Ascolta il cuore

Осаму подошел к заветной аудитории, слегка постояв под дверью, слушая, что сейчас делает Чуя. Тот отрабатывал какой-то пассаж в Листе, собственно, все как обычно. Он постучался, входя. — Вечер, страдалец. — Прозвучало это как-то пессимистично, но ничего не поделать. Как есть. — Понедельник выматывает. — Констатировал факт Накахара, отрываясь от игры. Кареглазый с легкой улыбкой кивнул, не произнося ни слова. — Пока что твоей помощи не требуется. — Юноша вновь кивнул, садясь на стул, начиная делать домашнюю работу за столом. Конспекты, задачи. Все как обычно. Просто Юноша привык делать все сразу в тот же день, что ему задают. несмотря на то, что он не мог нормально соображать, он сел за конспекты. Стал все выписывать, листая учебник. Спустя какое-то время Чуя обратил на это внимание, останавливаясь играть. — Ты всегда делаешь домашнее сразу после того, как заканчиваются пары? — Спросил Рыжеволосый, любопытно глядя на того. — Да, это должно быть странным? — Задал встречный вопрос Кареглазый, перечитывая строчки. — Нет, попросту интересно. — Отозвался Накахара, продолжая играть. Впрочем, когда он проработал все нужное, он сыграл произведение сначала, думая, что Дазай его не слушает. Но тот доиграл, перелистывая произведение на следующее. — Пятую и Седьмую часть потом подчисти немного. — Резко сказал Осаму, что заставило Голубоглазого дернуться от неожиданности. Педагог лишь посмеялся. — Хорошо. Боже, только не пугай ты так. А то такими темпами будет сидеть не пианист, а труп за инструментом. И язык твой окажется не в том месте, где должен. — Сказал Чуя без ненависти или обиды, начиная работать над следующим произведением. На улице уже давно стемнело, а потому Юноши не обращали внимание на происходящее за окном в целом. Прошло ещё больше полутора часа, прежде чем Накахара стал играть другое произведение сначала. У него вновь не получались некоторые места, потому он снял руки с клавиатуры на пару мгновений, предпринимая попытки сыграть злостное место вновь и вновь. — У тебя просто руки устали. — Прокомментировал безучастно Шатен, слыша мучения Рыжеволосого. — И не только руки. — Добавил он же, слыша раздраженный вздох со стороны. Как раз Осаму дописал нужные ему конспекты. Внес ещё один билет к сессии, чтобы потом не чувствовать себя исчадием ада, потому что ночами не спишь и учить вообще все, а хотя бы нормально спать(в мечтах разве что). Кипа тетрадей оказалась в сумке, чей владелец встал из-за стола, устало потер виски и выдвинул предложение. — Восемь вечера, половина девятого. Ты можешь первым поехать домой, если хочешь. — Не настолько я хлюпик, чтобы отказываться от возможности посидеть в консерватории. — Накахара мысленно сделал себе пометку, что скоро у Дазая конкурс. Ему надо дать подготовиться немного, потому тот сложил партитуры и сел рядом с сумкой, позволяя себе слегка отвлечься мозгом. На самом деле границы предметов в глазах слегка расплывались, что было нормой, к которой Чуя уже привык. Впрочем, он сидел, слушая идеально отточенную игру Осаму. Бах и Прокофьев. Разумеется, слышать все это было замечательным... Если бы оно не было так механически. Но, впрочем, думать об этом сейчас было бы неправильно. Это неуважение к пианисту. Накахаре пришлось отогнать эти мысли, разрешая сознанию распадаться на мелкие частицы под желтоватым светом в такт музыке. Рыжий и не припомнит, сколько он так просидел, но потом лишь услышал, как Осаму закрыл крышку фортепиано. Второкурсник бросил взгляд на часы: 9:30. Через полчаса закрывается консерватория. — Пойдем, хватит с нас на сегодня. — Сказал с вымученной улыбкой Дазай, приводя аудиторию в надлежащий вид. Оба выглядели очень уставшими, однако по крайней мере они имели железную волю, чтобы не позволить себе что-то иное, кроме как работу. Студенты, совершенно не торопясь, оделись, выходя в главный холл, сдавая ключ от аудитории. Парни вышли из консерватории, наконец глядя на белый свет, успевший стать темным, упиваясь холодным воздухом, из-за которого один из них, а именно Дазай, закашлял. Он слишком глубоко вдохнул воздух, из-за чего холод прорезал горло. — Когда у тебя этот конкурс? — Поинтересовался Рыжеволосый между прочим. Шатен призадумался. — В среду следующую. На базе какой-то музыкальной школы. Не вникал, честно говоря. — Сказал беззаботно Третьекурсник, стараясь вспомнить, где же он должен быть. Ехать сейчас в другие города ему не хотелось, а здесь как раз международный конкурс решили провести именно в их городе. Почему бы и не поучаствовать, раз произведения есть? Накахара слегка неодобрительно вздохнул — как можно быть таким беспечным? — Ясно... Через понедельник уже и мои мучения будут. — Вдруг вспомнил Накахара, удивившись, как быстро проходит время. — Все будет хорошо, не переживай. Пальцы ты пока что ломать не собирался, так что пока что ты крайне успешно воюешь против партитур. — Ответил Дазай позитивно, когда Юноши зашли и сели в метро. Какое счастье, что от дома до консерватории чуть больше 7 минут на метро. Пешком было бы намного дольше. — Кстати, если там кто-то будет что-то тебе говорить, то это все Ширасэ. Он говорит очень много. — Резко вставил Чуя, выбивая Осаму из логической цепи повествования. — В каком смысле? — Переспросил Шатен, глупо моргая. — Сегодня перед гармонией этот Олух спросил что-то, ну и мне пришлось ему сказать, что ты теперь у меня преподаешь. Конечно, я ему пригрозил, что если он не будет держать язык за зубами, то ему придется несладко. Но, зная Ширасэ, он продолжит это делать. Поэтому, если вдруг что-то будет странное кто-то говорить, а Буичиро любитель наводить бурю в штиль, все пихай на него. — Пояснил Накахара, выходя из поезда вместе с Дазаем. — Буду иметь в виду. — Осаму усмехнулся, вспоминая этого интересного парнишу с прошлой совмещенной пары. Он всегда был слишком громкий. Тем временем Шатен и Рыжеволосый добрались до дома, заваливаясь в него с полной усталостью, которая накрыла обоих ещё тогда, как только они переступили через порог. — Будешь что-нибудь есть? — Единственное, что я сейчас хочу, это просто пойти и лечь спать. — Честно ответил Чуя, крича уже из своей комнаты. Он быстро переоделся, сходил и умылся, собрал сумку наново. Завтра пар намного меньше. — Что у тебя завтра? — Спросил Осаму, чтобы составить примерный план работы. У самого завтра было несколько пар: основа фортепианной транскрипции и импровизации, концертмейстерский класс. Все. Остальной день в его распоряжении. — Физра, английский, культурология. Первая пара в 10:45, вторая в 12:40, третья в 16:55. На физру, соответственно, я не хожу. — Ответил Накахара, не выходя из своей комнаты. — Тогда по месту будем определяться со временем. — Сказал Дазай, слыша негромкое «хорошо» из комнаты Чуи. — Хороших снов. — Пожелал Осаму, слыша обратный ответ. У самого Третьекурсника уже голова начинала болеть. Но, отчасти, это хорошо, что у него в один день стоят почти все возможные пары. Потом он намного свободнее, из-за чего может со спокойной душой идти заниматься. Так же, как и Рыжий, Шатен немного привел себя в вид «человека», а не полуживую тварь, укладываясь спать, гася свет. Ему не нужно вставать завтра так же рано, так как его пары во второй половине дня, а, значит, он может со спокойной душой спать как минимум до 10 утра. Это уже успех. Сегодня Дазай не находит в себе сил бороться со сном ради того, чтобы позвонить родителям. Потому он так же быстро, как и его ученик, погрузились в сон. Нерасторопно первым проснулся Накахара, заглядывая в комнату Осаму, который все еще спал, тихо закрывая его дверь. Сам он пошел на кухню, включая чайник. Половина одиннадцатого на часах. Постояв пару мгновений, пришедши в себя, Рыжеволосый решил как-то привести себя в порядок. В любом случае он сначала позавтракает, а уже потом все остальное. Накахаре было совершенно нечего делать, потому он просто пинал балду, переписываясь с однокурсниками. Кто-то уже успел навести шумиху, ибо индивидуум с коэффициентом интеллекта, равным половине страусиного, снес консерваторский инструмент, но особо Рыжего это не трогало. Так, лишь усмехнулся. Пропущенных от матери становилось все меньше и меньше, точно так же, как и сообщений. Но Голубоглазый не отвечал. Он чувствовал некую вину за то, что так легко покинул мать, но с другой стороны— он не мог продолжать терпеть это. Поэтому чувство жалости и вины оставалось отбросить в глубокий ящик где-то на углу своего сознания. Было удивительно светло на улице и начинало выглядывать солнце. Все же февраль на дворе. Близится весна. На самом деле учеба в консерватории не была такой загруженной, как может показаться. Далеко не всегда у них пары с утра до ночи, потому даже есть свободное время, которое они могут потратить на что-то. У большей части группы появились отношения, как только те перешли в консерваторию, так как у них стало много свободного времени от занятий. Мало кто думает так уж конкретно и грузно о том, что надо заниматься. Консерватория у них, точнее у большинства, скорее как очередь за дипломом о высшем образовании, а не место, где нужно прилежно учиться. Все они учились в колледже, когда не спали ночами, готовясь к сессии. Да и там успевали гулять, впрочем. А сейчас — полное раздолье, по сравнению со средним звеном. Наверное, именно это являлось одной из причин, по которой курсы в консерватории гораздо более сплоченные, чем в колледже. Накахара сидел, что-то довольно тихо напевая себе под нос. У него довольно неожиданно заела тема из его произведения, которая ну никак не хотела выходить из головы. Здесь Чуе пришло уведомление от отца, который, судя по всему, вернулся из командировки. Благо он был более вменяемым, чем мать. Потому на вопрос «где ты?» Рыжий удосужился ответить лишь «если нужно поговорить, встретимся вечером», после чего закрыл диалог, листая ленту социальных сетей. Второкурсник собрался, выходя из дома. — Напиши потом, в какой ты аудитории будешь. — Сказал Дазай, слыша, как открывается входная дверь в квартиру. — Хорошо. — Коротко бросил Он, закрывая дверь и неспешно спускаясь к метро. У него было ещё много времени, около пятнадцати минут. Потому он может себе позволить идти медленно, хоть и получается у него это плохо. Студент пришел в консерваторию, привычно вешая в гардероб свою верхнюю одежду. Рядом прошлись два студента, один из них очень уж громко разговаривал. — Федя, ну почему ты вечно такой молчаливый? — Жалостливо спрашивал белокурый студент, следуя за знакомым Брюнетом. — Ты долго ещё собираешься за мной ходить каждый день? — С долей раздраженности произнес Достоевский, идя своим привычным быстрым шагом: таким, что даже тому Белобрысому сложно за ним поспевать. Наверное, его походку можно сравнить с Северусом из вездесущего Гарри Поттера. У них определенно есть много общего. — Но ты ведь всегда такой угрюмый! — Продолжал Студент, идущий рядом. Юноши остановились, тоже вешая свою верхнюю одежду в гардероб. Накахара многозначительно посмотрел на Белокурого студента, пытаясь понять, кто это вообще. Достоевский раздраженно вздыхал, когда тот говорил. — Обязательно всегда быть таким громким? — Спросил Федор, который уже явно не выдерживал. Вот он — персональный ад для Третьекурсника. Брюнет перевел взгляд на мгновение на Чую, что-то надумав, но затем вновь вернувшись к Скрипачу, идя в свою аудиторию. — Скажу спасибо судьбе, что ты не пианист. — Вставил Тот между быстрым потоком слов и эмоций Юноши, который шел за ним. Они поднялись по лестнице и скрылись. Накахара стал подниматься на свой этаж, видя своих однокурсников, которые тоже не были на физре. Надо прийти на занятие три раза за семестр, чтобы была аттестация, а потому никого не парит то, что сейчас спортивный зал пустует. Хотя, если говорить честно, то на физкультуре их имеют во все щели: и выполнение нормативов, и игра в волейбол, которая категорически запрещена клавишникам, и посещаемость. Голубоглазый сделал себе пометку, что нужно спросить у Осаму, что это за персона была с Достоевским. Просто из интереса. Рыжеволосый подошел к аудитории, привычно подпирая стену своей позой, ловя на себе пару взглядов. Затем одна девушка, которая учится тоже на фортепиано, но у педагога Федора, подошла к Чуе, негромко спрашивая. — Я знаю, что вопрос странный, но у тебя сейчас преподает Дазай? — Она говорила так, чтобы не слышали остальные, кроме Накахары. Приятная личность, на самом деле. Луиза всегда была такой, впрочем. — Да. Позволь узнать, насколько много человек в курсе об этом? Примерно. — Спросил деликатно Накахара, не показывая своего недовольства этой ситуацией. Нет, разумеется, ничего масштабного или смертельного в этом нет, но Чуя уже может предсказать, как найдется какой-нибудь умник со своим "Дазай сам играть не умеет, а еще других учит!". — Как минимум весь второй курс. — Ответила девушка, слегка призадумавшись. Рыжий лишь невольно стукнул кулаком по стене скрежетя зубами. — Ширасэ, ублюдок, я ему язык этот скоро в задницу засуну. — Раздраженно произнес тот, но его остановила Пианистка. — Чтобы ты все не взваливал на него, знал не только Ширасэ. — Сказала с некой загадкой та, видя удивленный взгляд Чуи. — Вас много кто видел на каникулах, когда вы брали одну аудиторию на двоих. Сложить два плюс два — несложно. — Ответила та, отходя от Накахары, который задумчиво кивнул, возвращаясь к своей прежней компании девушек. Теперь понятно, что к чему. Хорошо, ладно. В скором времени все угомонятся, наверное. Хотелось бы в это верить. Студенты зашли в аудиторию, рассаживаясь. Их педагог даже не выходила из класса, потому начали они немного раньше. Все равно никаких звонков нет. Опаздывали многие, как и обычно. Но Буичиро был вовремя, привычно садясь с Рыжеволосым. Он не задал лишних вопросов, так как занятие уже началось, чему Тот был безумно рад и благодарен. Сегодняшний день был лучше, чем вчерашний. Солнце светило в аудиторию, начиная понемногу нагревать поверхности своим едва заметным теплом.

