Очень плохая затея

То, что облажался, Гарри понял еще до того момента, когда Сэдди, глядя на него поверх солнечных очков, вкрадчиво поинтересовался: — Чаем не угостишь? — Что? — выдохнул он удивленно. — Ну, я довез тебя аж сюда, — никто его о таких жертвах не просил, но они действительно оказались в Саттоне прямо перед единственным наследством Гарри — цветочным магазином. — Устал. — Могу заплатить, — нахмурился омега. Приглашать в дом альфу и надеяться, что родители не проколются раньше времени, не хотелось. — Разве я похож на человека, которому требуются деньги? — снисходительно улыбнулся Сэдди. Спорить было глупо. К тому же все складывалось, как нельзя лучше. Альфа, которого он намеревался соблазнить, сам шел навстречу, но от чего же сердце билось где-то в горле? — Только… крышу закрой, — нехотя выдохнул Гарри, закатив глаза. Чашка чая из пакетика герцога такого полета должна была отпугнуть, как чеснок — вампира. — Здесь тебе не Кембридж. И стоило ему повернуться, дабы открыть дверь, как он столкнулся будто бы с собственным отражением — на него с порога удивленно глядел решивший покурить Барри.

***

Сэдди, сцепив руки сзади, с удовольствием рассматривал расположившиеся на полочках фотографии. Барри Дженкинс настолько отличался от брата, что было даже стыдно называть их близнецами — взгляд исподлобья, гораздо менее дружелюбный, спокойное лицо с отпечатком проблесков ума да легкая улыбка, скорее усталая, нежели счастливая. — Зеленый? — неожиданно возник рядом с ним мистер Дженкинс, сутулый омега, выглядевший гораздо старше своего возраста. Бедняков, как понял Сэдди, жизнь не особо любила. — Чай. Зеленый? Сэдди заметил в его руках пакетик. Сколько раз он сетовал на то, что их следовало запретить на законодательном уровне? И все же вежливость взяла вверх: — Да, прошу. — Отлично! Садитесь, проходите. Барри Дженкинс действительно жил бедно. Ни повара, ни батлера, ни какой-либо еще прислуги, следящей хотя бы за цветочным магазином, — все сами, своими силами. Настоящий рабочий класс. — А вы не останетесь? — неожиданно брякнул мистер Дженкинс, подавая печенье. Дешевое, рассыпчатое, пахнущее маргарином за пенс. Глаза Барри напротив едва не налились кровью. — Боюсь, я просто заскочил на пару минут… Хотел познакомиться с семьей моего дорогого товарища. — Что вы! Оставай… — Папа! — рявкнул Барри, едва не ломая в руках чайную ложечку. — Я же говорил: у него дела. — Дела? — как-то деланно улыбнулся мистер Дженкинс. Сэдди хмыкнул: будь Барри омегой, он бы посчитал, что его хотят заманить в ловушку ради брака. — Пусть останется. Тем более мы готовим стейки в честь возвращения Б… твоего брата! — Стейки? — лицо его перекосилось. — Стейки? Праздновать стейками? Ты должен был всыпать ему, а не готовить есть! Сэдди, усмехнувшись краем губ, опустил глаза в мутный зеленый недо-чай. Братья не ладили. Даже сейчас этого «Гарри» нигде не было видно — Барри рядом с ним превращался в дикобраза. — Цыц! — возмутился, впрочем, не особо серьезно мистер Дженкинс. — Мы его столько искали! Разве ты не рад, что он жив! — Конечно рад. Теперь я могу его закопать своими руками. — Прекрати, Г… кхм, Барри! Твой брат вернулся в целости и сохранности. Разве ты не можешь порадоваться хоть раз? — «Хоть раз»? Может, ты хотел сказать «снова»? Папа, сколько раз он должен еще облажаться, чтобы ты понял… — Следи за словами! У нас гость! — Сэдди невинно пожал плечами, стоило Дженкинсу кинуть на него взгляд, полный раскаленной лавы. — Простите, мои сыновья… знаете, не ладят. Не ладят, ха. Мягко сказано, учитывая, что ему пришлось ждать на улице, пока из дома доносились разъяренные выкрики Барри. — Всякое бывает, — впрочем, Сэдди все равно было не понять. Единственный ребенок в семье — это ли не счастье? Дженкинс шумно выдохнул: — Папа, — аж ложечку положил на стол, видимо, сейчас должен был выдать что-то поистине серьезное. — Если ты продолжил ему потакать, он сведет нас всех в могилу. — Он твой родной брат. Он не желает тебе зла. — Ага, только благими намерениями вымощена дорога сам знаешь куда. Он только предполагает, что всем будет хорошо, но не видит… — Дорогой… — мистер Дженкинс поднял ладонь, прерывая сына. — Не думаю, что это место и время, чтобы обсуждать наши личные дела. Тем более перед гостем. Кстати, вы же останетесь на… Сэдди аж вздрогнул с неожиданности: Барри резко вскочил со стула, опрокидывая его назад, и вышел вон, громко хлопнув дверью. — Ха, — усмехнулся отец, подцепляя ногтями печенье. — Вечно он преувеличивает.

