст был отправлен мне сегодня утром сорока двумя моими студентами и, что несколько более тревожно, двенадцатью моими коллегами. Пайк проводит рукой по лицу, тихо вздыхая. — У тебя была возможность, эм, просмотреть его? Спок впервые открыл документ, когда ему удалось улучить свободную минуту, чтобы вернуться в свой уединенный офис. По человеческим меркам он читал достаточно быстро; ему потребовалось всего двадцать минут, чтобы добраться до кульминации драматической арки романа. В уединении своего собственного разума Спок готов признать, что он почувствовал раздражение, когда ему пришлось прерваться в чтении, чтобы впустить Пайка. Он приписывает это эмпирически доказанной эффективности древней терранской трехактной драматической структуры. — Я просмотрел первые десять глав,— признается Спок. — У автора есть некоторый талант к увлекательным диалогам, и он изображает сцены физического насилия с клинической точностью, которая говорит о обширном опыте. Также важной частью является главный герой — вулканец и описание автором вулканской культуры. Работа, разумеется, не была написана вулканцем, но я нахожу, что она описывает человеческий взгляд на мой народ, что довольно... интригует. Спок тянется за огуречным соусом. — Но, признаюсь, я не понимаю, какое отношение это имеет к моему предполагаемому нежеланию появляться в столовой в обычное время. — Ага, — Пайк делает глубокий вдох. — Дело в том, что, похоже,... я имею в виду, документ не был опубликован нигде, кроме сервера Академии. Так что, скорее всего, автор — кто-то из Звездного Флота. И... псевдоним на вулканском, а в Звездном Флоте есть только один офицер-вулканец, — Пайк слегка наклоняется к нему. — Ты вообще слушаешь меня, Спок? Конечно, Спок слушает. Он просто слишком занят едой, чтобы ответить немедленно. Вот почему вулканцы обычно едят молча. Следующие две минуты и двадцать семь секунд заняты пережевыванием и размышлениями, после чего Спок складывает руки на груди и смотрит на своего бывшего капитана, сидящего через стол. — Я полагаю, что среди студентов есть те, кто предполагает, что я являюсь автором этого романа, — спокойно говорит Спок. — Послушай, любой, кто тебя знает, понимает, что эта идея нелепа. Но... — Пайк пожимает плечами. “Немногие знают Спока” повисает в воздухе. — Понятно, — говорит Спок. Пайк наклоняет голову. — Ты какой-то тихий. Я ведь тебя не сломал, правда? Спок понимает, что Пайк “шутит”, но метафора уместна. Он чувствует, что его состояние не до конца оптимально. Однако есть только одно лекарство от этой рассеянности: состояние будет продолжаться до тех пор, пока у него не появится возможность продолжить чтение. — В данных обстоятельствах, — говорит Спок, — зная, что мнения и позиции, выраженные в этом произведении, приписываются мне, я думаю, что было бы лучше без промедления ознакомиться с его оставшейся частью. Пайк выглядит слегка облегченным, но Спок не может понять причину. — Я надеялся, что ты именно так отнесешься к этому. Видишь ли, сегодня утром со мной связался Студенческий Комитет Ксенокультуры. Они обеспокоены тем, что содержание может быть... грубым. Даже оскорбительным. Но поскольку в комитете нет вулканцев... — То я должен прочитать это и выяснить, было ли нанесено оскорбление. Спок кивает, уже включая свой падд и снова помещая документ поверх остальных. Другой рукой он тянется за чаем. — Я готов начать немедленно. Спасибо, что привлекли мое внимание к этому деликатному вопросу. Пайк слегка морщится, вставая. — Да, говоря о деликатности. Если вы собираетесь читать это здесь, вам, эм, стоит заблокировать дверь кабинета. На мой взгляд, это явно не та книга, которую кто-то читал бы на работе. Демонстрируя мудрость, которую Спок всегда уважал в нем, Пайк машет рукой на прощание и уходит, не заставляя Спока встречаться с ним глазами. Есть... причины, по которым капитан Пайк мог бы посчитать невежливым упоминать такие вещи при Споке. Но инцидент произошел несколько лет назад, на другой планете, и, кроме того, все остальные члены той десантной группы сейчас мертвы. Когда Спок берет свой падд снова, он обнаруживает, что