***

Осаму зашел в кабинет, где его уже ждал Акутагава— кларнетист со второго курса—,который является его напарником по концертмейстерскому классу. Спокойный Юноша, никогда не доставляет ни проблем, ни дискомфорта, хоть и сыграться с ним не так просто. — Слышал, что тебе дали преподавать у Накахары. — Сказал парень безынтересно, пока Дазай разыгрывался, а он собирал свой инструмент, приводя его в порядок. Шатен усмехнулся, спрашивая. — Да, откуда ты узнал? — Спросил не без интереса Кареглазый, глядя на Рюноскэ. — Кто-то пустил слух, вот и пошло-поехало. А затем кто-то увидел, как вы брали аудиторию. В общем, я особо не вникал. — Спокойно ответил Акутагава, ставя себе ноты на пульт. — Ясно. Как я понимаю, знает уже весь второй курс?— Кларнетист лишь кивнул, не говоря больше по этой теме ничего. Они начали заниматься после того, как Осаму усмехнулся. Предсказуемо. Затем последовала пара по импровизации и фортепианной транскрипции, где уже сидел замученный Достоевский. — Да на тебе лица нет. — Сказал Дазай с порога, проходя к парте, раскладывая вещи. — Господи, этот Николай слишком заносчивый… Как можно быть таким гиперактивным? Он все мозги проел с самого утра… — Достоевский был ну слишком уставшим из-за этого типа, который везде к нему лип. — И он не реагирует на твои замечания? — Догадался Осаму, глядя на Федора, который, казалось, скоро от безысходности выбросится в окно по соседству. — Он будто вообще их не слышит! — Сказал Достоевский, изнывая от несправедливости. Понимая, что ничего не изменится. — Я его даже игнорирую, а ему плевать на это всё с высокой колокольни! — Тем временем остальные студенты начали подтягиваться, заходя в аудиторию. — С ним просто нужен свой… подход. Он очень эксцентричный, эмоциональный и экстравертный. Его нужно поучиться направлять в нужное русло. — Сказал Дазай, встречаясь с угрюмым взглядом Брюнета. — А то я об этом не в курсе. Но я совершенно его не понимаю, он реагирует на все так, будто ничего не происходит, либо же вовсе реагирует так, как наиболее маловероятно может отреагировать вообще здоровый человек. — Произнес Достоевский крайне раздраженно, словно сейчас порвет на куски что-то. Или кого-то. — Зато у меня таких нет. У меня мой излюбленный Акутагава уже второй год со мной, такая прелесть, молчаливый, усердный… Не возникает… — Начал говорить Осаму самодовольно, замечая упрекающий взгляд Достоевского. — Ну всё, всё. Молчу, молчу. — Он поднял руки в сдающемся жесте, видя, как зашел их преподаватель. Так как Фукудзава является заведующим отделения фортепиано, он же преподает импровизацию и основы фортепианной транскрипции. Он занял кафедру, привычно поправив свои очки, начиная лекцию. — Федор, останься на секунду. — Позвал его Юкичи после окончания пары. Брюнет посмотрел на Шатена, тот лишь произнес: — Иди, я тебя подожду снаружи аудитории. — Тот лишь кивнул, в то время как Дазай вышел из кабинета, стоя в коридоре, глядя на свой мобильник. У Накахары уже должны были закончиться пары, но сообщения все не было. В любом случае он наберет его немного позже. Постояв около 5 минут, Другой пианист вышел из аудитории, вздыхая так, словно его отправляют на эшафот. — Что сказали? — Попросили сделать проект… Подготовить презентацию и текст, выучить его, а затем выступить на каком-то мероприятии. — Произнес Достоевский, спускаясь вместе с Кареглазым вниз.— Осталось только найти материал. — У меня дома лежит много всего интересного, что может пригодиться. — Намекнул Дазай, задумавшись, накидывая верхнюю одежду. — Когда тебе нужно его сдать? — Вот в этом вся загвоздка… Уже в четверг он должен быть готов. — Сказал Федор с обреченным видом, заставляя Осаму одеться нормально. — Тогда поехали ко мне сейчас, я отдам тебе все учебники. Ко мне недалеко ехать на метро. — Сказал Шатен, ожидая Достоевского, который так же быстро оделся. — Был бы очень признателен. — Сказал тот с некой растерянностью на лице, ибо он мог бы и отказаться от проекта, но делать этого не стал. Потому оба Парня вышли из консерватории, садясь на метро в сторону дома Кареглазого. Тот так и не позвонил Чуе, но ничего страшного, ему ещё есть над чем работать, если он сейчас занимается. Третьекурсники о чем-то разговаривали, подходя к дому. Дазай ввел код, заходя вместе с Достоевским, поднимаясь к квартире. Затем Кареглазый открыл квартиру, заходя в нее. — Можешь где-нибудь здесь кинуть сумку, не снимай обувь. — Он сбросил сумку в сторону, понимая, что обувь Накахары тоже здесь. Ладно, наверное, это не так страшно ведь, да? Осаму ушел в свою комнату, принимаясь рыться в шкафчиках, выкладывая всю литературу, которая может помочь. — Дазай, мне отец оторвет голову, если я сейчас с ним не встречусь, потому… Ого. — Рыжеволосый бормотал суматошно, выходя из своей комнаты, наталкиваясь на Федора, который был, казалось, совершенно не удивлен видеть его здесь. Чуя понял, что сделал такой чудесный «выход» немного не вовремя. — Вот уж действительно «ого». — Произнес внезапный гость на внезапное появление уже не единственного обитателя квартиры, скрывая свою самодовольную улыбку в темноте коридора. — Ой.. хаха.. — Нервно посмеялся Шатен, выходя из своей комнаты. Эти трое стояли в легком недоумении, а если быть точнее, только двое из них. Брюнет лишь стоял с легкой ухмылкой на лице, мол, «а я говорил». — У меня сейчас немного нет времени на разговоры, поэтому я улетаю отсюда. — Сказал Накахара, быстро накидывая верхнюю одежду, забрасывая в карман ключи, телефон, выходя из квартиры. — Подстава, Накахара. — Сказал Тихо Осаму, прищелкивая языком, когда тот закрыл дверь. Он ещё пару мгновений смотрел в закрытую дверь, а затем медленно вернулся взглядом к Федору. — «Все как обычно», да, Дазай? — С легкой высокомерной насмешкой произнес тот пианист, глядя на стушевавшегося Дазая, который не мог понять, что и говорить, лишь попытавшись отделаться легкомысленной улыбкой, типа: «не знаю я, как так получилось…». — Знаешь, я все же сниму обувь. — Студент снял все ненужное, оставаясь в обычной одежде, пока Шатен продолжал рыться в своих шкафчиках, откладывая книжки одну за одной. Кое-какие были поновее, некоторые еще 20-го века, но не суть. Он насобирал стопку книг, ставя их на стол, пока Достоевский сел на стул около него. Тот внимательно смотрел на Владельца квартиры, словно змея, пытаясь выведать какую-то информацию. Осаму, заметив это, закатил глаза, перебирая книги, записывая на отдельный листочек страницы и темы, которые могут помочь. — Что? — Он цыкнул, быстро чиркая по бумаге. Федор лишь сидел, ухмыльнувшись. — Я жду объяснений. — Настойчиво ответил тот, разглядывая Дазая, что ощущалось самим Юношей так, словно он под прицелом, либо же к его груди приставлено дуло пистолета. — Подожди, не сбивай меня с мысли… — Отмахнулся Кареглазый, дописывая номера страниц, Другой пианист лишь послушно ждал, когда тот закончит. Затем тот закрыл победно последнюю книгу, придвигая стопку к Федору. Тот лишь продолжил сверлить Осаму взглядом, потому тот вздохнул, поднимая слегка руки, говоря, что он сдается. — Ладно, ладно. — Так бы сразу. — Сказал Другой студент, усмехнувшись, и скрестил руки на груди, явно приготовившись слушать. — Рассказывать здесь в общем-то нечего. Просто я занимался с Чуей допоздна в субботу, ему стало плохо, так как он сидел в консе с самого утра, я его провел домой. А ты ведь знаешь, какая у него мать. Ну она была явно в самом разгаре «пьянки», потому я забрал Накахару к себе домой, конец. — Кратко рассказал Дазай, понимая, что Достоевский вынюхает ещё что-то, так как для него этого слишком мало. — И у его матери не возникло вопросов, почему именно его сына привел какой-то Студент? И почему Накахара так легко согласился? — Продолжал свой допрос Юноша, глядя на Осаму. Возможно, Федор выглядел достаточно пассивным со стороны, но на самом деле это было отнюдь не так. — Хорошо, окей. На каникулах далеко не всегда были аудитории для занятий, поэтому я приглашал Чую к себе домой. Мы занимались у меня и в какой-то день ему пришлось переночевать у меня, так как вышел форс-мажор. — Федор бросил многозначительный взгляд на Шатена, но понять, о чем тот думал, было невозможно. — На следующий день я его проводил к его дому, познакомившись с матерью, дал ей свой номер телефона, чтобы она в случае чего звонила мне. Мы продолжали заниматься, потом появились классы в консерватории, то есть на второй неделе, когда ты меня видел, мы уже занимались в консерватории. Тогда мы с ним… повздорили отчасти. В общем, поцапались сильно. По итогу тот пришел ко мне домой извиниться, мы разрешили этот конфликт мирно. Не буду пересказывать всю суть разговора, но тогда я ему предложил переехать жить ко мне хотя бы на какое-то время, чтобы не парила нервы семья. Он сказал, что будет думать. Ну и вот тогда, в субботу, я его забрал из его дома, сказав, что теперь он там жить не будет. Так более понятно? — Подытожил Дазай, глядя на самодовольного Достоевского, который кивнул, как он закончил. Признаться честно, Брюнет не ожидал, что Кареглазый окажется способен на поступок подобного рода. В конце концов, он был не из тех, кто может поругаться с кем-то и потом принять извинения. — Нет, в общих чертах, я так и думал. — Ответил задумчиво Федор, глядя куда-то на стену. — Но я не мог подумать, что ты будешь делать что-то подобное для кого-то. Или… — Сказал Достоевский, вызывая у Осаму острую реакцию на это. — Нет, Федор, Это элементарная солидарность к другому. Я могу помочь— помогу. Ничего более. — Учтиво сказал Шатен, глядя на неоднозначную реакцию другого Пианиста. — Ну-ну. — Сказал тот, усмехнувшись. — Так, все, разговорился мне тут. Это то же самое, если я скажу, что ты можешь сойтись с Николаем. — Сказал он контратакой, на что получил осуждающий взгляд. — О нет, не путай! Ты сам видел этого фрика! — Возмущенно произнес Тот, заставляя Дазая засмеяться. — Конечно-конечно. — Развел руками Владелец квартиры, говоря. — У тебя, наверное, в сумку не поместится вся стопка. Давай я тебе пакет дам. — Он ушел на кухню, доставая что-то, что не должно порваться под весом книг, принося это. — Подержи две ручки. — Сказал Осаму, протягивая пакет Достоевскому, а сам вложил стопку. Брюнет встал, проходя в коридор, собираясь. — Спасибо за книги... — Произнес Федор, выпрямляясь, беря свои вещи в руки. — Но будь осторожнее с Накахарой. Все может оказаться сложнее, чем ты думаешь. — Дал своеобразное напутствие Парень. — Что здесь может быть сложного? Два плюс два— четыре. И никак иначе. — Ответил спокойно Кареглазый, демонстративно делая вид, что он выталкивает Федора из квартиры. — Иди-ка ты лучше отсюда, а то атмосфера моей квартиры на тебя что-то плохо влияет. — Наигранно злобно ответил Шатен, провожая Достоевского. — Хорошего вечера и удачной работы. — И тебе тоже, Дазай. — Брюнет вышел из квартиры, а Дазай добавил: — Ты ничего не видел и не знаешь. — Бросил тот с привычной улыбкой в спину Достоевского, вызывающего лифт. — Могила. — Промолвил Временный посетитель квартиры, заходя в лифт. Осаму закрыл дверь квартиры, раздраженно выдохнув. — Чуя, черт тебя, неужели так сложно было сказать, что ты домой поехал!? — Сам себе под нос стал бурчать Кареглазый, идя к телефону. Он взял его в руки, открывая сообщение от Накахары. Ч: «Я надеюсь, что это не очень плохо?» А сразу же за ним следующее: Ч: «Отец попросил встретиться, буду через час примерно.» Ладно, Дазай, вдох-выдох, ничего критичного не произошло. Всего лишь теперь твой однокурсник знает, что ты живешь со своим номинальным учеником. Всего-навсего, да, ерунда. Просто теперь его самый адекватный однокурсник будет сводить с Накахарой в шутливой манере, да. С кем не бывает, спрашивается? Черт с ним, этим Достоевским. Непредсказуемый человек. Он будет молчать, Осаму это знает. Но он явно не мог никак представить, что Федор таким образом узнает о нововведениях на территории Дазая. Хотелось бы огласить это немного поздней, наверное? Что ж, не суть. Пока никого нет дома, Шатен сел заниматься, ожидая, когда Накахара вернется или напишет ему. По крайней мере хотелось надеяться, что отец у него не настолько конченый, как мать. И что тот вернется в целости и сохранности. И вернется вообще. Прошло около полутора часов, а тот так и не появился. Второкурсник никогда не рассказывал о его отце, потому ожидать можно было чего угодно. Спустя еще какое-то время Кареглазый решил набрать знакомый номер, ожидая ответа. Слышались лишь долгие гудки, которые не прекращались. Отчего-то стало слегка тревожно, но когда вскоре появились желанные звуки в динамике, что означало, что владелец телефона поднял трубку, Дазай вздохнул, начиная говорить. — Чуя, ты будешь сегодня заниматься? — Рядом с ним не было слышно никого, что, вероятно, означало, что либо он один, либо родители притихли. — Да, мне сейчас прийти? — Спросил Накахара слегка иным тоном, нежели обычно. — Да, знаешь где. — ответил Шатен, слыша негромкое «угу» и положил трубку. Он старался говорить предельно аккуратно, мало ли что. Обычно Чуя поднимал заметно быстрее, чем сейчас. В любом случае он хотел надеяться, что Рыжий вернется в скором времени без проблем.

***

— Твой педагог звонил? — Сурово спросил Отец, рядом с которым стояла угрюмая мать, которая готова была разорвать Юношу в клочья, но сдерживалась, так как Отец никогда не принимал ни одну из сторон, а придерживался собственной— третьей. — Да, попросил сейчас прийти на занятие. — Сказал Накахара, кладя телефон в карман верхней одежды. — Так что мне надо идти. — Взрослый лишь кивнул, давая добро, в то время как мать не смогла сдержать себя в руках. — Дорогой, ты вообще в курсе, ктоу него учитель? Это же третьекурсник! Совсем беспорядок творится… У них же в головах пыль! — Попыталась переманить непреклонного Отца на свою сторону Темноволосая женщина, глядя на своего Сына. — Я знаю. Дазай Осаму. — Коротко изрек Мужчина, с неясными эмоциями глядя на Чую, который выглядел так же уверено, как он сам. В этом они были похожи. Женщина стала что-то говорить, подходя к Рыжеволосому. — Да они же шляются не пойми где! Он возвращался домой знаешь во сколько? Только ближе к 11 вечера! — Продолжала истерить Фуку, тыча пальцем в Сына. — Консерватория только в 10 вечера закрывается… — Не успел закончить Накахара, как Мать подступилась и занесла руку над лицом, делая сильный удар по щеке ладонью, из-за чего у Юноши даже слегка хрустнула шея. На лице остался отпечаток чужой руки. — Прекрати истерить, или ты хочешь, чтобы ты сейчас повторила все то, что делала с ним? — Угрожающе прошипел на нее Отец, отводя Мать за руку в сторону. Та злобно смотрела и на Отца, и на Сына, который несколько секунд застыл в той же позе, в которой она совершила удар. Иногда у Рыжего закрадывался вопрос: почему Отец все еще не подал на развод? Ответа он не видит. — Но они же…! — Продолжила причитать Мать, получая аналогичную пощечину от Мужа. — Если ты хочешь услышать мое мнение, то ты его получишь. Может Чуя и относится к тебе неуважительно, но для Юноши это нормально. А ты позволяешь вести себя хуже, чем он. Ты здесь взрослая, а не он. И ты должна держать тебя в руках. Он со временем сам поймет все. — Сказал Мужчина, недоверчиво глядя на обоих. Может быть он и не выражал любви по отношению к Студенту, но такие ситуации показывали, что ему небезразличен собственный Сын. — И, если ты не знала, Дазай— один из самых порядочных людей, которых я когда-либо встречал. Так что закрой свой рот. — Грубо ответил Отец, сжимая запястье истерички в своей крепкой хватке, не давая ей избегать его взгляда. — Ты его знаешь? — Спросил Накахара между делом, пребывая в легком замешательстве. — Да. И его, и его семью. Когда-то, года так три назад, его Отец работал в моем отделе, только дистанционно мы с ним связывались. Теперь меня, как видишь, перевели. Потому больше я с ними не пересекался. — Ответил безразлично Мужчина, позволяя Матери вырваться из его хватки, вставая в обиженную позу. — Не смеем тебя задерживать, Чуя. В любом случае мы договорились. Если будут проблемы… — Он кинул взгляд на Фуку, которая обиженно стояла чуть позади. — Говори. — Конечно. Всего хорошего. — Ответил Рыжеволосый, быстрым шагом идя в сторону метро. О господи, как же его Дазай спас. Он бы не смог дальше стоять с этими двумя. С Отцом он еще мог совладать, так как они были необъяснимо похожи. Даже внешне. Только у того волосы были короткими, как полагает настоящему мужчине-лицу компании, но в его случае— отдела. Отчасти именно по этой причине мать ревновала Чую, когда тот проводил и разговаривал больше с Отцом, нежели с ней. Даже в подростковом периоде, когда начинают понемногу вылазить бесы изнутри, Накахара общался именно с Отцом, полностью или частично игнорируя вставки Женщины. Мужчина всегда был рассудительным, умел «приземлять», но тоже был очень вспыльчивым, судя по его рассказам молодости. Потом его вынудили обстоятельства прогнуться под них, становясь тем, кем он есть сейчас. Но даже глядя Сыну в глаза, Родитель ощущает гордость. На него смотрят абсолютно идентичные голубые глаза, полные уверенности, страсти, воли. Вот, что самое главное. А то, как