Очень плохая затея

Каждый омега Лео Касински был обязан обладать исключительными качествами: иметь глубокую глотку, способную поместить в себе его узел во время гона, радовать хозяйский глаз длинными прямыми ногами, обтянутыми капроновыми чулками, и хвастаться тугой дыркой, готовой принять огромный член в любое время дня и, особенно, ночи. Но каждая омега Лео Касински забывала об одном важном правиле, неповиновение которому разом перечеркивало все многочисленные положительные нравственные стороны, — знать свое чертово место и не пытаться заменить ему Гарри, блядь, Дженкинса.   Во-первых, то самое место находилось в жизни Лео Касински где-то между сводками чемпионата национальной футбольной лиги и закупок канцелярии для автомастерской, то есть далеко за пределами его реальных интересов, но почему-то никто из омег, оказываясь в его постели и наслаждаясь умопомрачительным сексом, об этом маленьком досадном нюансе не вспоминал. Стоило Лео Касински оттрахать очередную куколку в прозрачной блузке, годную только на кнопки на кассовом аппарате нажимать, как она начинала воображать себя хозяйкой всех его автомастерских. Доходило до абсурда — кто-то умудрялся предъявить ему аж беременность, совершенно не подозревая, что альфа его разлета и полета не мог иметь детей ни от кого, кроме своей истинной, генетически подходящей пары, которую он до сих пор, приближаясь к третьему десятку, так и не отыскал.   Во-вторых, никто не мог заменить упругую задницу Гарри Дженкинса, в которой отлично смотрелся бы его загнанный по самые яйца член, ни у кого не было столь колдовских зеленых глаз, в которых и слезы казались бриллиантами, и черти ебались, к тому же, никто не мог похвастаться такими пухлыми губами, в которых так и хотелось впиться клыками.   Однако Гарри, блядь, Дженкинс свою дырку всячески от грязных поползновений защищал, поэтому трахать приходилось других, пусть и немного на него похожих.   Похожих, это если выпить.   Если очень много выпить.   — Ты. Вали нахуй. А ты, Энди, — щелкал он пальцами перед театрально зареванными омежками, морщась от осознания, что эти шалавы или трахались на стороне с кем-то еще, или начинали шантажировать да до конца так лицо и не смогли сохранить, — убедись, что он ничего не спиздил.   И никакие угрозы судами или сладкие увещевания в своей собственной непорочности не могли удержать Лео Касински подле них, ведь он все еще лелеял мечту — трахнуть Гарри, блядь, Дженкинса или, на крайний случай, найти того самого, единственного и неповторимого, кто был создан природой специально ради него одного.   Свою пару такие доминантные альфы представляли примерно одинаково: нежная нимфа, способная уравновесить их тяжелый, вспыльчивый характер, на столько же красивая, на сколько и смышленая, ласковая, добрая, готовая сидеть дома и хранить очаг  — конечно, ни один омега из бара под это определение попасть не мог, как бы не лез в сердце Лео Касински с мылом или без, неважно. Мало того, что все эти длинноногие несостоявшиеся фотомодели и актеры были тупы, как пробки шампанского, так еще и характером обладали таким, какому порой и альфа удивлялся. Он-то себе не позволял относиться к официантам, как к домашнему скоту. А эти… Ну, что взять с тех, кто был способен только сладко постанывать на его члене?   То ли дело Гарри ебанный Дженкинс. На нимфу он походил с трудом, ласковым был только с котами, добрым казался только старикам — а Лео бы все равно его трахнул. Засадил бы в эту аппетитную задницу свой немаленький член по самые яйца, схватил бы за волосы, мотая их на кулак, и драл бы до разъезжающихся коленей и хриплых стонов.   И тогда Лео Касински решил: если в течение года истинный-разъистинный каким-то расчудесным образом не появится в его достаточно не-чудесной жизни, этому монаху из местного аббатства, Гарри, мелкому сученышу, Дженкинсу, придется лечь под него. Хочет, не хочет, проклянет, возненавидит — похуй. Иначе он крышей поедет от этих извечных влажных фантазий перед сном.   Все, решили. Гарри Дженкинс станет его омегой со всеми вытекающими обязательствами в виде метки и троих детей — в конце концов, он всегда хотел большую семью.   — Дженкинс, блядь, доброго утречка, — Лео толкнул бедром хлипкие двери цветочного магазина и тут же изумленно замер на месте, не вынимая ладоней из карманов штанов. — Доброго утра, однако… А где Гарри?   Резко подняв голову, Дженкинс-старший расплылся в нежной улыбке.   — Лео! Мальчик мой! — он радостно хлопнул в ладоши, оставляя букет в покое. Видимо, дети ему ни о чем не рассказывали. — А Гарри… Он у нас ненадолго уехал. Вернется скоро, поехал… к родственникам…   Лео поджал губы, хозяйским взглядом оглядывая магазин. Точно, если эта визгливая сука снова начнет воротить нос, он пригрозит спалить халупу.   — Да? А Барри?   — Барри… — глаза Дженкинса-старшего подозрительно забегали в панике. Он тяжело вздохнул, качая головой. — Барри… он… Ой, Лео… Тут такое дело! Присаживайся… Барри! Он в беде, я чувствую это! Помоги, пожалуйста…  

