Объясни мне музыку

Аль-Хайтам не знал, с какого момента его рутина и быт стали их рутиной и бытом. Наверное, с того момента, когда Кавех, ещё на первом курсе, в первый раз повёл его в супермаркет на совместную закупку продуктов, а затем заставил аль-Хайтама помогать ему с приготовлением фаттеха. Это был ещё и первый раз, когда Кавех использовал язык жестов: он старался и объяснял Хайтаму, как готовить йогуртовый соус, со своим ещё очень ограниченным словарным запасом, хотя прекрасно знал, что Хайтам мог читать его по губам. Потом же подобные совместные ужины незаметно стали для них обыденностью. Прошло несколько недель с того танцевального представления, и их повседневная жизнь не изменилась. Аль-Хайтам забирал конспекты у человека, посещавшего его лекции, и зубрил нужную информацию для успешной сдачи экзаменов. Иногда, по наставлению своего куратора (и Кавеха), он посещал семинары, на которых редко принимал участие в самих учебных проектах, но получал этот «драгоценный социальный и профессиональный опыт». Пару раз ему приходилось тащить пьяного Кавеха либо из квартиры Тигнари, либо из ближайших к их студенческому комплексу баров. Несколько раз он держал ему волосы, пока Кавеха тошнило. На следующее утро Кавех обычно садился за написание курсовой, страдая от похмелья, усталости и головной боли, проклиная как свою прокрастинацию, так и алкоголь. В такие моменты аль-Хайтам ставил ему стакан воды на рабочий стол и тихо сидел поблизости, стараясь не беспокоить соседа, чтобы не нарваться на его раздражение ко всему живому и дышащему на этой планете. В общем, дни шли в своем темпе, пока в одну среду Кавех не зашел в их общую комнату, где Хайтам мирно читал, лёжа на своей кровати. — У тебя есть планы на завтра после обеда и до самого вечера? — оторвал его от чтения с вопросом Кавех. — Нет, — не задумываясь ответил ему Хайтам. — Ну, как я и думал. Только вот теперь — да, — Кавех вздёрнул нос и задорно улыбнулся, стоя у кровати и глядя на него сверху вниз. — Ты идёшь со мной завтра в парк. — С какой стати и что за повод? — прохладно поинтересовался аль-Хайтам с приподнятой бровью. Кавех закатил глаза и по обыкновению упёр руки в бёдра. — А с такой вот стати. Я ещё не закончил вводить тебя в музыкальные жанры, не забыл? В общем, будь готов завтра в три, — проговорил он, бесцеремонно развернувшись и покинув комнату. Раньше от подобного проявления своеволия и нахальности аль-Хайтаму пришлось бы глубоко дышать и считать до десяти. Сейчас же он лишь смиренно вздохнул и начал мысленно перебирать свой гардероб, думая, что же такого ему завтра надеть, чтобы Кавех в очередной раз с выразительным недовольством сказал: «Опять надел что-то, чтобы похвастаться своей мускулатурой? Лучше бы подумал о том, как нелепо смотрятся твои носки с сандалиями. Архонты, ну за что мне это всё?..» * — Серьезно? Эта майка? Ты снова кичишься своими мышцами? На улице уже далеко не плюс тридцать пять. Пожалуйста, накинь хоть джинсовку. Она защитит тебя не только от прохладного ветра, но и отвлечёт внимание от твоей смехотворной обуви, — с этим замечанием Кавех встретил аль-Хайтама в коридоре, уже на выходе из квартиры. Надев джинсовку, аль-Хайтам мимолётно окинул взглядом Кавеха, одетого в тёмные брюки, белую рубашку и красный вязаный жилет. На плече у него висела какая-то брендовая кожаная сумка, безусловно, до нелепости дорогая, на которую он наверняка потратил весь свой месячный заработок с арт-заказов. А получал он с них немало, ведь его творческие навыки довольно высоко ценились. Если бы Кавех не был таким шопоголиком (ну и не тратил уйму денег на обучение в университете), он мог бы быть вполне состоятельным молодым человеком. Кавех дважды щёлкнул по выключателю света в комнате, как обычно он это делал, чтобы привлечь внимание Хайтама. Свет