Ascolta il cuore

Шел третий год обучения в музыкальной консерватории. Дазай уверенными шагами вымерял расстояние от одного конца коридора до другого, аккуратно поправляя рукой сползший галстук, который неясным для него образом ослабил свой узел. Тонкие и изящные пальцы ловко и умело вновь водрузили элемент одежды на положенное место, не останавливая ходьбы вокруг заветной двери, где прямо сейчас происходит бурное обсуждение его зачетного экзамена. Сколько этот Юноша кругов уже находил? Ему неизвестно. Каждая минута тянулась, словно она не желала заканчиваться, стрелки часов же послушно застыли под влиянием такого эгоистичного желания, перехватывая у Дазая воздух, и без того являющийся дефицитом в этом душном помещении. Результат государственного экзамена должны огласить с минуты на минуту, а Шатен тем временем, переминаясь с ноги на ногу, деловито поправлял одежду, разглаживая складки на ней, как будто ничего не происходит. На самом же деле волноваться именно этому Студенту не было за что — он был лучшим на отделении фортепиано во всей консерватории (и не только). Он был безупречен во всем: темп, ритм, технический материал, штрихи, прослушивание тем… Однако жизнь — это штука несправедливая. Чем его обделили — это музыкальность. Про Осаму говорили, что он играет будто робот, неспособный чувствовать. Сразу в голове всплывают возгласы жюри, не раз услышанные случайным образом. Парень клянется, что вышло это не специально. — Мальчик-то талантливый, но ему не хватает дыхания. — Полностью с вами согласен, он играет замечательно, но ведь один из главных факторов в игре — это эмоции. Не показать их, играя классику, даже в Шостаковиче, — крайне неосмотрительно. — Вероятно, это не для него? — Не нужно его оправдывать. Это конкурс. Здесь нужна объективная оценка. — Именно, объективная. Он произвел эффект на слушателей своей техникой, сыграл весь текст идеально. Без сучка, без задоринки. Он более чем достоин первого места. — После чего все жюри шли дальше по нужному им направлению, а Конкурсант возвращался в свою временную аудиторию. Не то чтобы его это задевало, скорее, это было как что-то вроде закона сохранения энергии, в плане: приобретаешь одно, теряешь другое. С этим Дазай уже успел порядком примириться, особенно спустя несколько курсов консерватории и три курса колледжа перед. Несомненно, Юноша получал желаемое, становясь первым везде: в колледже, в консерватории, в городе, республике, даже на международных конкурсах он занимал призовые места. Но порядком удовольствия к его даже девятнадцати годам ему не приносило от слова ничего, учитывая то, что сейчас ему двадцать один. Идет двадцать второй год. Так было лишь до тех пор, пока на втором курсе его обучения не появился слишком заносчивый парниша с Рыжими волосами, который ещё и, как назло, учится у преподавателя Дазая. Он, конечно, понимал причину постоянных побед, однако все же не мог так попросту отдать первое место ему. В первый же год консерватории Рыжеволосый парень его обошел — тогда ещё Шатен даже не знал о его существовании у профессора — забравши с республиканского конкурса гран-при. В тот миг у Осаму сразу же возник вопрос: «а за что, собственно?», после он самостоятельно залез в интернет, найдя информацию по этому некому Накахаре Чуе, о котором было написано множество статей и публикаций на ютубе с его игрой. Из чистого интереса Юноша открыл его исполнение Листа несколько лет тому назад и обнаружил посредственность. Нужно было видеть, как его лицо скривилось, услышав фальшь в нотах. От подобного у Дазая уши сворачивались в трубочку. Он, так и не осознав, что люди нашли в этом Парне, со спокойной душой забыл о его существовании вплоть до третьего курса, когда его занятие стало стоять сразу после занятия Накахары. Однажды ему пришлось подслушать, как тот занимается с Профессором: второй его хвалил, однако сразу же после слышалась вновь слегка фальшивая игра, после которой руки Пианиста не раз срывались с клавиатуры, из-за чего звук резко прекращался. Поначалу Третьекурсник не мог понять причину таких резких остановок, пока не узнал про вспыльчивость всей его семьи. Слухи не бывают полностью правдивыми, но на этот раз они были похожи на правду. Произведение, которое ему дал Профессор, было слишком сложное для второкурсника, ведь, как Шатен уже успел понять, Рыжеволосый не славился своим мастерством в «объятии» клавиш фортепиано. С ними он, видимо, все еще был на «вы», из-за чего техническое произведение не могло у него получиться так быстро. Через пять минут Рыжеволосый парень покинул аудиторию, не удостоив внимания случайно толкнувшего его Дазая, параллельно входящего в аудиторию. Пока Осаму привычно раскладывал свои вещи: доставал папки с нотами, сменял обувь, ставил телефон и другие устройства на беззвучный, преподаватель подозрительно смотрел на него, подходя ближе. — Осаму, послушай. У меня есть к тебе предложение… — Если вы о том, чтобы где-то вновь выступить, то я всегда за. — Не дослушав предложение, сделал вывод Кареглазый, регулируя стул после этого коротышки под себя. Разумеется, на экзамене ему дали высший балл, так как он ещё и являлся конкурсантом. У подобных личностей всегда есть свои привилегии. — Нет-нет, я совсем не об этом. — Тихо ответил преподаватель, поправляя свои очки, параллельно протягивая руку с кипой нот, на что веки Осаму подскочили вверх в изумлении, исказив все лицо Юноши, ибо увиденное повергло его в некоторого рода шок. Сверху стопки нот большими буквами выведено » Ф.Шопен, баллада номер 2 фа мажор». — Как тебе идея это сыграть? — Ох… — Кареглазый обреченно вздохнул, взяв паузу. Само собой, что это предложение не являлось таковым. Если шеф выбрал ему это самостоятельно, значит Дазай не имеет права отказаться от него. Иначе же говоря — это было добровольно-принудительно. — Хорошо. — Отлично, тогда я помогу тебе проставить аппликатуру.— Учитель поставил ноты на рояль, вооружаясь карандашом и ластиком. Закрывая глаза на то, что его Студент уже третий курс, как-никак. Сам Юноша не помнит уж такой снисходительности, когда ему помогали в последний раз с аппликатурой, видимо, прямо сейчас от него хотят чего-то конкретного. И он даже догадывается, чего именно, но до тех пор, пока он в этом не удостоверится, будет молчать, не оставляя этого за пределами своей черепной коробки. Специфическая аппликатура была проставлена, спорить с педагогом Дазай не смел, ибо после первой же остановки осознал, насколько отвратной оказалась идея. Стоящие над нотами пальцы были весьма неудобны для руки Осаму. Он привык, чтобы рука охватывала как можно больший диапазон клавиш, такая техника позволяла брать трезвучие никак не первым-третьим-пятым, а исключительно первым-вторым-четвертым или первым-третьим-четвертым. У него была довольно большая ладонь и длинные пальцы для подобных махинаций. Сейчас же аппликатура была расставлена исключительно по фэн-шую, как положено, что ввело Юношу в еще большее недоумение. Он наконец решился задать вопрос. — Простите, вероятно я чего-то не понимаю, но почему именно это произведение? — Осторожный взгляд студента пал на Фукудзаву, наблюдая за ним без поворота головы. Тот же с изяществом сложил свои очки, потирая переносицу. Ответа на вопрос не было слышно, Дазай уж было и не надеялся на него. — Понимаешь ли, Дазай. — Шатен узнает этот тон. Сейчас наверняка последует неприятный разговор не только для него, но и для преподавателя. — Я хочу для тебя наилучшего, я думаю, что ты тоже этого хочешь для себя. Это нормально. Но, ответь мне на вопрос, как ты думаешь, почему большинство музыкантов стали известными? — Реплика Осаму задержалась на устах, он произнес ее, лишь хорошенько подумав. Парню приходилось не раз мусолить эту тему. И далеко не по собственному желанию время от времени. — Наверное, потому что они хорошо играли? — на подобные слова Фукудзава лишь с интересом склонил голову слегка вбок, ожидая подробностей. — То есть… Они радовали людей своей игрой. Впечатляли. — Верно. Но какая основная их черта? — И вновь профессор задает вопросы, к которым Дазай не был готов совершенно. Ответа не последовало. Его не было и не ожидалось в ближайшее время, судя по выражению лица Ученика. Потому Преподаватель продолжил, взяв на себя роль просветителя, собирающегося разъяснять и без того известные вещи для Осаму. — Все они являлись теми, кто впечатлял людей эмоциями, вложенными в музыкальное исполнение. Они отображают замысел композитора. — Как Шатен и думал, он оказался прав. Поэтому и не произнес ранее данных слов. Дело было в его так называемом «театре». Строить из себя дурака намного выгоднее и легче, нежели быть серьезным и размышлять крайне логично. — Колебания музыки для каждого разные, ведь что такое музыка? Это звуковые волны, доходящие до слушателя, которые проникают в слуховые аппараты с определенной частотой. Поэтому наши мнения о музыке различаются: кто-то более восприимчив к громким инструментам, потому неспособен их вынести, кто-то, наоборот, предпочитает исключительно громкую игру. Но проблема в том, что игра должна быть более свободной, ты должен дать волю себе, чтобы ты мог донести до людей, сидящих в зале, посыл, с которым ты к ним пришел. Именно это и называют «музыкальностью», она всегда идет из души. И я могу быть уверен, что она есть у каждого человека. Ты не являешься исключением, просто, скорее всего, ты этого ещё не обнаружил. — Закончил свою мысль Фукудзава, устало глядя на время. Достаточно поздно, чтобы продолжать занятие, однако в то же время достаточно рано, чтобы просто так уйти. — В общем сейчас твоя задача— понять замысел автора. Ты уже видишь композицию, составленную из нескольких тем, переплетающихся благодаря гармонии. Радостные мотивы сменяются грустными, трагическая история любви… Тебе нужно найти все об этом произведении, выбрать наиболее понравившиеся исполнения, принести и показать их мне, соответственно, весь разбор за тобой. На сегодня занятие окончено. — Дазай поблагодарил Профессора за урок, собирая вещи, вылетая из аудитории быстрым шагом. Единственное приходящее сейчас на ум действие — это ударить что-нибудь, да так, чтобы оно разлетелось в щепки. Нет, у Осаму не было проблем с контролем своих эмоций. Если быть откровенным и честным, то их вообще не было. Попросту данная ситуация является той, с которой нужно смириться. А сейчас этого делать ой как не хочется. Точнее, это далеко не самое простое, что могло бы быть. Зачем учителю это делать? Зачем он пытается вновь вернуть прежнего Осаму, теряющегося на сцене из-за незнания текста? Или, быть может, он пытается вернуть того, кто знал текст, но из-за своих порывов не мог играть ровно? К чему это все? Неужели это именно то, к чему стремился Дазай все эти годы? Кареглазый мог с уверенностью заявить о готовности сейчас разрыдаться, да вот он не может, потому что забыл, как это делается. Гнев сменился разочарованием. Вторая стадия принятия. Именно по этой причине он прямо сейчас идет под дождем без зонта, несмотря на то, что он в его распоряжении и тихо дожидается своего часа в мокром рюкзаке, однако тот все не наступает. Ненавязчивые капли дождя превратились в ливень, все еще неубедительно заставляя Юношу открыть зонт. Третьекурсник лишь неспешно шел, чувствуя, как волосы намокают, надоедливо прилипают к лицу, обрамляя его и давая тонким струйкам воды стечь по аккуратным чертам лица молодого Пианиста. Он неторопливо ковылял по вечерним просторам города, переходя под светофорами без задней мысли, устремляясь к себе домой, хотя, если признаться честно, ему и туда не то чтобы хотелось. Поразмыслив пару секунд, Парень сменил свое направление к кафетерию, заходя в теплое помещение, перед этим отряхнувшись под навесом. Выглядеть как мокрая псина желания не было. Осаму приветливо поблагодарил бариста, присаживаясь за свободный стол около окна, раскладывая партитуры, доставая ноутбук, наушники и конспекты, принимаясь находить какой-либо материал по нужным ему темам. Если не считать того, что он закрыл сессию на отлично, как и всегда, у него хромает, а, будет правильнее сказать, стремительно пытается ползти, анализ произведений, дающийся ему довольно легко, если учить. А времени учить у него, как раз-таки, категорически не хватало. Педагогика, психология, философия, гармония, фортепиано, дирижирование — которое он сдает, но на него не ходит, так как ему сделали поблажку —, композиторство, которым он занимается самостоятельно… Можно ещё долго перечислять, что именно забирает время у Студента в основе, однако сейчас не время для размышлений. Наушники были надеты на мокрые вьющиеся волосы Дазая, включивши непосредственно Шопена для большего понимания его творчества в общем, параллельно находя художественную литературу, связанную с данным композитором. «В бою все средства хороши, только вот в чем печаль, что было бы намного лучше, если бы это шло «изнутри» — не раз Осаму слышал эти слова от педагогов, к которым он поступал и с кем ему приходилось иметь дело. И совершенно ничего не мог с этим поделать, увы, он утратил свое истинное понимание музыки ещё в крайне юном возрасте, из-за чего стал заниматься техническим материалом в надежде прорваться сквозь толпу таких же технарей, как и он сам. Насколько долго сидел Дазай, оставалось загадкой даже для него самого, так как эта забегаловка круглосуточно открыта, его никто не спешил выгонять. Все же он сам собрал вещи, когда ощутил свое одиночество в этом помещении, и покинул его. Ввалившись в квартиру, Студент снял обувь, которая не приходилась ему по вкусу. Но ничего не поделать, если приходится соблюдать официально-деловой стиль одежды? Проблема больше в удобстве, чем во внешнем виде обуви. Ноутбук вновь оказался на столе, с открытыми теми же самыми вкладками, что и до этого. Неудивительно, что он продолжил работу над характеристикой Фридерика Шопена даже спустя целый день занятий. Не то чтобы Шатен имел проблемы со сном, если быть точнее, посещали они его редко, но на данный момент он был осведомлен о свей невозможности уснуть, пока не доделает все обязанности. Впереди его ожидают две недели перерыва между семестрами, только вот это совсем не обещает ему отдых. Скорее наоборот, ещё большее количество работы, в частности над специальностью. У него есть ровно две недели, чтобы он мог отточить все до идеала, чего будет для него предостаточно, если отдавать занятиям не менее 5 часов в день и… Пытаться изобразить подобие живой музыки. После ему придется показать его этап работы Профессору, играющий роль некоторого монарха, пытающийся «натолкнуть на путь истинный» и расставить координаты конечной точки направления Дазая. Конечно, этого ему и не нужно было. Однако приходится сделать вид, будто все это — необходимость. Он может быть на все 100 уверен, что теперь Фукудзава не предоставит ему так просто высший балл по экзамену, который он собрался сдавать, а, значит, стипендии ему так же не видать (конечно, ему было на нее фактически все равно, просто все же не хотелось терять статус). Потому выбора не остается, кроме как приложить усилия к нужному исполнению. К двум часам ночи голова стала неприятно ныть, тонны текста мельтешили перед Карими глазами, рука небрежно выводила на листе какую-то новую информацию, постоянно попадающуюся под руку в интернете в нескончаемых количествах, а в динамиках все ещё играл повтор баллады. На выборе исполнений он решил остановиться, дабы продолжить уже в следующий раз, так как прямо сейчас его мозг отказывался нормально функционировать даже для того, чтобы вспомнить, что он уже читал, а что ещё нет. Он пометил себе, на каком сайте остановился… Видимо, завтра придется зайти в музыкальную библиотеку. Если вдруг его не переклинит и он не станет слишком ленивым. Остается быть благодарным благосклонным преподам, поставившим только две пары в пятницу: педагогика и гармония, и те во второй половине дня. Последний день перед выходом на отдых, наверняка снова Профессор устроит что-нибудь интересное. Решив даже не менять дислокацию, Осаму лишь получше обернул вокруг себя плед, кладя голову на стол. Несомненно, у него завтра будет болеть спина и шея, но об этом он подумает уже завтра.

