Когда остановится время

                         Bang Chan — Railway

      Будильники нужно запретить на законодательном уровне. Или смириться с тем, что этот звук Хёнджин будет слышать каждый день до конца своей странной, закольцованной жизни.       Экран снова показывает ненавистное 16 декабря, пятница. Вчера судьба подарила ему пятьдесят одну минуту жизни в новом дне, и после такого щедрого жеста просыпаться в той же пятнице казалось ещё бо́льшим мучением.       Хёнджин проверяет рукой затылок, но там нет и следа вчерашней травмы. Зато воспоминания о том, как он сидел бок о бок с Феликсом, ярко оживают в памяти, согревая изнутри. Их разговор в больнице кажется очень важным, значимым, будто от него зависит всё на белом свете. Хёнджин мысленно прокручивает каждое слово и испытывает трепет, вспоминая, как обнимал Феликса и не желал отпускать.       Уже привычный стук в дверь не удивляет и не вызывает раздражения.       — Хёнджин-и, ты всё ещё спишь? Пора вставать, опоздаешь.       Но именно сегодня Хёнджин никуда не собирается. Ему необходимо остаться в тишине свой комнаты, в одиночестве, и многое обдумать.       — Мам, я чувствую, что заболеваю, — Хёнджин терпеть не может врать и выкручиваться перед собственной матерью, поэтому мысленно просит у неё прощения, уповая на то, что завтра всё позабудется.       — Я так и знала, что ты выбегаешь из бассейна нараспашку. Может, нужно показаться врачу?       — Не переживай, это всего лишь недомогание, к вечеру пройдёт.       — Заварю тебе чай и принесу лекарства.       Хёнджин не сопротивляется, когда мама приносит ему в комнату лёгкий завтрак и пару таблеток — от головной боли и температуры. Он благодарит её и в свои слова благодарности вкладывает гораздо больше смысла, чем может показаться на первый взгляд.       Оставшись в одиночестве Хёнджин сразу пишет Юри сообщение о том, что больше никогда не хочет её видеть рядом с собой. Выходит грубо, но очень недвусмысленно, а это для него самое главное. Он просто не вынесет, если она ещё хоть раз просто дотронется до него.       Взяв ноутбук с собой на кровать, Хёнджин устраивается поудобнее, вводит в браузере запрос: «нетрадиционная сексуальная ориентация», открывает сайты, внимательно читает, анализирует, примеряет на себя и думает, думает, думает…       В какой-то момент становится ясно, что чувство, которое он принимал за любовь к Юри, было чувством благодарности — с ней он ощущал себя безопасно. Она была гарантом того, что к нему не будет вопросов. Проблема в том, что он всегда, с самого детства, был слишком слаб и легко поддавался чужому влиянию, а ещё болезненно переживал семейные разборки. Потому и с радостью зацепился за возможность доказать всем вокруг свою, якобы, правильность. Сейчас, находясь в подвешенном состоянии, обманывать себя незачем, поэтому Хёнджин просто снимает все заслоны и запреты, которые так тщательно выстраивал. И осознаёт, что момент у Чанбина дома после сеанса Трансформеров всё же был, и даже год отношений с девушкой оказался не способен его вытеснить из памяти. Хёнджин тогда сам хотел поцелуя с Феликсом. Хотел, но испугался.        Вообще, вся его сознательная жизнь состоит из одних испугов. Он боялся выглядеть не так, вести себя не так, боялся быть особенным и не похожим ни на кого, старался слиться с правильной общественной серой массой. Даже та девушка в метро, которая каждое утро ездила с ним в универ, своей яркой курткой вызывала его удивление. Только попав в каждодневный личный ад, Хёнджин понял, как сильно этими страхами ограничивал себя. Будь у него возможность вернуть нормальную жизнь, он бы, не задумываясь, ежеминутно проживал её так, как велит сердце, потому что только сейчас познал очень важную вещь: если быть правильным для всех, то в конце пути для себя самого ничего не останется.       Телефон в беззвучном режиме мигает уже несколько часов подряд, Юри обрывает линию. Трубку Хёнджин так ни разу и не взял, а открывать двадцать с лишним сообщений от неё нет никакого желания. Зная, что Юри бывает упёртая, особенно в вопросах, задевающих самооценку, можно не удивляться, если сразу после учёбы она приедет к нему. Поэтому Хёнджин решает уйти из дома на весь вечер, но пока не представляет, куда ему податься.       В районе обеда мама снова заглядывает в комнату, проверяя его самочувствие.       — Я в порядке, твои таблетки помогли, — Хёнджину нет нужды больше прикидываться больным. — Давай пообедаем вместе?       