К. А. С. И. Т. А.

— Ну как? — спрашиваю я, выходя из спальни и показываясь на пороге ванной, где tia Пепа сосредоточенно поправляет макияж перед зеркалом. — Ой, ну прям жених на выданье! — хихикает она, всплёскивая руками, и, тут же отложив тюбики в сторону, подходит ко мне, отряхивая невидимые пылинки с пиджака, поправляя рукава и потуже подвязывая бабочку. Недолго подумав, она чуть смачивает водой ладонь и принимается старательно приглаживать мне волосы. — Ну tia Пепа! — восклицаю я, пытаясь дернуться в сторону и избежать экзекуции. — Не tiапепкай мне! — по-доброму, но все же строго отрезает она, схватив меня за плечо, тем самым пресекая попытки к отступлению. Закончив, tia отходит назад и оглядывает мою фигуру с такой гордой и теплой улыбкой, что я сразу довольно приосаниваюсь. — Ну почему я не могу пойти с вами? — раздаётся за спиной жалобный голосок. — У меня тоже есть красивый костюм! Антонио показывается в дверях и в доказательство взмахивает перед лицом тети белоснежными брючками и жилетом, бережно покоящимися на вешалке в маленьких ручках. — Тонито, радость моя, тебе еще нужно немножко подрасти. — мягко отвечает tia Пепа большим блестящим глазкам напротив, смотрящим с наивной мольбой. — По крайней мере, надо дождаться, когда ты станешь выше Марии и сможешь пригласить ее в наш университет. При упоминании одноклассницы из дошкольной группы Антонио тут же краснеет, а тетя, хитро подмигнув, упархивает обратно в ванну. Глядя на то, как Пепа суетливо колдует над своим внешним видом, не забывая кокетливо, словно выпускница перед школьным балом, позировать перед зеркалом, я начинаю чувствовать себя счастливым вдвойне. Появление мистера Энаморарзе в ее жизни стало поистине лучшим подарком за все те мучения, что ей пришлось пережить. И я уверен в нем на все сто — ведь хоть один процент сомнений заставил бы меня уберечь дорогую tia от ложных надежд. Прошлый раз привёл ей к беспробудной апатии и затяжной депрессии, и все из-за неоправданного доверия к этому… к этому… Впрочем, не хочу портить себе вечер упоминанием этого имени. — Камило, солнце, открой дверь! — раздается тетин голос из ванны. Погрузившись в раздумья, я совсем не заметил настойчивого звонка в дверь. Подбежав к ней и мельком глянув в глазок, я радостно улыбаюсь. — Анита, привет! — обнимаю однокашницу я, приглашая войти. — Ты даже раньше пришла. — Ну а зачем вас задерживать, — пожимает плечами она, глядя себе под ноги. К порогу подбегает Тонито, и девушка, завидев его, облегчённо улыбается. — Антонио, здравствуй, — Анита садится на корточки и гладит мальчика по кудряшкам. — Смотри, что у меня есть. — Она поспешно роется в сумке и достает оттуда кулек румяных лепешек. — Это тебе. — Спасибо! — кивает Тонито, прижимая кулек к себе, но тут же обиженно морщит нос. — А они меня на бал не берут! Это нечестно! — Ну что ты, малыш, не переживай, — ласково берет его за руки девушка. — Нам и здесь будет очень весело. — Кстати, Анита, — хмурюсь я, вдруг осознав одну вещь, — а почему ты не идешь на бал? — Я? — растерянно спрашивает девушка, на секунду взглянув на меня, но тут же опускает голову, пряча залитые румянцем щеки. — Да мне ведь не с кем идти… — Так в этом-то и прикол, ты не помнишь? — ободряюще улыбаюсь я, присаживаясь рядом. — Никто ни с кем не идет, всех же там выбирают! — Не думаю, что меня кто-то выберет… — тихим грустным голосом отзывается Анита. Ее ответ меня знатно расстревожил, и я пытаюсь придумать, чем еще возразить, как вдруг на мою руку ложится мягкая ладошка девушки. — Я просто не хочу идти, Камило. Тебе не нужно переживать. — Точно? — переспрашиваю я с недоверием. В последнее время поведение Аниты меня вообще не устраивало. В том смысле, что она была прям сама не своя. Да, сокурсница всегда была довольно тихой, скромной и стеснительной, но с той поры, как решился хотя бы ей открыться в плане чувств к Мирабель (Луизе, Изе и ушастику я в таких делах не доверялся, знал же, как девчонки любят меж собой посплетничать), Анита словно увядала с каждым днем. Она с охотой делилась советами в отношениях, поддерживала, строго хранила в тайне мои сомнения, идеи и секреты, но я же видел, что что-то не так, что-то её гложило. И как хороший друг, я должен был отплатить я за всю ту помощь, что она оказала за все это время. Возможно, ей нравился какой-то мальчик, и, видя, как у нас с Мирой все хорошо складывается, ее охватывали печаль и зависть. Ведь мы оба в начале учёбы были лузерами в любовных делах, а сейчас я с мужской точки зрения мог бы что-то подсказать. — Слушай, давай после бала как-нибудь встретимся в маке или ещё где-нибудь и поболтаем, а? Ты мне расскажешь, как у тебя дела, туда-сюда… — Разве это что-то изменит, Камило? — с той же печальной улыбкой произносит Анита, поняв, что я имел в виду под «туда-сюда», но не смог выразить яснее. — Уф, Ани, жизнь такая штука, перевернется с ног на голову ещё сто пятьсот раз! — уверенно заявляю я, крепко обнимая подругу одной рукой. — Все еще может поменяться, обязательно поменяется, вот увидишь! — Обещаешь? — как-то очень пронзительно шепчет девушка, чьи глаза сверкают всеобъемлющим доверием. Она явно подразумевала под этим что-то свое, до чего я, походу, не допетрил. И все же я дал слово — чем смогу да помогу. — Обещаю. — киваю я, и лицо Аниты на секунду осветляется надеждой. — Так, молодёжь, что расселись на полу? — доносится весёлый голос tia, возвращая нас