Megaphone to My Chest

      Ни за что в жизни Мо Жань не чувствовал столько благодарности к себе, как за то, что снял обувь перед тем, как войти в дом Чу Ваньнина.       Во-первых, его кроссовки и штаны были полностью заляпаны после пробежки. На пути к Чу Ваньнину он не избегал луж: кусочки грязи и капли коричневой, мутной воды почти равномерно покрывали его ноги до самых колен, лишь немного маскируясь на чёрном цвете штанин. А в доме Чу Ваньнина, даже несмотря на беспорядок на каждой поверхности, которую Мо Жань видел, был очень чистый деревянный пол. Вздумай он осквернить эту территорию своими грязными следами… Чу Ваньнин, несомненно, дал бы ему пощёчину…       Хотя, это даже интересно…       Во-вторых, Мо Жань не думает, что ему хватило бы грации встать так близко к Чу Ваньнину и не наступить на его изящные, как у танцора, ноги в коротких белых носках. Каждый палец Чу Ваньнина был прекрасно виден под тонкой тканью, растянутой после многочисленных стирок. С того момента, как Мо Жань взглянул на очертания этих ступней, а затем на порозовевшие уши Чу Ваньнина, когда прижал его к стене, перекрыв все возможные выходы, он уже знал, чем закончится эта ночь.       Или, по крайней мере, горячо на это надеялся.       В-третьих, основная причина, по которой Мо Жань был так чудесно, так радостно, так восторженно счастлив, заключалась в следующем:       Чу Ваньнин хотел, чтобы он остался.       Ваньнин идеально помещался в его руках. Их губы подходили друг к другу, словно две половинки единого целого, как ключ и замок, или шкатулка-головоломка, которую может открыть только родственная душа... Мо Жань крутил в уме глупые сравнения, пока его мысли не опустели, и в них не остался только Чу Ваньнин.       — Мо Жань! — вскрикнул тот. — Отпусти меня немедленно.       — Прости мою дерзость, учитель, — выдохнул Мо Жань.       На самом деле парень не чувствовал раскаяния, просовывая одну руку под колени Чу Ваньнина, а другой обвивая его плечи. Он подхватил и понёс это сильное и не слишком лёгкое тело, пинающееся и кричащее, к дивану – единственной поверхности, не полностью покрытой бумагами и механическими деталями неясного назначения. На днях ему придётся что-то сделать с окружающим беспорядком.       На днях. Сердце Мо Жаня забилось быстрее. Хочу как можно больше дней в этом месте.       Они устроились на диване. Или, скорее, Мо Жань переложил драгоценный груз с рук на диван, прижал колени по обе стороны от тонкой талии Чу Ваньнина и замер.       — Ваньнин, — отважился он сказать неожиданно хриплым голосом. — Ты не против?       Если Чу Ваньнин против, то он не только напал на своего профессора, но и…       К его изумлению, Чу Ваньнин только смущённо отвернулся:       — Ты имеешь наглость спрашивать об этом сейчас?       