Ещё один день

      Люди беспокойно бродят мимо, кидают странные взгляды. Такие липкие и противные, что хочется сжаться в маленький клубок где-нибудь в углу. Чего они уставились? Смешанные чувства внутри бушуют ураганом, разбиваются волнами о скалы и крушат корабли. Холодно. Пальцы сводит в судорогах, неприятно покалывает кожу. Сидя на неудобном стуле, укутанным в плед, не становится теплее. — Расскажи, как всё было, — добрый женский голос вырывает из бесконечного потока мыслей. Он молчит. Не знает, что говорить, и как объяснить. Воспоминания спутанные, мутные, будто во сне. — Не бойся, — тёплое касание заставляет зажмуриться, испуганно прикрыв лицо руками. — Я не сделаю тебе больно. Удара не последовало, только совсем аккуратные поглаживания, отразившиеся удивлением в приоткрытых глазах. — Ты можешь рассказать мне. В глазах непонимание. Что он должен рассказать? В воспоминаниях огромное белое пятно, только тревога в груди чувствовалась слишком отчётливо. Он что-то упускает. Что-то важное.       Его водят по белоснежным кабинетам. Звук работающей потолочной лампы заедает в мыслях, подобно песне — прокручивается виниловой пластинкой на проигрывателе. Яркий холодный свет привычен, будто и нет больше никаких оттенков в мире. Люди в халатах задают тысячу вопросов, от которых голова уже идёт кругом, записывают что-то в блокноты; осматривают со всех сторон, глядят так жалобно; разговаривают странно, аккуратно, будто боятся чего-то. Но ничего не объясняют. Не говорят прямо, умалчивают. Он смотрит с испугом на окруживших его людей, сглатывает шумно, впиваясь ногтями в ладони. Он не помнит. Не знает. Хватит спрашивать. Хватит давить. Хватит.       Дождь за окном не прекращается. Капли хаотично скатываются по окну, переплетаются в своеобразном танце и превращаются в единое целое. Огни ночного города пролетают быстро, глаз не успевает запомнить красивые улицы. Внутри пустота и безразличие. От них не хорошо и не плохо. От них никак. В квартире тепло, свет желтоватый, пахнет корицей. Совсем не как дома. Его проводят в гостиную — красивую такую, уютную, — усаживают на мягкий диван. — Пока идёт следствие, поживёшь у меня, — добрый на вид мужчина протягивает большую кружку какао. — Чего ты так долго! — выбегает из комнаты девчушка, забавно так надувает щёки от обиды, расставляя руки по бокам. — Прости, принцесса, — мужчина разводит руки в стороны, заключая ту в тёплые объятия. Она мигом меняется в лице, утыкается в шею. — У твоего папы работы много, — поглаживает по спине. — А это кто? — удивлённо смотрит в сторону сидящего на диване, и пальчиком указывает, хоть и прекрасно знает — неприлично так делать. — Это… временный гость. Он поживёт с нами какое-то время. Девочка встаёт перед ним, голову в бок наклоняет, пытаясь рассмотреть лицо, скрытое за длинной чёлкой. — Как тебя зовут? В ответ тишина. — Эй! — машет руками. — Неприлично, вообще-то, игнорировать, когда к тебе обращаются. — Ханаби, будь добрее. Ему нужно привыкнуть, был тяжёлый день, — кладёт руку на маленькое плечико. — Авантюрин, — голос тихий, взгляд всё ещё прикован к кружке в руках. Тепло.

