Mon chéri

      Чуя не знал, как ему выдерживать всё накопившееся. Он много раз проходил через какое-то дерьмо, как и все люди на этой земле, но ещё ни разу не сталкивался с подобной чередой бед, которые упорно норовили сбить его с ног. Ощущалось так, словно его сбросили с обрыва — он выжил, старался выкарабкаться, но следом его завалило камнями, и каждый раз, когда он сдвигал их, тратя море сил, наваливались новые. Он слишком устал и отчаянно жаждал отдыха, но останавливаться было нельзя. Встанет на месте — задохнётся от гнёта судьбы.       Он ничего не сказал Оде, просто уехал. Задумался о том, чтобы написать ему сообщение, но сейчас не хотел бередить его телефон — они так и не обсудили, пишет ли ему что-то Огай, а если да, то Сакуноске скорее всего его рьяно игнорировал.       Садиться за мотоцикл казалось чем-то неуместным сейчас. Да, это был просто способ передвижения, но для Чуи мотоцикл являлся чем-то родным, элементом радости, и он не хотел его осквернять тяготами жизни. Чуя готов был поделиться с мотоциклом своими эмоциями, но не ассоциировать его с грустью и своим плачевным состоянием, как могло бы получиться, если Чуя не уследит за собой, не успеет поймать свои ощущения, мысли и не посадит их на цепь.       Выжимая из своего любимца максимально допустимую на дороге скорость, он ехал по городу к своему отцу. Чувства, испытываемые в пути, стали неясными, спутанными — Чуя не понимал, как к нему относиться. Была ли вообще у него возможность разобраться в этом на данный момент, он не знал. Он ещё не проанализировал информацию с разных сторон, не разговаривал со всеми причастными, но и как можно было создать желаемые условия он тоже не понимал. Слова Осаму и Оды, коим Чуя более менее верил, имели смысл, а что мог сказать его отец, кроме очередного вранья? В любом случае, пусть он и хотел осознать всё в полной мере, на сторону Огая он не встанет. Он слишком отчётливо видел, как плохо было Дазаю после разговоров с тем, а это сыграть бы не получилось — обдумывал Чуя который раз. Значит, если Дазая так травмировал его отец, Чуя должен был переложить на себя ответственность за хоть какое-то подобие искупления. Он обязал себя улучшить жизнь Осаму всеми доступными ему методами. Один из них было отделение Дазая от Мафии, другие пока не придумал, решил, что разберётся по ситуации.       Чем ближе Чуя был к отцу, тем больше нервничал. Что ему делать, если тот начнёт манипулировать; как разбираться в его лжи, словах в целом? Мори был гораздо опытнее во всех ухищрениях — как человеку, который его любит, противостоять Главе Мафии?..       Подъехав, Чуя припарковал байк и направился к главному входу. Почувствовал, что затрясло — становилось привычным на удивление. В последнее время он, хоть и по крупицам, но всё больше понимал, как живёт Дазай. В постоянном стрессе, в непослушном от дрожи теле, временами спутанными мыслями, когда чуть расслабляется. Чуе не нравилось по понятным причинам. Он помотал головой, осознавая, что у Осаму проблем в сотни раз больше и хуже, его груз был непомерен, и накладывать его на такого человека, как Дазай, было безумно жестоко. Тот и так натерпелся. Поэтому Чуя не сомневался в своём решении больше ни секунды. Он должен был принять удар на себя, снять его с Осаму.       Подходя к дверям, Чуя заметил как охрана взялась за оружие.       «Неужели отец не предупредил о моём визите?», — подумал Чуя, хмурясь.       Он удивился, что те не знали его лица. — Есть пропуск? — с ходу прогремел коренастый мужчина. — Такого молокососа мы ещё здесь не видели, — хмыкнул другой. — Что ты тут забыл, мальчик?       Чуя не удосужился одеться во что-то поприличнее для подобного «заведения» и был в простых тёмных джинсах, бордовой толстовке под пальто и кроссовках. О волосах он и вовсе не задумывался последнюю неделю, лишь заплетая высокий хвост для отвода придирчивых глаз. Он выглядел, как стереотипный подросток, бесспорно. Но охрана наглела, и его это бесило. — Знайте, с кем разговариваете, ублюдки, — грозно выпалил Чуя. В нём вдруг забилась энергия, к которой он не прибегал достаточно давно. Только в этот раз агрессия подбивалась не выпущенной горестью, подпитывалась его болью и разрасталась куда сильнее. Приспустив голову, он оглядел охранников гневным взором и оскалился. — Я сын Мори Огая, и советую не забывать впредь моего лица. Если я сейчас наберу его и он узнает об этом недоразумении, я сомневаюсь, что вам светит милость. Так что разойдитесь поживее, я не в настроении участвовать в столь глупых препирательствах!       