на секунду исчез и вновь появился. Аль-Хайтам установил зрительный контакт с Кавехом и спросил: — Чего? — Мы идём или как? — Кавех наклонил голову вбок и потряс своими ключами с плюшевым брелком в виде львёнка. Этот брелок когда-то не только послужил очередным поводом для их перебранок, но и стал основой имени Кавеха на языке жестов. На первых порах их «невербального общения» аль-Хайтам дал Кавеху имя, буквально означающее «надоедливый львёнок» на языке жестов. Кавех немного поворчал по этому поводу, но со временем смирился. — Идём, — коротко ответил Хайтам, перед тем как дёрнуть ручку и открыть входную дверь, пропуская Кавеха вперёд. Парк оказался забитым людьми, несмотря на то что это был четверг. А ещё он оказался парком развлечений. Куча детей сновали от одной яркой карусели до другой, а очередь на американские горки змейкой растянулась вдоль всего этого аттракциона, сделанного из не заслуживающих доверия аль-Хайтама металлических рельс. Разноцветные флажные ленты тянулись от одного уличного фонаря до другого, а под ними по вымощенной плиткой дорожке шли люди со сладкой ватой и корндогами в руках. Аль-Хайтам легонько дёрнул за рукав Кавеха, стоящего в очереди за входными билетами. Точнее за покупкой особых наклеек, дающих пропуск на все аттракционы. Тот обернулся на него и спросил: — Что такое? — Можно мне поинтересоваться, зачем мы сюда пришли? Мы не дети и у меня их нет. У тебя, насколько я знаю, тоже. Ничего связанного с музыкой тут также нет, — предъявил аль-Хайтам. Кавех на это лишь устало вздохнул, закатив глаза, и начал пояснять: — Во-первых, такие парки не только для детей. Если ты не заметил, тут и молодежь тусуется. Во-вторых, кое-что связанное с музыкой тут есть, но я объясню позже, а то сейчас будет наша очередь. Аль-Хайтам смирился и кивнул, скрестив руки на груди. Он также заметил, как другие люди в очереди кидали на них двоих любопытные и чудны́е взгляды, вероятно касающиеся их очевидного общения на жестовом языке. Аль-Хайтам не придал этому особого внимания. Кавех тоже. Спустя пару минут они стояли близко друг к другу под деревьями в стороне у главного входа, не мешая толпам людей, проходившим по асфальтированной дорожке. Кавех усердно пытался отклеить наклейку от бумажки, которую ему дал билетёр, и, наконец справившись, издал победный клик. Бесцеремонно схватив аль-Хайтама за плечо, Кавех аккуратно наклеил стикер с логотипом парка на его джинсовку и бережно пригладил её — действие простое и, вероятно, бессознательное, но аль-Хайтам нашёл его таким… тёплым? Кавех приподнял голову, чтобы встретиться взглядом с Хайтамом, и слегка улыбнулся. В его карминовых глазах отчетливо отражалось некое воодушевление. Он похлопал по шее аль-Хайтама своей рукой, которая до этого надёжно располагалась на его плече, и сказал: — Ну что, боец, готов? Аль-Хайтам в ответ лишь наградил его прохладным взглядом, наполненным сомнениями. Кавех цокнул языком и щёлкнул по его носу, отходя от Хайтама, и прежде чем тот успел выразить недовольство по этому поводу, начал жестикулировать: — Итак, юный аль-Хайтам, сегодня я познакомлю тебя с таким жанром музыки как поп-музыка! — Хайтам, обиженно потирая нос, не скрыл на лице свой скептицизм. — Вау… И что это за реакция? Где удивление, аплодисменты, овации и хоть какой-то интерес? — Кавех вопросительно-обиженно поднял бровь на Хайтама. Архонты, ему серьезно нужно было подыгрывать? Аль-Хайтам послушно вздохнул и нехотя ответил: — И как же ты хочешь это сделать? Не вижу здесь популярных певцов и певиц с электрогитарами и световым шоу. — А ты разве за ночь приобрёл способность слышать? Не думаю, — сыронизировал он. — Сегодня я хочу передать тебе то, как поп-музыка ощущается и чувствуется. То, с чем она у меня ассоциируется и чем отзывается, и здесь показать это будет проще