Очень давно он не садился за стол вместе со своей семьёй. Ставшая привычной занятость привела к тому, что они существовали будто каждый сам по себе, в своём мире, и началось это тогда, когда он представил родителям Юри. Отец, убедившись, что сын не общается больше с Феликсом, а всё свободное время проводит с девушкой, перестал пристально следить и задавать неудобные вопросы, а мама лишь иногда останавливала на нём немного грустный, задумчивый взгляд.       Совместный обед даёт то самое чувство уюта, по которому так сильно истосковался Хёнджин. На миг кажется, что жизнь течёт естественным ежедневным потоком, когда он принимается за привычно вкусную мамину еду. Особое сочетание специй, известное с самого детства, расслабляет напряженные нервы и напоминает о том, что он всё ещё человек и всё ещё живёт, существует в этом мире, пусть необычно, односторонне и порой мучительно.       — Мам, а пойдём вечером гулять с Кками в парке? — решение, как провести то время, когда Юри предположительно может заявиться к нему домой, появляется само собой.       — Если ты чувствуешь себя хорошо, то конечно, давай сходим.       Мама уходит дорабатывать, а Хёнджин остаётся и убирает посуду в раковину. Перемывая тарелки, усмехается сам себе — какую же бессмысленную работу он сейчас делает. Но концентрация на простых обыденных действиях ненадолго отвлекает от бесконечных размышлений.       Закончив, Хёнджин идёт в душ, желая взбодриться и привести себя в порядок перед прогулкой. Закрыв дверь душевой кабины и включив кран, он с удовольствием встаёт под упругий напор тёплой воды. Приятное тепло сразу разливается по коже, а под закрытыми веками сам собой вырисовывается образ одного конкретного человека.       Позволив себе больше не прятаться за правильностью отношений с Юри, Хёнджин осознаёт, насколько сильно ему нравится Феликс. Само чувство влюблённости пришло в сознание ещё в тот момент, когда внутри полоснуло болью от вида льнувшей к Ликсу девушки на вечеринке, а сегодня стала очевидной физическая тяга к чужому телу, губам и рукам. Она и раньше была, сильная и взаимная, но страх заглушал очевидное.       Из всех, кого знал Хёнджин, самые комфортные прикосновения всегда давал один лишь Феликс. Он интуитивно знал, где можно и где приятно. Юри заботила только внешняя составляющая их отношений. Если она целовала его, то делала это томно и размеренно, будто позируя для журнала. К ней невозможно было кинуться с разбегу с объятиями, если на душе было радостно — испорченная причёска и макияж стоили дороже проявлений эмоций.       С Ликсом тактильный контакт являлся чувством безопасности. Как можно было испугаться поцелуя с ним? Если бы была возможность повернуть время вспять, Хёнджин, не медля ни секунды, узнал бы вкус того поцелуя. Живая фантазия тут же рисует в голове сладкий момент прикосновения губ к губам. Как бы отреагировал на это Феликс? Сжал бы сильно руками, обнимая, или сначала замер бы нерешительно, а потом уверенно ответил на поцелуй? В одном Хёнджин уверен точно — Ликс не притворялся бы нежной барышней. От него может вообще-то и с ноги прилететь, если поцеловать против воли, чёрный пояс по тхеквондо — это не шутки. Но против воли не хочется, а хочется чутко, нежно, эмоционально и, конечно, обоюдно.       Всё ещё представляя себе интимность желанного прикосновения, Хёнджин чувствует, как его тело реагирует на это. Горячая волна поднимается с кончиков пальцев ног, устремляясь выше и концентрируясь в той самой точке в паху, вызывая острое желание погладить себя рукой. Хёнджин досадливо вздыхает — мама дома, буквально через стенку от него, а в дверь скребётся Кками, и это всё не даёт ему возможности как следует расслабиться. Он просто не может. Поэтому оставляет проблему нерешённой, полностью переключив внимание на то, чтобы привести себя в порядок, вымыть голову, как следует высушить волосы и лениво начать собираться.       Декабрьская погода не радует, ветер забирается под малейший просвет в одежде, а редкие капли с неба так и норовят упасть точно за ворот пуховика, вызывая неприятный озноб по спине. Но Хёнджин всё равно рад возможности впервые за долгое время не спеша прогуляться по улице, дыша свежим воздухом.       — А где сегодня Юри? Она занята? — интересуется мама, одновременно следя за тем, чтобы Кками не слишком сильно увлёкся знакомством с гуляющим неподалёку забавным корги.       Хёнджин решается на откровенность:       — Мам. Что бы ты сказала, если б я признался в том, что больше не люблю её?       — Я бы сказала, что, к сожалению, так бывает и с этим ничего не поделаешь, ведь сердцу не прикажешь.       — А что ты скажешь на то, что мне нравится другой человек? Очень давно и очень сильно.       — Я порадуюсь за тебя, если это чувство взаимно и делает тебя счастливым.       В воздухе виснет многозначительная пауза, в которой очень явно вырисовывается вопрос. И Хёнджин хочет осторожно, но всё же идти до конца:       — Прежде, чем я расскажу тебе, хочу в первую очередь убедить — со мной всё в порядке, я счастлив, и беспокоиться обо мне не нужно, хорошо? — получив уверенный кивок в ответ, он продолжает, — мне нравится Феликс. И это осознанное чувство. Встречаясь с Юри, я просто пытался заглушить в себе тягу к нему.       Мама всё же застывает посреди широкой парковой дорожки и порывисто тянется обнять Хёнджина. Он чувствует себя, словно в детстве: когда он прибегал к родителям, плача от несправедливости большого мира, мама обнимала его точно так же.       — Родной мой, я даже не представляю, как тебе тяжело, — голос матери на выдохе дрожит, и Хёнджин всё-таки ощущает вину за своё признание, даже зная о том, что завтра это забудется.       И в то же время он чувствует, что мама полностью понимает его чувства. Что не будет радостных возгласов из серии: «я так рада за вас!», потому что они не в тупом сериале для подростков. Они в реальной жизни, где взрослый человек осознаёт, как его ребёнку приходится нелегко — испытывать чувства к парню, тем более, не к эфемерному айдолу или актёру, а к знакомому и близкому человеку.       — Знаешь, я догадывалась. Я ждала, что рано или поздно ты придёшь ко мне с этим разговором.       — И ты даже не скажешь мне, что тебе неприятно? Что я больной и таких, как я надо лечить?       — С самого детства ты был особенным — чувствительным и восприимчивым, словно при рождении твою душу забыли обернуть в защитный кокон. Но никогда ты не был при этом плохим человеком, Хёнджин-и. Моя любовь к тебе безусловна, вне зависимости от того, кто тебе нравится.       Хёнджин чувствует мощную волну облегчения, после которой даже стало легче дышать. Мама с ним, на его стороне.       — Но как же Феликс? Он что-то чувствует к тебе? — вопрос матери очень осторожный, но по внимательному взгляду понятно, насколько ей небезразличен ответ.       Хёнджин рассказывает всё, как есть, с момента его знакомства с Юри. С каждым сказанным словом он испытывает облегчение, словно освобождает у себя внутри место от негативной энергии, копившейся всё это время. Заканчивает свой рассказ тем, что Феликс твёрдо намерен уехать в следующем году.       — Ему тоже тяжело, — вздыхая, соглашается мама, — думаю, тебе следует поговорить с ним до отъезда. Хотя бы извиниться за свой поступок, чтобы он не уезжал с обидой на тебя, родной. Если не попросишь прощения, потом будешь жить с чувством вины за это.       — Я понимаю, — кивает Хёнджин.       Только теперь уже поздно, жизнь не дала ему шанса исправить ошибки.       — Хочу, чтобы ты знал — я люблю тебя. И люблю Феликса, он по-прежнему мой австралийский сынок. Только если он всё же уедет, что ты будешь делать? Ты ведь не поставишь на себе крест? Пообещай, что хотя бы попытаешься быть счастливым с другим… парнем или девушкой?       — Я не знаю, мам. Я много думал об этом. Кажется, что у меня какой-то странный тип бисексуальности — мне нравятся девушки и Феликс. Больше ни один из парней мне не симпатичен. В любом случае, он у меня в мыслях сейчас настолько, что все остальные просто не имеют никакого значения.       — Надеюсь, что сможешь с этим справиться. Время научит, что делать.       Хёнджин невесело улыбается, зная, что время вовсе не на его стороне. Но говорить об этом вслух совсем не хочет, ведь мама и так сегодня услышала много неоднозначной и волнующей информации от него.       — Спасибо за то, что ты всегда понимаешь меня. Ты не представляешь, как это важно сейчас.       Действительно, это был один из тех разговоров, после которых хочется жить дальше. Хёнджин рад тому, что решил провести вечер подобным образом, и если бы не вид мокрого и с удовольствием извозившегося в грязи Кками, то мысли о возвращении домой не возникли бы ещё долгое время.       — Пойдём обратно, надо отмывать наше лохматое чудо, — словно прочитав его мысли, говорит мама и Хёнджин с ней полностью согласен.       Глядя на озорного пёсика в голове мелькает мысль: единственное, за что действительно стоит благодарить Юри, так это за то, что она хотела от него отказаться и сдать в приют. Думая об этом, Хёнджин замечает что впервые упоминание Юри в нём не откликается вообще никак: ни болью, ни любовью, ни тоской, ни малейшей привязанностью. Все нити, связывающие их ранее, окончательно разорваны.       