Мужчины боязливо посмотрели друг на друга и убрали руки от оружия. Один нервно потёр лицо, закрыв ладонью свой рот, а второй, пресмыкаясь, обратился к Чуе: — Господин, просим прощения, молю, не нужно радикальных мер. Мы крайне виноваты, но у нас приказ… Мы не можем ослушаться, нам нужен ваш пропуск.       Этот остолоп выглядел столь жалко, что казалось, сейчас заплачет и убежит к матери. Он склонил голову, и эмоции Чуи поутихли. Он взялся за телефон, набирая отца по громкой связи. — Что такое, Чуя? — Почему меня не пропускают? — Он почти успокоился и даже начал сожалеть о своих словах, ибо практически напрямую угрожал людям убийством, и если в его реалиях это было бы пустым, то здесь подобное значило очень многое, буквальное и непоправимое. Но нужно было держать изначальную планку, чтобы не казаться пустословом, поэтому он говорил с отцом столь же грозно. — Прости, совсем замотался, забыл. — Послышался шорох в трубке, и через пару секунд рация на поясе охраны зашумела.       «У входа Чуя Накахара, мой сын, пропустить немедленно», — раздалось одновременно на трёх устройствах.       Мужчины тут же присели на одно колено, извиняясь и открывая дорогу.       Чуя прошёл мимо них, не оглянувшись. Вся злость отлила, уступая место спокойствию. Он больше не нервничал, чувствуя некоторую власть, но чем дальше шёл, тем больше думал о страшной для себя вещи. Ему понравилось.       Понравилось управлять людьми и чувствовать власть…       Он миновал ещё несколько охранников, проводивших его до лифта. Чуя знал, что тот был личным для отца — на панели можно было нажать лишь две кнопки. Последний раз вздохнув, Чуя надавил на стрелку «вверх» и двери лифта закрылись, кабина стартовала с ускоренной мощностью, и через тридцать секунд он был уже на последнем этаже небоскрёба.       Нога ступила на красное ковровое покрытие. Чуя остановился перед дверьми кабинета отца и постучал. — Заходи, — раздалось в динамике видеодомофона.       Двери автоматически открылись, и Чуя прошёл вперёд. Сердце забилось с ускоренным ритмом, но внешне он оставался спокоен. — Я рад тебя видеть, — сказал Огай, движением руки приглашая сына присесть в кресло напротив его стола.       В улыбке Мори смешивалось добродушие и сталь, уголки губ пару раз дёрнулись от напряжения. Чуя внимательно изучал отца и понимал, что тому действительно было что скрывать.       Накахара не стал выделываться и корчить радушие, держался невозмутимо и даже несколько скромно по его меркам. Будто пришёл в дом к чужому человеку. Но легкая обезображенность ситуации нагнетала. По носу мазнул запах крови и смерти, спермы и страха. Чуя прокручивал в голове то, что ему говорил Дазай, и воображение пускалось в разнообразный пляс горьких картинок, отражающих страшные события. Накахара хотел бы сейчас забыть об отце всё новое и просто, со спокойной душой, назвать его «папа», не раздумывая о поддержании скрывающего шлейфа на лице, лишь бы не выдать тошноту от самого вида Мори Огая и родства с этим человеком. — Чем обязан радости тебя увидеть?       Чуя цыкнул и, закрыв рот, с нажимом мазнул по острому клыку во рту — боль помогала держать себя, и главное невыраженные слова, под контролем. — Не надо, пап. Я знаю про задание, — равнодушно выдохнул он.       Смысл было распинаться, тянуть время? Только зря напрягать нервы. Гораздо лучше было вступить сразу, без лишних прелюдий.       Показалось, будто Мори побледнел, хоть по выражению лица и было ясно, что тот был готов к подобному. Замолчали сразу оба. Чуя не знал как продолжить, предполагал, что отец разберётся с этим сам. Но раз не вышло, нельзя было не выдавить из себя слова самостоятельно — сил выжидать не находилось. — Зачем ты это сделал?       Чуя знал ответ, но хотел услышать его от первого лица. — Ты врал, когда говорил, что будешь поддерживать мои личные идеи и планы… Врал, когда извинялся за давление, чтобы втянуть меня в Мафию. — Чуя… — Показалось, будто тому жаль. Но Чуя был уверен, что это не так. Иначе отец бы не пошёл на подобное ухищрение, влетевшее ему в явно хорошую сумму денег. — Я не хотел. Но это было необходимо, поверь. Мне нужен был наследник, Мафия развалится без моего управления и последователя, и если ты сам не имел интереса участвовать в делах, то мне нужен был помощник, который до тебя бы это донёс. — Это было навязывание, а не открытие глаз. — Чуя не стал говорить, что Дазай так и не успел ему ничего рассказать. Чуя бы в любом случае воспринял всё в штыки и не стал слушать. Может быть, позже… Но скорее всего он бы просто сразу пресёк Осаму, а если бы тот продолжил, то разорвал бы с ним отношения. Отец знал его слишком плохо, если надеялся, что задание пройдёт благополучно. Либо же был слишком самоуверен. — И тем не менее мне всё равно. Я готов простить тебя и отпустить ситуацию.       