он относится к родителям— мужчину не особо волновало. Когда-нибудь он попытается произнести слова гордости и восхищения собственным сыном, но точно не сейчас. Еще рано. Тем временем Голубоглазый Второкурсник сел в метро, доезжая до нужной станции. На улице было холодно, участок лица, похожий на отпечаток руки, неприятно пек из-за холодного ветра, но Чуя успешно добрался домой, заходя в квартиру, ощущая облегчение. Кто бы что ни говорил, а свою «родную» квартиру он никак не может назвать домом. Потому что даже в чужом доме ему в разы комфортнее, чем в так называемом «родном кутке». Хоть и не совсем чужом.. впрочем, неважно. Он повернул ключ в замке, открывая квартиру. — Я дома. — Давно ведь он не говорил этих слов. Но они звучали так естественно, словно он каждый день был здесь и являлся неотъемлемым жильцом этой квартиры. Осаму неспешно вышел из своей комнаты, встречая Накахару взглядом, включая свет в коридоре. Тот быстро снял вещи, проходя в ванную, чтобы помыть руки и немного ослабить холод на замерзших руках, как его окликают. — Стоять. — Говорит Осаму, стоя в дверном проеме, мимо которого пошел Чуя. Тот инстинктивно остановился, не понимая, что не так. Дазай тем временем подошел спереди, глядя на Голубоглазого. Тот искренне не мог понять, в чем дело. Затем Шатен аккуратно протянул руку, поворачивая голову Накахары слегка в сторону, разглядывая след от руки. — Мать? — Сухо спросил тот, цепляясь глазами за красноватый след. — Она. — Ответил Рыжеволосый, поворачивая голову, с уверенностью глядя на Дазая. Тот отступил, пропуская Чую, уходя на кухню. — Больше она не доставит проблем. — Коротко произнес Голубоглазый с железной уверенностью. — Чай сделать? — Спросил Кареглазый, слыша из ванной ответное «да», включил чайник, который был ещё теплым, потому тот нагрелся до температуры кипения быстро. Чуя переоделся в домашнюю одежду, садясь на табурет, который стал уже привычным за пару дней. Осаму первым спросил. — Отец из командировки вернулся? — Да, мать ему изъела все мозги, вот он и ее с собой взял. — Ответил Накахара, продолжая беседу. Он стал немного более разговорчивым с Дазаем в последнее время, впрочем, это все из-за того, что он заметно больше проводит с ним времени, да и особо ни с кем больше не разговаривает о чем-то, что касается не игр и не музыки. — Мой отец работает в юридической конторе, которая по совместительству является ака полицейским участком. Так уж сложилось. Он не такой, как мать, но при этом не играет ни в чью пользу, а придерживается исключительно своей стороны. Потому ты никогда не услышишь от него чего-то, что полностью оправдывало бы тебя или кого-то другого. — Осаму кивнул, поставив кружки с чаем, достав плитку шоколада, готовясь слушать дальше. — Сегодня утром он написал мне, что вернулся из командировки и попросил встретиться, я сказал, что это возможно только вечером. Я приехал на то место, которое отец сказал. Я надеялся, что он будет один, но он был с матерью. Та в его присутствии ведет себя тихо, стараясь не высовываться, потому что она никогда не умела конфликтовать с моим Отцом. Она была явно очень злой, в то время как Отец не парился вовсе. Мы стали разговаривать о том да о сем. Потом Мама куда-то отошла, потому Отец спросил, не нужна ли мне какая-то помощь и где я сейчас живу. Я ответил ему честно. Я уверен на все сто, что он не расскажет матери ровным счетом ничего, потому что они не в совсем доверительных отношениях. Я так и не понял его реакции на то, что я живу у тебя, но, судя по всему, она склонялась больше к положительной. В любом случае он сказал, что раз уж я решил жить отдельно, он будет скидывать на карту деньги для моего проживания. — Сказал Чуя задумчиво, показалось, слегка даже опечалено. — Несмотря на его суровый вид, он помогает мне. Если бы у меня была только мать, то я не думаю, что она бы обеспечивала меня на сегодняшний день. Потом Мать вернулась, мы сделали вид, будто этого диалога не было, продолжая говорить о чем-то. Потом позвонил ты, как всегда вовремя. — Шатен усмехнулся, мол, разумеется. — Иначе я не знал бы, куда деться. Мать резко стала агрессивной, начала наезжать. Потом она, уже после твоего звонка, попыталась доказать Отцу, что это отвратительная идея: оставлять меня так, что я вообще не учусь и так далее, вследствие чего она приложилась рукой, а Отец… В ответ дал пощечину ей, затыкая. Он и отпустил меня. — Закончил Накахара, затем, вспомнив, добавил. — Он сказал, что если возникнут проблемы с матерью, чтобы я ему звонил. — Хорошо, что всё разрешилось. — Ответил Осаму, продолжая рассматривать след на лице Чуи. Конечно, Рыжий умолчал ту часть, в которой его Отец заявил, что знает семью Дазая, но сейчас об этом говорить не стоит уж точно. — Хотя бы не убили. — Спустя пару секунд добавил Кареглазый с привычным смешком в голосе. — Кстати, что там насчет Достоевского? И я спросить хотел, что это за Белый с ним вечно таскается теперь? — Начал Чуя, слыша небольшой смешок со стороны Кареглазого. — Я на него так вылетел, что в коридоре испугался. Он ещё и темный… сливается. — Произнес Накахара слегка смущенно, потому что ситуация вышла и впрямь странная. — Начну с того «Белого». Это первокурсник-скрипач, который работает с ним на концертмейстерском. Гиперактивный Он слишком. Вчера умудрился с ним познакомиться, знаешь, мой Молчаливый Акутагава— полная противоположность ему. Федора сейчас каждый день на коня садит этот Беленький, которого Николаем Гоголем звать. Таскается за ним везде, где можно и нельзя. Когда-нибудь Федор его прибьет собственными руками, чувствую. Выдернет струны из скрипки и подвесит Колю на них же в коридоре. — Усмехаясь, отвечал Дазай, а затем понял, что надо что-то рассказать и по второй теме, но в голову взбрели только слова, которые он хотел сказать ранее. — Господи, да я ж не знал, что ты здесь! Ты мне даже не отписался. — Подожди, разве? — Сказал Чуя, открывая переписку, вздыхая. — Что ты думаешь? — Он показал переписку с Осаму, где сообщение горело красным, мол, не отправлено. — Ладно, не суть. В общем, Федору сказал Фукудзава по импровизации сделать проект, я помог ему с поиском материала. Он ещё со вчерашнего дня выпытывал у меня, мол, «с тобой что-то не то», говорил, что я отличаюсь от себя прежнего и так далее… Он ведь знает, что я у тебя преподаю. — Тот взял короткую паузу, продолжая. — Я когда понял, что ты дома, чуть не вылетел обратно из квартиры. У меня появилось дикое желание сморозить какую-нибудь чушь: дома кошка рожает, труп разлагается, не ступить нигде, но было уже поздно. Я искренне надеялся, что ты не выйдешь, но.. — Но я явился собственной персоной. — Сказал Чуя, самодовольно(или не очень) усмехнувшись. — Именно! И тут я понимаю, что вот она— моя смерть. Я выхожу в коридор, понимаю, что вы смотрите друг на друга, этот придурок довольный стоит, ты с лицом «о боже, что я тут делаю». У меня реакция типа: «Прикольно...». — Продолжал говорить более наигранно Дазай, подхватывая настроение Накахары. — А я стою, просто глаза выпучил, такой типа «где я?», а потом до меня доходит, что это Федор. У меня в голове мыслительный процесс сразу «А.. туда.. сюда… как уйти незаметно… может, прокатит сделать вид, что ему это все померещилось?», Ну я феерично и ушел! — Оба студента продолжали играть, словно эта ситуация была абсолютно не смешной. Они ощущали эту неловкость, но ничего не могли с этим поделать. — А я думал, что ты специально, чтобы ничего не отвечать Федору! — Сказал Осаму с небольшим удивлением. — Ну и это тоже, вообще-то… — Невинно ответил Накахара, глядя на Дазая, который взглядом что-то искал. — Ах ты, была бы здесь подушка— обязательно бы кинул. — Сказал Шатен слегка обиженно, продолжая. — Уйти-то ты ушел, но вот Федор был неугомонным. Он не ушел отсюда, пока я ему все не объяснил! Он сидел с такой довольной рожей, будто вообще знал все это и специально пришел убедиться. Нет, ну ты же видел его лицо, пока мы стояли в ступоре, а он свысока на это все смотрел! — Жалобно произнес Кареглазый, активно жестикулируя руками, как он это делал обычно, когда пытался передать историю в красках, либо же как-то совладать с собственным порывом говорить быстрее. — Так он мне ещё и намекнул, что все это не просто так. Ей богу, я фактически выгнал его из квартиры, сказав, что от него прямо веет гетеросексуалом. — Осаму махал руками, задев чашку с содержимым, но рефлекторно ее словил, проливая лишь малую часть содержимого, усмехаясь. — Ну как обычно, я же не умею по-другому. — Сказал он, обреченно вздыхая под смешки Накахары, которого все это вкупе знатно позабавило, вставая со стула за тряпкой. В такие моменты он действительно благодарен, что пьет чай без сахара и стирать ничего не нужно. — Судя по всему, Достоевский все равно молчалив. Он непохож на тех, кто говорит обо всем на каждом шагу, как это делает Ширасэ. — Сказал Чуя, задумавшись на мгновение. — Да, так и есть. — Отозвался Дазай, приходя с тряпкой и начиная вытирать пролитый чай с пола и стула. — У тебя есть настроение сегодня заниматься? — Спросил тот, будто он действительно опирался только на настроение… по крайней мере Чуе в это слабо верилось. — А разве на это оно нужно? — Поинтересовался Второкурсник, ловя усмехающийся взгляд Шатена. — Конечно. Если нет совершенно никакого желания, то смысл в занятии тоже отпадает. — Ответил Кареглазый, унося тряпку сушиться. Ему повезло, что на ногу пролилось не много, да и чай был не такой горячий, потому он как ни в чем не бывало вернулся. — По крайней мере нужно упражнения погонять… — Рыжий Студент задумался. — Тогда так и сделай. Не всегда есть желание играть произведения. — Сказал Осаму, понимая, что навряд ли такой подход обучения был у его Ученика, потому он дал ему возможность передохнуть, с учетом того, что он и без того занимался непрерывно. Спустя какое-то время нужно брать перерывы от произведений. Либо от игры вовсе. Хотя бы на день. — Иди, пока не слишком поздно, иначе соседи начнут мешать нам жить спокойно, прямо как сейчас это будем делать мы. — Сказал с привычным смешком Дазай, забирая пустые, ну или почти пустые, кружки со стола, отправляя их в раковину, где им предстояла мойка. Осаму мыл посуду под аккуратные звуки упражнений, затем возвращаясь в комнату, усаживаясь на кровать. За окном было темно. 8 вечера все же. Уже порядком клонило в сон, которому было сложно сопротивляться. Третьекурсник сидел, спиной подпирая стенку, изредка зевая, наблюдая за действиями и движениями рук Накахары, которые с каждым разом были все лучше и лучше во всех качествах. Это не могло не радовать. Тут он вспомнил, что своим-то родителям даже не позвонил, потому написал сообщение, так как желания разговаривать с кем-то сейчас не было. Банальное: Д: «Мам, у меня все хорошо, ложусь спать, устал очень.» Было отправлено, а телефон — отложен в сторону. Шатен стал клевать носом, ведь по непонятной ему причине он не мог выспаться так, чтобы весь день он оставался в приемлемом состоянии. Слушая тихую игру Чуи, он понял, что сопротивляться сну не может, потому сам не заметил, как опустился из вертикального положения в горизонтальное, засыпая. Когда тот закончит, сам все выключит. Ничего страшного не произойдет… Спустя какое-то время Накахара все же прекратил играть, проиграв все, что помнил из упражнений и гамм. Затем он встал из-за фортепиано, выключая его. Когда он обернулся, то не ожидал увидеть, что Осаму не сидит, убивая время. Второкурсник, усмехнувшись, подошел к кровати, аккуратно накрывая Дазая пледом, тихо передвигаясь и выключая свет, закрыв его дверь. В легкой усталости Рыжий сходил в душ, гася основной свет, ложась на кровать. Он посмотрел на расписание Шатена на сайте консерватории, видя, что завтра у того стоит две пары. Утренние. Одна в 11:45, другая в 14:30. Студенты уже привыкли к таким странным форточкам между парами, потому обычно просто находили себе закуток, садясь и делая в нем какие-то задания. У самого Чуи завтра была лишь одна пара и концертмейстерский Класс. История исполнительства. В 16:25. Концертмейстерский стоит перед ней. За час. Накахара поставил себе будильник на 10 утра, выключая все остальное, укладываясь поудобнее в кровати с чувством удовлетворения. Он никак не мог подумать, что его собственный Отец будет проявлять себя с такой стороны да и вообще будет настолько спокоен по отношению к тому, что Чуя ушел из дома. Да, он не раз намекал на то, что Сыну стоило бы жить отдельно, но и выгнать его он не решался. Правда, мотивы, по которым Отец так делал, все еще остались скрытыми за занавесом, но сейчас это не так важно. Да и никакой проблемой не является, так, спортивный интерес. Квартира погрузилась в сонную атмосферу с запахом множества странных эмоций, которые пережили сегодня эти двое. Когда Накахара открыл глаза под звук будильника, у него сложилось ощущение, что он не спал вовсе. Так, прилег, подремал, встал. Как и ожидалось, у Дазая будильника не стояло. И как он только живет, с таким успехом забывая обо всем подряд? Юноша аккуратно вылез из комнаты, приводя себя в порядок, ибо на голове вновь собралось какое-то гнездо из рыжих и непослушных волос. Он включил чайник, подходя к двери Осаму, тихо ее открывая. Ну да, тот спит. Что ещё от него ожидать. И почему только Отец сказал о том, что Дазай порядочный… Подумав, что надо сделать, Чуя подошел к кровати, уставившись на спящего Шатена, которого в этой жизни ничего вообще не смущало. Сложилось впечатление, что если кто-то начнет сверлить, то Третьекурсник все равно не проснется. Но здесь к Накахаре пришло осознание, что ему ещё никого не доводилось будить. Разве что мать пару раз, потому что та могла заснуть на кухне за очередной выпивкой. Рыжеволосый стоял в ступоре, пытаясь понять, что вообще люди делают в таких ситуациях. Нет, серьезно, он готов был идти и спрашивать у всезнающего Гугла, как нужно будить людей. Ибо ну. Любая попытка выглядела бы смущающей. — Дазай, 10 утра, проснись и пой там, все дела… — Попытал удачу Голубоглазый, понимая, что клал на это всё Третьекурсник. Он повторил слегка громче. — Дазай, у тебя есть шанс не проспать пары. — И эта попытка не увенчалась успехом, потому Накахара цыкнул, говоря. — Боже, тебя пнуть что ли? — Второкурсник ткнул Шатена в плечо. Тот немного зашевелился, но особого эффекта это не оказало. Чуя презрительно хмыкнул, слегка тряся за плечо. — Как там оно… эй, мороз и солнце — день чудесный, ещё ты дремлешь... — Резко перевоплотился в литератора Студент, растряхивая Осаму. Неужели тот все же решил проснуться. Тот лениво открыл глаза, быстро собирая мысли в кучку. — Который час? — Спросил тот сразу же, откидывая плед и принимая вертикальное положение. — 10 утра. Если точнее, то 10:12. — Произнес Накахара, глядя на сонного студента. У него явно происходила загрузка в голове. — Ага… — Протянул Владелец квартиры, заставляя себя встать с кровати. — Тебе сделать что-нибудь? — Спросил Чуя, который был намного бодрее, чем Шатен. Как же тяжко после каникул. Хоть убейся. — Желательно кофе. — Хрипло озвучил свое желание Дазай, умываясь прохладной водой. — У меня не зазвонил будильник? — Задал вопрос в воздух Осаму, не надеясь, что на него ответят. — Ты его и не поставил вчера. — Усмехнулся Накахара, включая кофеварку, с которой он был ещё немного на «Вы». Все же ему было привычнее варить кофе вручную. Опыт не пропьешь. — Только не говори, что я уснул просто так. — С надеждой промолвил Кареглазый, который стал приходить в норму после сна. Какой же он смешной. Тормозит жутко, но оно, наверное, оправдано. — Именно так. — Без зазрений совести разрушил всю надежду Чуя, потому Шатен встал с табурета, идя собирать сумку на сегодняшние пары, так как со вчерашнего дня он этого, увы и ах, не сделал. Рыжий тем временем поставил горячий кофе на стол, делая бутерброды. Что же ещё могут есть Студенты на завтрак, а? Дазай стал более расторопным, потому он вернулся на кухню уже как минимум не с выражением лица «где я». — В любом случае спасибо, что разбудил. — Отозвался Осаму, прожевывая еду. Затем он на крыльях ветра ушел в душ, приводя себя в мало-мальски порядочный вид. Поэтому прямо сейчас он похож на одуванчик. Чуя же убрался на кухне, проходя к себе в комнату. Какая прелесть, что у него пары начинаются заметно позже. Хотя проблем с тем, чтобы просыпаться по утрам, у него никогда не имелось. Когда подошло время выходить, Дазай спешно оделся, забрасывая ключи в свою бездонную сумку. Кто-кто, а он является одним из тех, кто полностью понимает женщин и девушек, у которых не сумка, а ящик Пандоры. — Как я возьму аудиторию вечером, я напишу. — Сказал Осаму, выбегая в консерваторию. Чуя лишь успел угукнуть, как того уже и след простыл. Накахара остался в пустой квартире, прислушиваясь к звукам с улицы. Посидев какие-то пару мгновений, он включил музыку, делая свои конспекты. Шатен же быстрым шагом подошел к консерватории, вешая свою одежду в гардеробе, идя вместе с остальными однокурсниками. Судя по всему, после той пьянки Фицжеральдс его избегает, потому он старается не попадаться на глаза Дазаю, о чем и сказали другие студенты, когда того не оказалось в