На подходе к дому Хёнджин видит машину отца и тут же задаёт маме вопрос:       — Как ты думаешь, что скажет папа, если узнает?       — Я не знаю, Хёнджин-и. Вряд ли он сможет принять это, по крайней мере вот так сразу. Хочешь, я сначала с ним сама поговорю?       — Нет, это должен сделать я. Не хочу больше прятать себя и быть трусом.       Зайдя домой, Хёнджин с удивлением отмечает, что это был первый день, когда он не заглядывал в телефон с самого утра. И оказывается, что если не тратить море времени на соцсети и ненужные переписки, то можно жить и замечать вокруг себя много интересного. Усмехаясь этим мыслям, он идёт в гостиную и садится на диван, отвлекая отца от новостного канала.       — Хёнджин-а, ты дома в вечер пятницы? Это время ты всегда проводишь с Юри, — удивляется отец, поправляя очки на переносице.       — Я хотел поговорить с тобой как раз об этом, — тихо начинает Хёнджин и понимает, насколько ему труднее делиться этим с папой. — Мы с ней расстались, потому что мне нравится другой человек.       Из ванной слышится шум и плеск воды — мама поливает Кками водой из душа. Слыша привычные домашние звуки, Хёнджин неосознанно расслабляется.       — Вот как, уже другая девушка? Но может быть, ты поспешил? Такое бывает…       — Нет, — решительно отвечает Хёнджин.       Решив быть честным с самим собой, он так же хочет быть честным с близкими людьми. Ему важно, чтобы родители знали всё так, как есть на самом деле.       — Пап, я не люблю её и никогда не любил. Она мне нравилась и я был увлечён, но не более. Мне нравится Феликс. И это уже давно.       — Да быть такого не может! — восклицает отец, неверяще глядя прямо в глаза. — Вы с Юри встречались целый год, мы познакомились с её семьёй, вы даже жениться собирались! А теперь ты говоришь, что тебе нравится парень? Как такое вообще может быть?       Хёнджин прикрывает глаза, с сожалением ощущая, как приятное чувство, зародившееся после разговора с матерью, покидает его.       — Пап, о женитьбе всегда говорила только Юри, не спрашивая, хочу ли этого я. Ей вообще не важно, что я хочу в этой жизни. Я никогда не смогу полюбить её.       — Хорошо, я могу понять, что ты в ней разочаровался, но что ты вдруг переключился на парней — вот этого я никогда не пойму. Это он тебя втянул в это болото? Я же предупреждал, что с ним не всё в порядке, это было видно со стороны. Перестань общаться с этим человеком и всё будет хорошо. Сразу же поймёшь, что ты нормальный.       Вязкая волна протеста заставляет Хёнджина начать задыхаться от несправедливости услышанных слов.       — Папа, услышь, пожалуйста, меня. Я — нормальный, у меня всё хорошо. Я не стал стереотипным геем из фильмов, мне не хочется носить платья и надевать туфли. Я всё тот же твой сын, которого ты всегда знал, просто оказалось, что помимо девушек мне может понравиться парень. Это не делает меня плохим. Я хочу быть открытым со своей семьёй, что в этом плохого? — А что хорошего? Ты хоть раз вообще подумал о последствиях? Знаешь же, что у нас такое строго порицается. Если у меня на работе узнают, то могут уволить, а твоя мать не сможет выйти из дома, чтобы ей в спину не было ехидного смешка — этого ты хочешь для своей семьи?       Отец распаляется всё сильнее, и Хёнджин, глядя в такое родное лицо, знакомые с детства глаза за стёклами очков и волосы с ранней проседью, не верит, что когда-то они вообще были с ним близки.       — Пап, я не желаю для вас с мамой такого, и я не собирался рассказывать об этом всему миру, но мне важно знать, что именно вы меня понимаете и поддерживаете.       — Я не понимаю и не поддерживаю такое. Я считаю, что это против природы, а значит, нужно приложить усилие, чтобы избавиться от этих чувств. Ты сам сказал, что девушки тебе всё ещё нравятся, так познакомься с какой-нибудь другой, на Юри свет клином не сошёлся. Но не позволяй утянуть себя на сторону порока и разврата, обратного пути не будет. Все эти однополые связи — одно сплошное извращение!       — Вот как ты обо мне думаешь, — Хёнджин вскакивает с дивана, не веря тому, что услышал. — Ты считаешь меня извращенцем? Ты же знаешь меня от и до, ты растил меня и воспитывал, а теперь говоришь так о своём сыне?       — Значит, плохо вырастил и воспитал. И если ты пойдёшь по мужикам, то считай, что нет у меня сына!       