В мокрых футболках

      Временами Петя Хазин впадал в ступор (а порой — и в полнейший ахуй) от того, с кем связался вроде как по судьбе.       Игорь — конечно, серьёзный и сильный мужик под два метра ростом, который одним мизинцем свернёт шею любому негодяю. Но иногда (или чаще, чем иногда) он ведёт себя как маленький ребёнок. А то и хуже.       Заболевая, дети хотя бы осознают, что скорее всего самостоятельно не поднимутся с кровати, а если всё-таки смогут — сделают себе только хуже. Поэтому строят жалобные моськи, жалуются родителям и благоразумно остаются дома, не видя в этом ничего зазорного.       Игорь же, тридцатипятилетний (!) лоб, судя по всему, на инстинкты давно забил и своего болезненного положения в упор не осознавал. Поэтому Пете, как более адекватному и ответственному партнёру, пришлось играть роль агрессивно-заботливой мамы. После матершинных причитаний он на пальцах объяснил Игорю, что такое отгул, и потащил его за ручку обратно домой, не обращая внимания на недовольное сопение через заложенный нос.       Ну, правильно. Мужики ведь — не дети. Мужики не жалуются, не плачут и не болеют.       А Игорь Гром — самый первый мужик среди мужиков.       — Да всё нормально со мной, — хмуро отмахивался он от перекрёстных нападок, как вор на допросе.       — Ты давай, Игорёк, не спорь, — быстро отрезал Фёдорываныч, тут же заслужив восхищённый Петин взгляд.       Ему надо бы так же научиться. Затыкать Игоря одной фразой — прелесть же, ну. Просто находка для душевного равновесия.       — Иди лучше, — тем временем добавил Прокопенко, — поправь здоровье. А преступность подождёт.       — Она никогда не ждёт, — пробормотал было Игорь, но никто его, конечно, не послушал.

***

      Согласно «Гугл картам», рядом с угодьями Грома значился только один захудалый магазин небезызвестной сети — и тот без кассы самообслуживания. Стоя в очереди перед дотошной бабкой, пересчитывающей мелочь на ладони, и парнем, которому кассир предложил уже весь ассортимент сигарет, Петя изнывал от нетерпения.       А вдруг Гром без него уже улепетал обратно в участок?       Как ни странно, через минут пять-семь Петя, нагруженный пластиковыми пакетами и слегка задыхающийся от бодрого полубега, обнаружил Игоря там же, где оставил в прошлый раз — на потрёпанном диване в гостиной.       Выглядел он при этом совсем не очень. Бледный, мокрый и измученный, как нарик в ломке.       — Тебе больничный, походу, придётся брать, — сказал Петя, водрузив пакеты на стол в кухне.       Игорь через всю комнату наградил его взглядом, за который в других обстоятельствах можно было бы и в лицо прописать, и с недовольным бурчанием отвернулся к стене:       — Щас часик полежу, оклемаюсь.       Петя в ответ смерил его взглядом в десятки раз хуже, раздражённо дёрнул бровью, но спорить не стал. Бесполезно.       — Как скажешь. Аптечка у тебя где?       — В комоде возле двери посмотри.       Петя посмотрел. Перерыл кучу ненужного хлама и нашёл железный ящичек с красным крестом. А в нём — две старые упаковки с бинтами и вот уже как пять лет как просроченный аспирин.       — Блядь.       — Что там? — уже с закрытыми глазами спросил Гром, когда Петя вернулся к дивану.       — Вот именно, что ничего. Схожу ещё в аптеку. А ты лежи, ок? Градусник-то хоть есть?       Игорь ответил не сразу.       — Наверное… Должен быть где-то.       — Ясно, не грузись. Куплю, — Петя нагнулся и приложил ладонь к чужому пылающему лбу.       Для верности очень осторожно повторил то же самое губами — руки ещё не отогрелись с улицы. Впрочем, и без градусника было ясно: Грома пригвоздил к дивану довольно серьёзный жар, стремительно разливающийся по всему телу.       Пете на секунду даже стало немного страшно.       — Это… может, «скорую»?       Гром повернул голову, разлепил покрасневшие глаза и твёрдо заявил:       — Какую к херам «скорую», Петь? Щас часик полежу и…       — И оклемаюсь, я понял. Лежи тогда. Раздеться помочь?       Гром смущённо заворчал, что сам может, не безрукий же. И драматично шмыгнул носом.       Петя не стал настаивать. Притащил ему одеяло и подушку из спальни, а сам, даже не накинув пальто, сиганул в «Планету здоровья» — не бог весть что, зато рядом.       Петя толкнул стеклянную дверь аптеки, удручённо выдохнул и снова встал в очередь перед прилавком — за той же самой бабкой с пакетом из продуктового.        И как такое возможно вообще?