компании. Впрочем, оно и к лучшему. Осаму не хотел бы его видеть. Ни при каких обстоятельствах. Вошедши в аудиторию, Федор уже спокойно сидел за второй партой, глядя в окно. Затем он почувствовал приземление рядом с ним, потому повернулся. На лице мелькали осколки ухмылки, что свидетельствует о том, что ту встречу он не забудет ещё очень долго. По этому поводу Брюнет ничего не говорил, лишь завел диалог о чем-то другом, но затем Кареглазый спросил. — Как проект? Надеюсь, ты нашел что-то полезное. — Кстати, да. Благодарю за учебники. Впрочем, сегодня я допишу сам реферат к ней. А завтра принесу его Фукудзаве. — Ответил Достоевский с облегчением, кивая. — Это замечательно. Рад, что тебе помог. — Произнес Шатен с улыбкой на лице, видя заходящего лектора в аудиторию. Темноволосая девушка, довольно молода для звания лектора— Сасаки Нобуко— является женой их преподавателя по истории музыки государства— Куникиды Доппо. Лектор потребовала тишины, потому все мигом заткнулись, слушая лекцию и конспектируя нужное. Полтора часа прошли незаметно, а потому студенты стали лениво расходиться. Все же ещё час, почти полтора, перерыва, который всегда вызывал большинство возмущений у каждого Студента, кто живет далеко. Но даже те, кому было близко, никогда не ездили. Обычно Третьекурсники группировались и уходили в какие-нибудь кафе, где сидели этот час, а затем возвращались. Дазай хоть и старался держать со всеми хорошие отношения, но так ни к какой компании, кроме Федора, он не прибился. И его все устраивает. — Под шумок слинять хотел? — Вдруг подошел со спины Беловолосый парень, просовывая голову между идущими Юношами, заставляя Достоевского инстинктивно дернуться в сторону. Осаму же как шел спокойно, так и продолжил идти. Нет, это было всё же страшно. Увидеть такое ночью и врагу не пожелаешь. — Господи, Николай. Тебе заняться нечем? И я сколько раз там уже говорил тебе не подбираться так внезапно? — С недовольным лицом произнес Брюнет, совершенно не скрывая своего раздражения. Адресат слов лишь хихикнул, выравниваясь и довольно выходя вперед. — Во-первых, да, нечем. во-вторых, это весело. — Ответил беззаботно Гоголь, делая вид, что он совершенно не видит оскорбленного вида Третьекурсника, который планирует его план похищения и благополучного закапывания в землю заживо. Хотя нет, и оттуда, гад, убежит. — Я скоро из-за тебя инфаркт миокарда схвачу. Пощади своего единственного концертмейстера, а? — Жалобно, но с упреком заявил Достоевский. Дазай наблюдал за всем этим со стороны, посмеиваясь. Он прекрасно мог понять обоих, но выглядят они как несовместимый дуэт. Инь и Ян. Вот уж точно символично. — Неужто Феденьку так легко испугать? — Смеясь, произнес вопрос на вопрос Николай, выходя вместе с Третьекурсниками. У него тоже форточка. Только намного больше. И это слащавое "Феденька" раздражало лишь сильнее. Достоевский лишь цыкнул, едва слышно шепча. — Сил на него нет. — Казалось, что ему уже проели все нервы. Совершенно все. Осаму лишь тихо усмехнулся, не ответив. — Если ты пытаешься упасть с лестницы, чтобы не ходить на концертмейстерский, то это плохая идея. — Сделал ему замечание Брюнет, который был похож на няньку этому Первокурснику. Белобрысый юноша странной походкой спускался вниз, явно ожидая подобной реакции, а потому он лишь демонстративно повернулся, шагая спиной вперед. — Неужели Федя будет переживать, если скрипач не явится на репетицию? — Сказал Удивленно Гоголь, который добился такой реакции. Достоевский закатил глаза, отвечая. — Не я, а преподаватель. Знаешь, много кто видит, что ты вечно за мной ходишь. Мало ли ещё повесят, мол, это он придушил того Парня. — Саркастично продолжал отвечать Достоевский, глядя на то, как Николай уперся спиной в забор консерватории, поморщившись от небольшой боли. Он усмехнулся, комментируя. — Ожидаемо. Смотри последние мозги не вышиби. Играть не сможешь. — Дазай наблюдал за этим комичным представлением, как внимание переключилось и на него. — Вот видишь, Дазай, как Федор вечно разговаривает со мной! Это ведь ужас, у вас там все такие, на третьем курсе? Если да, то я отказываюсь дальше учиться! — Пролепетал Гоголь, ошиваясь уже ближе к Шатену, нежели к Брюнету. Кареглазый лишь усмехнулся, отвечая. — Нет, у нас на третьем курсе не злые люди. Не беспокойся. Просто Федор у нас такой своеобразный музейный экспонат, один на миллион, так сказать. — Затем Юноша демонстративно прикрыл рот рукой, громко шепча Беловолосому. — А вообще, ему просто не хватает нежности, потому он такой злой вечно. — С ухмылкой на лице решил подгадить Осаму. — Эй, Дазай! И ты туда же. Срань Господня, за что мне это всё… — Оскорбленно произнес Достоевский, глядя на самодовольно улыбающегося Дазая, рядом с которым шел не менее самодовольный Николай. — За все хорошее, Федор.— Ответил Осаму намеком, который поняли только они вдвоем. Достоевский лишь обреченно вздохнул, слегка выходя вперед от них. Но Юноши тоже ходили не менее быстро, потому вскоре вновь поравнялись. Они зашли в ближайшее кафе с целью зависнуть здесь на час, а кое-кто и дольше. Шатен заказал себе раф с лавандой, Брюнет взял чай, а Николай— сок. — Николай, ты не общаешься со своим курсом? — Спросил между делом Дазай, видя неоднозначную реакцию Гоголя. Не надо было это спрашивать. Тот продолжал отвечать в прежней манере, с улыбкой, но чувствовалось что-то не то. — А, да они скучные. — Отмахнулся Белоголовый, оставаясь таким же легкомысленным. Впрочем, Осаму ожидал этого. Такая эксцентричная личность не может общаться с кем-то на его же курсе. Особенно на первом году обучения. Это поздней уже все начинают сплочаться, а на первом году все ещё вынюхивают что-то. Прощупывают почву, так сказать. — Представляете, ходят на лекции, в ничего не запоминают. Совершенно ничего! Только ноют, что так тяжело учиться. — Произнес Гоголь жалостливо, вызывая улыбки на лице Третьекурсников. О да, они узнают себя на первом курсе. — Ещё и высокомерные такие, словно они здесь лучшие! Раздражают. — Продолжал причитать Гоголь в прежней манере, активно жестикулируя, выражая свое недовольство. — Это нормально, Николай. Главное — не бери в голову. — Сказал Осаму с улыбкой на лице, полностью понимая чувства Первокурсника по этому поводу. Так всегда было, есть и будет. Даже на третьем курсе Студенты продолжают ныть, что очень сложно учиться и так далее, хотя стоит не так уж много пар в неделю. А на физру все равно никто не ходит .Затем беседа пошла более гладко, Юноши забыли об этой неприятной теме для всех. Все продолжали непринужденно говорить, даже Федор, который в чьей-то компании, кроме Дазая, был не слишком разговорчив. Час пролетел незаметно, Достоевский и Дазай собрались, прощаясь с Беловолосым, который решил остаться там. Они возвращались в консерваторию, как Осаму заговорил. — Он не легкомысленный отнюдь. — Сделал он своеобразное замечание из воздуха, не глядя на Достоевского, который изначально не совсем понял, о чем сказал Другой пианист. — Ты ведь сам видел его реакцию на мой вопрос. Он очень рассудительный, просто привык играть дурачка и развлекать остальных. — Федор кивнул, понимая, что раз он не один это замечает, то это действительно так. — Мне он нравится. Непохожий на остальных. — Заключил Шатен неожиданно для Брюнета, заходя в консерваторию, вешая одежду в гардероб. — Редко от тебя такое услышишь. — Усмехнувшись, подметил Достоевский, делая то же самое. — Действительно. Просто будь с ним немного терпеливее. Потом он сам покажется. — Сказал философски Дазай, поднимаясь к нужной им аудитории. — Какая уверенность. — Саркастично сказал Федор, понимая, что Осаму прав. Сам он этого, увы, не понял раньше. — Просто когда другой, кто не знает человека долго, смотрит на него, то он видит совершенно иное от того, что видит тот, кто постоянно проводит время в его компании. — Изрек Шатен, заходя в пустую аудиторию, садясь на излюбленное место, наблюдая за тем, как подтягиваются остальные. Больше они эту тему не трогали. Пара прошла весело, так как преподаватель их на приколе вечно. Ранпо Эдогава. Учитель Эстетики. Молод, умен, красив, не так давно закончил эту же консерваторию, а уже стал профессором — всё как подобает учителю этого предмета. Потому покинули Студенты аудиторию в хорошем расположении духа. — Удачи с рефератом. — Попрощался Дазай с Достоевским, который шел на специальность, идя к вахте, чтобы взять себе аудиторию. Он взял поближе к выходу, чтобы не мучиться. Юноша прошел в аудиторию, открывая окна, впуская свежий воздух, раскладывая вещи. Он разыгрался, ставя ноты Прокофьева и Баха на подставку, надевая очки. Ему предстояло ещё раз полностью растащить излюбленного Иоганна на куски, на каждую отдельную тему, проработав все, чтобы потом заново собрать. И аналогичную работу проделать с товарищем Прокофьевым. И успеть бы сделать Шопена… по возможности. Что ж, ладно, глаза боятся, а руки делают. Он оставил сообщение Накахаре с номером аудитории, выключив звук телефона, принимаясь за работу. Рыжеволосый вошел в аудиторию, в которой его уже ожидал флейтист. Ацуши Накаджима. Второй курс. Просто он не является одногруппником Накахары. Скромный Парень, до ужаса просто. Иногда даже тошнит. Как сегодня. — Да сыграй ты так, как знаешь, не время учить, потом выучишь! — Слегка повысил голос от раздражения Чуя, когда тот уже в который раз сбился на одном и том же месте, извиняясь, говоря, что ему надо пять минут, чтобы переучить. — Но я так не могу, дай мне пять минут! — Попросил Светловолосый Парень, когда Накахара отодвинулся от фортепиано слегка, слыша то, как Ацуши пытается вбить в себя другой ритм. Затем тот кивнул, они продолжили. Кое-как доиграли до следующей части, но Парень снова сбился. — Прости… — Сказал он виновато, когда они оба вновь разошлись. — Прекрати уже извиняться, сколько можно!? — Рявкнул Рыжий, скрестив руки на груди. Его нервы были на исходе. — Послушай, если делаешь ошибку, играй дальше. Либо остановись, слови такт и продолжи! А знаешь почему? — Сказал на взводе Чуя, видя, как Флейтист весь трясется, как осиновый лист, и мотает головой, мол, нет. — А потому что такое может произойти где угодно! На концерте, конкурсе, экзамене— везде. Но остановиться нельзя ни в коем случае. Пойми ты это уже! Если бесконечно спотыкаться и останавливаться, ты никогда не доиграешь. — В голосе пианиста отчетливо слышался гнев и недовольство, не опуская тон ни на миг, из-за чего он эхом отдавался от стен аудитории, заставляя Накаджиму ещё больше переживать. Именно поэтому Накахара прослыл грубым, неотесанным и неуважительным. — Еще раз. — Вздохнул парень, успокаивая себя и начиная с того же такта. Они вновь доиграли до следующей части, только, казалось, прошли дальше, как Ацуши по чистой случайности пропустил ноту, из-за чего они опять разошлись и остановились. — Прости меня, прости! — Заволновался Накаджима, ожидая новую порцию ора. — Ты слышал, чтобы я хоть один раз остановился, если что-то пропустил или сыграл не так? — Учтиво сказал Рыжий, глядя прямо в добродушные глаза Светловолосого Парня. Он ведь не виноват в своем воспитании. Тот отрицательно покачал головой. — А слышал ли ты у меня фальшивые ноты? — Тот замешкался, на что Накахара с саркастичным смешком ответил. — Говори правду, я и сам ее знаю. — Пианист уже звучал слегка мягче. — Ну да... — Согласился Флейтист, виновато глядя себе под ноги. — И? Это был конец света? Невозможно играть все идеально. Это у нас любитель делать, разве что, Дазай. — С улыбкой на лице произнес Чуя, глядя на Накаджиму, который выглядел потерянным. Он встал из-за фортепиано, убирая партитуру в сумку. — На сегодня хватит. Чтобы к следующему разу умел продолжать, несмотря ни на что. Учти, если такое случится в каком-то месте, я не намерен останавливаться, я буду играть дальше. А ты должен ловить такты. — Предупредил Рыжий, оставляя Ацуши одного в пустой аудитории, от стен которых до сих пор отражается голос Рыжеволосого. Он ушел в свою аудиторию на пару, встречая Ширасэ. Очередные пустые разговоры, в ходе которого тот предложил собраться всем вместе, много кто принял эту затею, но Накахаре пришлось отказаться. — Простите, у меня дела. Без меня, пожалуйста. — Ограниченно изъяснил Голубоглазый, садясь за парту. — Неужели ты отказываешься от развлечений, отдавая предпочтение этому Дазаю? — Опрометчиво сказал Ширасэ с долей упрека. — Мне казалось, я тебе понятно сказал насчет того, чтобы держать язык за зубами. — Прорычал Рыжий, демонстративно разминая руку в недружественном жесте, глядя на заметавшегося Буичиро. Группа смотрела на этих двоих, пытаясь понять, что они дальше сделают. — Или ты уже на родном языке ни бэ ни мэ ни кукареку? — Угрожающе произнес Накахара, хрустя шеей. Он ещё ничего не сделал, а Светловолосый парень уже готов был уносить отсюда ноги и, желательно, никогда больше появляться. Стояла гробовая тишина. — Я так понимаю, что знает уже весь второй курс. Если хотите подтверждение этих слухов, то я их дам. Да, я занимаюсь с Дазаем. Да, он теперь мой педагог. И какого хера вы все вылупились? Никогда пианистов не видели? Не могу понять, что вас так колышет. — Рыжий Юноша обращался ко всем в аудитории, поочередно обводя каждого взглядом. Мало кто оставался неподвижен, когда очередь доходила и до него.— То, что происходит с кем-то другим, вас не касается, не так ли? Я так понимаю, что все уяснили это. Можете продолжать шептаться о том, о чем вы обычно говорите в мое отсутствие. Но если вас так волнует моя жизнь, то можете задавать вопросы в лицо, а не вынюхивать какую-то подноготную информацию, которая в большинстве случаев ещё и пустой шелест. Мой монолог окончен. Спасибо, блять, за внимание. — Завершил Накахара голосом, от которого так и несло презрением и раздражением. Он повернулся к своему столу, продолжая заниматься своими делами, пока аудитория все ещё был тихой. Ещё несколько мгновений он чувствовал на себе массовые взгляды одногруппников, но его это не очень волновало. Понемногу они стали вновь разговаривать, не обращая внимания на Рыжего, хотя остался неприятный осадок в атмосфере. Просто достали уже. Чуя всегда, абсолютно всегда являлся своеобразной притчей во языцех, которая никогда не утихала. Что бы он ни сделал, все: «Ой, чуя то! Ой, чуя это! А вы слышали, что Чуя…». Лицемеры чертовы. Говорить за спиной могут все, а вот сказать в лицо могут лишь единицы. Он мог находиться в компании этих людей, мог, пытался. Но все все равно остаются такие же. Все одинаковые. Просто это не так видно. Через две недели они вновь забудут обо всем этом, все станет на свои места. Как и всегда было. Это нормально. Накахара привык. По окончанию пары он ни с кем не перебросился даже парой фраз, уходя в аудиторию, которую ему написал Дазай, ощущая спиной взгляды. Не разобрать, какие они. Но однозначно полны интереса, презрения, отвращения, у кого-то восхищения. Привычно. Потому он быстро ушел в аудиторию, заходя в кабинет с приятной атмосферой спокойствия, которая была устойчивой, потому после этой нервозной напряженности его тут же «приземлило» в обычное состояние. Он сделал глубокий вдох, сбрасывая все произошедшее за сегодня. Он в прямом смысле оставил все дерьмо «за дверью», заходя к Дазаю, который привычно ковырялся в нотах. Тот повернулся к Накахаре, уступая ему место. Второкурсник настроил под себя банкетку, ставя ноты, разыгрываясь. Осаму смотрел на Чую, понимая, что что-то не так, но молчал. Голубоглазый приступил к произведениям, в очередной раз замечая то, что его техника возросла в большое количество раз. Поэтому он в какой-то там раз поблагодарил Фукудзаву, или чья там была идея, дать Дазаю преподавать у него. Шатен молча сидел рядом, наблюдая за руками и игрой Рыжеволосого в общем. Параллельно Шатен делал свое задание, которое ему требовалось завтра принести Фукудзаве. Он сидел с нотами в руках, открыв балладу «Свитязянка», внимательно вчитываясь. Осаму помнил, как звучит каждый кусок произведения, но подобрать что-то определенное было очень сложно. Большинство тактов и фраз были подписаны описаниями природы. Примитивно, но это единственное, что смог выжать Дазай. Ему было сложно. Он искренне не понимал, как можно подобрать строчки по фразам и настроениям. Третьекурсник в очередной раз вздохнул, пытаясь привести мысли в порядок. Накахара же остановился, глядя на Шатена. — Что это? — Поинтересовался Играющий, пытаясь разглядеть, что делает Осаму. — Фукудзава задание дал. Очень.. специфическое. — Подумав, ответил Кареглазый. Он понимал, что Чуя требует объяснений, потому все же пояснил. — Нужно подписать каждую фразу или часть каким-то эпиграфом из баллады, к которой идет отсылка, базируясь на эмоциональные настроения. — Фукудзава никогда ничего простого не придумывает. — Усмехнулся Рыжий, жестом прося показать и ему. Он посмотрел в ноты, говоря. — Но у тебя одни эпитеты. — Да я в душе не имею, что сюда можно поставить. Кто в здравом уме сделает это вообще? — Почесавши затылок, взмолился Осаму, пока Накахара слегка нахмурился. — Ну смотри, давай пойдем с самого начала. У тебя начало баллады очень лиричное, действительно пасторальное. К ней можно отнести какие-то описания