с одногруппницей к насущным событиям. — Камило, горе ты моё, сейчас брюки помнешь, опять гладить придётся! Вставай давай, мы уже опаздываем! — А сколько времени? Ох, ё! — немногословно реагирую я, взглянув на наручные часы Пепы. — Так, ребята, всех люблю, обнимаю, приподнимаю, до вечера! — Или до утра… — загадочно хихикает tia, из-за чего все трое останавливаем взгляд на ней: я смущенный, Тонито — неловкий, а Анита удрученный. — Что вы так уставились, настоящий праздник не длится жалкие пару часов, мы едем кутить по-взрослому, верно, ковбой? — Верно. — подмигиваю ей в ответ я, и мы чуть ли не вприпрыжку мчимся с тётей к машине, предвкушая этот самый взрослый кутеж. Сегодня все было особенно светлым и радостным: и духи в авто Пепы исключительно ароматные, и леденцы в салоне как никогда вкусные, и вообще будто все празднует нашу персональную с tia победу на нашем сложном тернисном пути. Наконец-то мы без пяти минут достигли счастья, и в карьере, и в семейной жизни, и в любви. Мы как никто другой заслужили это. Мы с тётей одновременно переглядываемся, словно желая удостовериться, что вайб сейчас у нас один и тот же. И завидев друг у друга в глазах ликующие истории, мы триумфально смеемся. Уверен, в этот момент мы думаем об одном и том же — о нашей первой поездке в этой машине, когда я был несчастным горе-студентом, дорвавшимся до большого города, но так и не получившего желаемой роли, а Эмасьон — такой же несчастной преподавательницей с нереализованным потенциалом сценариста-постановщика и с крупным предательством за плечами, висевшим мёртвым грузом. Оба мы были апатичными, несостоявшимися, одинокими. А какими стали через полгода? Это ли не настоящая магия? — Вот что, парень. — tia шумно выдыхает, будто настраиваясь, а затем берется за горлышко бутылки с темно-коричневой жидкостью и разливает по хорошо знакомым двум стаканам. — Думаю, сегодняшний день — отличный повод сделать по глоточку… — Мисс Эмасьон, а как же правила дорожного движения… — шутливо усмехаюсь я. — Я же сказала — по глоточку! — беззлобно рявкает тётя, и я сам не замечаю, как напиток оказывается у меня в руке. — Промочить горло никогда не бывало лишним, а ПДД я даже в глубоком бреду помню от сих до сих! Тем более, ты же не знаешь, какой тост я хочу предложить. — И какой же? Пепа уже хочет что-то сказать, но в последний момент передумывает. Кажется, отчего-то идея с тостом её вмиг разочаровывает, и она озадаченно всматривается в содержимое своего стакана. — Давай просто так выпьем. Без тоста. — решает она и с полуулыбкой чокается. — Ты же знаешь, я не люблю громких пустых слов. — Хорошо. — пожимаю плечами я, разглядывая стакан как священную реликвию, будто мне доверили государственную тайну. Как никак tia впервые пьёт со мной что-то крепче чая, да и таинственная бутылка с двумя ёмкостями всякий раз будоражили любопытство. — Хотя я бы выпил за наше счастливое будущее. Пепа вдруг вздрагивает, но ничего не говорит в ответ, так что я не совсем понимаю, согласна она со мной или нет. Однако стакан осушает до дна. — Ладно, трогаем. Иначе и впрямь опоздаем. Тётя заводит мотор, и каждый из нас погружается в свои мысли. Постепенно озаряющая лицо tia блаженная улыбка не оставляет сомнений, что разум Пепы поглощен маленьким пухлым королем её вечера. А я, отвернувшись к окну, в удивительном умиротворении погружаюсь в размышления о своей прекрасной принцессе. Воспоминания уносят в самый первый день нашей встречи. Думаю, произошедшее тогда трактовалось Мирой как случайное стечение обстоятельств, обусловлено моей чрезмерной общительностью, но это было далеко не так. Я видел случившееся ничем иным, как милостью звёзд, услышавших мои грустные мысли и пославших на землю самую яркую из своих подружек. Начало семестра у меня и вправду не задалось. В напарницы мне приставили ту проплаченную идиотку Марту, которой впору завидовать актёрской игре брёвен, разбросанных по лесу после урагана; tia Пепа с каждой репетицией все больше раздражалась из-за присутствия в её жизни и жизни университета Маго и все больше тревожилась по поводу обнаруженных в стенах трещин; девчонки относились к спектаклю как к чему-то третьестепенному — оно и понятно, у них и своих дел было навалом. Но осознавать, что такому важному для меня детищу, как постановка, придаю значение только я, удручало. Поддержку мне оказывали лишь ушкстик и Анита, но наши вечные угары с первой внезапно оборвались во втором семестре, а оценить по достоинству неравнодушие второй я смог только сейчас, когда обрёл в её лице советника по делам сердечным. И вот, в момент одиночества даже среди хороших друзей и со ставшей мне такой же близкой, как бабушка, tia Пепой, я встретил Миру. Я давно не видел столько же счастья, вдохновения и амбиций, сколько отражались в её глазах, смотревших на Каситу. Я как будто смотрел на себя самого, так же стоявшего полгода назад. И как я тогда помог выбраться Пепе из затяжной депрессии, Мира спасла и меня от этой участи. Я чувствовал, как мы уже с первых дней знакомства ощущали друг от друга ни с чем не сравнимые тепло и заботу, стремительно перетекавшие в симпатию и влюблённость. Тогда, в парке аттракционов, когда мы гуляли с Тонито, в голове даже промелькнула мысль, что я хотел бы создать с Мирой семью. Крепкую, дружную, со счастливым малышом, скачащим вприпрыжку вокруг нас — такую, какой у меня никогда не было. Но поначалу я испугался. Все развивалось