Фанат Моцарта

      Антон с тяжёлым вздохом отстёгивает ремень безопасности, освобождаясь от его неприятных объятий на всё ещё побаливающем после обезболивающего животе. Сегодня с течкой дела обстоят куда лучше, чем вчера, - боли сократились до спазмов средней тяжести, подавители заработали, как должны были ещё вчера, а новые навороченные прокладки с Вайлдберриз обеспечили, наконец, комфорт текущей промежности, избавив Антона от необходимости падать в кресло Гелика со скоростью беременной улитки.       - Ещё не надоела вся эта конспирация? - тихо спрашивает Арсений, даже не повернув головы в его сторону. Он на Антона сегодня не смотрит. Глаза отводит каждый раз, когда сталкивается с непонимающими зелёными, словно мальчишка ему вовсе не интересен, слов лишних в его адрес не пускает, словно счётчик количества слов горит над его головой опасной цифрой, даже усмешки лишней не отпускает, подлавливая момент поиздеваться над мальчишкой. Просто не обращает внимания. - Не вижу ничего криминального в том, что мы в одном доме живём. Это же решение наших родителей, не наше.       - Ну, знаешь, всем это не объяснишь, - нервно усмехается Антон, окидывая быстрым взглядом территорию университета всё с того же ракурса задних ворот. - А я не хочу, чтобы о нас сплетничали.       Арсений поджимает губы, Антон мимолётом скользит взглядом по телу парня, мысленно удивляясь количеству костюмов в его гардеробе. Если вчера он был уверен, что всю рабочую неделю у отца в офисе он проходит в одном и том же за неимением большего количества костюмов в гардеробе пубертатного подростка, то сейчас на этот счёт у него совсем другое мнение.       Сегодня у Попова классика - синий костюм в мелкую белую клеточку и такая же белая рубашка, наполовину перекрытая бордовым галстуком. Удавкой, - мысленно поправляет сам себя мальчишка и совсем не мысленно закатывает глаза. С кем поведёшься, от того и наберёшься, как говорится. Только в их случае набирается скорее Арсений, абсолютно бесстыдно надевая точно такие же белые найки, как и у Антона, которые сам мальчишка сегодня на свой страх и риск сочетает с белыми джинсами и топом, поверх которого, чтобы не замёрзнуть, накинул красный свитер с длинным рукавом.       Признавать, что танцы с бубном у зеркала и шкафа матери были только ради одних единственных глаз, которые на него сегодня принципиально не смотрят, не хочется, но, когда отчаянное «ну посмотри же ты уже на меня!» затмевает все остальные мысли, то думать об этом больше не приходится - все и без хитрого взгляда, брошенного мамой перед выходом из дома, становится очевидно. Антон хочет его внимания, оценки, заинтересованного взгляда, прямо как вчера, на этом же месте, когда он краснел и прятал свой ответный взгляд в коленках, но упрямо продолжал разглядывать сильные руки исподтишка, но не получает.       - Как скажешь, - опять тихо выдыхает Арсений, не возражая, и пилит как-то напряжённо в руль, словно общается с ним, а не с мальчишкой. - Как закончишь, позвони. Если будет время, заберу тебя.       - Да, хорошо. Спасибо, - растерянно растягивает губы в благодарной улыбке Антон и тянется рукой к ручке, но кидает быстрый взгляд на Попова и резко тормозит. Глаза беспокойно мечатся по серьёзному профилю. Да что с ним сегодня? - А что-то не так?       Арсений непонимающе ведёт подбородком и тупит вопросительный взгляд в бардачок.       - Ну, ты какой-то сам на себя не похожий, - сконфуженно поясняет омега и неловко усмехается, понимая, что несёт полную чушь. Начинает перебирать беспокойными пальцами ремешок белого портфеля и продолжает. - Слишком адекватный, спокойный. Прям как затишье перед бурей...       - Не переживай, бури не будет. Обещаю, - сдержанно шепчет Попов в ответ, переходя на хриплые нотки. - До вечера, - прощается он, но Антон не реагирует, мечется глазами по непроницаемому лицу старшего, и хочет верить, что, если подольше посмотрит, понаблюдает, то поймёт, выманит причину такой отстранённости. Поймёт, что случилось, и может ли он хоть чем-то ему помочь. Может ли вернуть прежнего Арсения. - Я на работу опаздываю, - прокашливается альфа, заставляя мальчишку вздрогнуть и отвести взгляд. Пора выметаться.       - А, да, извини, пока, - скомканно тараторит он и выползает из тёплого и уютного салона автомобиля, приземляясь кроссами на холодный асфальт. Машина трогается с места сразу же, уезжая по прямой и являя возмущённую моську друга по другую сторону аллеи. Вот же ж... Блять. Дима в пару быстрых шагов преодолевает расстояние между ними и встаёт точно напротив, устремляя на него строгий взгляд карих снизу вверх.       - Ты мне ничего не хочешь рассказать, друг? - складывает он руки на груди, особой - обидчивой - интонацией выделяя обращение к застывшему истуканом парню. - С каких это пор Попов заделался у тебя в личные водители?       - Дим, а... - растерянно выдавливает из себя омега, беспомощно хлопая накрашенными коричневой тушью ресницами, но ничего, кроме нечленораздельных звуков из себя вытащить не может, поэтому просто захлопывает болтушку и разворачивается на пятках, быстрее вышагивая к дверям универа. Позов позади что-то возмущённо булькает, негодуя, и бежит следом, старательно перебирая своими короткими ногами.       А что Антон вообще должен говорить? А должен ли? Друг знать не знает, что он в одном доме с Поповым живёт. Получил сообщение в телеге, что парень поживёт в доме маминого работодателя, и успокоился. Антон огородил его от некоторых подробностей своей жизни, решив - убедив себя - что расскажет как-нибудь потом, в лучших обстоятельствах. Но когда наступит это «потом», омега не знает и знать не хочет. Вообще не заинтересован в данной информации.       - Как думаешь, списки на стажировку уже есть здесь? - разглядывая стенд перед собой, с горящими глазами спрашивает Позов, когда они доходят до информационного уголка на первом этаже университета. Обсуждение и объяснение недавнего инцидента с машиной Попова Позов тактично откладывает, видя нежелание друга об этом говорить. Антон мысленно крестит его лучшим человеком в стенах учебной коробки. - Если я выиграю, это изменит всю мою серую жизнь! Прощай тоска, да здравствуй Лондон!       Антон понимающе хмыкает, но особо радости парня в этот момент не разделяет. У него голова забита одной лишь бабушкой и Поповым, что с приходом течки неожиданно прописался в его черепной коробке, не выходя оттуда даже на перекур (хотя на вряд ли тот курит, он же типа зожник с побочками в виде алкоголя), и бесит.       Бесит, но волнует. Волнует, почему тот так резко начал проявлять холод в его сторону, и бесит, что это его волнует. Он за эти пару недель успел привыкнуть к постоянному вниманию со стороны альфы, что не оставлял попыток вмешаться в каждый его короткий и исключительно учебный диалог с альфами с третьего курса. И его приторно вежливое лицо заставляло каждый раз хохотать где-то в глубине души, пока снаружи корчил недовольную моську и закатывал глаза, упорно поджимая губы, что подрагивали от чуть не срывающегося с них смешка.       Привык к попыткам Попова затащить его в машину старшего, пока тот ворчал, что одному ему идти домой нельзя в непроглядную темень, а он как раз едет в ту же сторону и послужит его временным личными водителем.       Привык к ненавязчиво брошенным вопросам за завтраком/обедом/ужином про недавно повреждённую ногу, что совсем уже и не беспокоила, оставив после себя лишь незаконченный тюбик мази. Привык к его иногда - всегда - извращенному, но приятному вниманию, которого теперь так не хватает, что хочется вновь и ногу подвернуть, и под машину лечь. Нет, про машину это, конечно, крайность, но...       Может, он ему просто надоел? Тот, наконец, наигрался с ним и решил раз и навсегда оставить в покое? Всё, прошла любовь, завяли помидоры? Хотя про любовь Антон, конечно, загнул. Максимум, что может быть в ледяном и безжалостном сердце Попова, - симпатия. Да, симпатия к ролевым играм в хозяина и его раба.       - Ди-и-и-им, - тянет Антон, задумчиво сложив руки на груди, от чего свитер идёт складками, и уперев замыленный взгляд в кирпичную стену. - Как думаешь, он потерял ко мне интерес? - неуверенно спрашивает он, склоняя голову набок, и Дима наконец заинтересованно поворачивает к нему голову, в миг растягивая губы в хитро-жопой ухмылке, которая мальчишке в нынешних реалях уже ой как не нравится. Тот упирается плечом в большую новостную доску, облокачиваясь, и складывает руки на груди.       - Только не говори, что у тебя развился Стокгольмский синдром и ты не хочешь с ним расставаться, - качает он головой, не спуская с друга весёлых прищуренных, но внимательных глаз.       Антон морщится.       - Не говори глупостей, - мотает он головой. - Ну так что, есть какие-нибудь новости? - тут же меняет ход обсуждений мальчишка, переводя «заинтересованный» взгляд с Димки на стенд и обратно, и Позов цокает, поправляя очки с широкой оправой, но попытку поменять тему засчитывает. Обещает, что они ещё вернутся к этой теме позже и тут же переключается на обсуждение новых новостей по поводу стажировки в Лондон, куда одним из первых кинул свою заявку. Антон и сам подал свою анкету в деканат, особо не надеясь на выигрыш. Вот Димка - да, достоин. Он и учится на отлично, и сессии закрывает на одни пятёрки, и активно участвует в жизни университета, помогая всем: и квнщикам, и театральному, и научпопам, пока Антон со своим последним пропуском в несколько месяцев до сих пор мучается, разгребая хвосты по предметам. Бабушка до его выселения так и не перестала попрекать за «Ты ещё с постели сама подняться не можешь, ба, куда мне в универ?».       Антон выдыхает, выкидывая из головы любые темы, хоть как-то несвязанные с университетом. Пусть Попов съебётся хоть на чуть-чуть из его больной головушки, позволяя проветриться не особо-то просторному помещению от всех этих надоедливых мыслей о нём. Сейчас в приоритете учеба. И только она. Так точно.

