Искусство быть любимым

— И эта мамочка мне говорит… — в хмелю продолжил свой рассказ Му Цин. Прошло уже три недели с того момента, как Се Лянь устроился на заветную работу. Натурщик рассказал приятелям о счастливом событии пару дней назад. Му Цин и Фэн Синь были приятно удивлены достижением своего давнего товарища и тут же предложили это отметить. Се Лянь отпираться не стал, хотя пить не умел и не очень любил. Но они давно не виделись, соскучились по обществу друг друга да и было бы грехом не отпраздновать такое. Поэтому, чтобы чествовать столь долгожданное событие, друзья решили собраться в уютном баре недалеко от цента города. Уже несколько часов компания сидела, тепло общаясь. Заведение действительно оказалось уютным: тёплые оттенки интерьера радовали глаз, приглушённое освещение придавало особую атмосферу, играла ненавязчивая, приятная музыка, и еда с напитками были хороши на вкус. А факт, что в заведении оставалось достаточно тихо, несмотря на большое количество посетителей, не мог не радовать. Слышны были лишь лёгкий звон столовых приборов и стеклянных сосудов, наполненных веселящими напитками, и еле уловимые голоса и смех. Можно было просто расслабиться. Разговоры шли легко. Каждый поделился последними новостями, радостями и переживаниями, вспомнилось несколько историй, произошедших ещё в школьные и студенческие годы. И как же можно было обойтись без разговоров о рабочих буднях? Фэн Синь рассказал парочку забавных случаев с задержаний и о сложности последних расследуемых дел. Мужчина работал в полиции и рассказать ему явно было о чём. Му Цин, немного опоздав на встречу из-за очередной не самой адекватной, по его словам, мамочки, возмущался на этот счёт уже третий час. Он был директором частного детского сада. Историй, связанных с работой, у него было предостаточно. Особенно про родителей. Ведь с ними было зачастую гораздо сложнее, чем с детьми. А Се Лянь от начала и до конца рассказал об удачно сложившихся обстоятельствах, благодаря которым у него теперь есть замечательная работа, и о том, какие талантливые и интересные люди учатся и трудятся в художественном вузе в паре улиц от этого бара. В общем, скучать им не пришлось. Прошло ещё пару часов. Будучи полностью сытыми и навеселе, друзья продолжали свои посиделки. Дело дошло до более волнующих, животрепещущих и, так сказать, откровенных тем. —…и он мне показался таким интересным. Красивый он такой… Симпатичный… Милый очень! — экспрессивно повествовал Се Лянь, — Так забавно всё ронял!.. Его, вроде, Хуа Чэн зовут… — И он, что, нравится тебе?! — будто с долей удивления поинтересовался Фэн Синь. — Думаю, да. Да! — ответили ему, — А ты ему, как думаешь? — продолжил тот расспросы. — Не знаю… Я ему улыбаюсь, он мне тоже! Может, нравлюсь. Может, нет. Не знаю даже… — задумчиво протянул натурщик, — Мы ещё не разговаривали друг с другом, правда… — слегка, надув губы, продолжил он, — Я как-то… стесня… — но договорить он не успел. — Да зачем он тебе нужен?! Хм, художник… Не разговаривали ещё… Странный он какой-то, разве нет?.. — язвительно произнёс Му Цин, вертя в руке бокал. Се Лянь и Фэн Синь, повернувшись к приятелю, уставились на него недоумевающими взглядами. — Хотя если прямо нравится… Тогда уж ладно! — растягивая последние слова, поспешил ответить тот. Так, проболтав ещё не меньше часа, друзья попрощались, поблагодарили друг друга за прекрасный вечер и разошлись по домам.

