бензиновые вспышки

Она не знает, что это, черт возьми, было. — Тебе не кажется, что ты слишком дохуя куришь? Пронзительные зелёные глаза с лёгкой ухмылкой смотрят на потрескавшиеся от мороза губы. Те делают затяжку. — Сказала та, что хлещет третью кружку кофе за утро. — Я на работе, мне простительно. Кристина не может перестать думать об индиго даже сидя напротив неё. — Я работаю только чтобы обеспечивать свою зависимость, — крутит сигаретой в пальцах. — Ясно, спорить не буду, — облако пара, ещё бы чуть, смешалось бы с дымом. — А я, если что, просто хочу испробовать новую кофемашину, никакой зависимости. — Ну конечно. Иметь негласное разрешение с самого утра наблюдать за этой особой, как она работает, оказалось чем-то настолько приятным, что Захарова забывает давать отчёт своим мыслям. Людей сегодня не много; на улице действительно очень холодно, но та выходит посидеть у столика каждый раз, когда Захаровой приспичит скурить пару сигарет; ей ужасно нравится, как Лиза выглядит в этой нелепой ярко розовой шапочке. Из-под рукава черного пальто мельком сверкает браслет; что у неё в голове на этот счёт? — Ты сама-то хоть раз бы попробовала, — наверняка сейчас она думает сплошь о технике приготовления своего капучино. — Мне нельзя кофе. Я больше по чаям. Изумление индиго нужно было сфотографировать. — При этом ты ошиваешься в кофейне? Кристина бросает взгляд с ухмылкой на ту, молча делая ещё одну затяжку. — Фруктовый тут хороший чай. Когда там твоя сменщица придёт? — Скоро, не соскучишься. Волнение к ней не подбирается близко. Кристина не тот человек, что застревает в каком-то отчаянии от недомолвок; она сама по себе одна сплошная недомолвка. — Уже хочу посмотреть на тебя в роли учителя и поржать. Косой взгляд той заставляет улыбнуться. Едва заметные движения на лице индиго, будь то мимолётное закусывание губ или поднятие одной брови, — как сейчас, — малейшие изменения не ускользают от неё. Кристина где-то в глубине радуется, когда узнает знакомые жесты, но это лишь значит, что Лиза не позволяет ей видеть больше. Вот бы Лиза смотрела на неё почаще. — Я хорошо учу. Взгляды, сбитые фразы в университете, встречи невзначай перетекли в это; постоянное общение. Они не обсуждают толком ничего такого, что могло бы их объединять раньше; нет необходимости ворошить личное; только здесь и сейчас, только хорошее. Можно ли это назвать дружбой? Для Лизы это, скорее, примирение; но не с самой собой.