***

      Затолкать в Грома купленные таблетки оказалось проще, чем Петя думал. Угрожать почти не пришлось.       Наверное, Игорь уже начал потихоньку осознавать всю серьёзность своего положения и Петиных намерений. Потом он в несколько глотков осушил целую кружку чая и почти моментально уснул, накрывшись одеялом чуть не до подбородка. Петя подоткнул краешки, вздохнул и ушёл на кухню.       Куриный бульон он готовил впервые в жизни, на каждом этапе сверяясь с видео-рецептом. Храни Господь всех этих домохозяек с их каналами на «Ютубе».       Когда Петя закончил, на улице уже порядочно стемнело. Прошёл мелкий дождь: коротко постучался в стекло и перестал. С улицы потянуло сыростью, под горящей лампочкой собралась стайка кровожадных комарих.       Отгоняя их, Петя притворил запотевшее окно, сел за кухонный стол и ненадолго завис в телефоне — ровно до того момента, как из темноты послышался севший голос Грома.       — Ты ещё здесь? — сонный, не до конца одупляющий.       Такой смешной.       — Приму это за «спасибо», — сказал Петя, вставая с места. — Спасибо, Пётр Юрич, что спас мою жопу. Снова.       Повторный осмотр не показал улучшений. Лоб до сих пор горячий, теперь ещё и покрытый лихорадочной испариной. Градусник пропищал и вывел на экран 37,5 — самую уёбищную простудную температуру.       — Ты как сам-то? — устраиваясь рядом, спросил Петя.       — Нормально, — на автомате ответил Гром, пожав плечами.       — Ну а честно?       — Просто… недомогаю. До завтра, думаю, отлежусь.       — Я напишу Прокопенычу, — Петя откинул голову Игорю на плечо, устраиваясь поудобнее. — А тебе надо похавать.       — Не хочу есть.       — Не помню, чтоб я тебя спрашивал.       Суп и правда неплохо зашёл. Ели прямо на диване, по очереди и из одной тарелки  — единственной глубокой тары, больше похожей на салатницу, которая нашлась в шкафу над мойкой.       Петя пересолил, правда, слегка. Но Гром сказал, что норм. Есть можно. Значит, не зря старался. Значит, спасибо, Пётр Юрич.       — Петь… — ковыряясь ложкой в супе, сказал Игорь, когда они почти всё съели.       — М-м?       Петя сидел рядом, с трудом удерживая веки открытыми. Ноги налились тяжестью, мышцы постепенно деревенели и почему-то отдалённо начинало ломить спину. Он и не заметил, как вымотался.       — Останься?       Гром так и сказал — с ублюдской вопросительной интонацией. От которой даже обидно как-то стало: если б Петя так не забегался, обязательно бы возмутился.       — Помрёшь без меня, что ли? — лениво подколол он.       — Помру, — неожиданно серьёзно ответил Игорь.       Петя устало погладил его по влажным от пота волосам.       — Пошли хотя бы в кровать ляжем.       Они бы и на диване плюс-минус уместились (проверено), но конкретно сейчас хотелось бóльшего комфорта, чем просто провалиться в сон где попало, как бездомные замёрзшие псы. К тому же тащиться на работу с дикими болями в затёкшей спине — слишком дорогое удовольствие, когда тебе тридцать. Пете и в прошлый раз с лихвой хватило.       — Там… постельного нету, — помявшись, ответил Гром.       — Я застелю, — Петя посмотрел на него. — Сможешь дойти?       Гром фыркнул.       — Издеваешься? Я же не…       — …не безногий, — улыбнулся Петя. — Знаю.

***

      Утром, сквозь сон выслушивая третью по счёту трель будильника на телефоне, Петя наконец смог открыть глаза.       Игорь рядом не обнаружился. По звукам из кухни стало понятно, что он, наверное, готовит незамысловатый завтрак. Что-то из хлеба, молока и яиц. Может быть, с овощами.       Принюхавшись, Петя запоздало понял, что совсем не чувствует запахов и что всю ночь дышал через рот. Поёрзав в кровати, он приподнялся на локтях, вытерпел неожиданный приступ тошноты от элементарного движения и от души выматерился, ни к кому конкретно не обращаясь.       Его заключительные слова про такую-то жизнь утонули в прерывистом хриплом кашле.       В дверном проёме, просунув голову между шторами-висюльками, тут же нарисовался Гром. Живой, здоровый, вообще бодрячком. И без футболки, кстати.       — Доброе утро? — сказал он, закинув в рот круглую черри. — Помидорку хошь?       Петя упал обратно на подушки, накрыл горячее лицо ладонью и тихо завыл.       — Чтоб ещё, сука, хоть раз я тебе помогал! — от вибраций собственного голоса мутило только больше: — Как мне теперь на работу идти?       Матрас прогнулся под весом севшего рядом Грома. Под боком разлилась ознобная прохлада. Чужое дыхание защекотало сначала щёку, потом — лоб.       — Давай я объясню тебе, — заговорил Гром издевательски ласково, — что такое отгул.       Петя в бессилии отвернулся от него, яростно комкая наволочку пальцами.