природы и завязку. Уже спустя пару тактов начинается какой-то кипишь, вот туда можно поставить реплики. — Пояснял Чуя, подписывая своей рукой в нотах определенные фразы, помечая первые буквы строк, чтобы Осаму затем дальше дописал. — Потом у тебя начинается затихание, а затем резкий взлет. Туда можно отнести появление антагониста, то бишь самой Свитязянки, либо какой-то напряженный момент, который потом идет лишь на увеличение, а затем на резкий спад. — Указывал в ноты Накахара, глядя на лицо Дазая, который очень пытался вникнуть во все то, что говорит Рыжий. — Даже глядя на настроения фраз, можно понять, что хотелось бы слышать здесь. Представь, что это опера. — Попытался внести ясности Голубоглазый, но это не совсем помогало. Впрочем, он сделал достаточно пометок, чтобы у Дазая был образец того, как двигаться дальше. — Попробуй сделать так, я потом просмотрю. — Сказал он, возвращая карандаш в руки, приступая вновь к игре. Так и прошло два часа. На улице стемнело, но это не было каким-то ориентиром, типа «пора домой» или что-то в подобном роде, потому что единственный ориентир у консерваторских— оповещение из динамиков, что скоро консерватория закроется. А остальное — ракеты, метеориты, кислотные дожди— неважно. Поздней Накахара приступил к другому произведению, а Кареглазый все так же неизменно сидел рядом. Руки у Чуи не слишком болели, чтобы он останавливался, а значит, что все хорошо. Он был погружен в музыку, не задумываясь обо всем произошедшем. Это не имело значения и смысла, когда он за фортепиано. Ничего не имеет смысла, когда он за фортепиано, кроме самой музыки. На часах стрелка передвинулась к девяти вечера, оповещая, что остался один час до закрытия консерватории. Три часа игры без перерыва выматывают, бесспорно. Потому Рыжий стал поневоле играть механически, делая ошибки в нотах и тексте. — Стой. — Сказал Осаму, выдернув Голубоглазого из своих мыслей. Тот остановился. — Хватит на сегодня. Играешь по памяти. — Добавил Дазай, вставая со стула, разминая спину до хруста, зевая. — Пойдем домой, уже поздно. — Предложил Третьекурсник, глядя на часы. Накахара лишь кивнул, вставая из-за фоно, собирая партитуры. — Покажи, что ты подписал. — Попросил Накахара(вообще, потребовал), сложив свои партитуры в нормальном виде в сумку. Осаму протянул телефон с балладой и сами ноты. Второкурсник начал смотреть, пытаясь разобрать, как вообще можно было отнести подобные вещи к той или иной фразе. — Здесь категорически не согласен. Посмотри, фортиссимо, модуляция. Разве ты хочешь сказать, что этим можно описать взаимоотношения между влюбленным Юношей и Лесной девой, которая остерегается его? Да, так можно было бы сделать, но немного раньше. Сам посуди, потом ведь пианиссимо идет, тебе не кажется, что это похоже на кульминацию, после которой следует развязка? Момент, когда Свитязянка утопила Лесную деву и Юношу. Его сюда нужно. — Сказал Накахара, пытаясь хоть как-то сообразить, почему Осаму сам до этого не дошел. Было сложно. Возможно, он уже просто устал. Это нормально. Но не заметить такой элементарный момент… — Может и так. Давай сюда, перепишу. — Ответил Дазай, смирившись с этой участью. Он попросту не может ощущать эти настроения, эмоции, которые передают строки. Сама история о Свитязянке должна быть трагичной, вызывать какие-то чувства у того, кто ее читает. Но это не для Дазая всё. Он читал, понимая, что ему чужды все эти герои. Он не может их понять, влезть в их шкуру, что называется, relate. Он взял в руки карандаш, переписавши фразу. Конечно, Чуя мог бы говорить ещё бесконечно долго, истолковывая свой выбор. Но должна ведь присутствовать индивидуальная работа. К тому же кое-где Осаму попадал в точку. Но это было легко. Значит, все не настолько плохо. — Остальное более-менее. Если что, завтра Фукудзава поправит. — Ответил Накахара, начиная собираться, точно так же, как и Дазай. Юноши быстро привели кабинет в нужный вид для сдачи, закрывая его. Спустились вниз, сдавая аудиторию, а затем спокойным шагом пошли к метро. Оба чувствовали легкую усталость из-за длительной мозговой активности, но это нормально. Они почти молча добрались домой, заходя в квартиру. Осаму быстро переоделся, уходя на кухню. Шатен, имея силы и время на готовку, состряпал что-то банальное. Чуя пришел, сел на табурет рядом. Дазай включил чайник, видя, что Рыжий выглядит подавленным. — У тебя все хорошо, Чуя? — Аккуратно позвал Шатен, в очередной раз вырывая его из своих мыслей. Тот не сразу ответил, задумавшись. — А? Да, все в норме. — Буркнул Рыжий, отмахнувшись от дальнейших вопросов. — Я вижу, что это не так.— Резко сказал Осаму твердо, возвращая внимание к себе. Рыжий замялся на секунду, не давая ответа. — Послушай, ты можешь рассказать. Это явно не просто какие-то мелочи. — Настойчиво, но очень уж филигранно продолжал Дазай, глядя на Накахару. Тот метался в своих мыслях, потому Осаму дал ему какое-то время. Затем он стал медленно говорить, тщательно выбирая слова. — На концертмейстерском Ацуши со своими извинениями мозги вынес, оставил его доучивать, кое-как не наорал на него. Терпеть не могу бесконечное "Извини, та-та-та". — Рыжий поставил оба локтя на стол, запуская пальцы в собственные волосы, слегка опуская голову. — Потом пришел на пару, а сейчас же весь второй курс только и обсуждает, что ты у меня преподаешь. Идиоты. Еще и пускают кучу всякого дерьма на ветер. — Он вздохнул раздраженно, убирая волосы с лица рукой, наклоняя голову вбок, глядя на стену, рассматривая чайник. — Ширасэ опять слишком много говорит. Видите ли, ему не понравилось, что я не пошел с ними на гулянку очередную. Потому что, как он выразился, «променял развлечение на какого-то Дазая». Я ему чуть не втащил. Невыносимые они. Пришлось ещё раз провести им монолог о том, что если они хотят что-то спросить, то пусть делают это в лицо, а не перешептываются за спиной. Конечно же это все было в грубом тоне, здесь моя вина, но мне искренне осточертело то, что они постоянно только об этом и говорят. Что в этом необычного? Противно. — Завершил Накахара с отстраненностью, понимая, что ничего не изменить. Но если бы он этого не сделал, то было бы ещё хуже. Уж лучше пожертвовать собственной репутацией на две недели, чем нервами. Или же он пытается оправдать себя за то, что не сдержался. — Они будут еще долго говорить, Чуя. Людям всегда нужен повод о чем-то говорить, а о чем конкретно— их не волнует. К тому же, скажи мне, много на втором курсе тех, кто ездит на конкурсы, привозит какие-то достижения, успевает учиться хорошо, а? Вот и я думаю, что из всех скольки-то там человек хорошо если 15% бывали на конкурсах, учась в консерватории. Это зависть, вот и всего. — Сказал Дазай, глядя на Накахару, который явно склонялся к той же точке зрения. — Да и вообще, те, кто выделяются из толпы, зачастую оказываются «белой вороной» среди общественности, из-за чего возникают проблемы с коммуникацией. Все относятся предвзято, вот в чем проблема. — Продолжал Осаму неспешно, ставя еду на стол. — Не стоит переживать по этому поводу, вот серьезно. Отношения с людьми всегда были сложной темой, потому что нет стабильности. Сегодня они тобой восхищаются, а завтра ненавидят— это нормально. Как писал Пушкин: "Обиды не страшась, не требуя венца, хвалу и клевету приемли равнодушно и не оспоривай глупца Стихотворение "Памятник".. — Закончил Кареглазый, достав все необходимое. Парни начали молча есть, ничего не говоря. Накахара был ещё в раздумьях. Он понимал, что это не настолько критичная вещь, но неприятный осадок все же остался. — Спасибо. — С благодарностью тихо сказал Рыжий, тоже принимаясь есть. Дазай улыбнулся, мол, всегда пожалуйста. Воцарилась теплая атмосфера среди этих двух. Когда есть тот, кто может тебя выслушать, как-то поддержать диалог, давая точку зрения, к которой ты и без того принадлежишь, все становится намного проще. Или хотя бы на чуть-чуть. — Кажется, у тебя завтра одна пара. — Да, ещё занятие у Фукудзавы. До пары. — Ответил Кареглазый, пытаясь вспомнить свое расписание. — в 10:45.. Пара в 12:30, кажется. — Произнес Шатен, зависая в мыслях, сопоставляя все. Но форточка небольшая была, это бесспорно. Значит, скорее всего, в 12:30. — У меня две пары завтра. Утренние, к слову. В 10:15 начинается .Две подряд, благо, без форточек. — С неким облегчением изрек Накахара, опустошая тарелку с едой. Он помыл посуду, устало садясь на табурет, ожидая Дазая. Тот неспешно доел, оставаясь в своих мыслях. Было сложно сказать, о чем конкретно он сейчас думал. Но, наверное, это было что-то важное. Затем Осаму проделал то же самое. — И почему только консерватория так выматывает… — Взмолился Шатен, когда Парни разошлись по своим комнатам. Не включая основной свет, Он плюхнулся на кровать, распластавшись по ней, взяв в руки телефон. Разумеется, никто особо не писал. Что-то обсудили его одногруппники в чате, но Дазай не вникал, что конкретно. В глазах неприятно плыло, из-за чего желание почитать было отложено куда-то далеко, идентично и попытки посмотреть что-то в телефоне. Как ни странно, Чуя чувствовал себя не менее истощенным, потому оба выключили свет, ложась спать. На этот раз Кареглазый не забыл поставить будильник. То была единичная акция. Несмотря на всю ту усталость, сон у Голубоглазого очень тактично убегал от Юноши, разгоняясь. В конечном итоге Парень просто сел на кровати, опершись спиной на стену, смотря куда-то в стенку. В голове было пусто, никакие мысли не посещали его, потому он просто сидел. Полчаса, час, полтора… он сбился со счету. Но по итогу Второкурсник ощутил, как он перестает вообще что-либо видеть, а потому все же смог заснуть. Бывали такие дни, когда Пианист просто не мог засыпать тогда, когда ему вздумается. Причин тому не было, наверное. По крайней мере, в них он не разобрался. Когда-нибудь. Но точно не сегодня.

***

Тихое утро. Машины по обычаю едут куда-то, люди спешат. Мороз понемногу превращается в плюсовую температуру, но лучше от этого не становится. Пасмурный день. Чуя вышел из дома первым, так как у него пара начиналась раньше. У Дазая же было ещё около 20 минут. Впрочем, он не знал, чем себя занять. Потому решил позвонить родителям, отчитаться, так сказать. Третьекурсник вошел в аудиторию, здороваясь с Фукудзавой, который привычно стоял и молча смотрел в окно. Кареглазый имел некое дурное предчувствие, но он никогда не может понять, в чем оно выражается. В этот раз Осаму был уверен, что дело именно в занятии. Третьекурсник показал педагогу Прокофьева и Баха, тот, разумеется, одобрил. Сказал, что все замечательно. Но уточнил, не нужно ли Дазаю выйти на сцену либо же поиграть кому-то. Юноша лишь ответил, что нет. Они приступили к Шопену. Ещё раз. Шатен понял, что здесь начнется его могила. Ничего не поделать, он так и не смог ничего изменить. Да, он написал все то, что потребовал профессор, а потому они оба сели все это разбирать. Уже спустя пару минут, Юкичи выдвинул свою догадку. — Накахара помогал? — Он смотрел в ноты, а его вопрос звучал больше как утверждение. Ответа не требовалось, он и сам это видит. — Сразу видно, где он вмешивался. — Прокомментировал Преподаватель, осматривая все эпиграфы. О да, Чуя с этим справлялся намного лучше, чем Осаму. Наверное, оно было и к лучшему, что Рыжеволосый Второкурсник помог ему, Дазаю, с этим. Конечно, нашлись фразы, к которым были вопросы, их Фукудзава и задавал, а Шатен пытался объяснить свой выбор, но никакой связи между аргументом и строчками не чувствовалось. Потому они находили иную, более подходящую, переписывая ее. Когда они все закончили, Юкичи поставил ноты на пюпитр, привычно скрестив руки на груди. — А теперь попытайся сыграть балладу, представляя каждую сцену. В красках. Так, словно ты смотришь фильм. — У Кареглазого мигом возникло острое ощущение того, что сейчас он этого сделать не сможет. Да и это нормально. Но он, вопреки всем предубеждениям, начал играть, пытаясь. Хотя бы просто пытаясь. Он не мог представлять все события в красках, так, словно они происходят наяву. Ну не цепляло его. Не может он. Да, оттяжки нот он отработал, наверное, теперь они не выглядят такими уродскими и неискренними. Там же он поставил себе ритенуто, он отмечал себе, где и когда сделать задержки нот, где акценты. Все это было отмечено, потому что он этого не чувствовал. Лишь брал это у других пианистов. Спасибо интернету. — Так не годится. — Вдруг остановил его Светловолосый мужчина, пытаясь сообразить, что ещё можно попытаться сделать. Он ещё никогда не жалел, что дал кому-либо то или иное произведение. И сейчас не жалеет. Просто это… сложнее, чем он ожидал. Он сделал глубокий вдох, совершая очередную попытку попробовать понять Дазая. Но даже представить это сложно. Честно, несмотря на то, что Осаму третий год учится у Фукудзавы, он лучше понимать его не начинает. Осаму как закрытая книга, которой уже сотни лет, потому открыть ее не представляется возможным. Либо же он сам не дает на это права, либо.. Содержание настолько размытое или вообще отсутствует, из-за чего он не хочет даже пробовать. Юкичи с ним было тяжко в этом плане. Да, Третьекурсник остается неизменно лучшим пианистом на своем курсе, едва ли не во всей консерватории, но это не значит, что он близок к тому, что должно быть у пианиста. И все это понимают. В первую очередь— сам Осаму. — Тогда к следующему занятию постарайся сделать с этим что-нибудь, чтобы это были картины, а не простые отрывки. Идет? — Искренне и с заботой попросил Фукудзава. Дазай понимает, что выбора у него просто нет. Да и он не требовал его давать. Тот кивнул, вставая из-за инструмента, собирая партитуры. — Дазай, я понимаю, что тебе это тяжело дается, но… Правда, попытайся открыться навстречу произведению. Если не можешь сделать это с людьми, попробуй предоставить свое нутро произведению. У тебя замечательная техника, уверенность в тексте и прочее, ты можешь себе это позволить. Просто не нужно этого бояться. — По-отцовски осторожно стал говорить Юкичи, снимая свои очки с носа. Осаму не смотрел на Педагога, лишь собирал свои вещи. Он и не хотел смотреть. Тот собрался полностью, все еще не смотря на Преподавателя. — Простите. Я не могу обещать этого. — Твердо произнес Шатен, понимая, что это необходимость. Крайность. Но он не может обещать того, чего нет. Фукудзава обреченно вздохнул, говоря. — Дазай, ты никогда не был технарем. Сколько тебя помню, ещё с детства, ты цеплял людей. И я могу быть уверен, что твои старания и пылающая душа не похоронены за тонной обязанностей, дел, принципов, рациональности и опыта. Поэтому я дал тебе это произведение. Я бы не дал его тому, кто не может. Поверь, за весь мой опыт работы, который очень велик, у меня уже глаз наметан. — Продолжил Фукудзава, с нежностью глядя на Студента. Третьекурсник все же поднял пустой взгляд, который не выражал ничего. Впрочем, как и всегда. Юкичи к этому привык. — Ладно, я тебя заговорил. Беги. И приведи как-нибудь Накахару ко мне, я хоть посмотрю, как у него все продвигается. — Шатен кивнул, стоя у двери. — Хорошо. Я буду пробовать. Хочу лишь заранее попросить прощение, если у меня так и не получится оправдать Ваши ожидания. — Дазай всегда был рассудительным. Он был взрослым. Слишком взрослым для его юного возраста. Понимал, как себя нужно вести, подходил ко всему ответственно. Не такой, как остальные. В этом вся его проблема. Он просто не мог иначе. Потому слова Шатена заставили Фукудзаву улыбнуться, хоть и не сказать, что эти слова совсем не задели Педагога. — Благодарю за занятие. — Лишь коротко бросил Кареглазый, покидая аудиторию. О да, это определенно крайне паршивый день. Теперь Юноша ощущает подавленность, которая, увы, никогда не проходила легко и просто. Пока есть время проветрится, он это сделает. Потому он пошел на улицу, наворачивать круги по району с музыкой в ушах, пытаясь перебить это дерьмовое состояние чем-то позитивным. Спустя полчаса ходьбы, Юноша понял, что стало легче, вернулась былая приподнятость. А это хорошо. Потому он неспешно вернулся в консерваторию, сдавая одежду в гардероб, идя к нужной аудитории. Еще никого, кроме Достоевского, не было. Тот спокойно себе стоял около подоконника, наблюдая за происходящим на улице. — Сегодня мы без компании Николая? — С улыбкой спросил Дазай, окликая Одиноко стоящего Достоевского. Его это не особо волновало, судя по всему. — У этого бедняжки целый день пары сегодня. — С удовлетворением отозвался Федор, наслаждаясь тишиной. — Какая жалость. Сегодня сдаешь Фукудзаве проект? — Поинтересовался Шатен, садясь на подоконник. И что, что так нельзя? Ему глубоко плевать. — А вот нет. — Усмехнувшись, произнес Брюнет, ловя любопытный взгляд Карих глаз. — Он перенес на завтра. Сказал, что с проектом выступить надо будет только через неделю, чтобы я не торопился. — Это чудесно. — Ответил Осаму на выдохе, глядя на Федора. — И не говори. Господи, как непривычно без компании этого. — Произнес Достоевский, пожимая плечами. Действительно было непривычно тихо. — Согласен. Скучаешь? — Подколол Шатен Другого Пианиста, сталкиваясь глазами с недовольными. — Ничуть. — Он гордо вскинул голову, показывая, что он самодостаточный Парень. — Я соскучился больше по тишине, чем по этому.. Даже не знаю, как его называть лучше. — Он всерьез задумался, выбирая наиболее подходящее существительное, которое бы описало Беловолосого Студента. — Придурок. Ограничимся этим.