***

Кристина не узнает саму себя. Наутро проснувшись в шесть утра без будильника, — это уже слишком, — она трёт глаза в надежде размыть этот образ, не покидающий её с ночи. Кристина мечтает о Лизе. Ей хочется быть ближе, просто лишний раз поговорить о чем-то. Она нашла о ней всё, что могла: инстаграм — там было мало фотографий; ВК, где Захарова прослушала все песни из её плейлиста и они ей понравились; там же вечно следит за сохранёнками в поисках малейшего намека; соцсетей оказалось не так уж много. Вдохновение на музыку переполняет Кристину, в бесконечном потоке рифм вырисовываются строчки, описывающие глаза, в которых отражается вся её жизнь. Она уже почти устала самоудовлетворяться, никто больше не вызывает таких эмоций. Нахождение рядом с ней для Захаровой как препарат, позволяющий забыться в приятном омуте. Это не было бы проблемой, если бы Елизавета Андрющенко не была словно каменная стена. Это справедливо. Они не знают друг о друге толком ничего, более того, Кристина в курсе, кем является Лиза. Они не были близки и не будут. Но Кристина который раз просыпается с теплом в области ключиц, как если бы кто-то лежал там; и она понимает, что это заведомо ошибка; хорошо, что всё не зашло слишком далеко. Сегодня шестое февраля, и она ничего не ожидает от этого дня. Точно не того, что после смены — на которой она поругалась с одним байкером, что отказывался платить за чистку — злая и вымотанная, она получит звонок в дверь. — Кто там? — резче обычного; не успевает заглянуть в глазок, прежде чем ответить. — Это я, Крис, — голос за дверью хочет уже уточнить «я», но дверь открывается сразу. — Девять вечера, — опирающиеся о косяк руки, ухмылка. — Ты временно-грамотная? — Поздно? — индиго безудержно улыбается, не сумев нагрубить сейчас; только в этот день, разумеется. — Нет. Заходи. Лиза не в первый раз здесь. Однажды ей довелось вернуть Кристине её гитару, которую та одолжила; в другой раз она зашла за компанию вместе с Мишель — но это был один раз и она не заходила внутрь. — Даже не позвонила, — усмехается, начав делать чай. — Это должен был быть сюрприз. Может, она слышала мельком от других, что Захарова часто меняет квартиры, но даже будь это так, Лиза рада, что ей повезло и не пришлось ехать обратно через весь город. — Ты была так уверена, что я тебе открою? — О, конечно нет, — Кристина прямо-таки слышит ухмылку со спины. — Но, я полагаю, ты всё ещё хочешь получать бесплатные круасаны. — Между прочим, я делаю тебе постоянную кассу, — поднимает указательный палец. — Я не поняла, где мои благодарности и поздравления? — индиго искренне возмущенно складывает нога на ногу. — В смысле? — Захарова взгляд на неё бросает, усмехаясь; на столешницу опирается бёдрами. — Сегодня день бариста. Лиза теперь в глаза смотрит, отчего у Кристины легкий озноб в лёгких щекочет. Она хмыкает, в ответ прожигая взглядом. — Не говори, что ехала хуй куда из-за этого. — Из-за чего же ещё? Кристина приподнимает одну бровь, снова усмехаясь; она не понимает Лизу совсем, но не показывает того. — Конечно же я шучу. С днём рождения, Захарова. Поздравить можно было и в сообщении; однако индиго поступает по-другому: достает из рюкзака нечто, замотанное в фольгу, и нечто вроде сумки, упакованной в пакет с бульбашками; сюрприз? Кристина приоткрывает рот, не зная, как реагировать. Лиза будто специально не спешит, с интересом поглядывая украдкой на ту; не получив отдачи, индиго цыкает с улыбкой. — Особое приглашение нужно? Захарова в миг оказывается возле подарка, берёт его в руки и легонько трясёт, прислушиваясь. — Ой блять, там ничего хрупкого? — Ну, смотри, — яркая улыбка чеширского кота. И не узнаешь ведь никак, что кроется за ней. Кристина с нетерпением распечатывает защитный пакет — любопытство бьёт через край. — Органайзер? — поднимает взгляд наконец на Лизу, что взгляда своего не сводит ни на секунду. — А ты шаришь. Автомобиле... Авто-грамо... — Открывай молча. Внутри кожаного стёганого органайзера Кристина находит пачку-портсигар Линкора, блокнот с красивым узором и ручкой, ароматизатор для машины в виде Человека Паука, набор пакетиков чая разных вкусов и шоколад, конечно же. На дне самом небольшой лист бумаги остаётся