Огай просиял, несмотря на подозрительную скорость принятия расклада сыном. Видимо, уповал на его неопытность и наивность. И это не оправдалось, только самому Мори знать об этом было необязательно. — При одном условии. — Я слушаю, сынок. — Мори улыбался как будто искренне. Может, так и было — он верил, что его труды не были напрасны и окупились.       По Чуе словно ударило его «сынок», хотелось приказать отцу заткнуться, не называть так. Чуя больше не доверял его любви. Но выбора не было, он сжимал зубы, лишь бы не сболтнуть лишнего. Только успокоившись, ответил: — Я вступлю в Мафию, если ты отпустишь Дазая. Я хочу, чтобы у него была простая мирная жизнь.       Огай свёл брови, как от непонимания. — Он рассказывал тебе хоть что-то о том, как жил здесь? — Только о некоторых миссиях и опасности. Я достаточно к нему привязался и, зная его состояние, не хочу, чтобы он продолжал такое существование.       Чуе показалось, что он ещё никогда в своей жизни не врал столь много за один час.       Метания Огая въедались в глаза — тот откинулся на спинку кресла, отведя взгляд, и резко очертил ладонью скулу, тут же складывая локти на подлокотники и упирая подбородок в сложенный кулак. Дёргался, ёрзал — явно не хотел терять своего приближённого. — Сразу обоих ты не получишь, — отрезал Чуя. — Выбирай, пап.       Тот медленно прокивал, то ли валидируя, то ли оценивая положение. — Мне нужно время. — Ты столько денег и сил потратил на мою вербовку, несколько месяцев прошло, не учитывая прошедшее поднятие этой темы почти два года назад… — Начал Чуя, стараясь привести весомые аргументы. — Неужели сейчас хочешь отказаться из-за привычного подчинённого? — Чуя понимал заминку отца, но отпускать хватку не желал. Нужно было решать вопрос сейчас, он так чувствовал. — У меня хорошая физическая подготовка, я не идиот, и вы с мамой с детства учили меня всё анализировать. У меня хорошая адаптивность и не такая уж слабая психика. Если тебе нужно что-то ещё, мы можем это обсудить.       Чуя откинулся на спинку кресла, скрестив ноги в щиколотках. Тут же сложив и запястья друг на друга, он ужаснулся схожести с привычной позой отца и отшатнулся от своих рук, как от посторонних. — Мне нужно не твоё резюме, Чуя, мне нужно, чтобы ты хотел посвятить себя Мафии, осознавал, что здесь происходит, понимал риски и принимал, что если вступишь сюда, то больше не выйдешь. Ты будешь на вершине, и я не смогу тебя отпустить, даже если захочу, тебя уже никто заменить не сможет. Это не игра, и если ты решишься, то обратного пути не будет. Неужели ты пойдёшь на такое из-за какой-то недолгой связи с едва знакомым тебе человеком? — Я не дам заднюю, если ты об этом. И Осаму я успел узнать может и не настолько глубоко, как хотел бы, но достаточно. Отпусти его.       Чуя молился, чтобы отец не видел, как у него вибрирует грудная клетка. Страх путался с решимостью и размышлениями о возможной ошибке, сделанной по глупости, его тело сдавало позиции уж не счесть который раз, но он пытался держаться. Он и правда не знал Дазая так хорошо, но в нём было что-то такое, что толкало Чую на подобный шаг — нечто бо́льшее, чем простой синдром спасателя, желание выделиться неким «героем» в его жизни или любая подобная нелепость. — И, пап, я клянусь тебе, ни под каким предлогом у тебя не получится оставить Осаму при себе, если ты хочешь, чтобы я также здесь… работал, служил — не знаю, как ты это называешь, — повторно сделал акцент Чуя. Он не хотел оставлять отцу шанса решить, что можно хоть как-то склонить его к такому исходу. — Хорошо, допустим. Но как ты это представляешь? Дазай был тут несколько лет, он знает очень много важной информации, касательно меня тоже. Это может поставить под угрозу как Мафию, так и меня самого. — Я уверен, что ты можешь что-то придумать. В конечном итоге, если что-то против тебя всплывёт такого, что знает только он, можешь его убить.       