Ascolta il cuore

Осаму посмотрел в виднеющееся лицо Накахары — если быть точнее, то в часть, не закрытую рыжими прядями —, отражающее абсолютное спокойствие и сдержанность. Второй не сразу заметил присутствие Дазая, потому пришлось помахать пару раз почти перед самыми глазами, прежде чем Юноша поднял голову, глядя на Шатена. Нельзя сказать наверняка, какая эмоция закралась в бездонных голубых глазах, но мимика лица не изображала ровным счетом ничего. Пустота. Можно было лишь сделать вывод, что Чуя не ожидал увидеть здесь нынешнего Преподавателя. Кареглазый не стал ничего спрашивать, безмолвно опускаясь на ступеньку рядом, ставя пакет с продуктами между ног, начиная разглядывать ту же точку, что и Рыжеволосый парень пару минут назад, пытаясь найти в ней хоть что-то примечательное, что смог увидеть его Ученик; попытки это сделать оказались безуспешны. Поразмыслив, Дазай тихо заговорил, стараясь не нарушать почти совершенной тишины интонациями его голоса. — Возвращение домой иногда может испортить даже, казалось бы, прекрасный день. — Накахара не отвечал, хотя данная реплика и не требовала ответа по задумке Осаму, однако Чуя действительно обратил свое внимание на голос Владельца высказывания. После этого тон сменился на более будничный. — Негоже это — сидеть у порога чужого дома. К тому же сейчас не настолько тепло, чтобы сидеть на лестничной клетке, где, между прочим, сильный сквозняк. — Третьекурсник поднялся с действительно холодных ступень лестницы, беря пакет в одну руку, становясь перед Рыжеволосым Парнем, протягивая свободную руку ему. Если он сейчас протянет руку в ответ, то это будет означать его номинальное согласие на предложение Дазая о помощи. Даже если оно было негласным, немым, все еще назвать это можно сугубо как «помощь». Глаза Второкурсника смотрели четко на Шатена, обдумывая каждое действие, затрагивая даже самый малейший жест. Мысли метались из стороны в сторону: насколько это будет правильным решением для него? Но упершись цепочкой размышлений в ее исток, вытекающий из квартиры и матери, Накахаре подумалось, что уж лучше быть здесь, чем нигде. Холодная рука Чуи оказалась в чуть менее холодной руке Осаму, вцепившись в нее, как в опору, чтобы не потерять равновесие. Рыжеволосый парень поднялся с холодного облицовочного камня или плитки, вникать не было надобности, равняясь с Кареглазым. Второй же придержал уголки губ, тянущиеся вверх от чувства внутренней победы и удовлетворения, выводя их в более тонкую полоску, поднимаясь по лестнице на свой этаж. Благо этот Парень решил посидеть прямо здесь, даже не спустившись на этаж ниже, но из поле зрения квартиры он исчез, спрятавшись за поворотом. Шатен открыл входную дверь ключом, впуская Второкурсника в квартиру, тот неуверенно зашел, вешая сумку за лямки на крючок, снимая обувь. Дазай щелкнул кнопку на чайнике, ставя его кипятиться. Он вышел в прихожую, жестом указывая Чуе пройти на кухню. Второкурсник, разумеется, пошел, садясь на табуретку около двери. Осаму быстрым движением расфасовал все купленное по полкам холодильника и ящикам, доставая две кружки. — Чай или кофе? — Чай. — Черный, зеленый? — Спросил Третьекурсник, достаточно оживленно демонстрируя коробки с пакетиками Накахаре. — Зеленый. — Без раздумий ответил Накахара, глядя на Педагога. Второй же кивнул, оборачиваясь к чашкам, слегка улыбаясь. Обычное дело. — Аллергия на бергамот или мяту? — На что Рыжеволосый отрицательно покачал головой, мол, нет. Заварив чай, Владелец квартиры поставил его перед Чуей, возвращаясь к холодильнику. — Лапша или сэндвич? — Я не хочу, благодарю. — Отозвался второй, пялясь куда-то на стол. — Я более чем уверен, что ты не ел с того момента, как пришел. А, чтобы ты понимал, на секундочку, прошло около 7 часов. Не хотелось бы обнаружить полутруп в своей квартире позднее, поэтому это был вопрос исключительно на выбор. Так что? — Настоял Шатен, с укором ударяя крепкой фалангой пальца по столешнице, издавая характерный звук. Вероятно, Рыжеволосый ощутил явный дискомфорт от столь сильной настоятельности своего Преподавателя, однако возражение где-то застряло в его горле. Хорошо, спорить и ругаться прямо сейчас никакого желания у него не было. В особенности если это его собственный Педагог, с которым он обязан работать еще какое-то время. — Лапша. — Наотмашь ответил Ученик, страдальчески вздыхая. Дазай, вновь мысленно перевернув листик на число «2:0», вернулся к приготовлению сегодняшнего ужина. После он водрузил коробку на стол, предлагая различные приправы, напористо пододвинув их к Чуе. Тот все же взял соус, спокойно погружая содержимое пакетика в коробку с едой. На улице давным-давно стемнело, потому Осаму, дабы не мусолить глаза ярким светом, включил только желтоватую подсветку по бокам кухни. Оба Юноши молча принялись за трапезу, не спеша нарушать воцарившуюся тишину. Атмосфера стояла не ахти, из-за чего Шатену приходилось вести себя крайне аккуратно и нерешительно. Он не настолько хорошо знает Накахару, чтобы поддержать его. Но за спрос ведь не бьют в нос? — Никогда не понимал таких родителей. — Тихо начал Дазай, всматриваясь в Рыжеволосого, тычущегося взглядом в эту несчастную коробку с едой, словно котенок. — Обычно именно они должны выполнять роль поддержки, а не кто-либо другой. В особенности в самом начале жизненного пути. — Продолжил Осаму, аккуратно лавируя между нечитаемыми эмоциями Ученика. Будто задень сейчас что-то важное, но неверное — всё полетит к чертовому дну. Юноша это понимал. Все же, даже имея низкий эмоциональный интеллект, Шатен не является слишком тугим в понимании подобного. Оставалось лишь гадать, когда он по неосторожности наступит не туда, и сломается ещё что-нибудь, кроме самого Чуи. — Отец постоянно в разъездах, зарабатывает деньги, куда ему, обеспечивая семью, смотреть ещё и за ребенком… Это печально. Не каждому даны оба родителя. Не каждому даны оба способные родителя. — Он намеренно сделал акцент на предпоследнем слове, с легкой нотой сочувствия глядя на Накахару. Ему однозначно не стоило говорить все эти слова. Что его сподвигло? Вопрос, разумеется, прекрасный. Похоже, какая-то мелкая часть Третьекурсника имеет нескончаемый дух протеста и возмущения, адресованный на сей раз родителям нового Подопечного. — Откуда ты знаешь? — Вдруг достаточно резко спросил Голубоглазый, оторвавши взгляд от еды. Казалось, он действительно не догадывался и не понимал, откуда Дазай мог взять эту информацию. — Успокойся, не пробивал я тебя по базе данных. — Это заявление лишь косвенно успокоило Рыжего, заставивши сменить глупое выражение лица на более подобающее. — Фукудзава вскользь упомянул про отца, когда стал вопрос, кто тебя повезет на конкурс. Несложно сложить два плюс два, когда он разговаривал по телефону и говорил, мол, придется ехать самому. — Уж лучше солгать, чем сказать честно, что его интерес к семье Накахары проявился в тот же момент, как только возникла заинтересованность к потенциалу и специфике пианиста, поэтому он знает немного больше, чем ему положено. И все же он не пробивал их по базе данных. Просто собирал факты, когда ещё смотрел, из чего слеплен конкретно этот Студент. И стоит подметить, что как только появляется новая притча во языцех, так сразу утекает огромное множество информации. — Мать тоже упоминал? — Слегка удивленно и недоверчиво вскинув брови, Накахара посмотрел на Дазая, интересуясь. Если быть честным, Рыжему совершенно не хотелось, чтобы кто-то знал о его семье. Он старается скрываться, попросту это отнюдь не всегда получается. — Нет, о матери я слышал от твоих однокурсников. — А вот это было уже правдой. До него действительно дошли слухи о том, что мать у этого гениального студента выпивает (в свое время он был не рад, что кто-то еще сравнил гениальность с этим). Кажется, раньше даже какая-то скандальная история приключилась, из-за чего неместный Студент нажил себе достаточно плохую репутацию в своем родном городе, поступив сразу в консерваторию уже в нынешнем. Да и в этом его не сильно-то и жаловали, если говорить об администрации заведения. Неизвестно, насколько эта информация правдива, но в любом случае слухи на пустом месте не берутся. Голубоглазый свел брови к переносице, будучи слегка недовольным тем, что поставлен в неловкое положение данными словами. И без слов понятно сокрытие подобных вещей Накахарой всеми силами, но студенты были гораздо более проворными. Поставить себя на место Рыжеволосого не сложно — сложно представить, что все глядят на тебя жалостливо, с таким мерзостным сочувствием, что хочется всем глаза выколоть. Не стоит и упоминать о лицемерии, постоянно проблескивающем тут и там на лицах у остальных окружающих. — Хорошо, допустим. — Чуя успокоился, все ещё хмурясь по этому поводу, доедая содержимое коробки. Более он не проронил ничего по этому поводу. Осаму не хотел показаться назойливым, спрашивая то, что ему, вероятно, знать не следует, потому просто прервал мысль, начавши говорить о всяких пустых вещах, шутливо жалуясь на учебники гармонии, напоминая о скором приходе весны. А ведь и впрямь, скоро должен полностью растаять снег с такой погодой. Юноши закончили с трапезой, Дазай скинул чашки в умывальник, идя в зал. Благо у него есть ещё один диван. Раскладной, между прочим. Там же и кровать. Это был не совсем зал, скорее комната, в которой можно было подселить еще кого-то в случае чего. Однако ранее ее использовал Шатен как кладовую для различных книг или нот. — Комната свободна, ванные принадлежности я положил на столешницу. Можешь воспользоваться моими домашними вещами, если захочешь, разумеется. — Он провел Голубоглазого в гостиную, спрашивая, нужно ли что-то ещё. — Есть ли у тебя зарядное Type-c? — Чуя не придавал значения тому, какая марка телефона у Осаму, потому спросил, есть ли нужный ему кабель. У Шатена таковой, как ни странно, оказался. Стоило применить его по назначению, из-за чего он его отдал в использование без раздумий. — Если что-то нужно будет, заходи в мою комнату, не переживай, я спать не буду. — Дазай прикрыл дверь, направляясь к своей комнате. В намерениях было дописать проект, начатый ранее, но он ещё и не успел позаниматься нормально. Что ж, ладно, второе он отложит на завтрашний день. Часы медленно тикали, стрелка подбиралась к двум часам ночи. Кареглазый не хотел мешать Чуе спать звуком клавиатуры, да и он старался как можно тише печатать всё нужное, следовательно, ничего не препятствовало его намерению оставаться тихим. Даже несмотря на факт превращения квартиры Третьекурсника во временное пристанище для курса помладше, уважение должно проявляться всегда. Юноша не смог доделать его прямо сейчас, голова уже не соображала, хотя оставалось не так уж и много, если судить по его изначальной задумке. Голова опустилась на стол под собственной тяжестью на руку, наушники все ещё легко сжимают череп, а в них безустанно звучит мелодия на повторе. Экран ноутбука слегка тухнет, оповещая о длительном бездействии. Устроившись на стуле поудобнее, Осаму позабыл о таком слове, как «кровать» и «подушка», коей послужила собственная рука и большие наушники, являясь не самой удобной альтернативой. Чуя заметил приглушенный свет в комнате Дазая, пока время стремительно близилось к утру. Юноша часто беспричинно просыпается посреди ночи. Накахара аккуратно покинул свою комнату, подходя к хозяевской. Заприметив темные волосы, беспорядочно распластавшиеся по всей поверхности столешницы, он тихо подошел, питая сомнения по поводу удобства этой позы для сна, параллельно усмехаясь упорству педагога. Сказал ведь, спать не будет. Подумав секунду, Парень взял с кровати плед, одним движением накинув его на Осаму, стараясь неприметно закрыть экран ноутбука. После Рыжеволосый нашел взглядом выключатель для настольной лампы, перед этим отдавая свое внимание лежащим на ее ножке очкам в тонкой темной оправе. Тщательно осмотрев их с расстояния, Чуя все же одним аккуратным движением перещёлкнул почти бесшумным действием выключатель, гася свет, затем вновь направляясь в свою временную комнату. Данный жест можно счесть проявлением благодарности Третьекурснику. Поутру Дазай вновь пожалел о своей лени, даже не удостоившись чести сменить позу и лечь на более мягкую поверхность. Шея неприятно гудела, так и вопя о том, какой же он идиот. Благо руки не болят, уже прогресс. Почему они не болят? Мелькнувший в голове вопрос заставил Осаму открыть глаза, осознавая, что он сидит-лежит в пледе. Обуженный ото сна, Парень предпринял попытку встать, однако через мгновение Юноша пожалел о своем импульсе из-за затекших ног. Чуть позже, все же взяв контроль над своим телом, Осаму смог подняться, оставляя плед покоиться на стуле. Он не помнил, как уснул, потому и смущать его ничего не должно. Кареглазый закрыл дверь в комнату, в которой спал Чуя, удаляясь на кухню с целью сделать кофе. Дазай старался не шуметь, так как несмотря на неплохую шумоизоляцию в его доме, он все еще мог чем-нибудь загреметь. Это его атрибут — нарушать покой всех окружающих, чего, на удивление, в этот раз не случилось. Проплывая на кухню, Шатен включил кофеварку греться, чье включение было сопровождено характерным писком. К сожалению, без него никуда. Спустя достаточно короткий промежуток времени заспанный Накахара показался на кухне, садясь на табурет около стола. — Утро. Кофе сделать? — Спросил Осаму, кивком головы указывая на работающий аппарат. — Не отказался бы. — Сонный голос владельца еще не пришел в норму для нормального тембра. В квартире было достаточно холодно для того, чтобы заставлять находящихся в ней отрывать ноги от пола, надеясь найти им покой где-нибудь в месте потеплее. — С молоком? — И с сахаром. — завершил Рыжеволосый