Verbot macht Lust, Майорова

      Карсавин угрюмо оглядел меня, излишне медленно допивая крошечный стаканчик двойного эспрессо.       — Я за сегодня уже устал от тебя, Майорова.        — Так вы все-таки злитесь? — с нажимом переспросила я, немного подаваясь вперед и упираясь локтями в стол. — Поэтому так странно пьете суперкрепкий кофе?        — Не о том думаешь. Опять, — отчеканил преподаватель, повернув голову вправо. Проследив за его взглядом, я увидела косящихся в нашу сторону студенток за столом поодаль. — Ты сейчас от них вообще ничем не отличаешься.       — Они симпатичные, так что мне нисколько не обидно, — я откинулась на спинку стула, гордая тем, как отпарировала неудачный укол Андрея Юрьевича, и поджала губы в странной ухмылке. На это он лишь глубоко вздохнул и рывком поднялся с места.       — Значит, хочешь поговорить? — спросил так, будто я его совсем не раздражаю, и мы только что мило беседовали о погоде.       — Вне университета, наедине, — кивнула я, вальяжно поднося ко рту молочный коктейль.        — Жди меня в сквозном проходе в доме через дорогу. Белый «Мустанг», 683.       — «Мустанг»? — переспросила я, прикусив трубочку. — Это что за марка?       — Боже, Майорова, это же легендарный американский Ford! — Карсавин драматично вздохнул и наградил меня полным неудовольствия взором. — О, сколько нам открытий чудных…       — До встречи, — перебила я, закатив глаза. 

Тридцатью минутами ранее

___

Emilia Mayorova 14:44 Мы не закончили. Андрей Карсавин 14:46 Ну и какому преподу пожаловаться, что ты в телефоне сидишь на его паре? Emilia Mayorova 14:47 Серьезно? Так и будете со мной обращаться, как с тупым ребенком? Андрей Карсавин 14:49 Ты не тупой ребенок, а максималистка. В твоем возрасте это нормально. Emilia Mayorova 14:49 Да, давайте еще поговорим, насколько вы меня старше… Андрей Карсавин 14:49 Зачем ты мне написала? Emilia Mayorova 14:49 Лена с подружкой собираются сталкерить вас на парковке Андрей Карсавин 14:50 Спасибо, агент 007, что-то еще? Emilia Mayorova 14:50 Мы не договорили. Андрей Карсавин 14:50 Разве? Мне казалось, тема исчерпала сама себя Emilia Mayorova 14:50 Вы же злитесь на меня, да? Андрей Карсавин 14:50 Майорова, я не могу злиться на своих студентов Только хвалить/ругать их за результаты учебы Emilia Mayorova 14:50 Тогда в чем я ошиблась, господин преподаватель? Что затронула личную тему? Научите меня как надо себя вести. Андрей Карсавин 14:51 Я мог бы пошутить что «ты просишь без уважения», но…  Одно отгадала, умница. Emilia Mayorova 14:51 А есть еще второе и третье?)) Андрей Карсавин 14:51 Типа того)))) Emilia Mayorova 14:51 Нам нужно поговорить об этом. Андрей Карсавин 14:51 Да ну? Emilia Mayorova 14:52 Ну да Андрей Карсавин 14:52 OK, let’s try /Ок, давай попробуем/ Emilia Mayorova 14:52 А можно без этого? Андрей Карсавин 14:53 What’s wrong? /Что такое?/ Emilia Mayorova 14:53 Я не собираюсь это на английском обсуждать. Мне его на ваших парах хватает… Андрей Карсавин 14:53 Should I be proud or offended? /Мне гордиться или обижаться?/ Emilia Mayorova 14:53 Я буду ждать вас в Панде через двадцать минут.  Сейчас там должно быть минимум народу — никто не будет мешать Андрей Карсавин 14:54 С чего ты взяла, что я не на паре? Emilia Mayorova 14:54 Вы никогда столько не чатитесь, если преподаете ;)