Чую слегка передёрнуло. Стало страшно за Дазая, которого мог подставить Огай в случае чего… Чуя не продумал всё настолько хорошо, тем более не обсудил свои намерения с Осаму и боялся, что из-за его глупости Дазай мог пострадать ещё сильнее. Он не вынесет, если сделает хуже, но и попытаться обойти систему, вызволить из неё Осаму он не мог. — Даже если так, — вкрадчиво заговорил Мори. — Я безотказно хочу, чтобы у тебя действительно была мотивация присоединиться ко мне. — Какая разница: хочу я быть здесь по личной инициативе или из-за Осаму? В любом случае я возьму на себя ответственность за это. К своим решениям я подхожу серьёзно, ты должен быть в курсе. — Знаю… — Огай потер глаза большим и указательным пальцами, и как только проморгался, вперил в Чую взгляд преисполненный суровой строгостью. — Пойми меня, и на мне лежит огромная ответственность за решения. Я ими не разбрасываюсь. Если ты серьёзен и не планируешь отступать, то мне нужно хотя бы пару дней подумать. В случае чего, за это время можешь передумать, я приму любое твоё решение в данной ситуации.       Чуя вздохнул. — Раньше ты тоже так говорил. — В этот раз могу поклясться. — Ладно…       Чуя не поверил. — В таком случае, есть ещё что-нибудь, что ты пришёл решить? — Нет, только это. — Вспомнив кое о чём, он подметил. — Но буду благодарен, если какое-то время ты не будешь связываться с Осаму вовсе.       Брови Мори слегка подлетели, но иные признаки удивления на его лице не отпечатались. — Хорошо.       Чуя замялся, думая, решаться ли на наглость, но подумал, мол, раз пошёл такой крупный оборот дел, то почему бы и нет — хотел сыграть на родительской благосклонности, если она ещё осталась. — Вспомнил ещё. Сакуноске Ода — не преследуй его. Можем договориться о тех же условиях, что и для Дазая, но в любом случае я не думаю, что он будет тебе угрозой. — Не перегибай, — выдохнул он. — Не знаю, что они могли тебе наговорить, но он предал Мафию и сейчас является сбежавшим пленным. — Ты сам рискнул. Думаю, понимал, что сбежать у него возможность была.       Если всё было, как говорил Осаму, может и нет. Может Мори в целом не понимал чувств обычных людей и рассчитывал на то, что каждым можно управлять и каждый будет идти по сценарию, рассчитанному в его собственной голове. Но было ли это по сути важно? — В любом случае сейчас Сакуноске находится с Дазаем, так что… Плевать, — решил Огай. — Договоримся обо всём в течении двух дней. Надеюсь, ты не скрыл бы от меня, если бы мне уже сейчас стоило волноваться о своей безопасности… — Не скрыл бы, не переживай. Мы находимся вместе всё время, так что я знаю о их планах побольше твоего. Сейчас они переживают только о самом Сакуноске. — Понял.       Чуя встал, не желая больше задерживаться. Он не хотел разводить более длительные дискуссии на разные темы, по которым у отца точно были вопросы — слишком уж многое разнилось и не вписывалось, что стоило бы уточнить, обговорить. — Я буду на связи. — Ты хоть на учёбе появляешься сейчас? — неожиданно спросил Огай.       Чуя нервно хмыкнул. — Давай хотя бы сейчас не об этом. У меня нет сил на учёбу после последних событий. — Могу представить. — Вряд ли. — Тогда я напишу тебе позже.       Чуя кивнул и тут же развернулся, быстрым шагом удаляясь. — Постой, — устало послышалось сзади, почти на пороге.       Чуя повернулся к отцу лицом, чуть выгнув бровь в ожидании продолжения. — На чём бы мы не сошлись в итоге, знай, что я очень горд тобой. Я люблю тебя. И рад, что мой сын именно ты.       В ушах зашумело и где-то изнутри защекотало маленькими иглами. Стало больно. Он не знал, верить или нет. Чую рвало на части, на две стороны, которым он хотел бы доверять — отца и Осаму.       Молча кивнув, Накахара вышел и вернулся мыслями к доказательствам.       Точно ли он был уверен, что его отец совершал столько дерьма с Дазаем? Была ли какая-то возможность у Оды и Дазая подставить Огая для некой цели? Чуя был уверен, что всё сложилось лучшим образом — у него будет шанс поставить точку в своих размышлениях, всё тщательно проанализировать, сверить информацию и перебрать возможные варианты произошедшего ранее. Если бы отец не был бы столь предусмотрителен и пошёл на поводу у сына сразу, то что-то могло бы пойти не так, несмотря на то, что Чуя изначально планировал обсудить разные вопросы с Огаем, посмотреть, что выйдет из всей этой затеи, и решать всё окончательно уже исходя из ситуации.       «Лишь бы отец не придумал, как всё извернуть в свою пользу», — подумал Чуя, прежде чем выйти из штаба Мафии, — «И то же относится к Дазаю, если это он водит меня за нос».       Как было бы славно, люби Чуя читать детективы. Может, оттуда он смог бы почерпнуть важные аспекты для личного небольшого расследования. Он молился, чтобы его мозг не сварился в обилии запутанной информации и не дал заднюю, когда так важно было найти правду.