за него, отчасти дружелюбно, едва заметно улыбаясь. Сегодня он в лучшем расположении духа. Или это можно счесть на то, что сейчас утро? В любом случае видеть его в здравии было наилучшим исходом. — Понял. Я надеюсь, тебя не потревожили соседи этажом ниже? Они любят устраивать скандалы с утра пораньше. — Поинтересовался Осаму, не отвлекаясь от дела. — Нет. Просто уже довольно поздно для того, чтобы спать. — Отозвался Второкурсник, глядя на наручные OLED часы. — Уже 12, как-никак. — А выглядит так, будто еще раннее утро. — Несомненно, Дазай был прав. Погода была хмурая и пасмурная, обещался дождь целый день. Шатена устраивала любая погода, главное не снег. Он всегда задувает в лицо и портит всю прическу. Вот этого он не переносит. Спустя пару мгновений Учитель поставил кружку с кофе рядом с Чуей на столе. — На телефоне около 20 пропущенных от матери. Твои ставки, насколько это страшно? — Выдал Накахара с долей насмешки, словно это игра. Ясное дело, это лишь на словах звучало легко и непринужденно. — По десятибалльной шкале? — Ещё раз Уточнил Дазай, задумываясь после того, как Рыжеволосый кивнул. — Около 8/10. — Я склоняюсь в сторону 9. — Отозвался Второй почти сразу после ответа. — Как ты видишь, квартира у меня свободная. Если возникает такая проблема, то ты можешь… — Юноша взял паузу, смотря на Голубоглазого. — Приходить сюда. Комната всегда свободна. — Несмотря на наличие конкуренции между ними, все же Дазай был дружелюбно настроен. Здоровая конкуренция ведь намного лучше той, грязной и искрометной, не так ли? — Буду иметь в виду. — Тихо буркнул Накахара, уставившись в свою кружку. Он не привык к тому, чтобы по отношению к нему кто-то проявлял подобную снисходительность и добросердечие. — Мне просто интересно, ты всегда такой добрый? Типа, «пустить незнакомца в дом? Нет проблем! Спать с ним под одной крышей без защиты? Ерунда!», выглядит как минимум странно. Мало ли маньяк заявится. — Чуя с легким интересом вглядывался в нечитаемое лицо Осаму, который думал над ответом. Просто… Пустить Студента к себе в квартиру было само собой разумеющимся решением, как бы даже не имеющим никаких возражений или «а если…». Сам же Рыжеволосый такого не одобрял, хотя, возможно, поступил бы аналогично. Признавать это не было абсолютно никакого желания. — Тебя ведь я в лицо знаю. Разумеется, что просто с улицы человека я не подберу, но пустить переночевать знакомого в моих силах. — Честно ответил Дазай на вопрос Второкурсника, сводя брови к переносице из-за довольно неоднозначного вопроса. Бывают люди, с которыми есть некий «коннект», он чувствуется сразу в таких случаях, а есть те, с кем его нет, и это, опять же, чувствуется. Со многими сверстниками из консерватории Шатен ощущал этот самый «коннект», Накахара не стал исключением. Несмотря на колючую наружность, Голубоглазый не был настолько агрессивным, как это предполагалось и ожидалось с самого начала. Огромное множество комфортных учащихся было разбросано по всей консерватории, просто их нужно было найти. Все же далеко не все ведь являются отбитыми ублюдками. А объяснять эти ощущения на пальцах — так себе идея. Рыжий не ответил ничего, лишь слегка кивнув в знак того, что он услышал Осаму. — Спасибо за кофе. — Произнес Ученик, вставая с места и надвигаясь к мойке. — Оставь, я сам позже помою. — Мне не сложно. — Чуя расценил данную помощь как возвратную, соответственно, Он теперь был перед Дазаем в долгу. И просто так оставить посуду он не мог, чисто из собственных соображений и совести, принимаясь мыть несчастную чашку. Закончив с этим, он поблагодарил Осаму ещё раз за кофе, удалившись в комнату. Ему нужно уходить, иначе мать совсем будет злиться. Быстрые сборы, и Накахара уже проверял содержимое сумки в коридоре, слыша звук застегивания молнии где-то сверху. Юноша поднял голову, глядя на собирающегося Шатена, твердо намеренного идти с ним. — Это не обязательно делать. Я не маленький мальчик. —А Объяснять, где ты ночевал, кто будет? — Встрял Дазай, ожидая Рыжеволосого, пока тот закончит одеваться. Осаму мог представить, что должно ожидать Второкурсника в квартире, а вчерашнее состояние Ученика ему не то чтобы понравилось. После они вышли из помещения, первый же положил ключи от квартиры в карман, вызывая лифт. — Это не так страшно. — Если она, увы и ах, не отошла от своих истерий, ничего не поделать. Не хочу потом видеть Студента с синяками. Я, возможно, впечатлительный. — Пояснил Кареглазый достаточно абстрактно и саркастично, заходя в лифт вместе с Чуей, не упоминая того, кого он имеет ввиду, но и без этого было понятно. Данное возражение больше было похоже на упрек, небеспочвенно появившийся. — Я похож на хлюпика? — Буркнул номинально Младший, желая уже было разжечь небольшую перепалку, как его заставили прерваться двери открывшегося лифта, впуская соседей Шатена в кабину. Спустившись, Юноши шли нога в ногу к станции метро. Было множество свободных мест, потому они сели рядом, разговаривая о чем-то. Вскоре Рыжий встал, кивком головы указывая на выход, что означало, что на следующей станции они выходят. Не то чтобы Накахара не пытался отнекиваться от порыва довести его домой, совсем наоборот. Просто Дазай слишком упрям. Но и Голубоглазый не отставал в этом качестве. — Никогда не любил этот район, ассоциируется с чем-то криминальным. — Вставил вдруг Осаму, озираясь по сторонам. Они почти подошли к квартире Чуи. В его доме не было лифта, так как он был невысок. Впрочем, напоминает дом его родителей. Самая обычная хрущевка. — Раньше этот район действительно носил дурную славу. Но ничего не поделать. Зато могу всем говорить, что я сын криминального района.— С ухмылкой ответил Рыжеволосый, преисполнившись чувством собственного достоинства, скрывая за этим свою нервозность. Выдавала его лишь привычка легко покусывать собственные губы и постоянный процесс дергания края пальто. Зашедши в старый подъезд благодаря ключам, Накахара решительно направился на свой этаж — пятый. Нет, он шел не быстро, не совсем уверенно, но решительно. — Как твоих родителей хотя бы зовут? — Резко одумался Дазай, стоя уже рядом с Накахарой перед его дверью, схватив его за руку перед тем, как он собирался позвонить в звонок. Он бы мог и просто открыть ключами дверь, однако после таких «проколов» хочешь ты или не хочешь, а нужно стараться быть повежливее с матерью. Даже если она является последним человеком, к кому Голубоглазый бы проявил сочувствие. — Мать зовут Фуку. — Ответил Чуя, вырывая руку из хватки, все же нажимая на дверной звонок. Сразу после послышались шаги с обратной стороны, Осаму специально стал вне поле зрения дверного глазка. Звук щелчка замка был хорошо слышен по всему этажу. За только что открытой дверью показалась невысокая женщина, ростом немногим выше Чуи, возможно даже идентичного. Волосы собраны в небрежном пучке на затылке, Синяки под глазами говорят об отсутствии сна у этой персоны, либо же являются ярким последствием ее алкоголизма. Небольшие глазенки оббежали сначала всего Накахару, собираясь уже было что-то сказать, и это что-то намеревалось быть явно не самого приятного содержания, как женщина заприметила незнакомую для нее фигуру. — Ты ещё кто? — Скептически приподняв бровь, поинтересовалась темноволосая женщина с осунувшимся лицом. Да уж, тон был отнюдь не приветственный. — Позвольте представиться, Дазай Осаму. — Шатен широким жестом выказал мнимое уважение к появившейся даме, пытаясь сдерживать улыбку. — Я нынешний педагог Вашего Сына. — Казалось, эта личность ему не шибко верила. Несомненно, Кареглазому неоднократно говорили, что его внешний вид не внушает доверия, но чтобы проверять это на практике… Придется в этом убедиться. — Отлично. Приятно познакомиться. — Небрежно кинула в ответ Мать, обращаясь вновь к Чуе. — Так зачем он здесь? И почему ты снова не ночевал дома? — Накахара вновь хотел было что-то произнести, но его перебила собственная мать. — А, я поняла, ты хочешь сказать, что ночевал у него? — Женщина кивнула головой в сторону Педагога Рыжеволосого с неким отвращением на лице. — Мам, я действительно… — Накахаре не дали договорить, как родственница совершила попытку дать Голубоглазому пощечину, занесши руку, которую Осаму тотчас перехватил, пытаясь разрядить обстановку между членами семьи. — Он действительно ночевал у меня. Мы закончили занятие очень поздно, потому отпускать его одного я не хотел, к тому же мы пропустили последний поезд. Никогда нельзя предугадать, кого Вы встретите в том или ином переулке или перекрестке. — Юноша аккуратно отпустил запястье женщины, театрально разводя плечами и изображая искреннее беспокойство по этому поводу. — Потому я позволил ему остаться в моей свободной комнате. — Своими речами и повадками Дазай прибавил себе лишних пять лет возраста так точно, что посеяло небольшое семя доверия в темноволосой женщине напротив. Чуя заметно стушевался, подавив свое желание грубо ответить матери, все ещё стоя рядом с Осаму. Нет, он мог за себя постоять, просто… Много причин на то, чтобы этого не делать. — Ладно. Спасибо, что доставили его в целости и сохранности, можете идти. — Поспешила распрощаться Мать с Шатеном, не проявляя никакой искренности, но тот добавил. — Если в следующий раз Чуя не будет поздно вечером дома, то он, скорее всего, останется у меня. Возьмите мой номер на всякий случай. — Дазай тут же вложил в руку Фуку бумажку с его собственным номером телефона, проявляя уважение на почти насмешливую благодарность Женщины на «доставку» ее Сына. Та лишь поджала губы и молча приняла бумагу, почти затаскивая Накахару внутрь квартиры, словно мать котенка за шкирку. — Чуя, напиши, как следующий раз сможешь прийти. — Бросил Дазай для уверенности, едва заметно кланяясь ещё раз чужому опекуну в ответ. — Замечательного дня. — И Вам. — Накахара захлопнула за собой входную дверь, заходя в квартиру, Осаму же стал спускаться по лестнице вниз, параллельно печатая сообщение Чуе, стараясь избавиться от крайне неприятного впечатления об опекуне. Д: «Если что-то будет не так, звони или пиши.» Он отправил его, получая ответ спустя пару минут, уже садясь в метро. Ч: «Зачем ты это выкинул?» Д: «А что не так? Матери не понравилось?(» Ч: «Не знаю как матери, но что это ещё за «останется у меня»?» Д: «Истину ведь сказал. Главное: говорить уверенно. Остальное на харизме.» Ч: «Я заметил, какая у тебя харизма.» Д: «Зато эффективно.» Ч: «В любом случае спасибо.» Д: «Не за что.» На этом Юноша убрал телефон в карман, включая наушники. Он расслабленно прислонился спиной к сиденью, наблюдая за изредка заходящими в вагон людьми. Редко кто-то садится именно в последние вагоны. Он задумался о том, чтобы прогуляться некоторое время, так как погода была не самая отвратительная. Лицо обдувал ветер, приобретающий теплые порывы, становясь более подобающими весне. Шатен вышел из метро, предаваясь этим порывам, двигаясь им навстречу, пронизывающим насквозь. Парень одиноко двигался по пустой аллее, небо затянуто серой ширмой без единого намека на солнце. Темноватые облака плыли так далеко, так неуловимо, создавая плавные узоры на таком монотонном полотне. Неподалеку машины двигались по шоссе, превышая скоростные ограничения, отдавая импульсы движения асфальту. Юноша медленно двигался, наслаждаясь мелодией в наушниках, играющей неназойливо. Средь голых деревьев изредка мелькали птицы, тут же спешащие улететь от этого ужасающего леса в более благоприятную обстановку. Коричневые волнистые пряди развивались на ветру, попадая в лицо, настойчиво отказываясь лететь в другие стороны, мешая обзору. Он незаметно дошел к своему дому, словно просыпаясь от того, как долго он шел. Никаких сообщений ему не пришло, а если они и были, то они все улетели в шторку под названием «не беспокоить». Зашедши в квартиру, Дазай снял обувь, проходя вглубь, открывая окно и впуская свежий воздух в комнату с синтезатором. Настроение было на нуле, увы, он не хотел ничего. Впервые за полгода Кареглазый испытал чувство скуки, словно ему действительно нечего делать. За это он ненавидит каникулы. Чтобы отвлечь себя хоть чем-то, он сел за фортепиано, начиная импровизировать под стать небу. Машинные скрежеты колес, рев моторов мотоциклов (даже если сейчас зима, находятся такие индивиды, гоняющие на них) и непрекращающиеся гудки дополняли атмосферу, подчеркивая то, насколько много шума в днях. Придумавши пару мотивов Он вновь уселся за ноутбук, начиная записывать то, что придумал пару мгновений назад. О да, у него было вдохновение, оно преследовало его повсюду, он видел его везде: в небе, проезжающих машинах, молчании — всё говорило о том, что Дазай сегодня просто обязан завершить свою многочасовую работу. Под резким порывом он довольно быстро завершил проект, не прошло и трех часов, как основная партия была написана. Настал момент переслушать это всё чтобы точно понять, все ли он сделал. Шатен поставил мелодию на повтор, уходя на кухню с намерением включить чайник. Да, музыка передала то, что хотел сказать Осаму. Оказавшись полностью соответствующим ожиданиям, трек стал сохраненным в дальнюю папку компьютера. Если быть точнее, он оказался выгруженным в истории во всех возможных социальных сетях, просто потому что это уже привычное для Шатена действие. Он уж и не вспомнит, когда конкретно обрел ее. Однажды Парень просто выложил на просторы интернета свои самые первые работы, получил много различных похвал, вот и продолжил. Хотя самому ему редко нравилось его творчество. Всегда в нем чего-то не хватало. То ему мало семи нот, то темп не тот, то ритм ему не ложится, то мало насыщенности в звуке. Приходится смиряться с этим, закрывая глаза на явную недостачу чего бы то ни было, во имя своих же нервов.