***

Вместо того, чтобы проснуться от будильника, Дазая встречает звонок от родителей, которые распереживались отсутствию звонков и сообщений. Сонный и заспанный голос Осаму заставил старших на другом конце звонка успокоиться и самостоятельно принять решение о благополучии их сына. — Тебе ничего не нужно? — Настойчиво спросила мать, явно чем-то занятая, потому сразу говорила по делу. — Мам, сейчас не XX век, когда вы в свои студенческие годы сидели и ели хлеб с сахаром. — Не менее настойчиво ответил Дазай, пытаясь разогнуться из совершенно неудобной позы, в которой он пребывал последние несколько часов. — Пиши нам почаще, мы ведь переживаем! — Послышался голос Отца где-то вдалеке. — Я, возможно, приеду к вам на пару дней. Вчера закрыл сессию по специальности, сегодня окончание семестра. — Осаму действительно собирался навестить опекунов, так как времени у самого него раньше для этого не находилось: все большие выходные он занимался специальностью, а в остальные дни готовился к зачетам и сессии. Однако родителей тоже нужно посещать, закрывая глаза на необходимость занятий. — Это замечательно! Мы будем ждать. — Послышался облегченный и радостный голос матери, наверняка уже и забывшую ее сына живьем, не видев его уже очень и очень давно. Шатен закончил диалог банальными фразами, заставляя лежащую на столе слегка затекшую руку выронить телефон на поверхность так, что тот не разбился, а с глухим стуком лег на нее. Глаза открывать категорически не хотелось, да и темно ещё, хоть глаз выколи. Вспомнив о существовании часов прояснился временной промежуток. 8 утра. Решивши сменить позу, Осаму передвинулся на диван, попытавшись поймать желанный сон за хвост, да вот тот стремительно улетел, похихикав и позлорадствовав над Третьекурсником. Поднявшись с кровати, Дазай по привычке пошел заваривать кофе, параллельно включая какую-то лекцию о Шопене. Признаться, скучнее этого монотонного речитатива Студент не слышал в жизни, а все же приходится слушать, даже если его что-то не устраивает. Такова жизнь: либо наступи себе на горло, либо ты пропал. Еще бы в голову что-то откладывалось… Собравшись в темпе andante, Шатен выполз из квартиры в консерваторию, стараясь не промерзнуть от колючего, холодного, пробирающего до костей ветра. Видимо, погода решила напомнить о себе, сама до этого упустив существование такого понятия, как «зима». Потому Юноша поторопился, подняв шарф немного выше, чем он был до этого. Одногруппники были не менее промерзшими и заспанными, но вся сонливость исчезла после того момента, как в аудиторию вошла Профессор, оповещая всех о сегодняшнем событии. Им и без того переставили в этот раз пару, сделав исключение. Вместо законного времени вечером, Студентам пришлось собраться едва ли не в два часа дня. Все пары априори перенесли пораньше. — Так как у вас эта пара по гармонии последняя в семестре, я решила сделать ее совместно со второкурсниками, которым есть чему поучиться у вас — тех, кто постарше. — Закончив свой монолог, несущий воодушевляющую роль — во всяком случае, так явно задумывалось — Профессор впустила Юношей курсом ниже в их аудиторию, распределяя их по всему помещению. Несомненно, их было больше, чем в группе Дазая, но не настолько, чтобы новоприбывших было подавляющее большинство. — Давайте распределимся следующим образом: пианисты и струнно-смычковые — боковой ряд, народники и духовики — второй, ударные и струнно-щипковые — третий, вокалисты и теоретики — четвертый. — Когда все, наконец, расселись по нужным местам, людей словно поприбавилось. К тому же были и опоздавшие с обоих курсов. Как Осаму заметил позже, сзади него расположился Накахара, рассевшись на самом верхнем ряду с краю. К Кареглазому подсадили ещё и каких-то скрипачей с виолончелистами второго курса, а из его курса сидело только два человека, не включая его самого: это был Федор, ещё один пианист, и Кэтрин, Скрипачка. Юноша ладил со всеми, так как пользовался довольно большой популярностью среди третьего курса, потому проблем возникнуть не должно. В любом случае так казалось. — Сейчас я дам задание каждому ряду, которое нужно будет выполнить самостоятельно сначала исключительно третьему, затем исключительно второму курсу. После этими работами вы обмениваетесь, то есть второй курс отдает третьему, а третий — второму, и производите сравнение работ, выводя синтез обеих точек зрения. Задание ясно? — Учитель за кафедрой ожидал ответа, в итоге шумная аудитория проглотила все остальные звуки, когда кто-то подтвердил, что задание ясно. Все ряды получили работы, приступая к их выполнению. Дазай всегда решал гармонию, словно орехи щелкал, потому Кэтрин решила всецело спихнуть работу на Шатена, который и не был против. Федор же стоял у второго над душой, пытаясь изменить как-либо работу, чтобы та хотя бы была похожа на коллективную, а не только личную работу Осаму. После, когда они завершили, Кареглазый студент покинул свое рабочее место, поднимаясь к второкурсникам, глядя в их листок. Несомненно, они уже давно изучают гармонию как предмет, но что-то явно не догоняют. Опять вопросы по поводу того, почему же все голоса идут вниз. Как банально. Окликнув кого-то из студентов, Дазай всучил им свой лист, продолжая стоять сзади. Рыжеволосый пианист сидел, склонивши голову, подперев ее рукой, думая так же, как и остальные. — У вас здесь тесное расположение, возьмите широкое. — Старший ткнул пальцем в место, с которого их задание пошло псу под хвост, ловя любопытные взгляды. — Спасибо.— Обошелся коротко и немногословно Накахара, продолжая свою работу, пока однокурсники стали переговариваться от негодования, как только они допустили такую глупую ошибку. Второкурсников было значительно больше, видимо, до третьего курса доползут не многие. Через пару минут после исправления листок был передан третьекурсникам, проверяющим их написание. Предоставил Дазай это Достоевскому и Кэтрин, аргументируя это действие, мол, «я сделал больше вас!». Не то чтобы у людей старше одним лишь курсом были намного более глубокие познания в гармонии, но все же кое-что они уже нашли. Время вышло, преподаватель многозначительно постучал папкой по столу, обращая внимание расшумевшихся Студентов к ней. В аудитории вновь воцарилась тишина. Задание было дано легкое, хотя, вероятно, так повезло Их троице, что подобные задачи они на ура решали, а вот тем, кто сидит выше них, пришлось несладко. Преподаватель попросила принести работы каждого, выполняя разбор. Первым отнесли ударники, а уж потом только группа Осаму решила пошевелиться и объяснила педагогу что к чему, та согласилась. Работу Дазая принес какой-то скрипач, говоря, что не нашли они ничего и все верно. — Дазай, — Окликнула его Учитель за кафедрой. — Я понимаю, что теоретически ты сделал все правильно, но так неблагоприятно звучит, запомни уже, что если образовывается кварта, то лучше найти альтернативу, чем потом кварто-квинтовые ходы пойдут. Здесь не безвыходное положение. — Она взяла паузу, устремляя взгляд на Шатена. — И не спорь, что это делал якобы не ты.— Она изящным движением сняла очки с переносицы, подходя с работой к фортепиано, откидывая крышку с клавиатуры, начиная играть получившийся результат. Когда она дошла до того места, про которое сделала замечание, она слегка оттянула переход в аккорд, чтобы Осаму мог прослушать внимательно каждый голос. После демонстративно показанного «неблагоприятного» перехода, преподаватель вновь взяла эти аккорды, только уже с арпеджиато, акцентируя непосредственно интересующие ее звуки. — Согласись, звучит очень напряженно. — Да. Я запомню. — Если говорить откровенно, то Дазаю было всё равно. Он не слышал этой напряженности, о которой толковала учительница, оттого и не всегда мог различить ситуации, в которых можно вставить подобное, а в которых нельзя, и где это звучит так же странно, как сейчас. — В общем-то да, все верно. — Прокомментировала Женщина, возвращаясь в свое кресло, отдавая работу назад. Спустя еще несколько групп Она объявила о второй половине задания. — Теперь вы объединяетесь все вместе, но выполняете не то же самое задание, а откройте учебное пособие, второй курс, к вам обращаюсь, — Профессор заметила, что младшие ее не особо слушают, но все же лениво подняли глаза и сконцентрировались на ее словах. Далее она назвала номер, который им нужно было выполнить вместе, но на доске за ее спиной она записала дополнительные условия к этому номеру. Оставалась ещё ровно половина пары. — Вы можете приступать. Задание вам до конца занятия, ваше время пошло. Студенты расселись следующим образом: у окна сидел Федор, по правую руку сидел Дазай с Накахарой, а сбоку, приставив дополнительный стул, уселся ещё какой-то пианист, которого оба Парня не знали, либо же если и знали, то не обращали на него внимания. Вокруг этой четверки столпились остальные, бурно обсуждая все, что только возможно, совершенно никоим образом не касающееся происходящего на паре. — Ты не заметил? У тебя здесь квинтовый ход. — Шатен достаточно долго наблюдал за тем, как Рыжий выводит не совсем аккуратные ноты, замечая колоссальный косяк, который самого Дазая всегда преследует. Такое часто случается, когда переход из субдоминанты в доминанту нужно отобразить. Второкурсник вздохнул, бросая злобный взгляд на Осаму. Да, может быть он и не заметил, однако и выхода здесь другого он не видит. — Моцарт их тоже использовал. — Отмахнулся Накахара, не желая исправлять что-либо. То есть какому-то Моцарту можно их использовать, а им нельзя? Фи. — Моцарт — это Моцарт, вряд ли он изучал гармонию в колледже и консерватории. — Здесь Шатен сделал аргумент в пользу того, что ранее таких учебных заведений априори не существовало, заставляя Второкурсника закатить глаза на его нравоучение, немо признав его правоту. — И что тут еще сделать, когда вариантов нет? — По лицу Дазая можно было сказать, словно он сам достаточно долго раздумывает над вероятным решением. — Опять перевести из узкого расположения голосов в широкое. — Заключил Осаму, наконец отрывая взгляд от нотного стана. — Но так ведь неправильно со стороны теории, в данном случае. — Вклинился Федор, тоже думая над вариантом решения. — Какие твои идеи? — Обратился Дазай к Кэтрин, просверлив взглядом Достоевского, погрузившегося в раздумья достаточно сильно. Пару секунд помедлив, однокурсница отрицательно покачала головой, говоря об отсутствии вердикта, который она бы могла вынести, отклонившись от стола в жесте «я умываю руки». — Что ж, тогда поступим так, как изначально предложил Накахара, если так всех устраивает. — Можно просто Чуя. — Поправил Шатена Рыжий, не сменяя враждебное лицо на более приветливое, на что Осаму лишь многозначительно кивнул. — Так что, все согласны с вариантом Чуи? — Дазай подождал ещё пару секунд, пока все остальные тоже незначительно, но кивнут. — Отлично, в таком случае. — Второкурсник стал писать нужное, либо случайно совершив ошибку в нотах, либо осуществляя свою неизвестную никому задумку, что было бы крайне странно, так как сказал свою мысль он верно. Кареглазый лишь осторожно передвинул пишущую руку напарника, указывая карандашом в элементарнейшую ошибку типа «вместо си ты написал соль, забыл, что это басовый ключ?». — Эй, два тона. Либо ты такой невнимательный всегда, либо это твои расчеты неточные. — Ну уж извини, что я не вычисляю каждые полтона за одну секунду. — Отозвался Младший, позволяя исправить недочет. На самом деле виновен был действительно он, не до конца внимательно просмотрев знаки альтерации при ключе и перепутал линеечки, на которую нужно было поставить ноту, так что это была и описка, и серьезная ошибка с его стороны одновременно, но признавать этого нет смысла. Каждый выскочка ещё собирается его исправлять. И так настроение дерьмовое, а здесь ещё и не выходит. — Я могу сделать сам, если ты хочешь. — Казалось бы доброжелательное предложение Осаму, если бы не мнимая Накахарой доля сарказма в тоне Третьекурсника. — Нет, я сам доделаю.