незамеченным под кипой чая, в которую именинница с удовольствием впускает руку, как в волны моря. — Это охуенно. Кристина не гонится за мелочами, только вот подарок индиго буквально собран из мелочей про неё. — Рада, что угадала, — как будто она не рыскала по автомагазинам несколько часов. Рассматривая в руках подарок, лишённая слов Захарова отвлекается только на шелест — это индиго разворачивает фольгу, в которую аккуратно упакован ещё горячий, по всей видимости, яблочный пирог. — Индиго ещё и готовит, — тянет слова; ей приятно. — Громко сказано. Лиза хмыкает, вспоминая о своём; но глянув на то, какой радостной Кристина выглядит сейчас, пробуя специально для неё приготовленный пирог, лишние мысли уходят на второй план. Как же она верит в её способности. Однако после собственной дегустации её сомнения подтверждаются. — Блин, снова подгорел... — вздыхает чуть. — В готовке я не то что неграмотная, это кулинарная дислексия. Пирог на самом деле чёрный знатно. — Ничего подобного, — Захарова, напротив, мотает головой. — Он очень вкусный! И вообще, я люблю, ну знаешь, румянее. И сюрпризы я люблю... Лиза смотрит на неё и безудержно улыбается; а благодарная Кристина от чего-то решает, что лучше заткнуться, и откусывает большой кусок. — Всю ночь, наверное, отмечали? — Ли? — Я имела в виду тебя и ребят. Захарова отмахивается, вальяжно рассаживаясь за столиком. — Я не особо хочу праздновать. — В смысле? Ты и не хочешь праздновать? — Лиза искренне удивляется, ведь Кристина такая социальная и у неё наверняка есть много кого можно позвать. — Захарова, я тебя не узнаю. — А ты меня знаешь? — едва ли хмурит брови, ухмыльнувшись; Лиза закусывает губу. — Конечно, Захарова. Тебя все знают, — отмазывается. Кристина мягко улыбается. В это мгновение индиго черт потянул посмотреть в её глаза; чёртово море. — Ты принесла с собой праздник, — тихо и хрипло; кладёт ладонь на локоть индиго и легонько поглаживает. — Спасибо большое. Почти сразу убирает руку; Лиза остается на месте. Кристина осторожничает, её действия не зажаты, но она думает над каждым минимум семь раз, что на неё абсолютно не похоже. При желтом затемненном свете почти не видно её розовых щек, зато видно сверкающие глаза. И Лиза зря рассматривает всё, кроме её глаз; не зная, что Кристина не смотрела так ни на кого. Зря взгляд задерживает на губах. — Я пойду, — резко и тихо отодвигает стул назад. — Уже поздно, оставайся. Я подвезу тебя утром. Сердце пропускает свою остановку, и его удары хлынут один за другим, накладываясь друг на друга. — Не думаю, что кто-то в общаге сейчас заметит включенную духовку, — неровная улыбка. — Пиздец, ну ты даёшь, — Кристина по-дружески усмехается, наконец отводя взгляд. Внешне это незаметно совершенно, но индиго спешит уйти; ещё чуть — сорвется и побежит. — С днём рождения. Ещё раз. — И тебя с праздником, самый лучший бариста города, — у выхода Лиза взгляд на неё бросает, улыбнувшись. На улице ветер сыпет мелкий снег в лицо. Оглушенная собственным дыханием, по холодной кирпичной стене почти сползает; горло сдавливает ком, будто сама ненависть наступает на шею с надписью «индиго» своим ботинком в шипах. Сердце бьется неумолимо быстро. Лиза рукой с силой поглаживает солнечное сплетение, словно это поможет унять стук и наконец-то вдохнуть. Это осознание слишком внезапно настигает её, пробравшись через дебри лжи и непринятия. Мысли путаются, одна громче другой звенит; Лиза себе под нос едва слышно проговаривает «хватит». Индиго врёт себе с самого начала — как она обозначает конец своей нормальной жизни. Она делает всё, чтобы всё оставалось как всегда; оправдывает себя и убеждает, что всё как всегда. Сегодня день рождения Кристины, и Лиза поздравила её, потому что они хорошие знакомые; отличные знакомые. Приехала лично, потому что Кристина — хороший человек. «Разве так нельзя поступать?» Они не друзья, но, как говорил Слава, могут ими стать. Кристина не изменилась; всё как всегда. «Так в чем же твоя проблема, Лиза?» Слезы подкатывают к глазам, но индиго быстро смахивает их пальцами, сжимает кулаки и жмёт прямо на виски. Она не знает, что, чёрт возьми, это было. Но испытания чуждые, как битвы перед войной, под сердцем ноют.

