Парень из моих сновидений

      Отношения со Скарамуччей начали складываться совсем не так, как надеялась Люмин. С первых дней совместного общения она мечтала о том, что их связь будет построена на взаимопонимании, доверии и поддержке. Как и любая девушка, вступающая в отношения с восхитительным и ярким молодым человеком, она надеялась найти в нем не только партнера, но и друга. Однако реальность оказалась гораздо сложнее, чем она предполагала.       Время шло, и Люмин все чаще начала сталкиваться с ревностью Скарамуччи, которая казалась ей вполне безосновательной. Он был настолько уверен в необходимости постоянного контроля над ситуацией, что даже обычные разговоры с однокурсниками вызывали у него волну недовольства. Сначала она даже находила это немного лестным — ведь его ревность могла быть признаком того, что он по-настоящему дорожит ею. Однако вскоре поняла: подобное поведение становится обременительным и напрягающим.       Простое общение с друзьями, особенно с парнями, вызывало в нем настоящий шторм эмоций. Например, когда она обменялась приветствием с Сяо, Скарамучча едва ли сдерживал себя. Это было нелепо и обескураживало Люмин, которая привыкла к более свободному общению с противоположным полом.       Но это была не единственная проблема. Скарамучча твердо верил в абсолютное превосходство своих решений. Он привык принимать важные решения за двоих и считал, что его мнение должно быть определяющим во всех аспектах их жизни. Это касалось практически всего, начиная от того, куда идти обедать, и заканчивая тем, как они видят свое совместное будущее. Одной из идей, которая прочно засела у него в голове, было желание, чтобы Люмин переехала к нему. Он словно на автомате представлял, что это будет идеальное решение для них обоих.       На протяжении нескольких дней он настойчиво уговаривал Люмин бросить все свои сомнения и шагнуть в это новое для нее пространство. Он описывал квартиру, которую снял, как настоящую мечту: просторную, с великолепным видом из окон, уютную и идеально подходящую для их совместной жизни. Он так увлекался своими рассказами о том, как они будут наслаждаться совместными вечерами, что невольно подчеркивал, что для него этот шаг был уже свершившимся фактом.       Тем утром они сидели в маленьком, но необычайно уютном кафе у университета. До зимней сессии оставалось около двух недель и, казалось, самым важным вопросом сейчас должна являться сдача экзаменов. Но не для Скарамуччи.        Люмин заказала капучино, а Скарамучча взял себе крепкий эспрессо, который так любил. В воздухе витал аромат свежей выпечки и горячего кофе, создавая атмосферу, располагающую к приятным разговорам. Но, к сожалению, беседа снова свернула в привычное русло.       — А теперь представь, что каждое утро, перед тем как отправиться на пары, мы будем завтракать вместе, — начал он с легкой улыбкой, которая обычно располагала людей. — Это же куда лучше, чем ходить по кафе. Я не понимаю, почему ты до сих пор не согласилась, — его голос был полон уверенности, будто от Люмин осталось получить лишь согласие.       Она посмотрела в его глаза, полные надежды, и, собравшись с мыслями, возразила:       — Мы встречаемся полтора месяца. Полтора! — подчеркнула она серьезность своих слов. Для нее это было поспешным решением, которое никак не сочеталось с ее привычным образом жизни и устремлениями. — Мне кажется, слишком рано принимать такие важные решения.       Скарамучча, не привыкший отступать, попытался привести последний аргумент:       — Но мы были вместе в прошлой жизни! — настойчиво напомнил он, словно это должно было расставить все точки над «i».       Люмин вздохнула, чувствуя, что ее терпение на пределе:       — Эй, о своих прошлых жизнях знаем только мы с тобой. Ты попробуй объяснить это моему дяде. Он точно не позволит мне переехать к кому-то, о ком даже не слышал, — ее голос дрожал от негодования и какой-то безысходности.       Однако Скарамучча оставался непреклонным:       — А мне ли не похуй, что он против? — резко бросил он. — Ты уже взрослая девочка, а все слушаешь своего опекуна. Я тогда просто приеду и заберу тебя, даже без вещей. Все, что нужно, мы купим.       Люмин возмущенно воскликнула, ее слова звучали громко, несмотря на тихую обстановку кафе:       — Скарамучча! Ты даже не пытаешься понять мою позицию! Это очень серьезное решение. То, что было в прошлых жизнях, осталось там. Сейчас у нас новая жизнь, и нельзя переносить старый опыт в нее! — стремительно допив капучино, она отставила чашку и почувствовала, как в ней нарастает волнение.       Его следующее заявление поразило ее:       — Ясно. Не стремишься к серьёзным отношениям, — сказал он с усмешкой, поднимаясь из-за стола, словно она просто не оправдала его ожиданий.       — Куда? А меня подождать не надо? — воскликнула Люмин, ошеломленная внезапной переменой в его настроении.       — Я в курилку к пацанам, тебе там делать нечего. Увидимся в универе, — бросил он через плечо, обернувшись на миг, перед тем как выйти за дверь кафе.       Люмин ничего не оставалось, как отправиться в университет в полном одиночестве. Пока она медленно продвигалась по тропинкам университетского кампуса, её мысли носились вокруг обиды и раздражения на характер Скарамуччи. Люмин вспоминала каждую мелочь, каждый спор и недоразумение, которые возникали с ним. Она была так поглощена своими мыслями, что не заметила, как врезалась в Сахарозу на одном из поворотов коридора.       Сахароза, со своей осторожностью и привычной рассеянностью, выпустила из рук стопку бумаг, которые каскадом разлетелись по полу. С тех пор как случилось неприятное недоразумение с фотографиями — предполагаемая отправка Люмин снимков Альбедо, и хоть в итоге выяснилось, что это была чья-то глупая шутка или подстава — между Люмин и Сахарозой натянулись незримые нити напряжения. Их отношение друг к другу стало видимой дистанцией, разбавленной лишь вежливыми приветствиями и формальными разговорами на тему учебы. Когда-то они были настоящими подругами, смеющимися вместе на переменах и готовыми прийти друг другу на помощь в любую минуту. Теперь же всё сводилось к обсуждению лишь учебных вопросов, как будто они находились в отношениях исключительно из-за необходимости.       — Сахароза, извини, я задумалась, — сказала Люмин, присаживаясь на корточки рядом с девушкой, чтобы помочь ей собрать бумаги. Она подняла один из листков и начала изучать его содержимое. На нем были распечатаны вопросы под заголовками «Билет №5», «Билет №6» и так далее, что явно указывало на подготовку к какому-то экзамену.       — Это что за предмет? Я не помню, чтобы мы такое изучали, — попыталась уточнить Люмин, слегка нахмурившись и вглядываясь в экзаменационные вопросы. — Нам разве уже скидывали билеты для предстоящей сессии?       Сахароза нервно схватила у неё листок и прижала его к груди, словно это был какой-то ценный секрет.       — Нет! — почти закричала она, её голос прозвучал громче, чем она, вероятно, ожидала, и в её глазах мелькнуло нечто, больше напоминающее испуг. — Это не тебе! И не мне! Это вообще не нашему курсу!       Сахароза, собрав остальные бумаги с земли и бросив одну короткую, полную скрытого напряжения улыбку Люмин, быстро скрылась в толпе студентов, оставив её стоять в глубоком растерянности. Люмин осталась в коридоре, глядя ей вслед.       Сахароза, крепко сжимая в руках листы с экзаменационными билетами, направилась в гардеробную. Чувство легкого волнения и неизвестности скользнуло по её телу, когда она накинула курточку и покинула здание университета, чтобы пройти на задний двор. Именно там было предназначено место для курильщиков, которое делилось на два участка: один для студенческой "элиты", и другой — для всех остальных. Сегодня же Сахароза, переполненная нервным ожиданием, направлялась именно к элитной зоне, куда её пригласили для особо важной встречи.       — Сахароза! — воскликнул Альбедо, идущий ей навстречу, широко улыбнувшись и помахав ей рукой. — Ты пришла! Значит, тебе удалось вчера проникнуть в кабинет дедушки и сфотографировать все билеты, правда? Удалось ли распечатать всё, как мы договаривались? И, конечно, ты удалил все фотографии с телефона?       — Да, Альбедо, — уверенно ответила Сахароза, кивая на аккуратно сложенную стопку бумаг. — Вот они, все билеты, которые мой дедушка подготовил для вашего экзамена. Я сделала всё по твоим указаниям.       — Молодец, — одобрительно прокомментировал Альбедо, стряхивая пепел сигареты. Глубоко затянувшись, он добавил: — Никто ничего не заметил? Вдруг кто-то заинтересовался?       — Я… — замялась Сахароза, её голос был чуть выше обычного от волнения. Она нервно сжала лист бумаги в руках, пытаясь унять дрожь. — По пути я встретила Люмин в коридоре и случайно уронила всю стопку… Она заметила один листок и спросила, что это за документы. Но ведь она даже не с вашего курса, поэтому, думаю, серьезных проблем возникнуть не должно, не так ли?       — А вот с Люмин мы разберёмся, не переживай, это моя территория, — в разговор вмешался Скарамучча, ободряюще посмотрел на неё, похлопал по плечу, затем улыбнулся. — Проблем не будет, она моя девушка, так что всё уладим. Давай сюда эти бумажки, я их положу в машину, пока никто не увидел, — он стряхнул окурок и протянул руку за бумагами.       — Спасибо, Сахароза, — поблагодарил ее Альбедо, удовлетворенно прикоснувшись губами к ее щеке. — Полагаю, наш договор выполнен?       — Да... Это значит, что ты больше не мой парень? — уточнила она, пытаясь скрыть разочарование в голосе.       — Эй, но это не значит, что мы снова незнакомцы. Ты доказала, что ты девчонка не промах. Можешь свободно подходить к нам и общаться. Считай, что ты теперь почти на одной ступени с нами, — Альбедо подмигнул и чуть подтолкнул ее к университету. — Пойдем, а то опоздаем на занятия.