Мо Жань неловко поёрзал, понимая, что между ними теперь совсем мало места. Он так долго мечтал об этом моменте; всё, что касается их первого раза, было тщательно продумано, устранены все возможные неполадки и практически написан сценарий, но, возможно, Мо Жань не такой уж и гениальный стратег, как он думал, потому что ему даже не приходило в голову…       Не приходило в голову, что придётся буквально нависать над своей мечтой, суровые губы которой охотно открывались под его, а выпуклость между ног честно и нагло прижималась к его собственной.       — Ой… Могу ли я… устроить учителя поудобнее?       Когда-нибудь, когда их первый раз станет далёким прошлым, когда сознание Мо Жаня сотрёт прожитую неловкость розовым светом любви, он будет помнить только это: как без особых усилий лишил своего профессора слоев ткани, разделяющих их тела… как взял его руки в свои, и нежно поцеловал запястья, ладони, каждый палец… как Чу Ваньнин стонал его имя, смотрел на него покрасневшими от удовольствия глазами… И как Мо Жань довёл их обоих до оргазма в самой чувственной манере, длинной и такой божественно красивой, что их первому разу позавидовали бы небожители самой популярной новеллы.       Воспоминания так приятны из-за того, что память подвержена ошибкам; реальность может сильно отличаться.       Мо Жань неуклюже расстегнул дрожащими руками молнии их штанов, прерывисто дыша от нетерпения. Лицо Чу Ваньнина изменилось почти сразу же, приобретя тревожный оттенок красного, как только их возбуждения соприкоснулись. И всего лишь несколькими движениями запястья, даже прежде, чем Мо Жань полностью осознал тот факт, что видит член Чу Ваньнина, что касается члена Чу Ваньнина, что касается в принципе Чу Ваньнина, они уже кончили.       Всё. Их первый раз кончился за меньшее время, чем нужно, чтобы сварить яйцо.       Глаза Чу Ваньнина были зажмурены; Мо Жань в ужасе смотрел на липкий беспорядок в своей руке. Оба были поглощены взаимным унижением.       — Ваньнин, — в отчаянии прошептал Мо Жань. — Я…       — Я собираюсь принять душ, — резко оборвал Чу Ваньнин, запыхавшийся и дрожащий, сталкивая его с себя. Сила толчка оказалась на удивление эффективной, Мо Жань свалился с дивана. — Ты можешь… Ты можешь чувствовать себя как дома. Или уйти. Мне всё равно.       Наблюдение за тем, как Чу Ваньнин, пошатываясь, практически сбегает в ванную комнату, сразу после их скоротечного свидания на диване, стало, пожалуй, самой худшей точкой в ​​жизни Мо Жаня. Ну, на данный момент.       «Если это имели в виду под «послеоргазменной дымкой» первого раза, — подумал молодой человек, так и сидя на полу с рукой, испачканной их спермой, и болезненно прижатым резинкой трусов членом, — тогда я хотел бы оформить возврат и попробовать ещё».       Боже.       Как могло случиться, что, когда они наконец-то поговорят и разберутся, он снова всё испортит?

