Be mine forever

      Осаму всё же надоело скрывать всё и вся от лучшего друга. Это чувство недосказанности по отношению к Оде гложет его уже очень давно. Они ведь на то и лучшие друзья, чтобы доверять друг другу, верно? Парню уже очень давно хотелось кому-то высказаться. — Одасаку... я всё же должен рассказать тебе кое-что, — Дазай неуверенно посмотрел в глаза друга. Тот лишь кивнул, сев рядом с ним на кровать. — Давай. — Я... Когда мне было пятнадцать, я несколько раз пытался вскрыть себе вены, — он осторожно взглянул на Оду, наблюдая за реакцией. На лице друга выступило сначала удивление, а затем и ужас. — Чего, мать твою?! — Мой папаша так усердно давил на меня, что в один момент я не смог увидеть какой-либо смысл в своей жизни. — Осаму... какого хуя ты мне не рассказал это?! — Прости, я долго решался, чтобы рассказать это тебе. Ты первый, не считая моей семейки, кто узнал об этом. — Мы дружим три года! — Да может, я и не хочу об этом вспоминать?! Не подумал? Мне во снах этой поебени хватает.. — Прости. — И ты... В общем, после того, как у меня было две, как видишь, неудачные попытки подряд, отец отправил меня в психушку...

*6 лет назад*

— Все бумаги заполнены. Можете прощаться с сыном, — послышался голос из кабинета. Вскоре оттуда вышел отец. — Я очень надеюсь на твоё благоразумие, Осаму. Не подведи меня. Увидимся через три месяца, если будешь вести себя, как подобает.       В ответ мальчик лишь сверлил его безразличным взглядом. Он смотрел в спину удаляющемуся силуэту Куникиды, и гул в ушах становился всё громче. Из мыслей юношу выдернула женщина в белом халате, слабо пихнувшая его в плечо. — Пошли, покажу, где тут что находится.       Осаму не стал сопротивляться и последовал вслед за женщиной. Он уже решил, что отсидит тут три месяца, а потом, вернувшись домой, в одну из ночей сбежит и закончит начатое. Его уже абсолютно не пугала смерть.

***

      Мрачная атмосфера этого места медленно сводила Дазая с ума. Вечные крики психически больных по ночам. Невнятные речи людей с пустыми глазами. Бьющиеся в конвульсиях дети. Критически худые молодые девушки. В здравом, насколько это возможно, уме, тут никто и никогда не улыбался. В безумной улыбке растягивали уста лишь те, чей разум захватила болезнь.       Подростку порой казалось, что его окружают вовсе не люди. Это были животные в человеческом обличии. Так он думал. Его давно перестали пугать истошные крики по ночам. Не отталкивали и рисунки шизофреников. Кажись, наоборот, он стал видеть в них что-то притягивающее, хотя пытался долго на них не смотреть. Настоящий ужас наводила только предстоящая встреча с отцом, которая должна произойти через один месяц и тринадцать дней.       Была с ним в одной палате одна худенькая бледная девочка с русыми волосами и синими, как океан, глазами. Хелен была странным подростком, всегда говорила другим девочкам, какие они некрасивые и никчемные, совершенно не отвечала за свои слова. Загремела она сюда тоже после попытки покончить с собой. Наглоталась таблеток, пока родители ушли на работу. Однако она, как и Осаму, не знала, что умирать так долго. Её успели откачать.       С ней Дазай ни разу не общался, до этого момента. — Эй, кукла, — так она обращалась к тем, кто вскрывал вены, отсылаясь на зашитые руки. — Чего тебе? — монотонно спросил шатен. — Почему ты вскрылся, а? У тебя же была идеальная жизнь. — Чего? — недоумённо произнёс он, а от гнева в венах начала закипать кровь. — Разве с таким богатым папашей могут вообще быть проблемы в жизни? — Представь себе, дура, — эти слова Осаму процедил сквозь зубы. — Дура? Да ты ахуел, чмошник? — Хелен со всей дури влепила звонкую пощёчину и тут же отступила на два шага назад.       Дазай рывком встал с кровати и, подлетев к ней вплотную, резко замахнулся. Девочка даже не дёрнулась. Кулак так и завис в воздухе. Карие глаза пылали злобой и прожигали синие, полные насмешки без капли страха. Рука расслабилась и опустилась. Хелен удовлетворительно хмыкнула. — Ещё одно слово в мой адрес, и я набью тебе твоё смазливое личико. — Ха-ха, а ты попробуй, безмамный суицидальный мальч... — удар в челюсть заткнул Хелен. — Я предупреждал. — Ауч, а боль, оказывается, неприятная штука. А ведь такие, как ты, обычно не бьют девочек! Я всё расскажу твоему папашке!       Гнев затмил разум. Осаму не понимал, что делает. Истеричный его смех, смешанный с её болезненными криками, эхом отдавал в голове. Костяшки пощипывало от стёртой кожи. На лицо брызнула кровь, выводя его из этого транса.       Перед глазами ужасная картина: окровавленное лицо жертвы, неестественно кривой нос, тихие болезненные стоны и алая кровь, стекающая с собственной ладони.       И ведь ему понравилось это зрелище.