***

      Каждую ночь для Скарамуччи превращалась в настоящее испытание. Он устал от однообразия своих кошмаров, от невыносимой повторяемости сцены, которая преследовала его сознание, как только он закрывал глаза. Уже перед сном он знал, что это снова произойдет, что его заботливый организм, требующий покоя, будет вынужден подвергнуться очередному мучению. Он тосковал по тому времени, когда сновидения показывали ему загадочную златоглазку, но теперь, когда личность девушки была раскрыта, сны стали живым воплощением ужаса.       Каждую ночь разыгрывалась одна и та же душераздирающая сцена, незатейливо скрывающаяся за маской ночного кошмара, который с годами не терял своей яркости и ужаса. Во сне Скарамучча, казалось, вновь ощущал все детали того страшного дня до мельчайших деталей: как он возвращался из колледжа с надеждой немного отдохнуть в родных стенах, как его сердце сжималось от неведомого предчувствия еще при подходе к двери дома.       Шаги вели его к той самой сцене: на полу, в обрамлении мягкого света, располагалось безжизненное тело матери. Страх застилал ему глаза, а в груди бурлила беспомощность. Слух обострялся настолько, что незначительный шорох заставлял сердце биться быстрее. Он всегда открывал дверь и сталкивался с фигурой убийцы — темный силуэт с напряженной аурой зла.       Но наступал момент, когда его смелость кончалась: как только взгляд встречался с лицом негодяя, вскользь обрисованного в тонкой тени, он просыпался. Скарамучча вскакивал, сердце его колотилось в бешенном ритме, голова раскалывалась от невыносимых болей, а по спине струился липкий холодный пот.       И не было того, кто мог бы стать для него успокоением в эти моменты. Он знал, что будь возле него Люмин, было бы проще. Он мечтал о том, как её нежноосветлённое луной лицо могло умиротворять его, делая каждую ночь чуть более выносимой, даря силы для сопротивления тьме прошлого.       Грамотно скрываемый под маской уверенности и харизматичного лидерства в университете, он всё же был тем ребёнком, трепещущим от кошмаров. Гордость мешала ему признаться в этом даже близким друзьям, даже Люмин...       Ирония в том, что тот, кто казался непобедимым королем университета, скрывал в себе уязвимую грань — он опасался, что его страхи могли быть высмеяны. Как он мог представить, что такой сильный, решительный человек, каким его считали окружавшие, одолеваем ночными видениями, которые казались слишком реальными?       И эта ночь, как и многие предыдущие, не прошла без мучительных кошмаров. Темнота окутывала комнату, и сны переплетались с реальностью, заставляя сердце учащенно биться и пробирать кожу холодным потом. Однако, на этот раз мысли оказались заняты совсем другим, что помогло отвлечься от пугающих образов. Сегодняшний день был особенно важен для них, ибо предстояло сдать тяжёлый экзамен у грозного профессора Эддисона. Этот преподаватель славился своим строгим характером и умением задавать вопросы, которые могли ввести в ступор даже самых подготовленных студентов. И все же, если они справятся с его испытанием, впереди их ждет долгожданное облегчение и заслуженный отдых до начала следующего семестра, что начнется только после новогодних каникул.       В телефоне уже заискрились новые сообщения в их закрытой элитной беседе. Группу составляли он сам и его верные товарищи: Альбедо, Тарталья и Дотторе. Также было сообщение от Люмин. Люмин Доброе утро❤ Удачи сегодня на экзамене!