***

— Молодец, ты многое сделал за пару дней. Уже намного лучше, даже звучишь порядком легче. — Комментировал Дазай, стоя за спиной у Накахары, который был сосредоточен на игре. Второкурсник и впрямь сделал довольно сильный скачок в программе, что не могло не радовать. Уголки губ Рыжеволосого слегка приподнялись выше, едва заметно, а владелец кивнул, немо благодаря за признание его продвижения. Он действительно старался, и это дало свои плоды. — Не хочешь прогуляться? Погода чудная. — Сказал Осаму, глядя в окно. Солнце вскоре должно было покинуть свое дневное место, потому Шатен хотел бы выйти из дома до прихода заката. — Почему бы и нет? — Выдохнув, ответил Рыжеволосый, убирая руки с клавиатуры фортепиано. — Тогда пошли. — Кареглазый вышел в коридор вместе с Накахарой, надевая свое излюбленное пальто. Студенты выдвинулись к парку, простирающемуся рядом с пристанью. Там же есть и место, где можно посидеть. Поначалу они шли тихо, попросту наслаждаясь видом; после завязался небольшой диалог. — Ты вообще когда успеваешь заниматься, если почти каждый день ты занимаешься со мной с обеда до позднего вечера? — Спросил Чуя, идя рядом с Дазаем. Тот лишь усмехнулся, томя с ответом. — Я сейчас не так много занимаюсь, как раньше. В этом нет твоей вины, так получается. — Отрапортовал Шатен, явно опережая вопрос Второкурсника. — Моя нынешняя программа требует больше времени для анализа и осмысления, чем предыдущие. — Произнес он с ноткой обреченности, что не ускользнуло от Накахары. — Что у тебя за произведения? — Спустя пару мгновений произнес Голубоглазый, всматриваясь в лицо Дазая. На лице второго мелькала задумчивость по данному поводу. — Баллада Шопена. Вторая. — Он со вздохом произнес это, поворачивая голову к Ученику. — Сущее наказание, честное слово. Не то чтобы у меня были проблемы с техникой… Проблема с восприятием по большей части. — Он взял небольшую паузу, продолжая. — Юкичи решил надо мной поиздеваться, заставляя играть эту чертовщину. А где мое излюбленное «быстро, громко и не вместе»? — С сарказмом продолжил Студент, затем вновь сменяя манеру на более серьезную. — Не могу понять, почему Фукудзава дал мне именно это произведение, в равной степени, как и почему он дал тебе Листа, когда знал, что так быстро переделать технику фактически невозможно. — Провел своеобразную параллель Осаму. Диалог получался откровенным для обоих, если сравнивать с предыдущими. Но и ни для кого не было секретом, что Кареглазый всю свою консерваторию был технарем, а не музыкантом, хотя это довольно умело скрывалось. — Он любит измываться над учениками, я уже это понял за полтора года обучения у него. — Слегка насупленно закончил Чуя за Третьекурсника. Да, у каждого ученика Фукудзавы были отдельные претензии к нему. Это уже было аксиомой. — Видел как-то первокурсницу, ее занятие стоит перед моим, так она, судя по ее выражению лица, была готова убить каждого, кто сейчас неровно подышит рядом. Нет, мне, конечно, говорили, что консерватория до добра не доводит, но чтобы в такой степени… — Действительно. А, так вот про кого мне говорил Фукудзава, что девушка «с характером». — Юноша усмехнулся, когда к нему пришло осознание, на кого именно жаловался его педагог. Потому что Юкичи именно так ее и описал: «мечет искры из глаз». — Последний курс вообще старается не трогать Фукудзаву, честно говоря, иногда кажется, что они его попросту боятся. А-ля «не буду его трогать— он не тронет меня», но так не всегда работает. — Осаму развел руками в беззащитном жесте, подтверждая нерабочее состояние такой схемы. — Я бы сказал, с Фукудзавой вообще ничего не работает. Непредсказуемый человек. — Усмехнулся Накахара, поправляя свой плащ. Он не был плохого мнения об этом Беловолосом, проникнут уважением, как и любой другой, но это не отменяет факта постоянного минного поля. И это хождение по тонкой грани с вечным: «угадай, что сегодня выкину», выматывает. — С ним даже не договоришься! Он просто поставил меня перед фактом того, что я теперь должен тебя обучать. Будто я этому так рад. Да, я прямо-таки скачу от счастья. — Слегка разочарованно произнес Шатен, глядя куда-то вперед и слегка в небо. — Как его только остальные профессора терпят… — Задумчиво провозгласил свой вопрос в воздух Рыжеволосый, затихая. Между ними повисла тишина, не доставляющая совершенно никакого дискомфорта. Оба Юноши шли по этому парку, который также является частью набережной, безмолвно наблюдая за внезапно ставшим темно-серым и темно-синим небом, улавливая поднимающийся ветер, колышущий ветви деревьев. Они дошли до самой пристани, Дазай тут же повернул на нее, указывая жестом головы. Чуя последовал за ним. —Ветер холодный. — Безэмоционально констатировал факт Осаму, устремляясь взглядом на голубую волнующуюся гладь, куда-то ближе к горизонту, где виднелись лучи солнца, которое пряталось за наступающими облаками, отпуская некоторые лучи на волны. — Смотри, как бы не сдуло. — Юноша и здесь не упустил момента попытаться подстегнуть Рыжего, однако вместо бурной реакции тот лишь цыкнул. — Зима. — Аналогично ответил Накахара, глядя на усаживающегося на край построения Кареглазого. — Переростков простуда не берет, как я понимаю? — Полностью копируя манеру фраз Преподавателя, Чуя не желал проигрывать данный бой столь легко. — Здесь не так уж и холодно, чтобы мое великолепие замерзло. — Отбился Учитель, свешивая ноги вниз, так, что они не достают до воды, а лишь колышутся над ней. — Зато так спокойней. — Он кивком головы предложил Чуе сесть, от чего тот не отказался и точно так же уселся на край пристани рядом, правда, подгибая ноги под себя, а не свешивая их на произвол судьбы. Второкурснику хотелось подшутить на счет того, что если Дазай продолжит так безалаберно сидеть, то его в скором времени рыба на дно утащит. Но Голубоглазый воздержался от сравнения Шатена с семейством скумбриевых. — Надеюсь теперь маленькие пальчики могут нормально играть. — Кареглазый просто не мог оставить эту затею, придумывая самые бредовые фразы, только чтобы позлить Студента. — Надеюсь теперь мистер-ты-не-так-играешь будет доволен. — Парировал Рыжеволосый с пренебрежением, поворачивая голову к Дазаю. Третьекурсник вскинул руки в сдающемся жесте, теперь его все устраивало. Прохладный ветер обволакивал лицо, заставляя пряди развиваться на ветру. Огненно-рыжие волосы не теряли свою яркость ни на миг. — Ну он подумает. — Юноша улыбнулся, провожая взглядом горизонт и волны, оставляя тему раствориться в атмосфере. — Как у тебя продвигается программа в плане текстов? — Наконец нарушил тишину Накахара, интересуясь прогрессом собственного педагога. — Пока что, откровенно говоря, никак. Тексты учу, а что насчет передачи посыла… — Он с укором глядел вдаль, словно был раздражен данным фактом. — Честно, не могу понять лишь одной вещи. С какой стати Фукудзава с таким рвением дал мне балладу Шопена, когда очевидно, что я не могу так плавно передать посыл? Почему нельзя просто смириться с тем, что я не обладаю должной... спецификой? — Привычка никогда не говорить напрямую об отсутствии музыкальности была с Парнем всегда. Шатен раздраженно помассировал виски, прикрывая глаза. Он мог повторять этот вопрос бесконечно много раз, словно надеясь в один прекрасный день, что ответ ему попросту свалится на голову, словно яблоко на Эйнштейна. Даже если оно ему не падало, вдруг на Дазая снизойдет озарения, что он прямо восторженно закричит: «Эврика!», а после просветления пойдет всем рассказывать, почему же его так мучают, и чем же он так провинился в прошлой жизни, что карма до сих пор его осаждает. — Ты учишься на третьем курсе консерватории, самый лучший студент-пианист, а у тебя ещё возникают какие-то сомнения? — Возразил Накахара, которому было довольно сложно это объяснить. Ведь Чуя не глупый, он прекрасно видит истинные причины, по которым Шатен не может перешагнуть через себя. Озвучивать он их, само собой разумеется, не собирался. — Наверное… Да? — Отчасти подавленно, тихим тоном возник Кареглазый, выпрямляясь и переводя взгляд на Чую. — Может быть, что в технике мне нет равных, но это же лишь техническая часть исполнения. Нет этого, знаешь, «вау» эффекта. Есть те, кто играют простые произведения, но крайне стильно, со вкусом — это у них идет из души, как говорят многие, а есть те, которые не смогут сыграть простое произведение с таким же успехом, потому что они не произведут фурора, не окажут никакого влияния на слушателя. К моему собственному несчастью, я не обладаю первым качеством. — Завершил Осаму, беззаботно глядя на Рыжеволосого, реакцию которого он не мог предугадать прямо сейчас, болтая ногами над водной гладью. Конечно, тон голоса так и говорил, что все это неважно, так, ерунда. Хотя на самом деле это, вероятно, было одной из его серьезных личных проблем. И именно Чуя оставался для него загадкой. Ведь обычно легко понять реакцию человека на сказанное: достаточно провести с ним около 20 минут для того, чтобы составить психологический портрет. А здесь… Ты не знаешь, когда оно выстрелит, скажем так. Голубоглазый лишь понимающе кивнул, собираясь что-то говорить дальше, явно желая развивать эту тему, но все еще сидел, осекшись. — Ясно. — Голубоглазый парень только прикусил язык, пытаясь забыть о том, что он хотел бы дальше сказать. Разумеется, он понимал всю бессмысленность действия говорить что-либо человеку со своим сформировавшимся мнением, тем более когда ты являешься ему фактически никем, так ещё и в глазах можешь показаться дилетантом, просто потому, что ты учишься меньше его. Допытливый взгляд продолжал изучать профиль Шатена, все еще таращащегося куда-то вдаль, совершенно не замечая своих эмоций на лице. Да, было бы легче поставить вопрос: «а были ли они вообще?», чем попытаться утвердительно сказать, что присутствует в этом бесцельном взгляде Дазая. — Ты говорил с ним на эту тему? — Конечно! Я был безумно возмущен, увидев те ноты, что он мне предложил. — Он на секунду оторвался от созерцания горизонта и морской глади, переводя взгляд на Накахару. Оба присутствующие здесь прекрасно знали, как это — разговаривать с Фукудзавой или пытаться отказаться от той или иной затеи. — Но он лишь покачал головой со словами «Тебе нужно учиться играть и такое». — Слегка раздраженно ответил Осаму, возвращающийся вновь в свои мысли. Пародировать тон Профессора у Парня получалось отменно, ничего не сказать. — Профессор иногда творит необъяснимые вещи. — Сухо прокомментировал Чуя, пытаясь прокрутить в своей голове темы для разговора. Здесь он понял, что ведь сам Дазая он знает довольно давно, с самых-самых начальных конкурсов. Он слышал его далеко не раз и не два, каждый из которых был наполнен чувством восхищения маленького голубоглазого Мальчишки, который мечтал однажды стать таким же, как тот талантливый пианист, от игры которого захватывало дух. — Я тебя помню ещё с детства. Раньше ты был абсолютно другим. — Вырвались мысли Накахары тихо, не слишком нарушая ту же гнетущую тишину. Почему он вдруг резко заговорил об этом? Ему самому хотелось бы знать. — Я совершенно не про то, что взросление — плохо, или что-то в этом роде. — Шатен лишь понимающе кивнул, ничего не отвечая. Рыжеволосый Парень уж подумал, что задел его своим языком, однако после тот стал говорить. — Раньше я играл весьма беспорядочно. Мои произведения были полны осечек, грязных нот, цепляний, а это очень мешало на конкурсах, сам ведь знаешь, как иногда валит жюри. И после такого случая пришло понимание, что стоит прекращать ломать комедию и заняться чистотой каждой ноты. — Спокойно разъяснял Дазай, глядя себе под ноги, где расплывались небольшие круги на воде, хоть и не от него. Казалось, он больше не собирался говорить, но все же он продолжил. — Тогда я исчез с конкурсов на год, оттачивая все, что только можно было. Всякое бывало. Но я пришел к тому, куда поставил цель. — Завершил, наконец, на открытой ноте Осаму, приподнимаясь с сооружения. Слова хоть и выражали всю историю нынешнего Пианиста-технаря, однако все еще были чересчур пустыми. Ни о чем. Можно было заметить, что Кареглазый крайне не любил разговаривать о самом себе открыто. Не в его компетенции. В мыслях звучала недоговоренная пара слов, но ее пришлось проглотить окончательно, заставив ее углубиться внутри тела, связавшись еще одним узлом. Юноша вновь вышел на дорожку, кивая головой Чуе, дабы тот тоже поторапливался. Накахара не отвечал. Казалось, все комментарии вылетели у него из головы, а более произнести что-либо не представлялось возможным. Рыжеволосый и подумать не мог, что вообще могло приключиться с одаренным пианистом за эти пару лет, что он не следил за Осаму. Он задавал вопросы, совершенно не рассчитывая на полноценный ответ, а уж тем более честность, затрагивающую какую-никакую, а часть жизни Шатена. Потому ему потребовалось пару мгновений для того, чтобы он пришел в себя, а затем выдвинулся за Дазаем. Рыжеволосого поразило, что Шатен не задавал никаких вопросов в ответ. Но это, наверное, было и к лучшему для Голубоглазого. Не хотелось бы портить прелестную прогулку дотошными расспросами о прошлом, а уж тем более о прошлом самого Накахары. Да, тема осталась висеть в воздухе, как бы то ни было, однако же ответа на нее не ожидалось с обеих сторон. Студенты немо шли дальше, глядя на невесть откуда взявшуюся, распространяющуюся чернь по небу, заполоняющую понемногу весь небосвод, из-за чего стало заметно темнее, а затем и вовсе стал накрапывать дождь. — Я не горю желанием промокнуть. — прокомментировал Чуя, словно насмехаясь над погодой, коря за то, что дождь действительно пошел. — В таком случае нам стоит подождать в каком-нибудь кафе. Мы довольно далеко от дома. — Отозвался Дазай, вглядываясь в небо. Он пытался увидеть хоть какой-то намек на скорое окончание неблагоприятной для обоих погоды. К их счастью, к началу сильного ливня они успели добраться до первого кафетерия. Да, они лишь слегка вымокли, из-за чего выглядели крайне смешно, словно псины. У студентов предательски вились волосы от влажности, что они, как ни странно, совершенно не любили. В этом они были схожи, как и, наверное, большинство людей заодно. Из-за распоряжения погоды заметно похолодало, хоть было и без того холодно. Но шел именно дождь, а не снег. Все же уже было почти начало февраля. Они сели за стол, снимая свое пальто и кладя его сзади себя, на спинку высоких причудливых диванчиков. — Карликам только растишку? — Спросил Дазай с ехидством, вставая со своего места, судя по направлению, идя в сторону стойки для оплаты и покупки напитков. О да, он определенно будет продолжать выносить Голубоглазому мозг своими до боли тупыми и просто идиотскими комментариями. Невероятно идиотскими. — Псинам только с миски внизу. — Парировал Рыжий, вставая вместе с Осаму, но тот жестом усадил его обратно. — Сиди, мало ли потом маргиналом станешь, будешь вспоминать, как когда-то давно потратил свои драгоценные деньги в кафе, когда мог воспользоваться