всего, — объяснил Кавех. — Понимаешь? Аль-Хайтам обвёл взглядом окружение: жуткое столпотворение, экономичные семейные кафе с жареной картошкой и разбавленной газировкой, аниматоры в костюмах всеми забытых мультяшных героев, слепящие и раздражающие лучи солнца, и запах приторности и гари, исходящий от машины сахарной ваты. — А поп-музыка должна «ощущаться» как яркое и дешёвое развлечение для широкой аудитории? — невозмутимо задал вопрос Кавеху аль-Хайтам. Секунду Кавех смотрел на него в удивлённом ступоре, а затем резко рассмеялся. Да ещё и судя по красноречивым взглядам прохожих, его смех был довольно громким. Он стоял и наблюдал, как Кавех запрокидывает голову и смеётся в свою руку, слегка теряя равновесие. Аль-Хайтам поддержал его за плечо — на всякий случай. Он не понимал, что такого уморительного Кавех нашел в его вопросе, но, пока тот беззаботно смеялся, аль-Хайтам, должно быть, впервые в жизни пожалел что не мог слышать. (Просто он никогда, даже в детстве, не позволял испытывать к самому себе жалость по этому поводу). Кавех, утерев слезу от смеха, улыбнулся и предостерёг: — Аккуратней с такими высказываниями, а то ещё получишь от фанатов! — он хихикнул ещё раз, изящно заправляя свою прядь волос за ухо. — А вообще, отвечая на твой вопрос… Если ну очень грубо говоря — да. Примерно так оно и есть. Но мне нравится, — ответил Кавех с лёгкой улыбкой на губах. — А теперь пошли. Ты купишь мне сахарную вату в качестве расплаты за экскурс в мир музыки, — и прежде чем аль-Хайтам мог возразить, что этот «экскурс» Кавех сам ему насильно навязал, он по-панибратски взял Хайтама под руку и потянул к лавке с уличной едой. * Сахарную вату аль-Хайтам ему так и не купил, потому что по пути к продавцу этой самой ваты Кавех увидел стенд с выигрышными фигурками и игрушками за победу в тире и помчался туда, тестировать свои «навыки, заработанные в видеоиграх». После умопомрачительного проигрыша — нет, серьезно? Ни единого попадания? — озорное и воинственное настроение Кавеха поубавилось, и они направились на автодром, чтобы «обгонять всю эту детвору». Едва вмещаясь в бамперную миниатюрную машину, они, чёрт возьми, взрослые и зрелые парни, то и дело обгоняли и врезались в машинки детей. А детям Кавех, между тем, очень симпатизировал; он был очень оживлённым, экспрессивным и дружелюбным, поэтому дети каким-то естественным образом тянулись к нему. Например, ребятня, с которой они соревновались на автодроме, ещё какое-то время ходила за Кавехом и уговаривала его на «матч-реванш». Ещё, когда одна девочка чуть ли не до слёз расстроилась, что в игре «лопни шарик» у неё никак не получалось попасть ни в один из них, Кавех успокоил её, подбодрил и показал, как правильно надо держать дротик. В общем, с детьми он, хоть Кавех сам это и отрицал, ладил прекрасно. Позже аль-Хайтам и Кавех пошли на американские горки, испытывать на прочность рельсы, вагонетки и заодно самих себя. И оказалось, что они оба были не такими уж и прочными, как сами считали. Особенно это касалось Кавеха, которого потом ещё полчаса преследовало чувство тошноты. Аль-Хайтаму было его жалко, но смотреть на это было всё равно забавно. После этого голод всё же напомнил о себе, и они взяли по корндогу. Аль-Хайтаму пришлось-таки купить Кавеху «обещанную» сахарную вату — хотя ничего он не обещал. Затем Кавех заметил небольшое здание с залом игровых автоматов и, будто ему не хватило печального опыта с тиром, потащился играть уже в них. Вот там, заметил Хайтам, большинство людей были уже подростки и его с Кавехом ровесники, а не маленькие дети с их родителями. Спустя пару таких игр как аэрохоккей, симулятор гонок, мини-боулинг и автоматов с видеоиграми аль-Хайтам понял, что Кавех совсем не умеет проигрывать. Точнее, он проигрывал, но справляться с этими проигрышами ему было