Хёнджин на мгновение застывает, а затем разворачивается и решительным шагом направляется в прихожую, где хватает с вешалки куртку и наспех одевается.       Обида на резкие слова перемешивается с болью и накрывает лавиной. Он хотел поделиться тем, какое прекрасное тёплое чувство вызывает Феликс в его душе, что испытывать к нему симпатию — это удивительно, волшебно и очень приятно, что эта влюбленность кажется естественной, как сама жизнь. Но все невысказанные слова мгновенно разбиваются о стену неприятия и отвращения.       Хлопнув отчаянно дверью, Хёнджин бегом спускается по ступенькам. Он понимает, что действует импульсивно, но ничего с собой поделать не может. Находиться в одной квартире с отцом сейчас не представляется возможным, а сердце отчаянно тянется к Феликсу. Просто посмотреть на него, перекинуться хотя бы парой слов, заново запомнить яркую солнечную улыбку. Это бальзам для раненной души, и он знает, где его получить.       Поймав такси, Хёнджин называет адрес Хосока. Он уверен в том, что если приехать туда без приглашения, то его обязательно примут и даже будут рады его присутствию. Очень тёплая и добрая энергия исходит от хозяина дома, в отличие от многих из его богатого окружения.       Особняк уже обыденно встречает громкой музыкой. Хёнджин беспрепятственно заходит внутрь, пропустив сначала на улицу желающих покурить на свежем воздухе. Главная цель — найти Феликса и хотя бы поздороваться с ним. Вся компания здесь, они сидят на том самом диване у стены, но Ликса среди них нет.       Хёнджин внимательно осматривает просторную комнату и натыкается взглядом на Юри, которая как всегда в самом центре внимания своих подруг. Сегодня что-то неуловимо изменилось, атмосфера в девичьей компании кажется не совсем привычной. Никто не утешает плачущую из-за расставания Мин Тэхи — все внимательно разглядывают Юри, ловя каждое слово и пристально рассматривая её руки. Хёнджин с ухмылкой размышляет о том, что новый маникюр стал важнее, чем забота о брошенной подруге.        Не желая быть замеченным, он идёт по наитию дальше вглубь дома, думая, где может быть тот, кто нужен сейчас. В столовой его нет, на веранде тоже, возможно, он в одной из ванных комнат. Хёнджин интуитивно подаётся в сторону широкого изогнутого коридора, разыскивая нужную дверь, чтобы дождаться Феликса и перехватить, когда он будет выходить, но вдруг застывает в нескольких шагах от парочки, уединившейся в укромном уголке вблизи подсобных помещений. В светловолосом парне, который опирается спиной о стену, без труда узнается Феликс, хоть и обзор на него частично скрывает прильнувшая к нему в напористом поцелуе девушка. Впрочем, она тоже легко узнаётся даже со спины — та самая Ли Сохён, подруга Юри, которая все эти дни вытаскивала Ликса на танцпол.       Хёнджин смотрит на них неверяще. Он даже не чувствует боли, лишь только ощущение отчаянной неправильности происходящего — это словно увидеть, как небо и земля вдруг поменялись местами. Феликс всегда выбирал его, даже когда он был пьяным и жалким, когда дерзил учителю, когда он дрался посреди чужой вечеринки, всегда. А сейчас, будто предавая, позволяет себя целовать едва знакомой девчонке, которая явно желает, чтобы руки парня, лишь едва касающиеся её талии, посильнее сжали в тесных объятиях.       — Что здесь происходит? — не сдерживается Хёнджин и громко задаёт очень абсурдный, если вдуматься, вопрос.       Он подходит ещё ближе и видит, как Сохён нехотя отрывается от поцелуя, а Феликс распахивает закрытые до этого глаза. Не увидев в них и капли той дымки влечения и влюблённости, что были у Чонина, когда Минхо прервал его поцелуй с Чаном, Хёнджину становится чуть легче, но ровно до тех пор, пока Сохён не начинает говорить:       — А что? Что мы такого делаем? Хёнджин-и, тебя не должно теперь волновать, чем занимаются другие люди, ты без пяти минут женатый человек. Да-да, Юри показала нам своё колечко. Мы все думали, почему тебя сегодня не было в универе, а ты, оказывается, предложение для любимой готовил. Такой умница, правда, Ликси?       Хёнджин шокированно смотрит на неё, желая обвинить в маразме, но через миг всё становится на свои места. Конечно, Юри не смогла простить такое расставание, в её понимании грубо бросить девушку по смс стоит в одном ряду с тем, чтобы предложить тройничок, как умудрился сделать её бывший. Месть она подала идеально холодной, прекрасно зная, что Хёнджин не будет выяснять отношения публично, а захочет прояснить ситуацию с ней лично, в уединении, и уж тогда-то она сможет донести до него всё, что посчитает нужным, а купить хоть с десяток колец самой себе для неё не проблема. Только она совсем не учла того, что в его однодневной реальности завтра утром всё сотрётся, как будто и не было.       