так быстро и волшебно, как в сказке, а жизнь научила меня, что сказки бывают только в книжках. Боялся открыть кому-то свое сердце, возложить большие надежды, которые с лёгкостью могут оказаться пустыми и сделают ещё больнее. Поэтому после той прогулки я пытался сделать вид, что никаких чувств нет и в помине, пытался не разрушить то, что и так приносило мне радость. Но чем больше я таил все в душе, тем невыносимее становилось притворство. А интервью Мирабель и находящиеся вопросы пришлись так кстати, что я не смог удержаться от признания, и ни разу не пожалел. Более всего я был счастлив от мысли, что моя милая знает, как много она сделала для меня за столь короткий срок, и что чувства наши взаимны. Единственное, что омрачало — вечное присутствие Маго где-то поблизости. Во-первых, я до сих пор не мог простить ему случай со свадьбой Пепы и поэтому боялся, что что-то похожее может произойти вновь. А-во вторых… я ощущал ревность. Умом понимал — Маго просто препод-неудачник, а Мирабель — девушка с непреодолимым желанием помогать всем и всюду. Но от Бруно все равно исходила какая-то необъяснимое угроза… Когда он находился рядом, я не мог отделаться от чувства, что этот бывший циркач, словно дракон, потихоньку оплетает огромным невидимым хвостом мою принцессу, желая унести ее в свое гнездо. Хотя черта с два я позволю этому преступнику сделать это… Помотав головой, я крепче сжал лежавшую на сиденье куртку — в месте, где был вышит хамелеончик. Камило, стоп. Выбрось его из головы. Он не стоит того, чтобы портить вам вечер. Сегодня никакого Маго не будет — только ты и твоя Мирабель… — Ковбой, подъем! — резко возвращает tia в реальность, щёлкнув пальцами перед лицом. — Тебя уже от одного глотка пробрало? И выпусти ты замшу из рук, она ни в чем перед тобой не виновата! Уник выглядит как никогда праздничным. Перед входом толпятся девушки в изящных платьицах и парни в элегантных костюмах, а внутри толпа и того больше, и все такое яркое и нарядное! Я искренне восхищаюсь украшенным холлом — художники под руководством Куравор явно постарались на славу. — Лолла, какая же ты красавица! — Пепа бросается обнимать вышедшую из зала Долорес, впервые на моей памяти променявшую излюбленные рубашки и джинсы на облегающее платье. — Тебе очень идёт, mi sol, такая чудесная! Так рада, что ты наконец решилась прийти на бал, уверена, сегодня удача будет на твоей стороне! — Спасибо, tia. — слегка смущённо отвечает та. — Буду надеяться, так оно и есть… Тут наши взгляды с ушастиком встречаются, и странная смесь эмоций в её глазах меня настораживает. Наши отношения вообще в последнее время стали странными. Если раньше мы были почти как систер с братом под крылом Эмасьон, то сейчас как будто оказались по разные стороны баррикад. Вот и сейчас меня не покидает ощущение, словно я в чем-то перед ней повинен. — Вы же мои хорошенькие детки-конфетки! — сгребя нас в охапку, чисто по-матерински воркует Пепа. — Я так счастлива, что вы у меня есть! Если сегодня все пройдёт на «ура», в нашем солнечном гнездышке появится ещё и… Кхм, ну ладно, ещё увидимся, студентики, носик сам себя не припудрит… Я даже успеваю понять, что произошло, как Пепа, испуганно запинаясь, быстренько ретируется из коридора. И только потом, услышав знакомый басистый голос, осознаю, в чем дело. — Камило, Долорес, рад вас видеть. — Феликс по-свойски хлопает нас по плечам, неуверенно переминаясь с ноги на ногу. — Отлично выглядите, ребята. Через десять минут начало, вы как, присмотрелись к своим партнёрам? — Главное, чтобы они присмотрелись к нам. — бесцветный голосом отвечает Дора, тут же натягивая неизменные наушники. — Пойду аппаратуру проверю. — Стой, ушастик! — почти у входа в зал догоняю её я, хватая за руку. — Да, Камило? — безэмоционально отзывается она, словно отбрыкиваясь от надоедливого незнакомца. — Все хорошо? — Не получив никакого ответа, я просто от всего сердца желаю: — Пусть тебе взаправду сегодня улыбнётся удача, Долорес. Ты её заслужила как никто другой. И прости меня за то, в чем провинился. Я ничем не хотел тебя обидеть, честно. В первые секунды рука Доры только и ждала момента, чтобы выбраться из непрошенной хватки, но сейчас девушка внимательно взглядывается в моё лицо. Я действительно не хочу терять родного человека и друга из-за ошибки, о которой не знаю, но за которую заочно готов просить прощения. И, кажется, именно это читает ушастик в моих глазах. — Порядок. — кивает она и слабо, однако искренне, улыбается. — Ты ни в чем не провинился. Вернее… В общем, я не должна так поступать с тобой, ты прав. Не обращай внимания на меня, я просто волнуюсь из-за бала. Тебе, кстати, тоже удачи, кудряшкинс. Долорес неловко поджимает губы и спешит скрыться в дверях зала, а я, подуспокоившись услышанным привычным прозвищем, возвращаюсь к Энаморарзе. — Я ничего такого не ляпнул? — обеспокоенно спрашивает он, глядя вслед студентке. — Расслабьтесь, сейчас все девчонки переживают из-за пары. — как можно беззаботнее отмахиваюсь я. — Ну хорошо. Ты-то не волнуешься? — лукаво прищуривается световик, но сразу же перекрывает вопрос собственным обнадеживающим ответом. — Хотя тебе и не надо, ты вон сегодня какой. — Какой? — довольно улыбаюсь я. — Жених женихом, вот какой. Все девчонки точно будут твоими. — Не, мне все не нужны, мне одна нужна. Я театрально поправляю кончиками пальцев бабочку, а Феликс одобрительно кивает и продолжает размышления