***

                   До суда не дошло. Дело замяли. Родителям Хелен Куникида отдал приличную сумму на лечение и в виде компенсации за моральный ущерб. А Дазаю продлили срок пребывания в психиатрической больнице. Выпишут его теперь, в лучшем случае, зимой.       К больничной рутине подросток уже привык. Уколы, взвешивание, работа с психиатром... Он старался не подавать виду, что лечение не помогает. Врал психиатру, что обрел смысл жизни. Говорил, что будет жить ради своего светлого будущего. Хотя, на самом деле, совершенно не видел его. Врал и о том, что жалеет о содеянном с Хелен. Осаму, наконец, выплеснул весь гнев, и ему стало чуть легче. Суициднику надо было лишь скорее выписаться, чтобы закончить начатое. Умереть.

***

      Конец осени. На улице стало совсем холодно и сыро. Атмосфера давила. А вот и очередной сеанс с психиатром. — Осаму, скажи мне вот что. Ты ведь на самом деле не нашел свой смысл жизни, потому что не видишь себя счастливым в своем будущем. Так? — девушка изучающе смотрела на мальчика, читая его мимику и поведение. — Нет. Это не так. Я искренне верю, что в будущем без отца, моя жизнь станет куда лучше, и я, наконец, почувствую свободу. Я собираюсь наверстать упущенное, — Дазай успешно маскировал свои эмоции. — Тогда почему же ты пытался покончить с собой? Уверенна, тебя и раньше посещали мысли о своём будущем без отца. — Тогда... я был на эмоциях. Какая-то мелочь стала последней каплей. — Это тебя настолько задело, что ты пытался убить себя аж дважды? Я не верю в это.       На лице заиграла нервозность и страх. Он должен был держать эту маску познавшего смысл своей жизни человека до конца. Однако, сейчас она трескается, и её кусочки один за другим опадают, открывая истинное лицо. — Я... — Когда врёшь, можно продумать каждое ложное действие. Но ложные чувства — нет. Потому что ты не знаешь, что должен был испытывать, будь твоё мнение о смерти временным. Ты не знаешь, что испытывает человек, который имеет смысл в жизни.       Руки Осаму начинали дрожать. Он судорожно пытался придумать хоть что-то, однако и это врач заметила. В нервозном состоянии становится сложно скрывать эмоции. — Я... правда хочу жить. — Нет. Ты ведь не хочешь жить. Ты лишь ждёшь, когда тебя выпишут. А затем последует ещё одна попытка. И ты надеешься, что в этот раз всё получится. Ответь мне, только честно. Я же сказала всё верно? — Нет... — глаза наполнились диким страхом, а голос звучал уж совсем тихо. — Скажи... ты боишься, что тебе продлят срок, если сознаешься во всём? — Молчание Осаму сказало всё за себя. — Можешь не переживать. У нас ещё есть время до декабря. Слышишь, Осаму? Посмотри на меня.       Юноша поднял полные слёз глаза на женщину. Её добрый и сострадательный взгляд заставлял слёзы течь без остановки. Дазай не знал, почему плачет. Не знал, почему не отрицал догадки психиатра, продолжая скрывать истинные чувства. Это был первый раз, когда при этой женщине эмоции Осаму взяли верх над разумом.       Врач лишь мягко обняла мальчика, создавая чувство безопасности. Это чувство посещало Дазая довольно редко, однако.