Скарамучча

Спасибо

И тебе доброго, златоглазка

Чат «Элита»

Альбедо Ну что, пацаны, сегодня решается: в армию мы или продолжаем учёбу!

Скарамучча

Эй, если твоя Сахароза достала нам правильные билеты, то все пройдет гладко!

Альбедо Ребят, у нас же все в силе: если мы сдаем экзамен, сегодня едем кататься по городу с громкой музыкой и бухлом?

Скарамучча

Ага, а кто за рулем?

Альбедо Хз Дотторе, кстати, ты с нами? Да, ты учишься на другом факультете, но может порадуешься за лучших друзей и сядешь за руль?) Дотторе Ага, и так работаю днями и ночами. Ещё и вас развозить! У меня, между прочим, тоже экзамен, только завтра.

Скарамучча

А где у нас вообще Тарталья?

Чего он ничего не пишет?

Альбедо Хз, в последнее время сам не свой Тартальюшка, дорогой, ты соизволишь сегодня одарить нас своим царственным приходом на экзамен? @Tartaglia Спит что ли? Ща ему позвоню       Тарталья действительно все еще спал и, кажется, если бы не Альбедо, то и вовсе проспал бы экзамен. Тарталья Я хз насчет вашего предложения покатушек по городу

Скарамучча

В своём уме? Ты чо? Ты же всегда за любой кипиш. Че у тебя там случилось такого?

Тарталья Ничего Скар, поговорим после экзамена? Недолго

Скарамучча

Ок, да хоть долго. Если я сдам, то я весь твой, мой дорогой)

Альбедо Видела бы это Люмин...