вслух. — Да и вообще диву даюсь, как у вас тут все шикарно устроено. В какой раз думаю, как же свезло мне очутиться здесь. Не буду скрывать, мисс Эмасьон довольно весомая причина таких мыслей, но дело не только в ней. Люди, которые окружают мою ненаглядную — ты, Долорес, ее маленький сорванец-племяш — вы ведь такие родные друг другу. Мало где сейчас такое встретишь, но судьба не обделила меня. Вот ты частенько спрашиваешь, не в тягость ли мне твоей музыкальной подружке с аппаратурой подсобить, с Тонито посидеть, тебе в чем-то помочь, ведь это не входит в обязанности работника сцены — а мне и правда не сложно! Наоборот, я так рад чувствовать себя причастным вашей университетской семье. Если я хочу быть рядом с Пепой, я никак не могу отделять вас от себя — вы ведь такая огромная часть её жизни. С каждым словом Феликса моя улыбка становится непроизвольно все шире. Вопросы о помощи мной задавались не случайно — Даниэль ведь в самом деле считал, что он не обязан печься о каких-то там друзьях Пепы. О том, что пылкость tia лишь будоражила световика, а любую её, даже самую дурацкую просьбу, он воспринимал за честь, и говорить нечего. Словом, молчаливое благословение мной дано было давно. — Надеюсь, вскоре я стану официальным членом вашей театральной братии. — как бы невзначай добавляет Феликс, подмигивая мне. — Ждём и с твоей стороны пополнения семейства ещё одной красавицей. — Обязательно. — без сомнений киваю я, а сам думаю, удастся ли мне перетянуть Мирабель в нашу банду из названной семьи Куравор. Джульетта и Агустин как раз стоят неподалёку, даже среди шумной толпы можно услышать их разговор: — Луиза, mi pastel, у тебя точно все в порядке? Мы ведь с tio очень волнуемся, вдруг тебе тоскливо одной или просто нужно чем помочь… Ой, ты на свидании? Прости, пожалуйста, я ведь не знала, ты в следующий раз говори сразу же! Удачи тебе, милая, приходи в форму поскорее, и не забудь про мою мазь! — Моя хорошая, я же говорил, твоё беспокойство излишне. — Ну как я могу не беспокоиться о детях, Агустин? Да, может, я чересчур пекусь о студентах, но ты же знаешь, ничего поделать с собой не могу. А наши девочки мне особенно дороги… — Миссис Куравор с тревогой поворачивает голову в другой конец коридора, наблюдая за неспешно идущими Мадригаль и Изой. — Слушай, может, все-таки стоит прийти к ней на подмогу? — Ты что, хочешь в сотый раз выслушивать про неудачный выбор танца? — вздернув бровь, с усмешкой интересуется Агустин. — Тогда уж в тысячный. — подхватывает проректор ироничный тон мужа, однако встревоженный взгляд никуда не девается. — Зачем внушать себе, что лунная партия сулит неудачу паре? — Ты ведь прекрасно знаешь причину… — И не стоит ее упоминать. — тут же вскидывает ладонь Куравор, болезненно поморщившись. — За столько лет tia Альма уж должна была признать свою ошибку. С чего вообще она взяла, что Амели станет её приемницей? Сообразить, кто такая Амели, я не успеваю — следующая фраза тут же накрывает пеленой сознание. — А для Мирабель это первый бал. — Миссис Куравор с умилением заглядывает внутрь зала. — Надеюсь, сегодня ей подарит танец достойный кавалер. — Не сомневаюсь. — с довольной улыбкой приобнимает жену мистер Куравор. — Мирабель мастерица проиводить фурор на всю Каситу. — С тех пор, как она поступила к нам, в Касите начались перемены. — задумчиво отзывается проректор и с надеждой смотрит на супруга. — Кажется, жизнь налаживается. — Тогда предлагаю не портить цепочку позитивных событий опозданием на открытие бала. — ободряюще смеётся Агустин и протягивает руку, чтобы красиво войти в зал. Черт, время! Я ещё раз поправляю кудряшки, костюм, приосаниваюсь и пулей покидаю коридор. Когда замечаю Мирабель на скамейке, сердце слегка сжимается. Поникший вид этой прекрасной очкастой красавицы в столь же ярком, как и все в ней, платье, вызывает в голове лишь один вопрос — неужели это чудесное недоразумение допустило мысль, что я её брошу? Зато как засветится счастливая улыбка, когда я протяну ей руку! По крайней мере, надеюсь на это… Будет глупо утверждать, что я не волнуюсь — я писец как волнуюсь. Конечно, бал — это не обручение, всего-то красивый обычай, кто бы что ни говорил, но он ещё раз ставит перед Мирой вопрос о том, хочет ли она встречаться со мной — на этот раз на глазах у всего университета. Страх быть отвергнутым вполне естественный, но от этого не легче. — Миледи? Мирабель вздрагивает и поднимает на меня потерянный взгляд, который тут же становится удивлённый и восторженным. Мои кропотливые старания явно оценили по достоинству — и от этого душа заливается соловьём. Надеюсь, часовые репетиции рыцаских манер перед зеркалом не прошли даром. — Не окажете ли вы честь подарить мне незабываемые минуты солнечного танца? На секунду кажется, что в глазах очкастой, мельком осмотревшей зал, проскальзывает тень сомнения, но я не успеваю испугаться, как она уже уверенно кладёт свою ладонь на мою. Ведя нас к остальным парам, я судорожно пытаюсь повторить танец в голове — облажаться ведь нельзя, должна быть идеальная совместимость в движениях, олицетворяет совместную жизнь, все дела. Но потом заглядываю в карие глаза напротив — и тревога уходит сама собой. Долой формальности — я рядом с прекраснейшей сеньоритой на свете, а остальное образуется. — Знаешь… мне так повезло. — тихонько озвучиваю я свои мысли. — У меня самая красивая девушка на балу. — Что, правда? — хихикает