***

      Декабрь. Большие снежные хлопья мягко ложились на недавно прочищенную тропинку, застилая серый асфальт. Дазай наблюдал за этой завораживающей картиной, и у него перехватывало дух.       Вот-вот его должны уже выписать, и лечение всё же дало свои плоды. Он решил жить ради тех самых мимолётных моментов жизни, когда ты просто наслаждаешься чем-либо. Красивым закатом, вкусным кофе, украшением дома к новому году, яркими солнечными лучами. Из этих моментов и состоит вся наша жизнь. Раньше Осаму не обращал внимание на такие вещи. Сейчас же понял, что они окружают его повсюду, стоит лишь приглядеться.       К нему постучали. Не дожидаясь ответа, в комнату зашла девушка, которая позвала подростка за собой. Он, наконец, покидает это место.       У выхода его встречает отец. Тот даже слегка улыбается, когда видит сына. Подойдя ближе, неуверенно обнимает, вызывая у мальчика смешанные чувства. — С возвращением, Осаму. — Привет, пап, — шатен улыбается в ответ.

*наши дни*

— Так. Теперь вернёмся к тому моменту. А нахера ты её избил? — озадаченно спросил Ода. — Ну-у, она меня просто взбесила. Как думаешь, что будет, если долго сдерживать гнев? Особенно, когда тебя бесит сам факт твоего существования, не говоря уже про психов, окружающих тебя повсюду. Там нельзя было показывать ни одной отрицательной эмоции, иначе будут добавлять всё больше и больше ебучих препаратов. — Блять, Осаму... Я, конечно, вроде как знал, что у тебя иногда не все дома... но чтоб настолько... Какие нахуй попытки суицида?! — глаза Оды нервно бегали туда-сюда, будто пытаясь рассмотреть причину этого. — Одасаку... я уже перерос это, успокойся. Такое уже не повторится, — шатен мягко взял друга за запястье и стал успокаивающее поглаживать тонкую кожу большим пальцем. Тот сразу выдохнул и застыл в расслабленной позе. — Клянись. — А..? Не веришь мне? — Дазай. Я вижу, что ты и сейчас не в порядке. Я верю тебе. Но жизнь иногда преподносит нам такое дерьмо, от которого кажется, что никогда не отмоешься. Я хочу, чтобы ты поклялся мне, что не убьешь себя, что бы ни произошло в твоей жизни, — парень с надеждой в глазах смотрел в два карих омута друга. — Хорошо. Я клянусь, что не убью себя.

***

      Этот майский холодный вечер не предвещал ничего приятного. Кёка стояла у барной стойки, ожидая свой напиток. Тут её взгляд зацепился за темноволосую стройную девушку. Она была, как всегда, на позитиве, болтая со своими подружками. Изуми уже неоднократно видела её в университете, однако всегда боялась подойти. Она такая красивая. Гин... Это имя вызывало волну мурашек по всему телу. Её совершенство поразило Кёку с самой первой встречи. Это была любовь с первого взгляда.       Девушка уже слышала, что Акутагава рассталась с Эдгаром. А потому, наконец, набралась смелости подойти, когда подруги возлюбленной разом куда-то рванули. Между ними было около десяти метров, однако, преодолевая каждый шаг к самому совершенству в шикарном белом платье, казалось, что время замедляется. Вдруг к Гин подошла ещё одна девушка. — Приветик, Гин! Как там у вас с твоим Дазаем? — врезалось в уши. — Всё отлично, мы наконец-то переспали, — отдалось эхом в голове.       Кёка замерла на месте, не в силах пошевелиться. Слова Акутагавы прокручивались в мозгу, как заевшая пластинка. Нарастающая боль в груди давила на рёбра, не позволяя вдохнуть. Неужели у неё никогда не появится шанс? Сколько же ещё ждать? А стоит ли ждать?.. Казалось, ещё немного, и эта невзаимная любовь убьёт девушку окончательно. Одиночество — сука.