***

Казалось бы, все не могло быть еще хуже, чем уже было, но вся удача всегда доставалась одному лишь Барри Дженкинсу, великому альфе, решившему родиться с узлом, но без мозгов. Гарри приходилось довольствоваться объедками, и иногда ему везло в онлайн-пасьянсах — они складывались. — Блядь! — со злости он едва не пнул ящик. Мало того, что Сэдди раньше времени познакомился с настоящим Барри, так еще и этот мелкий уродец посмел заявить: «А че такова?». — Че такова, блядь, че такова, — пробубнил себе под нос Гарри и вновь посмотрел на ящик. Острое желание таки его пнуть никуда не делось. Барри даже не спросил, как у него дела. Как так получилось, что Гарри вновь его прикрыл, вновь его спас и вновь подарил шанс за свой, блядь, счет стать человеком — получить диплом о высшем образовании. Нет, Барри только поинтересовался, почему все вокруг подняли такой шум, будто бы он никого не предупредил и попросту исчез. Он же, блядь, записку оставил! Записку, сука! Про несколько тысяч фунтов Барри, конечно, не вспомнил, а когда Гарри решил ему напомнить, попросту пожал плечами: «Так участие-то в туре не за бесплатно!». За что ему досталась эта бактерия? Была бы обезьяна, ее хотя бы можно было чему-то обучить. Бактерия же никого и никогда не слушала, она плыла по течению, существовала только ради самой себя и попутно отравляла жизнь окружающим. Барри воспринимал все, как само собой разумеющееся. У этого ублюдка даже мысли не возникло, что Гарри его не прикроет. Блядь! Более того, если бы случилось нечто эдакое, допустим, если бы Гарри попал под машину или залетел бы от того же самого Лео Касински и не смог изображать из себя альфу, Барри вообще было бы до звезды, что его кредит сгорел, а Кембридж так и остался недосягаемой вершиной. Сука! Сука, блядь! А Гарри-то думал, что его уже ничем не удивить, ничем из себя не вывести. Но нет, семья всегда находила способ. — У! Кто приехал… — Сгинь, нахуй, — Гарри мотнул головой, потирая переносицу. Следовало успокоиться, взять себя в руки, начать мыслить рационально. Но как же его все бесило! Аж до дрожи! — Не думал, что ты так об этом узнаешь, но я привез его вчера вечером. Слова благодарности застряли костью в горле, и все же Гарри попытался: — Огромное спасибо, как бы мы без тебя жили. Лео усмехнулся, тарабаня пальцами по рулю. — Может, развеемся? — У меня гости. Гарри закрыл глаза, набирая в легкие грязный лондонский воздух. Вот стоило же так облажаться! Если бы этот герцог Сэдрик-черт-знает-как-его-там-дальше, он бы уже от Барри и живого места не оставил. — Кто? Тот пацан? Почему-то Гарри понял, о ком идет речь. Интересно, чтобы сказал Лео, заметь его рядом с Чарльзом? Небось бы подумал, что они трахаются днями напролет. Иного общения между омегой и альфой у Касински не существовало. — Его зовут… — Я знаю, как его зовут. Я снимаю пару акров у его бати. — Акров чего? — тупо переспросил Гарри. Этого еще не хватало! Да что ж такое! Оставят ли его когда-нибудь в покое, блядь. — Земли, Дженкинс. Земли. — Зачем? Ты, че, — поморщился он, представив себе яркую картину, — фермером заделался? Решил выращивать свиней на убой, чтобы они за тебя трупы доедали? Расхохотавшись, Лео оскалился: — Нет, семеноводством занялся. — Замечательно, — кисло улыбнувшись, Гарри мотнул головой. — Все, езжай, куда ехал… — Меня, вообще-то, пригласили на вечеринку. М, вижу, не знал. Будут стейки. Твои родители выкупили все мясо в округе. Все приглашены. Я слышал, Барри даже будет петь. Удивляться не приходилось. Как там было? Безумие — это точное повторение одного и того же действия раз за разом в надежде на изменение. Гарри был безумцем, если надеялся на нечто иное, чем неблагодарность, раз за разом спасая брата из передряг. — А! — щелкнул пальцами Лео, выворачивая руль свободной рукой. — Забыл сказать свое любимое: «Я же говорил, Дженкинс».