сложно. Поэтому время от времени, хоть это и шло вразрез с его принципами, Хайтам позволял Кавеху обыгрывать себя. Просто чтобы сохранить его адекватное эмоциональное состояние… Ничего больше. Всё это время они много смеялись. Аль-Хайтам не помнил, чтобы когда-либо смеялся так много, как сегодня. Он и сам не заметил, как его обычно расслабленное лицо с покерфейса сменилось на лёгкую ухмылку, пока Кавех не схватил его и не потянул в фотобудку, сказав: «Тигнари и Сайно не верят мне, что ты умеешь улыбаться, представляешь? Требуют доказательств. Вот и будут им снимки с демонстрацией твоей полу-довольной рожи». В конце зала они наткнулись на кран-машины. И лучше бы они их не находили, потому что Кавех увидел плюшевого льва и заявил аль-Хайтаму: «Ты сам дал мне такое имя и, считай, создал мне маскота, так что будь добр — достань мне его». Так-то Хайтам знал, что день, когда ему придётся поплатиться за это имя, рано или поздно настанет. И этот день настал сегодня. А поплатился он в буквальном смысле — деньгами за десятки попыток достать этого чёртового льва. — Назову этого львёнка «дотошный сосед». Угадай, в честь кого, — лукаво улыбнулся Кавех, прижимая к себе миниатюрного плюшевого зверька, который стоил Хайтаму гораздо больше чем сама себестоимость этой игрушки. — Да хоть «аль-Хайтам», — бросил он с усмешкой. Убрав льва в свою сумку — удивительно, что он вообще туда помещался — Кавех посмотрел на время на телефоне и встрепенулся. — Так! Вот-вот начнётся закат, и скоро все эти романтические парочки устремятся на колесо обозрения. Мы должны быть первыми, чтобы не стоять в очереди до самых сумерек и не пропустить всё. А ещё я не хочу делить кабинку с другими людьми, так что пошли, — и Кавех подтолкнул его к выходу из игрового зала. В итоге они действительно оказались одними из первых в очереди на колесо обозрения, что сэкономило им время. Солнце как раз приближалось к горизонту, готовясь скрыться за ним, а редкие перистые облака окрасились в розовые тона, напоминая ту сахарную вату, которую аль-Хайтам купил Кавеху ранее этим днём. Они дождались свободной кабинки, запрыгнули в неё и медленно и плавно начали подниматься вверх. Кавех и аль-Хайтам привычно уселись друг напротив друга, так как так было проще всего видеть друг друга и использовать язык жестов. Кавех достал телефон и своего выигранного львёнка, чтобы сделать с ним фотографию. — Отметишь меня, когда будешь выставлять в соцсети фото с плюшевым львом? — с саркастической ухмылкой спросил аль-Хайтам. Никаких аккаунтов в социальных сетях он всё равно не имел — не видел в них смысла. Кавех убрал телефон с игрушкой обратно в сумку и, закатив глаза, с такой же ухмылкой ответил ему: — Ага, и не мечтай. Лучше напишу, что это я сам выиграл, — и, прежде чем Хайтам успел прокомментировать «первоклассные навыки» Кавеха в подобных играх, Кавех продолжил, — или что его выиграл мой парень. Аль-Хайтам не знал, как звучит гром, но, наверное, мог сравнить то, что сообщил ему Кавех с тем самым «громом среди ясного неба». У Кавеха был парень? Кто? С каких пор? И зачем? А ещё, почему аль-Хайтам ничего не знал про это? Что за абсурдная чертовщина? — У тебя есть парень? — удивлённо спросил Хайтам. Кавех недоумённо посмотрел на него, а затем прыснул со смеху. — Конечно нет! — аль-Хайтам почувствовал облегчение. — Откуда ему взяться, по-твоему мнению? Верно, ему неоткуда было взяться; у Кавеха был слишком забитый учебный и рабочий график, а своё свободное время он тратил на самообучение, встречи с друзьями (большинство из которых уже состояли в отношениях) или проводил его с аль-Хайтамом. Всё было в порядке. — Зачем тогда писать, что он есть? — Да может если бы я написал это, некоторые из моих… «кокетливых» знакомых наконец отстали бы от меня. Но сейчас я уже думаю, что это глупая