***

      Веритас нахмурил брови и прикусил губу, сжимая ручку чашки. Он перевёл взгляд на Ханаби, долго обдумывал сказанное. Сомнения кружили над головой, мельтешили, то и дело заставляя спотыкаться о собственные мысли. Ему должно быть всё равно на чужое прошлое, каким бы оно ни было. Тем более, когда это прошлое Авантюрина, которого он, ровным счётом, и не знает. Захочет — расскажет. Но он не расскажет. Зальёт все проблемы алкоголем, проигнорирует мир вокруг, замкнувшись в четырёх стенах своего сознания, медленно потухая. И Веритас бы не мешал этому, какой смысл? Человек, знающий только путь саморазрушения, подобен бомбе замедленного действия — всё равно найдёт способ уничтожить себя, утащив за собой людей вокруг. Только вот, от чего-то ему не плевать. Может, те пьяные слова оставили след на сердце, а, может, выжигающее внутренности чувство вины за Жуань Мэй не позволяет отступить на безопасное расстояние. — И почему я должен верить твоему рассказу? — изогнул бровь. — Я разве похожа на человека, который будет врать о таком? — улыбнулась, опираясь щекой о ладонь. — Да и он не расскажет сам. Предпочтёт уйти от темы. — Чем закончилось его дело? Ханаби сложила руки на груди, улыбнулась краешком губ, смотря в окно. — Я рассказала, что знаю, — она немного помедлила, как бы подбирая слова. — Вы его друзья, вроде как. Странно не знать ничего о человеке, с которым общаешься. — Я не… — Разве? — театрально удивилась. — Чего же тогда до сих пор тут сидишь, а не спишь себе спокойно? Веритас поджал губы, опустил взгляд в чашку. Ханаби удовлетворённо хмыкнула, складывая ногу на ногу. Он повернул голову, рассматривая мирно сопящих через плечо. Мог ли Авантюрин действительно знать, что было в его стакане? Смотря на его такое беззащитное и спокойное лицо, верить не хотелось. Но и от Ханаби не чувствовалась ложь. Иначе, зачем ей было рассказывать всё это? Та встала с места, помахала рукой в знак прощания и тихонечко закрыла за собой дверь, оставляя Веритаса наедине.

***

      Зрение фокусировалось через раз, веки тяжёлые, неприятно так разлипались. Перед глазами знакомая белая штукатурка, с редкими трещинками по углам; окно прикрыто жалюзи, которых, вроде, никогда не было даже; в воздухе осел приятный запах заварного чая, с нотками разных трав. Перевернуться на бок оказалось сложнее, чем понять происходящее — желудок сворачивался в тугой узел, пока боль отбивала барабанную дробь в висках. Причина такого состояния оставалась где-то за кулисами, блёклым пятном только изредка напоминала о себе.       В ванной зеркала всё ещё нет, и хорошо — разбил бы снова, лишь бы не смотреть на огромные круги под глазами и неестественную бледность. Холодный душ не снимал усталость и не бодрил, от него только сильнее ныли мышцы, и хотелось прекратить эти страдания случайным ударом головой о что-то тяжёлое. В груди какая-то странная пустота, ни единой эмоции. Знакомо. И, обычно, этому радуются, но от чего-то гнетуще давит, мысли путаются меж собой тонкой нитью, что обрывается на половине. Тошнота подступает к горлу неприятным комом, заставляет сложиться пополам. Воспоминания, которые Авантюрин настойчиво прогоняет — даже знать не хочет, в какую задницу залез в этот раз, — кружат в танце, как бы насмехаясь. Они смешиваются в блёклое нечто, растекаются по чистому холсту грязными пятнами, точно издеваются.       