Фанат Моцарта

      Арсений про отцовские «Наказания» забывает через пару минут после того, как тот их объявит, потому что знает, что мужчина, каким бы строгим показать себя не хотел, серьёзности в своих словах не имеет. Поэтому, когда Попов переступает порог шумного заведения, его совесть не мучает и карточка не покоится в портмоне отца, а привычно напоминает из кармана джинс, что пора «гулять».       К торсу липнут чужие худенькие ручки, оплетая поперёк пресса, притягивая к себе в пьяный, беспамятный танец, просят остаться с собой, пока вжимаются напудренным носиком в грудь, и крутят, крутят, крутят бёдрами в опасной близости от паха, намекая только на одно: уединение в кабинке темного туалета, но Арсений морщится, выставляет брезгливо руки и отлепляет от себя феромонную омегу, что слепо тычется уже в другое крепкое тело, желая найти опоры, защиты, безопасности. Парень поджимает губы, замявшись всего на секунду, но быстро теряется в толпе, находя привычный столик в середине зала, за которым, отставляя уже второй пустой стакан в сторону, «скучающе» сидит Серёга, мечась взглядом по чужим крутящимся задницам.       - Ну наконец-то, Арс! - подпрыгивает он на месте, замечая приземлившегося на диванчик друга, и протягивает сжатый кулачок для фирменного приветсвия, отбив который, возвращается к прежнему делу. Арсений усмехается, ничего нового не происходит, все, как всегда - задницы девчушек интереснее друзей. Валера, нашедшийся в углу рядом с хвостатым, глаз от телефона не отрывает и даже, кажется, появления самого Христа не замечает, увлечённо бегая глазами по экрану.       - И тебе привет, Моцарт, - перекрикивая музыку, весело тянет Попов, с издёвкой наблюдая, как вскидывается чужая макушка, удивлённо впериваясь глазёнками в его лицо.       - А ты чего тут? - спрашивает он заторможенно. Арсений смеётся.       - Ты хоть иногда от Ники отвлекайся то, а то скоро вместо нашего любимого головастого музыканта мы будем видеть только его поплывшую морду и мозги, - потягиваясь за очередным принесённым Сержу стаканом с качественным и дорогим пойлом и отбирая тот у него прямо из рук, советует он, закрывая глаза на возмущённый оклик друга. Хватит ему уже. Валера слегка хмурится, не прекращая клацать по кнопкам «Яблока», и отрицательно мотает головой.       - Причем здесь Ника? Я договариваюсь о новой встрече с Антоном, - говорит он, прикусывая губу, чтобы сдержать улыбку на произнесённом имени, а Арсений так и не доносит стакан до губ, грубо и несдержанно отставляя тот на чёрную поверхность стола, что жалобно пискает под навалившимся грузом тяжелой руки.       - С Антоном? - смеясь, вовремя включается в разговор Серый, разворачиваясь всем корпусом к парню. - Ты реально на него запал? - неверяще вскидывает он брови, наклоняясь и всё пытаясь заглянуть в скрытый антишпионом экран мобильника, который Моцарт, загадочно улыбаясь, отводит в сторону. Брови хача неконтролируемо взлетают вверх, а на губах расцветает пошленькая улыбочка. - Да ла-а-адно, Моцарт... - Валера смеётся снисходительно и усиленно продолжает не обращать внимания на вздохи опьянённого друга, пока главный объект внимания не выравывают из рук, бесцеремонно отводя вытунутую руку, в которой зажат «кирпич» с одним из включённых чатов телеграмма, и не вчитываются, утыкаясь носом в темный экран, в каждую буковку слов, отправленных собеседником.       Как насчёт утреннего променада, например, в пятницу? Я полностью твой до третьей пары ;)       Предлагаешь подорваться мне в пятницу ещё раньше, чем в семь утра, чтобы успеть навести красоту? О нееет, Моцарт, пощади мой здоровый студенческий сон!       Ты прекрасен и без тонны косметики, о каких вообще ранних подъёмах может идти речь? ))       - Эй, телефон верни! - возмущённо вскрикивает музыкант, привставая с места и протягивая обтянутую пиджаком руку к своему гаджету, но тут же получает злобный рык от Попова, что глаз от предмета не отрывает, скользя и скользя по чужой переписке жадным взглядом, и недовольно смыкает губы, намереваясь просверлить дыру в лобешнике парня, в край обнаглевшего.       - Я не понимаю, че тебе от него надо? - не размениваюсь на любезности, прямо спрашивает Арсений, пока желваки на его лице начинают жить отдельной жизнью, перекатываясь под бледной кожей, являясь если не криком, то знаком о том, что хозяин злится. Не понимает и злится. - Сам же говорил, он не в твоём вкусе, - читает следующие ответные сообщения от «Зайца с педа ;)» и злится сильнее, вгрызаясь каменными пальцами в пластик с такой силой, что тот жалобно скрипит, просясь обратно в руки ласкового хозяина. Значит, поэтому он такой нервный был? За будущую свиданку, блять, парился.       