перечитывает первую главу. У него эйдетическая память, поэтому, строго говоря, повторение материала не является необходимым. Но теперь, когда он читает с определенной целью — тщательно изучить взаимодействие между вулканским ученым Стовалом и поэтессой-человеком Офелией на предмет любого намека на что-то, что для офицера Звездного Флота было бы неподобающим для публичного выражения, повторение в действительности не является полностью нелогичным. Он довольствуется тем, что в первых пятнадцати тысячах слов нет никаких признаков ксенофобии, по крайней мере в том виде, в котором ее признают вулканцы. Когда пять тысяч слов спустя Спок заканчивает читать тринадцатую главу, он прекращает так внимательно проверять все. На самом деле, отсутствие ксенофобности и клише в персонажах едва ли компенсирует полное культурное невежество автора в практиках отношений у вулканцев. Здравый смысл должен был сказать, что не стоит пытаться изобразить то, чего никогда не видел, однако автор (у Спока нет сомнений, что автор — человек) не поддался такому ограничению. Результаты... можно признаться в разочаровании. Однако Спок испытывает странное сочувствие к главному герою, Стовалу, во время чтения он иногда ерзает на стуле. Из-за статистически невероятного количества инцидентов, в которых персонаж-человек, Офелия, сталкивается с угрозами своей персоне, и количества раз, когда Стовалу соответственно требуется защищать ее, логичным действием было бы инициировать брачную связь между ними. Защитничество разумно, но неразрывно переплетено с другими ключевыми вулканскими аспектами отношений, и поэтому Стовал должен был распознать то, что развивалось между ними сразу после первого нападения на конференции на звездной базе. Они должны были сблизиться задолго до сцены в каюте Офелии. Отсутствие любого упоминания о связи, на самом деле, настолько нелогично, настолько... не по-вулкански, что в контексте это почти сюрреалистично. Как будто у всех персонажей внезапно оказалось по четыре пальца вместо пяти, и этому не было бы никаких объяснений. Но, возможно, Стовал был слишком слаб телепатически, чтобы установить связь с пси-нулевым человеком без помощи целителя, или, возможно, Офелию беспокоила идея подчиниться брачным узам. В конце концов, люди не привыкли к телепатическому контакту, и Офелия на протяжении всего сюжета романа подвергалась сводящему с ума — Спок закрывает глаза и делает глубокий вдох — удручающему и ненужному количеству опасностей, включая несколько инцидентов, в которых ее тело или разум подвергались угрозе или попыткам насилия. Ее осторожность в общем была понятна. Однако это не все, что стоило бы принять во внимание. Связь была бы для нее лучшей защитой. Даже самая слабая предварительная связь уберегла бы Офелию по крайней мере от двух похищений. Однако в глубине его сознания зарождается осознание, которое вскоре затмевает все другие мысли. Основной сюжет “К’дива” развивается вокруг открытия Стовалом того, что его наставник по исследованию бетазоидов занимется галактической контрабандой (в основном с пиратами Ориона). Это открытие происходит благодаря действиям Офелии, которая пытается привлечь внимание властей Федерации к главному пирату — Вокку. Будучи подростком, она помогла своей подруге Аррии и еще тринадцати другим избежать рабства под контролем Вокка. Стовал следует за Офелией, когда Вокк, при поддержке сотрудников Федерации, подверженных коррупции, пытается подчинить ее себе. Сначала он неохотно помогает ей из чувства долга, но со временем его все больше подталкивает ее вдохновляющая храбрость перед лицом обстоятельств, складывающихся против нее. В основе большей части драматического напряжения романа лежит конфликт между персонажами. Офелия — провокационная и, вместе с тем, ранимая личность. Она одновременно очарована и разочарована Стовалом — сдержанным и лишенным воображения вулканцем, который никогда ранее не имел длительного контакта с человеком. Привлекательная внешность Офелии и видимое отсутствие отношений делают ее объектом пагубного внимания каждого второго преступника в бета-квадранте. Это приводит к