***

Чай из пакетика оказался именно таким, каким себе его представлял Сэдди. Никаким, но все же достойным запрета на том самом законодательном уровне в качестве биологической угрозы. Ведь кто в здравом уме мог назвать обыкновенную разукрашенную воду с подсластителем в виде дикой мяты чаем? — … и вот… — и все же это оружие массового поражения казалось ему гораздо человеколюбивее, нежели нескончаемые рассказы мистера Дженкинса о повседневной жизни этой дыры, величавшейся Саттоном. — Папа! — в кухню вновь ворвался Барри, и Сэдди даже ощутил некое подобие радости. — Мы уезжаем! — Стой! Что! Но… но… вечеринка! — Я не пойду! — надо же, оказывается, он никогда раньше не видел Дженкинса в гневе. — Все! Хватит с меня! Ждите, пока я позвоню! И если он, — палец уперся в потолок, пока Сэдди аккуратно пытался вылезти из-за стола, — что-то еще выкинет, я клянусь… я его убью. За мной! Сэдди никогда не слушался ничьих приказов, но этим зеленым глазам было невозможно отказать.

***

Он хотел о многом его расспросить. Например, о том, почему, собственно, он так ненавидел брата. Да, судя по обрывкам разговоров, подслушанных то тут, то там, Гарри был совершеннейшим идиотом. Он пропал куда-то, что-то украл, видимо деньги, потому что ни что другое бедняками вроде Дженкинсов не ценилось, а когда вновь объявился, семья вместо того, чтобы его розгами избить, решила отпраздновать благополучное возвращение непутевого сына домой. — Сколько он взял? — поинтересовался Сэдди. Пробка стояла адская, и Барри, наконец, успокоился. — Много, — совершенно не удившись вопросу, вздохнул тот. — Но злюсь я не поэтому. — А почему? — Ему все сходит с рук. С рождения. — А тебе разве нет? — Сэдди усмехнулся, глядя на него искоса. Какой слепец их назвал близнецами? Этот Дженкинс-то — красавец. Да, не утонченный омега, вроде Фэрфакса, за которым тянулся слюнявый шлейф из альф, и не доминантный альфа, вроде того же самого ублюдочного Чарльза, но все-таки красивый. По-своему, с оговорками и нюансами, но красивый. — Я никогда не делал ничего идиотского. — Идиотского — это крал деньги у родителей и исчезал из дома? Он игрок? — Хуже. Музыкант. И долбаеб, — усмехнулся Дженкинс, подперев щеку кулаком и упершись лбом в стекло. — А они знают… что ты по альфам? Серьезно по альфам. Он ожидаемо вздрогнул и, наконец, посмотрел на Сэдди в ответ: — Нет. — Тогда все впереди. Думаю, это тебе сойдет с рук так же, как и твоему брату. Дженкинс цокнул языком, вновь отвернувшись к окну: — Не хочу проверять. О… высади меня там, у библиотеки. Сэдди нахмурился и тут же, совершенно не отдавая себе отчета, нажал на кнопку блокировки дверей. — Эй! — Зачем? Я приехал сюда развеяться. А раз мы друзья, и я о тебе так много знаю… может, развеемся вместе? — Это не смешно, — спокойно отрезал Дженкинс и подергал ручку. Дверь, конечно же, не открылась. Сэдди по глазам понял: выпрыгнул бы прочь из кабриолета, если бы не эта крыша, которую сам и сказал поднять. — Дай мне выйти. — Ну, Дженкинс, да-а-а-а-а-авай… — получалось как-то слишком слащаво, словно омегу соблазнял. — У меня настроения с тобой пить. — А мы пить не будем. Я после Фэрфакса обычно на недели две завязываю. А то так печень не убережешь, — Сэдди артистично помотал головой, поджав губы. — И чем мы будем заниматься? Шляться по магазинам и смотреть кино, взявшись за ручки? М? — Почему это? — аж оскорбился Сэдди. — Как будто в Лондоне нечем заняться, кроме выпивки. — В гольф поиграем? — его так и не отпустило, вон, как ядом плевался. Ему оставалось только зашипеть — кобра коброй. — Сезон уже завершен, — веселясь, Сэдди пожал плечами. — М? Тогда постреляем? — Уже темнеет, не фанат ночной охоты. — И что же мы будем делать, как не пить? — Дженкинс заинтересовано выгнул бровь. — Ты сказал, что твой брат — музыкант. Да? Что за группа? — Хер знает, а что? — Дело в том… — он выждал драматическую паузу, — что я приехал сюда к своим друзьям. И они тоже музыканты. Слышал о «Айзисе»?