***

  — Эй! — Сэдди глазам своим поверить не мог. Гребанный Барри, блядь, Дженкинс заявился на тренировку с таким невинным выражением лица, что впору было охуеть от этой бессовестной наглости. — Какого хера ты здесь забыл?   Задохлик, едва дотягивающийся макушкой до плеча и ничуть не смутившийся, надменно окатил его самым ледяным взглядом из всех имеющихся в арсенале:   — Явно не твоего. Отойди, — и ладошкой шлепнул по накаченному предплечью.   Сэдди едва не парализовало от гнева.   — Я же тебе сказал…   — Ты мне сказал, — Дженкинс вновь поглядел на него, как на таракана, хотя единственным тараканом здесь был он сам, — чтобы я ничего не выкидывал. Я просто на тренировку пришел. Или вы хотите без рулевого остаться?   Крыть было нечем, и Сэдди аж побелел.   — И что? Нахера приперся? Тебе…   — Не отниму я твой тренажер, — он горделиво натянул на себя капюшон бессменной худи. Интересно, от нее уже воняло? — Я буду тренироваться с тренером отдельно. Ясно?   — Сразу в любимчики метишь? — Сэдди даже не сразу заметил, что в раздевалке копошился один только Дженкинс. Окружающие, кто невесть зачем прикрывшись футболочкой, кто удивленно приоткрыв рот с острыми клыками, кто вертя головой, глазея то на него, то на этого сумасшедшего, замерли каменными изваяниями.   — Ага. От вас-то он устал, хочет поменьше альфа-гормонов и побольше мозгов.   — Ха, а ничего так, что Ранвир у нас Олимпиаду по матану выиграл? — ухмыльнувшись, Сэдди ткнул пальцем в притихшего в углу жилистого альфу с огромными пухлыми губами и носом-картошкой. — Чет он себя таким умным не считает. Не оборзел ли ты?   — А я по жизни мудрый, — Дженкинс сдаваться не собирался. Вон, как свои глазенки пучил, уперев руки в бока. — Че? Не по зубам? Можешь только Ранвиром прикрываться?   Ранвир отчего-то вздрогнул и постарался побыстрее натянуть футболку.   — Бля, ты допиздишься, — Сэдди сделал шаг вперед, проведя рукой по волосам. — Вали нахер. С таким отношением в команду ты все равно не впишешься.   — А чего, интересно, ты так на меня взъелся? Ревнуешь? — этот ублюдок, конечно, себя бессмертным возомнил. — Не переварил до сих пор, что Ферфакс поумнее тебя будет? Что он может с альфами общаться о высоком?   Сэдди ухмыльнулся, облизывая губы, и только собирался как следует врезать, делая шаг вперед, как его резко дернули за плечи назад. Мгновение — и его взяли на удушающий.   — Успокойся. Он единственный, кто подходит, — Чарльз гаденько, как настоящая змея, улыбнулся. — Мир? Парни, а вы чего замерли? Альфы закопошились, имитируя бурную деятельность по переодеванию.   — Блядь, отпусти, — прохрипел Сэдди, хмуря брови. Глаза его заискрились красными всполохами.   — Мир?   — Мир, мир…   — Вот так, молодец, — Чарльз тут же поднял ладони вверх, подмигивая Дженкинсу и тут же заключая его в объятия. — Какая прелесть! Твой шкаф рядом с моим… Прям лучшие друзья. Соседи по общаге, сосед…   — Пососитесь еще, — буркнул Сэдди, передернув плечами и отворачиваясь к своему рюкзаку.   — Не знал, что мы тебя с Барри так возбуждаем.   Сэдди только поморщился, сдирая с себя рубашку. И чего этот гребанный английский хмырь лип ко всем без разбора? Хотя нет, не ко всем без разбора. Дженкинс был единственным и первым на памяти Сэдди альфой, к которому Чарльз испытывал что-то отдаленно похожее на заботу. Мудак, конечно, никогда не гнушался и альфами, но то было по молодости и глупости, еще до поступления в Тринити-колледж, в основном же он обхаживал омег, присовывал им, а после, пресытившись, безжалостно от бедняжек избавлялся. Не в смысле того, что убивал их. Нет, до такого Чарльз еще не опускался. Правда, Сэдди бы не удивился, ранним утром обнаружив проплывающие по Темзе трупики бывших любовников своего заклятого друга.   Но почему его вообще раздражало то, как Чарльз по-хозяйски лапает худое тельце Дженкинса? Как улыбается ему и трогает за порозовевшие мягкие щеки? Сэдди мотнул головой, хватая бутылку с водой.   В последние несколько недель Дженкинс заполонил все его мысли и даже начал потихоньку врываться в сновидения.   Может он просто слишком много думал о нем в контексте мудака Леннока? Ведь Чарльз никогда и ничего не делал просто так. Всегда преследовал какую-либо цель. Трахнуть Дженкинса он мог запросто и без всяких прелюдий, но почему продолжал всегда и при любых обстоятельствах вертеться рядом с ним?   Решил поиграть в отношения? С нищебродом? Чарльз? Блядь, смешнее анекдота давно никто не слышал.   Дженкинс за него домашку делал? Нет, у них слишком разные программы.   Может, Дженкинс волшебно трахался?   Сэдди почувствовал, как в штанах становится теснее.   Блядь, когда же уже начнется тренировка?!