***

Уже в аудитории доделывая коробку на день Святого Валентина, что поручила Андрющенко куратор, она который раз отвлекается на жужжание телефона, чтобы заблокировать оппонента. Сообщения от Алексея начали приходить ещё в январе, но Лиза не придавала им какого-либо значения, пока они не перетекли в откровенные угрозы. Мало того, что само присутствие Алексея в её жизни противоречит здравому смыслу, так и причины, озвученные на полном серьёзе, — будто насмешка. Оказывается, Андрющенко изменяла ему, соблазняла его друзей; и никого не волнует, что эти же люди лезли к ней и в отношениях, и после разрыва. Хоть и сохраняя холодный рассудок, каждый день получая сообщения и звонки с разбирательствами, шантажом физической расправой, Лиза чувствует, как её крыша медленно, но верно едет. Ставит теперь оклеенную шкатулку в форме сердца возле входа, затем издалека оглядывает напоследок. Спешить на пары не нужно, ведь Лиза пришла раньше; хоть это происходит и редко, но ей нравится ощущение тишины в коридорах и тепла солнечных лучей на пустых стенах. Берёт свой скетчбук и механический карандаш — вдохновение ловить самое то. Когда студентов становится больше, она с изумлением замечает Захарову, что не опаздывает; та, встретив взгляд индиго, первым делом направляется к ней. — Приветик, — Лиза чуть сжимает карандаш, незаметно вдыхая побольше. — Доброе утро. Чего так рано? — Такое дело, я теперь поближе живу, — Кристина улыбается как-то неловко, будто не хочет говорить об этом. — А чего переехала? — всё равно решает спросить, пусть и догадывается, что ответа не получит. — Трубы потекли, — Лизе любопытно до ужаса, но Кристина непреклонна; и она меняет тему. — Кстати, повезло нам встретиться. То ты на смене, то я. — Ага, — Лиза клацает карандашом, не поднимая взгляда. — В нашем университете оставили коробку для анонимных валентинок, видела? — Конечно. А ты хочешь кому-то отправить? — Есть у меня кое-кто... Кристина смотрит на неё, на то, как челка спадает на прикрытые глаза. — Ого... Удачи тебе. — Спасибо. Скажи, твоё сердце кто-то завоевал в этом году? Лиза поднимает взгляд, выискивая что-то; сама не знает что. Захарова улыбается, и эта улыбка, наверное, могла бы сказать всё, если бы она посмотрела в ответ. — Ну, есть один человек... Индиго слабо улыбается, отводя взгляд совсем в сторону, затем же снова в глаза смотрит ледяные; и указывает грифелем карандаша на ту. — Надеюсь, что твои чувства взаимны, Крис. Захарова кивает коротко, кладя свою ладонь себе на плечо. — Я тоже на это надеюсь. Кристина мало на что надеется. Но где-то в закромах, затаенная вера — эта маленькая вспышка дарует ей вдохновение на музыку и безумный смысл. Романтика вокруг в день Святого Валентина всегда раздражала её: парочки, свободно целующиеся на улицах, кучи открыток и украшений в магазинах «Для неё» и «Для него», тематические вечеринки, которые устраивает и университет, и множество красных сердец. Ни в какую валентинку не вложить того, что чувствует Кристина. Она бы не смогла объяснить словами, что за секреты хранит в своём сердце. Ну, например, если бы Лиза ей позволила, Кристина могла бы стать её машиной, чтобы подвозить каждый день, ведь она никогда не заржавеет; точнее, стать её водителем или типа того. Как если бы в другой вселенной Лиза была дочерью какой-то крупной шишки, а Захарова её личным телохранителем, почему нет? Сложно объяснить, но Кристина могла бы быть буквально обогревателем, без которого, как Лиза говорила, ей холодно в общежитии ночью. Кристина могла бы быть её кофейником, потому что Лиза любит горячий кофе. Или лосьоном для укладки. Чтобы держать её красивые волосы в идеальном виде, ведь для индиго это так важно. В жизни, в разговорах она может многими способами сказать «люблю», не говоря этого слова; или не говоря совсем. Однако над пустым сердечком она сидит уже уйму времени, не в состоянии написать что-то красивое; а потому просто чиркает посередине то, что шепчет: «Я хочу быть твоей» «Я хочу быть твоей» Не уверена, что хочет, чтобы Лиза узнала. Если это будет так, их общению точно конец. Но Лиза имеет право знать, что она нравится кому-то; для этого ведь день Святого Валентина? Вся прелесть в анонимности, и Захарова смело ею пользуется.