***

      Чуя вернулся в дом Осаму, прежде выкурив пару сигарет подряд, параллельно думая о своих и чужих действиях. К каким-то определённым выводам так и не пришёл. Лишь знал, что с Осаму ему придётся расстаться, а этого он отчаянно не желал. Но ради его блага хотел.       Почти с порога, когда Чуя только снимал верхнюю одежду и был на пути в гардеробную, его встретил Ода. — Где ты был?       Чуя нахмурился, а потом выгнул бровь. — У тебя какая-то потребность контролировать всё на свете? Иначе я не понимаю, почему должен отчитываться, ты мне не мать.       Ода на секунду опешил и замер на месте, а Чуя под аромат непонимания, исходившим от Сакуноске, отправился дальше и наконец открыл дверь небольшой комнаты, с облегчением повесив пальто, которое уже несколько устал держать. Моральные силы сходили на нет, а за ними цепной реакцией подтягивались и физические. — Я же не агрессировал, просто поинтересовался, потому что ты опять ушёл, ничего не сказав. Я волновался — в прошлый раз плохо закончилась твоя спонтанная вылазка.       Чуя постарался вникнуть в слова Оды и всё-таки признал: он был слишком строг. — Прости, просто настроение поганое.       Ода кивнул, не выглядя так, будто затаил обиду. И Чуя бы удивился, будь оно так — человек прошёл через столько дерьма и ещё не выработал иммунитет к подобным мелочам? Глупость какая-то. Хотя психика и эмоциональные проблемы людей были слишком сложны, чтобы можно было ожидать чего-то определённого: Ода мог как наплевательски относиться ко всему, так и чрезвычайно остро воспринимать вещи; помимо этого могло быть и что-то переменчивое или среднее. Но Чуя решил на этом не зацикливаться, не углубляться — он извинился, а дальше реакция и мысли людей были не под его ответственностью. — Дазай звонил.       Чуя резко обернулся. — С этого и нужно было начинать, — беззлобно сказал он. — О чём говорил?       Ода махнул рукой в сторону кухни, где они обычно сидели, приглашая пройти туда.       Накахара задумался, не пишет ли отец Оде, не угрожает ли ему, не безопасно ли было бы перейти на другой телефон для связи, хотя казалось, что отец имеет возможность выяснить любое устройство, к которому Сакуноске имеет отношение, и разницы нет. И пусть за этим последовало переживание о состоянии мужчины, на которого до сих пор могло оказываться давление, первостепенно Чуя думал о Дазае. — Снова извинялся за свои действия, спрашивал о тебе и почему ты не рядом. Тоже переживал, что ты так внезапно ушёл. Думал, что-то случилось. И об Огае тоже тему затрагивал.       Чуя присел за барную стойку и достал сигарету. — Ты всегда столько курил?       Склонив голову и несколько печально ухмыльнувшись, Чуя ответил: — Только в последнее время. — Нелегко тебе, — выдохнул Сакуноске в ответ. — Поговори с Дазаем, может, он поможет привести мысли в порядок. Думаю, он захочет тебя услышать.       Только подумав о возможности, Чуя тут же загорелся. — Как с ним связаться? — Давай запишу тебе номер.       Он протянул руку в ожидании телефона, но Чуя не спешил. Не любил доверять кому-либо свою собственность — мать по глупости в детстве отбирала телефон в наказание, когда сын не желал прислушиваться к этикету за столом, и лишь позже поняла, что не имеет на это права; в любом случае некоторая травма на неприкосновенность личной собственности и ограничения осталась. Подумав, Чуя всё же отдал гаджет, решив, что угрозы нет. Препираться и тем более что-то объяснять не хотелось, хоть он и мог попросить продиктовать номер. — Спасибо, — сказал он, как только получил желаемое. — Я отойду.       Пройдя по коридору, Чуя завернул в бильярдную, снижая слышимость к минимуму. Он не любил, когда была вероятность даже невольного подслушивания его личных разговоров.       Поднеся телефон к уху, он дожидался ответа, нервно притопывая ногой. Чуя боялся разговаривать с Дазаем, боялся, что поступает неверно и всё вокруг ложь — что если Осаму манипулировал им, что если он где-то ненароком ошибся и дал себя провести, теперь же клеветал на отца и зря желал предать свою жизнь делу, к которому не хотел иметь отношения никогда ранее? Вдруг он что-то забыл? Упустил?..       В голове в момент сверкнули фрагменты прошлого: панические атаки атаки Дазая из-за «отца» и Оды, реакция Сакуноске на Чую в первые минуты их знакомства, идиотская ложь Огая по поводу университетского проекта и утайка связи с Осаму, а самое главное — сообщения отца Дазаю. И как он мог пропускать это? Нельзя было отрицать, что на него навалилось событий сверх меры, и эмоциональная нагрузка приближалась к критической, но он должен был держать подобное в голове всегда! А если и нет, то доверяться ощущениям. Даже в моменты, когда он не задумывался, не копался на поверхностях своей памяти, в глубине, в подсознании эта информация не поддавалась сокращению, не исчезала. И оттого тело подсказывало, что он на верном пути.       Он всё решил и понял верно. Чуя был уверен в этом на девяносто восемь процентов.       