затея, так что не бери в голову, — отмахнулся вдруг Кавех, неловко отворачивая взгляд. Аль-Хайтам понимающе кивнул. Но… подождите-ка. А почему, собственно, аль-Хайтама так сильно волновала личная жизнь Кавеха? Он же уже проходил это всё. Пора бы выучить. Разве это было его дело? Нет. Разве аль-Хайтам не всегда был сторонником уважения личных границ? Да. Так в чём же дело? А «дело» было в том, что в очередной раз, когда речь шла о Кавехе, эмоции, мысли и чувства аль-Хайтама не поддавались логическому объяснению, анализу или контролю. Вот почему он… Машущая рука Кавеха перед лицом Хайтама вырвала его из пучины непонятных мыслей. — Не засыпай, чудак. Смотри лучше на небо, — отчитал его Кавех и повернул голову правее, чтобы самим успеть понаблюдать за закатом. Они уже были достаточно высоко, почти на пике колеса обозрения. Небо горело багровым и рыжим огнём, и вся кабинка залилась тёплым светом. Горизонт с сотнями высоких городских зданий темнел, контрастируя с ярким закатом. Сейчас было самое время делать кучу видео и фотографий для многочисленных интернет-платформ, на которых сидел Кавех, однако он даже не шевельнулся к телефону и продолжал смотреть в панорамное окно. Аль-Хайтам не находил закат таким уж интересным для пристального созерцания. Конечно, он считал его красивым, но чтобы рассматривать каждую деталь пейзажа дольше минуты? Бессмысленно. Их кабинка начала спускаться, а Кавех продолжал молча и сосредоточенно смотреть сквозь стекло, будто забыл о присутствии аль-Хайтама. Он облокотился на раму окна, подперев подбородок своей рукой. Его блондинистые волосы, собранные в замысловатую прическу с красными заколками, приобрели ещё более тёплый оттенок под закатными лучами солнца, а его алые глаза засияли ещё ярче и выразительнее. Неудивительно, что многие знакомые Кавеха заигрывали и флиртовали с ним, пытаясь наладить романтическую связь или улучшить статус их отношений. Он ведь был не только успешным, интересным и уникальным человеком, но и объективно привлекательной личностью и красивой пассией. Хотя аль-Хайтам часто наблюдал, как лицо Кавеха краснело от кончиков ушей до щёк во время их перепалок или когда тот пьянел от пары бокалов вина, ему было трудно представить, как Кавех застенчиво покрывался румянцем от чужих знаков внимания и комплиментов. Во-первых, Кавех был элементарно слишком гордым, чтобы смущаться перед малознакомыми людьми. Во-вторых, его низкая самооценка, которую он с переменным успехом скрывал под дерзостью и спесью, не могла позволить ему спокойно принимать комплименты, лесть и похвалу. В-третьих, представлять такую ситуацию было просто… неприятно и болезненно для аль-Хайтама. Кавех наконец пришел в себя и пошевелился, когда их кабинка уже приближалась к земле. Он повернул голову к аль-Хайтаму и удивлённо встретился с ним взглядом. Кажется, аль-Хайтам всё это время просто таращился на него… Хайтам поспешно отвёл взгляд. В любом случае, Кавех никак не прокомментировал это. Может, не заметил, с надеждой подумал аль-Хайтам. — Забыл спросить… Ну и как тебе поп-музыка? — с полным вниманием и любопытством в глазах спросил Кавех. Точно… Поп-музыка и их «музыкальный экскурс». Аль-Хайтам совершенно забыл о цели их пребывания в этом парке. — Очень слащаво, — ответил без капельки лжи он. Весь этот день в целом казался ему приторным, прямиком из чьих-то романтических фантазий и фильмов. Приторным, но, на удивление, совсем не противным. — Твой любимый жанр? — съязвил он с усмешкой, лишь для проформы. Кавех фыркнул и оскорблённо скрестил руки на груди. — Нет, я к нему со всей своей благожелательностью и дружелюбием, а он, как всегда… — с недовольством приговаривал Кавех. Обиделся. Тем не менее, выпрыгивая из кабинки, он всё равно опёрся на протянутую в ему помощь руку Хайтама. Значит, обиделся не всерьёз.