— Кареглазый усмехнулся. Другой курс покинул аудиторию, потому оба Юноши зашли. Первую неделю все очень старательно приходят на пары, учатся. А Потом благополучно плюют на посещаемость с высокой колокольни. Пара прошла быстро, студенты распрощались друг с другом, в Осаму списался с Накахарой. Д: «у тебя пары кончились?» Ч: «да, полтора часа назад. Я в 204 аудитории.» Дазай положил телефон в карман брюк, идя к 204 аудитории. Несмотря на то, что состояние пришло в «приподнятое», все равно ощущалось нечто не то. Так не должно было быть, если бы это был обычный день. Но Осаму лишь выдохнул, стучась трижды и заходя в кабинет. — Давай сходим пообедать, а потом вернемся? — Предложил Кареглазый сразу, как только пришел. Если есть возможность что-то закинуть в желудок, то лучше ее не упускать. Накахара кивнул, вставая из-за фортепиано. Он сложил в свою сумку партитуры, одеваясь и закрывая ключом дверь. Парни безмолвно спустились вниз, сдав ключ, но попросив подержать его около полутора часа. Вахтер согласилась, потому проблем не должно возникнуть. — Как твои многоуважаемые однокурсники? — Спросил Осаму, спускаясь по ступенькам. — Сразу было понятно, что говорить ещё они будут долго. Но они не лезут. — И хорошо. — На этом их диалог закончен. Дазай бы, наверное, нашел в себе силы поднять какую-то легкую тему, но по итогу отказался от этой затеи. Ничего в голову не лезло, кроме фраз Фукудзавы. Юноши дошли до магазина-кафе, покупая кофе и сэндвичи. — Видел этого, Гоголя. У него с однокурсниками отношения явно не очень. — Первый заговорил Чуя, вырывая Кареглазого из мыслей. — А? Прости, прослушал. — Отозвался Шатен, глядя на слегка нахмурившегося Накахару. — Занятие с Фукудзавой плохо прошло? — Сразу же попал Чуя в точку. Иногда он бывает слишком проницательным, хотя не сказать, чтобы Осаму уж очень отличался от своей повседневной версии, когда все стабильно. Третьекурсник лишь кивнул, слыша обреченный вздох со стороны. — Что он на этот раз тебе сказал? — С легким наездом на Юкичи спросил Чуя. Дазай быстро возразил слегка растерянным голосом. — Нет, нет. Он не виноват. Дело не в нем. — Так и было, на самом деле. И Кареглазый понимал, в ком именно. Но все эти вещи слишком личные, чтобы оглашать их. — Он хороший преподаватель, но… Просто не мой уровень. — Размыто охарактеризовал это Шатен, будучи твердо уверенным в своих словах. Накахара не стал его пытаться переубедить, потому что понимал, что пользы от этого, как зайцу стоп-сигнал. — Так в итоге? Дай угадаю, он сказал тебе играть, представляя разворачивающиеся действия баллады? — Накахара уже до этого знал, что ждет Третьекурсника— ещё когда вчера писал с ним реплики и эпиграфы. Это была подготовка к истинному заданию. Кареглазый, что было ожидаемо, кивнул, параллельно прожевывая еду. — Даже не представляю, как это можно сделать. — На полном серьезе сказал Дазай, думая, стоит ли говорить что-либо дальше. Но все же решился. — Он сказал, что мне стоит "Жить" произведением. А еще Он провел сравнение с моей версией, когда я учился ещё в музыкальной школе, но это ничем делу не помогает. — Все же изрек Осаму, как-то тоскливо вздыхая. Именно так и пахнет безысходность. Он ничего не может изменить, как бы ни хотел. — Я давно уже пожалел о своем выборе, который сделал при переходе в колледж. Спасибо, мне хватило. Но не стоило мне напоминать об этом. Я бы и хотел вернуться в то время, исправить этот прокол. Но это невозможно, увы. Остается смириться лишь с отсутствием уединения с музыкой, играя технику, которая еще далека от совершенства, учитывая то, что оно невозможно. — Говорил он легко, словно это общепринятый факт, что он не имеет музыкальности. Он не имеет много чего. И пожалел. О да, он раскаивается в том, что сделал ещё в колледже, когда отказался от возможности играть музыку, упершись всецело в технический материал. Он признает, что это была глобальная ошибка. Но уже поздно. Накахара слушал молча, опустивши потемневший от раздумий взгляд на стол, одной рукой постукивая по столу, а другой держа стаканчик с капучино. Рыжий внимательно слушал, предпринимая попытку что-то сказать. — Я понимаю, что это, наверняка, очень личное. Но какова была причина твоего выбора? — Он поднял взгляд, который выражал исключительно любопытство. Все остальное было скрыто. — Их много. Поспособствовало все. Конкурсы, окружающие люди, наверное, возраст. — Ответил честно Дазай. Да и это был не секрет отнюдь, все нормально. Это не могло быть больно, потому что ему вообще никак. Чуя лишь кивнул с пониманием, смолкая на мгновение. — Ума не приложу, зачем Фукудзава дал мне это произведение. Неужели было не видно, что это бесполезно? — Продолжил Осаму, смирившись со своей участью ещё давно. Ему была не нужна жалость, помочь ему кто-то мог с очень мизерным процентом успеха. Оставалось лишь надеяться, что со временем все это вернется вновь. — Он видит шанс. — Вставил Накахара серьезно, ставя на стол стакан, принимаясь за пищу. — Фукудзава всегда был прав в этом плане. Если он видит малейший шанс, он не упустит его, каков бы тернист не был путь к успеху. Иногда это идет на вред ему самому, но он не жалуется. Хотя, могу быть уверен, он это понимает. И он будет готов возиться с тобой столько, сколько понадобится, но он заставит тебя сыграть это произведение. — Продолжил Чуя с железной уверенностью. — Для него каждый ученик — его ребенок. Он будет готов вкладывать до самого конца. Иначе бы он не брался за это. Поэтому не стоит говорить так категорично по этому поводу. Он знает, что делает, однозначно. — Закончил Рыжий, глядя на Осаму, который находился в некоторых колебаниях. — Просто, понимаешь ли... Крайне сложно понимать, что на данный момент ты не можешь оправдать ожидания и надежды Фукудзавы, сколько бы он ни хотел. И я хочу это сделать, но у меня нет ни единой возможности. По крайней мере на данный момент. — Ответил Третьекурсник с печальным взглядом. Повисло молчание. — Иногда мы не видим даже того, что у нас прямо под носом. Просто стоит приглянуться получше. — Сказал Накахара с некоторым легкомыслием, поднимаясь с пустым стаканчиком и блистером в руках, отходя к мусорному ведру. Затем он вернулся, положив руку на плечо Дазаю. — Пойдем, горе-Шопен. — Лучезарно улыбаясь, произнес Рыжий. Осаму последовал примеру, улыбнувшись в ответ. — Только после тебя, горе-Рахманинов. — Ответил колко Кареглазый в ответ, начиная собираться и одеваться. — А вот и нет! Я, между прочим, даже почти везде достаю. Сам говорил убрать какую-то ноту из аккорда. Ну я послушно сделал. — Возразил с демонстративно напускной обидой Голубоглазый, взяв свою сумку, ожидая Третьекурсника, который одевался довольно долго. Он просто никуда не торопился. — Ну да, ну да, конечно. Ручки-то ещё маловаты, мини-Рахманинов. — Исправился Дазай, посмеиваясь, ловя агрессивный взгляд Накахары. — Ну хоть спасибо, что не про рост, а про руки. — Вздохнув, прокомментировал Чуя, выходя из кофейни вместе с Шатеном. — Могу и про рост… — Невинно вставил Кареглазый, насмехаясь над выражением лица Рыжего. — Ну уж спасибо, обойдемся тем, что я мини-Рахманинов. — Отмахнулся Второкурсник, предотвращая появление новых шуток со стороны Педагога. — Теперь твой контакт будет подписан только так. И никак иначе. — Усмехнулся Дазай в очередной раз, непринужденно легко идя чуть быстрее Чуи, чтобы ему приходилось тоже ускоряться. — Что-то ты шибко разговорчивый. — С шуточной угрозой сказал Накахара, догоняя Шатена, который шел как ни в чем не бывало. — От Николая заразился. — Ответил Осаму, когда они подходили к консерватории. — Я понял, тебя надо изолировать. — Изрек Второкурсник так, будто он только что понял суть земли. — Не меня, а его! — С упреком продолжал Кареглазый, когда они вновь взяли аудиторию в свои владения, поднимаясь. Какие-то студенты спускались по лестнице, но никто из двух Парней не обращал на это внимание. — Ну да, конечно. Смотри, уже и от меня агрессией заразился. Это признак, что изолировать нужно именно тебя. — Заметил Накахара, получая легкий пинок по ноге. Дазай посмеялся, а затем оба зашли в кабинет, снимая верхнюю одежду, садясь за инструмент. — Давай, мини-Рахманинов. Все в твоих руках. Ручках. — Поправил себя Осаму, насмехаясь над Рыжим студентом. Тот, раздраженно вздохнув, стал играть. Спустя какое-то время, Дазай заметил, что Голубоглазый не смотрит в ноты. Потому он аккуратно потянулся, чтобы их забрать. Чтобы не расслаблялся. — Эй! — Недовольно воскликнул Чуя, продолжая играть. Третьекурсник лишь посмеялся, ухмыляясь, сам смотрел в ноты. Хотя он и без того наизусть смог выучить все то, что Рыжий играет уже третью неделю. но Накахара быстро вернулся к своей прежней игре, не останавливаясь. Да, такой уверенности в тексте ещё не было, но он хотя бы играл. И играл чисто. Иногда легкие цепляния, но это нормально. Когда тот доиграл, снимая руки с клавиатуры, Осаму лишь гордо кивнул, мол, молодец. — Что это было? — С укором спросил Голубоглазый у Дазая, который лишь хихикнул. — Чтобы не привыкал. Все равно скоро без нот играть будешь. Если в них нет необходимости, лучше не открывать. Иначе когда потом играешь полностью без них, то возникают сомнения. Чисто психологический момент. — Ответил Третьекурсник слегка посерьезнее, закрывая ноты этого произведения, так как Накахара с ним уже поработал. Тот же лишь кивнул, выражая благодарность за пояснение. И без того прошел час с лишним. Стрелка часов подползла к половине пятого. Кареглазый поставил ноты Листа на подставку, глядя на то, как Чуя работает. Тот понемногу перестал выигрывать ноты, из-за чего пришлось пальцами долбить по клавиатуре, выколачивая каждую ноту, чтобы та звучала. К моменту, когда он все это закончил делать со всеми быстрыми пассажами, он уже не мог играть не выколачивая ноты. Юноша понял, что не может играть поверхностно в быстром темпе, потому замедлился. Но это не помогло. Спустя пару тактов он резко снял правую руку с клавиатуры, слегка размахивая ей, недовольно прошипев на боль. — Не нужно больше играть, все равно ближайшие полчаса ты точно не сможешь играть стабильно. — Констатировал факт Осаму. Накахара кивнул, понимая и принимая правоту Третьекурсника. Он снял обе руки с инструмента, пытаясь сбросить напряжение с обеих рук, глядя куда-то в пустоту. — Можно? — Спросил Дазай, говоря о том, чтобы Чуя уступил место. — Конечно. — Коротко ответил Рыжий, вставая и пересаживаясь на другой стул. Проще говоря— меняясь местами. — Спасибо. — Не менее коротко обошелся Шатен, разыгрываясь. Он не доставал партитуры, решил работать прямо так. За десять минут прошедшись по различным гаммам и упражнениям, Третьекурсник принялся играть произведения. Решил повторить ещё раз Баха и Прокофьева, чтобы уж наверняка. Играя в медленном темпе, Юноша не думал о самом произведении. Играл автоматически. В мыслях он все еще прокручивал диалоги со всеми людьми, с кем он разговаривал сегодня. В частности с Накахарой. Что вообще значила та фраза? Было сложно сказать наверняка. Наверное, он поймет это со временем. А ломать голову преждевременно равносильно попытке играть без нот то, чего не знаешь. Прошел час, два. Кареглазый закончил с работой над своими произведениями, не притронувшись к балладе. — Будешь ещё играть? — Спросил тот, встав из-за фортепиано. Накахара замешкался, усаживаясь вновь. Но былой пыл в нем поугас заметно. За окном темнело. — Если ты не хочешь, не нужно себя заставлять. Ты и без того достаточно занимался. — Предупредил его Шатен, стоя у окна. Чуя пометался в своих мыслях. Ему было сложно признавать, что желания на данный момент у него не имеется. Да и не привык он слушать собственные мысли и потребности. И все же, переборов себя, он встал, закрывая клавиатуру фортепиано. Дазай лишь мягко усмехнулся, одобряя выбор. У самого желание заниматься отпало. — Тогда домой? — Давай. — Согласился Накахара, пожав плечами. Юноши собрались, выходя из аудитории, закрывая ее. Они уже стали спускаться, как вдруг со спины послышался голос. — Дазай! — Николай подбежал к Осаму, кладя руку на плечо, как бы заглядывая в лицо. — Поймал. Федор там ещё плетется. — Николай отошел слегка, давая личное пространство. Все трое остановились, ожидая Брюнета, который уже был на последнем издыхании. — Да уж, некрепкий он у тебя. — Усмехнулся Чуя шепотом, чтобы Гоголь не слышал. Шатен никак не отреагировал, лишь с привычной улыбкой дождался Федора, а затем они пошли уже вчетвером. — А ты, как я понимаю, — Чуя Накахара? — Спросил Беловолосый, переключив внимание на Рыжего, уже подошедши по его сторону. Что за привычка такая— держаться ближе к тому, с кем разговариваешь? — Да, Можно просто Чуя. — Отозвался Второкурсник, пожимая руку Гоголю. А он ведет себя немного иначе, нежели в присутствии однокурсников— промелькнула мысль в голове у Голубоглазого, прежде чем Гоголь представился тоже. — Николай. Рад знакомству! — Он вновь улыбался и был крайне громким. — Взаимно. — Сдержанно ответил Накахара, сдавая аудиторию вахтеру. — Вы сейчас по домам? — Спросил Осаму первый, когда они спускались вниз по ступенькам. — Да, наверное. Хотя делать нечего. — Вздохнув, ответил Достоевский. — А вы, ребята, не заняты? — Задал следующий вопрос Николай, оживленно жестикулируя. У него была смешная мимика, ничего не сказать. — Не-а. Тоже вечер пуст. Чуя? — Спросил Дазай у Чуи. Тот отрицательно покачал головой. — Ну вы поняли. — Чудесно, может, тогда, пойдем развеяться куда-нибудь? — Предложил Гоголь, глядя на троих. Дазай и Чуя были не против, сразу видно. Потому они уставились на Достоевского. — Я не откажусь. — Выдал тот невозмутимо, потому все улыбнулись, выходя за ограждение консерватории. — Прекрасно. У кого какие идеи? — Спросил Николай, пытаясь придумать что-то. — Разгромить магазин музыкальных инструментов. — Вставил кто-то из Парней. — Прекрасно, отличная идея. Ты предлагаешь фортепиано домой унести? Ну, в принципе, вчетвером-то дотащим… а вот добежим ли… — Задумчиво ответил Осаму, принимаясь с серьезным лицом нести полную чушь, как он это любил делать, заставляя остальных невольно усмехнуться. — Как насчет игорного клуба? Как раз там сегодня не должно быть много людей. — Предложил Николай, тщательно подумав. — Или кто-то не умеет играть в компьютерные игры? — Чуя и Дазай помотали головами, мол, хорошая затея. Все еще раз уставились на Брюнета. — Да что вы вечно так на меня смотрите? Я не из каменного века вылез, к вашему сведению. — Слегка раздраженно сказал Достоевский, обводя этих троих недовольным взглядом. — Тогда решено. До него идти недолго, не больше восьми минут. — Ответил Беловолосый, поворачивая в нужную сторону. Остальные сделали то же самое. — У вас камерный сейчас был? — Спросил Осаму у Федора шепотом, пока Накахара о чем-то разговорился с Гоголем. — Полтора часа.. Я думал, что повешусь. — Дал очень уж красочный ответ Достоевский, обреченно вздохнув. — Понимаю. Мы тоже занимались. Сначала почти три часа он, теперь— я. Уже в край осточертело оно. — Поддержал беседу Дазай, на чем диалог и закончился. Четверка подошла к пешеходному переходу. Осаму молчал, погрязши в своих мыслях. Когда загорелся зеленый, они пошли, но Шатен шел слегка позади них всех. Кареглазый сам не понял, что происходит, когда почувствовал, что его резко оттянули в сторону за руку, а где-то в метре от него пронесся мотоциклист. Как он его не услышал? Вопрос хороший. Какого черта вообще мотоциклисты гоняют зимой? Странные. — Идиот. — Буркнул себе под нос Юноша. — Дазай, что с тобой сегодня? — Спросил Накахара угрюмо, крепко держа Шатена за руку в районе локтя. Это он потянул Третьекурсника вперед, чтобы того не сбило мотоциклом. Да, он виноват, что на нем нет светоотражающих элементов, но какого черта этот недо-водитель имеет право переезжать на красный? Чуя смотрел в лицо Осаму с неким раздражением и любопытством. — Жить надоело? Вообще.. какого пса здесь делают мотоциклисты? Ещё и зимой? — Задался тем же вопросом Чуя, отпуская руку Дазая, идя с ним рядом до конца пешеходного перехода. Федор и Николай уже стояли там, так как Рыжеволосому пришлось слегка вернуться, чтобы этого придурка не сбили. — А? Не знаю. — Произнес Третьекурсник с пренебрежением к самому себе. Накахара с упреком посмотрел на него, давая понять, что рано или поздно ему придется говорить. — А что, Мелкий испугался? — Подколол с ухмылкой Осаму, получая пинок. — Заткнись. Юкичи бы меня прикончил следом за тобой. — Констатировал факт Рыжеволосый. Они догнали Достоевского и Николая, продолжая идти вместе. Больше никто этот случай не упоминал. Коля как всегда разряжал обстановку какими-то глупыми фактами, что помогало. Осаму держался отстраненно, но ничего не мог с этим поделать. Просто что-то было не так. В скором времени компания дошла до нужного здания, они зашли на ресепшн, взяв себе игровую комнату для четверых. Николай тут уже бывал, как и Чуя. А вот Дазай и Федор здесь впервые, именно