___

Тридцатью минутами позднее

      Я провожала Андрея Юрьевича взглядом, пока он не скрылся за поворотом, после чего посмотрела в сторону интересовавшихся нами студенток. Видимо, они почти сразу отвлеклись от созерцания нашей странной беседы и сейчас что-то весело обсуждали между собой.        Как там дела у Риты? Эта мысль пронзила меня, словно осиное жало, вызывая непреодолимый зуд и желание расчесать мозг до одной большой болячки. Раньше наши споры разрешались за секунду, если мы того хотели, а теперь мне безумно сложно простить ее за неосторожно брошенные слова. Неужели мы так и будем отдаляться, набирая скорость, а очнемся только тогда, когда станем друг другу совсем чужими?        — Дура, — пробурчала я сама себе, выпуская изо рта изрядно пожеванную трубочку.       Сейчас не время думать об этом. Раз уж у меня получилось устроить встречу тет-а-тет с Карсавиным, нужно выбросить из головы все остальное. Сегодня я точно заставлю его поговорить со мной нормально, даже если для этого мне придется его к чему-нибудь привязать!       Однако все пошло не по плану еще до нашей встречи: оказавшись в условленном месте, я вдруг начала очень сильно нервничать. Во-первых, я поняла, что кто-нибудь может нас увидеть. Дом, к которому я пришла, стоит прямо напротив универа, так что не исключено, что кто-то живет здесь или снимает квартиру. Каковы шансы, что эти люди знают Карсавина? А меня?       Возникшую тревогу усилила неуверенность, что толкового разговора у нас с Андреем Юрьевичем не получится. Я вспомнила вульгарную девушку, которая ответила на мой нечаянный видеозвонок — Кристину, кажется, — и вновь ту красавицу, с которой Карсавин ужинал в ресторане. А история с четверокурсницей? А Лена? Они все из разных миров, но все по уши влюблены в него. В моего преподавателя. Так с чего бы ему все это со мной обсуждать?       Мою нервную систему добил громкий автомобильный гудок: испуганно подпрыгнув, я попыталась развернуться вполоборота, но споткнулась о тротуар и неуклюже рухнула на землю. Удар был несильным, но даже скругленный угол бордюра доставил мне знатную боль: зажмурившись, чтобы сдержать хлынувшие слезы, я кое-как поднялась и вдруг почувствовала, как отрываюсь от земли.       — Грация кошки, ловкость картошки, — констатировал Андрей Юрьевич, подхватывая меня на руки. От неожиданности я так широко распахнула глаза, что несколько слезинок все же прошлись по щекам влажной дорожкой и иссякли где-то в районе губ. — Не реви, Майорова, у меня в машине аптечка есть. И коньяк, если тебе обезболивающего захочется.       — Вы дурак, — прохныкала я, не в силах нормализовать дыхание из-за пострадавшего правого бедра. Акробатка долбаная. Хуже было бы только заорать и самой броситься на капот.       — Разговор откладывается? — спросил преподаватель, медленно открывая дверцу машины и осторожно усаживая меня на переднее сиденье. Зашипев от боли, я вцепилась в его пальцы и — сама не знаю зачем — резко подтянула их прямо к своему лицу.       — И не мечтайте, — процедила так отчетливо, как будто хотела выжечь это у него в мозгу.       Мужчина усмехнулся и, высвободив руки, пошел за аптечкой.       — Вот, — проговорил он через некоторое время, опуская на подлокотник небольшой серый ящик. — Открой термопакет, там какая-то охлаждающая штука. Сейчас найдем место поукромнее и я помогу тебе наложить йодную сетку.       Устроившись в кресле, Карсавин пристегнулся, надел солнечные очки и не спеша тронулся с места. Я в это время распаковала охладитель, покосилась на него и приспустила леггинсы. Кожа в месте удара порозовела, и я зажмурилась, приложив к ней инородный предмет.       — Больно? — спросил Андрей Юрьевич, не отрываясь от дороги. — Хочешь, в травму поедем?       — Обычный синяк, хватит уже пытаться меня в больницу запрятать, — пробурчала я, откидываясь на сиденье. От холодного все-таки немного полегчало: хотя ощущение пульсации усилилось, боль практически ушла.       — Тогда пристегнись.       — Ой, — я тут же подобралась, ловко ухватилась за ремень, перекинула его через себя, затем поменяла руку, держащую охладитель, и вставила наконечник в пряжку. Вдруг мою ладонь перехватил Карсавин. Я удивленно подняла на него взгляд и встретила легкую полуулыбку.       — Наконец-то ты не ерзаешь рядом со мной, Майорова. Я уж было начал думать, что это не пройдет.       — В каком смысле не ерзаю? — я скривила губы и открыла рот, чтобы как-нибудь съязвить, но потом посмотрела на пальцы Андрея Юрьевича и осеклась.       Он впервые не вызывал у меня головокружения, трепета, бабочек в животе и тому подобных состояний. Впервые в голове не витало огромное количество мыслей об исходе нашего разговора, о его отношениях с другими и о моем отношении к нему. Мы просто ехали в одной машине и практически держались за руки.       Не знала, что такие банальные вещи могут быть настолько... приятными.       — Такой... я нравлюсь вам больше? — неуверенно спросила я, отвернув голову. За окном проносились курьеры, машины, дома и деревья; Москва цвела почти во всю силу, приодевшись в ожидании теплого и ласкового мая.       — Определенно больше. Когда ты не трясешься, можно получше рассмотреть твое красивое личико.       — Ну хватит, «трясешься» — это уже перебор! — с негодованием воскликнула я, вновь поворачиваясь к мужчине.       