***

      - Странно видеть тебя в костюме, - улыбается Моцарт, усаживаясь напротив друга. Он только с пары, замученный и голодный, примчал в очередную Поповскую точку, чтобы «Поболтать надо, Моцарт. Срочно».       - Надеюсь, это не на долго. Ненавижу эту удавку... - смешно морщится Арсений, в сотый раз за день поправляя мешающий дышать галстук. А в галстуке ли дело?.. - Ну ниче, щас завалю сессию, меня отец сам уволит, - не пуская и крошечной ухмылки, складывает руки на столе, сцепляя ладони в замок, Попов и строго выпрямляет спину.       Валера хмыкает, вопросительно изгибая бровь:       - Ты пригласил меня поговорить об учёбе?       - Нет, - мгновенно отрезает Арсений. Долго, внимательно, зорко... Через чур серьёзно даже для самого себя смотрит в глаза Валеры, всматривается в его серые радужки и поверить в то, что намеревается, готовится сказать с поздней ночи, не может. Не в его стиле, не в его понимании делать так. Но по-другому он уже не может. - Об Антоне, - хрипит он и сглатывает неприятный ком в горле. Мальчишка больше так не может.       - Снова Антон, - весело тянет Моцарт и расплывается в широкой улыбке, вальяжно откидываясь на спинку высокого стула. Деревянные ножки скрипят о скользкий пол. - Ты так сильно на него запал?       - Я на него не запал, - вновь отрезает Попов, буравя друга хмурым взглядом, из-за чего тот быстро меняется в лице, улавливая настроение парня, и садится ровно, копируя позу напротив. - Я его люблю, - твёрдо, без запинки, не дрогнув ни одной мышцей на лице. - Но он меня - нет. Ему нравишься ты. Поэтому... Я выхожу из игры. Насильно мил не будешь.       Антон его ненавидит. Антон его не переносит на дух. Он для Антона самый главный враг и обидчик, который ворвался в его жизнь спустя столько лет и разнёс всё, что тот так долго строил. Без приглашения вошёл и начал устанавливать свои порядки, отчаянно надеясь получить хоть грамм того внимания, что солнечный мальчишка дарит его лучшему другу.       Но Арсений больше не хочетможет мешать парню строить его «долго и счастливо», ненавистливо мозоля глаза при каждом вмешательстве в его личную жизнь и видя в ответ лишь тихую ненависть в зелёных малохитах. Арсений с Антоном быть не может. Никогда бы не смог. Мальчишка на таких, как он, Попов, не смотрит. Ему бы интеллигента с музыкального клуба университета подавай и наслаждайся счастливыми глазёнками, смотрящими не на тебя.              - Арс, - осторожно зовёт Валера, вырывая из бесконечного потока мыслей. - Я впервые слышу, чтобы ты кому-то признавался в любви. И впервые вижу, чтобы ты сдавался. Ты же раньше...       - Значит, расклад такой, - перебивает альфа, серьёзно глядя в глаза парня. - Как я уже сказал, ему нравишься ты. Не знаешь, насколько сильно, но... У меня есть к тебе большая просьба, - замолкает на пару секунд, перехватывая взгляд, полный серьёзности, и продолжает. - Если любишь, будь рядом и не оставляй. Антону сейчас, как никогда, нужна защита и поддержка близких, - Моцарт опускает глаза в стол. - Но если его чувства не взаимны, не играй с ними. Потому что если сделаешь ему больно, будешь иметь дело со мной. И я не посмотрю на то, что ты мой друг, - безапелляционно качает он головой, и желваки на его лице наглядно дёргаются, выражая всю серьёзность своего хозяина. - Без обид, моё дело предупредить, - Арсений в примерительном жесте вскидывает руки, обозначая конец монолога, и откидывается идеально ровной и напряжённой спиной на мягкую спинку диванчика, расправляя лопатки. Тело ломит от недосыпа, глаза тянет сомкнуть, задремав, но парень ни на секунду не спускает ледяных глаз с друга, пока тот задумчиво жуёт губы, потупив глаза в столешницу.       - Я услышал тебя, - кивает Валера через пару долгих минут молчания, поднимая задумчивый взгляд на хмурого друга, и Попов тут же одаривает его лёгкой улыбкой.       - Вот и славно, - довольно потягивается он. - Ну чё, давай перекусим? - словно скидывая с себя оковы, бодро улыбается, умело скрывая невыносимую боль в самой грудине за нахальной мордой, и вытягивает с края стола большое меню ресторана. - Тут, говорят, вкусный плов подают...