Мира, моментально вызвав желание сделать еще миллион комплиментов. — Если честно, я думала, что выгляжу среди всех так нелепо… — Среди всех ты — самая яркая звездочка, Мирабель. — совершенно искренне отвечаю я. Как вообще в ее голову могла закрасться такая мысль? — И я безумно счастлив, что эта звездочка досталась только мне. — И я тоже… невероятно этому счастлива. С этих чудесных слов и начинается наш танец. Честно, я-то косячник ещё тот. Да, на сцене владеть телом умею, но сценок с балами у нас ещё не было, да и там ведь образ, постановка, а тут настоящее. Здесь не натягиваешь личину утонченного кавалера — ты должен почувствовать себя им. Но в движениях Миры я также ощущаю это волнение и неловкость, поэтому решаю не казаться возвышеннее и элегантнее, чем есть на самом деле, разве просто остаться собой — поддержкой и опорой в важном для нас моменте, как старался делать всегда. Моя уверенность плавно передаётся очкастой, и вот мы уже оказываемся в эпицентре событий. Благословение править балом в середине зала переходит от самих хозяев торжества — миссис Куравор, словно родительница, одобрительно кивает мне вслед, принимая мою кандидатуру рядом с любимой студенткой. Радости на лице Мирабель нет предела. «Сама чета Куравор пропустила нас в центр! Ты понимаешь, что это значит?!» «Конечно, mi señorita. Обещаю, каждый запомнит нас как самую прекрасную пару на сегодняшнем балу.» Мне бы безумно хотелось описать тот вихрь чувств, который в унисон с танцевальный вихрем царит у меня в душе. Но я человек движений, а не слов, и лучше любых слов будет увидеть эйфорию на наших лицах, глаза, полные влюблённости и жгучей юности, и завистливое восхищение от других пар. Мне хотя бы клятву без запинки произнести! Весь вчерашний день, в перерывах от репетиции танца с tia Пепой (это была ржачнейшая смесь выпитой банки кофе и передавленных ног), я пытался подобрать те фразы, которые действительно смогу исполнить. Что точно знаю — я никогда не дам Миру в обиду, чтобы ни случилось. Да, она у меня девчонка боевая, но не встречалась и с половиной всей той несправедливости и жёсткости мира, которые в нем царят. Некоторые люди, которым протягиваешь руку помощи, скорее её откусят, чем протянут свою. После таких встреч обычно вся доброта улетучивается, а я не хочу, чтобы светлые лучики Мирабель, которыми она освещает все в округе, вдруг погасли. В общем, опора и поддержка на мне, а дальше жизнь покажет, что делать. Прокрутив ещё раз в голове план речи, я и не замечаю, как музыка обрывается на финальном аккорде. Что же, пора. — Мирабель… — говорю я тихо, чтобы предательски не сбиться с мысли. — Спасибо тебе за такой чудесный танец. И за то, что дала мне шанс выразить в нем все, что я чувствую к тебе. Позволишь ли ты произнести мне клятву? Очкастая нетерпеливо кивает, и её задор придаёт сил голосу. — Клянусь оберегать тебя любыми способами, чтобы ни случилось. Клянусь быть твоей опорой и поддержкой, как бы ни сложились обстоятельства. Клянусь защищать тебя от всего, что может навредить тебе или причинить боль и страдания. Клянусь радоваться вместе с тобой в моменты счастья и утешать тебя в моменты горя. Клянусь бороться за твоё счастье. Секунды ее молчания кажутся вечностью. Как бы ужасно это ни звучало, но… мне так легко поверить, что она может выбрать не меня. Она ведь такая удивительная, она притягивает всех, кого встречает, от неё исходит настоящее волшебство… А что взять с того, кто пытается скрывать свою неуверенность и недоверие к миру за клоунской маской? Даже сейчас, нарядившись в яркий блестящий костюм и с манерами недопринца чувствую себя шутом. А как иначе, если ты был им всю жизнь? Одна драматическая роль и та… хах, даже вспоминать о ней сейчас не хочу. Мирабель может выбрать себя партию достойнее меня. Благо, и выбор вокруг большой, и лунный танец ещё впереди… Хотя нет, кого я обманываю — я никому её не отдам. Прими она клятву — и я попросту не смогу её никому отдать. Буду сражаться за наше счастье. — Я принимаю твою клятву. Я люблю тебя, Камило. У артистов есть свой, особый вид счастья: когда в жизни беспробудная мгла, а на сцене у твоего персонажа любовь, успех и овации — и вдруг все становится наоборот. Сказка на сцене становится твоей реальностью. Но мне требуется ещё несколько секунд, чтобы принять действительность, но губы уже сами тянутся за победоносным поцелуем, а руки подхватывают личное сокровище и вздымают вверх: — Я тоже, тоже, тоже тебя люблю, моя самая чудесная mariposa! — совершенно не стеснясь в эмоциях, ликую я. Пусть все знают, как мне повезло, что счастье не обделило меня, что наконец-таки я баловень судьбы! Я уже готов бежать, кричать, хвастаться всем встречным, но меня останавливает лишь одно прикосновение пальца к губам: — Тшш… Клятву нужно как можно тщательнее скрепить… Хватило пары томно сказанных слов, чтобы с радостью откликнуться на её предложение. Мирабель с трудом пытается замедлить мой темп, но я и сам едва себя контролирую. Разгоряченный после энергичного танца, я уже на низком старте, чтобы бросится купить самый красивый цветок и пригласить девушку на прогулку, а уж потом… Нет, сегодня нас ждёт милый романтический вечер и ничего более, как бы мне (и, надеюсь, Мире) не хотелось. Мы едва отрываемся друг от друга, и Мирабель напоминает мне о моем долге: — Уверяю, миледи, я принесу вам самый большой и ароматный бутон под стать вашей красоте. — Я позволяю себе