Приложив титанические усилия, чтобы заставить себя сдвинуться с места и выйти из ванной, Авантюрин плетётся на кухню, но останавливается в дверном проёме, непонимающе смотря на Веритаса. Какого чёрта он вообще здесь? Резкая боль заставляет пошатнуться, жмурясь и тихо шипя. Перед глазами мелькают мутные образы Ханаби, сидящей на кухне вместе с Веритасом. Осознание приходит молниеносно, дыхание учащается, пальцы рук неприятно покалывает. — И тебе доброе утро, — Веритас выглядел спокойным, будто это будничная ситуация. Авантюрин до боли закусил щёку, нервно выдохнул, потирая чуть трясущейся рукой лицо. Смотрел по сторонам, пока его прожигал взгляд напротив, что-то там бубнил себе под нос. — Слушай, — помотал головой, отгоняя неприятные мысли, — Не знаю, что ты там себе надумал после её пиздливого рассказа, но это не правда, окей? — наконец нашёл в себе силы смотреть прямо. — Ханаби та ещё дрянь. Забудь просто. — Меня не волнует твоё прошлое, — небольшая пауза. — Ты знал, — Веритас облокотился о кухонную тумбу, не сводил взгляд. Авантюрин долго смотрел в ответ, совсем потерявший нить разговора. Хмурил брови, пытался понять холодное спокойствие напротив. — О чём ты? — неуверенно протянул. — Вспоминай, — приказной тон заставил напрячься. В памяти бездумно блуждали мыльные картинки, иногда яркие, иногда совсем тусклые, почти обесцвеченные. Они маняще мерцали, больно бились о череп. И он неосознанно отгонял их, прятал лицо — лишь бы не смотреть. — Ты хоть знаешь, что из-за твоего безответственного поступка, Топаз могли изнасиловать? — не выдержал Веритас. — Или тебя волнует только мимолётная эйфория? Авантюрин прикрыл рот рукой, отводя глаза, будто это могло его спасти от сжирающего взгляда. Картинки обретали формы и цвета — протяни только руку, чтобы нащупать. Но он стоял столбом, вдыхал свинцовый воздух, ощущая, как плавятся лёгкие. — И, если бы она не смогла мне позвонить, то, Эоны знают, что бы с вами там произошло, — продолжал давить. — И Ханаби, которую ты так ненавидишь, здесь совсем не при чём. Может, пора прекратить перекладывать ответственность на других? Авантюрин молчал, смотрел куда-то перед собой, мысленно отрицая всё сказанное. Нет. Всё совсем не так. — Ты знал, — нотки разочарования отчётливо резонировали в ушах. — Знал, куда идёшь. И не сказал Топаз. Заставил её волноваться. Так ответь на вопрос, — он подошёл на шаг ближе, выпрямляясь, — Почему? — Я не… Я просто… Авантюрин не поворачивал голову, застыл в полуобороте, нервно кусая губу. Ворох воспоминаний настойчиво ворвался в сознание, пронизывая всё тело тысячью иголок, неприятно колющих кончики пальцев. — Проблема совсем не в Ханаби. Проблема в тебе. Слова, которые так страшно было слышать, выстрелили дробью прямо в грудь. Уголки губ нервно задрожали, пальцы сминали края футболки. Проблема в тебе.       Эти слова он слышал не раз. Часто не соглашался, пытался отстоять свою правду. Но, чем чаще тебе это говорят, тем чаще начинаешь задумываться над смыслом этих самых слов — верить в них. Проблема в тебе.       Авантюрин не был идеальным — хотя бы это он понимал. И никогда не давал каких-то надежд, чуть ли не с порога говоря: «Я проблемный». Но слышали ли его? Проблема в тебе.       Несправедливость. Он такой же человек — со своими чувствами и эмоциями. Он также имеет право ошибаться и спотыкаться. Все люди это делают, так почему нельзя ему? Что, если он просто жертва обстоятельств? Думал ли кто-то об этом? Конечно же, нет. Потому что это только его проблемы. Потому что всех привлекал лишь красивый фантик, но вкусив горечь конфеты — тут же выплёвывали. Проблема в тебе.       Слова въедаются под кожу иголками, выжигают уродливые узоры на ней, чтобы каждый мог лицезреть. Смотрите, он вновь подумал, что его поймут! Ха! Плавал в сладких грёзах надежд и мечт, сияющих ослепительно ярко, затмив собой серую реальность. Он серьёзно подумал, что такой, как Веритас способен смотреть глубоко? Нервный смешок эхом прошёлся по комнате, отскакивал от стен, врезаясь прямо в грудь. — Я сказал что-то смешное? — Нет, — провёл рукой по лицу, — Просто забавляет, что ты обвиняешь меня, когда не знаешь и части всей ситуации. — А ты мне её объясняешь? — изогнул бровь. — Ты молчишь, а значит, соглашаешься с моими словами. — Считаешь, что