по это причине они слепо шли туда, куда идут те двое. Гоголь открыл нужную дверь, впуская всех остальных. Студенты зашли, осматриваясь. Это было атмосферное место, стены выкрашены в темно-синий, пол — темный ковролин, добавляющий колорита. Стоят игровые автоматы, которые предоставляют возможность поиграть в «танец», на стене— огромный экран телевизора, который чаще используют для просмотров фильмов. На столе около него расположен роутер и Play-station. По центру комнаты располагались четыре стола(два стола стояли придвинутыми к двум другим, а экраны были в противоположные стороны) с игровыми компьютерами, клавиатурами к ним, мышками и наушниками. Рядом был холодильник с напитками, которые были бы очень кстати. Они бронировали эту комнату на 2 часа, как обычно все это делают. Просто в случае чего они продлят время посещения. Парни скинули верхнюю одежду в шкаф, повесив ее на вешалки, туда же бросая сумки. — Раз уж нас четверо, предлагаю начать с игр-дуэлей. — Предложил Гоголь, садясь за один из компьютеров. Рядом с ним сел Достоевский, напротив него—Дазай, а рядом с тем— Накахара. Все включили компьютеры, ожидая загрузки. Остановились они на игре Onmyoji area, запустив ее. Каждый профиль был добавлен в друзья у другого, потому искать никого не надо было. Осталось вспомнить, как соединять команды противников, а не идти на рандом. Федор первым нашел, как это делается, а потом пригласил всех троих. Дазай и Накахара были в одной команде, соответственно Гоголь и Достоевский были в другой. Затем они выбрали режим, запрашивая участников. Люди подобрались на удивление быстро, что необычно для их нынешнего времени. — Вы хоть играть умеете? — Спросил первым Осаму, глядя на то, как Чуя кивнул. — А остальные? — Сейчас разберемся, не волнуйся. Не ты один здесь профан. — Утешил Шатена Николай, взяв какого-то персонажа. Разумеется каждый из них выбрал его совершенно случайным образом, не считая, конечно, Накахары. Судя по всему, он не раз играл и уже знал, что к чему. Накахара отодвинулся, посмотрев в экран Дазая. Затем он ткнул пальцем в персонажа-бота, чтобы они ходили вместе. Так как Чуя был хорошим мидером, на этот раз он тоже взял его. Сегодня у него было настроение брать кого-то наподобие Таишакутена, потому нечего себе отказывать. Достоевский лишь тихо усмехнулся, видя то, как Голубоглазый заставил Дазая взять другого персонажа. — Наверное, каждый здесь примерно знает механику подобных игр. Персонаж-мидер — тот, кто стоит по центру карты и защищает башни, которые нужно не дать разрушить крипам или другой команде, либо же игрок средней линии. Персонаж-бот имеет право ходить по всей карте, но чаще всего он играет вместе с мидером, так как делает последний удар, но все же он относится к нижней линии. Персонаж-джанглер, как вы догадались по названию, должен фармить крипов и различных боссов, которые дают приятные плюшки вашей команде и персонажу. Персонаж-хилер, следовательно, помогает всей команде, кто остается на башнях. И последний, кто относится к верхней линии. Все они выполняют одну функцию— защищать башни и основной центр. Только джанглер и хиллер помогают команде. — Объяснил Накахара, пока все ожидали загрузки основной карты. — Крипы, как и боссы, аналогично— мобы, дают вам опыт на прокачивание ваших способностей. — Завершил Чуя, взяв управление своим персонажем с клавиатуры, заражаясь небольшим азартом от этой игры. — Сейчас научитесь, это быстро. Но не стоит забывать, что игра относится к стратегии не просто так. — Сделал последний намек Чуя, чтобы они не забывали про командную работу. Персонажи тотчас побежали на их позиции, сталкиваясь с другой командой. — Ого, Федор, зря ты это. — Прокомментировал Рыжеволосый, когда оказалось, что они столкнулись на миде. Тот лишь загадочно усмехнулся, мол, посмотрим ещё. — Боже, Николай, только не говори, что «барсук»— твой ник… — Взмолился саркастично Дазай, встречая Светловолосого на карте. Сам Осаму стоял на нижней линии, как и объяснил Чуя, а Гоголь бегал, видимо, за джанглера. — Крайне креативно. — Неужели так очевидно? — Удивился Первокурсник, уводя персонажа в кусты, ожидая появление мобов. Еще было неизвестно, насколько хорошая команда у них собралась, но Накахара открыл счет первым киллом Брюнета, насмешливо ухмыльнувшись. — Килька ничем не лучше. — Возразил Достоевский ни с того ни с сего, явно осторожничая с Чуей, спокойно набирая себе опыта для повышения боевых навыков персонажа. — Ты ещё и защищать его собрался? Федор, ужас, не ожидал я такого. — С укором произнес Шатен, обреченно вздохнув. — Николай! — Попался. Нечего отвлекаться. — С улыбкой произнес Гоголь, отправляя Дазая на респаун, а над его профилем теперь победная цифра «1» в убийствах. —Иди и фарми свои джунгли. — Настойчиво сказал Осаму, возвращаясь на свое место. Тем временем их команды продолжали равнять счет. Шатен молча вылез со своей нижней линии, пробираясь по кустам, будучи не особо заметным. Он прополз к миду, начиная стрелять в Федора. Накахара усмехнулся, наступая тоже. — Двое на одного. — Брюнет ухмыльнулся, отбиваясь. Он в очередной раз убил Дазая, а Чуя добил его. Накахара и Осаму победно дали друг другу пять, возвращаясь к мониторам. Счет команды Рыжего выходил вперед, понемногу все начинали набирать уровень. Команда Достоевского проигрывала, так как у них было разрушено уже две башни, как Федор резко исчез с мида. Никто этого, разумеется, не заметил, так как все были заняты разгромом остальных башен. — Так вот куда ты ушел. — Сказал Рыжий, быстро возвращаясь в точку, где был Брюнет. Но тот засел в кустах с другой стороны, не подавая никаких признаков того, что он здесь. Когда Накахара подошел поближе, Федор прожал все свои кнопки, убивая персонажа Накахары. Третьекурсник усмехнулся, не принимаясь праздновать свою победу, так как ещё рано. Чуя ждал, пока его персонаж возродится, а Достоевский тем временем убрал вторую башню. С каждым разом время отката все больше, потому Рыжеволосому пришлось ждать уже целую минуту, чтобы он опять появился на поле игры. Брюнет незаметно свалил под шумок, возвращаясь ко всем остальным, кто пытался убрать настойчивую команду Дазая. Поэтому тот, вышедши из кустов, ещё раз прожал все свои кнопки, которые уже успели откатиться, убирая почти всех из команды Дазая. И его самого тоже. — Федор явно в ударе. — Прокомментировал Осаму, убрав руки с клавиатуры, ожидая своего возрождения. Он лишь смотрел на карту, как Достоевский бежит обратно, а затем резко пропадает с карты.Чуя же пошел вперед, продолжая зачищать сокомандников Федора, как тот, на пару с крипами, разрушил ещё одну— третью— башню, подпуская крипов ближе к центральной точке. Конечно же сейчас это было бесполезно, потому Достоевский лишь ушел в сторонку, передвигаясь по кустам, со спокойной ухмылкой на лице. — Да господи, где ты бегаешь... — Сам у себя спросил Накахара, выслеживая на карте Федора. Он сделал вид, что все еще его ищет, а на деле подбежал к нему. Убить не убил, но загнал обратно на базу. Сейчас у них было открыто линий поровну, только вот команде Чуи надо было разрушить еще всего лишь три башни, а команде Достоевского— пять. — Дазай… Ну ты может хоть подошел бы? — С надеждой спросил Голубоглазый, а сразу после его слов у всех высветилась табличка, что Николай убил Накахару. — Ты там и сам хорошо справляешься… — Он увидел то, что его напарника убили, а затем поправился, кашлянув. — Справлялся. — Эй! — Недовольно протянул Голубоглазый, нахмурившись. Шатен лишь глухо посмеялся, разрушая очередную башню. Осталось ещё две. Из команды Дазая осталось в живым только два человека, включая его. Потому лезть на почти полную команду противников было бы опрометчиво. Они решили отступить. Команда Федора воспользовалась преимуществом, разрушая сразу две башни. Тут воскресли все остальные, а потому сразу пошли всеми пятью персонажами вперед— напролом. Началась резня, которой воспользовался Николай и джанглер команды Накахары.По итогу эти двое поцапались, убив друг друга. Голубоглазый приложился, убивая ещё троих с ассистентом-Дазаем. Чуя азартно уставился в монитор, разбивая еще одну башню противников, а затем и последнюю.. Осаму убили, как и остальных из команды Чуи. Аналогичная ситуация была у противников. Достоевский и Гоголь ожидали отката персонажей, когда Голубоглазый победно добивал центральную точку, а затем команда Федора увидела проигрышную надпись «lose», а Накахара и Дазай «win». — Теперь более понятно, что это за игра? — Все вышли на экран итогов, где Рыжеволосый стал ещё и звездным игроком, сделав 27 киллов. Остальные трое кивнули, мол, да, интересно. Игры зачастую очень уж длинные, но эта продлилась всего 19 минут. — В таком случае продолжаем? — Ну разумеется. — Произнес Федор, заразившись азартностью и предвкушением. Теперь он понимал механику своего персонажа, а потому брать кого-то другого он не собирался. Подбор сделать не пришлось, что удивительно. Многие поменяли своих персонажей, как это сделал и Дазай, решивший поменяться линиями. Сам он теперь был не на нижней, а на верхней, так ещё и ближник. Вероятно, это будет полезнее. Накахара посмотрел с необъяснимой эмоцией, возвращаясь к своему экрану, взяв другого мидера. Преимущество его выбора в том, что при активации одного из специальных навыков на помощь приходит волк, у которого общий уровень здоровья независимый от хозяина, да и управлять им довольно удобно. — Раунд два? — С надеждой спросил Николай, пытаясь набраться смелости на второй матч. Он посмотрел на Достоевского, который явно чувствовал себя слишком уж самоуверенным. Тот кивнул с ухмылкой на лице, аккуратно садясь на стуле, чуть придвигаясь к столу. — Хотите попробовать нас обыграть, да, Федор? — Усмехнулся Накахара, обращая свое внимание на Брюнета, который, кажется, понял, в чем заключается фишка этой игры. Несмотря на то, что опыта в подобном у него не было, адаптировался к условиям игры он быстро. Да и здесь особо не находится никакой сложности для него. Просто все дело в том, что он не имеет тотального контроля над персонажем, ибо клавиатура ему чужда. Этот Пианист не настолько из древнего века, но еще и в реальности не совсем прижился. — Все возможно... — Загадочно дал ответ Достоевский, начиная игру. В этот раз он был более осторожным, когда вышел на мид в самом начале. Накахара не был супер воинственным, осторожничал не меньше него, потому оба иногда получали заряд друг от друга, а после дальше фармили крипов. Они бы, чисто в теории, могли подраться и открыть счет, но зачем? Лучше потом начать бойню более честным и благородным способом, хотя по неизвестной причине Чуя сомневался в том, что Федор пойдет лицом к лицу. Скорее подкрадется со спины. Осаму тем временем стоял на своей линии, убив кого-то из команды противников. Николай же ожидал, когда для него появится работа, потому что мобы и боссы спавнятся только спустя какое-то время после начала игры. Все четверо играли молча, лишь время от времени переглядываясь между собой, чтобы не выдать собственные намерения. Как только на карте появился босс, Брюнет тут же полез в схватку с Рыжеволосым, заставши его врасплох, выиграв себе время. Он написал в чат об общем сборе команды у босса, проходя к нему. Так как у самого уже был довольно приличный уровень, осталось подождать остальных. Первым прибежал Николай, а затем еще один участник группы с нижней линии, потому что оттуда было ближе. — Дазай, забери у них босса по-братски, я не добегу. — Предупредил Чуя, выходя со спауна персонажей. Федор лишь в очередной раз усмехнулся, не давая даже шанса сделать этого. Шатен отрицательно покачал головой, мол, я тоже не успею. На экранах высветилось уведомление, что команда Достоевского заполучила буст из-за этого босса. — Это плохо. Иди фарми лучше. — Страдальчески вздохнув, произнес Накахара, выбегая на мид. Теперь ему нужно быть предельно осторожным, потому что если Федор начнет быть каунтер-киллером, то будет плохо. Брюнет на мид так и не вернулся. Он безмолвно ушел на респаун, дабы отхиллить персонажа после босса. Потому у Голубоглазого было время подкачать уровень своего персонажа. Пока что команда Достоевского вышла вперед, что заставило Чую тщательно задуматься о том, что же может выкинуть противник, так как поражения хотелось бы избежать. Стоит заметить, что Федор не управляет персонажем так тщательно и аккуратно, как этим владеет Накахара. По этой причине он мог бы воспользоваться этой своеобразной слабостью противника. Победа должна быть достигнута любой ценой. Уровень персонажа постепенно поднялся до седьмого, когда показался Федор, который отогнал Рыжеволосого от башни, к которой тот успел дорваться, начав разрушать ее. Сейчас главная миссия у Второкурсника — это забрать себе улучшение специальных талантов персонажа, чтобы волк был силен. Остальное не имеет такой силы, потому что лишь благодаря нему можно заставить Брюнета прожать все кнопки, а затем выйти самостоятельно. Либо же попробовать рискнуть своим персонажем, предприняв попытку увернуться от его атак. Если Достоевский новичок в этой игре, то скорее всего использует автострел, то бишь не наводит удар самостоятельно. В этом еще одно преимущество Чуи. Достигнув десятого уровня, который на один отставал от Главного Противника, он резко выдвинулся вперед и, пока крипы фармили башню, пошел в атаку. Федор был слегка удивлен таким раскладом, но не подавал виду. Он лишь продолжал делать невозмутимое лицо, предпринимая попытки отбиться. По итогу он решил отступить, так как осталось мало здоровья. Пока что победа была за Накахарой. Затем Осаму вылез со своей верхней линии, убив Николая, который не ожидал этого. — Это подло! — Тут же возник Гоголь с обиженным тоном, ожидая респауна персонажа. — Ничего не знаю, да и вообще, я всего лишь позаимствовал твой прием. — С улыбкой изрек Дазай. Беловолосый понимал это, но все равно ситуации это не меняло! У него была вагон и маленькая-маленькая тележка возмущения, сквозь которое он продолжил игру. — И куда ты опять пошел? Ну честное слово, что тебе все не миде-то не сидится... — Озвучил возникший вопрос Чуя, пытаясь найти на карте Федора, который в очередной раз куда-то смылся. — Так я тебе все и расскажу. — Самодовольно ответил Федор, подходя к башне, на которой должен был стоять Осаму, но прямо сейчас его там нет, потому что он еще на другом конце карты. Брюнет очень удачно проследил весь этот момент, подбираясь к башне вместе с крипами, начиная ее бить. Осаму лишь тяжко вздохнул, будучи не в силах как-либо ускорить своего персонажа. — И кто еще здесь подлый... — Обреченно спросил Кареглазый, слегка нахмурившись, вступая в драку с Федором. Конечно, тот его знатно потрепал, но он ведь не знал, что у персонажей на верхней линии всегда больше здоровья. Именно поэтому их так сложно убить. Да и должен ведь быть противовес тому, что они ближники. Потому без особых усилий Дазай распрощался с персонажем Достоевского на его территории, убивая крипов, которые почти снесли башню. Виновник этого происшествия все еще молча сидел, наблюдая и анализируя. Осаму примерно понимал, что он пытается сделать, потому он решил еще раз проверить свою догадку, как только тот воскреснет. — А нечего отходить так далеко от линии. — С невинным упреком произнес Накахара, посмеиваясь. Тем временем уровень у него стал больше, но это все равно ничем не помогало. Он разрушил две башни на миде, соответственно, осталась еще одна. В это время Достоевский подкрался к его башне, понемногу принимаясь ее бить, учитывая то, что он жертвовал своим здоровьем. Он побил так до половины, телепортируясь на свою базу, где Чую уже отгоняли остальные. Тот отступил. Гоголь по чистой случайности оказался на нижней линии, где , по странной причине, никого не оказалось, но сейчас это не его вопросы, а потому он не поскупился разрушить чужую башню, медленно, но верно передвигаясь к следующей. Персона, которая должна была стоять на нижней линии, уже осознала свою ошибку, а потому вернулась. Беловолосый ушел в кусты, пододвигаясь к средней башне. Накахара стоял на респауне, а потому сейчас Николай имел прекрасную возможность добить и его башню. Собственно, а почему нет? Пока Федор где-то бродил, обе команды раздобыли себе плюшки от боссов, что сейчас было как нельзя кстати. — Если ты думаешь, что сможешь поймать меня, Дазай, то ты... — Произнес Брюнет, наталкиваясь на Другого Третьекурсника, который засел в кустах. Но не с той стороны, с которой он ожидал. — Ха, да неужели?