Спасибо за... Комплимент? ) Мне приятно, очень, и лестно, что такой парень, как ты, мне об этом говорит, но... Утром точно без меня, извини, уже есть планы. Но зато после занятий я весь твой!       «... такой парень, как ты...». А с ним, Арсением, что, блять, не так? Какой «такой»? Занудный, блять?       Весь его, сука. Весь.       - Тебя это не касается, - твёрдо отрезает Валера, переходя на грубый тон, не сдерживая своего возмущения чужой вседозволенностью. - Он не твой парень, не твоя собственность, - чеканит, вбивая сквозь громкую музыку простую истину, что белым шумом отдаётся в голове Попова, и подрывается с места, перегибаясь через стол и резко выхватывая мобильник из цепкой хватки друга, наконец возвращаясь к так и незаконченному диалогу с мальчишкой. Арсений раздувает ноздри, шумно вбирая воздух и отпугивая пару приютившихся к их столику девчат-омег загорчившим запахом феромнов, и не сводит горящих адским планем глаз с напыженного Моцарта, желая стереть им чужое тело с лица планеты «Антон» нахрен.       Понял, принял, обработал! В пять буду на парковке универа ;)       Пользователь «Заяц с педа ;)» отправил реакцию на сообщение: <3.       Валера расплывается в короткой улыбке, удовлетворённый таким ответом младшего, и откладывает телефон экраном вниз, устремляя взгляд вмиг похолодевших серых глаз на объект его сегодняшнего озадачения, который и не смахивает вовсе на настоящего Попова. Сталкиваются с ним взглядами и больше не в силах отвести хоть одни в сторону. Не в силах проиграть.       Антон, сидя в холодной, проветренной морозным воздухом комнатке, бьётся лбом о коленки, с тяжестью вбирая воздух в колящие, будто иглами, лёгкие, и откидывает погасший мобильник в сторону, впервые имея желание стереть нахер каждое своё сообщение, отправленное в другой конец города.       - Господи, ребят, эй... - не веря во все, происходящее сейчас между товарищами, легко окликает Матвиенко, обращая во внимание оба хмурых взгляда. - Вы из-за мальчишки подеритесь ещё здесь, - смеётся он, вальяжно откидываясь на спинку диванчика, желая разбавить недружелюбную атмосферку, но парни упрямо игнорируют, пропуская мимо ушей слова самого нетрезвого среди них.       - Ты с ним просто время убиваешь, Нику пытаешься забыть, - читая друга открытой книгой, чеканит Арсений, уперев локти в стол, что тут же слегка пошатывается от скопированного Моцартом действия.       - Тебе откуда знать? - в ответ кидается он, грубо, но расплываясь в больно широкой, неестественной улыбке, от которой у Арсения сегодня зубы сводит, напоминая, что на такое мальчишка повёлся, подсел на это так, что уже слезть не сможет без чужой помощи. - Может, он моя судьба, - продолжает оправдыватьсяговорить музыкант, следом вскидывая руку вверх, над головой, в изящном жесте, цитируя: - Не попробуешь - не узнаешь!       - Чего? - мгновенно вспыхивает Попов, склоняясь над столом, приблизившись к лицу альфы, и рыком перебивая громкую музыку диджейских колонок: - Не надо его пробовать! - его глаза опасно сверкают в свете прожекторов, грозясь порезать на расстоянии, убить, и Валера сжимает кулаки, стискивая челюсти с такой силой, что желваки выступают на привычно спокойном лице парня. Что он в него так вцепился?       - Ребя-я-ят, - настороженно тянет Серж, кидая взгляды на обоих парней, словно стараясь высчитать момент, когда они друг на друга, наконец, накинутся, разрывая в клочья из-за... Мальчишки, блять? - Я вас не узнаю... Вы ж никогда не ссорились! - отрезвляюще, настолько это возможно с влитыми в организм тремя алкоголными коктейлями, вскрикивает он, но реакции, кроме мимолётного, поддерживающего взгляда музыканта, не получает и поджимает губы. - Арс, - потемневшие глаза впиваются всего на секунду. - Зачем он тебе? - Валера громко хлопает в ладоши, расширяя глаза до «мемных» круглых блюдец.       - Хороший вопрос! - поясняет он свою резкую реакцию шарахнувшемуся вбок Серёже, перекрестившему себя рукой, склоняясь ближе, над столом, и начинает атаковать по меньшей мере из словесного пулемета, не сводя любопытных глаз с хмурого лица друга: - Почему ты так в него вцепился? Он же тебе даже не нравится! Или для тебя это... Дело принципа? - да, блять, дело принципа - слоняться попятам за проблемной задницей. Арсений натурально скалится, разъярённо зыркая во внимательные, зоркие серые глаза.       - Тебя это не касается, просто отвали от него и всё, - рыкает он, желая каждой клеточкой горящего ревностью тела отвадить, оттолкнуть на далёкие двадцать шагов не настроенного на по-настоящему равные - серьёзные - отношения альфу подальше от омеги, что сейчас же сорвется с места, если этот козёл звякнет об ужине в ресторане при свечах и оповестит о пятиминутной готовности.       - А если не отвалю, то что? - с вызовом рявкает в ответ Моцарт, и Арсений подскакивает с насиженного места, выпячивая грудную клетку навстречу такой же, яро вздымающейся, сжимая ладони в крепкие кулаки. Не посмотрит, что друг, врежет и не пожалеет, когда через пару недель не будет наблюдать за разбитым мальчишкой и сияющим перед Николь Моцартом, которому мальчишка нахрен... Нахрен. Не. Сдался.       - Эй-эй-эй, тише! - Матвиенко влезает между ними, бесцеремонно упираясь ладонями в обе груди и отлепляя их друг от друга, раскидывая самостаятельно тех по прежним местам за столикам. Шумный выдох, больше похожий на рык хищного зверя, раздаётся с обеих сторон, заставляя хвостатого настороженно вытянуть ладонь, разделяющую два разгореченных тела. - Ребят, тихо. Хорош вам, спокойно, так и до ручки договорится можно, - Валера кивает, демонстративно вскидывая ладони и делая глубокий вдох-выдох, успокаиваясь, и переводит остывший, но не менее цепкий, требовательный взгляд на Арсения,       - Я... Оставлю Антона в покое, только если ты мне внятно объяснишь, почему я должен это сделать. И только не надо мне говорить про то, что ты в него влюбился, - это последнее, во что я поверю! - предубеждая попытки знакомого как маршрут от дома до филармонии друга, смеётся альфа, вскидывая голову кверху, разноцветным зайчикам, растягиваясь в самоуверенной улыбке - Арсений ни слова против теперь не скажет, ведь открывать душу даже самым близким - не его привелегия. Но Попов глаз серьёзных с него не сводит, губы сомкнув в одну сплошную линию, и Валера ошашело хлопает глазами, раскрывает рот, беззвучно хлопая губами, словно рыбка, и слова вымолвить не может, пока перехватывает один из принесённых Серёже шотов, опрокидывая в себя залпом всю мутно зелёную жижу и заглушая возмущения на фоне шумом дернувшегося сердца в грудине.

***

      Больше они не разговаривают. Резко, расталкивая народ, перемещаются к барной стойке и одновременно просят бармена плеснуть коньяка покрепче в стакан, пока рассаживаются в метре друг от друга, намеренно игнорируя свободный между ними стул.       Арсений что либо объяснять отказывается, упрямо игнорируя направленный на него взгляд друга, пока немигающим взглядом пилит поверхность барной стойки, и Моцарту остается лишь молча сжимать толстое стекло, надеясь, что вскоре оно лопнет нахер, задев и каменную рожу друга, хоть так шевельнув хоть один мускул на его лице.       Но Арсений молчит. Пять минут, десять, пятнадцать, двадца-... Все время, что сверлит черный экран мобильника тяжёлым взглядом, борясь с желанием вскочить с барного стула и набрать первый в списке контактов номер, абонент которого дурачит голову странным поведением весь чёртов офисный день, к которому парень возвращается сразу же после последнего заданного Антону «Точно всё хорошо? Мне не остаться?» на пороге дома, получив угрюмое «У меня никто не умер, Попов, я вены резать в твоей ванной не собираюсь, вали уже!». Два слоя одежды дома, где батареи топят даже сейчас, осенью, стабильный хлопок двери уборной раз в полчаса, скачущий-нервный-истеричный настрой и настроение, покусанные в кровь губы - все вызывает подозрения, пока он сидит в душном (душнилском) офисе, перебирая бумаги со статистикой роста цен по сотому кругу в руках и перебирая чужое волнующее поведение в голове, пытаясь найтись с ответами, но находится только в кабинете отца, жёстко сыплящим сотрудника за устаревшие данные таблицы отчёта.       Матвиенко за спиной появляется неожиданно и шумно, спотыкаясь о свои же короткие ноги, что волочатся за ним пьяными сосисками, хихикает с самого себя же и становится за их спинами, закидывая свои ручонки на плечи двоих друзей, утягивая к себе, в серединку, чтобы уменьшить расстояние между все ещё трезвыми, почему-то, парнями.       - Ребята-а-а, - трясет он их, обращая на себя, наконец, драгоценное хмурое внимание обоих сторон. - Ну сколько можно? Давайте жить дружно, а? - мотает головой то вправо, то влево, стараясь уследить за сменой эмоций на лицах и параллельно не завалится, словив вертолёты от резких движений. Арсений отворачивается, игнорируя, думая, что, если смолчит, тема закроется автоматически, как и всегда раньше в разговорах с парнями, но Моцарт рушит планы, не выдерживает повисшего молчания и недопонимая и перекрикивает долбящую по вискам музыку, без приглашения вторгаясь так глубоко, что колит, щемит в грудной клетке от одного единственного ответа на все его вопросы:       - Что ты молчишь? Что тебе от Антона надо? Чё ты в него так вцепился?       Влюбился.       Арсений поворачивает голову в его сторону, влево, собираясь вновь, как и минутами ранее, послать куда подальше с любопытной мозгоеблей, но не успевает и слова произнести против, когда за спиной раздаётся слащавый голос той, от которой Арсений хочет бежать далеко и долго, зная, что каблучки будут стучать за ним до того момента, пока не сломаются, запнувшись о камни.       - Мальчики, привет, - оказываясь в поле зрения альф, мило улыбается Вика, откидывая русые пряди волос с накрашенного сегодня через чур ярко даже для отдыха в подобном заведении личика.       - Мы решили к вам присоединиться, вы рады? - щебечет с другой стороны от Серёги второй женский голос - Настин, и первый смешно крутит головой, словно не различая в двух подругах две личности и считывая обеих за одно лицо, но, замечая вскинутую накрашенную бровь в вопросительном жесте, расплывается в широчайшей улыбке чеширского кота: «Настюха-а-а!». Та качает головой, видимо делая выводы о том, сколько уже алкоголя в организме коротышки, и Арсений поджимает сухие губы, отворачиваясь. Ему бы с ней крутить романы, отплясывая в центре зала под убийственный рок, что долбит в её наушниках с завидной частотой. Ему бы с ней прятаться по углам и влюблённым школьником бегать на перерывах за перекусом, заботясь о её сбитом благодаря учёбе питании. Ему бы ею голову забивать и ни о чём не парится, не заботиться о своих чувствах, которые нашли бы отклик где-то внутри неё. Ему бы смотреть в её зелёные глаза и... И видеть горящие глаза кудрявого студента.       - Девчонки, простите, но у нас разговор, - едва ли не шипя сквозь зубы, культурно прекращает их посыпавшиеся предложения Моцарт, отставляя стакан с виски и устремляя взгляд полного напора на друга, качнувшего головой на такое заявление. Ну нет. Ну не свалишь ты. Не свалишь, оставив меня с полной чепухой в голове. Не свалишь же?..       - Разговор окончен, - свалишь, козёл. Позорно сбежишь.       Арсений с громким стуком опускает стеклянный стакан на стойку, стул высокий со скрипом об ламинированный пол отодвигает и уходит, не кинув ни взгляда на прибывших, ни прощального слова, которое обычное заменяют привычные «калучки». Расталкивает беснующиеся под новую композицию диджея тела, морщась на неприятный запах, исходящий от некоторых особ, и почти облегчённо выдыхает, выползая к лестнице вниз, чувствуя поток свежего воздуха со стороны распахнутой железной двери, когда за спиной раздаётся привычный стук каблучков, мчащихся за ним, и тонкий голосок, запыханных после быстрой пробежки:       - Арс! Арсюш, подожди! - Арсений мученически сжимает губы в одну полоску, на мгновение прикрывая тяжёлые веки, и, собрав всю волю не скривить морду прямо перед ней в кулак, оборачивается, чуть не врезаясь в летящее на него тельце.       - Ты что-то хотела? - сдержанно спрашивает он, сжимая ладони в кулаки в карманах джинс, нащупывая мобильник и чувствуя характерную вибрацию: новое уведомление. Антон, - беспокойно мелькает в мыслях, но после слышится тихий звук оповещения, и надежда рассеивается, как песок сквозь пальцы, надавливая больным «Его будущий парень» - звуки гаркающей свиньи стоят только на чате с другом. Не понадобился больше сегодня.       - А... - растерянно хлопает густо накрашенными ресничками Вика, видимо, не ожидая такого резкого разворота и встречи «лицом к лицу». - Ты можешь меня до дома подвезти? - говорит она спустя пару секунд молчания и скромно опускает глазки в пол, растягивая губы в застенчивой улыбке, что не коннектит с её ярко красными губами от слова «совсем».       - Ты же только что приехала, - хмурится Арсений, озадаченно приподнимая брови, как бы уточняя, а точно ли он правильно её услышал, пока сжимал кирпич в кармане с удвоенной силой.       - Да, - в разрез ожиданиям парня, кивает девушка. - Просто так голова разболелась... - морщится она, мягко надавливая двумя пальцами на висок, стараясь показать, насколько сильно она неболит. - Вот... А одной ехать на такси некомфортно, а Настька осталась тусоваться, - замечая излишне напряженное лицо парня, тараторит и заглядывает глазами полной надежды в его ледяные, сверкнувшие секундным смятением, а после и слабым, совсем лёгким разочарованием. Это не по планам. Не по его планам.       - Ладно, поехали, - кидает Арсений смиренно, оглядывая девчонку с ног до головы и понимая, что так оставлять ее здесь нельзя. Его лишнее пятнадцать минут, её - гарантированная безопасность, глупо отрицать, что такой вариант - самый подходящий, как для Арсения, поймавшего очередную ответственность за чью-то жизнь, так и для студентки, поэтому Попов разворачивается на пятках, скользя о гладкий пол, делая пару шагов вниз по лестнице, но, не улавливая привычного цоката каблучков, оборачивается, выгибая бровь. - Ты идёшь, нет? - и она смотрит на него словно под гипнозом.       - А, да-да, - выйдя из ступора, рассеянно кивает она головой, размыленным взглядом скользя по лицу парня, обернувшегося посмотреть, как она, но, словив уже всерьёз настороженный взгляд альфы, сдвигается с места, быстренько перебирая рядом с белыми найками высокими шпильками. Она думает, она соображает, она держит себя и свои эмоции под контролем, но мелькнувшее в мыслях «Кеды и каблуки, каблуки и кеды - идеальная совместимость» сдержать, забить под сотню гвоздей деревянными досками не может. Не хочет.              Машина сегодня стоит прямо возле входа в клуб, заведомо оставленная хозяином поближе к вероятно пьяному тельцу Матвиенко, так что далеко идти и мёрзнуть на холодном октябрьском воздухе не приходится. Арсений жмёт на кнопку разблокировки сигнализации, торопливо запрыгивая на водительское место, Вика аккуратно садится рядом, всё стараясь поправить свою юбочку до ещё большего состояния «идеально». Арсений тактично промалчивает, отворачиваясь, но усмешку в голове давит: это все ещё отличница Смирнова, и выезжает с парковки, не прибегая к помощи навигатора - дорогу к дому крёстного Попов знает наизусть.       До элитного жилого комплекса доезжают быстро, не славливая пробок в столь поздний час и не тормозя по дороге. Арсений останавливает машину у тротуара, выходя вместе с девушкой из салона, чтобы... Он не знает, зачем это делает, но движение кажется выполненным на автомате.       - Спасибо большое, что подвёз, - мило улыбается Смирнова, закидывая тонкими пальцами ремешок маленькой сумочки на обтянутое розовой кожей плечо. Краснеет едва заметно, смущенная поступком, но Арсений не замечает, смотря чётко вперёд, не на неё, и кивает, молча обозначив своё «пожалуйста». Хочет повернуть голову, кинуть скомканное прощание и покинуть её сомнительную компанию, забравшись в теплый салон автомобиля, но Вика не даёт. Замечает бурлящие в отведённых глазах намерения и останавливает, задерживает всеми её крохотными силами, лишь бы постоять так подольше, поближе.       - Ой! - резко вскрикивает омега, сгибаясь пополам и хватаясь за правую лодыжку, обращая на себя испуганный криком взгляд парня.       - Что такое? - обеспокоенно хмурится Попов, слегка придерживая её за пойманные в руки плечи, которые она горбит, сильно ссутулясь.       - Кажется, ногу подвернула... - всхлипывая, тихо кривится Смирнова, пока придерживаемая сильными руками альфы, шагает к подъезду, хромая на правую ногу в теперь уже неудобном каблучке. - Доведёшь меня до квартиры, пожалуйста? - задирая голову и останавливая полные слез и надежды глаза, спрашивает она и закусывает губу, будто сейчас натурально разревётся, если её отпустит.       Арсений обеспокоен. Он угрюмо угукает, беспокойно поглядывая на повреждённую ногу, и неосознанно проводит параллели между Викой и Антоном, подвернувшими ногу, пока подталкивает омегу ко входу. Мальчишку он сразу на руки подхватил и в медпункт потащил, а её даже и не думает закидывать на плечо и уносить в квартиру к спасительной аптечке. Ему он за выписанными лекарствами побежал со всех ног, а ей... Девушка продолжает тихонько шипеть сквозь стиснутые зубы и тоненько ойкать, наступая на больную ногу в высоком каблучке, и Арсений вырывается из цепочки сравнения. Подхватывает её за локоток, придерживая от минувшего столкновения её напудренного носика с асфальтированной плиткой, и проклинает тот день, когда тот самый «садист» придумал «удавку» с каблуками.       - О, дети, привет, - громко разносится по пустой улице, и Семён вылетает из только что припаркованной машины, за считанные секунды сокращая расстояние между ними. Улыбается, но замечая кислые мины обоих, хмурится. - Доча, не понял, а что с ногой?       - Она оступилась неудачно, - не дожидаясь ответа «дочи», хмурится Арсений и передаёт раненую усилиями одного садиста девушку в руки крёстного, что быстро осматривает её. Сёма сначала хмурится, но через пару секунд морщинки на его лице разглаживаются и привычная позитивная улыбка освещает его лицо. Видимо, всё не так плохо. - Ну ничего, у нас дома мазь есть. Завтра утром бегать будет! - оглашает диагноз он, поднимаясь с корточек, но Вика почему-то не радуется, жмурится недовольно, фырчит что-то себе под нос и вскидывает блестящие в свете уличного фонаря глаза, являя хмурому взгляду Попова нескатившиеся с ресничек слёзы. Но Арсений не успевает подумать о причинах её взгляда, крестный уже протягивает ладонь, заключая Поповскую в крепкое рукопожатие.       - Арсюх, спасибо, что довёз, молодец, - не без гордости хвалит он, улыбаясь, и парень задирает уголки губ в слабой улыбке, отмахиваясь.       - Да не за что. Пока, - и скрывается с их глаз быстро, даже не оборачиваясь на повторное прощание взмахом руки, когда слышит «Отцу привет» в спину.       Пересекает широким шагом мерзкую лужу у поребрика и, не намочив обувь, запрыгивает в прогретый салон Гелика. Откидывается на спинку кресла и впервые за вечер расслабленно ведёт плечами, выдыхая в тишину железной коробки. Больше нет лишних глаз, больше нет чужого присутствия, больше нет рамок, в которые Арсений сам себя загоняет, закрываясь от сотни любопытных глаз, желающих узнать, что таится внутри главного красавчика университета, но незнающих, что ничего (или точнее: никого), кроме мальчишки с большими зелёными глазами и ослепительной улыбкой, там нет.       Арсений открываться не любит, дарить личное - ненавидит, но второкурснику с педагогического хочет выложить всю свою подноготную своими же руками, своим же грубым языком.       Мотор приятно журчит и колёса шебуршат об асфальт, выезжая с парковки. Пора домой. В холодный душ и в такую же холодную постель, в которой никто - никто - его не ждёт.

***

      Во второй раз за вечер, или вернее сказать за ночь, стоять у дверей Попова, как жалкий мальчишка-цыган, что сейчас постучит в дверку, попросит денег на «покушать», получит заслуженный нагоняй и даст дёру до соседней улицы, откровенно ссыкатно. И не только потому, что за ней, как и пару часов назад, не раздаётся никаких звуков, что, блин, уже даёт знак «тебе туда не надо, там никого нет», но ещё и потому, что желание, с которым Антон вылетел из свой временной обители, распирает изнутри, подначивая в свою буйную компанию ещё пару братов-акробатов - стыд, неловкость, необъяснимую злость. За всех них хочется извиниться, слёзно попросить прощения и дать дёру, подражая мальчишке-цыгану, на несколько тысяч километров от места неудавшегося преступления, чтобы больше никогда не стоять под прицелом тех глаз, которые вперяться в него так, что, - Антон натурально начинает подрагивать, когда вспоминает свой предыдущий визит, - ни одного подготовленного слова вымолвить не сможет.       Плана нет. Понимания, зачем он собирается это сделать, если не успокоить собственную совесть, - тоже нет. Но никуда недевшееся желание «восстановить мосты» бьёт под зад сильнее мерзкого озноба неожиданно, резко, заставляя сдвинуться с места, и руки сами жмут на ручку, повинуясь разуму и отворяя дверь.       - Ты здесь? - несмело просовывает он голову в образовавшуюся щель между косяком и дверью, настороженно оглядывая тёмное помещение. Что такое свет - Попов не знает, Антон заметил, так что приходится прищуриться, чтобы разглядеть очертания предметов, среди которых, какое удивление, туши студента не находится.       