— Отмазался Рыжий, пододвигая работу ближе к себе, ограничивая доступ не то что рук, а даже глаз других, кроме Дазая и Федора. Если говорить о том, что происходит с Младшим Юношей, всему виной здесь недостаток сна. Нотный стан отчасти выглядит как волны, из-за этого довольно легко «промазать» в нотах. Чуя уже предвкушает, как придет домой, лениво наденет домашнюю одежду, спустя несколько месяцев непрерывной носки сугубо «уличной» одежды, затем ляжет в такую заманчивую теплую кровать и забудется сладким сном на суток так двое… Но тут его осенило, что сегодня у него есть ещё и фортепиано. Дополнительное занятие, дающееся по усмотрению Преподавателя. И чем только он это заслужил…? — Ты закончил? — вырвал голос Дазая из размышлений, принуждая отдать листок, если он больше не собирается ничего делать. Накахара неуверенно кивнул, позволяя забрать лист с работой, все ещё мысленно возвращаясь к его части. — Остальное доделаю я. — Рыжеволосый лишь кивнул, не отрывая взгляд от нотного стана, на котором изящно появляются ровные ноты, словно Осаму на самом деле не человек, а принтер. Его рука остановилась на пару секунд, после снова начиная писать. — Можно аккуратнее, а? — Недовольно поднял голову Шатен, пытаясь усмотреть, кто же дернул стол, из-за чего рука дрогнула. Младшие доигрались, потому так и получилось. Достоевский разделил эмоции Осаму, безучастно отвернувшись к окну, тихо цыкнув себе под нос. Накахара лишь угрожающе посмотрел на его однокурсников, мол, остолопы. Шатен быстро закончил задание, отдавая его в руки преподавателя по гармонии, та, в свою очередь, внимательно рассматривала каждый аккорд. Чуя мог быть уверен, что у него нет ошибок, идентично и Дазай. — Ребят, тут, конечно квинтовый ход образуется… — Профессор стала размышлять вслух, находя более подходящее решение к этой задаче, тщетно пытаясь отыскать приемлемую замену имеющемуся. — Там нельзя разве расположение голосов поменять? — Уточнил Осаму, проявляя интерес к предмету гармонии в целом. Это ведь не какая-то совершенно бесполезная вещь, а то, что было бы необходимым любому музыканту. Женщина все еще молчала, неуверенно кивая. — Честно? Я не знаю, что здесь можно сделать, чтобы избежать квинт. Все варианты неверные. — Она подошла ближе к непосредственно их столу, оповещая, что они могут быть свободны, пожелав им хорошего отдыха. В гармонии часто доводилось встречать отсутствие решений, даже сам Педагог не может подобрать решение, ибо это предмет очень уж противоречивый. Следовательно, ломать голову дальше не было смысла. Федор и Осаму вместе встали, лениво складывая вещи и хрустя затекшим телом. Их бывших напарников уже не было видно, сидела только остальная половина аудитории, которая явно никуда не спешила. — Наконец, я думал, что там еще долго будем. — Прокомментировал Шатен, закрывая дверь. Теперь у него форточка в час, следующая педагогика. — Обычно она раньше не отпускает. — Сонно ответил Тот, сонно потирая глаза, под которыми у Студента стабильно имеются синяки. — Видимо, у нее есть дела поважнее. — Дазай ухмыльнулся, кивая головой в сторону аудитории философии, за которой сейчас вел лекцию тридцатилетний преподаватель. По всей консерватории уже давно ходят слухи, что между этими двумя что-то есть, но пока подтверждений нет, хотя все студенты уверены в таинственности этого дела. Федор тихо усмехнулся, продолжая идти. Не каждый верил подобным слухам, только вот стоило увидеть этих двоих — все сомнения начинали отпадать. — Планируешь куда-то на этот час идти? — Спросил Достоевский, не имея никаких неотложных дел на эту небольшую форточку, как и Осаму, в общем-то. —Не-а. — Дазай отрицательно покачал головой, спускаясь по лестнице с пятого этажа на второй, планируя найти свободную аудиторию чтобы не упускать этот час, как его прервал звонок Фукудзавы. — Тс. — Показал Осаму товарищу, проводя пальцем по экрану и в привычном действии прикладывая телефон к уху. — Да, Фукудзава-сан? — На другом конце послышался голос Профессора, который кого-то наставлял только что. — Ты сейчас свободен? — Да, у меня перерыв в час. — Честно ответил Дазай, ставя под сомнение свой «свободный» час. — Отлично, иди ко мне сейчас. — Но… — Я объясню, что сделаешь. Осаму. — Позвал его Преподаватель, слыша недовольное мычание в трубку. — Прямо сейчас. — Он сделал акцент на последнее слово и отключил звонок. Федор непонимающе посмотрел на Дазая, уже разворачивающегося в нужную ему часть консерватории. — Профессор сказал прийти к нему. — Отозвался Шатен, поднимаясь по лестнице. — Если что, я за тебя свечку поставлю. — Спасибо. — Он тихо усмехнулся, направляясь быстрым шагом в аудиторию Фукудзавы. Юноша остановился перед дверью с намерением постучать, услышав, что сейчас урок Накахары, по его слегка недовольному голосу, он все же постучал, входя. — Дазай, оставь вещи, выйдем на пару минут. — Снимая фирменным жестом очки в золотой оправе, сказал Педагог, вставая. — а ты, — он обернулся к Чуе, — ещё раз пассажи пройди. Я не вижу, чтобы ты их последнее время делал. — Услышав осуждающий вздох, они вышли, закрывая дверь. — Зачем я вам нужен? — Сразу спросил Осаму, глядя на уставшего преподавателя, занявшего свою излюбленную позицию у окна, скрестив руки на груди. — Я считаю, что тебе нужно заняться преподаванием. — Сказал, как отрезал. Можно было бы увидеть, как напрягся Дазай, но благодаря лишь незначительным деталям. Благо в этом коридоре еще никто не включил свет. — Но… прямо сейчас? — Озадаченно и слегка растерянно ответил Студент, без любого понимания смотря в серьезное лицо Фукудзавы. — Да. — Он взял паузу, вдохнув.— Я хочу предложить тебе занятия со студентами, а не с детьми. — Здесь Шатен окончательно растерялся, пытаясь понять, к чему он клонит, но лишь послушно ждал продолжения фразы. — Во-первых, это выгодная сделка, в первую очередь для тебя самого. Практику тебе кто засчитывать будет, вспомни.— Несомненно, намекает на себя, открытым текстом говоря, что отказываться не следует. — Во-вторых, это нужно моим ученикам. Так что довольно выгодное предложение для обоих сторон, или я ошибаюсь? — Этот вопрос был оставлен без ответа, растворяясь в консерваторской какофонии звуков. — В общем, я оставляю на тебя Накахару. — Чего? Зачем мне, третьекурснику, давать второкурсника? — Здесь Юноша был совершенно растерян и не ожидал такого исхода событий от слова совсем. За последнюю неделю для него слишком много чего произошло. — У тебя больше опыта в выступлениях — это раз. Твой технический материал безупречен, чего нельзя сказать про Чую. Ритмичность аналогично. Да и преподавать у того, кто является не сильно младше тебя самого, намного лучше, чем у детей. — Кажется, Чуя не был младше Дазая, возможно, был даже старше, хоть и по виду не скажешь. Только вот причина подобной разницы в возрасте была скрыта для Студента. — Ну так что? — Шатену нужно дать подумать, если бы выбор вообще был. Из его выбора лишь бездумно согласиться и поддаться этому любителю Ланкастерской школы и начать работу, или согласиться и поддаться любителю Ланкастерской школы, только спустя пару дней отойти в мир иной. Конечно, за второй вариант Шатена бы даже из пучин ада достали, воскресили и заставили бы работать, следовательно, любой выбор отпадает. — Вот и славно. Тогда после этих двух недель жду вас обоих, тебя — со своей программой, его — наученного тобой. Ясно? — Разумеется. — кривовато улыбнулся Осаму, кивая. — Вот и решили. Мне сегодня требуется уйти раньше, собрание отделения со всего города, потому твой свободный час посвяти занятию с ним. — Фукудзава, казалось, уже слишком наглеет, но говорить об этом Дазай решился лишь в голове, чувствуя, что мысли утаскивают прямо из нее и что за ними нужно лучше следить. Шатен последовал за педагогом обратно в класс, глядя на удивленное лицо Накахары, точно такое же, как было у него пять минут назад. — В общем, дерзайте. Хорошего отдыха. — Пожелал преподаватель, унося вещи из аудитории и закрывая дверь. — Извиняюсь, это что сейчас было? — Первым задал вопрос Чуя, слегка чувствуя, как у него дергается глаз, который все еще смотрит на закрытую дверь с надеждой, что он больше сюда не зайдет. — Сам без понятия. — Отмахнулся Дазай, ощущая на себе подозревающий взгляд Рыжего студента, требующий объяснений. — Меня самого пять минут назад уведомили, откуда ж я мог знать, что ему в голову взбредет. — Второй явно ещё не до конца верил словам Кареглазого, достающего вещи и усаживающегося рядом с фортепиано. — Что у тебя? — Юноша вытянул шею, чтобы увидеть то произведение, над которым работает Накахара. Это оказался Лист и Рахманинов, каким образом профессор выбирал эти произведения — остается лишь гадать. Для стабильной руки любого Юноши-пианиста в дециму это выглядит адом. — Все ясно. — Рыжеволосый Парень был немногословен, его больше интересовала работа, которую нужно выполнить прямо сейчас, чем пустой треп с «новым преподавателем», потому он продолжил играть тот кусок, который отрабатывал на протяжении всех тех минут, что они стояли с Фукудзавой. Шатен хотел было докопаться, видя, как тот играет не то чтобы разыгранными руками техничные произведения, но сдержался, сидя рядом и наблюдая за попытками зажать очередной аккорд. Несколько попыток были неудачными, на последующую у него получилось, хоть и не все звуки зазвучали сразу. Спустя пару секунд он ещё раз взял аккорд, который снова не желал получаться. — Убери ты эту ми в октаву, ее все равно не слышно. — Прокомментировал Дазай, отрываясь от собственного телефона, сталкиваясь взглядом со слегка неумелым Накахарой. — Ты никогда звуки из аккордов не выкидывал что ли? — Нет. — Подумав, отрицательно помотал головой Чуя. — Я всегда играл все, что бы ни было написано. — В мыслях у Осаму промелькнуло, мол, вот почему он фальшиво играл текст все время, но он не подал виду о своих догадках, почти усмехнувшись данной мысли. — Честно, это тебе во вред. — Добавил в заключение Шатен. — Смотри, давай покажу. — Он придвинул стул, садясь рядом с Рыжеволосым. — Можно? — Он протянул руки к клавиатуре инструмента, принуждая второго отодвинуться и уступить ему место. Тот это сделал, слегка отодвинувшись. — У тебя аккорд до-диез в октаву, соль-диез в октаву, ре-диез в октаву, фа-диез и ми. Во-первых, если ты выкинешь одну ноту из октавы— тебе ничего не будет.— Он демонстративно взял аккорд с октавой и без нее, показывая, что ничего не меняется. — К тому же, обрати внимание на динамический оттенок— пианиссимо. Значит, этого вообще в принципе не будет заметно, если ты уберешь еще пару звуков. Вон, у тебя два до-диеза. Ты вполне можешь убрать средний до-диез. — Он вновь проделал то же самое, показывая, что разницы никакой. — Это же фактическая халтура. — Недовольно ответил Чуя, размышляющий над этим предложением. Оно бы облегчило ему жизнь, несомненно, но что, если так нельзя? — Халтура и создание себе же допустимых условий для исполнения— это две совершенно разные вещи. — Отозвался Дазай, с умным видом глядя во все остальные ноты. Сам Третьекурсник часто практиковал выбрасывание нот из аккордов, делая вид, что «безупречность в технике» — совершенно не его конек, а кого-то другого. Несомненно, он бы мог поработать над этим, он бы сделал это, но зачем тратить лишнее время, когда есть намного более важные для него вещи? — Вот у тебя похожий аккорд, подумай, что здесь можно выкинуть без потерь. — Накахара на секунду задумывался, набирая этот аккорд, чтобы его прослушать. — Соль диез первой октавы, дубль ля диез малой. — Попробуй взять аккорд без этих нот. — Сразу же ответил Осаму, видя колоссальную ошибку, меняющую всю гармонию. Чуя взял этот аккорд, но он поменял свое звучание. — Видишь, он изменился. Нижняя часть. Посмотри ещё варианты. — Шатен стал свидетелем бесконечных попыток выкинуть что-то ещё из нижней части, так как Чуя не мог определиться с выбором. — Ты всегда можешь перенести какой-то звук на октаву выше или ниже, но только если он не крайний в аккорде. — Спустя ещё пару минут ответил Третьекурсник, глядя в ноты. Теперь у Накахары получилось сделать так, чтобы звучание аккорда не было изменено. — Вот, так намного лучше. — Он слегка улыбнулся, думая о том, почему его Фукудзава ещё не научил этому, а ещё… По какой причине Рыжий Студент так долго возился с подбором, хоть и изучает гармонию на, вроде как, очень даже неплохом уровне. — Пометь себе карандашом, что ты вычеркнул из аккорда. — Чуя принял карандаш из рук его педагога, в сомнении сверля взглядом ноты. — Не переживай ты так, Фукудзава не убивает за такое. — Обнадежил. — Ответил второй, перечеркивая ненужные ноты, кладя карандаш на фоно. И продолжил пересматривать аккорды. — Пара основных правил в изменении аккордов, — Обратил на себя внимание Осаму. — Первое — смотри, что ты видишь по октавам. Если один звук находится в первой октаве, можешь его убрать, но только в том случае, если он не является крайним или основным в аккорде. А то мало ли звук лежит в основе квартсекстаккорда или секстаккорда, а ты берешь и нагло убираешь одну ноту из него. — Он взял паузу, давая время на обработку сказанного, после легкого кивка продолжая. — Второе — ты можешь переносить звук на октаву выше или ниже, но исключение, опять же, крайние звуки. Третье — делай только так, как удобно тебе, потому что это тебе играть это произведение, а не кому-либо другому. — Подытожил Дазай, глядя на время. У них ещё полчаса. Накахара кивнул, возвращаясь к работе. — Можешь сыграть сейчас то, что ты разобрал уже? На каком ты этапе, мне нужно понимать. — Второкурсник вновь кивнул, усаживаясь удобнее и переворачивая полотно страниц назад, выискивая начало. — Я буду листмейстером, так что не переживай. — Даже не думал. — Ответил Рыжеволосый, слегка ухмыляясь, приготавливая руки к игре, по обычаю нащупывая кое-какую свободу в запястье. Неопытный Пианист начал играть с самого начала. Совсем недавно соединил двумя руками, что заметно, следовательно, медленный темп является его верным спутником на данный момент. Правильная динамика, привод фраз, штрихи, логическая цепочка… Он почти идеален в исполнении музыки. Это невозможно заучить по нотам. Это идет откуда-то изнутри и одновременно мешает ему играть текст, когда тот еще сырой. Из-за увлеченности музыкой, он ускорил темп в более легком