— С победной улыбкой констатировал факт Шатен, который в очередной раз нанес смертельное увечье его Товарищу, с которым они на данный момент враги. Потому он подошел к башне со стороны противника, принимаясь ее бить, но тотчас столкнулся с Гоголем. Первокурсник его, увы, приглушил, отправив на респаун. Сейчас они проигрывали и это было ясно. Надо что-то придумать, чем нейтрализовать Достоевского. Накахара тихо шепнул. — Надо его загнать в какой-то угол, чтобы тот думал, что у него есть выход. Пожертвуем твоей линией. — Дазай кивнул, так как хотел предложить то же самое, ожидая собственного респауна. Счет по киллам сравнялся, а вот по башням — нет. С каждым моментом откат становился все дольше и дольше, что не могло не угнетать. И Кареглазый, и Достоевский воскресли почти в одинаковое время, А потому Накахара лишь кивнул, мол, давай. Осаму пошел по кустам, параллельно убив пару мобов, чтобы поднять свой уровень до четырнадцатого. Тем временем команда Чуи разрушила две башни на нижней линии, потому что там никого не оказалось. Впрочем, их быстро оттуда прогнали. Как и ожидалось, Федор пошел на ветку Шатена, который вновь прятался в кустах, но уже со своей стороны. Тот подошел, начавши бить башню, а затем куда-то исчез из поля зрения. Кареглазый слегка суматошно открыл карту, пытаясь его найти, но не смог. Он слегка удивленно посмотрел на Чую, дав знать, что план пойдет не так, как они задумывали. — Черт! — Громко выругался Осаму от неожиданности, когда сзади подошел Федор, начиная бить его, выманивая из кустов. А подойти ближе он все не давал. Дазай был бессилен, осталось только вернуться. Брюнет хихикнул, следуя за Объектом, пока тот не дошел до главного центра. — Николай, скажи мне на милость, где ты теперь ходишь. — Накахара поспешно посмотрел на карту, отыскав глазами Первокурсника, который разрушил очередную башню на нижней линии. Где только носит того, кто там должен стоять, а? К Чуе на подмогу пришло два человека из его команды, так как он объявил сбор. Потому они открыли центральную линию, но Рыжеволосому прилетело не по-детски. Он попытался спастись бегством, но его догнал Гоголь. Голубоглазый временно отпустил руки с игровой клавиатуры, раздумывая над стратегией. Разве что попытаться взять уровнем вверх? Хотя очень навряд ли это выйдет. Потому что у Достоевского уже 17. Настала пора выпускать волка. Когда оба воскресли, Голубоглазый отправил Дазая на нижнюю линию, потому что какой-то остолоп, который должен там стоять, отсутствует. Шатен быстро расправился с теми, кто пытался посягнуть на их башню, уходя на верхнюю линию. Глаза у обоих Юношей горели азартом и предвкушением чего-то. Они вновь заметили пропажу Федора, но было уже слишком предсказуемо, где он. Нижняя линия стала открытой. Они вновь сравнялись. У команды Чуи осталось четыре башни, а у Федора — пять. Шанс есть, но такой ничтожно маленький... Особенно если учитывать тот факт, что команда Брюнета забрала еще одного босса. Вот теперь им придется совсем паршиво. Пока Федор где-то шлялся, Накахара покинул свой пост, идя на помощь к Дазаю. Ну вот, теперь башен у них поровну. Только в чем заключается проблема... Мобы стали слишком сильными и быстрыми, а у команды Чуи еще далеко не все были прокачены до совершенства. Тут же Накахара и Осаму убили двоих из команды Федора, вновь замечая подозрительное отсутствие Николая. — Назад. — Строго шепнул Рыжий, чтобы их не услышали. Они вместе побежали на центральную линию, замечая то, что теперь у них три башни, а их главный центр уже слегка побит. — Стой здесь, я пойду этих искать. — Накахара аккуратно выходил с центральной линии, замечая, что у него есть возможность добить еще одну башню на нижней линии, идя туда. Он стал бить, Как он понял, что это была ловушка. На него налетел и Гоголь и Достоевский сразу. Правда, он успел выпустить льва, из-за чего Николая очень потрепало. А после он по чистой неосторожности наткнулся на участника команды Чуи, а потому погиб. — Я пойду на верхнюю линию, там сейчас будет Федор. — Продолжил Шатен, совершая действие в такт своим словам. Рыжеволосый кивнул, наблюдая за картой. Пока что игроков у них было поровну, киллы у команды Чуи на два вышли вперед. — Не иди туда! — Сказал Рыжий, но было уже поздно. Достоевский вышел не с той стороны, с которой они оба могли себе представить. Теперь они оба ждут отката, а Брюнет усмехнулся, подходя к их башне. Теперь их две. Во всех четверых пылал небывалый азарт и вовлеченность, из-за которой они были включены в игру всецело. Даже Дазай. Команда Накахары понемногу воскресла, но они все еще сидели в ауте. И Николай идентично. И вот, осталась одна несчастная башня, которую можно было даже не трогать. Они и так поняли, что это проигрыш. Даже несмотря на то, что Команде Чуи осталось всего две башни, было уже поздно. Брюнет и еще двое разрушали их главный центр, на пару с мобами. Рыжий воскрес, пытаясь исправить положение, чем все-таки смог убить Достоевского. Но делу это не помогло. На экране появилась надпись "lose" у Рыжего и Шатена, а Брюнет и Светловолосый ликовали, увидив надпись "win". Игра продлилась 27 минут, что, в целом, нормально. Все уже порядком вымотались после этого, потому они отодвинулись от компьютеров, слегка разминаясь. — Это было сложно. — Прокомментировал Дазай. Несмотря на то, что он был не полный ноль в стратегиях, Федора понять было сложно, как и его действия. Наверное, из-за их хаотичности. Но не стоит расстраиваться после первого поражения, так как играют все они друг с другом впервые, потом они будут намного лучше понимать действия и намерения другого, что и плюс, и минус одновременно. — За Федей не угнаться. — Ответил Николай с некоторым восхищением в голосе. Да, он был прав, за ним никто не может угнаться. В следующий раз Дазай хотел бы попробовать сыграть за мидера, чтобы схлеснуться с Достоевским лицом к лицу, так как его возможности были сильно ограничены из-за того, что он именно ближний бой. А в прошлой игре он был мальчиком на побегушках. Тоже не очень здорово. Но ему было очень интересно, как и всем остальным. Накахара остался задумчивым, анализируя этот проигрыш. Он не был Парнем без головы, совсем наоборот. Просто сейчас у него нет захлестывающих его эмоций, а, следовательно, ничего не мешает ему здраво мыслить. — Чего задумался? — Выдернул того из мыслей Дазай, посмотревши на Накахару. — Да так, пытаюсь понять, почему я не уследил за Федором.— С улыбкой ответил Чуя, мол, не стоит переживать, он просто задумался. — Да ладно тебе, потом успеешь подумать. А вообще, просто он очень внимательно выискивал слабые места — это раз. Ну и его команда сама по себе неплохо справлялась— это два. — Пояснил Кареглазый, наблюдая за Голубоглазым. Тот отказался от своих размышлений, поднимая голову, кивая. — Будем еще играть? — Задал вопрос Николай, ожидая ответа остальных. Все покачали головами, так как хотели перейти на что-то другое. Юноши включили игровую приставку, выбирая игры для четверых, которые здесь были предложены. — Можем устроить своеобразный турнир. — Предложил Достоевский, заразившись энергетикой всего происходящего, располагающей к соперничеству. — Каждый из нас играет друг с другом, а затем мы выводим общее количество побед, определяя, кто лучший. — А я смотрю, кто-то сегодня в ударе. — С ухмылкой констатировал факт Дазай, сталкиваясь с по-прежнему холодными и безразличными глазами Брюнета, в которых таился огонек, который ничего хорошего не предвещал. — А кто-то очень много говорит. — Любезно парировал Федор с многозначительной ухмылкой на лице, возвращаясь взглядом к экрану. — Ну так что? — Отличная идея, мне кажется. — Ответил Николай, садясь рядом с Третьекурсником на диван, взяв в руки джойстик, продолжая беззаботно себя вести. — На том и порешили. А мы пока перекинемся в карты. — Согласился Осаму, доставая колоду карт из полки, в которой были предложены еще и нарды, и шашки, и шахматы. Но это слишком нудно и долго. Накахара кивнул, садясь напротив Дазая. Тот умело перетасовал колоду карт, раздавая по шесть, в то время как Достоевский и Гоголь начали игру в мортал комбат. Классика жанра, но зато какая! Сперва все было тихо, Шатен собирал козыри, деля их наполовину с Чуей. Когда осталось лежать всего четыре карты, Кареглазый понял методом исключения, что у Голубоглазого из козырей исключительно девять и валет, так как дама держит колоду, а король и туз у него. Десятка вышла раньше. — Боже, ты невозможный! — Воскликнул Николай, когда Достоевский почти расправился с ним. Тот лишь усмехнулся, показывая, что так ему и надо. Дазай и Чуя тоже усмехнулись, как уже через полминуты на руках у Рыжего оказалась козырная дама и две непонятные карты, в то время как у Дазая осталось две некозырные десятки. — Такое ощущение, что ты наугад играешь. — Выдвинул свое предположение Шатен, глядя на порядком удивленного Чую. — Ты хочешь сказать, что ты так не делаешь? — Между ними повисла неловкая пауза, так как оба сидели в легком недоумении. В конце концов Шатен вздохнул, отрицательно покачав головой. — Ты, как цыгане, запоминаешь все карты что ли? — Подозрительно спросил Накахара, прищурившись. — Нет, до цыган мне еще далеко, а вот запоминать козыри — не такая уж сложная задача, с учетом того, что мы играем с двадцати четырьмя картами. — Честно ответил Дазай, вызывая неоднозначную реакцию со стороны Голубоглазого. Спустя пару мгновений тот лишь вздохнул обреченно, кивая, словно говоря: "Ладно-ладно, я понял" . — Федор, ты разыгрался явно! — В очередной раз возник Коля, когда его персонаж оказался поверженным. Адресат слов лишь развел руками, хихикнув, будто он не знает, о чем идет речь, да и вообще это не ему. — Дазай, давай ты со мной сыграешь? Иначе он совсем начнет неистовствовать! — Позвал на подмогу Беловолосый, слегка истерично и недовольно говоря все это. Кареглазый спокойно встал, садясь на место Достоевского. — Так уж и быть, Николай. Но я не силен в подобного рода играх, где нужна реакция. — Сразу же сознался Осаму, делая прогноз на свой проигрыш. Да и не знаком он с динамикой подобных игр. Тем временем Накахара стал играть партию с Федором. Опять же, понимая, что его шансы выиграть быстро и стремительно приравниваются к нулю. Достоевский был очень хорошо знаком с дураком, потому ему не составляло труда обводить Чую вокруг пальца, заставляя того выбрасывать свои собственные карты, чтобы он знал, что у него есть на руках. Учитель и студент были обречены на провал в данный момент, а потому отреагировали крайне спокойно, когда это и приключилось. — Ну хоть здесь победу взял! — Довольно и крайне воодушевленно произнес Николай, вскидывая руки вверх, потягиваясь. Шатен слегка виновато улыбнулся, так как фактически отдал победу без особых усилий, зная, что состязаться было полностью бесполезно. — Чуя, сменяй. — Произнес Кареглазый, прогоняя пораженного Накахару с его места, встречаясь с Федором в качестве противников. Второкурсник взял в руки джойстик, разминаясь. В этом типе игр ему не было равных, да и не могло быть. В боях он был непобедим. Тем временем Достоевский и Дазай перекидывались специфически подозрительными взглядами, благополучно отбивая прилетающие ответки. Пока Рыжий налегке играл с Николаем, у тех двоих происходила настоящая интеллектуальная битва, кто кого победит. Они пытаются не дать другому понять, что у них за карты, хотя у обоих на руках достаточно козырей. В самом конце Достоевский выкинул три валета, получая в ответ три дамы, одна из которых козырная. Впрочем, это ничья. Они посмотрели друг на друга, улыбнувшись. В комнате стояла жгучая атмосфера азарта, которой питались все присутствующие, будучи поглощенными и втянутыми в их игры. — Федор, надо возвращать должки. — Произнес многозначительно Накахара, выправляя побежденного Гоголя с дивана. Тот поплелся к Осаму, а Брюнет крайне самоуверенно сел на место Николая, взяв в руки джойстик. Новый соперник сидел с ухмылкой на лице, предвкушая крайне веселый бой, в то время как Кареглазый расслабился вместе с Колей, играя в карты как попало, делая вид, что он сам не понимает, как у Белокурого попадаются козыри или короли, которых тот сразу же теряет, если Дазай ходит. — А в подобных играх ты показываешь себя намного лучше, Накахара.— Озвучил мысли вслух Третьекурсник, напряженно тыкая на кнопки и зажимая нужные для осуществления ударов. Обладатель Фамилии, упомянутой во фразе, усмехнулся, поправляя. — Просто Чуя. — Он заметно нанес урон Достоевскому, заставив того удивиться не на шутку. Но тот не растерялся, продолжая держать себя в руках, стараясь распланировать каждое действие. Это было действительно интересным боем. В особенности когда здесь твой противник совершенно непредсказуем, а делать прогнозы на дальнейшее его передвижение нужно почти что моментально. Прошло не более пары минут, как Брюнет оказался поверженным практически в сухую. Голубоглазый же в глубине души ликовал, победно выпрямившись. — Дазай, милости прошу. — Позвал того Федор, меняясь местами. Дазай же прошел к дивану, садясь на место Достоевского. — Можно сразу засчитывать все мои три проигрыша. — С безысходностью промолвил Шатен, заходя в бой. — Да ладно тебе, вероятно, все не так уж и плохо.— Предпринял попытку утешить того Чуя, хотя и знал, что это бесполезно. Он уже с первых минут понял, что его Преподаватель никогда почти не играл в мортал комбат, из-за чего опыт у него почти нулевой, что не проходит мимо чужих глаз, особенно если это профессионал. Осаму фактически сразу сдался, так как уже на третьей минуте его персонаж оказался без половины здоровья, в то время как у Рыжего его осталось больше 70 процентов. Потому к седьмой минуте он окончательно лишил Дазая персонажа, убив его. — Тебя надо будет поучить играть, а то как-то совсем печально. — Если найдется время, конечно. — С прежней улыбкой ответил Осаму, ожидая, пока Достоевский сменит Накахару. Тот кивнул, утверждая, что будет еще время. Шатен вздохнул, в очередной раз заходя в бой, но уже с новым противником. — Еще семь минут позора. — С усмешкой констатировал факт Кареглазый, видя отчасти сочувствующую, или так показалось только ему, легкую улыбку на лице Брюнета. Разумеется, он его победил. Пришло время подвести итоги. Первое место у нас занял Накахара Чуя, победивший всех троих участников. На второе место отправился Достоевский Федор, победивший лишь Николая и Дазая. На третье место, соответственно, ушел Николай Гоголь, победивший только Осаму. Ну и сам Дазай Осаму занял свое законное последнее место, будучи тотально поверженным. Ничего не поделать, с каждым бывает. Юноши остались довольны игрой, чувствуя собственное удовлетворение сегодняшним вечером. У них оставалось еще двадцать минут, потому те решили сыграть в карты все вместе. С четырьмя игроками всегда начинается все самое веселое, с учетом того, что количество карт в колоде стало равно 56. Парни расселись в круг, раздавал Осаму. Сейчас была игра больше на удачу, нежели на логику. Вторая применима при таком количестве участников лишь тогда, когда остается один на один с другим человеком. В остальном она не шибко полезна, так как запоминать все карты крайне сложно, даже козыри. Как ни странно, первым вышел из игры именно Николай, которому жутко повезло в картах, да и вообще в том, что ему подкидывали. За ним прямиком вышел Достоевский, оставляя Дазая и Чую наедине сражаться. Вот здесь проблематично. Накахара тоже стал намного более осмотрительным и внимательным. Оставаясь в напряжении какое-то время, Рыжеволосый и Шатен вышли в очевидную ничью. У обоих были одинаково ни на что не годные карты, но они умудрились отбиться. А потому они победно переглянулись, улыбнувшись друг другу. Федор и Николай смотрели на это все со стороны, будучи довольно вымотанными, но заметили эту теплую атмосферу между Дазаем и Чуей. Парни стали приводить все в порядок, одеваясь и покидая игровую комнату, вновь спускаясь на рецепшн, оплачивая их два часа игр. С карточки оплатил Гоголь, но все неодобрительно на него посмотрели, впихнув ему еще и бумажные деньги от каждого отдельно. Понятное дело, принимать их он не хотел, однако спустя пару минут и тонны уговоров, согласился. Парни вышли на улицу, где их встретил резкий и холодный воздух, начиная расходиться по разные стороны. Что удивительно, что Николаю и Федору было на одну линию, а Дазаю и Чуе — на другую. Потому, дойдя до перекрестка, они распрощались. Был чудесный день, на самом деле. Несмотря на то, что Дазаю подпортила его приподнятое настроение специальность, сейчас это не ощущалось так сильно. Да и не привык он волочь это все за собой. А потому Преподаватель и студент спокойно пошли на нужную им станцию, поворачивая в сторону консерватории, так как станций поблизости никто из них не знал. — Федя, они точно лишь преподаватель и студент? — Неожиданно спросил Беловолосый, когда он и Федор зашли в метро. Тот выдохнул с улыбкой. — А что не так, Николай? — Поинтересовался Достоевский, глядя на нахмурившегося Гоголя, стоящего недалеко от него на перроне и перекатывающегося с пятки на носок. — Не знаю, но мое чутье мне подсказывает, что это не так. — Подозрительно уставившись на Брюнета в ответ, озвучил свою догадку Первокурсник, не перекрикивая приближающийся локомотив. Парни зашли и сели на места. Достоевский лишь загадочно улыбался, понимая, что это действительно слишком очевидно. Нет, он не скажет ему, что они живут вместе. Мало ли что. Если Они захотят, чтобы Николай знал, то сами расскажут. — Может и так. — Коротко обошелся Третьекурсник, глядя куда-то в пустоту. — И неужели ты совсем ничего не знаешь? — С неверием спросил Беловолосый, стараясь уличить Федора во лжи, но тот был непробиваемый. — Не-а, мне он ничего подобного не говорил. — Отмахнулся Брюнет, слыша разочарованный вздох со стороны.