понимаешь меня? — брови свелись к переносице. — Думаешь, я идиот такой, специально наглотался дряни и решил нервы вам потрепать? — Тем не менее, ты мог предположить, что, идя в наркопритон, не стоит пить что попало. Это я ещё молчу о причине твоего визита. — О! Я успел совсем забыть, что люди, рождённые с золотой ложкой в заднице, не способны ставить себя на место других. А Топаз не сказал, потому что иначе бы она меня не пустила. Или предлагаешь снова всё делать в тайне, чтобы потом выслушивать твои нравоучения? — театрально покачал головой. — Ах, точно, я ведь их выслушиваю в любом случае. Личная подписка на подкаст. — Я бы и не оказался в такой ситуации, — сухо подмечает Веритас. — А с Топаз, я уверен, ты бы смог договориться. — Не оказался бы? — Авантюрин выпрямился, разведя руки в стороны. — Что же ты тогда в суде забыл? Веритас долго не сводил взгляд. Все слова в миг потеряли свой смысл, если таковой вообще был. Почему он стоит здесь? Почему пытается донести простые истины тому, кто отрицает реальность? — Это никак не относится к изначальной теме разговора. Я тогда не мог контролировать ситуацию. — Прости, я ведь забыл, что ты у нас самый чистый на свете человек, — злостно заулыбался. — Только тебе позволительно тыкать в чужие ошибки, не замечая своих. И всё же Веритас терпит. Стоит ровно, смотрит трезво, игнорирует колкие слова, задевающие что-то хрупкое внутри. И не понимает. Не понимает, почему Авантюрин, сделав шаг вперёд, пятится назад, когда шагают в ответ. — Уходи, — указывает ладонью на дверь. Сил спорить нет. Как и пытаться объяснить благие намерения, что очерняют каждый раз.

***

      Последний месяц тянулся, кажется, бесконечность. Каждый день отдавал только порцией гнетущих мыслей, что непрекращающимся потоком кипятка обмывали тело. Авантюрин почти не выходил из дома — не мог. Вёл себя тихо, даже курить старался в окно, чтобы лишний раз не беспокоить соседа. Не хотелось вновь ощущать этот липкий взгляд, в котором граничили жалость и презрение. Первое ему не нужно, а второе — просто неприятно. Топаз уехала в родной город, часто писала, разбавляя однообразные дни кучей фотографий красивых видов. Хотелось улыбнуться, ответить что-то не односложное, но в голове дыра. Он не рассказывал о разговоре с Веритасом. Боялся, что она будет вторить голосу, что, то и дело, твердил: «Проблема в тебе». Потому что, как бы Авантюрин не пытался убедить себя в обратном — был согласен с ним. Он мог не оставлять Топаз одну. Мог сразу рассказать, а не утаивать. Мог, но осознанно выбрал другой вариант. Голос раскрывал бессознательное, твердил свои условия, а Авантюрин покорно следовал ему.       Никотиновая зависимость вынуждала выходить на улицу. В такие моменты Авантюрин мысленно чертыхался на свою дурную привычку, даже подумывал, наконец, бросить курить, до момента, пока терпкий привкус сигарет не дарил минутное расслабление. Иначе бы, врос в кровать, растворившись в бардаке, который не было сил убирать. На почте висят непрочитанными сообщениями задания профессора Янга, сделать которые сил не находилось уже неделю. А надо бы. Кажется, там кейс с гражданскими правами — Топаз как-то упоминала в сообщениях. Но тёплое одеяло не отпускало, являлось защитным барьером, отгоняющим дурные мысли. Укутываясь сильнее и пряча голову, они не доставали своими цепкими лапками, не путали сознание в паутине, воплощая страхи во снах, из-за которых лёгкие больно сжимались каждый вдох.       Однако, утром не становилось легче. Первые минуты пробуждения тянулись сладкой патокой, пока реальность не успевала оставить горькое послевкусие. Во сне хорошо, во сне не преследуют ошибки прошлого. Наверное, в какой-то степени Авантюрин теперь понимает сестру. Куда проще раствориться, чем выносить груз собственных выборов, что лабиринтом ведут в тупик.

