В мокрых футболках

      Каникулы начались в середине июля. Сессия закрыта, экзамены сданы — в случае Игоря все на «отлично».       Преподы иногда его даже слушать не хотели — видели эту морду, о которой легенды ходят по всему МВД, и сразу подпись в зачётке ставили. Иногда даже молча. И звали следующего. Вот такой вот «автомат» без балльно-рейтинговой.       Игорю порой даже обидно становилось как-то.       Солнце палило со всей дури, и всем хотелось лишь одного — быстрее съебаться из душной аудитории, взять холодного пива и позволить себе жить нормально хотя бы полтора месяца — без зубрёжки, семинаров и практике по криминалистике. И Игорь не исключение.       Впрочем, он себя знал. Попинает хуи неделю-другую, а потом снова сядет заниматься. Читать, анализировать, думать и в перерывах — убивать время в спортзале. Такой уж он.       Поэтому когда одногруппники позвали отметить окончание курса, он даже засомневался. С одной стороны, оно ему надо? Какое такое особое наслаждение находят студенты (да и школьники) в том, чтобы нажираться до утренней блевоты и накуриваться до потери пульса? Ему, Грому, в таких компаниях обычно некомфортно. В таких — в смысле, во всех.       С другой… Ну, пора уже показать себя коллективу кем-то бóльшим, чем просто ходячая шпаргалка и неиссякаемый источник молчания. А ещё…       Там же будет Петя.       Он с Москвы только в этом году перевёлся и уже завоевал всеобщее обожание. А ты попробуй не уважать чувака, который паркует батин белый «мерин» возле шараги и жрёт в люксовых ресторанах после пар. За спиной — хоть подавитесь желчью. Но в лицо-то никто не скажет.       Никто… а Игорь тут зачем?       Сильно он на Петю не гнал — только если тот реально заслужил. Временами хотелось крепко вмазать прям в середину его аристократичного лица. А временами даже возникало желание поддержать — ну не зря ж человек так на внимание со стороны напрашивается. Временами… ай, да похуй.       В итоге Игорь просто смирился. Да, Петя — та ещё штучка, здесь без преувеличений, но сквозь эту блестящую плёнку ему всё же удалось разглядеть нечто такое, хм… в общем, нечто более значительное, чем фарс, пафос и понт сыночка известно-какого-папаши.       В общем, на вечеринку в коттедже Игорь согласился. Фёдор Иваныч тогда чуть от радости не лопнул. Пра-альна, Игорёша, с людьми дружить надо!       Ну не получалось у него. Игорёшин максимум — это скромненько постоять с отпотелой бутылкой светлого, поглазеть на веселящихся с потока да отпустить пару-тройку шуток в сторону таких же как он отшельников. А через два часа свалить быстрее в общагу. Обещая себе больше никогда не лезть в это.       В тот вечер план пошёл жопой уже на первом пункте.       — А чё ты как не родной-то? — Петя улыбался, и это почти пугало. — Водки налить?       Сел перед ним за стоечку, весь такой элегантный, нога на ногу, посасывал подик и мотал носком адидасовской кроссовки из стороны в сторону.       — Не надо, — ответил Игорь, пытаясь изобразить равнодушие.       Они не были друзьями, нет.       Сначала Петя вообще здорово и очень театрально петушился, изображал из себя кого-то. Потом понял, что Игоря этим не проймёшь, перебесился и замолчал.       Тупо, но Игорь периодически ловил себя на мысли, что скучает по процессу притирки их характеров. Потому что сейчас их общение свелось к «привет-пока-дай списать право». Ну и вот сейчас… водки ему предлагает.       — Не надо, — повторил Игорь в ответ на настойчивый Петин взгляд.       И уже тогда заметил кое-что странное. Неестественно широкие зрачки, затопившие тёмную радужку. Заметил, завис и уже было открыл рот, чтобы высказать, но Петя его опередил. Встал, развернулся на пятках и пошёл к своим.       