***

С момента, как Хуа Чэн осознал свою невероятно сильную и бесповоротную влюблённость, прошло уже чуть больше трёх недель. Время стремительно близилось к ноябрю: на улицах холодало, багровой и золотой листвы на деревьях становилось всё меньше, каждодневные дожди разливались лужицами на асфальте и солнечные лучи уже не грели так сильно, как пару недель назад. Зато изнутри грели пылающие чувства. Молодой художник горел своей любовью к прекрасному натурщику, как мастер дела своей жизни и просто человек. Он утопал в тепле, разливающемуся внутри, словно чернила, льющиеся из опрокинутой баночки. Стоило ему увидеть лёгкую улыбку, светящиеся глаза, услышать мягкий голос и тихий смех, как сознание его рассеивалось, исчезало вмиг, оставляя лишь трепет и благоговение души, тянущейся к яркому свету, а затем также в мгновение собиралось воедино, создавая мозаичный узор эмоций и чувств, заставляющий замирать сердце. Хотя сейчас Хуа Чэн, скорее, сгорал, чем горел… За прошедшее время они с Се Лянем ни разу не говорили друг с другом. Лишь обменивались взглядами, дружелюбными улыбками, приветственными и прощальными кивками. По правде сказать, Хуа Чэн стеснялся подойти и заговорить, хотя, сколько он себя помнит, назваться застенчивым было трудно. Разве только в детстве. А сейчас он становился олицетворением этого качества, как только оказывался в стенах учебной мастерской живописи и рисунка. Юноша боялся показаться странным, жутким, боялся сказать что-то не так от волнения, произвести не самое хорошее впечатление. Но больше всего его одолевал страх показаться навязчивым. Что если все очаровательные улыбки ему были подарены из чистой вежливости? Се Лянь всегда радушен, приветлив, со всеми тепло общается: от одногруппников Хуа Чэна до преподавателей. С Цинсюанем они и вовсе будто давние друзья. И даже Хэ Сюань, один из самых необщительных людей на этой планете, легко может перекинуться с ним парой фраз. Наверное, не будет ничего такого, если Хуа Чэн подойдёт к Се Ляню и завяжет разговор. Но… А вдруг чудесный юноша улыбается ему лишь потому, что не хочет его огорчать и обделять вниманием? А если студент ему совершенно и не симпатичен? Даже, чтобы просто поговорить? Уже считает его чудным? Или Се Лянь в мыслях смеётся над живописцем, и так пытается сдержать смех?.. Хуа Чэн изо дня в день задавался подобными вопросами, которые сеяли в разуме хаос. Но было на душе светлое чувство, что все подобные думы - несусветный бред. А, возможно, это просто надежда… Всё, что оставалось молодому художнику, это набираться смелости и страдать от палящих чувств.

***

Электронные часы, стоящие на тумбочке, показывали три минуты десятого утра, плотные шторы нехотя пропускали на удивление для конца октября яркие солнечные лучи в спальню, а через приоткрытое окно слышались звуки мимо проезжающих машин и редкие голоса людей. Несвойственная оживлённость для утра субботы, как казалось. Парень, нежившийся под мягким одеялом, вдруг закопошился, медленно поднялся с кровати, потягиваясь, и разлепил сонное веко. Обычно Хуа Чэн крайне редко просыпается в столько раннее время без будильника по собственному желанию, или, как он считал, по желанию потусторонних сил, ведь вряд ли найдётся студент, который после учебной недели полной трудов захочет вставать в такую рань. Но на сегодня у художника имелись планы, поэтому это было только кстати. Осознав, кто он и своё местоположение, юноша вышел из комнаты и проследовал на кухню, где с чашкой крепкого кофе сидел Хэ Сюань. — О, доброе утро. — Доброе. — Едешь сегодня туда? — Ага, а у тебя какие планы? — Я… — начал было яркоглазый парень. — Нет, стой. Не отвечай, я угадаю. Хм-м-м… — деланно протянул Хуа Чэн, — К Цинсюаню? В ответ ему лишь цокнули. — Ха, да мне хоть на «Битву Экстрасенсов» идти! Неторопливо завтракая, друзья перекинулись ещё парой фраз, и каждый не упустил момента отпустить какую-нибудь шутку про другого. Через час Хуа Чэн сидел на подушке, лежащей на полу, около холста метр на метр и сосредоточенно выводил на нём замысловатые линии, слушая любимые песни в наушниках и ожидая, когда его длинные мокрые волосы наконец высохнут после душа. Но творческий процесс так затянул молодого человека, что он только через три часа поднялся с места. Второпях потеплее одевшись и взяв все необходимые вещи, студент отправился выполнять запланированное.