***

Блядь, кто не слышал об «Айзисе»? Постерами с Диамом Наллахером была увешана вся комнатка Гарри, а «Песню номер два» Барри до сих пор заслушивал до дыр, даже папа подпевал то и дело крутившейся по радио «Стране чудес». Рок-звезды, недосягаемые небожители для любого, кто готов был писать Манчестерский рок и выступать по пабам, отцы и основатели безудержного английского веселья, завсегдатаи светских хроник, любимцы длинноногих моделей и объекты зависти любого альфы. Им было разрешено материться на федеральном телевидении, драться с другими рокерами и фанатами лондонского «Селси» за честь своего «Манчестера» перед ворохом папарацци. С одной стороны, ничего удивительного в том, что Сэдди их знал, не было. В конце концов, они принимали награду из рук короля, а там одно рукопожатие — и герцоги всех мастей. С другой… Рок-звезды, совершенно не заботящиеся о своей репутации, вряд ли входили в обычный круг общения таких, как Сэдди. Тем более Гарри прекрасно знал их биографию. Богатеями там не пахло. — Все-таки как ты с ними познакомился? — проорал на ухо Гарри, приподнимаясь на цыпочках. Кто-то толкнул его плечом и ему пришлось схватиться за руку Сэдди, чтобы удержать равновесие и не упасть на топчущегося рядом с бутылкой пива омегу. — На вечеринках, конечно же. Гарри поморщился от этой самодовольной улыбочки. Маленький паб был забит почти до отказа, а сколько фанатов толпилось на улице! Дышать было невозможно, но в этом и заключалось очарование английских рокеров: выступать в тесном родном пабе, где тебя знал каждый таракан, перед релизом нового альбома. — Не хочешь выпить? — решил съязвить Гарри от собственной беспомощности. Не будь рядом Сэдди, он бы давно забыл о собственной гордости и кинулся к настраивающему микрофон Диаму на шею, визжа от счастья, будто бы юная омежка. — Я не алкоголик, — Сэдди, похоже, видел его насквозь с этой насмешливой улыбочкой. — Какая твоя любимая песня? Гарри решил не быть совсем уж предсказуемым: — «Шампанское Супернова». — Не сомневался, — усмехнулся альфа, пряча ладони в карманы джинс. — А твоя? — с отвращением к нескрываемому позерству поморщился Гарри. — Сейчас будет. Я даже поучаствовал в названии. Теперь она — моя любимая. — Ты? — все еще было тяжело поверить. — Я. А что? — Они «плохие парни из Манчестера», а вы с Чарльзом — «итонские мальчики-пингвины». Не видишь проблем? — Гарри даже улыбнулся, представив молодого Сэдди во фраке. Действительно, ничего, кроме хохота сие зрелище вызвать не могло. Или этому альфу шло все, даже фрак? Черт, действительно шло. Молодой Сэдди во фраке меньше всего подходил под описание пингвина. — Ты даже не представляешь, что творится в Итоне. «Айзису» и не снилось, — Сэдди оскалился, демонстрируя острые клыки. — Вы били друг друга микроскопами и соревновались в том, кто лучше запомнил Гомера? Сэдди, похоже, шутка понравилась. Он вновь усмехнулся, мотнув головой от резкого звука бас-гитары. — У нас есть все. Деньги, положение, образование. Но нет одного — свободы. Как ты думаешь, что могут творить запертые друг с другом альфы, у которых бушуют гормоны? Тело взрослое, а мозги… Совсем башку сносит. Конечно, Гарри обо всем догадывался. Вечеринки в Бишопе же не начались от недостатка омег в округе. Старые привычки редко умирают. — И все же, — однако скепсис остался. Оргии — это одно, жизнь рок-звезды в образе отбитого шотландца — другое. — Не верю. — Когда автограф будешь брать, попросишь написать: «Сэдди был прав». Гарри оставалось только улыбнуться в ответ. По-настоящему странной была лишь рука альфы на его талии, совершенно там по-хозяйски расположившаяся и совершенно его не волновавшая. — Раз-раз-раз… итак, ублюдки, мы начинаем! Держите своих омег покрепче, неудачники!