месте, после вновь медленно возвращаясь к прежнему, что не могло не заставить Дазая стучать ногой по полу, отбивая темп. Вот дошли до первой аккордовой части, Рыжий заметно напрягся, стараясь правильно читать аккорды, ноты которых не нажимаются все вместе. Спустя пару таких аккордов, Шатену пришлось остановить второкурсника, кладя свою руку на чужую, которая была очень зажата. — Достаточно, иначе переиграешь руки. — Ответил Новый педагог-студент-практикант, беря чужую руку в свою. — Как ты вообще вот этим, — Он потряс в воздухе несвободным запястьем Накахары, демонстративно показывая ему ошибку. — Собрался играть это? — Он указал на предстоящий пассаж из сугубо аккордов, чей диапазон не меньше, чем в октаву, на что тот пожал плечами. — Пусти. — Попросил Дазай, продолжая держать запястье другого в воздухе, делая так, чтобы оно произвольно болталось, но владелец самой руки не хочет позволять это делать. — Пусти запястье, говорю. — Настоял Осаму, чувствуя, что временный Ученик действительно расслабил запястье. — Ещё раз. Постановка рук у пианистов — не игрушки. — Он водрузил запястье на клавиатуру вновь. Так, чтобы оно было приподнято, а рука стояла шарообразным эскизом. — Я понимаю, что в такой позиции ты не всегда можешь играть, это нормально, но нельзя же постоянно таким образом играть вообще все. Это же перенапряжение дикое. — Кареглазый продолжал удерживать запястье Рыжеволосого, подвешивая его. — Сыграй арпеджио, любое. — Но так же неудобно, я не дотянусь даже до октавы. — Все же выразил свое недовольство Накахара, глядя на Дазая. — Тебе так только кажется, давай, аккуратно. — Чуя начал медленно играть арпеджио, проясняя, что у него слабые фаланги, так как замаха пальцем в такой позиции сделать не удается, он едва ли касается клавиш. Формально старший приспустил запястье другого, позволяя более весомо нажимать на клавиши. — Вот, именно. Теперь пройдись по октавам. — Чуя слегка цыкнул себе под нос, начиная играть октавы привычным для него способом, но тут же он ощутил, что Шатен не позволяет приподнять руку, соответственно, играть так он не может. — Прелесть. — Прокомментировал с сарказмом Осаму, лицезрея закатывающего глаза Накахару. — как ты вообще дожил до такого курса с такой техникой исполнения октав? — У адресата вопроса почти вырвалось непроизвольное «самому знать бы хотелось», но он придержал язык за зубами, вновь пожимая плечами. — Давай ещё раз. Дазай сел прямо около Рыжего студента, демонстрируя, как должна стоять рука при игре. Тот не мог повторить долгое время, однако потом у него все же получилось. — Значит так, нам нужно обменяться номерами, на каникулах составим расписание дней, по которым будем заниматься, идет? — Предложил Кареглазый, собирая второпях вещи, так как слегка опаздывал. — Хорошо. Вот мой номер. — Он передал бумажку с написанным номером телефона, садясь вновь за фортепиано. — Хороших выходных. — Пожелал Осаму, прежде чем вылетел из аудитории по направлению к аудитории педагогики. В голове все еще бушует ураган неозвученных мыслей, по праву принадлежащих Шатену, но даже тот не в силах его унять. Зачем Фукудзава дал ему преподавание, зная, что у Дазая и так много работы? Зачем он дал именно Накахару? Нет, Третьекурсник однозначно возмущен. Он не просто возмущен, он готов прямо здесь лечь на пол и начать биться руками и ногами о каменную плитку, крича, как ребенок матери, что он не хочет и не будет! Но, проглатывая эту мысль, он вновь встречает Федора рядом с аудиторией, заходя вместе с ним. — Твоя физиономия говорит о не очень приятных новостях. — Констатировал факт Достоевский, раскладывая вещи. — Как и всегда проницателен. — Отозвался Дазай, глядя на Темноволосого, ожидающего логическое продолжение текста. — Фукудзава дал преподавание. — Насколько это плохо по шкале? — Шутливо спросил Тот, на что получил презрительный взгляд Шатена, очень красноречиво отображающий, что одной шкалой тут не обойдется. — Ладно, молчу. — Ладно бы он дал мне детей, но второкурсника… — Студент демонстративно проехался рукой по своему же лицу, корча страдальческую гримасу. Он слишком любил все драматизировать, чем и занимался в свободное время, гиперболизируя большинство вещей, начиная от значимости какой-то ноты в произведении, из-за чего фраза неверно выстраивалась, и заканчивая проблемами в жизни. Забавы ради. — Ещё и Накахару. За что мне такое наказание? — Риторический вопрос. — Ответил Достоевский, глядя в окно. Пара уже должна была начаться, но лектор опаздывает. — Тебе что-то за это будет? — Обещал практику засчитать. — Юноша свел брови к переносице, хмурясь, все ещё обдумывая это. Мало ли, этот тип можешь ляпнуть все что угодно, а потом запамятовать про это и делать вид, что ничего такого не было. Федор об этом знал, потому лишь показательно кивнул. — По крайней мере шансы на это есть. — Добавил он же, краем глаза видя, как преподаватель стал за кафедрой, разворачиваясь ровно лицом к учителю. — Погляжу я, мы прямо в полном составе. — Саркастически окинул взглядом аудиторию педагог, замечая только 4 учеников из 20. — Что ж, ладно. Тогда пройдемся по основе, а дальше посмотрим. — Обычно это «посмотрим» означало, что они будут свободны раньше, чем обычно, потому надежда в прекращении пары пораньше оставалась у всех. Началась обычная пара, краткий конспект, потом ответы на вопросы. Как и предполагалось, они были свободны ранее заявленного конца занятия. Дазай попрощался с лектором, выходя вместе с Федором из аудитории, вновь спускаясь вниз по лестнице. — Хорошего отдыха. — Остановился Осаму на пролете второго этажа, прощаясь с Достоевским. — И тебе. — Второй слегка недоумевающе посмотрел, вопрос, крутившийся в его голове, был очевиден, но произнесен не был. Они оба улыбнулись, разворачиваясь по разные стороны. Чисто из интереса Шатен решил проверить, тут ли ещё Накахара. Кареглазый вновь шел по коридору с желтыми стенами, увешанными различными регалиями студентов, где были и его тоже, приближаясь к фортепианной аудитории. Разумеется, он был все ещё здесь. Звуки не прекращались, Парень перешел уже на Листа, так как до этого разбирал Рахманинова. Вообще-то Дазаю бы самому не помешало выбить отжать у первокурсника аудиторию чтобы позаниматься, однако он может сделать это и дома. Постояв ещё пару минут, послушав страдальческие попытки Второкурсника сыграть пассаж, Студент развернулся, начиная ходить из стороны в сторону, анализируя, что играет Пианист. Но делать это мешали ещё и духовики, которые были через несколько аудиторий правее. Честно, какой кретин придумал такое шедевральное расположение отделений? Неужто нельзя одних на один этаж, других на другой? Странные. Тут Шатен вспомнил про стремительно приближающийся конкурс, где он обязан будет исполнить Прокофьева и Баха, и желание заниматься резко возросло до небес, перекрывая все его личные планы и желания. Слегка успокоив себя, что время ещё есть, он вновь стал на месте, слыша, что у Парня за дверью что-то вновь не выходит. Октавный ход, Накахара Чуя, Ты серьезно? Студент второго курса консерватории, а технический материал никакой. Помедлив пару секунд, он все же вошел в аудиторию, видя раздраженного Юношу, тут же это скрывшего, как только заприметил Дазая, сменяя выражение лица на более удивленное, так как он не ожидал увидеть его. — Твои мучения слышны даже с третьего этажа, представляешь? — Саркастично подметил Осаму, бросая сумку куда-то вбок, пододвигая стул ближе к фортепиано, садясь рядом. Рыжеволосый парень шумно выдохнул, принудительно успокаивая самого себя. Он вновь поставил руку на клавиатуру, начиная играть. В медленном темпе у него все получается, а вот в если брать немного быстрее— нет. Он сбивается, пальцы соскальзывают с черных клавиш, а торчащие средние пальцы упираются в корпус пианино. Делая вновь неосторожное движение, он врезается пальцем в держатель для нот, болезненно цыкая себе под нос. — Так не пойдет. — Задумчиво заключил Третьекурсник, стараясь придумать способы борьбы с данным методом исполнения. — Ты всегда так октавы играл? — Да. — Бесстыдно ответил Второй Юноша, совершенно не зная чего и ожидать от нового педагога. — То есть ты на протяжении скольки там… — Дазай запнулся, начиная подсчитывать минимальное количество годов обучения Накахары. — Десять. — Помог тот. — На протяжении всех десяти лет играл октавы таким образом? — Он сделал акцент на предпоследнем слове, намекая, что это совершенно не то, что делают хоть немного приближенные к профессионализму пианисты. — Стоп, десяти? — Он застопорился, понимая, что обычно пианисты совсем не 10 лет занимаются. — Семь лет музыкальной, два колледжа, второй консерватории. — Ответил Чуя, равнодушно поясняя. — Ладно, об этом позже. — Отложил все вопросы Осаму, принимаясь объяснять, как должна стоять рука. — У тебя вечно зажатая рука, оттопыренные пальцы об этом тоже говорят. Сделай-ка вот что: рука на сугубо белые клавиши, начиная от до. Поочередно поднимай каждый палец, нажимая им же клавишу. — Второкурсник сразу стал это делать, хоть и на четвертом пальце остановился на мгновение. Предсказуемо, но четвертый и первый у него являются самыми слабыми пальцами. Из-за этого и необходимость замахиваться. — Значится так, — Он жестом попросил немного отодвинуться, чтобы ему хватило места на правильную постановку руки, что Накахара ему и дал. — Упражнение в октавы, упражнение на четвертый палец, а также терции. — Он продемонстрировал как все это делается, объясняя параллельно, что требуется от исполнителя. — Потом это отработаешь, дальше. — Ответил Дазай на желание Рыжеволосого начать с того же места, где он и закончил. Чуя устало вздохнул, начиная смотреть на последующую часть. Он крайне не любил, когда в период его работы его же заставляют играть дальше. Там были пассажи, требующие простого заучивания. Была еще пара сомнительных мест, на которых они остановились. Часы медленно, но верно подползали к 9 вечера, тем временем Второкурсник стал меньше смотреть на ноты, отчего возникло больше фальши. Заметив то, что он слегка щурится от света, Осаму остановил его. — Хватит. На сегодня хватит. — Я ещё не все доделал, что нужно. — Настойчиво ответил Накахара, потирая глаза, специально поднимая голову для того, чтобы посмотреть на источник света и глаза к нему привыкли. — Когда ты не можешь физически заниматься, мучать себя — последнее, что стоит делать. Это непродуктивно и бесполезно. Вероятнее всего, если ты завтра сядешь за эту же работу, ты сделаешь ее не за два часа, как сегодня, а за час. — Пояснил Дазай. Он знал об осведомленности Чуи про данный факт, ибо каждому уже не раз так говорили, хотя и сам Шатен пренебрегал этим правилом. Рыжий потер переносицу, пытаясь сфокусировать расплывающийся в глазах текст произведения, но попытки оказались тщетны. — Черт, ладно. — Пробормотал тихо себе под нос Накахара, вставая из-за фортепиано, начиная собирать партитуры и класть их в сумку. Когда он был готов выходить, бросил напоследок. — Ты не собираешься уходить? — Спросил Второкурсник, оборачиваясь к Осаму, садящемуся за пианино. — Нет, сейчас точно нет. — Отрицательно покачал головой Дазай, регулируя под себя стул. Так вот после кого он вечно так высоко стоит. — До встречи. — Казалось, Рыжий хотел сказать что-то ещё, однако быстро передумал, разворачиваясь к двери и выходя из аудитории. Руки у Третьекурсника были лишь слегка разыграны, потому он достал очки из футляра, которые он, к слову, надевал только наедине с самим собой, ну и парой родственников, принимаясь сразу за пассажи в произведениях. Не сказать, чтобы Студент был уж очень полон энергии, а позаниматься сегодня надо было. Консерватория по пятницам закрывается в 10, так что у него есть ровно полтора часа. Здесь ему нужно отработать сугубо Прокофьева, так как Шопена он начнет учить уже дома, а Баха голоса он и так сделает, соответственно, переживать не за что. С техникой у него всегда было хорошо, потому ему не составило труда пройтись по всему полотнищу с произведением, выделяя какие-то конкретные моменты. По правде, у него даже осталось время, которое он решил потратить на разбор Шопена. Его интересовало несколько пассажей, выглядящие не совсем приятно. Начиная с третьей страницы идут сплошные шестнадцатые и тридцать вторые ноты, глаза боятся, а руки… Руки тоже, в общем-то, боятся. Немножко. Протаранив взглядом набор нот, он стал меланхолично собираться, напевая что-то под нос, забывая о психоделике, встреченной пару секунд назад в нотах. Оповещение о закрытии заведения прозвучало прямо тогда, когда он закрывал аудиторию. Можно считать, он уложился вовремя. Быстро спускаясь по лестнице, Юноша сдал ключ вахтеру, забегая в раздевалку, отведенную для их курса. Разумеется, Кареглазый остался здесь один. Что дало ему возможность, никому не мешая, собраться в гордом одиночестве и покинуть консерваторию. Парень попросту не забрал свои вещи оттуда после пары, а должен был. Его за это никто не ругает прямо сейчас. Не пойман — не вор. Водрузив наушники, он включил снова того же Шопена, двигаясь по направлению к дому. Благо он не является тем бедным студентом, которые живут в общагах