***

Тёплые лучи мягко упали на лицо спящего мужчины, светя прямиком в закрытые глаза, заставив его поморщиться и наконец открыть их. Се Лянь приподнялся с подушки, зевая, потянулся и взглянул на часы. Одиннадцать часов утра. В этот раз сладкий сон его, по-видимому, отпускать не хотел. Или же увлекательные дружеские посиделки, после которых натурщик вернулся домой к утру, сделали своё дело. Настроение у Се Ляня было отличным: за окном прекрасная, солнечная погода, голова не болит, об усталости и речи не идёт и сегодня его кое-что ждёт. Несколько дней назад на перерыве между парами к молодому мужчине подбежал Цинсюань и рассказал, что в эти выходные будет «супер-невероятная-красивая-потрясающая выставка». Людей там обещает быть немного, ведь никакой информации в открытом доступе о данном мероприятия нет. Вход туда дозволен ограниченному кругу людей, работающим в творческой сфере, и тем, кому по случайности или удачному знакомству удавалось достать билет. Некоторым студентам о таких выставках говорили преподаватели, и иллюстратор оказался в их числе. В общем, Се Ляню очень повезло. В предвкушении перед интересным событием натурщик сполз с кровати и направился на кухню заваривать сладкий цитрусовый чай, а после вернулся в спальню с намерением найти в шкафу что-нибудь подходящее к настроению. Спустя полутора часов неспешных сборов под приятную музыку, Се Лянь стоял в коридоре и надевал пальто. Подобрать одежду ему удалось достаточно легко. Белая рубашка с минималистичной вышивкой заправлена в голубые джинсы, изящная вишнёвая лента завязана в маленький бантик у воротника, коричневый тонкий ремень подчёркивает подтянутую фигуру, сверху рубашки накинут свободный бежевый пиджак, на ногах кофейные ботинки. В завершении образа очаровательная улыбка и распущенные гладкие волосы, заправленные за уши.