***

      Скарамучча был готов первым приступить к экзамену. Его карманы были полны шпаргалок, чем он и воспользовался, когда вызвался отвечать. Каждый студент, подходивший к столу преподавателя, получал экзаменационный билет и имел десять минут на подготовку своего ответа. Ответ можно было писать на чистом листочке и пользоваться им во время устного выступления.       Как только Скарамучча отошел от стола, в аудитории наступила тишина. Все наблюдали, как ловко и уверенно подходит к столу Альбедо. Он славился своей феноменальной памятью и остроумием, так что, когда ему вручили билет, он едва взглянул на него.       — Можно ответить сразу? — спросил он с вежливой уверенностью, вызывая легкое удивление у профессора. И действительно, Альбедо начал свой блестящий ответ, практически не задумываясь, что вызвало одобрительные кивки не только преподавателя, но и других студентов. Профессор, слыша как уверенно и подробно Альбедо отвечает даже на дополнительные вопросы, не колеблясь поставил ему высшую оценку.       Следом за ним к столу направился Тарталья. Студенты знали, что эта «элитная четверка» всегда задавала тон на экзаменах. Каждый раз первыми отвечали те, кто считались лучшими в этом учебном заведении, чтобы остальные не тратили их драгоценное время. Однако на лице Тартальи была заметна неуверенность и некоторое замешательство.       — Эй, Чайльд, иди, — шепотом подбадривал его Скарамучча, пока лихорадочно переписывал ответы из своих шпаргалок.       — Студент Тарталья, мы долго вас будем ждать? Я пошел на поводу ваших неформальных правил и спрашиваю не по списку. Так не задерживайте очередь, — подняв брови, строго сказал профессор.       Тарталья неохотно встал из-за парты и, почти не отрывая глаза от пола, направился к столу преподавателя. Он схватил билет, но взгляд его оставался потерянным, как у барана, уставившегося на новые ворота. Он сел за парту, что-то писал, перечеркивал, снова писал и снова перечеркивал. На лице его виднелись мрачные складки, выражавшие глубокую сосредоточенность и внутреннюю борьбу.       Скарамучча, наблюдая за ним, невольно удивлялся: обычно предусмотрительный и готовый ко всему Тарталья выглядел таким беспомощным и растерянным... Что же случилось с Тартальей, что лишило его обычной уверенности?       Однако задумываться о состоянии друга уже времени не оставалось, потому что пришла очередь Скарамуччи отвечать по билету, и он вышел вперед, начиная свой немного сумбурный ответ, изредка подглядывая в листок. Профессор Эддисон в своем стиле, конечно, немного его помучил вопросами, но поставил четверку, чем Скарамучча был вполне доволен и покинул аудиторию, и они на пару с Альбедо начали дожидаться Тарталью.       Тот вышел с экзамена с мрачным видом и первым делом тяжело вздохнул, что указывало на не самое хорошее окончание экзамена для него.       — Меня отправили на пересдачу, — неутешительно сообщил он.       — Да что с тобой? — возмутился Альбедо, ударив друга в плечо. — Я для чего крутил с Сахарозой почти два месяца? Чтобы ты сообщил нам, что не сдал? Как так, Чайльд? У нас были билеты за два дня до экзамена, с ответами! Даже если ты не хотел учить, мог бы сделать, как Скар и подготовить шпаргалки.       — Прости... — устало пробормотал Чайльд. — К пересдаче я точно подготовлюсь.       — Ты и правда странно себя ведёшь, — кивнул в знак подтверждения Скарамучча. — Мы твои друзья, и ты можешь поделиться с нами, если тебя что-то беспокоит.       — Насчет этого... Скарамучча, можно тебя на пару минут наедине?       Они отошли на несколько метров, чтобы иметь возможность спокойно поговорить, и Скарамучча внимательно приготовился слушать друга. Он знал, что разговор будет непростым — на лице Тартальи читалась явная тревога.       Тарталья глубоко вдохнул, словно испытывая на себе часть тяжести, которую собирался переложить на плечи друга, и наконец спросил:       — Ты можешь вернуться к Розалине? — его голос звучал почти умоляюще, хотя обычно он старался держаться уверенно и решительно. — Ей очень плохо без тебя. Она страдает каждую минуту. Она отказывается слушать меня, отгораживается от всех, а потом запирается дома и пьёт уже третий день подряд... Ты же заметил, что она сегодня даже не пришла на экзамен? Это на неё совсем не похоже. Я пытался уговорить её взять себя в руки, но она лишь отвечает, что в её жизни нет смысла, если в ней нет тебя...       Скарамучча внимательно выслушал эти слова, хотя, если честно, они не были для него неожиданностью. Он взял паузу, обдумывая ответ, и наконец сказал с заметным раздражением в голосе:       — Слушай, всё это выглядит как манипуляция! — его лицо вспыхнуло от явного раздражения. — Помнишь тот раз, когда она наглоталась таблеток и послала мне фото, демонстративно пытаясь вызвать жалость? Сейчас она всеми силами стремится показать, какая она несчастная, убеждая окружающих и себя в том, что это единственный способ удержать меня. А мы ведь расстались полтора месяца назад! Я замечал и до этого, как она пытается задеть меня и пожалеть о том, что я ее бросил. То делала вид, что меня не существует, нарочно флиртуя с другими нашими сокурсниками, то одевалась как с иголочки, то невзначай оказывалась рядом, пыталась со мной на парах поболтать. Она увидела, что я не пробиваем и пошла на такое. Её поведение только отталкивает. Она сама себя не уважает, и это грустно. Другая на её месте давно бы меня послала куда подальше и начала жить своей жизнью. Куда я к ней вернусь? У меня теперь есть Люмин, и я её люблю, и Розалина об этом прекрасно знает. Нет, Чайльд, она сама выбрала такое поведение.       