***

      Звонок крёстного посреди рабочего дня кажется чем-то неожиданным и очень настораживающим. Заставляет на секунду взволнованно вздохнуть, поднести трубку к уху, отвечая на вызов, услышать бодрый голос дяди Сёмы и спокойно выдохнуть, растягивая сухие губы в улыбке.       Тот слёзно умоляет приехать к ним с дочерью на квартиру и помочь Вике устроить фэн-шуй, который она совершенно спонтанно затеяла. На вопрос, почему он не может сам, мужчина натурально скулит, моля о пощаде, ибо он опять сляжет с надорванной поясницей на две недели, никуда не высовываясь, а у него работа, между прочим, кипит!       Арсений крёстному отказать не может, и тот это прекрасно знает, нагло пользуясь добротой и безотказностью крестника. Поэтому сейчас он топчется на пороге квартиры, смотря на большую входную дверь с золотыми цифрами на ней. Шестьдесят девять. Значит ли это что-то? Нет, хуйня полная, не все же думают про позу, когда видят эти две цифры. А, например, о знаке зодиака...       Звонок громко трещит, оповещая чуть ли не весь подъезд о том, что кто-то к кому-то пришёл. Цокат каблуков по ломинату слышно аж за дверью, на что Арсений неприятно морщится. Она разве не должна дома в тапочках ходить? Вот он ходит, ему тёть Лена купила. Обычные такие, мягкие, с рынка по распродаже, и он ни чуть не жалуется - удобно и комфортно, а главное, гувернантки полы мыть стали реже.       - Арсюш, привет, - ослепительно улыбается блондинка, отворяя дверь и быстрее заталкивая его в квартиру. Она сразу же кидается в объятия, прижимаясь макушкой к его груди так, словно они не виделись не несколько часов, а несколько лет. Арсений осторожно отстраняет её от себя, захлопывая тяжёлую дверь.       - А ты в этом мебель двигать будешь? - смотря на фиолетовое мини платье с блёстками и высокие каблуки, выгибает бровь альфа.       Вика загадочно улыбается пухлыми губами, проходя сразу из коридора в зал, совмещённый с кухней. Попов озадаченно шагает за ней, жопой чувствуя подвох, и расстёгивает неудобный пиджак. Ботинки в этом доме снимать не приучены, Арсений идёт прямо в уличных кедах по чистому полу. Вика останавливается ровно в центре комнаты, гость следом.       - Сюрпри-и-и-из! - радостно расставляет руки в стороны она, взвизгивая и являя ошарашенному взору парня украшенную синти-плюшками комнату. Здесь и шарики гелевые, и дождик серебрянный, и гирлянда с последней вечеринки, и куча их детских фотографий, зацепленных на мини прищепки к верёвочке, на стенке, и накрытый стол на двоих, как полагается, с вином и закусками. - Я решила устроить нам вечер воспоминаний! - крутясь вокруг себя, то ли красуясь нарядом, то ли украшенной комнатой, щебечет она.       Арсений закрывает распахнутый в удивлении рот кулаком, кажется, стараясь вдавить губы в лицо так, чтобы возможности говорить больше не было. Никогда. И впивается осалавевшим, совершенно бешеным взглядом голубых глаз в девушку, ожидая если не объяснений, то хотя бы молчания. Часового.       - Я здесь собрала, мне кажется, все наши детские фотографии! Смотри, это, - Смирнова снимает с прищепки одно из изображений и поворачивает картинкой к Попову. - Папа с дядей Егором учат нас плавать. Ты ещё тогда быстро научился, а я чуть не утонула, пришлось меня спасать. Нам тут, кажется, лет по девять…       - Вик, - перебивает Арсений, не выдерживая этого... А что это вообще? Перестановка, да? Ммм, фен-шуй... - Ты зачем это делаешь?       Омега тупит глаза, рассеянно цепляя фото обратно.       - Арсюш, - неуверенно тянет она, пока Арсений оцепенело смотрит на неё, надеясь не услышать из её милых розовых губ то, о чём он думает. Ведь ему это не нужно. И никогда не будет нужным, никогда. Что бы она не делала, как бы не вертелась, он своё отношение к ней не поменяет, и она об этом знает как никто другой лучше. - А ты чего стоишь? Садись-садись! - спохватившись, толкает она его за стол и сама усаживается напротив, когда парень молча приземляет пятую точку на стул.       Арсений глаз не отводит, объяснений ждёт, напряжённо вцепляется ладонями в колени, желая побыстрее сбежать из этой... Неудавшейся мелодрамы. Где настоящая мелодрама - так она на парах в вузе сидит, воняя на всех своими течными феромонами, пока он, альфа, не топчется рядом с ней, оберегая. Потому что больше не может. Запретил сам себе.       - Я хотела напомнить тебе, что мы с тобой далеко не чужие люди, - она подхватывает кувшин с красным вином, разливая то по бокалам. - Мне, вообще то, грустно оттого, что мы перестали так близко общаться...       - И ты прекрасно знаешь, почему это произошло, - обрывает её парень, хмурясь от неприятных воспоминаний.       - Кхм, ну, - стушёвывается девушка, опуская графин на стол. - Ну нам было по шестнадцать лет! Признаю, я очень некрасиво поступила тогда по отношению к этому Антону в лагере, - прислоняет руки к груди Вика, как бы каясь за содеянное, но всё ещё не имея в голосе хоть капли понимая того, что она натворила. - Но мы же были подростки! - снисходительно смеётся она. - У меня был ветер в голове. Подумаешь, неудачно над ним пошутила...       