Хёнджин бы выдохнул с облегчением, если бы не взгляд Феликса, уставший и какой-то потерянный, совсем не соответствующий ситуации, в которой он только что находился в близком контакте с симпатичной девушкой. Видеть его печальным и отстранённым совсем не хочется, поэтому неимоверно тянет оправдаться перед одним-единственным человеком в этом огромном доме. Но Сохён явно не терпится вернуться к прерванному занятию, поэтому говорит:       — Разве тебе не пора идти к невесте? У нас тут вообще-то дела, как видишь.       Хёнджин игнорирует её слова, глядя Феликсу прямо в глаза.       — Это неправда. Она всё придумала, не было никакого предложения.       — Ой, ну ладно тебе, — не унимается девушка, — Юри говорила, что вы хотели сохранить это в строгой секретности, чтобы вас не замучали вопросами о случайном залёте, но она просто не смогла удержаться и поделилась новостью с нами. Не обижайся на неё — это просто эйфория от эмоций.       — Но я правда…       — Желаю вам счастья, — перебивает Феликс и, осторожно убрав с себя руки Сохён, тихо уходит.       Хёнджин видит, как Сохён спешит за Феликсом вслед, догоняя и дотрагиваясь до его ладони своей. Она что-то убедительно говорит, но за шумом вечеринки Хёнджин не может разобрать смысла слов. Завтра всё будет иначе, завтра всё будет хорошо, завтра Хёнджин обязательно сделает так, чтобы этой горечи во взгляде Ликса больше не было. А прямо сейчас он хочет на воздух, перевести дух и подумать как следует обо всём.       Толкнув первую попавшуюся дверь, Хёнджин входит в ещё одну комнату, похожую на гостевую, в которой есть выход на застеклённый балкон. Он проходит, не включая свет, сразу на свежий воздух, оставляя балконную дверь слегка приоткрытой. Здесь хорошо, тихо и пусто, из окон виднеются ухоженные лужайки с горящими по периметру огоньками. В голове по кругу вертится один и тот же важный момент: Феликса задела новость о «помолвке», даже несмотря на то, что он решил уехать в Австралию. Если бы жизнь вдруг вернулась в прежнее русло, то это знание дало бы Хёнджину неплохой шанс, но никаких предпосылок к возврату по-прежнему не наблюдается и даже никаких идей на эту тему нет.       Размышления прерывает шум, влетевший в комнату вместе с открывшейся на миг дверью. Хёнджин хочет выйти с балкона, чтобы показать вошедшим, разместившимся на кровати, что они здесь не одни, но замирает на месте, услышав разговор, очевидно начатый ранее:       — … а твой бывший просто редкостный мудак!       В манере речи легко угадывается Хан Джисон, и Хёнджину очень хочется, чтобы второй человек с ним в комнате оказался кем угодно, только не Феликсом.       — Я сам виноват, что начал встречаться с ним, — мягкий музыкальный голос принадлежит несомненно Ли Минхо.       Выдох облегчения почти выскальзывает наружу, но Хёнджин тут же округляет в удивлении глаза — бывший… у Минхо?       — Ты заслуживаешь большего, хён. Нет оправданий изменам. Если что-то не устраивало, то он должен был сначала поговорить с тобой или прекратить эти отношения. А втихую бегать к другому, да ещё потом тебя же и обвинять в этом…       — Знаю, Сон-и. Но всё равно чувствую себя так, будто не дотягивал до какого-то определенного уровня, будто был хуже, чем от меня ожидалось, понимаешь?       Удивительно, каким открытым и уязвимым позволяет видеть себя Минхо другому человеку.       — Понимаю. Но это совсем не так, как кажется, это лишь последствия разбитого сердца.       — Только не надо меня жалеть.       — А я и не жалею.       Хёнджин, придвинувшись чуть ближе к проёму балконной двери, видит в слабом свете уличных огней, как Джисон уверенно подталкивает Минхо рукой в грудь, чтобы тот лёг спиной на тёмное покрывало, а сам легко забирается на чужие бёдра. И Минхо позволяет ему делать это.       — Я бы хотел ценить тебя, — голос Хана становится тихим и низким, — беречь, заботиться, но никак не жалеть.       — Иди ко мне, — Минхо тянет Джисона на себя и вскоре слышится тихий осторожный звук поцелуя.       Хёнджин пытается заставить себя оторвать взгляд от увлечённых друг другом парней и никак не может. Его глаза словно магнитом притягивает вид выпрямившегося Джисона, лукаво изгибающего губы в улыбке, прежде чем идеальной волной качнуться на крепких бёдрах. Красиво.       — Я нравлюсь тебе, хён? — ещё одно движение вперёд.       — Ты не можешь не нравиться, — шепчет Минхо, и в этом шёпоте слышно учащённое дыхание.       — Какой ты горячий, ты бы только знал, — Джисон снова наклоняется, влажный звук слияния губ заполняет полутёмное пространство комнаты, кажется, до краёв.       Пульс Хёнджина разгоняется вместе с нарастающим напряжением между Минхо и Джисоном. Ещё несколько недель назад он бы не поверил тому, что страсть между двумя парнями может выглядеть притягательно, но сейчас он не может отвести взгляд от того, как руки Минхо чувственно гладят талию Джисона. Сливаясь в поцелуях вновь и вновь, словно не в силах остановиться, они выглядят эротично, и в этом действии столько гармонии, что даже мысли не возникает о том, что это может быть неправильным.       Проблема, не решённая Хёнджином ранее в душе, даёт о себе знать. У него довольно давно уже не было секса, несмотря на то, что он и находился в отношениях с самой красивой девушкой потока. С одной стороны, можно было бы свалить всё на постоянную занятость, но недавняя поездка на выходные на Чеджу, организованная родителями Юри, показала, что это не совсем так.       Когда они заселились в отдельный уютный домик на берегу моря, Юри первым делом занялась распаковкой вещей, раскладыванием баночек с косметическими средствами по всем поверхностям, тщательным подбором наряда и ещё более тщательным выбором аксессуаров. Затем шло обязательное посещение самых красивых мест острова с бесконечным позированием для фото, обед в дорогом ресторане, а вечером многочасовое редактирование отснятого контента. После загрузки всего этого в свой профиль, Юри ещё много времени вчитывалась в хвалебные комментарии, посыпавшиеся сразу после первой публикации. В итоге она, полностью удовлетворённая порцией обожания от своих подписчиков, крепко заснула. Хёнджин до сих пор не может понять, где же были его глаза в тот момент, раз он не видел таких очевидных вещей.       Внезапно дверь в комнату распахивается, напугав не только Хёнджина, но и Джисона с Минхо. Из коридора с задорным смехом залетает Чонин, за руку ведя за собой Бан Чана и обнимая его за шею сразу же, как за ними закрылась дверь.       С первого взгляда вошедшим не видно тех, кто притаился на кровати, но через пару секунд одновременно с двух сторон раздаются возгласы:       — Что здесь происходит?       — Что это значит?       Чан включает свет, собираясь прояснить ситуацию. Хёнджин резко приседает вниз — не хватало только сейчас, чтобы его присутствие обнаружили.       — Так значит, это правда, — голос Чонина звучит обиженно, и это так непривычно слышать. — А рассказать брату о том, что тебе нравится Джисон, не обязательно, да? Предпочитаешь прятаться от меня по тёмным комнатам?       — Да кто бы говорил! Ты сам тискаешься с Чаном по углам. Ничего не хочешь мне объяснить, Айени? А ты, Чан-хён?!       — Давайте поговорим спокойно, — Чан старается быть рациональным, но стихия характеров упрямых братьев уже разогналась по полной и никак не может остановиться.       — Я ни о чём не буду с ним разговаривать! Он до сих пор считает меня маленьким и думает, что меня нужно всегда и везде контролировать. При этом сам никогда ничего о себе не рассказывает.       — Я не контролирую, а забочусь! Хотя надо было бы, стоило мне отвернуться — ты сразу побежал делать глупости.       — Ты считаешь мои отношения с Чани-хёном глупостями?       — Отношения? Ты ещё слишком мал, чтобы понимать последствия!       — Ну да, маленький и глупый — вот какой я для тебя!       Перепалка набирает обороты, отдавая болезненной тоской в груди Хёнджина. Эти парни по-прежнему дороги ему, он бы очень хотел вернуть возможность считаться их другом. Даже с учётом того, что у Айена теперь есть Чан, а у Минхо — Джисон. Те проявления чувств у обеих пар, что удалось лично застать Хёнджину во время блужданий по огромному дому, выглядят проникновенно и искренне. Впервые Хёнджину хочется сберечь чужое счастье.       Первым не выдерживает Чонин, разворачиваясь и выходя из комнаты. За ним следом выходит Чан, а затем комнату покидают и Минхо вместе с Джисоном.       Хёнджин отчаянно хочет подойти к кому-нибудь из братьев с утешением, но он совершенно точно уверен в том, что им от него этого не нужно. Очень тяжело осознавать, что он совсем бесполезен, что его удел — лишь наблюдать день за днём, как мучаются от этой ссоры Айен и Михно.       