 

***

  Гарри с сомнением поглядел на лодку, нервно теребя рукава толстовки.   — Ну? Долго тебя ждать, мой дорогой соседушка, а?   Вообще-то Чарльз уже был прекрасно осведомлен о маленьком нюансе: Гарри не умел, блядь, плавать. Он, конечно, не боялся воды до чертиков, и утопленником ему вряд ли бы позволили стать, а все же…   — Садись, е мое, — рявкнул, не выдерживая, Сэдди, поудобнее перехватывая рукояти весел.   И какого хера он сам оказался впереди, прямо перед рулевым? Потому что капитан?   Гарри медленно выдохнул. Деваться было некуда.   — Смотри на Сэдди, — приказал тренер, записывая что в блокнот и глядя на часы. — На него равняется вся команда. Он задает темп и лучше всех чувствует воду. Чарльз, помогай. Пятнадцать километров туда и обратно. Сегодня у нас выносливость, парни… Дженкинс. Попробуй прочувствовать темп. Они с Чарльзом всю команду могут тянуть, но здесь у нас не двойка, а восьмерка. Надо, чтобы работала команда. Тогда мы победим оксфордских монахов. Пока просто наблюдай.   Оставалось только кивнуть и поджать пальцы ног, вцепившись в специальные поручни.   — В следующий раз, — проговорил тренер, кивнув Сэдди, коротко отдавшему приказ выплывать, — не забудь очки, Дженкинс. Или попроси у Чарльза. Вода тут не особо чистая. Еще заработаешь ожог роговицы.   Блядь, что?   — Темп тридцать? — подал голос кто-то сзади.   — Да. Темп тридцать! — кивнул Сэдди и, наклонившись, одними губами прошептал Гарри. — Запоминай, а то реально глаза на жопу натяну.  

***

Раз-два. Взад-вперед. Вдох-выдох.  Дыхание альфы перед ним — ровное и глубокое. Сатиновые глаза, сосредоточенные, серьезные, смотрят без цели перед собой. Серая майка натягивается от каждого гребка на плечах и едва не трещит на груди, подчеркивая едва ли не идеальный рельеф. Гладкая кожа блестит от капель воды и пота, отражая первые лучи солнца.   Раз-два. Взад-вперед. Вдох-выдох.   Лодка легко скользит по поверхности.   Раз-два. Взад-вперед. Вдох-выдох.   Раз-два. Взад-вперед. Вдох-выдох.   Сэдди действительно чертовски привлекателен.   И неожиданно Гарри это понимает в полной мере, чувствуя, как в заднице начинает хлюпать от смазки. Хорошо хотя бы, что феромоны благодаря таблеткам не выделяются, иначе его конспирация была бы полностью похерена.  