Трубку подняли. — Здравствуйте, вы позвонили в девятое отделение Первой психиатрической больницы Йокогамы, слушаю Вас. — Добрый день, могу я услышать пациента Дазая Осаму? — Секунду, — без капли эмоций ответила женщина.       После перебора клавиш на клавиатуре в течение минуты молчания она продолжила: — Господин Дазай сейчас на терапии, освободится через полтора часа. Если Ваш запрос ещё актуален, могу закрепить за вами время. Через два часа связь с пациентами больше не будет доступна на сегодняшний день.       Для Чуи стала неожиданностью подобная новость. Он понятия не имел, как устроен режим в психиатрической больнице, и каких-либо других вариантов увидеть не мог, поэтому ухватился за шанс. Пусть и придётся подождать, но главным было, что они поговорят. Чуя заметил, что успел соскучиться.       Записавшись на определённое время, он поблагодарил женщину, отключился и сразу после вернулся к Оде. — Так быстро? — удивился тот.       Чуя удручённо покачал головой. — Он сейчас занят, меня записали к нему на звонок на более позднее время.       Ода размеренно покивал головой и тут же её вскинул, будто что-то вспомнив. — Кстати, ты так и не сказал, где был.       Чуя не был уверен, говорить или нет, но посчитал, что Ода может быть полезен. — Обещай, что ничего не скажешь Осаму. — Чуя старался придать своему голосу, выражению лица и позе более серьезный вид, лишь бы не было сомнений, что его слова важны.       Ода был не глуп и вроде как всё понял. Как минимум, Чуя на это надеялся. — Я хочу вызволить Осаму из Мафии. Сегодня я ходил к отцу.       Глаза собеседника вмиг округлились, он медленно прикрыл рот ладонью. — Как?.. Он же так просто его не отдаст. Это важнейшая фигура на его шахматной доске. — Поэтому я хочу обменять его на себя. Отец хотел затащить меня в Мафию, и он это получит. Он дал два дня на обдумывание и решение. За это время надо хорошо прописать условия, чтобы он не мог перевернуть ожидаемое в свою пользу. Отказываться я не собираюсь.       Стоя столбом, не шевелясь и находясь в полной прострации, Сакуноске будто пытался набрать в лёгкие воздух. Его глаза вяло перемещались, как если бы он не знал, куда себя деть, или не знал, что думать или как реагировать. В конце концов он поддержал себя, уперевшись рукой в барную стойку, и тут же опустился на стул. — Это… мягко говоря, неожиданно.       Чуя медленно покачал головой, выражая понимание. Он сам не совсем осознавал, как так вышло, ещё не привык к своему решению, но уже был в нём уверен. — Мне нужна помощь. Ты знаешь моего отца, должен понимать, как он может попытаться исхитриться и как это отразить.       Ода кивнул. — У нас есть время. Если ты свободен, можем приступить прямо сейчас.       Видимо, ещё не отойдя от шока, мужчина повторно кивнул. Лишь через несколько секунд смог прошептать: — Возьми лист в том ящике, — он указал пальцем на тумбочку в углу коридора, — там же лежит ручка. Я напишу тебе то, что нужно знать обязательно.              Всё время до созвона с Дазаем они обговаривали и расписывали действия, точки соприкосновения с Огаем, Ода рисовал графики и схематично описывал последовательное мышление Босса Мафии, варианты обхода его вероятных действий и многое другое. Под конец Чуя совсем измотался от обилия информации и разочарования в своём отце. Тот имел массу вариаций извернуть в свою пользу действия сына, его слова и надежды. Но теперь Чуя был хотя бы проинформирован и знал, чего ожидать, как этому сопротивляться.       Вероятность, что что-то пойдёт не так и Чую обманут, ещё была, но сведена к минимуму. Что бы ни сказал Огай, Чуя найдёт ответ, он в это верил.       Они оба выдохлись, и когда закончили, заварили чай. У Чуи было всего десять минут до звонка Осаму, но он должен был успеть восстановиться хоть немного. Разговаривать убитым не было желания, хотя на самом деле уже ни с кем не хотелось контактировать, присутствовала мысль лишь о сне. Но к Осаму его тянуло, словно море к береговому песку, и отказаться от этой возможности было нереально.       Встав и подойдя к раковине, Чуя плеснул себе в лицо холодной воды, чтобы как-то отрезвить сознание. Затем вернулся к чаю и допил его разом. — Я пойду на веранду, — озвучил Чуя и вышел с кухни.       Накинув ранее снятую толстовку поверх футболки, не заморачиваясь по поводу холодов даже в застеклённом пространстве, он набрал номер отделения, где лежал Дазай, и стал дожидаться его.       Чую посетила неудобная мысль о том, что в этом учебном году он толком ни с кем не пересекался и полностью отошёл от своего изначального плана действий и имиджа, а все его друзья, с которыми он находился в близком контакте, лежали или лежат в психиатрическом стационаре. Хорошую же компанию он себе нашёл. Знала бы мать, была бы явно не в восторге. — Привет, — послышался Дазай спустя пару минут. — Привет, Осаму.       Чуя вмиг расслабился и откинулся на подвесное кресло, заставив его мерно закачаться. Он прикрыл глаза, пару раз прокручивая голос парня в голове.       