***

— Осаму, — тихо позвал Ода. — М? — Дазай отвлекся от телефона и сразу его убрал. — Я уезжаю. Завтра. — ...Что? — парень знал, что другу придется временно покинуть город, но не думал, что так скоро. — Послезавтра похороны матери. И надо оформлять удочерение Макиой. Я не знаю, сколько времени там пробуду, пока малая не выйдет в ремиссию. Здесь нет необходимого лечения для неё. Потом мы сразу приедем сюда. — Оу... Вижу, тебе сейчас пиздец как непросто. Как я могу помочь? — Присмотри за моей квартирой. Это будет лучшей помощью. И... помоги, пожалуйста, собрать вещи... — Хорошо...       Всё время сборов оба молчали. Лишь иногда перекидывались парой фраз по поводу нужных вещей. Осаму знал, что в голове друга сейчас полный хаос. В его собственной тоже было не лучше. Когда они только встретились на первом курсе, даже не могли подумать, что с ними будет происходить подобное. Всё казалось сном. Очень странным и абсурдным сном. Как будто он вот-вот проснётся от этого кошмара, и его будет ждать совсем другая, счастливая жизнь. — Как у вас с Гин? — вдруг спросил Ода. — На самом деле, всё как-то странно. Мы посидели в ресторане, поболтали, а потом она предложила поехать ко мне, посмотреть фильм. Я согласился. Ещё она попросила купить алкоголь, на что я тоже согласился. По итогу, в середине фильма мы поцеловались, и она отсосала мне. — Чего? — парень издал нервный смешок. — Она сначала хотела переспать, но я сказал, что не готов. И она всё равно лезла ко мне и специально возбуждала, а потом сделала минет. — Пизде-ец. — Это ещё не всё. Потом, когда я ночью поехал к тебе, мне позвонил Чуя. Он начал орать на меня, что я очередной бабник, который только и думает о том, чтобы присунуть. Я рассказал ему, как всё было, и он выдал, что Гин ему напиздела о том, что мы переспали... — А-а... зачем? Для неё это типа цель была? — Не знаю, но теперь я не имею понятия, как себя с ней вести. — Скорее всего, она тот тип девушек, для которых отношения строятся лишь на сексе. А ты ведь больше романтик. — Да... И Чуя предупреждал меня, что она часто меняет парней. — Думаю, за ней нужно немного понаблюдать. Но, в случае чего, не думай, что она изменится. — Понял. Спасибо, Одасаку.       Чемодан уже был готов. Наличные из небольшой заначки аккуратно отложены в отдельный кармашек кошелька, специально на игрушки и сладости Макиой. Бытовые мелочи квартиры Дазаю рассказаны. — Ну, вроде всё. Спасибо тебе огромное, Осаму. — Я рад помочь тебе тем, чем могу. И готов помогать со всем. Ты ведь мой лучший друг, — Дазай улыбнулся. — Я очень рад, что у меня есть ты, — Эти слова отозвались эхом в голове Осаму. — И я рад, что у меня есть ты, Одасаку, — шатен мягко обвил Сакуноске, сжав его в крепких объятиях, — ты мой первый лучший друг. — И последний. — И последний, — тихо усмехнулся кареглазый.

***

      Утро в аэропорту было холоднее обычного. Ода, Дазай и Ацуши стояли на улице и молча курили. В головах у всех троих было слишком много всего. Такого поворота событий не мог предугадать никто.       Люди в самом аэропорту и около него безмерно суетились. Нервные мамаши держали одной рукой ручку чемодана, несколько пакетов и телефон, а другой сжимали ладонь растерявшегося в этой суматохе ребёнка. Бабушки недовольно тащили дорожные сумки, опираясь на трость, или просто ковыляли, прихрамывая. Были и люди, у которых не было ни капли беспокойства на лице. Видимо, уже не в первый раз летают на самолёте или даже на постоянной основе. Не мало, однако, людей, работающих за границей. — Осталось немного времени, — тихо сказал Ода. — Сколько? — так же тихо спросил Осаму. — Пятнадцать минут. — Саку, ты в курсе, что мы будем скучать? — вмешался вдруг Ацуши. — Звоните в любое время. Постараюсь всегда отвечать.       Говорить было не о чем. Ацуши Ода всё рассказал ещё вчера по телефону. Понятное дело, нужно некоторое время, чтобы переварить это.       Сакуноске направил пустой взгляд на асфальт, делая затяжку. "Всё пройдёт. Конечно пройдёт. Но как жить сейчас?" — гудели мысли в голове.       Для того, чтобы оплатить лечение сестре, нужно устроиться на престижную работу. А из опыта у него только работа бариста летом, тогда они с Осаму работали за одним столиком, вдыхая ароматы свежего крепкого кофе со сливками. Это лето с Одой было лучшим.       