бесплатной услугой. — С язвительной улыбкой произнес Шатен спокойным голосом, словно это само собой разумеется. — Не быстрее тебя. — Отозвался Накахара вслед Дазаю, который пошел оплачивать кофе для обоих. Второкурснику даже не требовалось называть свой заказ, чтобы Осаму безошибочно взял латте. Пока бариста делал кофе, тот успел с ним заговорить, расспрашивая о том о сем. Затем Кареглазый вернулся, водрузив стаканчики с кофе на стол, пододвинув напиток Чуи к нему. Тут же Третьекурсник протянул и пакетики с сахаром, комментируя. — Я попросил не добавлять сахар, так как не знаю твоих предпочтений. — Сам он взял что-то наподобие Рафа с лавандой или мятой, Рыжеволосый не разобрал. «Даже здесь умудрился он быть с извращенным вкусом» — усмехнулся Накахара у себя в мыслях, а Осаму, словно прочитав это, нарочито сказал. — За вкусы не судят. — И в мыслях не было. — Насмешливо ответил Второкурсник, засыпая себе сахар в напиток. По своей привычке, это был лишь один пакетик. Наверное, Голубоглазый студент не был столь извращен во вкусах лишь потому, что попросту не пил настолько много кофе, чтобы пробовать что-либо, кроме самого классического. Наверняка сказать нельзя, но, будь у него больше времени и средств, он определенно нашел бы то самое, подходящее ему по всем стандартам. Сидя за столиком у самого окна, в углу помещения, Юноши сидели без любых слов. И это далеко не потому, что у них не было тем для разговора. Они-то, как раз-таки, были. Но вот желания проявлять инициативу в беседе никто не хотел. Повернувши голову к окну, оба разглядывали не слишком оживленную дорогу, по которой особо не ездили машины— видимо ее никто не жаловал—, а об асфальт разбивались крупные капли воды, стекая по водостокам, пуская круги на водной поверхности, не успевшей еще впитаться в землю. Было спокойно. Играла легкая музыка, что-то наподобие weekend, людей было немного, разве что это были постоянные клиенты, которые заходят сюда при любых обстоятельствах. Видя, что ливень и не думает заканчиваться, а лишь усиливается, Дазай обреченно вздохнул, подпирая рукой свою голову, отодвигая пустой стакан из-под кофе в сторону. — Скажем спасибо, что это не снег. — Чуя аналогично выдохнул, ставя оба локтя на стол, обессилено кладя на руки голову. — Даже не знаю, что было бы хуже в этом случае. — Ответил Третьекурсник, бросая взгляд на экран телефона. Оказалось, те отобразили уже почти 8 часов вечера. поздновато, если учитывать закат солнца несколько часов назад. Юноша вновь вздохнул, с надеждой пуская взгляд к нескончаемой небесной черноте. — Похоже, вариантов не так уж много. — Спустя большую паузу вновь отозвался Рыжеволосый, глядя на Дазая, который выглядел крайне скучающим и задумчивым. — Есть вариант купить где-нибудь зонт… — Тут же сказал Осаму, раздумывая над множеством вещей, никоим образом не касающимися данной ситуации. — Но я не думаю, что поблизости есть магазины, которые могли бы быть полезными. — Произнес Третьекурсник, отнюдь размышляя не на тему зонта. Да, промокнуть было бы нежелательным, но и сильного отрицания факта того, что, вероятно, придется идти так, не происходило. — Тогда ничего не остается, кроме как пойти так? — Спросил Накахара с железной уверенностью в свое предложение. Дазай согласился, что это будет наиболее разумное решение, так как все уже порядком устали. Оба, словно по зову, встали из-за стола, принимаясь надевать их верхнюю одежду, а затем они подошли к двери из кафетерия, выбрасывая ненужные стаканчики в мусорку. Вышедши на крыльцо, которое, как кстати, оказалось закрыто балконами сверху, Они поняли, что дождь остался таким же сильным, но капли стали заметно мельче. А ещё, к их несчастью, на их потенциальной дороге начала образовываться небольшая корка льда из-за холодной земли. Именно это заставило Накахару задуматься: не сочеталось «холод внизу» с «теплом вверху». Или же его полностью поглотил вопрос «как может быть лед на земле, если идет дождь?», но вопрос этот повис лишь как ярлык (возможно, он вспомнит ответ на это позднее), но тут же был отброшен в дальний ящик для моментов, когда Рыжеволосый совершенно не будет знать, чем себя занять, и решит устроить себе мозговой штурм, пополнив свой запас совершенно рандомных вещей в его голове. Все же решившись, Дазай первым шагнул из-под крыши, выходя навстречу дождю. Он стал идти вперед, оборачиваясь, видя, что Рыжий Второкурсник был в ступоре, а если быть точнее, то просто летал в своих мыслях. Потому Третьекурсник вернулся, дергая того за рукав пальто, вытаскивая под дождь. И это, как и ожидалось, помогло его растрясти. — Эй, позвать хотя бы мог! — Угрюмо отозвался Голубоглазый, прикрывая лицо рукой, чтобы холодные капли не так сильно били по коже. — Так неинтересно. — Беззаботно хихикнул Осаму, идя довольно быстрым и широким, присущим ему одному из данной компании, шагом. — Идея идти прямо так уже не кажется мне такой хорошей. — Пожаловался Накахара, предпринимая попытку нагнать Осаму, который выбрался уже заметно вперед. Он уже пожалел о своем выборе, куда хуже. — Можем дойти до ближайшей остановки или метро, а там доехать. — Слегка подумав, ответил Шатен, пытаясь услышать ответ Товарища по несчастью среди звука дождя. — Это было бы неплохо, только если нас не выгонят из метро за такое появление. — Скептично ответил Чуя, чьи волосы прилипали к лицу из-за воды, закрывая весь обзор. — Ничего страшного. Даже если что-то пойдет не так, то я не думаю, что у охранников будет желание прикоснуться к двум совершенно намокшим студентам. Либо же мы можем притвориться бездомными. — С насмешкой парировал Кареглазый, заворачивая за угол дома. Он четко знал, где находится нужная им остановка, потому никакие погодные условия не могли ему помешать. — Так уж и быть, убедил. — Демонстративно цокнув языком, ответил Накахара, почти бегом следуя за Дазаем, который явно не был в таком же напряге. Руки его были в карманах пальто, уже изрядно промокшее несмотря на то, что рассчитано на полную водонепроницаемость. После очередного поворота Юноши проследовали вниз, к станции метро. С обоих стекала вода в три ручья, волосы прилипли на лицо, становясь слегка темнее от влажности. Студенты прошли вниз, к станции метро, пробивая их вымокшие проездные, благо у обоих они лежали глубоко в кармане. После холодного дождя казалось, что на станции душно, хотя, возможно, так и было. Зашедши в поезд, они стали близко к дверям, дабы случайно не вымочить остальных посетителей метро. Если бы у Чуи были с собой вещи, то он наверняка бы поехал сразу домой, но он оставил их в квартире Дазая. Локомотив прибыл к нужной станции, потому Рыжий и Шатен покинули его, выходя на нужную им сторону. Мокнуть второй раз уже не так страшно, они уже были закаленными, от того бесстрашно и стоически шли под дождем. Затем Осаму машинально наступил в лужу, образовавшуюся на асфальте, чтобы капли попали на нахмуренного Накахару. Тот лишь недовольно цыкнул, а Кареглазый попытался убрать с лица мокрые волосы с улыбкой на лице, удовлетворенный реакцией Рыжеволосого второкурсника. — Тебе сколько лет, идиот… — Обреченно выдохнул Чуя, неспешно идя за Дазаем, чтобы на него не попадали брызги из лужи. — Все в рост ушло. — Неважно сколько лет, важно сколько дури. — Напевно отозвался Шатен, продолжая вышагивать промокшими ногами по лужам, которые словно намеренно выстроились в ряд перед ним. — Я заметил, что у тебя обе характеристики в геометрической прогрессии растут со временем. — Отозвался Накахара, когда они почти дошли до нужного им дома. Он был явно очень недоволен, но ничего не поделать, кто же мог подумать, что его Педагог окажется таким легкомысленным. — Было бы скучно, оставшись они на месте. — Ответил Дазай, поворачиваясь к Чуе, идя спиной назад. Шум быстро капающих капель заглушал их голоса, и даже это не мешало видеть и слышать тихое возмущение Рыжеволосого, позиционирующего себя весьма серьезным. — Надо во всем искать плюсы. — В этот момент они, мокрые, как бродячие псы, зашли в чистое помещение-подъезд с охранниками внизу, которые, завидев их, сочувственно посмотрели, в тот же миг оплакивая только что вымытую плитку пола. Они стояли, вызвав лифт на нужный им этаж. — Вот смотри, ты сэкономил время и ресурс на душ. Разве не прелесть? — Очень серьезно произнес Третьекурсник, будто это было действительно наиболее важная дилемма всего человечества — экономия. Он обставил это так, будто сам он знал, что дождь непременно пойдет, потому и пошел на улицу чтобы сэкономить. Делать ему нечего. — Теплый душ заметно отличается от этого. — С усмешкой сказал Накахара в защиту, глядя на то, как Дазай открывает квартиру ключами, входя в нее. — Дареному коню в зубы не смотрят, Чуя. — Улыбаясь, произнес Шатен, снимая обувь и прямо в мокрой верхней одежде идя на кухню для того, чтобы открыть окно, впуская дождевой запах внутрь, а затем взять полотенца. — А не легче было сначала снять мокрую верхнюю одежду, чем все разносить по квартире? — Язвительно спросил Рыжий, глядя на слегка затонувший в воде пол, поднимая свои вещи с этого же пола. Прелестно, ноты не промокли. Осаму быстро повесил свое пальто сушиться, принимаясь вытирать волосы полотенцем, замечая, что Накахара собрался уходить. — Ты серьезно? — Спросил он скептически, протягивая второе полотенце Чуе. — Не хватало ещё, чтобы ты заболел. Тогда вообще ничего не успеем. У меня, знаешь ли, нет желания объясняться перед Фукудзавой потом. — Словами Третьекурсник сделал намек на то, что Голубоглазому студенту стоило бы задержаться хотя бы ради того, чтобы высохнуть немного. Иначе этот Пианист рискует не успеть сделать все необходимое за каникулы, если вдруг сядет на больничный. — И не по такой погоде шлялся. — Ответил Рыжеволосый с уверенностью, будто это не он почти каждый месяц сидел на больничном благодаря тому, что просто забивал на любые признаки и возможные причины простуды и чего-либо ещё. — Размечтался. Как там было в билете по психологии… Ученик получает от учителя новые эстетические взгляды и культурное воспитание. — Сказал Осаму, кладя чистое полотенце на мокрые волосы Накахары. — Так вот, если ты не знал, то от таких похождений можно и заболеть. А тебе, как ученику, надлежит уважительно относиться к наставлениям педагога. — Чуя лишь привычно демонстративно закатил глаза, все же снимая промокшую обувь и верхнюю одежду, в ответ получая одежду Дазая, которой и раньше Второкурсник уже пользовался. Это была одна из немногих контратак Шатена. Теперь-то он понимает все плюсы того, что в колледже он всегда учил билеты к сессии как полагает, а не на отвали. — Спасибо. — Все же ответил Рыжий, кое-как благодаря Преподавателя. Шатен лишь улыбнулся, вешая мокрое пальто Ученика на батарею. То, что Чуя считался грубым и неблагодарным в колледже, совершенно не значило, что он не умеет говорить «спасибо» и тому подобные слова, даже если это было сказано тому, кого он на дух терпеть не может. Конечно, он мог быть вежливым со всеми, но зачем утруждаться, если тебе не отплатят этим же в ответ, верно? Да, Второкурсник не знал, что такое «безусловное уважение» к собеседнику, потому придерживался четкого мнения, что уважение нужно сперва заслужить. Да и не было чем-то постыдным благодарность Накахары за то, что ему разрешили остаться при такой погоде ещё хотя бы на пару часов. Потому он все же остался ради своего же блага. Накахара сменил одежду на сухую, выходя к Осаму, который в очередной раз сидел за ноутбуком и какой-то мелодией в наушниках. Рыжий подошел тихо, чтобы Дазай не мог ощутить его присутствие прямо сейчас. Второкурсник сообразил, что его преподаватель занят программой для написания музыки. Юноша лишь остался стоять поодаль, наблюдая за Шатеном, отчасти нервно настукиваюшим ритм на столешнице, как понял гость, — пытался найти нужный. Выглядело это крайне интересно и забавно. Можно было заметить то, насколько Третьекурсник был увлечен его делом, что было очень ощутимо со стороны. Затем он убрал руки от клавиатуры, запуская проект на прослушивание, расслабленно откидываясь на спинку стула, скрещивая руки на груди, стараясь уловить, что ещё ему не нравится. Спустя какое-то время Юноша сохранил проект, закрывая ноутбук с самодовольным видом. Он снял наушники, отодвигаясь от стола и, встав, увидел тихо стоявшего около дверного проема Чую. — Долго над ним работал? — Задал вопрос внезапный посетитель, глядя на Осаму, он, в свою очередь, оказался застигнутым врасплох, но лишь на мгновение. Такое бывает, если ты не мог ожидать того, что сзади кто-то стоял. Инстинктивно получается. — Не сказать. Иногда бывает, что нахлынет, затем, в порыве, ты его делаешь-делаешь, потом резко отходишь от мысли, а потому продолжить не представляется возможным долгое время. — Поэтапнно объяснил свои мучения Дазай, пытаясь вспомнить, когда он вообще придумал саму идею для композиции. Но выходило неуспешно. — Но если брать общее время работы, то около 7 часов. Это ещё мало. — Пояснил третьекурсник, выходя из комнаты в направлении кухни. Он лишь поставил чайник кипятиться, садясь на привычный табурет, разумеется, Накахара сел на свободный. — Ясно. — Коротко отозвался Юноша, поправляя ещё влажные волосы. — Ты только в дождь пишешь, как я понимаю? — Уловив какую-то логику в действиях Осаму, Накахара продолжил. — В своем большинстве. — Задумчиво ответил Шатен, глядя куда-то в стену. — Но бывает и наоборот. Непредсказуемость — мой второе имя.