***

  — Держать, держать. Легко! — Сэдди смачно зевнул, плечом вытирая пот со лба. Он только и делал, что про себя считал количество гребков. По-другому рядом с Дженкинсом мозги работать отказывались. — Все… Парни, молодцы! Все команды запомнил?   Гарри кивнул, отчего-то покраснев и спрятав глаза под челкой.   — Тренер! Ну?   — Ну? Ну так ну. Хуево, что. Умотал всех на обратном пути. Вон, только Чарльз и держится, — альфа будто бы в доказательство своего отличного самочувствия выскочил из лодки первым, разминая спину. — Ранвир аж посветлел. Ха-ха! — довольный собственным остроумием, тренер все-таки нахмурился. — Запомнил, Дженкинс? Не ориентируйся на этих двоих, они в одиночку могут все. У нас же — команда. Команда.   Гарри вновь кивнул. Теперь уже гораздо увереннее.   — А теперь все на растяжку. Йога сама себя не сделает. Приветствие солнцу по десять подходов.   — Йога? — удивленно переспросил омега. Это занятие же альфы в основном презирали…   — Поза собаки мордой вниз любимая у нашего Чарльза, — хохотнул Сэдди, легко вылезая на причал и подавая руку действительно посветлевшему и едва не отдавшему душу в вечный мир перерождений Ранвиру.   — Сказал человек, обожающий лежать трупом.   — Грешен.   — Дженкинс, — тренер хмыкнул, продолжая записывать что-то в свой блокнот, — запоминай: на силовых тренировках далеко не проплывешь. Мышцы разорвутся в клочья, потом — восстановление. У нас тут серьезный спорт, а не ради красоты. Давай, поднимайся… У нас с тобой — просмотр предыдущих гонок. Будешь мне ошибки угадывать.   Но только Гарри встал, едва держась на дрожащих ногах, как чувство равновесия приказало долго жить.   — Ай! — взвизгнул он совершенно по-омежьи, не сгруппировавшись и уходя под воду с головой.   Тяжелые кроссовки, худи, штаны — все тянуло его вниз. Он даже не смог на мгновение выплыть, дабы заорать ничтожное «помогите», беспомощно барахтаясь в воде, зажмурив глаза. Но Чарльз… Чарльз же все знает! Где же он!   Он, что, умрет?   За Барри, блядь?!   Из-за Барри?!   Умирать Гарри никогда не планировал, собираясь жить вечно. Да, он пару раз представлял собственные похороны, но по-настоящему в гроб ложиться не собирался. Смерть казалась проигрышем. Барри-то останется жив, а он уйдет под землю и начнет разлагаться, пока этот идиот продолжит веселиться, прожигая любую возможность стать взрослым человеком. Вряд ли его сможет исправить могила брата. Да и вообще любая другая могила, кроме собственной.   Гарри в последний раз взмахнул рукой, потянувшись к светлой ряби впереди.   Если бы знал, что все равно умрет, убил бы Барри не раздумывая. Из того отцовского ружья. Отсидел бы парочку лет, вышел бы, отвязавшись от родителей раз и навсегда, и зажил бы свою отдельную, счастливую жизнь.   Но тут его резко дернули вверх, аккуратно приобняв за талию.   Он знал! В отличие от Барри, его окружали не какие-то уголовники, а джентльмены.  