***

      Студенты толпились у забора университета, бурно обсуждали, скорее всего, проведённое лето. Хорошо, что музыка перебивает весь этот шум — слушать разговоры, даже отдалённо, противно. Где-то сбоку, ближе к стенду с объявлениями, виднелся знакомый силуэт, внимательно рассматривающий выцветший плакат с Жуань Мэй, коих раньше висело на каждом столбе. Теперь же, многие из них давно валялись среди бычков и одноразовых стаканчиков. Люди, проходящие мимо, только странно косились, мерзко так перешёптывались, кто-то даже посмеивался, пока тёмная макушка с грустью опускала плечи. И Авантюрин бы разогнал этих мудаков, да только настойчивый голос шептал на ухо отвернуться. И он повиновался.       Бычок летит в ближайшую урну, из груди вырывается тяжёлый вздох. Топаз ещё неделю где-то будет в родном городе, а потому Авантюрин вынужден проводить скучные пары в гордом одиночестве. Хотя, наверное, это даже к лучшему. Случившееся всё ещё не отпускает, напоминает каждый раз, когда Топаз искренне интересуется его состоянием.       Аудитория уже заполнена шумными студентами, что по странному расселись: скопились в одном ряду, а среди пустующего — только вьющийся от осенней влажности затылок. Авантюрин сел за последнюю парту, где они с Топаз любили незаметно отсыпаться, пока один из них записывал конспект. Наблюдать пустое место подле себя несколько странно. Правда, таковым оно продержалось совсем недолго — незаметно подсела Ханаби. Она уложила голову, склонив её чуток вбок, на тыльную сторону ладони, в полуобороте смотрела со странной улыбкой. — Что на этот раз? — закатил глаза. — Ты не отвечал на сообщения, — пожала плечами. — Ближе к делу. — Это по поводу него, — Ханаби шире улыбнулась, кивком головы указывая в сторону Веритаса. — Вы, конечно, молодцы, что заставили птенчика вернуть долг, но… — небольшая пауза, — У вас появились проблемы. — Проблемы? — переспросил, выгибая бровь. — Не догадываешься? — Причём тут он, когда в центре тех событий был я? — Не будь идиотом, — тяжело вздохнула. — Пока ты был под трипом, твои друзья были готовы выбить из него всё дерьмо. Как думаешь, оставит он это просто так? Авантюрин провёл рукой по лицу, прикрывая глаза. — И что я должен с этим сделать? — Авантюрин, — маска в миг спала, она серьёзно глянула в глаза напротив. — Не будь ты придурком, решившим выпить коктейль, который тебе поднёс постоянный посетитель сомнительного клуба, сейчас бы этого всего не происходило. Я предупреждала, — Ханаби шумно выдохнула, постукивая пальцами свободной руки по столу. — Если он смог вновь поднять шум вокруг пропажи Жуань Мэй, не сомневайся, что доберётся и до тебя с Топаз. — С чего вдруг ты так любезно решила мне об этом сообщить? Переживаешь? Я польщён. — Мне жаль твоих друзей, которых ты втянул в это, — с этими словами она поднялась с места. Авантюрин было хотел ответить, но в аудиторию зашёл профессор, призывая студентов к тишине. Он провожал её взглядом, сжимая кулаки до побелевших костяшек. Какое же блядство. Было бы куда проще, если бы ситуация касалась только его — найти лазейку любым доступным способом не проблема, — но Топаз и Веритас действительно не виноваты, просто неудачное стечение обстоятельств.       