Ровно одну секунду он сидел с покерфейсом, а потом прыснул и зашелся красивым заливистым смехом. От неожиданности я сама начала нервно хихикать, но потом уже не смогла остановиться. Так мы веселились около тридцати секунд: он — потому что я очень забавно разозлилась, а я — потому что даже настроение Андрея Карсавина передается воздушно-капельным путем.       — Думаю, с твоим ранением погулять у нас уже не получится, так что предлагаю взять еды и зарулить в красивое место, — произнес преподаватель, минуя ведущий за город съезд. Видимо, изначально он планировал показать мне что-то, раз повез по этой дороге; в голове мелькнула мысль спросить об этом, но я испугалась не услышать в ответ классическое «съездим в другой раз».       — Отличная идея, — я кивнула, отгоняя подступающие загоны, — вот только нам придется сделать остановку. Я переоценила вместимость своего желудка, когда взяла такой большой молочный коктейль...       — Я знаю одну автомойку, она в паре километров дальше по шоссе, — проговорил Андрей Юрьевич, впервые за всю поездку взглянув на меня. — Как думаешь, продержится твой желудок?       — Я ему прикажу, и у него не будет выбора, — улыбнулась я, убирая охладитель обратно в термосумку. — Спасибо большое, мне больше не больно.       — Я рад. Но йодом все равно лучше не пренебрегать.       Только когда мы подъезжали к заправке я поняла, что все это время в салоне не играла музыка. Даже молчание с Карсавиным в этот раз было для меня таким комфортным, что я ни на секунду не задумалась попросить его включить радио или «Мою волну». Видимо, он чувствовал то же самое, потому что, когда машина затормозила, мы какое-то время молча сидели рука об руку, смотря вперед. Наши переплетенные пальцы покоились на ручке переключения передач — еще теплой от совместных прикосновений — и я подумала, что этому моменту хорошо бы длиться подольше.       — Десантируйся, Майорова, — проговорил преподаватель, первым нарушая так полюбившийся мне момент покоя. Я поджала губы и аккуратно выбралась из машины, глядя, как она въезжает на мойку и из нее выходит Андрей Юрьевич.       Интересно, когда мы проводим время вот так, я кажусь ему более взрослой? Подумав об этом, я невесело усмехнулась. Вполне возможно, что с его колокольни вся эта ситуация вообще иначе выглядит. И по дороге он думал про одну из своих женщин... Или про всех сразу. Да, Майорова, может внешне ты и выглядела успокоившейся, но внутри тебя все еще сидит ревнивый ребенок!       Развернувшись, я направилась к небольшому зданию, где предположительно находился туалет. Почему-то мне казалось, что Карсавин смотрит на меня: прежнее волнение начало возвращаться, и я машинально ускорила шаг.       — Сто рублей с человека, — протянула сидящая за кассой тетка, раздавшаяся настолько, что помещалась она только на табурет.       — Почему так дорого? — возмутилась я, чувствуя пробуждение инстинкта скупердяйки. — Это же просто автомойка!       — Не нравится — идите в кусты, не терпится — платите, — безразлично ответила моя собеседница, откинув со лба прядь сальных волос.       — По QR-коду можно расплатиться? — вздохнула я. Портить себе настроение сейчас хотелось меньше всего.       — Оплата только переводом. Номер телефона продиктую. Готовы? — эта жаба произносила каждое слово так медленно, что я вмиг оказалась на пределе своего терпения.       Но по-настоящему прорвало меня тогда, когда я увидела, в каком состоянии была «золотая» уборная за 100 рублей с человека...       Вернувшись, я застала Карсавина домывающим своего белого красавца. Его Ford действительно производил впечатление, так что я даже позволила себе не прятать восхищенный взгляд. Мужчина на это как обычно ухмыльнулся.       — Американские тачки крутые. Разок поездила на такой — уже ни в какой Kia Rio и Седан-баклажан не захочется.       — У вас есть влажные салфетки? — как бы между делом спросила я. — Там у них не туалет, а экологическая катастрофа. Даже мыла не было.       — На, подержи, — преподаватель отдал мне моечный аппарат, открыл переднюю дверцу и полез в бардачок.       Я никогда прежде не держала в руках такие устройства, поэтому сразу же принялась с интересом его разглядывать. Кажется, папа называл его «керхер» — по названию фирмы-производителя лежащей у нас в гараже мини-мойки. Принцип работы я уже знала, но мне стало интересно, почему на рукояти помимо автомоечного курка располагалось еще 5 кнопок. Рядом с ними не было ни подписи, ни какого-либо другого обозначения, поэтому я легонько надавила на все по очереди. Когда за этим ничего не последовало, я решила плавно нажать на курок, чтобы посмотреть, как пойдет вода, но даже представить себе не могла, что после первого же усилия мой палец резко уйдет в самую глубь, а из аппарата хлынет целая куча пены!       Вскрикнув, я выпустила керхер из рук, но жесткий шланг не дал ему упасть сразу: будто бы специально вывернув отверстие в мою сторону, он окатил меня пеной и тут же упал, истощенный именно после того, как я оказалась заляпана моющим средством.       — Блять! — выругалась я, отплевываясь и изо всех сил растирая зажмуренные глаза. — Андрей Юрьевич, простите! Вас не зацепило?       Ответа не последовало, так что я осторожно приподняла правое веко и посмотрела на мужчину. Он все еще стоял около открытой машины, наполовину распрямившись, а по его спине и плечам крупными влажными комьями катилась пена.       — Поговорили, блин, — вздохнул он, посмотрев на меня как на главный источник своих злоключений в жизни. — И что прикажешь мне с тобой делать?