с протекающими крышами, бегающими по полу тараканами и крысами и шумными соседями. Да и ехать ему всего 7 минут, что не так долго. Зима все же потихоньку уступает место весне, давая температуре воздуха не падать в вечернее время так сильно, как в эпицентре зимы. Это было прекрасной возможностью спокойно идти домой, не боясь простудиться. Тут он вспомнил, что, к сожалению, у него нет в холодильнике от слова ничего, а хотя бы перекус быть должен, потому пришлось зайти в магазин. Быстро оплатив все на кассе самообслуживания, Шатен зашел в подъезд, вызывая лифт на нулевой этаж. Ему повезло, что не нашлось никаких алкашей, кому бы приспичило поехать вместе с ним, ибо он всегда сторонился подобных личностей, не зная, чего от них можно ожидать. Под какой-то вальс Шопена — он ещё не знал их названия наизусть — он вошел в квартиру, выключая наушники, снимая обувь, верхнюю одежду и принимаясь разбирать пакет. Нельзя было сказать о бытовом инвалиде, если иметь в виду Дазая. Третьекурсник не слишком не умел готовить. Совсем наоборот — умел, но как такового времени у него на готовку не было, а тратить драгоценное свободное время на это же занятие не хотелось. Оптимальным решением всегда находился готовый салат цезарь, ветчина и лапша, куда же без этого. Часто мать ругается, если узнает о прекрасном питании ее Сына, но ничего не поделать: такова жизнь. Подумав немного, Шатен открыл ноутбук, продолжая вчерашнее занятие. Оно бы могло и подождать, однако ему хотелось выбить времени для родителей. К тому же нужно продумать, как они с Накахарой будут ставить занятия, в плане, первую неделю, наверное, через день, а вторую— каждый день? Как повезет, в общем. Записывая что-то в конспект, Дазай замечал непривычную для него сонливость. Видимо, тело требует отдыха. Но достоин ли был бы этот Юноша звания музыканта, если бы не шел вопреки своим потребностям, а продолжал делать необходимое? Для предотвращения возможности засыпания он решил включить свою повседневную музыку, выбор пал на плейлист из какого-то метала и рока. Спустя полтора часа лекций он понял, что в голове все смешалось. Смысла продолжать больше нет, было решено переключиться на другой вид деятельности. Осаму, как и любой другой студент, иногда увлекается композиторством, несмотря на то, что у большинства студентов этот предмет стоит около трех раз в неделю, в реальной жизни им редко пользуются. У Шатена же данного предмета не существовало как такового, если не считать основы импровизации и транскрипции, проходящие лишь один раз в неделю. Следовательно, он изредка садится за какую-то писанину, начиная что-то делать. Кое-какие эскизы есть, но общей картины не вырисовывается, крайне не хватает цельности. Прямо сейчас Юноша не знает, как решить эту проблему. Возможно, потом с этим разберется, когда начнет не так поверхностно к этому относиться. Точно не сегодня. Привычно позвонив родителям, поговорив с ними, он пожелал им доброй ночи, укладываясь в постель, уже спустя пару мгновений вспоминая о необходимости переодеться. Это и заставило его встать с кровати на пару минут, чтобы потом вновь принять удобную позицию и продолжать прокрастинировать, листая ленту социальных Сетей, задумываясь о том, почему же он музыкант, а не какой-нибудь альфонсе из Испании, зарабатывающий своими красивыми глазками и имеющим партнера. Что же мешает исполнению этого «туда-сюда-миллионер»? Ну, стоит начать издалека… Во-первых, он не Испанец. Во-вторых, он не является обладателем свободного времени. В-третьих, он уже на высшей ступени музыкального образования, так что пути назад нет. Напрашивается вопрос: «Дазай, а что тебе мешает найти партнера по жизни?», а ответ очень прост: с вечно занимающимся фриком никто не хочет встречаться, либо же у того самого фрика попросту нет времени на подобные встречи. Он даже банальный поход в кино позволить себе не может, а тут целые отношения хочет. Раскатал губу. Вздохнув от вселенской несправедливости, он отложил мобильник на тумбочку, показательно для самого себя отворачиваясь лицом к стенке, будто его это все не волнует, и вообще это не должно его волновать. Он выше всего этого. Правда выше. Попросту иногда задумываешься о том, почему каждый второй имеет какого-то близкого, в то время как у тебя едва ли есть люди, которых ты можешь назвать друзьями. И, из-за отсутствия так называемой второй половинки, Осаму не раз подкалывали однокурсники, пытаясь найти ему такую уж необходимую пару. Поутру Осаму осознал свое колоссальное упущение в графике. Сегодня встреча всех третьекурсников, посвященная окончанию семестра. Само собой понятно, что она не официальная, а распространена для определенного круга людей, потому этот «круг» решил пойти в бар-ресторан-черт-его-знает-куда. Собирается около 40 человек — вся группа педагогики плюс гармонии. С мыслью о том, что ему тоже надо быть, Шатен встал с кровати, не желая снимать с себя теплый плед, пошел на кухню, начиная заваривать кофе. Он хотя бы отоспался, в этом плюс, хоть голова все ещё неприятно ныла. Нельзя сказать, чем Дазай занимался весь остаток дня, что был до встречи, однако он успел позаниматься, хоть и не то чтобы ему сегодня хотелось. Сама встреча была назначена к 7 вечера, нужно было приехать заранее, потому выехать пришлось в половину седьмого. Разумеется, Парень был вовремя. Поздоровавшись со всеми, они вошли в помещение по брони: им крайне повезло, что сегодня заведение было почти полностью пустое. Но вскоре на горизонте показалась ещё одна компания, в которой мелькала знакомая рыжая макушка. — Эй, ты слышишь? — Махнул перед лицом Осаму Френсис, так как тот именно в этот момент отвлекся на новопришедших. Больше он не проявлял к ним должного интереса, вернувшись взглядом к их компании. — Да, слушаю. — Ответил тот, переводя взгляд на Фицжеральдса, который на его глазах расплылся в ухмылке. — Что уже? — Закатил глаза Шатен, понимая, что последует за этим. — Неужто кого-то подцепить хочешь? — Усмехнулся Тот, смотря в глаза Дазая. — Как ты быстро делаешь выводы, Френсис. — Кареглазый Юноша переменился в лице, становясь серьезным. От его былой расхлябанности не осталось и следа, что сделало его в глазах однокурсника очень странным типом. Второй уже был порядком подвыпивший и от него самого несло алкоголем, хоть и не так сильно, как могло бы показаться. Шатен крайне не любил, когда ему говорили что-то подобное, словно они следили за каждым его действием. Раньше Осаму казалось, что музыкальная консерватория— его спасение, там уже довольно взрослые и соображающие люди, все будет по-другому… но он ошибся. Везде есть такие же отморозки, Как Фицжеральд. — В следующий раз смотри внимательнее, прежде чем ляпнуть нелепицу. — Светловолосый неопределенно посмотрел на Кареглазого, словно сквозь него, делая умный вид. — А, так, значит, все же кого-то нашел? — По-тупому улыбнувшись, произнес Френсис, пододвигаясь ближе к Дазаю, начиная высматривать кого-то определенного. — Может, вон та? — Он ткнул пальцем в какую-то девушку на танцполе, продолжая рассматривать ее, но видя безразличную реакцию Товарища, продолжил. — Или эта? Чего ты молчишь? — Светловолосый перевел мутный взгляд на Шатена, наблюдая за слегка напрягшимися желваками на лице второго. — От тебя алкоголем пасет за километр, отвянь. — Брезгливо оттолкнул Юношу от себя Кареглазый, поворачивая голову лишь бы куда, только чтобы не смотреть на него. — Так, значит, я прав… — Протянул Френсис, вновь приподнимаясь благодаря одежде Осаму. — Пойдем, познакомишься. — Он дважды дернул бровями, начиная выталкивать Дазая с места. Второй же категорично продолжал делать вид, будто ничего не происходит. Вскоре Фицджеральд привлек к себе внимание следующей выходкой: он дернул ножку стула, на котором сидел Шатен, на себя, из-за чего тот потерял равновесие и упал, почти приложившись головой о начало танцплощадки, чем создал шум, перекрывающий все остальные. Стул загремел по полу, оповещая о его пустоте. Компания рядом сидящих людей, конечно же, которые услышали все происходящее, обернулись. Достоевский подошел к Осаму, садясь рядом. — Все нормально? — Поинтересовался Темноволосый, глядя на потирающего голову Дазая. — Я ещё давно заметил, как этот придурок себя ведет, думал, прекратит. — Сознался Федор, пока остальные настойчиво предлагали увести Френсиса домой. — Все в норме, ты его только первый год знаешь. — Кряхтя, ответил Осаму, поднимаясь. Достоевский в действительности знал Фигуру данного события только первый год, так как до этого был у другого преподавателя по педагогике, потому и не пересекался с этим чертовым ударником. Ему прямо под стать, все мозги себе отбил на ксилофоне и барабанах. — Ничего не повредил? — Подошла Кэтрин, интересуясь состоянием Осаму. — Вроде как нет. — Тогда замечательно. — Она взяла паузу, продолжая. — Мы уговорили его поехать домой, так что такси за ним уже скоро приедет. — Так будет лучше. — Отозвался Федор.— Это недопустимо: портить такой прекрасный вечер одному лишь человеку из-за неумения пить. — Здесь все были согласны. Так как пыл уже порядком поутих, атмосфера вновь стала меланхоличной, тягучей. Шатен вновь вернулся за стол, пересаживаясь поближе к Достоевскому, так как тот является тем, кто совершенно всегда спокоен и невозмутим, словно это омут в пещере, вместе с фактом того, что Федор был наиболее близким из всех однокурсников к Дазаю. Они начали говорить о чем-то обыденном, изредка обращая внимание на происходящее танцпола, ибо все пошли танцевать. Они же вдвоем остались сидеть за столом, так как оба выпили слишком мало для того, чтобы идти и позориться. — Тоже не танцуете? — Послышался знакомый голос сзади. К ним подошел Накахара, которому явно было не с кем поговорить. — Честно говоря, заведение отстой. Не пойму, за что такие бешеные деньги. — Ещё и музыка отвратная, как вообще студенты консерватории, изучающие гармонию и композиторство, могут танцевать под это? — Согласился Дазай, заводя незамысловатый диалог. Федор тоже оказался в него вовлечен. — Плохая музыка, такой же алкоголь. Все под стать. — Ответил Достоевский равнодушным голосом. — Как так получилось, что мы столкнулись в один и тот же день в одном и том же месте? — Поинтересовался Осаму у Накахары, поддерживая своеобразный диалог различными вопросами. — Кто-то выдвинул идею собраться всем вместе как-нибудь, ну и пошло и поехало. Ты бы знал, сколько мы перебрали разных мест, но все в итоге сошлись на этом. Видимо, они не разбираются даже в местах. — Откровенно ответил Рыжеволосый Парень с некоторым разочарованием в голосе, окидывая взглядом все помещение, а после и танцпол, на котором все смешались. — И не поспоришь. — Дазай придерживался того же мнения, что и Второкурсник, место было такое себе. — Начало десятого. — Прокомментировал Кареглазый, видя проявляющийся интерес Достоевского ко времени. Оба глянули на часы, а Осаму озвучил время. В голове у обоих было одно: уйти отсюда. Как раз, наверное, самое время. Если они тихенько слиняют, то их даже не заметят, верно? По крайней мере в это хотелось верить. — Все здесь думают об одном и том же? — Извлек действительно общую мысль Накахара, имея ввиду самого себя, Дазая и Федора. — Видимо так. — Отозвался Достоевский без особого интереса, вставая со своего места. — В таком случае это идеальный момент для осуществления данного плана. — Вот именно, под шумок уйти самое время. — Шатен тоже встал со своего стула, забирая телефон, лежащий на столе, начиная надвигаться к выходу. — Ты идешь? — Спросил он у Чуи, разворачивающийся в противоположную сторону. — Вещи. — В спешке бросил Рыжий, быстро забрасывая его кошелек, телефон и какие-то ещё вещи в сумку, нагоняя тех двоих. Они спустились в гардероб, одеваясь, вышли так же вместе. — Федор, ты домой? — Спросил Дазай у того, на что услышал положительный ответ. — Тогда удачи. Хорошего отдыха. — И тебе. — Бросил в ответ Достоевский, направляясь к автобусной остановке. — Ты тоже домой? — А у тебя есть другие варианты? — Я, вообще-то, планировал прогуляться. — Честно ответил Осаму, начиная идти вперед, зная, что Накахара пойдет за ним. Так и произошло. — Придется составить тебе компанию. — Кажется, Рыжеволосый слегка смягчился после всех их небольших встреч, что можно было сказать как минимум из-за выражения его лица, хотя тон был все еще достаточно враждебным. Второкурсник поравнялся с Шатеном. — Предсказуемо. — Прошептал себе под нос Дазай, чтобы его не расслышал собеседник. Но и переспрашивать тот не стал. Довольно долго идя по набережной в тишине, Кареглазый решил не терять времени зря. — Раз уж мы все равно здесь, почему бы не составить расписание занятий? Приблизительно. — Опять ты о работе, тебе самому не надоедает? — Отозвался Накахара, садясь на скамью, смотрящую на синюю гладь с пасмурными небесами. Облака ловили свет фонарей, отражая их желтоватое свечение. Это-то и привлекло глаз Чуи. — Нет. Просто предпочитаю все вопросы решать заранее. — Пожал плечами Осаму, садясь рядом. — У меня начинает складываться такое впечатление, что на консерватории вся твоя жизнь заканчивается. — Спустя долгую паузу начал Рыжий Юноша, тут