***

  Гарри поморщился. Голова раскалывалась, а во рту стал привкус тины. Блядь, теперь главное не умереть от какой-нибудь инфекции кишечника.   — О, проснулся? — глаза Чарльза оказались чересчур близко. Нахмурившись, Гарри отвернулся.   — Я жив… — прохрипел он, едва не булькая.   — Жив, — альфа подозрительно радостно улыбнулся. — Антибиотики назначили, чтобы червяки не завелись в кишечнике, — Гарри брезгливо высунул язык. Кстати, где он находился? А, точно… Медицинский кабинет, в котором он уже бывал вместе с Сэдди и Рори. Еще немного и лепнина на потолке норовила оставить ему открытую черепно-мозговую травму. Здесь вообще что-то хоть раз с момента постройки ремонту подвергалось? Или, уж ладно, реставрации? — А еще… Догадайся, кто тебя спас. М?   Ничтожное чувство благодарности к этому подонку мигом испарилось. И чего Гарри от него ожидал?   — Тренер? — почему-то никто другой на ум не приходил.   — Ради всего святого, ты еще тупее стал что ли? — Чарльз придвинул стул поближе. Странно, Гарри чувствовал, что валяется в одной больничной робе, а альфа даже не переоделся — здесь, что ли, все время просидел? Переживал? Или просто караулил, чтобы никто не догадался о его вторичном поле?   — Блядь, говори уже. Или сгинь, — Гарри закатил глаза, натягивая на горло простынку.   — Сэдди! — он радостно заиграл бровями. — Кинулся в воду, когда я уже хотел… Опередил. Но нам от этого только лучше.   Гарри сомневался не в том, что его спас Сэдди — почему-то альфе роль рыцаря на белом коне даже шла, а в том, что Чарльз планировал это сделать первым.   — И?   — Валяйся пока, вечером его отблагодаришь.   — Минетом что ли?   — Вообще-то я имел в виду словами, но, если он попросит — придется отсосать.   — Я не умею, — Гарри отмахнулся, пытаясь привстать на локтях.   — Купить тебе дилдо, чтобы научился?   Его действительно было трудно переиграть.   — Может, на твоем попробуем?   — Я не по альфам.   — А я не альфа, — растянул гаденькую улыбочку Гарри.   — И не по омегам вроде тебя, — совершенно не изменившись в лице, он сложил руки на груди. Накаченный, жилистый, симпатичный. Но не такой, как Сэдди. Другой. И почему эти мысли продолжали лезть Гарри в голову?! — Тем более получится так, что я тебе за секс заплатил. А я не привык за него отдавать и пенни.   — Козлом был, козлом и остался… — и пресекая дальнейшие возражения, остановил его взмахом руки. — Сколько я здесь провалялся?   — Часа четыре. На сегодня ты освобожден от лекций. Собирайся и иди отдыхать в Бишоп. Если они начнут настаивать на анализах, все поймут, что ты не альфа.   — А я думал, что ты человеком стал. Ошибался.   Чарльз отзеркалил его саркастичную ухмылку и, резко схватив с пола сумку, вскочил со стула, глядя на часы.   — Я — пошел. Бывай.   И только в дверях он обернулся:   — А! И не думай, что ты отвертишься от этих благодарностей. Это твой шанс. Наш шанс.  

***

  Гарри еле доковылял до общежития. Медленно поднялся по лестнице и с чувством выполненного долга, содрал с себя грязную, влажную одежду, залетев в душ и, наконец, смыв с себя все то, что находилось в этой реке уже веками.   Интересно, но без Чарльза комната казалась даже уютной. Было где позаниматься, было где поваляться, играя в «три-в-ряд», было, чем дышать, а главное была возможность насладиться тишиной.   Просушив голову полотенцем, Гарри упал спиной на кровать.   Ни о чем не думалось. Ничего не хотелось.   Сегодняшняя возможна смерть казалась чей-то глупой выдумкой.   Он медленно закрыл глаза, прислушиваясь к тишине.   Жить — хорошо.  