нотку театрального комплимента, не удерживаюсь от ещё одного поцелуя и следую к выходу, не в силах оторвать взгляда от возлюбленной. Всё же преподы были правы — есть какое-то очарование и магия в этой традиции. Я уже давно подыскал подходящую цветочным лавку — крохотную, о которой явно не знает толпа парней, выскочивших на улицу. Мне очереди явно не нужны, а старушка, что держит лавку, сама взращивает цветы — то, что нужно для достойного подарка даме сердца. Я уверенно шагаю к завесу, в тёмной глубине которого пока что не разглядеть хозяйки. — Миссис Капуло! — радостно кличу я, всматриваясь в сумеречную мглу. — Миссис Капуло, это я, Камило, помните меня? — Миссис Капуло сегодня нет. — доносится у самого уха глубокий бархатный голос, от которого я чуть с ума не схожу. — С чем тебе помочь? Я едва ли не отпрыгиваю в сторону, бешеными от испуга глазами глядя на маленькую фигуру в плаще из толстой ткани с капюшоном, полностью скрывающим лицо. — Эээ… мне это… мне нужен цветок. — еле-еле выговариваю я, пытаясь избавиться от нехорошего чувства и скачущих, словно слоны, по спине мурашек. — Mi oro, ты из университета напротив? — мелодично журчит голос, пока невидимые в темноте глаза гуляют по моему телу. — Сегодня из него весь вечер доносится такая задорная музыка… хотя — слышишь? — изящная рука с длинным и острым, как лезвие, маникюром манерно ложится ребром на капюшон, будто вслушиваясь. — Сейчас она совсем другая… Мелодия вдруг утихомирилась, не знаешь, почему? — Ну… у нас там бал… — бормочу я, со страху собирая мысли в кучу. — Солнечная часть, лунная… Музыка у них разная… — Понятно. — настораживающе усмехается странная девушка. — Значит, ты у нас любитель солнца и веселья… Она проходит внутрь лавки, пробегаясь тонкими пальцами по лепесткам бутонов. Наконец, она резким движением вытаскивает черенок со множеством маленьких темно-пурпурных цветков с кроваво-красными вкраплениями. — Вот. Думаю, он прекрасно подчеркнёт такой же, как у тебя, весёлый и жизнерадостный нрав твоей спутницы, precioso mío. — Что это за сорт? — задумчиво спрашиваю я, оглядывая загадочной красоты цветок. — Фуксия. — дружелюбно поясняет незнакомка. — Похожи на серёжки, не правда ли? — Мне бы что-нибудь поярче… — сомневаюсь я, с опаской поглядывая на таинственную продавщицу. Но та лишь мягко берет меня под руку, подталкивая обратно к универу. — Не все, что ярко, красиво внутри так же, как снаружи. — с едва ощутимым напором произносит она. — И наоборот. Взгляни ещё раз на их хрупкие бутоны — разве в них нет особенного очарования? Бери смелее — уверена, твоей подружке придутся они по душе. Я не решаюсь спорить — лунный танец почти кончается, искать другого цветочного нет времени, а перечить такой… своеобразной тётеньке точно себе дороже. Поэтому, решив, что в случае чего во время прогулки куплю Мире любой понравившийся букет, мчу к Касите. По дороге образ странной замены миссис Капуло быстро улетучивается, уступая месту куда более приятным и грандиозным планам на будущее. В них уже отгремел спектакль и меня и tia Пепу взяли на работу в Таленто, денег хватает и на съемную квартиру для меня и Мирабель, и на дорогу к бабушке, чтобы познакомить её со своей избранницей, и тетя наконец счастлива и любима… А дальше совместный быт с прекрасной девушкой, гастроли, большие роли, помощь с постановками tia и её свадьба, выпуск, и может даже… собака? Так давно мечтал о преданном домашнем животном! Эх, не жизнь, а сказка — стоит только руку протянуть! Теперь я уже не шут в чьей-то истории, а герой собственной счастливой сказки… только моей героини почему-то нигде не видно. Я оглядываюсь по сторонам — зал пустеет, парочки заканчивают неформальные беседы и, прихватив с собой еды с фуршета, направляются к выходу. О том, что Мира могла меня бросить, и мысли нет — она же приняла клятву, а вранье не по её части, да и зачем? Тем более, это ведь Мирабель, наверняка кому-то из её знакомых не улыбнулась удача на балу и она пошла успокаивать беднягу. Далеко уйти от Каситы очкастая не могла — прошло мало времени, да и она написала бы об этом. Значит, искать её надо где-то внутри. Принимаюсь обегать каждый этаж, но все они пустеют — логично, занятий сегодня не было, преподы либо давно ушли с бала, либо вовсе не приходили. Только на последнем этаже одна дверь не заперта, приоткрыта. Совсем не та дверь, которую мне бы хотелось видеть приоткрытой. Здесь, в давящей тишине, в вакууме безлюдного коридора я нахожусь будто на ринге, где главный мой враг — деревянная преграда, а за ней пугающая неизвестность. И как бы я не внушал себе, что Мирабель могла заскочить к преподу по учёбе, как бы не верил в её преданность и чувства ко мне — интуиция, проклятая интуиция шепчет совсем другое, подбрасывая сцены с неоднозначными переглядками, прикосновениями, пиджаком на выступлении, глупой путаницей воспиталки из кружка Тонито, которая просто-напросто могла оказаться его, дурака, прозорливее... Можно же просто повернуть назад. Можно же просто ждать у выхода, будто ничего и не было, просто написать, что очень ждёшь и уже скучаешь, но будешь ждать, сколько потребуется. А можно… Я выдыхаю весь воздух из лёгких и невесомым быстрым шагом пересекаю коридор. Лишь у самого порога крадусь до безумного медленного, словно пёс, выслеживающий добычу. Нет, я не боюсь спугнуть жертву — я сам боюсь оказаться жертвой. Но выбора нет. Я заглядываю в проём и…

Нет.