Арсений давится нервным, истеричным смешком. Утыкается в него губами, самостоятельно затыкая себе рот, и остервенело машет головой. О нет, дорогуша, все далеко не так. Какая, нахрен, шутка? Она это считает шуткой? Тогда что для неё реальная травля? Бегать с ножом и награждать побоями - это будет травля, или что пожёстче? Да она этой своей «шуткой» ему всё нахуй перечеркнула и наверняка довольна собой осталась!       - Ты ему устроила травлю и всё свалила на меня, - офигело чеканит Арсений, напоминая, кажется, то, что она сама как мантру знает. Но Вика бокал на стол приземляет, сцепляя пальцы в замок.       - Столько лет прошло, а ты всё никак не можешь забыть... - нервно усмехается она. - Арсений, я не понимаю, честно. Как можно было какого-то пацана поставить выше меня? Твою подругу детства! - срываясь, вскрикивает истерично, непонимающе, глаза, застланные гневом, пучит. - Как можно было одним махом всё разрушить из-за какого-то мальчика?!       Мальчика?.. Он стал первым, кто не развлечение на пару дней.       - Всё, я пошёл, - пламенясь, отрезает Арсений и вскакивает с места, не желая и дальше слушать оскорбления в свой и тем более чужой адрес. Вика подрывается следом, резко остывая.       - Арсюш, прости, прости... - бежит за ним, притормаживая за руки и разворачивая к себе лицом, и в секунду меняется в голосе. - Подожди. Останься сегодня со мной... - строит глазки кота из Шрека, оглядывается на накрытый стол и старается лёгко улыбнуться, предлагая: - Давай выпьем?       - Вик, нет, я за рулём, - твердо отказывает, мотая тяжёлой головой, для убедительности пиджак застёгивает, без слов подтверждая: «я ухожу», и стремительным шагом направляется на выход.       - А если бы он тебе предложил, ты бы остался? Ты бы выпил с ним, да? - зло шипит в спину девушка, смаргивая подступающие слёзы.       Арсений замирает на секунду, оглядываясь на красную от негодования девушку.       - Ты не Антон, - грубо обрывает он её.       Остался бы, не раздумывая. Никуда бы не уехал, не ушёл. Сам бы предложил остаться, если бы имел на это право. Но ни за что бы не бросил, крепко держа в своих руках.       Её держать не хочется. И не хотелось никогда. Да и вряд ли захочется. Она не та. Вся не та.       - Арсюша, я люблю тебя... Слышишь? Я люблю тебя! - отчаянно шепчет девушка, кидаясь на него бешенной фурией, и вцепляется дрожащими руками в его крепкие плечи так, что мыщци сводит неприятной судорогой. - Всегда любила, Арс...       - Вик, пожалуйста... - стараясь образумить, вернуть не Землю, с силой отстраняет от себя омегу за плечи Попов, твёрдо смотрит в её заплывшие слезами глаза и отпускает. Отстраняется. - Ты мой ответ знаешь.       Кидает и быстрым шагом выходит за пределы квартиры, несильно захлопывая дверь, за который тут же, как по команде, слышится громкий истерический крик, ужасно режущий по ушам и сердцу, что жалостливо сжимается, твердя, что так нельзя.       Нельзя. Но и оставаться с ней он не собирается. Не может. Не видит в этом смысла. Даст только ложную надежду, так и не прекратив весь этот цирк. Ему это не нужно. Как и ей.       Ведь не любовь всё это. Скорее зависимость. Есть наркотическая, табачная, алкогольная, но они все и на ряду с ней не стоят. Они всего лишь продукт, от них лечат в накрологических больницах. Вешают объявления на улицах о том, что всем смогут помочь от них. Обещают поставить на ноги. Зависимость от человека лечиться по-другому. В других местах. И от таких зависимостей надо избавляться раньше, чем они появляются. Пока не поздно. А лучше ограждать себя от них заранее, не давая ей и возможности добраться до вас. Забраться к вам в черепную коробку и шептать каждый день о том, что это ваш человек. Что вы не сможете без него. Вы без него никто. Он нужен вам как воздух, как кислород. Без него вы умрёте.       Лифт Попов намеренно игнорирует, перепрыгивая ступеньку за ступенькой. Консьержка, старушка лет шестидесяти, интересуется, всё ли хорошо, замечая стремительный шаг привычного в стенах дома гостя. Арсений кивает, успокаивающе улыбаясь, но Тамара не верит, кидает ему ронт-фронтовскую конфетку, говоря, что так ей спокойнее, и парень не отказывается от такой заботы. Благодарно кивает, закинув во внутренний карман пиджака сладость, и прощается, получив воздушный поцелуйчик в ответ, к самому сердцу, что бьётся на упой под двумя слоями плотной ткани, как ненормальное.       Вытягивает из кармана брюк мобильник, по привычке открывая чат с Антоном. Мальчишка офлайн. Попов колеблется в правильности своих действий, ведь «Я выхожу из игры» звучало именно так и не как иначе, он выходит, а значит больше не имеет права на подвезти мальчишку до дома, даже если этот дом и его тоже. Теперь это не его ответственность. Но пальцы уже быстро стучат по экрану «Яблока», набирая текст, и Арсений не в силах себя остановить.              