— Сказал Владелец квартиры с легкой улыбкой, все еще упорно пытаясь вспомнить время начала работы над этим проектом. — Никогда не раздумывал над тем, чтобы публиковать свои работы? — Продолжал упорствовать Чуя; почему-то он был уверен в том, что Осаму пишет хорошую, если не прекрасную, музыку. Крайне часто бывает такое, что люди, которые исполняют музыку сухо, сочиняют прекрасные композиции. «У людей с красивой душой получаются омерзительные рассказы», только здесь данная цитата не работает. Такое ощущение, словно они передают свои идеи в руки более музыкальных людей со словами «Доверяю интерпретацию Вам», а затем просто уходят. Что самое парадоксальное, так это то, что по обычаю композиторы исполняют собственные произведения отвратительно. Никогда и никто не мог понять эту закономерность, но как есть. Вопрос остается открытым. — Не задумывался над этим. Не нахожу это нужным, да и влезать в огромную конкуренцию между большим количеством людей сейчас желания нет. — Отозвался Дазай, пожимая плечами. На самом же деле причина здесь была немного в другом, но и эта имела место. Правда, намного менее значимое, чем истинная и главная. — Каждый из нас и без того в ней. — Твердо ответил Рыжеволосый, глядя на Шатена, который выглядел слегка потерянным. — Несомненно, это так, но все же куда больше. — Начал говорить Кареглазый, как его прервал закипевший чайник. Он поднялся, спрашивая у Гостя, будет ли он чай. Услышав положительный ответ, он заварил по обычаю, ставя кружку на стол, смолкая. Более они не проронили ни слова об этой теме, оставив обсуждение незаконченным. Несомненно, для них и без того слишком много искренностей для одного вечера. Дождь на улице не прекращался, казалось, что он будет бесконечным. Капли приятно били по окнам, лаская слух. На улице было темно, конечно, был уже относительно поздний вечер. — Остается пара дней до конца каникул. — Вдруг сказал Осаму с воодушевлением. — И нам опять будут выносить мозг! Как замечательно. — Голубоглазый почти назвал Шатена мазохистом, но воздержался. — Сложно поверить, что прошла уже половина учебного года. — Сказал Накахара, глядя в окно с неким разочарованием, пока дождь наотрез отказывается останавливаться. — Самое главное, что у нас есть прогресс в программе. — Констатировал достаточно радостно и лучезарно Дазай, глядя на Чую. Было непривычно слышать «у нас», так как Рыжеволосому все еще трудно воспринимать его ровесника как педагога. Второкурсник кивнул. — Когда тебе нужно играть твою программу? — Спросил Голубоглазый с интересом, так как за все время они обмолвились лишь тем, когда надо играть ему. А не Дазаю. — У меня ещё много времени… — Задумчиво ответил Шатен, как будто пытаясь вспомнить, когда ему нужно иметь программу в приемлемом виде. Но Накахара лишь посмотрел с упреком, требуя четкого ответа. Ему нужно было четко знать, до каких пор Осаму будет с ним полноценно заниматься… — По сути играть надо уже в конце февраля… ну где-то там. — Отмахнувшись, ответил Шатен. Сегодня было 30 января, на секунду. — Но мне нужно к концерту только одно произведение. Баллада Шопена. — Тут же пояснил Третьекурсник, видя возмущение в глазах Чуи. Но затем, услышав это, он сбавил свой пыл, лишь все еще презрительно вздыхая. — Ты когда собираешься учить это? — С наездом спросил Рыжеволосый, глядя с укором на Дазая. — Хорошо, когда тебе остальное играть надо? — Не уступал он же, глядя на легкомысленного Осаму. — Да там далеко ещё. — Отмахнулся Шатен, но получив металлический взгляд, полный презрения, он обреченно вздохнул. — Ну через две недели после этого концерта. Там зачеты пойдут же промежуточные. — То есть все остальное для тебя просто шутка? — Скептически вскинув бровь, спросил Накахара. — Выучу все, успеется. — Уверенно ответил Кареглазый, который уже привык к тому, что у него редко получается учить все вовремя и поочередно, ведь гораздо интереснее пытаться выучить что-то за два дня, чем разделять работу, верно? Верно. Голубоглазый лишь язвительно вздохнул, подразумевая «придурок». Осаму лишь усмехнулся. — А тебе что надо? — Да я темы по истории исполнительства ещё не учил. — Ответил Чуя. У Осаму быстро округлились глаза, так как он умудрился забыть ещё и про это. Ужас, конечно. Накахара прочитал его мысли, язвительно усмехаясь. — Совсем мозги отшибло? — Да. — Коротко ответил Шатен с обреченным голосом, полным сожаления и соболезнования к самому себе, демонстративно кладя руку себе на лицо. — Ну да ладно, не беда. — Его тон вновь стал прежним — шутливым, саркастичным слегка. Рыжеволосый лишь цыкнул с легкой улыбкой на лице. — Как-то ведь сдавал раньше… — Добавил Осаму, задумываясь о том, как же он действительно раньше сдавал все это… — Кстати, можем попробовать завтра пойти в консерваторию и взять аудиторию для занятий. Все же синтезатор хоть и полноформатный, но отличается от обычной клавиатуры. — Было бы славно. — Согласился Накахара, так как Шатен не лгал. Ощущения клавиатуры действительно совершенно разные, из-за чего часто выходит так, что, поиграв на электронном, крайне сложно перестроиться на обычное. Да и педаль там работает слегка по-другому. — Придумал. — Вдруг щелкнул пальцами Кареглазый, вставая и уходя за мобильным. Чуя лишь непонимающе посмотрел в спину, а затем до него дошло, что Дазай собирается сделать. Третьекурсник вернулся на кухню с телефоном, садясь вновь на табурет. Он что-то быстро напечатал, кладя телефон на стол. — Я написал Фукудзаве, чтобы тот завтра утром записал за нас аудиторию. Я там буду с 10 утра ориентировочно, так что подходи в любое время. — Пояснил Осаму, допивая чай. Накахара лишь кивнул, замолкая. Сидели они довольно долго, затем заговорили о чем-то незамысловатом. Рыжий посмотрел на часы, которые гласили, что уже довольно поздно. — До завтра. — Сказал Чуя, накидывая свою сумку на плечо, видя Дазая, протягивающего ему зонт. — Завтра отдашь. Смотри, как бы тебя там не смыло. — Сказал Педагог, слегка подбрасывая складной зонт, чтобы Чуя его инстинктивно словил. Тот лишь усмехнулся. — Переживаешь? — Ответил Второкурсник, выходя из квартиры. — Остерегаюсь. — Парировал Кареглазый, прежде чем Юноши попрощались напоследок, а Осаму вновь остался в пустой квартире, которая была наполнена ароматом дождя. Закрыв дверь на замок, Владелец квартиры прошел на кухню, быстро убрав запачканные чаем кружки. Он вновь вернулся в свою комнату, открывая ноутбук. Он захотел переслушать проект ещё раз, нашедши, что хочет исправить. Впрочем, он планировал провести ещё пару часов за компьютером. Накахара же в то время добрался домой, заходя в квартиру, закрывая Чужой зонт. На встречу ему вышла мать, которая была не в самом лучшем расположении духа, как можно было заметить. — Где ты шлялся? — Сходу спросила Фуку, находя пристанище своим рукам на собственной талии. — Я занимался ведь. — Ответил слегка виновато и в то же время растерянно Накахара. — Какое занимался, уже половина двенадцатого. — Мать смотрела на собственного Сына так, что он, казалось, уменьшался на глазах с каждой секундой под ее тяжелым и пристальным взглядом. — Там был ливень сильный. — Продолжал коротко отвечать Рыжий, снимая сумку с плеча, обувь и верхнюю одежду. — Меня не волнует. Где ты был, я тебя спрашиваю? — Настоятельно повторила Женщина, преграждая Голубоглазому путь. — Мама, я же занимаюсь у Дазая дома, потому что нет аудиторий свободных в консерватории. Понятное дело, что я сидел у него. — С легким раздражением сказал Чуя, целеустремленно направляясь в свою комнату под неприятный голос Родителя. — Конечно, где же ты ещё можешь шляться, как не по чужим домам ходить? — Всплеснув руками ответила обладательница темных, непохожих на Чуины, волос, с голосом, кишащим от язвительности и сарказма. — Здесь нет моей вины, что остальные студенты с самого открытия там сидят. — Отчеканил Рыжеволосый в ответ, все же пробираясь в свою комнату, кладя сумку у входа. — Так по какой причине ты не приходишь так рано, чтобы занять аудиторию? — Скептично сказала мать, скрестив руки на груди. — Потому что Дазай тоже не может так рано туда приезжать. — Ответил на «отвали» Голубоглазый, закрывая дверь в комнату, слыша последние раздраженные слова матери. — Так и знала, что все вы одинаковые — что ты, что этот Дазай. Ни черта не делаете, а хотите, чтобы все на блюдечке было. Привыкли тут. — Продолжала недовольно причитать Женщина, удаляясь в какую-то из комнат, вероятнее всего спальню, но, в любом случае, Накахара уже не слышал ее голоса. Отчего с его уст сорвался усталый выдох, а сам он, переодевшись, обессилено свалился на кровать, беря телефон в руки. Сообщение было напечатано, как и просил его Осаму. Ч: «Я добрался.» Д: «Проблем не было?» Ч: «Да нет, все в норме. Прекрасной ночи.» Д: «Тогда хорошо. И тебе замечательной ночи.» Чуя отложил телефон на тумбочку, гася слабый свет, глядя поначалу в потолок, а затем ощущая, как цепкие лапы сна настойчиво цепляются за остатки его бодрствующего сознания, стараясь утащить его в царство Морфея.

***

Осаму быстрым шагом направляется к консерватории, огибая прохожих, которых, по непонятной причине, слишком много. Поспешно покинув метро, Юноша продолжил шагать. Он слегка проспал, потому вид у него, наверное, был не из лучших. Все же не привык он так рано вставать на его законном отдыхе. Затем Парень прошел по ступенькам, ловя себя на мысли, что становится теплее. Снег уже почти растаял, остались лишь лужи от вчерашнего дождя, но ветер продолжает пробирать знатно. Он вошел в консерваторию, пробивая свой пропуск, воодушевленно поднимаясь по лестнице на третий этаж, чтобы забрать ключ у Фукудзавы. — Дазай? — Окликнули его сзади. Юноша обернулся, замечая Достоевского, который выходил со своего второго этажа, держа в руках стопку нот и различных пособий. — О, Утро. — С привычной улыбкой ответил Дазай, останавливаясь на пролете. — Ты здесь так рано? — Да? Каждый день. Мои родители меня уже выгоняют домой в 8 вечера. — С усмешкой сказал Достоевский, глядя на Осаму. — А ты, как я погляжу, здесь бываешь реже. — Прокомментировал Темноволосый Юноша в привычной манере. Для людей, кто его не знает, тон мог показаться враждебным, буквально корящим, мол, «посмотрите на него, бесстыдник», но Шатен знал, что он сказал это не с целью оскорбить его, а искренне выражая восхищение (даже если он не признает этого) возможностью Кареглазого не пахать здесь, как невесть знает кто, целый рабочий день, имея возможность позволить себе отдых. — Тут аудитории редко бывают просто. Сам ведь знаешь, прогоняют вечно, даже посягнуть на место не дают. И с Накахарой ведь занимаюсь. — Ответил Дазай, медленно продолжая подниматься, глядя на часы. — Тебя это тебя не сильно удручает? — Сказал Федор слегка сочувственно, хотя иные люди чаще всего принимают его за бездушного. Он был не слишком многословен. — Нет, все замечательно. — С улыбкой, излучающей чрезмерный позитив, ответил Шатен. — Я проспал слегка. Удачи. — Сказал Третьекурсник, все же добираясь до своего третьего этажа, идя к кабинету его Преподавателя. Он трижды постучал, как делает это обычно, изображая триоль, прежде чем войти. Фукудзава что-то читал, сидя за столом, в то время как из кабинета доносился тихий звук фортепиано. Он с кем-то вновь занимался. Впрочем, ничего нового. — Здравствуйте. — Сказал Дазай, обращая на себя внимание Педагога. Тот сразу же достал ключ из его выдвижной полки в столе, подходя к Шатену. — Привет, выйдем на секунду. — Сказал он Осаму, оборачиваясь к какому-то первокурснику. — А ты не отлынивай, а то разленился совсем. Спину выровняй! — Слегка повысил тон Преподаватель, потому что бедный Студент, сидящий за фортепиано, явно очень уж хотел спать. Он тут же отреагировал, выпрямляясь и садясь нормально. Дазай и Фукудзава вышли на коридор, закрывая обе двери в аудиторию. — Как продвигаются занятия с Накахарой? — Спросил он тут же, глядя на Кареглазого, вкладывая ему ключ в руку. — Знаете, намного лучше, чем я думал. По крайней мере он очень старается подтянуть технический материал. — Ответил Ученик честно, глядя на Юкичи с отчасти важным видом. Чтобы придать его словам хоть какой-то правдивости. Иначе сможет ли Фукудзава ему поверить? Осаму не собирался строить фальшивые иллюзии о неземных успехах его нового Подопечного, будто бы это что-то изменило. Все же Шатен был не какой-то слишком одаренный учитель, чтобы сделать из Чуи великого пианиста за какое-то время. Хвастаться и гиперболизировать то или иное достижение было не в его компетенции. — Он уже собрал Рахманинова, сейчас работаем над Листом. Ему тяжело даются технические моменты, так как рука не совсем верно стоит. — Это ты правильно подметил. Но я рад, что вы смогли сработаться. — Ответил Фукудзава, улыбаясь уголками губ, слегка по-отцовски. Он редко так делал. Лишь тогда, когда гордился своими учениками. — Что с твоей программой? Как продвигается? — Э… Ну. Тут все немножко сложнее. — Осаму пальцами показал знак «немножко, самую малость», демонстративно и театрально стушевавшись, выставляя ситуацию комичной. — Но я в работе, да! — Сказал уверенно Дазай, напуская серьезный вид. — Поэтому пришел сюда пораньше. Представляете, даже почти не проспал. — Продолжил самодовольно Шатен, слыша слегка усмехающегося Юкичи. Третьекурсник привык устраивать подобного рода спектакли, успешно переводя все в шутку. — Если возникнут проблемы, говори. — Произнес Светловолосый Педагог, прежде чем вновь скрыться за дверью его аудитории. — Удачи вам обоим. — А затем он закрыл дверь, оставив Кареглазого с ключом от своей сегодняшней аудитории. Он налегке прошел к ней, открывая ключом слегка провисающую дверь, но лишь потому, что там были не совсем хорошие петли. Дверь скрипнула, Осаму мягко прошел по странному линолеуму, который по неизвестной причине был слегка вздут в некоторых местах, ощущая то, насколько же здесь было душно. Батареи действительно нещадно так грели. Он тут же открыл окно, складывая свою верхнюю одежду и сумку на свободный стул, доставая партитуры. Сегодня в планах было учить не только специальность, потому что иначе он попросту не успеет сделать все. Тотчас он вспомнил про то, чтобы написать Накахаре номер аудитории. Собственно, сообщение было немногословным. Д: «342 аудитория». Юноша сел за фортепиано, регулируя для себя банкетку, что вообще удивительно, так это ее действительно наличие. Хотя, чему удивляться, когда в каждой аудитории для фортепиано она есть? Вот здесь действительно хорошо, что учебное заведение тратит деньги на нужные вещи, а не на смену дверей, которые и без того в хорошем состоянии. Или, как бы стереотипно ни было, на шторы. Их заведение уже давно предпочло жалюзи. Разыгравшись, Осаму взял в руки карандаш, начиная играть балладу Шопена. Отдельными руками он ее уже достаточно наковырял. Увы, учить ее у него не так уж и много времени. К тому же объем у нее нехилый, несмотря на то, что он учил и побольше, пережить можно, но не хотелось бы по чистой случайности выйти на сцену без уверенности в тексте. Нет, уверенность в тексте абсолютно точно будет, а вот всего остального… Потому он стал помечать себе звуковые оттенки, которые он должен соблюдать в исполнении, к какой ноте он приводит, какой штрих конкретно хотелось бы использовать, на чем сделать акцент внимания и прочее. Пока он дошел до конца, прошло около двух часов. Потому он начал разучивание определенных моментов, разбив произведение на логические части. Фактически он уже сделал анализ с полным разбором, что, впрочем, никогда не было лишним. Когда настало время вновь читать ноты, Шатен достал очки из футляра, видя уже заметно лучше, чем было прежде, — тогда ему не нужны были очки, так как он сидел и без того близко к листам с нотами, теперь же, когда от него требовалось исполнять, ноты слегка расплываются на таком расстоянии — ему ничего больше не препятствовало для разбора произведения и партий. Кое-где были плохо пропечатаны аккордовые ноты, что делало необходимым их обводить дополнительно, чтобы в случае чего не сделать ошибку. Можно и не упоминать о том, сколько раз Парень пересматривал гармонию, дабы ненароком не сыграть неверные ноты. Вместе с тем приходилось делать пометки на счет знаков альтерации, потому что в длинных тактах часто происходили случаи, когда Студент мог по чистой случайности не понять, что отмена диеза или бемоля уже произошла, потому продолжал играть дальше так, и это чаще всего нарушало гармонию. Все это было лишь половиной его беды — бедного и несчастного