***

Перед тусовкой с говорящим плакатом «Для парочек и одиноких!» Лиза по приколу считает валентинки: где-то узнает почерк с предыдущего четырнадцатого февраля. В прошлом году индиго бы посмеялась над ними, но в этом, похоже, она стала одной из них — безысходно влюбленных. Единолично стала слепо следующей за своей сгорающей кометой, которую индиго никогда не достать, потому что она боится протянуть руку и обжечься. Среди валентинок только одна выделяется: почерк рваный, броский, подписана только фамилией Андрющенко, без имени, а из текста лишь одна недописанная фраза из четырёх слов. Странная валентинка. Лиза мало задумывается о ней. Её больше интересует провести время в компании таких же, как она, ребят. Отличная укладка, красивый костюм, идеально вычищенные белоснежные кроссовки — она готовится так, будто будет участвовать в каком-то телевизионном шоу, но в скрупулезности относительно внешнего вида вся Лиза. Улыбка светится, точно вывеска клуба, в котором собираются и студенты, и местные. Одиночество даёт почувствовать, каково это — быть свободной. Красные сердечки мигают в полутьме, а музыка звучит даже под лёгкими. Лизе нравятся вспышки света под биты песен; нравятся разноцветные шипящие коктейли и блестящий лёд в бокалах. Всё это для неё как-то непривычно, но так притягательно, будто это то, чего ей не хватало — люди так отдыхают. Люди вокруг уже подвыпившие знатно, но взглядом среди них она всё же ищет подсознательно знакомые светлые локоны. Зная Кристину, она должна быть здесь, но Лиза нигде её не видит. — Может, поиграем во что-то? — У кого-то есть идеи? Ребятам быстро становится скучно; они здесь, на самом деле, вовсе не из уважения к Валентину. Мишель, хитро улыбаясь, предлагает: — А давайте сыграем в бутылочку? Переговоры долго не длятся: только что допитая бутылка пива приземляется на пол. Лиза подсаживается ближе, чтобы «со всеми» быть. Все рассаживаются так, чтобы напротив был противоположный пол. «Если не здесь, то по-любому с кем-то» От своих же мыслей Лиза морщится, уже пытаясь выкинуть из головы образ той; особенно в компании с кем-то. Она как напасть преследует её, и это иногда раздражает, а иногда доводит индиго до слёз; варианта только два. «Кто она?» Индиго не сомневается искренности Захаровой во многих вещах, но только не в отношениях, и не из-за предвзятости. Объективно. Однако отношения и любовь могут вовсе не иметь связи, и вряд ли кому-то в отношениях с любимым человеком понадобится писать анонимные валентинки; Лиза отлично помнит их разговоры. «Кто же этот один человек?» Первой крутит затейница. Горлышко бутылки указывает на какого-то парня, и Мишель без промедлений целуется с ним, пока пьяная толпа протяжно охает и аплодирует. В компании Лиза не достаёт телефон, дабы побольше пообщаться вживую, переступает эти мелкие барьеры. Но ей приходит третье уведомление, и она бросает взгляд на загоревшийся экран из кармана. «Че думала, если капюшон натянешь, я тебя не узнаю?» «Можешь считать, тебе повезло. Отскочила ты вчера.» На данный момент ничего лучше не приходит на ум, кроме как сделать скриншот и игнорировать дальше. Индиго вдыхает поглубже, чтобы успокоится; она контролирует себя и не будет странной в глазах людей вокруг. Виски тянется, как мёд, в распитии Захаровой; ничто не может помешать её прекрасному одиночеству. — Крис, а ты? — кто-то отвлекает