***

На улице оказалось прохладнее, чем ожидалось, несмотря на ослепляющее солнце. Се Лянь сделал себе мысленную пометку достать пальто потеплее и кутаться в шарф в следующие дни. После двадцати минут прогулки до места назначения, натурщику на глаза попалась булочная, которую он не разу не видел. Неудивительно, ведь такой маршрут был для него в новинку. Не долго думая, молодой мужчина принял решение зайти. За одно и погреется. Внутри оказалось очень мило: интерьер выполнен в молочных оттенках, стены расписаны симпатичными узорами и декорированы объёмными элементами, повторяющими рисунок, музыка не играла, было по-приятному тихо, а от ассортимента выпечки и десертов глаза разбегались. Се Лянь вышел довольный, держа в руках бумажный пакетик, внутри которого лежала горячая ватрушка с творогом и персиками. «Вкусно… Надо будет ещё зайти!» — думал он, откусывая лакомство. Через пятнадцать минут Се Лянь был на месте. Это оказался центр дизайна, состоящий из множества зданий разных форм и цветов. Но найти корпус, в котором проходит выставка, труда не составило. Хвала Небесам, были указатели! Внутри корпуса было невероятно. Огромное светлое пространство, наполненное всевозможными работами творцов: от маленьких картин, к которым нужно подходить вплотную, чтобы рассмотреть написанное, до интерактивных инсталляций; а потолок сделан из разных стёкол: где-то они были обычными и пропускали солнечный свет, в других зонах были изготовлены из цветного или зеркального стекла… «Красиво!» Се Лянь начал своё неторопливое путешествие по миру творчества. Он заинтересовано рассматривал каждое произведение искусства, иногда останавливаясь около более завораживающих. Особенно ему нравилось смотреть на пейзажи и портреты. Атмосфера была поистине волшебной, погружающей и людей действительно было немного. Час спустя натурщик забрёл в большой зал, разительно отличающийся ото всех предыдущих. На первый взгляд, он мог показаться полностью пустым, но нужно было лишь хорошо присмотреться к белым высоким стенам, на которых сидели… бабочки. Сотни прозрачных и серебристых бабочек, искусно вырезанных из акрила и покрытых сияющей глазурью, переливались в солнечном свете, создавая блики и невероятный блеск. Ощущение будто попадаешь в другой мир. Се Лянь подошёл вплотную к одной из стен и, словно зачарованный, глядел на них, пытаясь сдержать желание прикоснуться и убедиться в том, что они действительно существуют. «Слишком красиво…». Но вдруг его внимание привлёк следующий зал, видневшийся через аркообразный проём. Он очень контрастировал с тем, где сейчас стоял натурщик, ведь его стены были тёмно-красными. Выглядело загадочно. И интригующе. Се Лянь медленными, осторожными шагами направился прямиком туда. Не успев рассмотреть оформление зала, его внимание полностью направилось на кое-что другое. Точнее, на кое-кого. На скамье посреди зала сидел он - Хуа Чэн. Все мысли мигом вылетели из головы Се Ляня, оставляя лишь звук биения сердца. Молодой художник сидел нога на ногу, придерживая правой рукой скетчбук, а в левой держал карандаш. За ухом виднелась бумажная растушевка. Длинные волосы смоляного цвета были собраны в низкий слегка небрежный пучок, заколотый двумя карандашами, а чёлка спадала на белые щёки. Красный кардиган чуть сполз с левого плеча, открывая белоснежный топ, заправленный в чёрные брюки, а на ногах были начищенные грубые чёрные ботинки. Рукава кардигана были чуть закатаны, по-видимому, для удобства работы, или, как посчитал Се Лянь, чтобы окончательно его добить. На оголённых предплечьях и кистях рук красовались детализированные татуировки с цветочными узорами, бабочками точно из прошлого зала и ятаганом с большим красным сияющим глазом - работа настоящего мастера своего дела, а на длинные тонкие пальцы было нанизано множество колец из серебра. Хуа Чэн сосредоточенного рисовал что-то на листах, изредка посматривая перед собой - возможно, срисовывал что-то с картины напротив. Такой шанс никак нельзя упускать. Придя в себя, Се Лянь сделал пару неуверенных шагов в сторону студента и остановился у скамьи. Затем, постояв так пару секунд, смотря в пол, сел на другой край пуфа. Прошло уже пару минут, а натурщик только и мог, что нервно постукивать ногой об пол и ёрзать на месте, не осмеливаясь даже посмотреть в сторону художника. Но не может же так продолжаться вечность? Взяв всю волю в кулак, Се Лянь стал каждую минуту подвигаться на сантиметр ближе к Хуа Чэну, стараясь это делать максимально незаметно. Чуть осмелев, молодой мужчина поднял голову и, вертя ею по сторонам, стал делать вид, будто в полном спокойствии рассматривает картины, висящие на стенах. А в голове творился хаос. Разыгрывая сценку прочного душевного равновесия и неподдельного интереса лишь к выставочным экспонатам, натурщик будто невзначай повернулся к живописцу и