студента-технаря. Впрочем, он провел чуть больше трех часов, разучивая его текст, стараясь логически запомнить что-либо. Хотя, кажется, он и без того слишком много слушал эту балладу для того, чтобы ее не запомнить. Было значительно легче. В этом, вероятно, заключается его преимущество перед другими. Третьекурсник по окончанию работы над этим произведением отодвинулся, делая небольшую разминку, так как зачастую спина неприятно ныла после безостановочной работы. Затем, отложив Шопена, он принялся повторять Баха и Прокофьева к конкурсу. Благо он их знал уверенно и любил. Потому потратил он не много времени, порядком два часа. Глянув на часы, те отобразили 14:27. Он и без того долго со всем провозился, решая начать учить камерный, ибо концертмейстерский класс у него легкий, слишком легкий, а над камерным надо немного посидеть. Там специфическая аппликатура и ритм, все же мимо него полиритмия не прошла. Спустя 15 минут мучений над местом, где идет ритм 7:3, он слегка раздраженно выдохнул, пытаясь понять, как надо распределить ноты таким образом, чтобы они были ровными. Потому лучшим товарищем для него оказался интернет. Где-то там у него мелькнуло какое-то уведомление, но он просто выключил звук, закрывая все лишнее. Посмотрев небольшую «обучалку» для того, чтобы играть полиритмию без проблем, он стал пытаться повторить то, что услышал. Спустя 10 попыток у него все же получилось, хоть он и не до конца понимал, что ему надо делать для полной точности. Просто нужно вбить себе четко в голову, как это звучит. Господи, за что только ему досталось джазовое произведение, которое, благо, по нотам играть надо. Такое он бы очень навряд ли выучил наизусть без ошибок. Кому он лжет? Выучил бы, никуда не делся. Через пот, кровь и слезы, но сделал бы. Продолжив ковыряться с ритмом, который только становился сложнее и сложнее, он раздраженно выдохнул, опуская руки с клавиатуры. В период эмоционального возбуждения, худшее, что можно сделать, — это продолжить заниматься. Вдох-выдох немного не помог, но он вновь начал наново делать. Затем Студент услышал, как дверь в аудиторию открылась, после нее открылась и вторая. По привычке он не повернул голову, так как обычно в его комнату для занятий, а вместе с тем и временную тюрьму, заходят лишь преподаватели. Боковым зрение Юноши зацепилось за Рыжие волосы, что заставило его оторваться от работы. Он все же соизволил смерить взглядом Пришедшего, удостоверяясь, что пришел именно его ученик. Будто бы это мог быть кто-то другой. — Разыгрывайся. — Сказал Осаму, начиная собирать партитуры, разбросанные по всему фортепиано, а вместе с тем и различные ластики, карандаши и прочее. Между тем Накахара поставил на стол, на котором сейчас орудовал Дазай и пытался справиться со своими нотами, стаканчик из кофейни, поясняя. — Ты не ответил на сообщение, поэтому раф с лавандой. — Сказал Чуя, садясь за инструмент, регулируя банкетку под себя. — Решил обеднеть? — Не смог удержаться от подначивания Парень, все же проявляя какую-никакую благодарность. — Спасибо, конечно. Не стоило себя утруждать. — Сказал Шатен слегка замешкавшись, так как он не ожидал такого действия от Голубоглазого, тот лишь кивнул, все ещё докручивая банкетку. На самом деле Осаму где-то в глубине души ликовал, что Рыжеволосый понял и сам об отсутствии у Кареглазого возможности пойти на обед, так как сидел он здесь наверняка давно. Потому он, отпивая глоток, скрыл за стаканчиком свою улыбку. Боже, как можно быть настолько низким, чтобы так сильно поднимать банкетку? Мысленно у Юноши появилось желание подшутить по поводу его роста, однако пришлось воздержаться. Другой пианист все же начал разыгрываться. Тут Дазаю пришло озарение. — Слушай, ты играл упражнения Ганона вообще? — Чуя слегка растерялся, пытаясь вспомнить, кто это такой. А затем, как бы вспомнив, ответил. — Первые пару классов музыкальной школы, кажется, что-то подобное было… — Ответил Накахара, действительно очень стараясь припомнить то, когда он последний раз их играл. Он посмотрел на достаточно удивленного Дазая. Номинально старший и это предусмотрел, разумеется, а верить не хотелось. Надежда все же умирает последней. Потому что сейчас у них прибавится еще добрая куча работы. — Что-то не так? — Кажется, я знаю, чем мы сегодня займемся. — Выдержав слегка напряженную паузу сказал Шатен, оставляя кофе на столе, пододвигая стул сзади к фортепиано в уж очень энергичной и одушевленной манере. Звучало так, будто сейчас начнутся пытки. И если бы кто-то сказал, что Дазай — садист, отчасти он бы оказался прав. — Самое время вновь начать их играть. Конечно, открывать ноты на телефоне не ахти идея, потому я легче покажу тебе принцип без них. Просто потом принесу свой сборник, который где-то валяется. — Сказал Осаму, ставя одну руку на клавиатуру. — Упражнения никакой пользы не дают. Пустая трата времени. — Возразил Чуя, искренне не видя смысла гонять гаммы и упражнения каждый раз. Нет, серьезно, чем они ему помогли в школьном возрасте? Практически ничем. И что сейчас изменится? — Либо ты играешь упражнения, либо Листа ты не сыграешь. — Коротко и ясно отсек всякие пререкания Третьекурсник, глядя на все еще протестующего Голубоглазого. Тот посмотрел на него едва ли не исподлобья, выражая взглядом все свои возражения, по итогу сдавшись. Здесь он не имел права противиться. — Смотри, я тебе диктую ноты и пальцы, ты их играешь. Если что-то будет не так, я тебя остановлю. — Продолжил Кареглазый, начиная диктовать ноты первого упражнения Ганона. Оно получилось быстро, потому что оно самое легкое. Буквально все пальцы подряд, пропустив одну клавишу после первого. Над техникой исполнения данного упражнения нужно было поработать. Парни тут же перешли к другому, с запоминанием которого возникает легкий вопрос, потому что когда тебе абстрактно объясняют ноты, ты навряд ли запомнишь это всё. Даже если у тебя перед носом клавиатура, ты обязательно где-то да собьешься. Пришлось провозиться чуть больше времени, прежде чем Накахара запомнил ход движения и последовательность пальцев. Затем то же они проделали с левой рукой, постепенно начиная соединять. Шатен слегка придерживал запястье Рыжеволосого, чтобы тот его не зажимал, при этом высоко поднимал пальцы. После первого проигрывания на две октавы, Осаму заметил, как напряглась рука Чуи. Тот лишь стоически молчал. Конечно, он бы продолжил «пытать» несчастного Студента, однако на этот раз он решает не наезжать за молчание. — Тебе болят руки, хватит. — Сказал Осаму, отпуская запястье, попутно поясняя. — Позже ты привыкнешь к этому, главное — последовательность. — Продолжил Третьекурсник, замечая, как Накахара встряхивает руки внизу, сняв их с клавиатуры. Ещё и молчал, ублюдок. Он не стал делать ему замечание в этот раз. Но лишь в этот раз. На самом же деле он увидел в нем маленького себя. Сам он точно так же, будучи еще в музыкальной школе, стал играть упражнения для развития техники. Как итог: в один день, когда он пришел в школу, понял, что не может писать. Ручку держать больно. Запястье ноет, а вместе с тем и половина остальной руки. Он пришел на специальность с расчетом на то, что это пройдет, но оно не прошло. Тогда он просто не смог играть, благо преподаватель заметил его самоотверженность и остановил. Иначе бед бы он понабрался знатно. Впрочем, это все в прошлом. Так что не страшно. Подержав паузу пару минут, он попросил Накахару достать ноты Листа. Все же они должны его дособирать. Занятие было долгим, нечего и сказать, даже его можно было бы назвать мучительным. Всегда сложно собирать первый раз, потому что возникают проблемы с ритмом. — Не могу понять, у тебя из-за роста пространство-время искажено? Ты опять ускорил. Легкие места играть быстро не прокатит, а то потом привыкнешь. — Сказал Осаму, принимаясь стучать рукой по верхней крышке фортепиано, отбивая четкий темп, чтобы Чуя никуда не уезжал. Второй недовольно цыкнул, раздраженно вздыхая. Даже Фукудзава его так не мучил, как этот тиран. А что он ему может сказать? Ровным счетом ничего. — Да меня сбивает то, что ты стучишь! — Спустя пару попыток сыграть одно и то же место слегка агрессивно произнес Рыжеволосый. — Мне за тебя сыграть? — Предложил достаточно агрессивно Дазай, становясь над Накахарой, заставляя того слегка согнуться, чтобы его корпус не был прямо под Шатеном, и он мог дотянуться до клавиш. Тот демонстративно сыграл ему это место, стуча ногой по полу. — Давай. — Он выпрямился, продолжая отбивать рукой ритм. У Второкурсника все еще не получалось. — Дазай, не лезь, дай мне просто пять минут, чтобы я разобрался! — Повысив голос, недовольно прокомментировал Голубоглазый, на что Осаму демонстративно поднял руки, мол, «хорошо, не трогаю», и отошел, допивая остывающий кофе на столе. Чуя лишь относительно благодарно кивнул, все еще слегка на взводе. Накахара никогда не славился железным терпением. Спустя некоторое время он, наконец, разобрался. — Я все это время пропускал одну чертову ноту! — Возмущенно, разозлившись на свою невнимательность, сказал Рыжий, словно разрешая Дазаю вернуться к его прежней работе и наставлениям, что тот и сделал, лишь усмехнувшись. Почему он не сказал об этом Чуе ранее? Посмотреть на его реакцию было бы интереснее. Наблюдать за тем, как бесится Недоросль, было намного веселее, чем просто так огласить ошибку. — Тогда давай возьмем на такт раньше, впишем. — Сказал спокойно Осаму, понимая, что у Накахары может не получиться ещё раз. Но тот действительно сконцентрировался, из-за чего все это прозвучало. — Неужели. — С облегчением произнес Чуя, отпуская напряжение с нотками гнева. — Неужели. — С сарказмом ответил Шатен. Затем он вновь принялся отбивать темп, чтобы не было ошибок. — Тихо, не гони здесь. Триоль не такая быстрая, как тебе кажется. — Продолжил Третьекурсник, стоя рядом. — Найди себе какое-нибудь слово из трех слогов, которое ты будешь произносить, когда играешь. Любое слово. Неважно на каком языке. — Он заметил то, как Голубоглазый подумал, а затем кивнул. — Замечательно, тогда ещё раз. — Произнес он, слыша ещё раз начало этого такта. Рыжеволосый стал бормотать себе под нос это слово, беззвучно, лишь одними губами, но это ему помогло. — Вот и всё, проблема решена. — Чуя никак не отреагировал, продолжая играть дальше. Осаму продолжал стучать рукой по фортепиано, но дальше все пошло легко. Они не заметили, как за окном стало заметно темнее. Это значило, что уже подошел вечер. Да, так и было, 7 вечера. А, значит, через три часа закрывается консерватория. — Думаю, на сегодня стоит остановиться с Листом. Давай Рахманинова посмотрим ещё раз. — Сказал Дазай, глядя на Накахару, потерявшего такую цепкую концентрацию, что была прежде. Да и это нормально, каждый устает от монотонной работы. Потому Рыжий лишь без сопротивления развернул партитуру Рахманинова, начиная медленно играть ее. Здесь все было намного лучше, так как ковырялись они с ней долго ещё вчера. Да, спорные моменты остаются всегда, как бы там ни хотелось, а они будут ещё долго. Но в общем картина начинает потихоньку вырисовываться. В любом случае ещё спустя полтора часа работы они доковырялись до истины, заканчивая произведение красивым аккордом. Что может быть лучше? В конечном итоге оба Парня выдохнули со спокойствием и заметной усталостью на лице обоих. Дазай по обычаю потянулся рукой к переносице, приподнимая слегка очки и массируя переносицу, прикрывая глаза. Как раз в этот момент Чуя подметил это. — Раньше ты не надевал очки. — Произнес Рыжеволосый чересчур серьезно и достаточно натянуто, или так показалось лишь носителю самого необходимого аксессуара, вводя Осаму в небольшой ступор. Он выдержал паузу, вспоминая, что он действительно забыл их снять. — По крайней мере я этого не замечал. — Добавил Чуя, глядя на Дазая с нечитаемыми эмоциями на лице. — А, это. — Он лишь слегка замялся, думая, что лучше ответить на такой комментарий. Ранее он надевал очки исключительно наедине с самим собой и некоторыми родственниками, потому что на то были свои причины. — Если тебе доставляет дискомфорт быть без них, так почему ты надел их только сейчас? — Настойчиво спросил Накахара с грозным выражением лица. Осаму лишь переменился в лице, становясь совершенно невеселым. Он лишь твердо глянул на Чую, чеканно отвечая. Хорошо, Голубоглазый не знал, что эта тема может быть настолько тяжелой для Дазая. Импульсивно получилось. — Не твое дело. — Спустя пару мгновений к нему пришло осознание сказанного автоматически, как делал это ранее, если кто-то замечал его очки, которые он по чистой оплошности мог забыть убрать, но уже было поздно что-то менять. Слова получились слишком грубыми, и даже несмотря на это Рыжеволосый был не то чтобы испуганным. Ему вообще было все равно. Он лишь слегка откинулся на спинку стула, в очередной раз привычно потирая переносицу с прикрытыми глазами, нервно выдыхая, чувствуя обиду на самого себя за такую непозволительную грубость. Он лишь громко выдохнул, комментируя. Тон его заметно смягчился после осознания ошибки. — Я не хочу об этом говорить. — Ты можешь надевать их, если тебе дискомфортно. Мне нет никакого смысла разбалтывать это каждому направо и налево. — Чуя проигнорировал все сказанное Дазаем, продолжая в твердой манере. И нет, Рыжий делал это не просто потому, что до жути хотел прямо сейчас поругаться. Между ними стала тяжелая и натянутая атмосфера, которую ощущали оба Студента. Накахара мог представить себе истинную причину, по которой Осаму так реагировал, но озвучивать он ее не станет, так как далеко не глуп. Он смотрел на Шатена, все еще сидя, расслабленно откинувшись на спинку, явно думая о чем-то своем. Очки придавали ему какого-то колорита. Сложно объяснить это, однако в этом всем был свой шарм, не являющийся чем-то плохим, а лишь наоборот, привлекал внимание. Разумеется, об этом он предпочитает умолчать, а не говорить напрямую. Никто не знал, что нужно отвечать или говорить. Тема оказалась как можно быстрее закрыта, Дазай выпрямился, выглядя слегка обеспокоенным, но затем на его лицо медленно вернулось прежнее легкомысленное выражение. Студент снял очки, кладя их в футляр, собирая свои партитуры до конца. Чуя сделал то же самое. Оба молча вышли, закрывая аудиторию, относя ключ на вахту и выходя из заведения, в котором, к слову, уже почти никого не осталось. На парадной стороне горело лишь пару окон из всей огромной консерватории. Накахара и Осаму стали удаляться от здания, затевая какой-то нелепый диалог, который не несет совершенно никакого смысла. — Мне философ обычно автоматы ставит, потому что я на все его пары хожу. — Слегка хвастливо сказал Шатен, получая в ответ лишь осуждающий взгляд со стороны Рыжеволосого, который каждый семестр сдавал экзамен по этой чертовой философии. — Интересно, если я стану таким же паинькой, он станет мне ставить автоматы? — С некой надеждой в голосе, смешанной с безысходностью и язвительностью спросил Чуя, пока они вышли за ограждение территории.