же осекшись. — В плане… Нет, ты не подумай, что это плохо и мне тебя жаль, просто это странно. Лучший по технике на фортепианном отделении, хотя, насколько я знаю, врожденной техникой ты не обладаешь. Являешься авторитетом у большинства преподавателей, что тебя знают не только твои преподаватели, а и те, кто совершенно к тебе не причастен от слова совсем. Весь такой… правильный. С однокурсниками не ходишь особо никуда, не пьешь, как я вижу, не куришь, словно вечный интеллигент. Кажется, что тебя разбуди ночью, так ты поднимаешься в идеально выглаженном фраке, ответишь все биографии и разъяснишь понятия, хотя, как все здесь знают, заработать отличный аттестат в консерватории крайне сложно, учиться же ещё сложнее. А ты ещё и вдобавок так быстро согласился на эту работу, беспрекословно исполняя ее. — Закончил Чуя свой относительно короткий монолог, устремляясь далеко за горизонт, пытаясь высмотреть что-то на его линии, чего и в помине там нет, и он это знает. — У тебя больше нет никаких. увлечений, например? У всех однокурсников есть партнер, потому большую часть времени они отдают ему. Но, как я погляжу, у тебя его нет. — Он взял паузу, выжидая реакции Третьекурсника, лениво наблюдающего за порывами ветра, гоняющими из стороны в сторону целлофановые пакеты и различные бумажки. Сложилось ощущение, будто Второкурсник сказал что-то не то, из-за чего Дазай так медлил с ответом. Было уже поздно что-то исправлять, разумеется. Тот уж было и не надеялся услышать ответ, но Дазай начал говорить. — Ты прав. Все свободное время я отдаю музыке, можно сказать, всецело посвящаю себя ей. В этом есть польза до тех пор, пока мне это не надокучит окончательно. На данный момент ещё слишком много того, что я ещё не изучил и чего не постиг, однако, у меня ещё есть время до выпуска. — Он вдохнул прохладный воздух, обжигающий легкие, продолжая. — В музыке есть столько возможностей, а все их раскрывать можно и до конца своей жизни. Я лишь прокладываю себе путь рутиной, которая сейчас может показаться крайне скучной. Впрочем, ещё неизвестно, смогу ли я когда-то стать более известным, чем на уровне области, но хотелось бы в это слепо верить, и до тех пор, пока есть возможность, продолжать занятия. Если это доставляет удовольствие, смысл что-то менять? — Тут он слегка усмехнулся, беря небольшую паузу. Конечно, он солгал. Раньше ему это, возможно, и доставляло удовольствие, но сейчас он не может понять, что ощущает по отношению к музыке. Парень просто, можно сказать, привык к тому, что музыка ему нравится. А теперь, когда он не имеет ни малейшего понятия, продолжает ли он испытывать все те же чувства к своему увлечению, отдав ему свою жизнь еще в более ранние годы, у него нет поводов копаться в себе и искать, где именно сей механизм дал сбой. — Если бы у тебя был близкий человек, сидел ли бы ты здесь сейчас? — Наконец спросил Осаму, как бы подытоживая свой скомканный, местами запутанный и затуманенный, отрывистый ответ. Данная фраза выступила как контратака на все остальное. — Действительно. — Согласился Накахара, переводя взгляд себе на ноги и опираясь спиной о спинку скамьи. Он обдумывал все сказанное Дазаем. Признаться, ему всегда было интересно, каково это: жить как довольно известный, хоть и в узких кругах, музыкант. Разговор с Третьекурсником плавно перетекает во что-то более откровенное, чем простая беседа, потому оба решили закрыть эту тему, посчитав ее ненужной и неуместной, позволив ей улететь вместе с ветром куда-то вдаль, откладывая на потом. Повисла меланхоличная атмосфера, которая успокоительно действовала на обоих Парней. Воцарилась мертвая тишина, прерываемая лишь редко доносящейся музыкой и голосами нетрезвых людей. Посидев ещё немного, Юноши встали, как по команде, вместе, намереваясь идти дальше, все так же безмолвно. Дазай ощутил легкую боль в руке, погрузив ее в собственный карман пальто, сжимая в кулак от прохлады. Они двигались долго, пока не вышли к станции метро, куда им обоим нужно было. Время на часах приближалось к полуночи, к тому же этим двоим было на один поезд. Он приехал как раз к тому моменту, как они спустились по лестнице, потому ждать им не пришлось. Тут же Парни поочередно зашли в вагон, садясь на пустые места, которых было непривычно много, за исключением 10% занятых. Осаму достал наушники, включая в них что-то наподобие Bad Omens, сейчас ему хотелось чего-то более спокойного, чем deftones. Шатен смотрел в пустоту, ожидая прибытие на станцию. У него с домом находилась другая станция метро, потому выходит он на одну раньше, чем Накахара. — До встречи. — Бросил Шатен, покидая локомотив и двигаясь навстречу эскалаторам. Спустя ещё 7 минут он был уже в квартире, ложась на кровать и начиная обновлять ленту инстаграма. Юноша наблюдал за одногруппниками, которые развлекались вовсю. Наверное и хорошо, что он ушел, иначе его бы тоже приплели в их глупые игры по типу рулетки. Сколько бы Дазай ни пробовал, сколько бы ни пытался влиться на подобных праздниках— все без толку, каждый раз ему приходилось покидать сборище из-за дискомфорта. Вероятно, подобные пиршества и развлечения попросту не для него. Даже если его взаимоотношения с однокурсниками были достаточно хорошими, отсутствие комфорта никуда не уходило. Телефон выпал из руки Шатена, опускаясь на мягкий край кровати, а его владелец погрузился в сон, потому его не разбудила вибрация того же мобильного с сообщением от Накахары.

***

Поутру Шатен открыл диалог с Чуей, имя которого высветилось на экране, глядя на его планы на каникулы, точнее, на свободное от них время. Понедельник с 12:00 до 16:00; вторник с 14:00 до 17:00; среда с 18:00 до 22:00; четверг с 16:30 до 20:00; пятница свободная полностью. Суббота аналогично. Воскресенье в расчет не берут, отдыхать тоже когда-то хочется. Ставить во все дни занятия не имеет смысла, потому наилучшим вариантом будет вторник, четверг и суббота. К тому же он ещё не понял, как Накахара работает самостоятельно, поэтому как раз за первую неделю он все прощупает и поймет. Юноша отправил сообщение, согласное с его временем по дням, отложив телефон, сонно зевая и потягиваясь. Самое время поехать к родителям. Только есть ещё один нерешенный вопрос… Где они будут заниматься? В консерваторию их вряд ли кто-то пустит, дома у Шатена электронное пианино, да и соседи и так бушуют во всю, куда там. Ладно, потом это решат. Как там говорит учитель: «Давай будем решать проблемы по мере их поступления»? Осаму собрался, взял вещи и пошел к метро. Его родня живет почти за городом, точнее на самой его окраине, ехать с пересадками и около двух часов. Дазай только сейчас свое равнодушие к тому, что люди обращают на него лишнее внимание, а он делает весьма странные вещи. Слушая музыку, он может ни с того ни с сего начать тактировать или показывать руками вступления, словно он на дирижировании. Те, кто видели этого Юношу хоть один раз в своей жизни, его уже запомнили, потому, встречая его в вагоне снова и снова, они уже не пугаются, продолжая смотреть в экраны мобильных телефонов или что-то читать. По крайней мере пока что его не приняли за больного. Он прямо сейчас стоит у дверей, кивая себе под нос и слегка размахивая руками, ловя любопытные взгляды наблюдателей, которые гадают, что это за чудак перед ними. Что самое странное, так это то, что он совершенно не стесняется, а, наоборот, в открытую делает почти все, что только ему заблагорассудится. Вот она, отличительная черта всех творческих личностей. Присущая всем бесстыдность. Быстро добравшись на место, Осаму поднимался по такому до боли знакомому подъезду, в котором он проводил все свое беззаботное и счастливое детство, бегая по кривым ступенькам пятиэтажного дома, спотыкаясь о выступы и падая, катясь кубарем по пролету, зато с мячиком в руках. Слезящиеся глаза никак не могли увязываться с постоянной улыбкой на лице и ссадинами. Возникает чувство ностальгии, как он всегда, возвращаясь зимним вечером с салазками в руках, пытаясь их волочить за собой, оказывался не в силах даже маленькие ножки передвинуть на следующую ступеньку лестницы. В такие моменты родители попросту усмехались, отец подхватывал Дазая на руки, нес его, в то время как мама тащила салазки. Теплый свет обжигал глаза, такая же теплота была и в доме. Были времена. С того момента прошло… 17 лет? Около того. Ох… Как же все быстро проходит. И вот Осаму уже мнется перед дверью в квартиру. Несомненно, ключи у него были, но входить в нее спустя столько времени крайне непривычно. Решившись позвонить в домофон, Шатен отошел на пару шагов, слыша приближающуюся поступь с противоположной стороны двери. Так торопливо ходит только мама. Послышался щелчок замка, а затем дверь отворилась. Дазай был намного выше своей матери, потому она, не ожидав, сначала посмотрела на уровень ее глаз, даже чуть ниже, а после приподняла голову, разглядывая «блудного сына», поначалу стараясь сообразить, точно ли это он, а после переступила порог квартиры, кидаясь сыну на шею, слегка по-детски визжа. В проеме показался отец, только что находящийся на кухне, выходя на встречу такому же кареглазому, как и он сам, Юноше. — И года не прошло! — Улыбаясь, прокомментировал внезапное появление Осаму Отец. — Если быть точным, то прошло 6 месяцев и 13 дней. — Констатировал факт Дазай. Дни приездов к родителям у него были отмечены красным в календарях. И он не шутит. — Чуть больше полугода! — Усмехнулся Он, продолжая обнимать мать. — Мы не думали, что ты приедешь так скоро. — Ответила Женщина, отлипая от Сына, входя обратно в квартиру, впуская и Шатена. — Нужно было составить расписание, вот я и понял, что сегодня идеальный день для приезда. — Объяснил Кареглазый, снимая обувь и верхнюю одежду под теплый взгляд обоих родителей. — Расписание на каникулы? — Переспросила Мать, ожидая большей конкретики. — Мне дали практику… — Со страдальческим лицом ответил Дазай, выпрямляясь. По своей привычке, идя с семьей на кухню, он сел в позе лотоса, откинув телефон на другой конец стола. — Но не с детьми, в этом вся проблема. Или плюс. Я еще не определился. Фукудзава дал мне студента, Второкурсника, не знаю, как мне преподавать вообще у него. Он очень… специфический. — Разве можно давать практику на третьем курсе? Ты же не выпускник ещё. — Ответил Отец, задумчиво сведя брови к переносице, устраиваясь на стуле, пока мама зачем-то копошилась. — В этом вся проблема, что Фукудзаве можно всё. Он очень авторитетный в консерватории, потому ему все спускают с рук. Да и есть за что, авторитет не из воздуха берется. — У Осаму на телефон приходили сообщения от однокурсников, бурно обсуждающих их вчерашнюю посиделку, что не ушло от внимания Родителей, потому Дазай просто отключил звук мобильного. — В любом случае я не могу знать, на сколько именно времени затянется эта «практика», хотя, мне кажется, что здесь он хочет от меня чего-то определенного. Возможно, даже чтобы я работал за него в будущем. — Как я и говорила, творческие люди не бывают полностью адекватными. — Констатировала факт мать, заваривая чай. — Без обид, но так и есть! — Сказала она под слегка косой взгляд Отца. — Тут я согласен, сам убедился. — Ответил, вздохнувши, Осаму, наблюдая за тем, как понемногу расслабляется суровое лицо Дазая Старшего, сводя небольшое возмущение физиономии на нет. — Время идет, а ничего не меняется. — Тихо сказал Сын, чтобы его услышали оба, но переспрашивать никто не стал, так как всем и без того был понятен посыл предложения. После воцарилась домашняя тишина, прерываемая лишь шумом улицы или шумом стиральной машинки. — Тебе хоть за это будут платить? Это же лишнее время. — Дельный вопрос, честно говоря, да знать бы ещё на него ответ… Потому Шатен, задумавшись, пожал плечами. — На счет лишнего времени, то да, наверное. Нужно кое-как отыграть конкурс и скинуть нагрузку по специальности, иначе это будет невозможно. Особенно совмещать занятия с парами, теперь уже не только моими, но и того Парня. Придется по каким-то маленьким форточкам между ними заниматься, а толку от этого мало. Только если Фукудзава уберет у него и у меня один час занятий — будет отлично. — Отвечал Дазай, отпивая из кружки чай, который ему так знаком. После у них завязалась какая-то обычная беседа: они рассказывали все, что произошло за этот промежуток времени, так как часто могли забыть рассказать по телефону. Осаму рассказывал о занятиях и своих произведениях, все как и всегда. Ближе к вечеру, когда стемнело, Шатен заявил о своем намерении здесь ночевать, так как обратно ехать неохота. В привычном желтоватом свете они сели смотреть какой-то фильм, лежа на диване. По-домашнему уютная атмосфера была везде, следовательно, Отец, как и всегда, быстро заснул, а Осаму болтал с Матерью. Даже их смех не могли разбудить спящего. Досидевшись до довольно позднего времени, Юноша пошел в свою комнату. Точнее, свою бывшую комнату, сразу легши на кровать. Как же давно он здесь не ночевал. Правда, это время для него прошло быстро, но ощущения, которые он в последний раз испытывал, лежа на этом месте, уже успели забыться. Кареглазый почти сразу уснул, не удосуживаясь даже переодеться.