К чёрту. Он не может проигнорировать ноющее в груди беспокойство, а если и посмеет, то тёть Лена просто превратит его в лепёшку, раскатает по полу ещё и прикажет отцу добавить пару смачных оплеух, чтобы навсегда запомнил - Елена за сына убьёт любого. Даже сына собственного босса. У Арсения привилегий нет.       «Я освободился раньше, могу забрать. Ты ещё в универе?»       15:33.       Нетерпеливо стучит по рулю, пока стоит на светофоре. Нервно поглядывает на телефон. Новых сообщений нет.       Тяжёлый вздох тонет в шуме города. Ну когда он отвечать научится? У него для чего вообще телефон? Чтобы в «angry birds» играть, это и так понятно, но карл, сложно, что ли, оторваться и написать хоть что-то, чтобы за него не волновались? На звонки мисс-занятой-Шастун тоже не отвечает, но и не сбрасывает, как обычно. Значит, не слышит. Либо не хочет слышать.       Ладно, хорошо.       В расписании у второго курса третьей группы стоит пара по преподавательской деятельности, так что он успевает к самому концу, когда до конца занятия остаются считанные минуты. Облакачивается задом о капот машины, закидывает голову кверху, к ясному небу без единого облачка, и щурит глаза под чёрными линзами очков. Свою длинную палку он точно не пропустит. Да и очкарика тоже. Запомнил уже, что где Антон - там и Димка, и где Позов - там и Шастун. Неразлучимый дуэт, хули. Он и сам Матвиенко за собой по пятам таскает, когда невмоготу в одиночку мотаться, как и Моцарт их обоих, - втроём веселее.       Но со звонком из больших и тяжёлых дверей университета на кой то хер намалёванный с утра Антон не вываливается и даже не выходит. Ни через минуту, ни через две, ни через десять. Через тринадцать минут нервного постукивания по крышке мобилы из-за дверей выныривает лысая макушка Позова. Одна.       Че за новости?       Сзади не плетётся одетый в красненькое Антон, о чём-нибудь радостно вещая, - его просто нет. Дима складывает какие-то бумажки в рюкзак, спускается по ступенькам, машет рукой каким-то парням у дерева и направляется к выходу с территории вуза, походу, даже не планируя дожидаться друга, чтобы пойти вместе.       Арсений непонимающе хмурится, на всякий случай оглядываясь по сторонам, как долбоеб, но макушки знакомой не замечает и в груди ненавязчиво начинает тянуть. Может, задержался у препода, или с кем-нибудь болтает, что всегда и делает после совмещённых со старшими пар. Но тогда почему без Позова?       Арсений в рот ебал всю эту ситуацию. И Антона, хотелось бы сказать, но до такой близости их отношения не дошли. И уже не дойдут. Поэтому всё, что ему остаётся - это кричать Позову через сотню метров, чтобы тот притормозил. Тот, на удивление, послушно останавливается, смеряет вопросительным взглядом и нетерпеливо постукивает носком кеда по плитке, пока Арсений не останавливается напротив, расплываясь в неестественно приветливой улыбке.       - Привет. Антоха где?       Позов щурится из-под очков, явно недовольный таким ходом дел, и взглядом хмурым окидывает, словно оценивая, имеет ли он право обладать такой важной информацией, как расположение его лучшего друга. Он Позову с недавних пор не нравится, совсем, так, что он прямым текстом об этом говорит, когда видит возле напыженного друга. Но сейчас лишь хмыкает неопределённо и спокойно отвечает:       - Если тебя интересует его местоположение, то, будь уверен, в университете его точно нет, - один хмурый взгляд и Позов закатывает глаза, делая одолжение и продолжая говорить: - Он ушёл с последней пары, отпросился у Пашки. Хотя, тот и сам бы его, наверное, послал со своей пары в таком состоянии...       - С ним что-то случилось? Живот разболелся? Почему мне не позвонил тогда? Я бы забрал... - он тараторит беспокойно, пока Дима его не прерывает поднятой ладонью и насмешливым взглядом.       - Успокойся ты, параноик, всё с ним в порядке. Ну, относительном... - заминается он, прокашливаясь. - Короче в больницу он поехал, - смегчаясь, выдаёт мальчишку, но, замечая дернувшийся в волнение кадык альфы, издевательски хмыкает: - Адрес знаешь, - и довольно ухмыляется, пока наблюдает, как скомканно благодарит его Попов, срываясь к своему Гелику, буквально пулей в него запрыгивает и тут же выруливает с университетского дворика, давая по газам так, что омега готов делать ставки на то, что через пару часов в его электронке будет висеть штраф.       Но вот же ж дурак влюблённый, а.       И после этого Антон всё ещё будет отрицать, что нравится этому козлу вонючему? Вон как сорвался и даже не спросил толком, что с «прогульщиком». Ну идиот влюблённый, что с него возьмёшь то, - довольно улыбается себе под нос Дима, покидая вслед за Поповым зелёный дворик. Может, не так уж и плох этот ваш «Принц»...       Антоха жопу порвёт, когда об этом узнает.