Комната пустая. Мальчишка нерешительно ступает внутрь, настороженно поглядывая на закрытые дверцы шкафа так, словно боится, что вот-вот и огромное тело выпрыгнет из него, накинувшись на его сжавшуюся в темноте комнаты тушку. Свет полной луны за окном тусклым лучиком освещает мелкий кусочек пола у кровати, на часах двенадцать с помехой часов ночи, Попова до сих пор нет дома, а Антон устал изводиться. Устал думать, что он был слишком груб, что повёл себя как истеричка, что похож был на ревнивую жёнушку муженька-рэпера, которая разгульную душу из домашних оков выпускать не хочет совсем. Потому что там пьянка, там затуманенный рассудок, там толпы людей, там толпы омег. Других омег.       - Здесь.       Антон испуганно подскакивает, взгвизгивая, и, не думая, разворачивается к нарушителю его спокойствия, выставляя руки в защитном жесте. Точно вор. Но Арсений лишь невозмутимо опирается плечом о дверной косяк, впуская в комнату лучь тёплого света с лестницы, которым тут же рассеивает забегавшие перед глазами мальчишки картинки из фильмов ужасов.       - Ты меня напугал... - облегчённо выдыхает он, понемногу восстанавливая резко сбившиеся дыхание. - Ты почему так бесшумно ходишь? - спрашивает он через пару долгих секунд, но возмущения в голосе нет. Он в растерянности.       - А ты почему, - игнорируя вопрос омеги, медленно тянет Попов и плавно проходит в свои хоромы, останавливаясь у постели. Кидает кожанку на заправленное покрывало и возвращает внимание к наблюдающему за его действиями, словно котяра, Антону. - К альфе в комнату заходишь? - Антон моргает медленно, будто переваривая вопрос, но слов, сказанных собой же, не обдумывает, выплёвывает сразу же, как в черепушке находятся:       - А ты не альфа.       - Да? А кто же тогда? - даже не удивляется, лишь заинтересованно приподнимает брови, ожидая услышать вразумительный ответ. Расстёгивает наверняка дорогущие наручные часы, стягивая те с запястья, и кидает на прикроватную тумбочку, даже не бросив взгляда на раздавшийся характерный звук удара стекла о дерево. Мажор. И приковывает цепкий взгляд к расстерянному лицу омеги.       - Недоразумение... - неуверенно передёргивает плечами Антон, под прицелом синих глаз сомневаясь в разумности собственных слов всё сильнее и сильнее, и заводит руки за спину, сцепляя те в замочек, как провинившийся первоклашка, но взгляда затаившегося зверька от отводит - выдерживает, пока Попов, не говоря ни слова, молча не цепляется за края чёрной футболки, рывком стягивая ту с себя и оголяя все прелести своего подтянутого тела. Глаза мечатся без цели по кубикам пресса, как пару часов назад, и юркий язык сам быстро очерчивает контур нижней губы, смачивая слюной пересохшую кожицу. Родинка, кубик, родинка, кубик, шрам, дорожка волос... Антон офигело отворачивается, резво закрывая глаза себе ладошками, лишь бы убить двух зайцев разом: скрыть румянец бывшего бледным лица и закрыть нахер глазам доступ в такое откровенное непотребство. И шипит сквозь стиснутые в удивлении зубы:       - Ты что делаешь?!       - В душ собираюсь, - спокойно лохматит угольно чёрные волосы Попов, словно ничего и не замечая. - Со мной хочешь? - слабо, без энтузиазма ухмыляется он, складывая футболку в ровный квадратик поверх покрывала. Антон со свистом вбирает воздух через ноздри, желая высказать всё своё возмущение, но с ужасом осознаёт, что это было зря. Феромоны альфы бьют по чувствительным рецепторам, обволакивая, окутывая терпким запахом, пробирающимся в самые гланды, и омега внутри урчит, крутится довольно, вскарабкиваться выше, ближе к нему, просится, жаждет. Нуждается в нём.              Чёрт, чёрт, чёрт. Чёрт! Разревись, но свали, блять, свали подальше от меня. Оставь меня в покое. Не мешайся под ногами. Не порти всё, к чему я ещё не прикоснулся. Убеги. И забери с собой этот огонь внутри меня. Свали-и-и, идиотка!       - Мечтай, - опуская ладони, тихо фырчит Антон, имея большое желание вернуть эти самые руки на место - на краснеющее с каждой минутой все больше лицо.       Сьебись.       - Тогда чего пришёл ко мне в комнату посреди ночи? - резко менясь в голосе, грубо, с наездом спрашивает Арсений, дугой изгибая тёмную бровь.       Дай мне сделать глоток воздуха без тебя.       - Я... Я просто хотел узнать... - теряясь, медлит с ответом и бегает глазами по комнате, надеясь хоть за что-то зацепится. И цепляется. Брелок от машины. - Сможешь ли ты трахнуть меня меня завтра подвезти до университета? - вовремя затыкаясь, невинно склоняет к плечику голову Антон, и Арсений перед тем, как ответить, пару секунд сверлит его странным взглядом, но говорит нейтрально, лишь по делу:       - Да, смогу. Ещё вопросы? - и Антон слабо машет головой, сдаваясь. Ни на кой черт ему не сдались эти вопросы. И Арсений, мать вашу, Попов тоже. Но... Запах, сука, запах...       - Нет. Вопросов нет. Пушистая ткань тапочек шуршит о гладкий пол, скользя. Полы идеально чистые, ни одной пылинки, ни одной ворсинки от мохнатого ковра у кровати. Всё в буквальном смысле вылизано. И обернутые в «пушистиков» пятки опасно быстро проскальзывают к дверям, намереваясь дать дёру до тех пор, как в спине Антона появится огромная дыра с угольками.       - Подожди, - неожиданно подаёт голос Попов. - У меня тогда вопрос, - хрипло добавляет он, не замечая реакции, и Антон удивлённо замирает в шаге от двери. У него к нему, Антону, вопрос? У Попова к Антону? Даже не приказ, ослушаться которого нельзя даже под дулом пистолета? Это что-то... Новенькое. Интересное.       - Оке-ей, - не глуша любопытства, медленно протягивает он, возвращаясь на своё прежнее место, в паре шагов от альфы, что всё ещё стоит с голым торсом, кажется, даже не собираясь накидывать что-то на себя, чтобы прикрыться от смущённых мимолётных взглядов омеги, и нетерпеливо хлопает себя по бёдрам, обтянутыми пижамными штанами. - Какой? - Арсений смотрит долго, внимательно, мнётся, как ткань кофты в ладошках сгорающего от интереса мальчишки, но, сделав глубокий вдох, на выдохе начинает, наконец, говорить:       - Что... - он хмурится, отводя взгляд, - подбирает верные слова. - Что в Валере есть такое, чего нет во мне? Почему ты им восхищаешься, а меня терпеть не можешь? - комом вываливает Арсений и направляет свой ледяной, напряжённый взгляд на младшего, что рассеянно, медленно переводит взгляд с обнажённой груди парня на его лицо, перенастраиваясь на нужную, обновлённую волну этой «разговорчивой» ночи, но и слова вымолвить не может, замирая, словно зверёк под прицелом охотничьего ружья. Что он только что спросил?..       - А… - звук потерянного котёнка вырывается из уст, и глаза, как по команде, наполняются осознанием смысла прозвучавшего вопроса, всякий любопытный блеск из них испаряется, и они впиваются жгучим, таким пламенным взглядом в потерянные глаза напротив, что альфа удивлённо делает крохотный шажок назад, вскидывая ладони в примирительном жесте, который никого здесь не помирит. - По крайней мере Валера меня никогда не обижал, - тихо, теряя силу голосовых связок, выплёвывает Антон, и голос его, пропитанный насквозь обидой, пробирается до самых костей альфы, не щадя, переламывая все косточки разом, оптом, как хотелось омеге с самой первой их встречи.       Валера никогда не обижал, в отличии от тебя.       Никогда. Не. Обижал.       Вбей себе это в голову, Антон, вбей.              Молотком.       И никогда. Слышишь? Никогда больше про это не забывай. Не сейчас. Не с ним.       Попов глаза ледяные таращит, непонимающим взглядом по лицу мальчишки бегая, рот пытается открыть, чтобы переспросить, то ли он услышал, но Антон не позволяет, пригвождая взглядом к полу. На пятках круто разворачивается и в ту же секунду из комнаты вылетает, не обращая внимания на хриплый окрик парня, с характерным звуком ударяет Поповскую дверь о его же стену и скрывается за дверью своей обители, закрывая ту с таким хлопком, что и до охранника на улице, должно быть, доходит, что «Не входить, блять, убью».       Валится на свой разобранный и заправленный чистым постельным диван, утопая в мягкости пухового одеяла и подушек, заботливо притащенных Анной Николаевной из других гостевых комнат, и воет. Стонет открыто и жалобно, громко в самую сердцевину плюшевой горы, не сдерживая порыва выплеснуть, выкинуть из себя нахер этот ублюдский комок, вставший поперёк горла, охвативший его такими тисками, что шанса на вдохнуть, не ухватив его запаха, нет. И грудь саднит от незабытых воспоминаний, стыда и паники, страха перед старшим альфой, и громкий, мокрый всхлип утопает в наволочке подушки, которую Антон мёртвой хваткой сжимает меж тонких пальцев. Не хочет вновь окунаться в это, не хочет вспоминать, но на утро в зеркале разглядывает гигантские синяки под глазами и понимает, что это того не стоило. Он ни к чему не пришёл. Он ничего не решил. Он ничего не поменял в своей голове, но... Он хватает с полочки консилер, спонж и быстро замазывает к чертям собачьим следы бессонной ночи, о содержание которой Позов допытает его с порога универа. Упс. Антон не знает, как будет оправдываться.       Но Валера никогда и не привлекал так, как ты.