разнообразному развитию событий. Одна сцена, в частности, застряла в голове Спока, требуя, чтобы он решил уравнение, где “x” — логическое объяснение его увлечения этим романом. Офелия разлучена со Стовалом в неприглядном питейном заведении на пограничной планете с несколькими цивилизованными аванпостами и интенсивной полулегальной торговлей. Стовал оставляет ее, чтобы купить еды, и всего через несколько мгновений ее окружают три огромных существа неопределенного происхождения. Они отпускают непристойные комментарии, а она отказывается от их ухаживаний. Их лидер сердито хмурится. Тогда Офелия переживает мгновение того, что можно назвать только принятием. Как будто она уже была в ловушке и чувствовала ту же обреченность, как сейчас, и все, что остается — это беспомощная покорность... Ее тихое отчаяние передано столь отчетливо всего в нескольких словах, что у Спока сжимается горло, как будто оно распухло и сдавлено. Точно так же ее облегчение и стыд, когда Стовал снова появляется, чтобы вмешаться, заставляют лицо Спока гореть непонятным жаром. Он заставляет себя на мгновение отложить падд в сторону и сделать еще один вдох, концентрируясь. Спок никогда не испытывал ничего подобного ни с одним художественным произведением, которое он когда-либо читал. Никогда не чувствовал, как будто цепкие пальцы другого человека впиваются в его сердце, дергают его нервы, подстегивая выработку адреналина. Он беспомощен перед натиском не только эмоций, но и ощущений. Он хотел бы прочитать все это снова, в первый раз. Он хотел бы вообще никогда этого не читать. Если бы он мог оказаться на страницах истории, вместо Стовала, чтобы утешить Офелию и таким образом убрать это... грубое чувство, эту царапину в своей душе, он бы это сделал. Но это невозможно, поэтому он хочет вырвать сами слова из времени и материи. Пока он не научится бороться с этим чувством, он никогда не будет самим собой. Спок считает необходимым немного помедитировать за своим столом. Он не продолжает читать, пока его разум не восстанавливается. Когда он снова берет в руки свой падд, он обнаруживает, что его прежнее раздражение незнанием автором вулканских обычаев растаяло. На его месте появилось что-то, похожее на... сожаление. Когда он сказал капитану Пайку, что автор имеет опыт в сценах, изображающих рукопашный бой и использование стрелкового и холодного оружия, он увидел полную картину. Правдоподобность ощущается на протяжении всей истории. Хотя события, формирующие сюжет, сами по себе невероятны, реакции персонажей обоснованы и реалистичны. Это означает, что отчаяние Офелии и одиночество Стовала, вероятно, взяты из опыта автора, в то время как неправильность ухаживаний Стовала предполагает, что утешение и защита, которые он предлагает Офелии, не являются таковыми. Где-то на территории кампуса Академии Звездного Флота находится человек, который написал эту историю из собственного опыта познания безразличности вселенной. Спок хотел бы поговорить с ним. Чтобы понять, как один человек может писать то, что отражается в душе другого. Чтобы убедиться, что он здоров и в безопасности, не страдает от какой-либо материальной нужды. Возможно, он спросил бы, “почему вы написали о вулканцах? как вы можете знать все, что знаете, и при этом знать нас так плохо?”. Ему говорили, что защита в их крови, и Спок не оставил бы ни одного из своих кадетов в питейном заведении, таком, в котором Офелии угрожали, не говоря уже о своей суженой. Его отец скорее предаст Федерацию клингонам, чем оставит его мать одну в таком месте. Спок внезапно обнаруживает, что ему любопытно узнать, не видели ли кого-нибудь из остальных ста двадцати семи вулканцев, в настоящее время проживающих в Сан-Франциско, вместе с офицером в форме Звездного Флота. Теперь, когда он об этом задумался, каждый вулканец в Сан-Франциско, за исключением Спока, прикреплен к посольству в том или ином качестве. Простой разговор с его отцом, без сомнения, даст ему информацию, которую он ищет. Что сделает Спок, получив эту простую информацию, он пока не знает. Но, иногда, подчинение внезапному импульсу не полностью нелогично.