***

В одном из горящих окон Учитель философии и Федор отошли от окна с улыбками на лице. Нет, что вы, они совершенно не любят сплетничать. — А я говорил, что они поладят. — Самодовольно произнес темноволосый Преподаватель философии. Федор, стоящий рядом, лишь усмехнулся. — Не думал я, что Накахара вообще может с кем-то сработаться, Мори-сан. — Сказал он, вновь садясь за стол. — Мне казалось, что они совершенно разные. — Сказал с долей досады Достоевский. — В этом вся соль, Федор. Они разные, но их объединяет одно — они живут музыкой. — Произнес уверенно преподаватель философии, кладя очередной учебник на стол. — Хватит и с тебя на сегодня. — Но консерватория ещё не закрывается… — Ответил жалостливо ученик, на что получил жестокий пинок. — Тебе тоже домой уже пора бы. — Сказал устало Мори. Они сидели действительно долго. — Уверен, твои родители тоже собираются тебя доставать отсюда в ближайшие пару минут. — Сказал Огай, поправляя свои волосы, зачесывая их рукой назад. Как тут же послышался звук уведомления от телефона. Федор посмотрел на экран, вздыхая. — Да Вы прямо предсказатель. — Он сунул телефон в карман штанов, собирая свои вещи и одеваясь. — В таком случае до скорой встречи, Мори-сан. — И тебе так же, Феденька. Отдыхай, все же у тебя тоже каникулы. — С долей упрека сказал Профессор, с улыбкой глядя в ответ на Третьекурсника, закрывающего дверь с обратной стороны.

***

— До завтра. — Сказал Чуя, глядя на то, как Дазай встает с места в метро, выходя из поезда. — До завтра. Я тебе напишу о времени позже. — Сказал Осаму, уже вышедши за пределы поезда, прежде чем двери поезда закрылись перед ним. Он пошел в нужную ему сторону, оставляя Накахару ехать в метрополитене дальше. Шатен пошел в сторону своего дома, раздумывая о сегодняшнем дне. Он слишком сильно прокололся, когда забыл снять очки. И когда так агрессивно ответил. Но это был лишь его защитный механизм, с ним ничего нельзя поделать, увы. Как есть. На самом деле ощущал он себя слегка подавленно. Как нормальный человек сказал бы — паршиво. Наедине со своими мыслями, так как Кареглазый не достал наушники, Юноша продолжал идти к квартире, размышляя обо всем этом. Не сказать чтобы Чуя был похож на человека, который станет насмехаться и подтрунивать в будущем над Осаму из-за того, что он носит очки. Он не был похож на того, кто собирается разболтать всей консерватории, что он носит очки. Нет причин. В то же время Он не был похож ни на одного человека, кто тогда заставил его скрывать факт ношения очков. В принципе, поводов на недоверие не было, но все равно ощущалось это всё странно. Не так, как раньше. Ощущается как выход из зоны комфорта, да, Дазай? Третьекурсник никогда не страдал от навязчивых мыслей, но сейчас они были намного громче, чем в обычное время. По этой причине он зашел в поглощенный гробовой тишиной дом, тотчас ставя какую-то музыку, желательно со словами, чтобы отвлечься от рефлексии. Самокопание не всегда доводит до добра, особенно во времена отсутствия каких-либо возможностей пересмотреть и проанализировать все, а чем больше ты в нее лезешь, тем дальше она тебя затягивает, поглощает, заставляет думать и размышлять все больше и больше, топя тебя в собственных попытках постичь вершины самосознания. Он включил чайник, проходя на кухню чтобы перекусить чего-нибудь из-за ноющего желудка. Выбор пал на простой салат. По мнению матери Осаму, тот скоро совсем худым станет на таком питании. И Он забыл им позвонить. В любом случае ещё не поздно, потому он тотчас набрал контакт, подписанный как «мама», начиная примитивный разговор о том да о сём. — Ты опять зависаешь в консе до ночи? Отвечай, Дазай! — Причитала мать Осаму, крича в трубку, а бедный Студент уже не знал, куда этот телефон девать. Он прищурился от громкого звука, относя телефон от уха подальше, продолжая ковырять тарелку салата. — Мам, да я там за все эти дни первый раз появился, мне надо было позаниматься. — Сказал Шатен извиняющимся тоном с упорно возражая своему опекуну. — С 10 утра до 9 вечера сидеть в консе, ну вы посмотрите на него! — Продолжала мать, как в трубке послышался спасительный голос Отца, который говорил что-то в роде: «не заводись, дорогая, он уже взрослый, сам может распределять свое время…», на что Мама отвечала: — Он же был без еды даже, Сюдзи! Встал ещё на его сторону. — Она недовольно цыкнула языком, не одобряя данных высказываний и действий. — Мам, все правда в норме. У меня через две недели уже конкурс, мне надо готовиться. — Продолжил жалостливо Шатен, слыша презрительный вздох на другом конце связи. — Да и перед приходом Чуя мне принес кофе, так что я не совсем голодный был. — Казалось, что это весомый аргумент, но не тут-то было. — Он ещё и кофе на голодный желудок пил, управы на тебя нет… — Отчаянно вздохнув, сказала мать. Она явно сдалась. Нет, она это все преподносит в шуточной манере, однако на самом деле она попросту переживает за сына. — Почему ты не можешь понять, что делать перерывы очень важно? Хотя бы на еду. Тебе не хватило твоего прошлого опыта, когда ты часами гонял упражнения и гаммы? Хочешь ещё раз устроить? — Сказала она с укором, вновь задевая ту тему. Именно с тех пор Мама Дазая чересчур о нем переживала. Но и никогда не гиперопекала. Старалась. Она чувствовала эту грань, но подействовать на сына она никак не могла. Особенно сейчас, когда он достаточно далеко. И совершенно не в соседней комнате. — Ты можешь заработать себе проблемы на всю жизнь, ты понимаешь это, Осаму? Ты ещё так молод, куда тебе? — Продолжала вопрошать в воздух женщина, на что было слышно отцовское «успокойся ты, из-за одного раза ничего плохого не случится», на что она продолжала ругать уже и его. — Я заметила, что из-за одного не случится! По тебе очень хорошо видно, что не случится! — Мам. — Она все ещё что-то агрессивно говорила отцу, совершенно не слыша голос Дазая. Он порядком устал, мозг слегка плющился от нагрузки. — Мам! — Он позвал ее громче, чтобы она обратила внимание. Судя по всему, помогло. Она теперь слушала его. — Я правда очень устал, я сейчас поем и пойду спать, позвони лучше завтра… — Лениво сказал Кареглазый, параллельно дожевывая салат. — Хорошо, так уж и быть. Отдыхай. Спокойной ночи. — Сказала Мать Осаму, голос ее заметно смягчился и она стала улыбаться, что можно было понять по голосу. — Мы тебя очень любим. — И я вас тоже. — Ответил Третьекурсник с теплой улыбкой на лице, кладя трубку. Он отложил телефон на стол, вновь включая музыку. Юноша действительно только сейчас ощутил тот прилив накатившей усталости, которая сделала его веки тяжелыми, будто из свинца. Владелец квартиры даже не убрал стоящую упаковку от салата, впрочем, она ему не мешает своим присутствием, проходя в комнату и ложась на кровать. Затем он вспомнил, что должен был написать Накахаре. Д: «Я завтра буду в консерватории с 11. Приходи в любое время.» Ответа на сообщение не последовало пока что, точно так же, как и просмотра. Либо он ещё не доехал, либо просто тоже спит. В любом случае Осаму попросил Фукудзаву взять и завтра аудиторию, чтобы ему было где заниматься. А тот только с радостью согласился. В последнее время он чудной какой-то. Даже не стал причитать, мол, «Почему бы тебе самому не прийти пораньше и не взять класс?» или «Ты у меня же самостоятельный, разберешься». Впрочем, сейчас об этом думать хочется меньше всего. Если проявляют снисходительность, ей можно и попользоваться немного. Почему Дазай перенес время своего занятия на 11? Да потому что ему искренне не хотелось прийти в консерваторию помятым из-за того, что он вновь проспал. Все же сон больше семи часов ему на пользу не идет. Никак нет. Внезапно Шатену приспичило заняться чем-то, чтобы конкретно отвлечься от его привычного распорядка дня. Он хотел было подумать, что листать ленту инстаграма или иных социальных сетей будет более весело, но он ошибся. Спустя пару минут ему вновь наскучило, потому Юноша понял, что самое время взяться за анализ. — Дазай, угомонись ты уже, это никакая не смена деятельности, а лишь простой самообман. — Скажете Вы и, возможно, будете правы. На что Осаму бы ответил лишь: — Вам кажется, и Вы ничего не понимаете. — В общем, его было не переубедить. Нет, его действительно затянуло разбирать произведение по темам, вытягивая максимум из этого! А затем пришло осознание, что нужно было бы то же самое проделать с непосредственно его произведением — Шопеном — чтобы душа его была спокойна. Потому остаток своего вечера он провел растаскивая на атомы произведение.

***

В этот раз проспать Дазаю не грозило, он размеренно собрался и полетел на крыльях бриза, к слову, который был порывами до 20 м/с, а сам стабильно дул со скоростью 13-15 м/с, что ну совсем неудивительно для начала февраля. Шатен в очередной раз взял у преподавателя ключ от аудитории, садясь за инструмент. Третьекурсник выдохнул и погнал работать. Сперва — упражнения, затем — гаммы, а уже потом вся остальная программа. Конечно, стоило бы поставить в приоритет непосредственно произведения к конкурсу, а не Шопена, но кто он такой, чтобы пренебрегать великим Шопеном, верно? Верно! Поэтому, по устоявшейся традиции, он начнет с него. Тексты этот Студент учил всегда быстро, следовательно, ему оставалось только наигрывать его дальше, так как уже есть представление о том, что за какой частью идет. Но он уже предвкушал, как начнутся основные проблемы с интерпретацией, и он, пока может, должен наслаждаться спокойствием, созданным им же. Спустя неопределенное количество времени в аудиторию Дазая заявился Чуя, вновь с стаканчиком с кофе для Осаму. Они привычно поздоровались, после чего Накахаре на мобильный позвонила мать. — Да, я в консерватории. — Ответил тот коротко и плоско, пытаясь всячески избежать криков матери. Они доносились даже до Шатена. Женщина явно была не в самом лучшем расположении духа. — Я понял. Мне пора заниматься. — Продолжил Рыжеволосый с неким лицом, которое так и отображало: «о боже, как она меня достала». Затем он, слыша негодующий и явно истерически разгоряченный голос матери, завершил вызов, ставя телефон на беззвучный режим и кладя его куда-то на дно сумки. Осаму пару мгновений постоял, а затем спросил. — Опять проблемы с ней? — Сказал он безо всякой надежды на обратный ответ. Но ответа не последовало вовсе. Он был успешно проигнорирован и сменен звуком игры гамм. — Ты можешь сказать, если действительно возникли. — Заткнись лучше, а? — Сказал раздраженно Чуя, не оборачиваясь на Учителя, стараясь сконцентрироваться на его нынешнем занятии. Осаму лишь пожал плечами, якобы оправдывая самого себя, что он ничего плохого не сделал, и что это сугубо проблема Грубого Второкурсника. — Точно, Упражнения. — Воскликнул вдруг Осаму, щелкнув пальцами в момент, когда на него снизошло озарение. Он вытащил сборник, обещанный быть здесь ещё вчера, ставя его на фортепиано. — Пока будешь учить все упражнения, оставь сборник у себя. — Сказал Юноша, не смея трогать больше Голубоглазого, так как тот явно продолжил бы разговаривать в подобной манере, а ему нужно остыть. Шатен даже поскупится на то, чтобы сделать засечку, что с преподавателем так не разговаривают. Чуя лишь кивнул, доигрывая первое упражнение. Затем он раскрыл потрепанный жизнью сборник, читая второе упражнение, так как его запомнить с рук слегка проблематично. Расправившись и с ним, приступил к третьему. Он так же быстро его освоил, прошедши всеми штрихами, позволяя Осаму сесть рядом, начиная с ним работать. — Будешь учить по одному каждое занятие. Техника пойдет, попросту нужно время. Теперь давай посмотрим, что ты со вчерашнего дня запомнил. С Листа начнем. — Накахара лишь молча открыл нужные ноты, начиная играть. Ошибок было заметно меньше, а играть значительно легче, так как его ухо успело привыкнуть к правильному и грамотному звучанию того или иного места. Сегодня все пошло намного легче и проще. — На сегодня можем закончить. — Сказал Дазай, пока Рыжий доигрывал его произведение, являющееся уже вторым. Рахманинова. — Я бы остался ещё здесь. — Сказал настойчиво тот, опуская руки с клавиатуры и встряхивая их, чтобы те слегка отдохнули от напряжения. — В таком случае я понаблюдаю за тем, чтобы ты не переигрывал. — Не менее настойчиво ответил Осаму. В этот раз он не стал снимать очки, потому что так действительно было удобнее читать ноты. Потому он лишь поднял их на линию челки, оставляя их лежать в таком положении, отодвигаясь к спинке стула, так как его спина тоже заметно устала. Впрочем он ещё удивлен, что Чуя ни разу не сделал какого-либо движения для разминки. Причин было мало, но в одну из них затесалось то, что Голубоглазый тоже имеет такое чувство, как стыд и стеснение. Хотя это далеко не та вещь, которую стоит стыдиться… Но это не объяснить. Дело немного в другом. Накахара продолжил заниматься, тем временем Третьекурсник позволил себе уплыть в свои размышления на счет Рыжеволосого. Потому самое время ответить на вопрос, в чем же на самом деле была причина. За все время занятий Дазай понял, что его Подопечный является довольно закрытым человеком, привыкшим всегда все делать до последнего, изнуряя себя и работая на износ, что бы там ни было, продолжая терпеть вообще все, проходя через это молча, неся на своих плечах непосильно тяжелую ношу, тем самым утверждая, что он и сам справляется со всем. Именно по этой причине он не мог просто так встать из-за инструмента и попытаться хоть как-то разогнать кровь в конечностях. Кажется банальным, звучит просто и глупо. Но для него самого это далеко не так. Судя по поведению его матери и самого сына, можно сказать о стеснении обстоятельствами, что выходит для него боком уже как долгое время. Можно быть в этом уверенным. Да и тогда, когда Осаму подобрал его с лестницы собственного подъезда, он не проронил ни слова, хотя был заметен огромный рой мыслей у Второкурсника в голове. И это на него давило. И, если посмотреть со стороны какой-никакой субординации и уважения, он Чуе фактически никто, так что у второго нет причин доверять ему и говорить только правду, оголяя тонкую струну души. Потому здесь нет его вины, что он, закрываясь в скорлупе агрессии, начинает грубить и язвить всем и вся, пытаясь так сохранить остаток своей личности, которую заметно покромсали и изменили обстоятельства. А теперь, после небольшого пояснения, стоило бы вернуться к нашим юным пианистам. К слову, Второкурсник вновь зажал руку. Ай, непорядок! — Чуя, запястье. — Сказал Дазай, подхватывая тонкое запястье правой руки Ученика, которое статично стояло на клавиатуре без возможности как-либо двигаться независимо от пальцев. Он посмотрел с долей осуждения на Рыжеволосого, который лишь слегка нервно вздохнул, пытаясь расслабить запястье с заметно накопленным напряжением. Из-за этого в руке началась мелкая дрожь. Такое бывает достаточно часто, неприятно. Осаму продолжил в тоне «Я-же-мать». — Неужели ты совсем не чувствуешь, когда у тебя напрягается рука? — Нет. Совершенно. — Отрицательно покачал головой Второкурсник, который явно собирался продолжить