***

Оглушенный то ли гитарой, то ли хрипловатым вокалом, то ли ревом толпы, Гарри глядел на подписанную размашистым почерком открытку, словно пытаясь разгадать зашифрованное послание. «Сэдди прав: он отбитый чувак xx Диам» Недо-концерт, состоящий из восьми песен, закончился чересчур быстро, несмотря на желание обоих братьев поболтать со сцены и пересказать музыкальную подоплеку каждой новой песни. Бессмысленная затея, когда альбом намеревался стать очередным платиновым хитом в их карьере. — Я же говорил, — Сэдди вырос рядом из ниоткуда, и Гарри едва не подпрыгнул на месте от неожиданности. — Это фраза сегодня себя исчерпала, — фыркнул он, аккуратно пряча открытку в задний карман джинс. — Что дальше? — А что ты хочешь? Гарри недоверчиво прищурился. Неужто Сэдди жалел его? — С чего такая доброта? — Решил, что, если рулевой будет переживать из-за всякой херни, мы не надерем зад Оксфорду. — Думаю, от рулевого мало, что зависит. — Не разбивай сердце нашего тренера. Гарри усмехнулся, впрочем, на сегодня впечатлений было достаточно: — Ладно, — отмахнул он лениво. — Если подбросишь меня в Саттон к дому — буду благодарен. Если нет — отдай мой рюкзак, и я поеду на метро. — Ты поедешь домой? — удивленно вскинул брови Сэдди. — Ты же орал, что тебя там не будет. — Я всегда так ору, это мой способ справиться со стрессом, — Гарри пожал плечами. — Так что? — Может, в Кембридж? — Уже почти полночь, — мотнул головой он. — Я могу вести машину, я же не пил. — Нет, мне надо домой. — Не думаю, что ты так когда-нибудь проучишь брата. Гарри неожиданно почувствовал поднимающееся раздражение. Не на Сэдди, и даже не на Барри. На самого себя. Он знал, что альфа прав, и что явиться домой после скандалов означало капитуляцию, но… как же иначе? Семья… разве это не семья? Папа же был прав, Барри никогда ничего не делал специально, со зла. Он просто уродился таким тупым идиотом. — Я сам решу свои семейные проблемы. — Никто не может решить свои семейные проблемы, пока не посмотрит на них со стороны. Нахмурившись, Гарри упрямо повторил: — Я сам решу. Свои. Семейные проблемы. — Это условие, чтобы дружить с тобой? — Это условие, чтобы вообще со мной иметь возможность заговорить, — натянуто улыбнулся Гарри, оглядываясь. Машина хоть и стояла неподалеку, все же в рюкзаке не было ничего важного. — М-да, Фэрфакс плохо на тебя влияет, — Сэдди крутанул на пальце ключи. — Пошли. Я довезу. — А сам? — У меня дела в Лондоне. Если хочешь… — Сэдди смерил его нечитаемым взглядом с головы до пят, — можем поехать завтра вместе. Я подберу. И вроде радоваться должен, а Гарри аж передернуло от непонятного ужаса. — Мы теперь друзья? — решил уточнить он на всякий случай. — А кто мы? Боевые товарищи по академической гребле? — Сэдди звонко рассмеялся, зашагав вперед. — Или не веришь в мою искренность? Вопрос был риторический да и, судя по всему, со звездочкой.