***

Наутро следующего дня оба родителя разъехались на работу, Дазай, разумеется, не проснулся. Весь день он решил отдать на лень, ничего не делая, а после, вспомнив, что в его же комнате стоит фортепиано, решил позаниматься, ибо имел все партитуры с собой. Откинув крышку с клавиатуры, Шатен водрузил очки на свое законное место, включая свет. Было непривычно вновь садиться за этот инструмент, из-за чего старые ощущения вновь нахлынули с головой, но Юноше пришлось быстро от них избавиться, приступая к привычным разыгрываниям. На них много времени не ушло, сразу приступил к работе с текстами. Студент не следил за временем и опомнился только тогда, когда дверь в квартиру хлопнула, оповещая о прибытии кого бы там ни было. Осаму вышел из-за инструмента, встречая родителей. Никто уже не помнит, насколько давно была такая последняя встреча. Обычно Дазай не остается у них ночевать. — Давно мы не слышали твоей игры. — Улыбаясь, прокомментировала мама, ожидая, что отец, как и всегда, поможет ей снять пальто, что он, разумеется, и сделал. — Мне немного осталось доработать, потому я через минут 20 приду к вам. — Ответил Третьекурсник, скрываясь вновь за дверью своей комнаты, продолжая работу. Когда он осознал логичный конец его работы, сложил ноты обратно в сумку, чтобы не забыть, а после пошел на кухню к родне. Старшие его накормили, причитая, что Юноша совсем ничего не ест. Ближе к 8 вечера он начал собираться, не имея тенденцию возвращаться домой очень поздно. Проверив, все ли на месте, он обнял родителей на прощание и вышел из квартиры, предварительно дав обещание позвонить, как доедет домой. Идя по таким до боли знакомым улицам, Дазай думал о всем, что только взбредет на ум, не боясь опоздать на маршрутку. Вернувшись домой, Студент дал знать родителям об этом, сразу ложась в кровать, листая ленту социальных сетей, рассматривая фотографии его однокурсников с той специфической сбюрки. У него высветилось уведомление о новом подписчике, открыв центр уведомлений, он увидел аккаунт Чуи, без раздумий подписываясь в ответ. У Осаму было не так много фотографий или постов, да и все они были посвящены музыке, а вот у Накахары было много различных фото, никак не относящихся к его учебному заведению, что и, наверное, было бы логично. Оказалось, что у Второкурсника есть, или как минимум были, ещё и подработки, как понял Дазай, не одна. Интересное сочетание: музыкант, бариста и раскладчик товаров. Что ни сделаешь, когда стипендии не всегда хватает? Шатену даже стало интересно, неужто Рыжий Юноша настолько плох в остальных предметах, что его стипендия не такая большая, как у него самого? Если сравнивать чистый доход Осаму с университета, то этого вполне хватит не только для того, чтобы сводить концы с концами, но и откладывать или же не отказывать себе в большинстве вещей. В любом случае за Шатена приплачивали еще и родители, зная, что он много учится и пропадает в консерватории. И вот что странно, у Кареглазого были фотографии с родителями, а у Накахары ни одной. Ладно, сюда он лезть не будет и не хочет, ибо это личное пространство самого студента. Но он все же подметит крайне фотогеничную натуру Рыжеволосого, плюсом к этому еще и внешность, к которой подходит любая одежда. Ого, кажется у Чуи есть друзья. По крайней мере те, с кем он часто проводит или, в любом случае, проводил ранее. Откинув телефон подальше, Дазай не собирался спать, уставившись в потолок; сон решил сегодня оставить его в мире бодрствования чуточку дольше обычного. Подумаешь, до 4 часов утра. А ведь он мог бы потратить это время на что-то более полезное, чем на бессмысленное прожигание взглядом потолка. В 12 утра звук будильника вырвал Студента из сладкого сна, принуждая открыть глаза, чтобы этот противный звук был погублен. Проделав утренние ритуалы со своим телом, Шатен пошел делать капучино, не торопясь собираясь в консерваторию под утреннюю тишину. Точнее, уже обеденную, но не суть. После он спокойным шагом вышел на улицу, встречая Чую около консерватории. Оба постояли, заходя внутрь в поисках свободной аудитории. Они обошли всю консерваторию, но, как и ожидалось, в это время все всегда занято. Конечно, есть один рояль на самом последнем этаже, но там не то чтобы приятно сидеть. Осаму поразмыслил над вероятными вариантами решения насущной проблемы. — У тебя ведь дома нет фортепиано, не так ли? — Накахара кивнул головой. У него в принципе своего дома нет, он по счастливой случайности живет с родителями, потому привык отмахиваться тем, что у него нет фортепиано. Попросту не хотел, чтобы старшие, а, точнее, старшая видела то, что он ещё с кем-то приходит в квартиру. И даже если бы у него фортепиано было, он бы не пошел домой. К тому же отец сейчас на работе, так что это совсем не вариант; просто пока Дазаю знать это необязательно. Чем меньше сказано, тем лучше. — У меня стоит электронное пианино, думаю, что если и возникнут проблемы, то только со сварливыми соседями. Потом разберемся, в общем. — Студент развернулся по направлению своего дома, начиная идти. — Не могу понять, тебя договаривать не учили? — Ответил Чуя, нагоняя Третьекурсника, так как ещё пару секунд назад он обрабатывал сказанное Осаму, приходя к заключению, что ему нужно идти за ним. — Может и да, а может и нет. Само собой разумеется. — Беззаботно бросил Шатен, идя привычно быстрым шагом. — Не знаю, кому именно разумеется. И вообще, прекращай идти так быстро, я бегать не собираюсь. — Слегка раздраженно ответил Накахара, заставляя Дазая обернуться. Солнечный свет слепил его глаза, заставляя приподнять руку, чтобы заслонить его и увидеть подходящего Чую. Да, определенно дело идет к весне. Рыжие локоны привычно переливались под солнечным светом, наверняка, если бы его кто-то назвал «дитя солнца», то все бы единогласно приняли это за аксиому, и никто бы не стал оспаривать. — Прости-прости. — Улыбнулся Осаму, слегка сбавляя шаг. О нет, он не извинялся. Это был лишь сарказм. Добрались они действительно быстро, хоть и немного дольше, чем Третьекурсник тратит на это обычно время. Оба остановились, чтобы Дазай мог найти ключи от подъезда. В это время Чуя оглядывался по сторонам: Осаму жил в довольно элитном доме и районе. Тут так просто квартиру не снимешь, если только за бешеные деньги. Рыжеволосый прошел за Шатеном в подъезд, второй привычно поздоровался с охраной, вызывая лифт. Студенты поднялись на днвятый этаж, входя в квартиру. — Можешь кинуть вещи где хочешь, как тебе удобнее. — Сказал Третьекурсник, идя к себе в комнату, чтобы хоть как-то придать ей более. адекватный вид. — Как разденешься, иди сюда. — Он принялся быстро заправлять кровать, спихивая все ненужные вещи на и без того заваленный стол, продвигая ещё один стул. Накахара аккуратно показался в проеме, давая о себе знать. — А, да, садись. — Ответил Осаму, вспоминая про надобность распахивать шторы хоть раз в полгода. Окно смотрело перпендикулярно линии движения солнца, с небольшим смещением ближе к западу. Соответственно, свет падал не на всю комнату, а только на ее часть. — Ты разыграйся пока что, привыкни к клавиатуре. — Шатен встал около окна, ловя теплый свет солнца, пока Второкурсник разыгрывался. После он услышал шуршание нот — Накахара раскладывал свои полотна, водружая их на пульт. — Давай с Рахманинова начнем. — Чуя начал играть произведение с начала в медленном темпе, как и полагается тому, кто только-только начал учить произведение. Поначалу оно кажется легким, а потом начинается все самое сложное, внезапно. Первые аккордовые моменты Рыжий Студент прошел без проблем, сразу видно, что он выучил их. Потом шла линия пассажей, но на них Второкурсник заметно сбавил темп, с которым играл; казалось бы, куда еще медленнее? Рука была вновь напряжена; ну разумеется, как с такой техникой нажатия аккордов не зажимать запястье? — Стой, — Прокомментировал Дазай, подходя к правой руке Чуи, которая, как раз, и была жертвой злосчастных аккордов. — Над этим нужно поработать, потому что это, — Он своей рукой оторвал чужое запястье, которое, если бы оно было свободным, должно было повиснуть безвольно, однако оно этого не сделало. — Не нормально. Ты так не сможешь доиграть до конца, когда ещё даже к середине не подошел, а уже такое напряжение. — Я это потом и сам сделаю, не нужно зацикливать на этом внимание. Я пока только учу текст, потому не слишком реагирую на… — Он подумал, но продолжил.— подобные вещи. — Это не пустяк, если ты хочешь сказать об этом. — Ответил Дазай, махая чужой рукой перед лицом владельца. Получилось непроизвольно. — Это в любом случае не так страшно, как все остальное. — продолжал отмахиваться Чуя, переводя вполне серьезный взгляд на растерянного учителя. — О, да, ведь ты всего-навсего не сможешь вообще доиграть произведение в принципе, да, сущий пустяк. — Съязвил Осаму, отпуская руку и по-детски пожимая плечами. Он не собирался уступать. С не меньшей решительностью в глазах, Третьекурсник посмотрел на Голубоглазого Юношу; во взгляде первого читалась не только решительность, но и что-то более аккуратное и мимолетное. Его желание помочь. В итоге Накахара выдохнул, сдаваясь. — Отлично. Поставь руку на клавиатуру. — Дал указание Дазай с тенью победной улыбки на лице. Ученик послушно выполнил указание. — Теперь сделай в этом темпе из восьмых нот четвертные. — Пару секунд Чуе понадобилось на то, чтобы он представил, чего от него хотят, только после этого начиная играть. — Обрати внимание, каким образом ты делаешь нажатие клавиши и то, как статично у тебя стоит рука во время звучания. — Подвел Осаму Второкурсника, потому тот сам задал вопрос. — Дай угадаю, так быть не должно? — С легкой наивностью поинтересовался тот. — Правильно, не должно. — Подтвердил его догадки Осаму. — А теперь смотри внимательно, что должно происходить. — Он жестом потребовал пододвинуться, принуждая дать ему место, а затем, сменив прежнего Пианиста, правой рукой начал играть те же самые аккорды. — Выслушай разницу в звуке даже, не то что в твоих удобствах. — Он продемонстрировал оба варианта, как Чуя играет, и как играет Он. — Заметна даже разница в звуке в самом начале ноты, не так ли? — Второкурсник кивнул, стараясь повторить только что продемонстрированное Шатеном. — У тебя с первого раза оно, само собой, не получится, но этому нужно поучиться. — Третьекурсник вновь положил свою руку на руку Чуи, становясь над ним. — Давай, играем. — Накахара стал брать аккорды, а Дазай отвечал за положение руки, приподнимал ее в некоторых моментах, либо же, наоборот, лучше прижимал у клавиатуре. Недовольное лицо Ученика говорило о том, что ему неудобно, однако он стоически продолжал делать все под чутким руководством. — Вот так должно быть. — Ответил Осаму, садясь обратно на стул. — Запомнил ощущение? Если что, потом ещё раз покажу. На самом деле при работе само ощущение очень быстро теряется, потому что ты перестаешь распознавать напряжение, и тогда от этого толку нет. Давай к следующему моменту, дальше. — Дазай наблюдал за Чуей, внимательно отбивающим себе темп одной ногой, так как играл Парень очень нестабильно ритмически. Накахара все остальное делал правильно. Кое-где рука была не уверенна в пальцах, которые должны стоять на определенных местах, потому были некоторые спады темпа. — Здесь все хорошо, продолжай. — Пояснил Осаму, когда Рыжеволосый вопросительно на него посмотрел, так как тот его не остановил после ещё одной части. На самом деле, прямо сейчас Осаму был рад, что ему достался именно Студент, а не какой-то непослушный ребенок, к которому нужен свой подход. Приятно работать, когда тебя понимают и не нужно объяснять тысячу раз. — Я могу выйти из комнаты. — Ответил Шатен, замечая звонящий мобильный телефон другого. — Не нужно, она знает, что у меня занятие. — Ответил Накахара, выключая звук телефона и откладывая его куда-то в сторону. — К тому же отвлекаться на звонки во время урока — это то же самое, что и напрямую сказать учителю, что он скучный. — Дельную мысль говоришь. — Согласился Дазай, продолжая занятие. У них осталось полчаса времени, но они ещё не все успели просмотреть. Прошел остаток времени и им нужно было расходиться. Осаму-то никуда не надо, а вот Чуе… Судя по вечно загорающемуся и вновь затухающему экрану телефона, можно было сделать вывод, словно его кто-то очень активно добивается. Видимо, ещё не знаком с сущностью пианиста. «Пока не сделаю, не встану» — та твердая фраза, преследующая всё время всех музыкантов. Ну, если есть сила воли, разумеется. — Значит так, завтра тебе нужно сделать в Рахманинове аппликатуру и поработать над свободой руки, в Листе почти аналогичная задача, только не переусердствуй. Необязательно, чтобы ты, пришедши ко мне через день, играл все идеально. Что сделаешь, то сделаешь. Объем работы в общем не столько важен, как толк от этой самой работы. — Хорошо. Спасибо, что дал место для занятий. — Ответил Накахара, поднимаясь из-за инструмента и начиная собирать ноты. Осаму встал вместе с ним, собираясь выпроводить Второкурсника из своей квартиры. Чуя быстро оделся, выходя из квартиры, попрощавшись с Дазаем и ещё раз поблагодарив его. — Хорошего дня. — Дружелюбно пожелал Шатен, захлопывая дверь и возвращаясь на место только что закончившегося урока. Нельзя сказать наверняка, будут ли аудитории в следующий раз. Исходя из этой мысли, следовало бы прибраться дома раз и навсегда. Но пока Кареглазый разыгран, он решил позаниматься над тем, что нужно ему. Сегодня