Дазай соскучился. Понял это, как только услышал Чую. Прошло всего ничего времени, но он уже не мог находиться так далеко от обожаемого одуванчика. Россыпь рыжих волос, голубые глаза, его прикосновения — во всём хотелось погрязнуть так глубоко, чтобы никогда не подняться наверх. — Как ты? — спросил Чуя. — Не знаю, — меланхолично и несколько странно ответил Осаму. — Под массой препаратов, и после попытки промывки мозгов у психотерапевта картинка размывается. Всё несколько безразлично.       Чуя не понял, почему ему стало каплю обидно, но не стал на этом сосредотачиваться и добиваться ответа собственного мозга. — Одасаку сказал, что ты куда-то внезапно ушёл. А я наделся с тобой поговорить, — неуверенно прозвучало от Осаму.       Чуя воодушевился, и на губах растянулась улыбка. — Я не думал, что ты позвонишь, и ушёл прогуляться. Надо было прочистить голову.       От лжи тревога скрутилась в солнечном сплетении, но Чуя знал, что с Дазаем делиться планами было рано. — Что-то случилось? — Не то что бы. Просто думал, что делать с отцом. И как к нему относиться. Воспоминания о прошлом смешиваются с недавними… В голове слишком много сумбурных мыслей. — Не представляю даже, как сильно тебе должно быть тяжело. Мне жаль.       Слова звучали искренне, и Чую почти пробило на слёзы, но он сдержался. — Спасибо. Но это лишнее. Сейчас ты важнее. — Не дури. У тебя весь мир перевернулся, а у меня толком ничего не изменилось. — Самое страшное как раз в том, что для тебя это базово. Я не хочу, чтобы ты проживал свою жизнь таким образом, я хочу, чтобы у тебя всё было хорошо. — Чуя поймал себя на мысли безумного желания прижать Осаму к себе. — Тебе хоть как-то помогло лечение в прошлый раз? — Д-да, — у Осаму внезапно начал заплетаться язык. Он прокашлялся и вернул речь в норму.       Дазая обескураживали подобные слова Чуи каждый раз. Его доброта, забота, волнение и речи, которые он преподносил Осаму, прорывали путь ближе к закаменевшему сердцу мафиози, и это было почти невыносимо и до безумия прекрасно одновременно. — Я был там не так уж долго, но в целом результат держался пару месяцев. — Тебе стало сильно лучше или просто жизнь начала казаться более сносной?       Чуя боялся представить, насколько плохо должно было быть Дазаю в Мафии. — Я давно привык к своей работе и отношусь к ней весьма хладнокровно. Да, жить не хочется, но я не настолько часто об этом думаю, такое состояние скорее рутина. — Он усмехнулся, повеселев. Чуя понял, что тот надел маску. — После больницы просто перестали мелькать мысли о самоубийстве, выпивать хотелось меньше. Как по мне, это должно быть уже безумно хорошим прорывом в лечебном плане. — Не уверен в этом… Но ладно. У нас осталось не так много времени. Хочешь обсудить свои планы насчёт моего отца? — Какие планы? — Например, убрать его с поста Босса? Или… не знаю, убить? — Чуя, ты хочешь, чтобы, — он снизил голос до шёпота, чтобы его не услышали в округе, — я убил твоего отца? — Не обязательно ты, если говорить конкретно об этом, но… тебе не хочется? После всего, что он сделал. — Всегда хотелось. — Он усмехнулся. — Если честно, в детстве я мечтал и о мести, и о простом освобождении организации от него, но потом понял, что не смогу воплотить это в реальность. Огай чересчур осторожен. Убили бы скорее меня, и Мафия послужила бы ему спокойным полем для игр и вымещения любых фантазий. Пока я там, могу хоть как-то это контролировать.       «Господин Дазай, у вас осталась минута,» — послышалось приглушённо в телефоне. — Чёрт. Не хочу обратно.       Чую забеспокоило, что с Осаму могли плохо обращаться или препараты оказывали слишком сильное влияние на организм, присутствовали негативные последствия или что-то ещё, и он спросил: — У тебя там всё нормально? Отчего ты так?       Осаму вздохнул. — Не люблю я лечиться. — Дазай скривился. Всё-таки не любил он и говорить о подобном. — Групповая терапия, где нужно выдавливать из себя какие-то мерзости, масса таблеток и капельницы, от которых потом руки болят, обстановка… Не моё это всё. — Понимаю, что для такого человека, как ты, это тяжко… Но я надеюсь, что подобные жертвы хотя бы будут оправданы. Я правда надеюсь, что тебе станет лучше, Осаму. Очень надеюсь… — Секунду! — крикнул Дазай кому-то. — Я не знаю, как реагировать на это, Чуя. Но… я ценю твои слова.       Осаму было сложно проговаривать это, но язык нёс его вперед мыслей — он себя не контролировал сейчас. И даже мысли. Поэтому он не успел остановить себя, когда подумал о том, что хочет поцеловать Чую. — Прости, мне нужно идти. — Ничего, я понимаю. Позвоню потом ещё.       Расставаться не хотелось, но выбора не было. — Угу. До следующего раза. — До следующего.       Звонок был завершён, но Чуя чувствовал не облегчение от разговора, а опустошение. Как же сложно было понимать себя порой…       Возможности передышки у Чуи не было — сразу после он возвратился к Оде и был ещё более решителен. План нужно было срочно завершать, окончательно доводить до ума, закрывать появившиеся вопросы. У его отца не должно было быть шансов переиграть сына.