***

Неудивительно — вообще ни в коем разе! — что до Саттона они слушали только «Айзис». Магия концертов. — Диам сказал, что ты ему понравился, — как бы между делом бросил Сэдди, зачем-то поворачивая налево, хотя направо было бы быстрее. — Предложил вместе как-нибудь выпить. — Ну, приведешь свою печень в порядок, может, и пойдем, — Гарри прикрыл глаза, успокаивая визжащую внутри себя от истерики фанатку-омегу. Перед этим напыщенным герцогом почему-то хотелось сохранить остатки хоть какой-то гордости. — И кстати… какую ты песню назвал? Ты тогда сказал, что поучаствовал в названии... — А так неясно было? — Сэдди горделиво вздернул подбородок. — Не очень, — честно признался Гарри, недовольно фыркнув. — Хотя, я думаю, что «Не уходи» в твоем репертуаре. — Слезливое говно Диама мне не приписывай. — А мне понравилось, — парировал он, вновь улыбаясь. Удивительно, как легко он смеялся рядом с Сэдди. — «Не реви». — «Не реви»? — едва не прыснул со смеху Гарри. — Ты серьезно? — Отличное название, — Сэдди ничего не стеснялся. Он был герцогом по праву рождения. Самоуверенность была дарована ему вместе с титулом учтивости. Удивительно, что именно в такие моменты Гарри обычно понимал, с кем разговаривал. Никто из них, ни Чарльз, ни Сэдди, никогда не кичились своим происхождением. Да, бывало в шутку и приходилось к слову, но чтобы специально... Нет, они считали свой стиль жизни и свое положение само собой разумеющимся. Как никто не гордится своей левой рукой, так и они никогда не думали о собственном титуле. — Кстати… на, — он протянул смартфон, — пароль один-два-три-четыре. Найди там… этот трек. Он так и называется. — У тебя есть демо-записи? — это было даже удивительнее самого идиотского пароля, который только мог существовать. Впрочем, опять же. Вряд ли Сэдди передвигался на метро или прогуливался хоть где-то, где у него могли спереть или отжать телефон. — Почему демо? Включай. Прочувствуй. Не слезливое говно, а песня настоящего альфы.

Держись.

Крепись.

Не бойся.

Тебе не никогда изменить того, что было и ушло.

Пусть твоя улыбка (пусть твоя улыбка)

Засияет (засияет).

Не бойся (не бойся).

Пусть тебе поможет судьба.

— Очень не слезливо, — Гарри запрокинул голову о спинку сидения, улыбаясь во весь рот. А иногда Сэдди казался нормальным альфой. Совершенно непохожим на разбалованного жизнью аристократа. — Жизнеутверждающе, — хмыкнул альфа, отчего-то оказавшийся совсем близко. Так, стоп. Когда он успел снять ремень безопасности? И где они вообще находились? Где они, блядь, припарковались и, главное, — когда? — А… — Слушай, — рука Сэдди оказалась в странной близости к его члену. — Тебе же сегодня понравилось? М? Я же могу быть отличным партнером? Почему бы тебе тогда не трахаться только со мной, как тебе идея? Гарри даже не сразу понял, о чем его спросили, поэтому-то глупо моргнул: — Что? — Ты же по альфам. Значит, я тебе не могу быть противен, я же альфа. А мне интересен секс с альфой, потому что я должен жениться на Рори. — И… — Гарри почувствовал, что вжиматься дальше в сидение, было некуда, а Сэдди продолжал нависать над ним хищником. — Где здесь логика? — А логика проста. Мне все надоели. Хочется чего-то нового. Омег нельзя — вдруг поставлю метку в гон? А альфа подходит. Ты меня разве не хочешь? — совершенно невинно поинтересовался Сэдди, даже немного удивившись. — Я? — Ты же был не против моих прикосновений. И я видел, как ты меня пожирал глазами на тренировках. Не пожирал, подумал Гарри, а попросту рассматривал. — И… — завороженно выдохнул он, чувствуя, как чужая рука поглаживает его плоский поджарый живот, забравшись под пуловер. Предложение вообще-то вполне соответствовало его целям, однако Гарри чувствовал лишь подбирающуюся к горлу тошноту. Трахаться? С Сэдди? Звучало, конечно, заманчиво. И все же почему на душе кошки орали да скреблись? — Я хотел, чтобы мы друг другу помогли. Как друзья, м? — А друзья не трахаются, — нашелся Гарри. И почему он не мог просто согласиться? Так же просто. Просто кивнуть. Просто согласиться. — Ну, кто сказал, что не бывает исключений, м? — Ты хочешь, чтобы мы трахались? — Да, я предлагаю нам трахаться, когда один из нас того захочет. Я к твоим услугам, Дженкинс. Что скажешь? — Н-но… — Гарри сглотнул, глядя в эти серые стеклянные глаза. Руки его задрожали. Он совершенно не готов! — Я не умею. — Что? — Трахаться. Улыбка Сэдди стала шире: — Я научу. И тут Гарри вместе с сидением резко упал назад, едва не взвизгнув с неожиданности. Но визг или крик, что там было уже не разобрать, потонул в беспомощном мычании — губы Сэдди с жадностью накрыли его собственные.