Attraction

Звук будильника прерывает сладкую ночную негу, и Феликс рефлекторно распахивает глаза. Пару раз промаргивается, прежде чем окончательно проснуться, и чувствует, как на ресницах неумолимо тают остатки сна. Сладкого и... немного спутанного. Ведь быть влюблённым в лучшего другого — звучит как наказание. Быть влюблённым в него по уши вот уже как несколько лет — тянет на приговор. Но Феликс научился справляться с одолевающими его чувствами. Привык улыбаться и довольствоваться малым, лишь изредка переходя грань дозволеного. Лучшим друзьям же это иногда позволено? Правда? Спешно выключая будильник и старательно растирая смятые подушкой щёки, Феликс позволяет себе еще немного поваляться в кровати, посмаковать осевший осадком в сознании сон. Потаенные желания смешались с мыслями о грядущей поездке и стали весьма приятным ночным воспоминанием. Таким, которое хочется прокручивать в голове вновь и вновь. И неосознанно покусывать губы от фантомного ощущения поцелуя. Поворачавшись с пару минут с боку на бок, Феликс наконец встаёт. Неторопливо собирает раскиданные по комнате вещи в сумку; Чан должен заехать за ним ближе к ужину, после работы. А значит у него ещё есть время привести себя в порядок и выпить чашечку кофе в своё удовольствие у Минхо. И ровно через пару часов Феликс уже сидит в кофейне друга и, болтая ногами в воздухе (барные стулья всегда были для него высоковаты), наслаждается горячим напитком с мятным сиропом, щурясь до двух полумесяцев. Кофе у Минхо всегда до треска за ушами вкусный. Минхо смотрит на младшего и сам не может сдержать улыбки. — Нравится? — спрашивает. — Безумно, — соглашается Феликс, вытирая тыльной стороной ладони воздушную пенку с губ. Он ждёт окончания смены Минхо, и тот, помня о феликсовом отъезде, предлагает вместе прогуляться по ближайшему парку. — Ты мне, кстати, сегодня снился, — решает признаться Феликс, смущенно оттягивая рукава сиреневого худи до кончиков пальцев. В груди немного скребёт от волнения и потревоженных крыльями бабочек чувств. — Правда? — Минхо самодовольно дёргает бровями. — И что же я делал в твоём сне? — Ну, ты... — Ликс немного тушуется, прикусывает щеку изнутри и стреляет коротким взглядом в старшего. Тот, не меняя своего кошачьего выражения лица, продолжает ждать ответа. — Ты меня решил проводить. Так же, как сейчас. — Неужели? — уголки чужих губ слегка ползут в стороны. — Выходит, вещий сон? — Ага, — веснушчатые щёки немного краснеют. — Типа того. Феликс бы многое отдал, чтобы некоторые его ночные грёзы оказались действительно вещими. Играть на публику и умалчивать о том, что творится на душе, стало всё труднее. Да и перепрыгивания с темы на тему перестали работать. Минхо почти сразу просек эту фишку. Даже сейчас, видя спелый румянец на лице, он с улыбкой говорит: — Кажется, ты мне что-то не договариваешь. — Н-нет, я всё сказал, — отнекивается Феликс, чем только распаляет чужое любопытство. — Ли-икси, — мягко, но требовательно. — Я же твой лучший друг. Помнишь? О таком сложно забыть. — И именно по этой причине я не могу сказать тебе всего, — с сожалением вздыхает Феликс, запоздало понимая совершенную глупость. Румянец стремительно тянется с щёк вверх, достигая корней светлых волос. — То есть... ты не можешь сказать из-за того, что я твой друг? — тянет Минхо с непониманием, останавливаясь посреди тропинки. В заброшенной аллее парка они оказываются совсем одни. — Просто... — слова находятся с трудом, пальцы цепляют ткань худи. — Это немного.. другое. — Не дружеское? — Не совсем дружеское. — И всё же, — Минхо оказывается слишком близко. Врывается своим запахом, своим теплом, своей вновь засверкавшей на губах улыбкой в феликсово пространство и смотрит невинно, глянцево. Обезоруживающе. — Что было в твоём сне? Я правда хочу знать. Феликс хлопает ресницами, утопая в черноте зрачков маленькими отражениями. — Ты сказал, что любишь меня, — переходит он на шёпот. И, громко сглатывая, продолжает ещё тише. — И после этого —  поцеловал. Несколько секунд слышится только их одновременное дыхание и щебет птиц. А потом Минхо вдруг отмирает. — Поцеловал вот так? Его ладонь мягко, словно влитая, ложится на горячую щеку, а губы находят чужие в невесомом прикосновении. На мгновение мир замирает. Но только на мгновение. Потом он взрывается красками и учащенным феликсовым пульсом. Губы Минхо сминают его собственные гораздо смелее, движутся плавно и... сладко. Совсем как во сне. Отрываясь с тихим звуком, Минхо ласково смотрит в глаза и нежно поглаживает бархатную кожу. — Д-да.. — запоздало отвечает на вопрос Феликс, собирая языком послевкусие поцелуя. — Тогда сон и правда вещий, — раскатистый тёплый смех плавит затвердевший воск тревог под рёбрами. И становится легче дышать. — Т-ты... — Феликс путается в буквах, не может связать ни слов, ни мыслей. И Минхо его опережает. Признается, смущенно потирая нос: — Я давно хотел поцеловать тебя. Просто, не знал как подступиться. Ведь.. любить друга не как друга странно, не находишь? Феликс отрицательно качает головой, понимающе улыбаясь. — Вовсе нет, — утыкается лбом в широкое плечо, прижимаясь в трепетных объятиях. — Ни капельки не странно. Потому что любить друга совсем не страшно. Потому что иногда это может быть взаимно.