всё-таки. — Нет, я в этом не участвую. Захарова с самого начала мероприятия заобщалась с барменом, отдалившись от своих сокурсников. Лишь изредка поглядывает на толпу, в которой теперь замечает нелепую шапку. В моменте Кристина отставляет бокал; индиго раньше нельзя было найти в подобных местах. Кристина хотела было подойти поздороваться, поиздеваться, но её, о чудо, что-то останавливает. Не то мысль понаблюдать за Лизой, как она ведёт себя с другими — ибо Захарова, как никак, влияет на неё, хотя они не говорили об этом после «перемирия»; не то её волнует сама суть игры. Захарова категорически не может поцеловать кого-то, пока в её голове она. А если бы выпало на какого-то парня, Кристина на него бы блеванула. Снова сообщение. Поджав губы, Лиза нехотя тянет руку к телефону и включает экран, глядя на уведомление: «Не говори потом, что тебя не предупреждали. Заебешься пыль глотать» Тревога выбивается из её нутра дрожащим дыханием; вот-вот её накроет. — Твоя очередь, Андрющенко! Ей попадается ранее знакомая девушка из универа, кажется, её зовут Идея. Блондинка хихикает и сразу же целует индиго в губы, это так легко, ведь они сидят рядом; Лиза только затаивает и так затрудненное дыхание. Затем же закрывает глаза, будто это поможет головокружению пропасть. Она делает это из чистого любопытства. Взгляд Захаровой направлен к индиго; прожигающий до чертиков. Чёрт её дёрнул сыграть в это. Лизе не нравится. Сладкий привкус помады только смягчает странные ощущения от чужих губ; она вспоминает синеву глаз Кристины, эти яркие огни и улыбку, и она тонет в своих мечтаниях, целуя девушку. Это помутнение рассудка; ей кажется, просто кажется. Будто в колу ей точно что-то подмешали, но это невозможно — Лиза всегда берёт с собой свой стакан, и она видела, как открывают бутылку. Искоса на неё смотрят синие глаза и сверкают грядущим бензиновым горем; Захарова с минимально возможным грохотом отставляет бокал, едва не лопнувший у неё в руке; она уходит на улицу не замеченной; не может больше на это смотреть. Ночной мороз вовсе не отрезвляет, как она думала. Кристина это состояние ненавидит: весь свой гнев и негодование выплеснуть просто не на кого, они как шар оболочки закрывают то чувство, шепчущее, что ей очень очень больно. Агрессия просто переходит в слёзы; Кристина с усердием стирает их, в её плотно сжатых кулаках сосредоточена вся злость, что вскоре оказывается отпечатанной на земле. Она бьёт и бьёт, по крови, что кипела в жилах и теперь остывает на снежном асфальте заднего двора. — Чем я, блять, хуже? — шёпотом, закрывает кровящими ладонями глаза. — Почему, блять, кто угодно, но не я?.. Она жалеет, что выпила не так много, чтобы забыться; разум только рисует картину в палитре цвета индиго, как Захарова прижимает чёртову индиго к той же стенке и целует, целует так, как ей захочется; но нельзя. В машине как назло всё напоминает о ней. Чуть успокоившись, Захарова уезжает домой, надеясь не встретить там своего братца и его друзей. Всю жизнь она бежит от чего-то, и признаться, она начинает уставать. «Нет, ну неужели для неё это ничего не значит?» Мысли об индиго и этой идиотской игре не оставляют в покое. Как же рьяно она её целовала, будто ждала возможности. «Неужели это её тот самый кое-кто?» Очень бьёт по самолюбию. Остановившись у подъезда, Кристина усмехается, пальцами стирая остатки слез с прикрытых глаз.