***

      Арсений замирает у копота машины, сжимая мобильник на очередном неотвеченном мальчишкой звонке, когда из стеклянных дверей областной больницы быстро выниривает вихристая макушка, перебирает ступеньки под ногами и спускается на пешеходную зону, понурив голову.       Белые джинсы, красный свитер, лёгкий мейк и пару тонких колец на пальцах, вцепившихся в лямку белоснежного кожаного рюкзака, - ярко, как и сам по себе Антон, но утром, в треклятом салоне Гелика, его настроение больше соответствовало неожиданному прикиду, чем сейчас. Он его, кажется, даже не замечает, находясь где-то в себе, но направляется в как раз нужную сторону - к Попову, и альфа, не теряя времени, оглядывает его на наличие каких либо видимых повреждений, но, столкнувшись со всеми закрытыми конечностями, кроме отстранённого лица, терпит поражение и обращает на себя внимание, останавливая едва перебирающего ногами омегу. Каши мало, что ли, ел?       - Что у тебя случилось?       Антон резко вскидывает голову, испуганно ищя глазами источник звука. Арсений подходит ближе, присматриваясь. Он... плачет?Красные щёки с едва заметными дорожками слёз обжигают взгляд, царапая, но мальчишка мгновенно закрывает их ладонями, пытаясь те стереть, но делает только хуже - размазывает по всему лицу, и тихо выругивается, походу вспоминая про нанесенных до этих пор макияж.       - Ты что тут делаешь? - бросая попытки скрыть сие «безобразие», зло буркает омега и вскидывает взгляд стеклянных глаз на альфу. Зубки показать пытается в таком состоянии.       - А тебя на звонки не учили отвечать? - в тон ему грубит Арсений, не особо то вслушиваясь в его слабый бубнеж, и аккуратно обхватывает за худые плечи. Не встречает сопротивления и мягко подталкивает к Гелику. - Я пораньше освободился. И ты на мой вопрос не ответил.       - Антон! - слышится громкий оклик, и мальчишка испуганно замирает. Оборачивается, выпутываясь из полуобъятий парня, так и не успевая съязвить что-то в ответ, и Арсений вторит ему. Быстрый цокат каблуков, и перед ними знакомая зеленоглазая блондинка. Даша. - Мне надо с тобой поговорить.       - Понятно, - с неудовольствием изрекает альфа, поджимая губы, и загораживает замолкнувшегося пацана широкой спиной.       Не позволит, чтобы она хоть слово Антону сказала.       - Не лезь к нему, поняла? Иначе будешь дело со мной иметь, - он чеканит, она намек ловит. Глаза бесстыжие лупит, ресницами хлопает, Арсений за ними с пристальной внимательностью следит, пока не убеждается, что они хоть что-то соображают. Отходит и хватает мальчишку за плечи подрагивающие, кидая на ухо успокаивающе: - Поехали, - и отворяет пассажирскую дверь в салон, усаживая.       Смеряет женщину, от одного вида которой кулаки чесаться начинают, а глаза пелена злости затмевает, презрительным взглядом, так и борясь с желанием свернуть ей шею, но больше ничего не говорит. Верит в её вменяемость.       Зря. Очень зря.        - Вы свободны? - запыханно спрашивает, получает кивок и оббегает белый Форд, запрыгивая на задние сиденья. - Вот за этой машиной, - даёт она указание, тыкая пальцем в стекло, и машина тут же срывается с места. Водитель молчит, моргает благодарно фарами на пропуск Гелика вперёд, но не едет, и чёрный автомобиль уносится по дороге вперёд, оставляя белый Форд позади.       Ничего, ничего. Мы ещё посмотрим кто кого, - злорадно ухмыляется женщина, складывая руки на груди и отворачиваясь к окну. Она это так не оставит.       Пока сама в эту мажористую тачку не запрыгнет.