***

      Кухонная раковина была заставлена ​​посудой, вероятно, копившейся с начала недели, и Мо Жань не мог помыть руки поверх этих грязных мисок с остатками риса, соуса и чего-то ещё неопознаваемого. «Душ включен», — подумал Мо Жань, прислушиваясь к характерному звуку капель воды, ударяющихся о плитку. Где-то рядом был Чу-лаоши, его Ваньнин, который, наконец, открылся и решил, что он достоин его внимания, достоин его самого.       Наглость Мо Жаня не знает границ.       Подойдя к ванной, он потянулся к дверной ручке чистой рукой и шагнул в облако пара и цветочного запаха мыла. Вздрогнув, Мо Жань осознал, что какой бы запах он тайно ни чуял от Чу Ваньнина во время их учёбы, теперь тот усилился по меньшей мере на сто процентов.       Он был здесь, источник этого аромата.       Прямо за непрозрачной, запотевшей стенкой душа стоял Чу Ваньнин.       Мо Жань не мог. Он не мог этого сделать. Не мог…       — Ваньнин, — выдохнул Мо Жань и протянул руку.

***

      Он мечтал об этом и в снах, и наяву. И в те моменты, когда уединялся в собственном душе.       Чу Ваньнин, изящный и мускулистый одновременно, одетый только в туман горячего пара, стоял спиной к Мо Жаню, лицом к стене.       — Чу-лаоши, — позвал Мо Жань снова, заходя в душ прямо в одежде. Вода окатила его, смыв большую часть липкости с пальцев, а остатки он вытер о свою теперь уже всё равно испорченную футболку. — Ваньнин.       Мужчина молчал, но Мо Жань видел, как его руки сжались на стене из белой плитки, как будто готовясь к чему-то. Спина Чу Ваньнина, сильная, непрерывная линия, заканчивалась парой крепких ягодиц, мокрых и блестящих под потоком воды, и Мо Жань задался вопросом, сможет ли когда-нибудь убрать эту картину из мыслей. Захочет ли.       — Ваньнин, — пробормотал Мо Жань, сбрасывая одежду и обвивая руками тонкую талию. Она горела под его руками, и Мо Жань не мог себе представить, что когда-нибудь отпустит её. — Ваньнин.       Когда Чу Ваньнин прижался к нему в ответ и слегка откинулся назад, скользя мокрыми волосами, Мо Жань, окутанный пьянящим запахом, позволил себе проблеск надежды, что он, всё-таки, не совсем облажался. Его подбородок идеально вписался в укромный уголок между тонкой шеей и сильным плечом, и он уткнулся носом за ухо Чу Ваньнину, с восторгом отмечая спрятанную там родинку, до этого невидимую из-за волос.       — Ты позволишь мне загладить свою вину?       — Какую вину? — резковато спросил Чу Ваньнин. Несмотря на горячую воду, Мо Жань всё равно заметил, как кожа под его губами чуть потеплела. — Что ты хочешь?       Бессмысленный вопрос. Мо Жань вздохнул, ещё раз поцеловал Чу Ваньнина в затылок и поразился тому, насколько реальным тот чувствовался в его руках.       Это и было реально.       Это действительно происходило.       И ему совершенно точно нельзя опять всё испортить.       — Ваньнин, — благоговейно сказал он, опускаясь на колени. Вода разбивалась о его запрокинутую голову и плечи, словно пыль летних штормов, быстрая и едва ощутимая.       Чу Ваньнин наконец оглянулся, и удивление осветило его глаза, когда он заметил Мо Жаня внизу. — Ты помнишь, что я тебе обещал?       — Когда? — прохрипел Чу Ваньнин.       — На видео, — мягко улыбнулся Мо Жань и положил руки на бёдра Чу Ваньнина, слегка сжав их, а затем разворачивая мужчину к себе.       Член Чу Ваньнина снова стоял, и на этот раз у Мо Жаня было время его рассмотреть. Стройный, гордый орган был почти таким же, как в тот краткий миг, когда Мо Жань не вовремя (или наоборот, очень вовремя) заглянул в окно чужой кухни; почти таким же, как после торопливой возни ранее на диване. Но всё же что-то отличалось теперь, когда он был на уровне глаз, когда Мо Жаню приходилось поднять голову, чтобы поймать растерянный взгляд Чу Ваньнина.       Мо Жань ухмыльнулся и обхватил губами кончика его члена, слизывая капли, слишком солёные для воды из душа.       — Мо Жань… — выдохнул Чу Ваньнин.       — Позволь мне загладить вину, — повторил Мо Жань, проведя языком вверх и поймав уже не такой растерянный взгляд Чу Ваньнина.

***

      …Если бы ты позволил, я бы сначала взял тебя в руки.       ...Взял бы в рот.       ...Ощутил бы, как твой член набухает между моими губами и языком, и попытался бы простонать твоё имя, но ты, вероятно, не смог бы его чётко услышать из-за того, насколько заполнен мой рот.       ...Я знаю, что ты вкусный, Ваньнин, я чувствую твой запах через весь кабинет. Он особенный, как будто я выхожу на улицу в летний день, где цветут полевые цветы.       ...Я могу представить тот же запах на твоём члене, когда ты потечёшь для меня. Я сделаю тебе так хорошо, когда мой язык заскользит по твоему твёрдому члену и прижмёт кончик к нёбу, тесно и жарко.       …Я знаю, твои яйца идеально поместятся мне в рот, и я буду сосать их оба одновременно, пока мои руки обхватят твой член и будут ласкать его в том ритме, который тебе больше всего нравится. Ты же скажешь мне, Ваньнин, как тебе нравится больше всего?       ...Представляю, как ты будешь смотреть на меня, пока я забираю каждую каплю твоей спермы. Я бы засунул палец прямо за твои яйца и надавил бы на то место, которое, я знаю, заставит тебя закричать, и ты почувствуешь меня внутри, даже если я ещё не вошёл.