***

В глазах резко мутнеет, а конечности перестают осязать пространство; Лизе даже как-то стыдно, ведь она не пьет, и свалить всё происходящее на алкоголь для неё не вариант. — Что за хуйня, мне не показалось? Когда время перевалило за две минуты, а бутылка всё не крутится, ожидая своей очереди, толпа начинает возмущаться и обращать внимание. Девушка уже хотела было отстраниться, но Лиза не перестает целовать её. Разговоров позади себя она не слышит и подавно. Впервые играя в эту незамысловатую игру индиго увлеклась, или по глупости ждала какого-то сигнала; это уже неважно. Каждый понял по своему и не собирается обсуждать с ней это. Приложившись нехило о стену, Лиза машинально закрывает локтями голову, вскрикнув. — Мерзость. Потому что когда девушкам попадались их подруги, они чмокались коротко и в щёку. И если для неё это был интерес, который на мгновение показался не таким страшным, то для остальных это ненормально. Это всё ещё имеет значение для всех. Как имело раньше для Лизы. Огромное значение. И раньше она бы поступила точно так же, как они, но что-то в Лизе сломалось. Удары вряд ли сломают ей что-то более важное. — Нет-нет, не по голове! — доносится с противоположного угла; и множество разных слов, индиго не слышит. — Такие должны получать по заслугам. Она понимает это в моменте, глотая кровь; практически каждый участок её тела чувствует град боли тех, кому она когда-то её причинила. За всё нужно платить.

***

Думается, ещё одна бутылка не помешает. Дома Кристина в тишине и тусклом свете разбирает открытки; она знает, что не найдет то, что ищет, но почему-то всё перечитывает их. Вся прелесть в анонимности, да? Среди всех магазинных, цветастых или вычурных, в самом низу первой валентинкой было художественно нарисованное красное сердце; как будто его вложил тот, кто сам и оставил коробку. С ровным, аккуратным почерком: «Просто давай дружить, в губы давай дружить Я буду твоим НЛО (⁠ ⁠◜⁠‿⁠◝⁠ ⁠)⁠♡» — Что за глупость, — цыкает злая Захарова с желанием сжечь все красные сердца таким же красным пламенем. Чёртов день Валентина. Она могла бы быть с любым из этих людей, чтобы убить время, убежать от своих мыслей или действительно попытать удачу стать счастливой; но никто из них ей не нужен. «Мне нужна только ты»

***

Высокие потолки и множество поворотов учебного заведения помогают потеряться в толпе. Кристина заметила, что Лиза приходит и уходит последней; а ещё Лиза избегает её. — Эй, индиго, — хриплый голос в который раз окликает её, но теперь с едва успевшей коснуться локтя ладонью. Та не оборачивается, бросив что-то вроде «мне пора» и сливается с потоком студентов. Кристина теперь совсем ничего не понимает; она не любит додумывать, но с каждым разом, когда ей не удается выловить индиго, вариантов объяснений становится всё меньше. Если индиго не сказала ей о своих «переменах» в жизни, значит, не такие уж они и друзья. «А ты ей рассказываешь что-то?» Значит, Кристине незачем больше притворяться, чтобы не отталкивать её от себя ещё больше. «Не боишься сделать хуже?» Конечно, боится. Но Захарова не была бы Захаровой, если бы оставила всё на самотёк. В телефоне звучат гудки от номера, который Кристина уже почти знает наизусть. — У меня нет вре... — Индиго, послушай. Хватит избегать меня, нам нужно встретиться. Такое не говорят по телефону. Давай завтра после... Ставший родным голос произносит холодно: — Не звони мне, Кристин. Больше не звони. Захарова замирает, а внутри у неё вновь разгорается пламя. — Да пожалуйста, больно надо, — выплёвывает с горькой обидой и бросает трубку, чтобы лишнего не наговорить; пачка сигарет практически опустела. Она привыкла к тому, что всё частенько идёт не так, как ей хочется, и план её действий всегда прост: обойти препятствия и прийти к цели, а если не выходит, разрушить препятствия напрочь и всё равно получить желаемое. Для неё это бой; Кристина сколько себя помнит борется. Между свободой и терпением она всегда выбирает первое. Мириться с поражением это не для неё. Но что делать в случае, когда решающий бой от неё не зависит? Он может даже не состояться, и на это никак не повлиять. Кристина пережила бы это гораздо легче, если бы не любовь.