Нет-нет-нет. Это случилось. Это гребаный конец. Гребаный конец всему. Какой же вы всё-таки… мразотный, бесчеловечный мудак, мистер Маго. А она ведь так самозабвенно его целует. Такую страсть не подделать, даже талантливейший актёр не покажет все настолько живо. А его рука, сжимающая её сзади, под подолом… все это настолько противно, пошло, противоестесственно, что меня вот-вот вырвет наизнанку. Это ведь даже не двуличие, это… настолько мерзко, отвратительно до безобразия, что он так долго, так настойчиво притворялся несправедливо брошенным, одиноким, всеми оклевещенным… чтобы потом прижимать чужую девушку на рабочем столе и делать с ней… К чертям собачьим, надо бежать отсюда. Ещё секунда промедления, и я не сдержусь. Меня посадят за убийство, а Мирабель мне этого не простит. Если бы не она, я бы задушил его здесь же без раздумий. На удивление, даже после всего увиденного мне удалось уйти также бесшумно. Хотя, может, дело было не во мне, а в том, как были увлечены друг другом эти двое… нет, я больше не могу об этом думать. Мне нужно где-нибудь укрыться, пока я не наделал плохих, очень плохих импульсивных поступков. Или пока просто-напросто не разревелся на глазах у всех как побежденная слабохарактерная тварь. — Камило? На входе туда, куда ноги сами вели меня — в актовый зал — я вдруг сталкиваюсь с Феликсом. — Мистер Энаморарзе? — до того сдавленно и жалко произношу я, что аж сквозь землю провалиться охота. — Ты чего не с девушкой? — в свою очередь спрашивает световик. Только сейчас замечаю — видок у него не лучше моего. — Да она тут… отошла припудрить носик. — криво оправдываюсь я, с ещё большим упорством отгоняя иллюстрации того, кто именно ей пудрит носик. — Понятно. — тяжело вздыхают мне в ответ. Помолчав пару мгновений, Феликс все же не выдерживает и делится уже своей душевной болью. — А мисс Эмасьон как отошла вот так же пудрить носик, так и не вернулась. — Погодите, вы что… не танцевали?! — ошарашенно уточняю я. Свое собственное разбитое сердце уже перестаёт волновать — кто-кто, а tia Пепа с Феликсом точно не заслужили такой, как моя, участи. — Увы, милый мальчик. — пожимает плечами тот с полной тоски улыбкой. — Весь солнечный танец я любовался вами с Мирабель, но свою красавицу так и не дождался. Видимо, моей клятвы ей бы слышать не хотелось… — Ещё как хотелось! — почти что кричу я, полный боли и за себя, и за близкого мне человека. — Поймите, мистер Энаморарзе, она очень вас любит, души в вас не чает!.. — Тогда почему не пришла? — с тихим отчаянием в голоск спрашивает он. — Думаю… думаю, что она боится. — качаю головой я, непроизвольно сжимая кулаки. — Вы же знаете, когда-то давно её предали два человека, которых она считала родными — жених и названный брат. А потом люди никак не могли найти с ней общий язык и обходили стороной, так как боялись взрывного характера, хотя на самом деле это всего лишь её неосознанная защита. И вот теперь, когда она встретила вас, человека, который принял её такой, какая она есть, более того, принял её семью, пусть и не в самом традиционном понимании, принял то, что для неё всегда очень важным будет сцена и университет - она боится этого лишиться, как тогда лишилась любимых людей. Боится, что ей снова будет очень больно. Но я-то знаю, вы никогда не причините ей боль. Знаю, что вы как никто другой сможете уберечь её от всего плохого, что она когда-то пережила, и сделаете её счастливой. — О, mi joven amigo, ты мудр не по годам. — с мгновенно просветлевшим лицом произнес Феликс. — С кем ей больше всего повезло, так это с тобой. Она всегда говорит о тебе столь тепло, будто о сыне, и теперь я как никогда отчетливо понимаю, почему. Но, Камило, сейчас мне что делать, где её искать? — Пойдёмте. — Я крепко хватаю световика за руку и широким шагом направляюсь к бальному залу. Он уже почти пуст и, как я и предполагал, за дальним фуршетным столиком, словно призрак, сидит tia Пепа. От одного лишь взгляда на неё становится ещё плачевнее. Сгорбленная, сжатая в комочек, словно загнанный зверёк, с растекшейся по лицу тушью, она тихонько доедала остатки маленьких пирожных. Видимо, она ждала, когда её студенты и подруга Куравор разойдутся, чтобы в одиночестве потосковать. Тихонько играющая музыка из колонок напоминает мне, что когда-то после лунного танца шёл танец дружбы… твою мать, Маго за все поплатится, это я гарантирую… — Mi amor… — чуть не плача, шепчет за моей спиной Энаморарзе, глядя на любимую. — Идите. — уверенно подталкиваю я его ко входу. — Идите-идите. И поставьте музыку на колонках, вы же умеете подключаться по блютузу? — Да уж ладно, разберусь. Если что, по-старинке, с динамиков телефона. — Tio Феликс поправляет пиджак, делает шумные вдох-выдох и треплет меня по макушке, совсем как tia. — Ты молодец, Камило. Я перед тобой в неоплатимом долгу. Если бы не ты, я бы так и не решился… — Сделайте её снова счастливой. Это будет самое лучшее. — искренне прошу я, с облегчением наблюдая, как tio шагает к Пепе, как она в страхе поднимает на него глаза и уже порывается, но тот, как настоящий мужчина, берет её за руки и говорит что-то настолько проникновенное и трогательное, что тётя расцветает на глазах. На первых нотах солнечной музыки я покидаю порог зала — не хочется смущать молодых и… и я просто больше в силах слушать эту проклятую весёлую мелодию. Особенно после совершенно дебильного оправдания моего исчезновения в переписке с Мирой — удивительно, как про меня вообще вспомнили после столь жаркого лунного танца… Выйдя из кабинки tio Феликса и убедившись, что центральный софит включён, я ложусь по центру сцены и смотрю наверх, пока свет до нестерпимого не ослепит меня. Сцена. Вот что всегда будет со мной. Когда-нибудь бабушка покинет этот мир, tia Пепа с головой уйдёт в работу над постановками и жизнь с tio Феликсом, подруги в любом случае останутся на стороне Мирабель, а не на моей, Тонито заберут к себе родители и со мной останется только сцена. Да, это роли, это постановки, это истории, это аплодисменты, это цветы… но по факту это просто куча досок, сложенных в