***

      Арсений тихо постукивает указательным пальцем по рулю в такт песни, выруливает на дорогу из центра и в который раз взволнованно оглядывается на непривычно молчаливого Антона. Мальчишку обычно не заткнуть - если не дать под зад, до посинения будет болоболить о том, какой он «Тиран. Ти-ра-ни-ще, Попов!». Антон на него даже, кажется, не обращает внимания, словно его здесь и вовсе нет. Кусает губы и стеклянным взглядом пилит закрытый бардачок, и наверняка уже знает, что там - почувствовал энергию аптечного предмета, что до нервного смеха напоминает Арсению экрастрасенсов с «Тв-3».       И поющий по радио в третий раз Крид ситуацию не спасает, если не делает хуже.       Антон рядом тихо шмыгает носом. Тянется к рюкзаку, вытаскивает бумажные платочки из маленького кармашка и быстро вытирает сопли, задевая чистым краешком и уголки глаз, в которых ещё мало, но уже явно заметно потекла коричневая тушь. Комкает использованную бумажку, суёт в карман, но быстро возвращает обратно - всхлип вырывается из груди.       - Всё настолько плохо?       Антон пару раз хлопает слипшимися ресницами, улавливая границы реальности, и, распознав окончательно вопрос, слегка поворачивает голову к альфе, безмолвно давая понять «Я тебя услышал». Молчит недолго, Арсений даже порывается оборвать его, сказав, что, если нет сил, то и не надо превносить такие жертвы ради его одного, но тот чешет красный нос, шмыгает:       - Хуже уже быть не может, - и угрюмо выдыхает в шов рюкзака, что прижимает к своей груди, как большого плюшевого Мишку. - Бабушка меня в проституты записала, представляешь? А я ведь даже никогда с альфой не встречался!.. - откровенничая, оправдывается Антон, заставляя что-то внутри Арсения радостно затрепетать и тут же заткнуться, осознав, в какой ситуации ему об этом говорят. - Она мне ничего объяснить не дала. А отец вообще как с цепи сорвался. Нет, у нас и раньше с ним были не особо близкие отношения, но... Сейчас просто ужас. А про тётю Дашу я вообще молчу...       - Про неё мне вообще лучше не напоминай, - строго качает головой Арсений, от прильнувшей в кровь злости сжав руль на повороте сильнее. - Знаешь, у меня больше желание ей шею свернуть.       Антон согласно хмыкает, слабо улыбнувшись. Арсений внутренне ликует, замечая на лице мальчишки изменения в лучшую сторону, и ответно приподнимает уголки губ.       - Зато у тебя прекрасная мама, - продолжает он, и до этого бледное лицо мальчишки проясняет пробежавшая тень тёплых воспоминаний. Мама - особенно любимая тема домашнего и уютного Антона. - Я бы от такой сам не отказался. Она... Она постоянно говорит, что любит тебя, - уголки Арсеньевских губ ползут медленно вниз, как бы парень не старался ради мальчишки держать лицо все тем же недо-позитивным кирпичом.       Но Антон смены настроения не замечает, пялясь в другую сторону, улыбается участливее, чем пару минут назад, и расслабленнее. Щёчки приобретают лёгкий румянец, больше не выглядят болезненно.       - Ты так говоришь, как будто это что-то сверхъестественное. Как будто тебе мама никогда не говорила, что любит тебя, - щурясь и открыто не веря в то, что сказал, закидывает голову назад омега и уставляется на старшего попавшими под лучи солнышка глазами. Светится теплом. Домом.       Арсений шумно втягивает воздух через нос, улавливая нотки знакомого сладкого запаха какао, но не зацикливаясь на нём, и на плавном выдохе отвечает:       - Нет, не говорила.       Он не отвлекается от дороги, внимательно следя за управлением, но непонимающий и одновременно такой невозможно грустный взгляд младшего чувствует на себе кожей, небритой несколько дней щекой. Улыбка с его лица испаряется через секунду.       Молодец, братан, поднял омежке настроение.       Уважуха.       Антон порывается что-то сказать, распахивает губы в нерешительном «А...», но Арсений твёрдо качает головой, безмолвно прося промолчать, замять эту тему раз и навсегда, и Антон понуро и задумчиво кивает, прилепляется лбом к стеклу и действительно не издаёт больше ни звука.       Арсений поджимает губы. Больше разговаривать не хочется.       В следующий раз думай перед тем, как раскрыть свою хлопушку, Попов.       Мало ли вновь в своё табу залезешь, придурок.