играть, если бы Шатен его не остановил вовремя. — Плохо. — Прокомментировал, страдальчески вздыхая, Новоиспеченный Преподаватель, принуждая Накахару расслабить руку. Затем, подумав пару секунд, он вновь произнес. — А теперь подними руку и попытайся выпрямить пальцы. — Он отпустил руку Студента, а тот сделал все, как он и сказал. Ему было тяжело держать руку в таком положении, слегка растопырив пальцы. Она действительно довольно сильно тряслась, однако Чуя ничего не сказал, осознавая свою ошибку. — Когда твоя рука доходит до такого состояния, лучше не играть. — Жестким голосом с долей заботы дал наставление Юноша, вновь опуская руку, давая ей расслабиться. — Это ни к чему хорошему не приведет, уж поверь. — Добавил он же, получая в ответ встречный вопрос. — Ты мне так уже который раз говоришь, но так и не озвучиваешь, к чему это может привести. — С добротной долей недоверия возник Рыжеволосый, скептично поднимая бровь, поворачивая голову в сторону Осаму. — Откуда я могу знать, что ты говоришь это исключительно из хороших побуждений? — «Ох черт, приехали», подумалось Дазаю. Выбора не было, теперь он обязан был пояснить все. Но это долго. Личный опыт затрагивать он не собирается, так как не горит желанием. И Накахаре это знать необязательно. А иных аргументов у Кареглазого, кажется, и нет. — Потому что иногда стоит просто доверять тому, у кого опыта больше. — Без обиды, безо всякого упрека сказал Третьекурсник, не глядя на Чую. Но такой ответ второго не устроил. — А что, если этот опыт фальшивый? Откуда я могу знать, что ты хочешь мне помочь, а не завалить? Все же мы конкуренты, кто тебя знает. — Продолжал Чуя в нарастающе-враждебном тоне, вперившись взглядом в Кареглазого, который все же выпрямился и решил посмотреть в ответ на Рыжеволосого. Со Вторым совершенно точно что-то происходило. Да, проблемы в семье, да, Осаму его гоняет, но это норма. Без этого никуда. И не нужно переносить эти проблемы на Дазая. Если он не может понять, что Осаму не собирается делать все исключительно во вред Ученику, то это его проблемы. — Так если мой опыт фальшивый, то, как ты думаешь, почему у меня технический материал не на фактическом нуле? Почему я сдаю экзамены на высший бал? Тебя это не смущает? — Прошипел Дазай. Нет, он не хочет признавать, что слова о фальшивом опыте где-то там кокетливо кольнули острым и тонким ножичком прямо в сердце. Нет-нет, Вам показалось, он такого не говорил. И даже не думал. И вообще ему все равно. — А если ты хочешь знать, то я объясню тебе, почему. — О, ну так поведай же мне наконец. — Закатив глаза, с заметным пренебрежением скрещивая руки на груди, нарочито сказал Рыжеволосый парень, играясь с нервами обоих Юношей. — Прекрасно. Начнем с того, что переигрывание рук — крайне опасная вещь. И это не просто когда тебе «болят руки». Ты даже не можешь сравнить это ни с какой болью, получаемой во время игры без переигранных рук. Это когда ты садишься за фортепиано, а потом понимаешь, что ты даже пальцы подряд не можешь поставить на клавиатуре, потому что тебе болит абсолютно вся рука — начиная от кончиков пальцев и заканчивая локтем, потому что туда тоже отдается боль из сухожилий! Ты не можешь пошевелить даже пальцем. — Продолжил повышать тон Осаму, демонстративно показывая все это жестами, чтобы было более наглядно, а не какая-то абстракция. О да, он сел на коней. Определенно и абсолютно точно. И кое-кто его к этому подтолкнул. — А если ты после такого не дашь своим рукам восстановиться, то добро пожаловать в тюрьму, под названием «профнепригодные неудачники», — Он мечтательно развел руками над головой с отнюдь невеселой ухмылкой, будто бы вырисовывая табличку над головой с данной надписью. — Потому что, ура, ты больше не можешь играть вообще! Тебя такой исход устраивает? — Почти крича, спросил Шатен, разгоряченный словами о «фальшивом опыте». Он заканчивал свою речь уже стоя, отодвинувши стул от фортепиано, глядя на Накахару. — Ах да, если ты вдруг сомневаешься в том, что я тебе пытаюсь дать дельные советы, а не зарыть тебя в яму, просто потому что мы мнимые конкуренты, то мне незачем тобой заниматься, раз уж мы конкуренты. — Он прошел к своим вещам, вешая сумку на плечо и накидывая верхнюю одежду, собираясь выходить из аудитории. — Занятие окончено. Сборник оставь себе, в обмен на кофе. Ключ сдашь сам. — Сказал Осаму, захлопывая первую дверь. — И замечательно! — Прорычал в ответ Рыжеволосый, вновь пододвигаясь к фортепиано, начиная играть упражнения дальше в состоянии «как вы меня все бесите». Все это сопровождалось личным «одолжением», мол, «смотрите, я буду играть сам, без всяких там Педагогов!». Он уже не слышал, как закрывается вторая дверь в аудиторию, как Кареглазый быстрым шагом спускается вниз по лестнице, сдерживая свое желание прямо сейчас не пнуть стену, как тот вылетает из консерватории, тяжелыми движениями направляясь к нужному ему метро. Сейчас свежий воздух выглядит как спасение, правда. Он отрезвляет намного лучше любых сигарет, которые, раз уж на то пошло, Дазай уже был готов закурить. Но он не курит. От легкого всплеска адреналина у Осаму трясутся руки, которые ещё и встречаются с холодным ветром на улице, рассекая его порывы, но затем оказываясь в карманах. В голове мешались мысли, которые были полны сначала возмущения и гнева, а уже потом, где-то на каком-то из заостренных углов, нанизанной на них горечи и раскаяния. За что, хотелось бы спросить даже Осаму у самого себя? Ну, стоит начать с того, что его так легко задели слова какого-то Студента. Он не может припомнить того, чтобы так сильно когда-либо заводился из-за слов о его опыте, да и в общем проявлял настолько много эмоций на подобные темы. Обычно они его никаким боком не касались. Но это было обычно. Сейчас все по-иному. Во-вторых, раскаяние за то, что он не смог сдержать свой поток слов и гнев. Ему не стоило поддаваться на провокации Накахары, даже если они были неосознанными. Стоит лишь выяснить, по какой причине он остался таким уязвимым, что не смог взять полноценный контроль над собственными, захватывающими его с головой чувствами? А тут и выяснять нечего. Он просто расслабился. Слишком поверил в то, что люди не такие плохие, как ему раньше казалось. Слишком поверил в то, что сможет избежать подобных конфликтов. А, уже где-то в конце, поверил Чуе. Поверил, потому что тот показался не таким, как остальные. Он выглядел не тем, кто собирался над ним подтрунивать. Нет, впрочем, он не пытался. Осаму, здесь ты не прав, он не насмехался. Он лишь поставил под сомнение твои действия. Всего лишь. Подумаешь. Почему бы ему это не сделать? Имеет право. А ведь если действительно подумать, то с какого перепуга Накахара вообще должен верить и делать так, как говорит какой-то Студент, который ничем не старше его самого? Какая у него причина не поставить под сомнение его количество опыта, мотивы? А если бы Дазай действительно оказался тем, кто хотел бы оставить Второкурсника позади себя, сказав ему неправильные вещи? А если бы он не был таким принципиальным и правильно воспитанным двадцатидвухлетним Пианистом?

А если отбросить «если бы»?

До того момента, как Юноша добрался домой, он все же успокоился, но неприятный осадок ещё остался. Гневное неистовство сменилось сожалением. В очередной раз повис вопрос: — Почему только я не думал мозгом? — Спросил сам у себя Дазай, заставляя вопрос повиснуть в воздухе, слыша отдавающийся эхом собственный голос, полный раздражения. — Вот и что теперь с ним делать? — Продолжал свой разговор в пустой квартире Осаму, забрасывая вещи в стирку или включая чайник. — По сути я же взъелся ни за что. Как все сложно. — Он положил руку себе на лицо с характерным шлепком, протягивая ее вниз. Тяжелый вздох сорвался с его уст, пытаясь успокоить его хозяина. — Пусть сам делает, что хочет. Это не мои проблемы уже. — Пытался осадить сам себя Третьекурсник, продолжая причитать себе под нос. — Нужно было выражения подбирать, а не разбрасываться словами. Сам себе проблемы создал. — Продолжал вздыхать он недовольно, ровно до тех пор, пока его пыл окончательно не закончился. А теперь предлагаю посмотреть на то, что происходило у нашего Уважаемого Накахары в консерватории в это время. Студент продолжал играть на фортепиано, извлекая из него безумно тяжелые и грубые звуки. Если бы он сказал, что это не последствия произошедшего пару минут назад, то он бы совершенно точно солгал. Кислород стал слишком тяжелым для того, чтобы им дышать. Несомненно, увидеть Дазая в гневе было чем-то новым для него. И это было неожиданно. Оттого даже страшно. Нет, не совсем страшно… Это было как минимум достаточно агрессивно. Когда концентрация окончательно потерялась, а заглушать назойливые мысли стало невозможным, он в очередной раз сбился со строчки и последовательности пальцев, ставя локти прямо на клавиатуру, которая издала характерный крайне неприятный звук, затем кладя голову на руки, пальцами зарываясь в собственные волосы. Единственное, что удалось выдавить из себя, так это на выдохе произнести: — Сука… — Он ещё раз поставил локти на клавиатуру фортепиано, но его не раздражал этот противный звук, который издал инструмент. Он зачесал пальцами волосы назад, выпрямляясь, ещё раз делая тяжелый выдох в смирении. Он посмотрел в окно, увидев в нем лишь темное небо и облака, до которых дотягивался свет от ночных иллюминаций города. Юноша понял, что в таком состоянии заниматься он не сможет, потому принял решение уходить отсюда. Он неспешно стал собираться, что параллельно сопровождалось скрежетом зуб. Второкурсник однозначно не знал, как лучше стоит уладить этот конфликт. Он не знал, пойдет ли Дазай к Фукудзаве: скажет ли он ему, откажется ли от работы, оставит его без занятий, а сам будет где-то шастать вместо них? Продолжит ли он вообще с ним заниматься? Ладно ещё, если бы это был опытный педагог. Такие действительно работают, закрывая глаза на все проколы и истерики учеников. Потому что такое у каждого бывает. Профессора все понимают. А Дазай — такой же студент, как и он сам. Совершено нормально, что он так отреагировал. Потому что именно Чуя был инициатором. Ему давно говорила мать, что стоит научиться разговаривать без подтекста, недвусмысленно, не показывая так сильно своего настроя. А он не считал это нужным. Теперь пожинает плоды. Если бы он держал язык за зубами, а не озвучил свои мысли, то все бы, вероятно, вышло совершенно по-другому. Впрочем, он не скрывает того, что он действительно стал сомневаться в помощи Осаму. Потому что второй явно не просил давать ему часы практики, его заставили. Так мало ли он решит не делать все добросовестно, чтобы выразить свое недовольство через отвратительную игру Чуи? За такой подход Шатену бы ничего не предъявили, потому что работал он не за зарплату, а за «спасибо», могли бы списать на то, что из Дазая просто плохой педагог, так как его уважает вся консерватория. И Накахара может быть уверен, ему бы сделали поблажку в таком деле. Или он хотел устранить своего соперника на конкурсах, дав заведомо неправильные и ложные наставления. Рыжеволосый признаёт, что он прокололся. Причем очень сильно. Но извиняться он не планирует. Может, в будущем. Когда-нибудь. Точно не сейчас. Не сегодня. И не завтра. А может никогда. Он ещё сам не знает. Как жизнь повернется. По правде сказать, Чуя сам не может определиться, для чего он сказал ту фразу про опыт. Задеть чувства Дазая? Возможно. Посмотреть, как он на это отреагирует? Наверное. Попытаться вывести его из себя, чтобы получить удовлетворение тем, что не одному ему паршиво? Все может быть. Он не может отрицать ни одни вариант, который возможен. Насколько бы противным он ни был, каждый из них имеет место быть, как бы ни хотелось их признавать. По итогу Голубоглазый лишь вышел из консерватории крайне недовольным. Чем недовольным? Да всем днем вкупе. Он отдал ключ вахтеру, отвечая максимально безобидно, насколько это было возможно, конечно, когда вахтер задал вопрос: — У Вашего друга что-то случилось? Я давно не видела Дазая таким. — Поинтересовалась очень аккуратно и деликатно вахтер, вешая ключ на место. — Да повздорили с ним немного. — Сказал Накахара, отвлекаясь от собственных мыслей, натянуто улыбнувшись. — Просто он крайне редко уходит в таком настроении, вот я и решила спросить, что у вас там стряслось. — Такая простая, но до боли приятная женщина. Чуя просто не мог ей грубить, а она, взамен на его милость, всегда давала ему аудитории, когда была ее смена. — Я надеюсь вы помиритесь, а то в прошлый раз такое чуть ли скандалом на всю консерваторию закончилось… — Продолжила она, как бы предупреждая Рыжеволосого о последствиях таких действий. Теперь у него в голове есть ярлык в голове когда-нибудь узнать об этом у Дазая. — Я вас понял, благодарю. До свидания. — Сказал Голубоглазый, вновь активно двигая своими ногами, направляясь в сторону метро. Его негативный настрой как рукой сняло после разговора с той женщиной. Бывают же приятный люди на этой земле. И вроде объяснить не можешь, почему они таковые, а вроде от них просто веет таким позитивом… Но сейчас не об этом. Когда поезд подъехал к станции, Чуя зашел в него, усаживаясь на свободное место в почти полностью пустом поезде. Он ехал в наушниках, думая о чем-то своем. Затем он заметил перед глазами знакомую остановку и, подумав, что это его, вышел. Каково же было его разочарование, когда это оказалась станция Чертового Дазая. Но Рыжеволосый лишь усмехнулся, произнося у себя в голове что-то наподобие: «Все дороги ведут в Рим, так, Накахара?», а после вышел из метро, идя по уже хорошо запомнившейся ему дороге, огибая редких прохожих. Затем ему по пути попался круглосуточный магазинчик, куда он решил заскочить, чтобы купить чего-нибудь в качестве извинений. Да, он не знал, что обычно ест Осаму, но взял самое банальное — сладости. В бою все средства хороши. Быстро оплаченная покупка оказалась в его относительно большой сумке, владелец которой продолжил свой путь к нужному ему дому. Когда он к нему приблизился — о боги, как же ему повезло, Он запомнил пароль от входной двери в подъезд! —, а после зашел в него, поздоровался с уже привычно сонными охранниками, забегая в лифт. Когда этажи заметно приблизились к заветному, уверенности в его действиях немного поубавилось. Хотя Осаму не был похож на того, кто собирался устраивать скандалы, но он вполне мог просто развернуться и уйти, как сделал это сегодня. И он не пожалеет. А если и пожалеет, то никому этого не покажет. Он переживет это. А вот остальные — нет. Именно поэтому сейчас цель уладить все это мирно и аккуратно. Желательно без криков. Но это как получится. И чтобы все живы остались. По возможности. Рыжеволосый Второкурсник покинул лифт, проходя к нужной ему квартире. Чтобы Кареглазый не увидел его в случае чего в глазке, тот отошел слегка в сторону и позвонил в дверной звонок. Первую минуту никто не отозвался, затем Накахара настойчиво позвонил ещё раз, пытаясь придумать, чего бы сказать, чтобы его не послали к черту и не пнули под зад, прогоняя из квартиры.