***

— Нахуя ты мне сказала, что вы переспали?! — орал Чуя. — Да какая тебе разница? — чуть спокойнее отвечала Гин. — Какая мне разница?! Большая! Думаешь, мне в кайф звонить посреди ночи и орать на человека за то, что он не делал?! — А нахуя ты ему вообще звонил? — Потому что я, блять, переживаю за тебя! Как идиот! И я не хочу, чтобы ты опять убивалась по тому, кто с тобой ради секса! — А это не твоё дело, ясно? Я уже не маленькая, мне не нужен твой контроль! — Вот как, значит. Хорошо, тогда в следующий раз я не буду тебя успокаивать. Хотя и не хочу, чтобы это было. Надеюсь, Осаму будет у тебя последним. — Ты не хочешь, чтобы я была в отношениях? — Нет, я хочу, чтобы вы с Осаму были всегда вместе. Он хороший парень, не бросит тебя. Если ты, конечно, не проебёшься. Постарайся, — Накахара говорил это спокойно, но глаза будто умоляли послушать его. — Ц... Ладно, постараюсь. — Ради меня? — Ради тебя, — Акутагава обвила брата, сжимая в объятиях.       

***

      Куникида стоял у окна, думая о том, насколько серый Линкольн в последнее время. Мужчина не любил такую погоду. В это время всегда болела голова, не давая нормально сосредоточиться на работе. Мигрени мучили его с самого переезда в этот город.       Достав телефон, Доппо набрал номер сына. Послышались гудки, оглушающие правое ухо. Мужчина, поморщившись, убрал телефон от виска и включил громкую связь. Спустя несколько мгновений гудки прервались. — Да, отец, — голос был тихий и безэмоциональный. — Привет, Осаму. Как дела? — Нормально. — Где ты? У тебя шумно... — Куникида стал прислушиваться к звукам из динамика. — В аэропорту. — И что ты там делаешь? Расскажи целиком, я не собираюсь вытягивать из тебя слова. — Провожаю лучшего друга. У него умерла мама, и он едет к своей сестре. Достаточно? — сквозь эти фразы сочилась тоска, которую заметил отец. — А говоришь, что всё нормально. Я тебе не враг. Ты можешь делиться со мной хотя бы такими вещами. — С каких это пор ты думаешь, что я доверяю тебе? Ты прекрасно знаешь, что происходило, когда я ещё жил с тобой. Не думай, что я забуду всё это и приму твои попытки снова сблизиться, — сказанное было полно раздражения и боли одновременно. Дазай был уже на пределе. — Осаму... — пальцы крепче сжимали мобильный, будто пытаясь удержать сына. — У меня нет на тебя времени, я занят. Пока, — бросил парень и завершил вызов.       Последние слова резанули по сердцу. Даже странно то, что у такого человека может тоже болеть сердце. А ведь Осаму отплатил отцу его же монетой. У Доппо вечно не было времени на сына, тогда ему он говорил эти же слова.       Доведя Дазая до нескольких попыток суицида, он не остановился и после возвращения подростка из психушки. Казалось бы, теперь сын не ненавидит эту жизнь, даже стал лучше относиться к самому Куникиде, послушно выполняет все задания. Звучит как новый и более лучший этап взаимоотношений в этой небольшой семейке. Но это не так.       Доппо никак не учится на своих ошибках. Он всё так же принижал, откровенно игнорировал Осаму и не упускал возможности в своей очередной лекции упомянуть то, что у него неблагодарный сын-суицидник, будто пытаясь добиться повторения истории. Однако Дазай уже смотрел на мир по-другому. Теперь отец вызывал в нём лишь чувство гнева. Его иногда посещали суицидальные мысли, но это было что-то в духе: "А что, если я всё-таки вскроюсь? Хм-м, ему, скорее всего, будет не так уж и грустно. Три года. Просто потерпи ещё три года, Дазай".