***

      Мо Жань сделал всё это, а также кое-что ещё. Всё, что когда-либо обещал, всё, в чём когда-либо клялся. Каждое тягучее прикосновение к коже Чу Ваньнина, сопровождаемое признаниями. Руки Чу Ваньнина в его волосах, пальцы, вплетённые во влажные локоны, дёргающие при каждом движении его языка, каждом сжатии пальцев на самых чувствительных частях этого совершенного тела. Пупок. Задняя часть коленей. Место на внутренней стороне бедра, совершенно неожиданное… Мо Жань поставил перед собой задачу запомнить каждый кусочек карты Чу Ваньнина.       И всё получилось именно так, как он себе представлял.       Иногда реальность бывала благосклонна к Мо Жаню, по крайней мере, на второй раз.       — Мо Жань! — вскрикнул Чу Ваньнин. Вода продолжала литься, и парень был ей за это благодарен. Если бы не постоянный плеск воды о плитку, приглушающий звук его яиц, ударяющихся об идеальные ягодицы каждый раз, когда он скользил в Чу Ваньнина и из него, в сочетании с приглушёнными вздохами, вырывающимися из их ртов, он бы уже давным-давно кончил.       Ноги Чу Ваньнина обнимали талию, а руки — шею Мо Жаня, цепляясь изо всех сил. Мо Жань не ожидал, что эта твёрдая фигура окажется настолько гибкой, и ему требовались все силы, чтобы удерживать равновесие в этой скользкой смертельной ловушке, но острые ощущения происходящего определённо стоили того.       — Ваньнин, всё хорошо? Ты хорошо себя чувствуешь?       Прерывистый стон сорвался с губ Чу Ваньнина, когда губы Мо Жаня задели мягкую кожу под его ухом.       — П-прекрати говорить!       — Нет, пока ты не скажешь, хорошо ли тебе, — настаивал Мо Жань, крепче сжимая бёдра Чу Ваньнина, притягивая их ещё ближе друг к другу. Чу Ваньнин ранее упрямился, как и ожидал Мо Жань, не позволяя должным образом подготовить себя. Вовремя вставленный в него язык помог успокоить спор, и первый палец, скользкий от масла для тела, нашёл своё место. И второй, а затем и третий. Чу Ваньнин расцвел вокруг него, как первые весенние цветы, сначала робко и нерешительно, а затем весь сразу. — Ваньнин.       Чу Ваньнин ничего не ответил, но уголки его глаз покраснели от какой-то сильной эмоции, которую Мо Жань не мог определить.       — Ваньнин, я так долго хотел тебя, — пробормотал он. Вкус Чу Ваньнина всё ещё был у него во рту, и Мо Жань уже не мог сказать, откуда он. Из губ Чу Ваньнина, податливого и сладкого. Из воды, скопившейся в его пупке, идеально расположенном для проникновения языка Мо Жаня, когда он стоял на коленях на мокрой плитке. Из члена Чу Ваньнина, когда прозрачная жидкость превратилась в молочную, с малейшим намёком на горечь.       Мо Жань, к ужасу Чу Ваньнина, проглотил каждую каплю.       Пока он вставал с колен, Чу Ваньнин, чистый и пахнущий цветами, имел роскошь снова повернуться лицом к стене.       Его профессор был слишком очарователен.       — Ваньнин, тебе хорошо?       Чу Ваньнин, прижатый спиной к стене, повисший всем телом на мускулистой фигуре Мо Жаня, с распахнутыми, уязвимыми в своей ясности глазами и приоткрытым ртом — пиршество для него.       — Ваньнин.       Мягкий выдох, порыв тёплого дыхания, а затем…       — Да.       Когда Мо Жань наконец кончил, это было под крик Чу Ваньнина, под собственное имя на его губах, с его головой на своём плече, и тёплой водой, окутывающей их обоих мягким щитом тепла.       На этот раз он не облажался.       — Давай уложим тебя в постель, — сказал Мо Жань, прижимая Чу Ваньнина к себе, содрогаясь от их общего удовольствия.       Запыхавшиеся вздохи Чу Ваньнина сопровождали их шаги, даже если это были шаги только Мо Жань, нёсшего драгоценную ношу из тёплой ванной в постель, которая тоже скоро станет тёплой.       В конце концов, у них обоих была невероятно, необычайно длинная неделя. Им нужно прийти в себя.