Пара прошла, на удивление, незаметно. Правда, преподавателя Авантюрин совсем не слушал — слишком сильно погрузился в раздумья. Сандей хитёр и это — проблема. Пригрозить рассказом о его «культурных» делишках? Нет. За месяц, вероятно, он уже смог придумать себе хорошее оправдание. Омерзительные перешёптывания в сторону Веритаса тому доказательство. Поговорить? Вариант сомнительный. Это покажет ему превосходство, а значит, развяжет руки. Может, подобраться через его сестру? Звучит разумно, да только, с чего вдруг им общаться? Подойди он на метр к ней без особой причины — Сандей подорвётся на месте. Эта мысль вызвала лёгкую улыбку. Из чертога разума его вытащил громкий голос профессора. — Меня радует, что многие из вас хорошо справились с домашним заданием, которое я отправлял всем на почту, — преподаватель присел на край своего стола. — Поскольку в этом году мой курс теперь углублённый, то вам предстоит познать настоящую работу. Совместно с профессором Химеко, мы приняли решение разделить вас на несколько групп. Одни будут работать в адвокатуре, другие — в прокуратуре под руководством профессора Лебедь и Фу Сюань. Ваша задача помогать нам на заседаниях. По аудитории прошёлся гул. Среди большого количества восторженных возгласов, отчётливо слышались недовольные перешёптывания. Профессор поднял руку в жесте, призывающем к тишине. — Не переживайте раньше времени. Мы не будем брать дела, которые бы вы не смогли осилить. Итак, возвращаясь к вашим обязанностям: выступать в роли адвокатов и прокуроров будут преподаватели. Вам же нужно внимательно смотреть и запоминать, потому что, если мы увидим, что кто-то из вас достаточно хорошо себя показывает, то обязательно попросим выступить с нами. Для эффективности работы, лучшие из вас получат зачёт по нашим предметам. — Извините, — кто-то из студентов поднялся с места. Авантюрин лениво перевёл взгляд. — Но разве это честно? Мы на Вашем курсе изучаем адвокатское дело, так почему кто-то из нас будет выступать в роли прокурора? — Хороший вопрос! — воодушевлённо подметил профессор. — Адвокатура и прокуратура связаны между собой. Для того, чтобы составить хорошую линию защиты, вам нужно понимать принцип работы прокурора, и наоборот. — Не слишком ли рано нам ходить на заседания? — следом за однокурсником встал Сандей. — Это ведь реальные люди, которым нужна помощь. Если кто-то из нас ошибётся? Какой правильный, аж зубы сводит. — Я понимаю Ваши опасения, — кивнул, — Однако, все преподаватели нашего университета квалифицированные специалисты. Не стоит переживать. Мы прекрасно понимаем, что вы только учитесь, а потому, никто не просит от вас идеального исполнения. Мы можем весь год давать вам однотипные задания, ответы на которые можно подсмотреть у соседа или же в интернете, но даст ли вам это нужные знания? Думаю, ответ очевиден, — преподаватель взял в руки лист. — Итак, Авантюрин, Веритас, Ханаби, Сандей и Робин будете работать вместе с профессором Химеко. Авантюрин некоторое время тупил взгляд перед собой, пока озвучивались остальные имена. Мисс Фортуна услышала его мысли? Ведь работая в такой команде, появляется идеальный шанс сблизиться с Робин без лишних подозрений. А значит, Сандею ничего не останется, кроме как капитулировать. Идеально! Осталось только продумать всякие мелочи, хотя, импровизация тоже сойдёт.       Звонок прозвенел. Авантюрин тут же выдвинулся на заслуженный перерыв — курить. Но не успел он даже достать сигарету, как за его плечо дёрнули. Он обернулся, рассеяно рассматривая хмурого Веритаса. — Что ты задумал?