Игорь долго смотрел ему вслед. Хотелось по рукам себе надавать за то, что отказался. А ещё за то, что отпустил одного — вот так просто.       Впрочем, потом выяснилось, что его почти трезвая голова придётся Пете очень кстати.       Игорь почему-то больше не смог оторвать от Пети своего внимания. Виной то ли его странное состояние, то ли предчувствие чего-то нехорошего — чуйка у Грома была, и очень острая. Говорят, для следаков полезно.       Пришлось даже подойти поближе к основной сцене. От многообразия полупьяных лиц разбегались глаза, густой запах кальянного дыма щекотал ноздри. Игорь следил, стараясь оставаться в тени. Сам не знал зачем — просто чувствовал, что надо.       Петя отрывался по-полной. Игорь со счёта сбился, сколько шотов он в себя опрокинул. Два раза залезал на стол, самостоятельно спуститься сумел только единожды. Общался со всеми вместе и одновременно как будто вообще ни с кем. Вешался на каких-то парней с потока, кружочки в телеге записывал, ржал со всего подряд — и едва не светился, как урановая руда.       А потом, часом или около того позже, просто сел в уголочке, расплылся по тахте сдутым шариком и уставился пустыми чернющими глазами в никуда. Парочка синих товарищей пыталась его растормошить, но Петя, даже не открывая рта, послал их далеко и надолго. Минут пятнадцать он сидел вот так, в одиночестве, а потом вдруг сорвался с места и скрылся в межкомнатной арке.       Игорь за ним пошёл — уже не мог не пойти. Продрался сквозь толпу, вышел на тёмный первый этаж, постоял минутку у двери в туалет. Снизу, из щели, лился тёплый свет.       Тревога заставила Игоря подавить внезапный прилив смущения, занести кулак и тихонько постучаться костяшками пальцев.       — Петь? — спросил он. — У тебя норм всё?       — Гром? Ты чё… ты чё тут делаешь?       Игорь прикусил язык. А что ответить-то? Чё он тут делает?       — Поссать собирался, — соврал он.       А под каким ещё предлогом он в дверь к Хазину ломится, пока он на толчке сидит?       — На второй этаж поднимись, там свободно, — сказал Петя, плохо скрывая раздражение.       — А ты тут это… надолго?       — Чего, блядь? Хорош через сральник со мной базарить. Сказал же, отвянь, Гром.       Пока Игорь придумывал ответ поубедительнее, из туалета раздался страшный грохот, треск, скрежет и следом за ними — россыпь витиеватых матов.       — Петь… ты чё там, как? — Игорь взялся за ручку двери. — Жив?       — Блядь, съебись нахуй отсюда, пожалуйста, Гром… — и потом чуть тише: — Ёбт, ну какого хуя именно он?..       Игорь дёрнул ручку. Предсказуемо заперто.       — Открой.       — Свали.       — Открой, говорю.       — Свали, говорю.       — Я её щас с ноги выбью, слышишь?       Петя замолчал. Раздумывал, видимо, шутит Игорь или нет.       Игорь не шутил. И Петя, видимо, это понял.       Прошло ещё секунд десять, после — зашевелилась задвижка. На пол легла полоска жёлтого света, в узкой щели возникло угловатое лицо Хазина. Бледный, как полотно, глаза на полрожи, и кожа на лбу чуть блестит — Игорь это запомнил.       — Чё те надо? — Петя сдвинул брови. — Ну? Чё молчишь-то?       — У тебя это… кровь.       — Чё? — он приложил палец к носу. — Блядь!       — Дай-ка я…       Игорь невозмутимо потянул дверь на себя и двинулся внутрь.       — Нет! Не заходи!       Петина попытка захлопнуть дверь наверняка удалась бы — если б не вовремя подставленная Игорева нога в проёме (ей здорово досталось, кстати).       Пете пришлось отступить, запнувшись о перевёрнутое мусорное ведро, и выражение лица у него тогда было такое… Игорь даже описать не может. Как у приговорённого к смертной казни, что ли.       