***

      Вокзалы и аэропорты видели больше искренних поцелуев, чем загсы. Самолёт отправляется через 7 минут. Кто-то горько плачет в объятиях, кто-то радостно звонит родителям, чтобы сообщить о скором приезде, кто-то с кислой миной принимает бабушкины помидорки в дорогу, а кто-то один идёт в самолёт и занимает место, угрюмо пялясь в экран телефона.       Одасаку взглянул на самолёт. Его лицо было нечитаемо. Сколько бы ни думал он о будущем, никто так и не смог предсказать всё, что происходит сейчас. И что будет дальше — тоже неизвестно. В этом и есть вся сущность жизни. Она совершенно не предсказуема, это игра 24/7 с посылом "угадай, чё выкину".       Сакуноске не мог и предположить то, что его мать умрет так рано. Не мог предположить то, что придётся отложить последний год обучения в вузе на неопределённый срок. В его голове творился полный бардак, который он разберёт, наверное, ещё не скоро. — Я буду скучать по вам, — тихо обратился Ода к Дазаю и Ацуши. — Мы тоже будем скучать, — вместе ответили друзья. — Звоните почаще... — глаза начали неконтролируемо слезиться, что было видно и у Осаму тоже. — Главное, трубку бери, мы с Саму обязательно будем звонить.       У Осаму подрагивали губы от сдерживаемого плача. Брови жалобно свелись домиком, а глаза выражали отчаяние и грусть. Сакуноске тихо всхлипнул, закусив губу. Дазай сделал последний шаг к шатену, сокращая расстояние, и сжал в самых крепких объятиях, на что тот тоже обхватил содрогающееся тело, вытянув одну руку, приглашая присоединиться Ацуши. Тот послушно подошёл и влился в объятия.       Две минуты в обнимку казались ничтожными секундами. Это были последние несколько минут, которые они проводят вместе, после чего уже неизвестно, когда смогут так же встретиться. — Осаму, — позвал Ода, чуть отлепившись от обоих, — расскажи всё Чуе. А он пусть передаст потом всей компании. Я не в том состоянии, чтобы всем звонить и объясняться. Прости, что нагружаю тебя. — Всё хорошо, мне не трудно. Главное, чтобы тебе было легче. — Спасибо. Спасибо вам обоим, за эти почти три года вместе. — И тебе спасибо, что вместе с Осаму приняли меня, когда я был буквально изгоем... — сказал Ацуши. — Я буду тебя ждать, Одасаку, — прошептал Дазай. — И я... До встречи, — сказал Сакуноске и, разлепив объятия, подошёл к лестнице самолёта. Чуть помявшись, всё же начал подниматься и, дойдя до пассажирского входа, обернулся и последний раз помахал обоим, а после скрылся в толпе пассажиров.       Дазай всё не мог успокоиться. Слёзы тонкими ручейками непрерывно стекали по щекам, падая на асфальт. — Ты чего?.. — робко спросил Ацуши. Он первый раз видел, как Осаму плачет. Не лучшее зрелище в его жизни.       В ответ шатен лишь помотал головой, молча говоря этим: "нет, ничего". Накаджима, пытаясь поддержать друга, положил руку тому на плечо, с сочувствием глядя в лицо.       Пассажирский вход закрылся, работники убрали лестницу. Двигатель запустился, и самолёт медленно покатился по взлётной полосе, набирая скорость. Совсем скоро он оторвался от земли, обрывая что-то в сердцах Осаму и Ацуши.       Парни лишь провожали взглядом постепенно отдаляющийся самолёт. Вскоре он и вовсе скрылся за серыми облаками, оставляя после себя чувство пустоты и утраты чего-то очень-очень ценного.

***