***

  — Эй, — его голую голень пнули чем-то грязным. Гарри приоткрыл один глаз и тут же недовольно цокнул языком. — Давай, наряжайся.   — В костюм горничной?   Надо же, у него появились силы шутить!   — Как прислуга может возбуждать? — искренне сконфузившись, Чарльз помотал головой.   — А во что тогда? В принца Даяна?   — Тебе до него, как до моего жениха. То есть очень и очень далеко.   Принца Даяна Гарри, если честно, не особо-то и любил, просто никому об этом не сообщал. Мало ли, признают еще шпионом или нож меж ребер всадят.   — У меня почти вся одежда в стирке.   — Мое на тебе буд… О! Гений, надо же, — Чарльз щелкнул пальцами. — Надевай мою рубашку. Можешь не возвращать. Считай, мое добровольное пожертвование.   Гарри разочарованно вздохнул:   — У тебя нет никаких обсессивно-конвульсивных расстройств? Ни пылинки, ни соринки вокруг тебя не должно быть.   — Это называется «компульсивное», а не «конвульсивное».   — Ну, в конвульсиях ты все равно бьешься. Вон, едва слюна с клыков не капает.   — Прекращай свои беззубые попытки меня задеть и переодевайся, давай, — в Гарри полетела светло-голубая рубашка. Мягкая, нежная, охуенно дорогая. Не оставалось ничего иного, как продеть сначала одну руку в рукав, затем другую… — Только не делай такое постное лицо. Все-таки благодарить за спасение собственной жизни идешь.   — Ага, после того как узнал, что ты даже не собирался меня спасать.   — Я бы спас, — заверил его Чарльз, усевшись на постели. — Но зачем, когда у тебя уже есть Сэдди? И надень шорты. Штаны сделают из тебя бомжа.   — Ты не думал пойти на кутюрье?   Чарльз одарил его презрительным взглядом:   — Как ты себе представляешь, чтобы герцог занимался омежьей модой?   Только Гарри начинал забывать о его титуле, как альфа вновь о нем напоминал. Словно мысли читал.   — Ладно… Так? — рубашка висела на нем мусорным мешком, хоть шорты не спадали. Старые, крепкие, пережившие все кетчупы мира, они отлично сидели на талии.   — Так, так, — Чарльз нетерпеливо замахал руками в сторону двери. — Иди, иди… И не забудь улыбаться, давай, давай…  

***

  Сэдди поначалу не сразу понял, что глюки действительно физически материализовались в Барри Дженкинса на пороге его комнаты.   — Ты че здесь забыл? — рявкнул он, схватившись за косяк и нависнув над задохликом. — Тренер все равно тебя оставил. А его слово — закон. Иди учись плавать, я в следующий раз за тобой в это болото не полезу.   Дженкинс брезгливо приподнял краешек губ, глядя исподлобья как-то даже чересчур воинственно:   — Я вообще-то тебя поблагодарить пришел. Но, глядя на тебя, уже как-то расхотелось…   И только сейчас Сэдди понял, что впервые разговаривал с этим странным чудилой без всяких капюшонов, кепок или очков — по-змеиному зеленые глаза глядели на него твердо и серьезно, а лицо, обрамленное смоляными волосами, казалось в полумраке коридора бледнее, чем обычно.   — Поблагодарить? Может, отсосешь тогда? — вырвалось у него быстрее, чем он успел прикусить язык.   Но Дженкинс, к его удивлению, не покраснел, не сконфузился и даже не отступил назад. Только насмешливо ухмыльнулся:   — Так ты все-таки гей?   — Нет, — мотнул головой Сэдди, едва не ломая ручку двери, вцепившись в нее до белых костяшек. — Дырка есть дырка. А отсос есть отсос. Ну?   — А ты не заразен? — решимость в глаза Дженкинса крепла с каждым словом.   — Нет. Трахаюсь в основном в презервативе.   И зачем он врал? Словно, от этого реально зависело нечто важное.   — Тогда и отсосу в презервативе.   Сэдди постарался не измениться в лице, но глаз таки дернулся.   — А ты всегда такой? — сощурившись, спросил он и облизнулся.   — Какой?   — Готовый на отсос. Чего тогда ломался на вечеринке?   — Нет, — саркастичная улыбка озарила это идеальное лицо. Стоп, почему Сэдди считал Барри Дженкинса идеальным? — Только, если мне человек нравится. А ты же мой спаситель. Я тебе та-а-а-а-а-к благодарен, не передать словами. Только отсосом.   — И Чарльзу, значит, сосал? А то вы с ним не разлей вода...   — Сосал, — неожиданно твердо осек Дженкинс.   Бам.   Бам.   Бам.   Сэдди резко подался вперед, отрывая свои взмокшие ладони от косяка и бедной, пошедшей трещинами, ручки двери, схватил мигом перепугавшегося и засеменившего назад ублюдка за талию и притянул к себе, вовлекая в поцелуй. Глубокий и долгий, от которого Дженкинс задрожал всем телом и едва не прописал ему смачный хук слева, благо, Сэдди тут же отстранился.   — Надеюсь, в следующий раз, когда ты у него будешь сосать, его член нахуй отсохнет. Моя слюна ядовита для таких ублюдков, как он.   И тут же хлопнул дверью, оставляя растерянного Барри Дженкинса трогать свои губы в кромешной темноте общежития Бишопа.