ряд, и одинокий зрительный зал. На самом деле, так тошно осознавать, что кроме мёртвого дерева по факту ничего и никого преданного со мной нет… О, вот и слезы начали одолевать. Как хорошо, что в Касите никого. Можно реветь, жалеть себя всласть, да даже если кто-нибудь бы рядом был — я же по факту ничтожный слабак, что скрывать? Это всем понятно. Даже девушку удержать не смог. Да даже не отомстил за неё, за Пепу, за Каситу, за всех… — Камило? Текшие из глаз ручьи и громкие всхлипы вмиг прекращаются, едва в моей святой обители актёрского искусства раздаётся самый ненавистный мне в мире голос. Все еще лёжа на сцене, я медленно поворачиваю голову. — Камило, я… — Маго, бледный, как полотно, с перепуганными глазами, изображающими само раскаяние, тихонько продвигается в мою сторону, лепеча какую-то несвязную хрень. — Камило, ты… ты прости меня… я не хотел, чтобы так… — Как у вас совести вообще хватило прийти? — истерично усмехаясь, изумляюсь я, тяжело соскребая себя с досок. — Вы… вы вообще осознаете, что только что совершили? Мирабель же столько сделала для вас, она прониклась вашей идиотской историей, поверила, что вас, бедного-несчастного, обделили, повелась на ваши вечно жалобные лживые глазки, а вы… да вы просто извращенец! Вы же ей просто пользуетесь в своих похабных целях — ещё и не при людях, тайком, какая осмотрительность! — так ещё и пытаетесь вывезти вашу заруиненную долгими годами жалкую жизнь за счёт юной хрупкой девушки! Я изначально знал, что вы не непонятая всеми брошенка, что все, что у вас сейчас имеется — результат ваших же предательских поступков в сторону людей, которые вам верили! А теперь хотите так же поступить и с Мирабель, поиграться и бросить! Если у вас ещё хоть что-то осталось добросердечное, я прошу ни за себя, за неё — не портите Мире жизнь! Вам не хватило tia Пепы? Господи, да она до сих пор боится кому-то довериться, готова была даже сбежать с бала, бросить любимого человека, лишь бы не испытать ту же боль, что испытала десять лет назад! Да даже кроме Пепы: чета Куравор, миссис Мадригаль, вся Касита — вы же их всех предали, да так, что плоды ваших «трудов» до сегодняшнего времени всем аукаются! И после этого вы хотите к себе человеческого отношения?.. Вы умеете только рушить, мистер Маго. Я бы показал вам, какого это, но я слишком дорожу чувствами Миры, чего не скажешь о вас. А пока поверьте мне на слово — вы не заслуживаете любви и сострадания ни в коей мере. Я уже натурально захлебываюсь слезами, ни в состоянии сдержать весь ужас, который я испытал за вечер. И видеть виновника этого ужаса я больше не в силах. Конечно, Маго сам ещё тот актёр — стоит, словно обухом по голове огретый, слабо держась за кресло, словно вот-вот готовый упасть — впрочем, если даже его прединфарктные потуги не ложь, я последний, кто побегу его спасать. И перед тем, как скрыться в дверях гримерной, я ломаю злосчастную фуксию — должен уж был догадаться, что это предвестник худшего из исходов — и не отказываю себе в удовольствии напоследок припечатать: — Не зря ваше имя не упоминают. Лучше бы вы вообще не возвращались. Захлопывается дверь — и я стою, тяжело дыша, перед трельяжем гримерки. На зеркале лежит чёрный лохматый парик, на стуле валяется зелёная накидка, на столике — белесая пудра, тёмные тени и коробочка с зелёными линзами, взятыми на пробу и так и не подошедшими по оттенку. Все, что здесь есть — все напоминает о нём. Я поворачиваюсь к двери, смотрю на плакат, где я в образе Футуро, который сам же для себя и выбрал. Недолго думая, срываю его и вместе с ним иду поближе к трюмо, напяливаю парик, накидку, небрежно наношу грим — хах, какая ирония, один-в-один маленький Маго, не находишь? Хотя, не думаю, что у меня получится так же искусно корчить неизменно печальную мордашку и лезть под юбки к молоденьким студенткам… А может… может, в этом весь и фокус? Вдруг я всего лишь дублер, замена, милая игрушка в виде юного преподавателя, с которой можно развлечься, пока объект вожделения не даст добро поцеловать его очаровательные морщинистые щеки? Как же это в новинку, не правда ли, Камило — когда тебя ненастоящего любят больше, чем истинного? Не-е-ет… нет-нет-нет… это не может быть правдой… Мирабель просто запуталась, ею манипулировали, давили на жалость, такого, как Маго, вообще невозможно любить… Он ведь жалкий трус, вечно скрывающийся за спинами подруг и бедной вдовы, об этом и спектакль… Как я вообще могу оставаться в его образе? Сама мысль о том, что я могу иметь с ним что-то общее, что я могу быть на него похожим, что могу быть родственной душой… Я никогда не буду таким. Я никогда не сделаю ничего плохого близким людям. Я ненавижу его. Будь проклято все, что с ним связано. И в первую очередь эта отвратительная роль. Сам не осознавая, что делаю, я разрываю афишу на мелкие кусочки. В душе что-то сладострастно отмирает, и во мне просыпается чудовищно-чудесная, бесконтрольная и разрушительная сила. Я кидаю в стену кисти, банки, склянки, растаптываю ядовито блестящие линзы, чуть ли не отрываю зубами нитки накидки, рву искусственные волосы парика… В ход идут уже чужие костюмы, принадлежности для грима, аксессуары, и я останавливаюсь только тогда, когда в перепачканном помадами, тенями и тушью отражении вижу свой безумный разъяренный взгляд. И в ужасе пячусь назад. Господи, что же я творю-то. Я же ничем не лучше его, позволяя губительным эмоциям овладеть мной. Надо это прекращать, Камило, надо это прекращать… Подойдя к зеркалу, я стираю остатки грима и пытаюсь улыбнуться. Вот же я. И я не могу себя потерять. Пусть кому-то нравится видеть меня под чужой личиной, пусть даже окажется, что Мирабель я нравился лишь из-за роли в спектакле — главное, что я сам, знаю, кто я. И я в стократ лучше Маго. И я докажу это. Все увидят, кто я и кто на самом деле Бруно, и в первую очередь Мира. Она поймёт, что мы разные и что правда на моей стороне. Она сделает правильный выбор, я в ней уверен, я же знаю её, это же моя милая очкастая… А ещё я дал ей клятву — бороться за её счастье. И я сдержу её.

Любой ценой.