направил свой взор на скетчбук. За изящной рукой сложно было разглядеть наверняка, что изображено на листах, но было уж очень интересно, ведь, за прошедшие три недели, Се Лянь не только не говорил с юношей, но и не видел его работ. Поэтому мужчина подвинулся ещё ближе и слегка наклонился, в попытках рассмотреть рисунок. На плотной бумаге был чётко выведен красивый большой цветок, очень напоминающий тот, что написан на картине напротив. И, судя по наброску остальной части рисунка, цветок был в чьих-то волосах. Не заметно для самого себя, Се Лянь подался ещё чуть вперёд и увидел красиво очерченные губы, растянутые в мягкой улыбке. Но остальное ему рассмотреть не удалось. Хуа Чэн, погружённый в процесс работы, лишь сейчас заметил рядом с собой близко сидящего человека, который с каждым штрихом на бумаге становился всё ближе. Художник часто рисовал в общественных местах и транспорте, поэтому уже привык к подобному проявлению интересна и к себе, и своим работам. Но это не значило, что ему это нравилось. Понятия личных границ и пространства он очень ценил, особенно с незнакомыми людьми. Чуть нахмурившись и сделав раздражённый вид, юноша повернулся к сидящему рядом, и тут выражение лица его смягчилось, а глаз удивлённо округлился. Этим любопытным человеком оказался тот чудесный юноша, работающий натурщиком в его вузе. — Я… — еле слышно промямлил Хуа Чэн, пытаясь подобрать слова для извинений, потому что, судя по всему, немного напугал парня. Се Лянь отшатнулся назад, неловко улыбнулся и заправил выбившиеся пряди волос обратно за уши, кончики которых явно покраснели. — А, ой, прости, я… — нервно начал натурщик, но быстро взял себя в руки, — Привет! Я работаю натурщиком в вузе, где ты учишься. — продолжил он, протягивая ладонь для рукопожатия. — Привет. Да, я помню, мы часто видимся там. — Хуа Чэн пожал протянутую ладонь, и его выражение лица с удивлённого и недоумевающего вдруг сменилось на спокойное и уверенное, а уголки губ чуть проползли вверх. Се Лянь отметил про себя, что у юноши очень приятный низкий голос. — Ах, да, ха-ха, — неловко посмеиваясь, ответил мужчина, — Но всё же мы не говорили, поэтому… меня зовут Се Лянь. — Хуа Чэн, но можешь звать меня Саньлан. — улыбаясь, сказал парень. — Хорошо, Саньлан! — Се Лянь произнёс сказанное ему имя, будто пробуя, как оно будет звучать его голосом, — Приятно познакомиться! — Мне тоже приятно познакомиться. После пары дружелюбных улыбок разговор продолжился. — А ты тоже где-то учишься? — Думаю, в моём возрасте уже поздно учиться. — хмыкнув саму себе, ответил натурщик, и повернулся к Хуа Чэну. Лицо парня вновь сменило выражение. — Да, мне двадцать семь лет. — ответил Се Лянь на немой вопрос, непринуждённо посмеиваясь. Мужчина привык к тому, что выглядит младше своего возраста и какую реакцию это вызывает у окружающих, узнавших его. Хуа Чэн потерял дар речи. Он думал, что юноша?.. мужчина?.. ему ровесник или вовсе младше на два-три года, а оказалось, что старше на семь лет. Но расстройства это у него совершенно не вызвало, лишь долю замешательства. Несколько десятков секунд они просто смотрели друг на друга. Но тишина всё-таки прервалась. — Выходит вы… — начал живописец, отводя взгляд в сторону. — Нет, нет, можно на «ты», всё в порядке. — Хорошо. Ты… Через пару десятков минут беседы возникшая неловкость полностью пропала: Хуа Чэн успешно перешёл с «Вы… то есть, ты…» на «гэгэ». Молодые люди, болтая о том о сём, решили вместе закончить прогулку по выставке, пройдя оставшиеся экспонаты, останавливаясь и обсуждая некоторые из них. Разговор шёл как нельзя легко, что очень радовало обоих: они затрагивали жизненные и иногда сложные темы и просто шутили и смеялись. Вышли из здания они лишь к семи часам вечера. Уже стемнело, температура по ощущениям упала до нуля, и поднялся лёгкий прохладный ветер. — Гэгэ, не хочешь зайти в чайную недалеко отсюда? Там вкусно и погреться можно. — с внутренней надеждой на согласие, предложил Хуа Чэн. — С удовольствием, Саньлан! — с мягкой улыбкой откликнулся на предложение Се Лянь. Чайная оказалась по-домашнему уютной. Людей было совсем немного. Парни сделали заказ и сели за столик рядом с большим окном. Хуа Чэн был поистине галантен и обходителен: он помог Се Ляню снять бежевое пальто, заботливо усадил его за столик, отодвинув стул, и подливал в кружку чай, когда видел, что тот закончился в ней. Разговоры продолжали литься словно растопленное сливочное масло. За сегодняшний день они обсудили столько тем, что казалось больше говорить не о чем, но так лишь казалось. Выпив по паре чашек чая и съев по паре десертов, художник и натурщик вышли из заведения, тепло попрощались и в медленном темпе направились по домам. «Чувствую себя самым счастливым человеком на этой планете.» — пронеслось в сознании каждого, а губы невольно растянулись в улыбках.