Ну а потом… известно что. На широком бортике раковины обнаружились платиновая кредитка и зыбкая белая дорожка. Наполовину снюханная. А при ближайшем рассмотрении Петиного ебала оказалось, что нос у него — как стол пекаря. Весь в муке.       — Петь… — Игорь сделал шаг к нему.       — Нет. Уйди.       Пришлось остановился.       — Ты же знаешь, что не уйду.       Странно, но упоротые в хламину Петины глаза вдруг наполнились блестящими слезами.       — Ну почему? — и голос у него аж задрожал от злости. — Почему?       — Что — почему?       Сначала Петя молчал, опустив глаза в кафельный пол. Потом хмыкнул и, не дав улыбке сойти с губ, заговорил:       — Именно ты, сраный, блядь, Гром… как же ты... Весь уник на тебе помешан, все вокруг только про тебя и говорят… даже мой батя, блядь…       Игорь молчал, готовый в любую секунду подхватить Петю, если он грохнется в обморок второй раз за вечер. Потому что судя по виду, он вот-вот собирался это сделать.       Но Петя оказался сильнее, чем выглядел. Проворно подлетел к Игорю бешеной фурией, схватил за рукав худи, ткнул пальцем ему в грудь и, задрав подбородок, заговорил как в бреду:       — А я что? Просто никчёмный торчок, которому дорога в ментовку заказана. Только с другой стороны, не как у тебя… Повсюду постоянно твердят, какой ты хороший, какой отличник, какое золото, молодая гвардия российской полиции, всё такое.       Игорь в ответ на этот припадочный трёп спокойно взял Петю за плечи и неожиданно для всех прижал к себе его трясущееся тело. Обнял крепко и уверенно, делясь своим теплом.       Хазин если и удивился, то виду не подал. И сопротивляться не стал: смиренно уткнулся носом Игорю в грудь и задышал как-то странно — надрывно и прерывисто. Потом выждал ещё секунду и обхватил Игоря руками, обнимая.       Что-то в этом отчаянном жесте затронуло и кольнуло Игоря прямо там, под сводом рёбер. В самое сердце.       — Одного не пойму, — сказал он, осторожно гладя Петю по волосам. — Тебя сюда учиться или лечиться отправили?       — На профилактику, — последовал сдавленный ответ. — Лечили меня в Москоу.       — Хреново, видать, лечили.       — Угу.       Петю снова пробило крупной дрожью, и он прижался ближе, наверное, неосознанно ища защиты. Игорю нравилось вести пальцами по его волосам — они у него мягкие-мягкие, гладкие такие, хоть и растрёпанные.       — Гений, конечно, твой папаня, если на профилактику в Питер отправляет… — сказал Игорь, чтобы тишина не так сильно смущала их обоих. — Тут скорее сторчишься и сдох…       — Он меня к тебе отправил, — вымученным голосом перебил Петя. — Посмотришь, типа, сынок, на настоящих ментов, и… короче, станешь нормальным. Ну и приплетает иногда, наблюдает за мной, туда-сюда, на тесты всякие возит, анализы заставляет сдавать. А я… нахуй я тебе сдался-то? Вот такой?       Петя оторвал свою голову от его плеча, посмотрел вверх — глаза на мокром месте, красные, под ними — сине-фиолетовые мешки. Больше похожий на мёртвого, чем на живого, и до сих пор напуганный.       Медленно моргал слипшимися влажными ресницами и ждал, пока Игорь решит его судьбу.       А Игорь что? Он только сильнее сжал Петю в руках, зная, что больше никогда не отпустит.       — Умойся давай сначала, — сказал он, когда сердце перестало болеть. — Потом наверх пойдёшь, уложу.       — Иди нах, дядь, — фыркнул Петя. — На тусах меня ещё никто не укладывал. От такого траха никакого удовольствия.       Игоря как током прошибло.       — Спать, говорю, уложу, — сказал он и дёрнул ручку крана-смесителя, едва не сорвав резьбу. — Давай-давай. Эту дрянь я смою и снаружи тебя подожду.       Петя посмотрел на него. Глаза уже не такие пустые, что-то в них тихонько тлело.       — Может, у меня ещё есть?       — Обыскать, что ли?       Петя пожал плечами.       — Тебе разрешаю.