***

      Чуя шёл по тому же пути. Охрана в этот раз его не задерживала, мужчины снова упали на одно колено перед сыном Босса. Он двигался в кабинет отца, как и два дня назад. Но сейчас не столь запуганно. Чуя был уверен, что победит.       Разумеется, он не был глуп и не исключал возможности неожиданных поворотов, но надеялся, что сможет их обойти или предотвратить.       Поднимаясь на лифте, Чуя отогнал фантом размышлений о собственноручном убийстве отца, посетивший его на секунду. Он понимал, что ему не хватит сил и смелости, что он до сих пор любит этого отвратительного человека. Убрал руку со складного ножа, который периодически носил с обой. — Проходи, — серьёзно произнёс отец, когда Чуя зашёл в кабинет. — Будешь вино?       Чуя оценил его выбор, стоявший на столе, но прикасаться к нему не смел. Если отец захочет его споить, лишь бы Чуя менее трезво оценивал ситуацию, этого нужно было избежать. — Нет, спасибо.       Отец удивился. — Шато Петрюс… Не думал, что ты откажешься.       Он знал о его соблазнах, кто бы сомневался. Но не было гарантии, что отец не подмешал туда чего-нибудь. — Если хочешь выпить, я не против, но компанию тебе не составлю. — Чуя улыбнулся, лишь бы тот не понял о его подозрениях и возникшем напряжении. — Хорошо. Тогда сразу к делу? — Именно. Моё решение вступить в Мафию никак не изменилось. Что насчёт тебя? Примешь ли меня в обмен на Осаму?       Адреналин забурлил в крови, в ожидании вердикта, который мог изменить всю его жизнь.       Отец будто скорбно опустил глаза, и тут же его лицо сделалось непроницаемым. — Да. — Ты помнишь о моих условиях? Дазай и Сакуноске должны быть на свободе и ни кем не преследуемы. — В таком случае я хочу, чтобы они уехали из страны. — Зачем? — не понял Чуя. — Здесь их многие знают, с многими они имели дела. Если будут спокойно разгуливать по городам, кто-то может захотеть выведать информацию о Мафии и обо мне лично. Даже если Дазай не сломается под пытками или не захочет что-то говорить из каких-то своих соображений, то насчёт Сакуноске я не уверен. У нас уже был такой экземпляр в прошлом, и повторения своих ошибок я не хочу, особенно учитывая, что Сакагучи Анго не имел доступа к важнейшим сведениям, в отличии от этих двоих.       Чуя замялся, не желая решать подобные вопросы за других. Но был ли у него выбор? Он молился, чтобы его решение не повлекло за собой дурных последствий. — Хорошо, — неуверенно согласился он. — Теперь моё условие. Дай Сакуноске месяц перед отъездом. Я знаю, что у него есть здесь важные дела, но могу уверить тебя в том, что тебя они никак не касаются. — И ты можешь быть уверен в том, что они тебя не обманывают? — Абсолютно.       Чуя врал, он не был уверен на сто процентов — одно дело верить в происходящее с Осаму и Одой в Мафии, а другое быть убеждённым, что никто из них не действует за его спиной, строя планы по убийству его отца, — но верить хотел. В любом случае он ещё будет обсуждать это с парнями. — Ладно. Могу даже дать больше — Сакуноске один месяц на отъезд, Дазаю три. При этом ты сам можешь быть с Дазаем в течение этого времени. Поучишься ещё, привыкнешь к мысли о переменах в своей жизни, я поднатаскаю тебя ещё. Дальше ты мой.       Чуя не мог поверить своим ушам, но охотно согласился, даже не проанализировав.       Они обсудили множество вопросов, составили договор, в который Чуя уже вчитывался как мог. И всё. Дело было сделано. — Пусть ещё у тебя и будет время, но скажу заранее. Поздравляю со вступлением в Мафию.