Скарамучча вздохнул. Он знал, что такие разговоры не приводят к чему-то хорошему, но должен был донести свою позицию. Он не хотел, чтобы кто-то страдал, но и жертвовать собственным счастьем ради манипуляций он не собирался.       — Ты не подготовился к экзамену из-за этой идиотки? — догадался Скарамучча, насмешливо прищурившись, словно охотник, углядевший беззащитную жертву. Его слова были как гром, пробуждающий от забвения, каждый слог разрывался наполненной ядом интонацией. Он смотрел на Тарталью, ожидая подтверждения своего вывода. — Тебя тоже всему учить надо, Чайльд? — продолжал он, чуть прищурив глаза. Сочувствие было для него чуждо, особенно в подобных ситуациях. — Не унижайся ты так перед девкой. Она ни во что ставить тебя не будет и уж точно из-за твоей жертвенности не кинется тебе в объятья. Ты должен понимать, что люди не всегда ценят жертвы других, как бы блистательно они ни были поднесены.       Тарталья, чувствуя, как гнетущее чувство подбирается ближе, выдыхал медленно и полно, словно вытягивая воздух сквозь сжатые зубы. Он провел руками по волосам, пытаясь хоть немного успокоить своё сознание. Впрочем, его жесты лишь подчеркивали внутренний хаос, который отражался не только на его голове, но и в глазах.       — Скар, пожалуйста, давай без этого. Мы можем хотя бы съездить к Розалине домой? Может, ты сможешь на нее повлиять? — надежда в его голосе была едва уловима, словно он сам знал, что предлагает нечто бессмысленное.       Скарамучча, резко остановившись в потоке слов, медленно переваривал услышанное. Его выражение лица лишилось насмешливой горечи, уступив место чему-то более сдержанному.        — Агрх... Хорошо, ладно! — согласился он, неохотно уступая желанию своего друга. — Но запомни, что возобновлять отношения я с ней не собираюсь, я верен Люмин!       Они вышли из здания и сели в автомобиль Скарамуччи, направляясь к дому Розалины. Наконец, подъехали к ее дому. Квартира выглядела запущенной, дверь была не заперта, словно приглашая войти любого, кто пожелает. В комнате был хаос, и запах алкоголя пропитывал воздух. Розалина сидела, обнимая колени на полу, ее руки цеплялись за последнюю бутылку вина, словно это была последняя соломинка в океане бедствий. Некогда идеальные и блестящие волосы были растрепаны и отражали беспорядочность её состояния, а лицо — уставшее, измученное — было украшено размазанным макияжем, который превратился в маску печали.       — Эй, бестолочь, — Скарамучча не стал церемониться, приближаясь к ней, как буря, что собирается снести все на своем пути. Его голос был ледяным и твёрдым. — Долго ты так намерена гробить свою жизнь? И ради чего? - его презрение было столь велико, что казалось, что каждый звук вылетал из уст с намерением причинить боль.       Розалина, вскинула голову, встретившись взглядом с человеком, которого когда-то любила. Ее глаза блестели от непрошеных слез, ее движения были хаотичными и неуклюжими из-за выпитого алкоголя.       — Скарамучча. Ты пришел... — её голос звучал так, будто был слегка растерян, но и наполнен мольбой. Она медленно поднялась, пытаясь сохранить равновесие, и неуклюже шагнув вперед, обвила его шею руками, словно пытаясь удержаться на краю пропасти. — Люблю... — пробормотала она сквозь всхлипы.       Скарамучча, сохраняя строгую осанку и невозмутимость, отвернулся, стараясь защитить себя от её прикосновений.       — Не для этого пришел. А чтобы тебя привести в чувство. Ты чего тут устроила? — в его голосе слышалась не только критика, но и частичка разочарования. — Думаешь, я буду чувствовать вину? Жалость? Или то, что у меня снова вспыхнут чувства к тебе? Я чувствую лишь отвращение, глядя на ту, в кого ты превратилась.       Тарталья, наблюдавший за происходящим, не смог оставаться в стороне и решился на робкое вмешательство.       — Скарамучча, а можно мягче?        Однако жест Скарамуччи — поднятая рука — пресёк его попытки.       — Что ты хочешь этим доказать, Розалина? — голос Скарамуччи потерял прежнюю жесткость, оставив место лишь суровой правде. — Не люблю я тебя, понимаешь? Ты можешь это осознать и двигаться дальше? Я не тот, кто тебе нужен. Я плохо к тебе относился, и цепляться за это — лишь самообман. Если ты, наконец, отпустишь прошлое, сможешь найти того, кто станет твоей опорой и построить здоровые отношения, а не то подобие, что было у нас.       Розалина, отрываясь от него, снова всхлипывала, её чувства были наиболее открыты в этот момент острой боли.       — Но я люблю тебя... — она закрыла глаза, словно это могло изменить реальность.       Скарамучча оставался холодным, его слова были словно испытанием на прочность.       — Это не любовь. Ты просто привыкла. Это привычка, привязанность. Не заставляй меня жалеть, что я встречался с кем-то, кто не может взять себя в руки, — он твердо посмотрел ей в глаза. — Я забираю весь алкоголь из твоего дома, — заявил он, как приказ, против которого она не могла воспротивиться. — И только попробуй не явиться завтра в университет на занятия. Поняла?!       Каждое его слово было как кирпич, ложащийся в фундамент новой жизни для нее, жизни, которую предстояло построить заново из пепла прошлого.              — Но... — увидев, как он, отвернувшись, уходит, она опустила руку, потеряв всякую надежду, однако эта безысходность внезапно придала немного сил. — Хорошо, я поняла, Скарамучча. Я буду завтра в универе.       Наблюдая, как Скарамучча выносит пустые и полные бутылки в подъезд, Тарталья шагнул к Розалине и положил руки на плечи.       — Тебе надо развеяться. Поехали сегодня с нами вечером по городу кататься, м?