Хёнджин идёт к выходу, собираясь уехать домой. Он неважно себя чувствует, вымотанным и уставшим, что неудивительно с учётом того, сколько эмоций за один день ему пришлось ощутить. Но уйти спокойно ему тоже не удаётся: на пути к выходу ему навстречу попадается Юри.       — Джинни! Ты приехал за мной? Что случилось? Что значат те твои сообщения? Почему ты не брал трубку весь день?       Хёнджин тяжело вздыхает, как человек, который вынужден объяснять одно и то же тысячу раз непослушному ребёнку.       — Юри. Мы с тобой расстались. Всё, между нами ничего нет. Я тебя не люблю и ты не любишь меня. Для нас обоих так будет лучше.       На её лице читается шок, смешанный с возмущением.       — Почему ты решаешь за меня? Я знаю свои чувства и я люблю тебя. И ты тоже, я уверена. Ты не можешь просто так взять и разорвать наши отношения!       — Почему это? — не выдерживает чужой самоуверенности Хёнджин и всё-таки взрывается, — я не твоя собственность! Если я говорю, что всё прошло, значит так и есть. Весь мир не крутится вокруг тебя одной, пойми наконец!       Глаза Юри опасно прищуриваются.       — Подумай сто раз, прежде чем говорить такие вещи, Джинни. Где бы ты был, если бы не я? Благодаря мне ты стал хорошо выглядеть, хорошо учиться, нашёл работу. Ты стал популярным из-за меня. Если мы расстанемся, то все тут же о тебе забудут — этого ты добиваешься?       А вот и угрозы подъехали, Хёнджин уже было заждался.       — Попробуй подкупить меня, как своего бывшего.       — Что?..       — Не прикидывайся, я всё знаю.       Юри на секунду застывает, но быстро взяв эмоции под контроль, продолжает:       — Что бы тебе не наплели про меня — это всё ложь. Я люблю тебя, мы должны быть вместе.       Видя, что Хёнджин презрительно смеётся над её словами, она продолжает с нажимом:       — Мои родители уверены, что мы помолвлены с сегодняшнего дня. Уже готовится бюджет для проведения торжества. Решил всё испортить? Тогда скажи им сам, что их любимую дочку бросают, едва сделав предложение.       Сказав это, она гордо разворачивается и уходит обратно в гостиную, уверенная в своей победе. И возможно прежний Хёнджин бы действительно задумался о том, как некрасиво может выглядеть такой поступок, но нынешний не чувствует по этому поводу вообще ничего. Одна лишь унылая печаль в его мыслях да тонна усталости на душе от безвыходного положения. Выйдя на улицу, он видит на крыльце Чонина, отрешённо изучающего экран своего телефона. В нём открыто приложение такси, наверняка он в ожидании машины, чтобы уехать домой.       — А где Чан? — тихо и участливо спрашивает Хёнджин.       — С братом говорит, — на автомате отвечает Чонин, а затем, увидев, кто именно задаёт вопрос, мрачнеет.       — Я случайно увидел вашу ссору, прости, — с сожалением говорит Хёнджин. — Чем я могу тебе помочь?       Чонин горько усмехается.       — Помочь? Спасибо, ты уже помог один раз, когда отвернулся от всех нас, от меня. Я скучал по тебе столько времени, а ты даже здороваться перестал!       Сердце сжимается от того, сколько в этих словах личной боли. Должно быть Айени чувствовал себя так, будто его родители развелись, и один из них ушёл из дома навсегда. Хёнджин уже позабыл то, как сильно любил самый младший своих друзей, как комфортно и защищённо себя чувствовал в их компании. Своим уходом Хёнджин лишил Чонина частички уютного мира, который сам так старательно выстраивал для него.       Именно сейчас как никогда остро Хёнджин чувствует последствия своего поступка. Он никогда не умел брать ответственность на себя за свою же собственную жизнь и свои решения, потому что банально был слабым и пугливым. Отвращение к себе захлёстывает с головой, а ещё больше добивает то, что исправить ошибки уже не представляется возможным.       Чонин молча садится в такси и уезжает, даже не взглянув больше в его сторону.       Почти не разбирая пути, Хёнджин уходит подальше от дома, от шума вечеринки, от гула голосов, чувствуя в груди огромную дыру, неприятно пульсирующую по краям.       Зачем это всё? Зачем его бессмысленное существование? Он настолько глуп, что не может догадаться, как найти выход. Или смысл в том, чтобы не искать? Или в том, чтобы раз за разом наблюдать мучения дорогих ему людей? Хёнджин устал. Одиночество давит и связывает его по рукам. Он не может и не хочет больше справляться с этим.       Выйдя на обочину широкого проспекта, Хёнджин слышит шум быстро приближающегося автомобиля, и когда вблизи появляются огни тёмного грузового фургона, в его голове мелькает желание сделать несколько шагов вперёд, прямо на проезжую часть.