цель заключается в том, чтобы логически выстроить всю мелодию, правильно подвести мысль. Следовательно, карандаш в руки, а руки на клавиатуру инструмента. Пришлось мучиться очень долго, послушать ещё пару раз исполнения самых известных пианистов, проследить за каждой фразой и динамическими оттенками, что оказалось не так просто, как могло показаться на первый взгляд. И все же Дазаю непросто дается музыка. Он уже не совсем помнил, почему стал так играть. Раньше он имел ритмическую неустойчивость и пренебрегал аппликатурой, потому случались срывы на сцене. Хотя, в целом, не только из-за этого. Ещё и из-за его чрезмерной заботе к каждой ноте. Ему хотелось дотянуть ноту, кое-где сменить штрих, а это могло быть недопустимо, как и, например, в Бахе. Соответственно, из-за отклонений в длительностях и таких «размазанных» снятиях нот, ритм и темп сбивались, поочередно то ускоряясь, то вновь возвращаясь к прежнему. А все остальное делать крайне трудно без должной подготовки, и каждый раз Подростку приходилось наступать себе на горло, думая головой, а не эмоциями. Да, именно так и вышел прежний Дазай. Он не может понять того, о чем ему твердит преподаватель, мол, он не слышит логического ухода или не прослушивается переход. Раньше мог. Но не сейчас. Приходится брать техникой. Кажется, словно Третьекурсник окончательно забыл, что такое играть «музыку», а не ноты. Первое время после поступления его это колебало, а затем он свыкся, чрезмерно работая над всем остальным, чтобы это было безупречно, так, чтобы все забыли об отсутствии музыкальности. Кивок головы там, приподнять локти там… Терпимая картина. Так он проходил очень долго, только вот от Фукудзавы не укрылось то, что все движения продуманы до мелочей, доведенные до фактически полного автоматизма. С тех пор каждый урок Профессор докапывался до него, выбивая в настоящее уже давно забытое старое. Час. Другой. Руки начинают противно ныть, мизинец болит из-за опорных звуков, приходящихся на него. Из-за неудобной позы шея начинала болеть, видимо, нужно делать перерывы хоть иногда. Осаму не заметил, как прошло 3 часа, а за окном стемнело. На самом деле, 3 часа занятий является ничтожно малой цифрой для его программы и произведений, которые не столь уж и простые, каковые были раньше. Однако ничего не поделать, уже довольно поздно для того, чтобы продолжать занятия без наушников, когда злить соседей он не то чтобы горел желанием. Потому Юноша с почти чистой совестью встал из-за инструмента, меня свою дислокацию с неудобного стула на мягкую кровать. Несомненно, завтра его будет мучить назойливое чувство деградации, как и всегда. Осаму не особо общается с кем-либо, потому большинство своего свободного, если так можно его назвать, времени Третьекурсник проводит лежа на кровати, читая какую-нибудь книгу даже с не очень интересным содержанием, или же вновь сидя в телефоне и подыскивая что-нибудь интересное, готовое занять его голову на небольшой промежуток времени. Как-то, раза три, его попросили подыграть в каком-то баре, так как пианист джазовой группы заболел, потому Дазай подменил их клавишника. Ему понравилось, несмотря на то, что джаз он играл впервые, к тому же ему щедро приплатили, так что теперь он фактически «резервный» в той группе. Вот вновь веселые и быстрые дни консерватории сменились двухнедельным покоем, за который в планах фактически капсом написано «поспать», ибо у каждого музыканта, да и не только музыканта, скапливаются уже постоянные синяки под глазами от вечного недосыпа, по этой причине каждый студент, даже самый, казалось бы, брутальный Юноша, имеет собственный тональный крем— это как минимум, а целую косметичку— это как максимум. Размышляя обо всем перечисленном, Осаму сошелся на том, что понятия не имеет, каким образом собирается совмещать уроки с Накахарой и свои занятия, но тут вспомнил, как его вечно упрекали в том, что слишком много нытья, особенно для мужика, потому он решил отложить эти мысли в дальний ящик, именуемый «будет день— будет пища». Незаметно он и уснул, погрузившись в царство Морфея. Разумеется, ему снились все баллады Шопена в их обличиях. Явно переслушал их. Правда, уже на второй день Шатен заскучал. Да, это прекрасно, что он может выспаться, но толку от этого? Что делать остаток дня? Нельзя сказать, чтобы Дазай являлся тем, кто не находит, чем себя занять. Нет, совсем наоборот, просто он настолько увлекается, что сидит до глубокой ночи, хотя, по-хорошему, следовало бы действительно тратить это время на что-то более полезное. По этой причине он прямо сейчас сидит за ноутбуком, записывая пришедшую ему на ум тему. Она чем-то перекликается с народным мотивом, но не столь сильно, так что из нее может выйти прекрасный трек! Правда, энтузиазм Юноши поугас ещё на третьей партии, когда пришло время писать партию для струнников. Да, он написал фоно, да, он написал сольную скрипку, но для струнной секции… На ум приходили секвенции в терцию, либо же сделать инверсию темы, сходясь в унисон, но все звучало не так, как ему бы хотелось. Дазай с горем пополам доделал партию, заглушив ее как можно больше, чтобы она не мешала общей атмосфере остального произведения. Студент ещё поразмыслил, решил, что здесь не хватает гитары, из-за чего в его мыслях зародилась ещё и гитарная партия, только она была более примитивна, чем предыдущие. Но на это Кареглазый лишь махнул рукой, думая, что потом ее переделает, может завтра, а может послезавтра… А может он и вовсе забудет про это. Окинув взглядом свое рабочее место, он невзначай зацепился за время. 2 часа ночи. Честно, он не хотел так долго сидеть! Просто не уследил за временем. Слегка взбодрившись, Шатен одним действием перепрыгнул в кровать, выгружая наметки трека в истории в мессенджере. В конце концов, он планировал показать результат несколько позже и в более официальном формате, когда доделает, разумеется. Откинул телефон в сторону, засыпая. Завтра урок с Накахарой. Благо у него есть время поспать, до часов так трех дня. Какое счастье все ж быть пианистом.

***

Будильник. Опять этот противный звук. Что самое парадоксальное: поставь что-то менее раздражающее — так ты черта с два проснешься. Что ж, ладно. Лениво сползши с постели, Шатен обнаружил, что сейчас 10 утра. И почему только он не отключил будильник? Не изъявив желания просыпаться и продуктивно начинать день, он лег обратно, вновь принимая прежнюю позу. Покрутившись с пятнадцать минут, Осаму решил не мучить себя, взяв в руки телефон. Сообщения от знакомых… теперь всем ответить нужно. Тошно от этих лицемеров. Несомненно, Дазай был в неплохих отношениях с подавляющим большинством его однокурсников, а они, в свою очередь, так же были нейтральны и в отношении к конкретно этому Студенту, но было ведь и меньшинство, не так ли? Этих личностей не любит не только он. Федор аналогично их не переносит на дух, да и в принципе все адекватные знакомые их не любят, однако ведь нашлись те, кто их поддержал. Вероятно, они показывают неприязнь не так открыто, ибо все стараются соблюдать банальное уважение друг к другу, ставя себя выше остальных, но это просачивается в несколько токсичных диалогах. Один из них сейчас открыт в мобильном Осаму. «Давно не слышала твоих сочинений, но, исходя из этого отрывка, я слышу, что тебе ещё есть над чем работать.» Простая критика, Шатен бы даже счел это за пожелание или совет, лишь только если бы это не писала эта стерва. Рин всегда отставала от Пианиста на шаг, хотя и учатся они теперь у разных педагогов. Ещё с музыкального колледжа у них зародилось соперничество, которое разожгла непосредственно сама девушка, но впоследствии оказалась повержена, потому отныне она занимается подобными грязными делами, распуская любые сплетни о Дазае. Однажды вся консерватория услышала голосовое сообщение, в котором Осаму неблагозвучно отозвался о его преподавателе, что, разумеется, являлось умелым монтажом. Кому ты что докажешь, когда Студентам нужны только скандальные истории? Благо Шатен успел это замять до того момента, как это дошло до преподавателей. Теперь же, видя сообщение в экране от столь неприятной особы, Кареглазый неприятно кривится, отвечая не менее лицемерное «Благодарю, прогресс не стоит на месте.», так как с этой дамочкой стоит быть поаккуратнее. Как же ему повезло, что ее не было на той сбюрке. Да и не должно было быть, на такие мероприятия ее никто не зовет—все опасаются. Ох, сообщение от Накахары. Ч: «Могу я прийти сегодня раньше?» Несомненно, это не его дело, почему Рыжий хочет прийти раньше, но что-то подсказывает, что дело здесь нечистое. Д: «Разумеется, когда тебе удобно?» Тут же напечатал Дазай, ожидая ответа, который пришел так же моментально. Ч: «Через полтора часа.» Д: «Идет.» Согласился Осаму, откладывая мобильник в сторону и поднимаясь с кровати. Нужно прибрать в квартире, иначе действительно эта куча одежды и всяких вещей в углу комнаты выглядят не очень. Быстро все расфасовавши и вернувши на прежние места вещи, Шатен услышал уведомление Накахары: Ч: «Через 8 минут буду.» Третьекурсник поставил реакцию на сообщение, довольно потягиваясь, наблюдая выполненный фронт работы. Вскоре раздался звонок домофона, Дазай подошел к нему, открывая уличную дверь Чуе. Второй быстро поднялся, проходя в квартиру. Он выглядел слегка запуганным и суетливым, хоть и старательно делал вид, что все в норме. Осаму не стал устраивать допрос. Сейчас это излишне. Может, потом спросит. Как повезет. К тому же он явно не имеет права об этом спрашивать. Юноши начали занятие, как Кареглазому позвонила мама. — Прости, ты продолжай, я скоро вернусь.— Ответил Шатен, выходя из комнаты. Он поднял трубку телефона, слыша спокойный и немного злой голос матери. — Дазай! Думаешь раз навестил нас, то уже и звонить не нужно? — Раздался слегка раздраженный, но все такой же родной голос. — Что-то я запамятовал… — Растерянно ответил Младший, действительно вспоминая, что прошло три дня. — У меня все в порядке, только сейчас урок идет. Давай позже перезвоню? — Ну ладно, хорошо! Только не забудь. — По звуку было слышна появившаяся улыбка на лице матери, пока та говорила это. Потому Юноша, попрощавшись, бросил трубку, вновь возвращаясь в комнату.— Давай ещё раз с 16 такта. — Прокомментировал Третьекурсник, садясь на стул. Чуя как минимум успокоился, и оно было заметно. Ну и хорошо. — Ты помнишь то ощущение постановки рук? — спросил Учитель, поправляя своей рукой ладонь и ее постановку Рыжего. — Вроде как. — Он взял паузу, продолжая.— Я уже запутался, как нужно, а как нет. — Второкурсник сознался честно, ибо в работе с педагогом это действительно важно. Коль все вечно замалчивать, то и путное навряд ли что-либо выйдет. — Вот, ещё раз. — Дазай взял чужую руку в свою, давая ей опору, требуя освободить кисть. Шатен фактически навис над Чуей, который не замечал этого. Для обоих этот жест был безвинным и… Собственно, а каким ещё он должен быть для музыкантов? Осаму просто тихо говорит спасибо Вселенной, так как он вполне мог выбрать другой музыкальный инструмент, где пришлось бы совершать намного более смущающие действия, особенно если подчеркнуть, что не каждый любит прикосновения от других людей. Неизвестно, сколько ещё времени эти двое будут тратить на постановку руки и позицию, но оно определенно будет того стоить. — Теперь давай сам. Можешь пока что утрировать поднятие рук, тем более ты играешь в медленном темпе, что позволяет тебе это делать. С увеличением темпа у тебя попросту не будет времени так сильно двигать кистью. — Юноша сел на стул, внимательно следя за руками Накахары, однако не менее внимательно, чем следил за ними сам их владелец. У него стало получаться, потому оба решили перейти на другой этап. Есть ещё огромное множество других моментов, которые они не отработали, а времени до первого концерта не так много. Около двух недель, не считая каникулярные. Осаму был не в восторге, когда ему подкинули Чую, как котенка, а самого его приволокли за шкирку, как «подставную мать» этого самого котенка. Но ничего не поделать, пока время есть, переживать не о чем. Напереживается, но потом, когда времени уже не будет. Накахара играет неритмично, по крайней мере есть явные колебания от темпа, несмотря на то, что это можно счесть на новый текст произведения, однако, сколько Шатен помнит Второкурсника, он играл всегда неровно. По этой причине Третьекурснику пришлось включить метроном. Когда Произведение было доиграно, Дазай остановил Чую, прерывая работу с этим произведением, которой на сегодня было предостаточно. Они перешли к другому, являющемуся не менее муторным и не менее сложным. Ну и программу подобрал Фукудзава для Голубоглазого, Осаму уже начал подозревать о намеренности действий Юкичи. Самому ему дали жутко музыкальное произведение, заведомо зная, что он все равно будет играть заученно, потому что ему это присуще. Но сейчас не время об этом думать, со временем все само станет на свои места, главное — не дергаться раньше него. Со вторым произведением дела обстояли лучше, и это не могло не радовать. Потому с ним они управились побыстрее, на часах стрелка приблизилась к цифре «8», оповещая о том, что время Накахары уже подошло к концу, а, значит, Накахаре уже нужно уходить, но он усердно отрабатывает те места, которые у него не выходят, не смотря на часы, которые висят фактически перед ним. — Чуя, уже восемь вечера. — Прокомментировал Осаму, останавливая Рыжеволосого пианиста. — Уже устал? — Без особых эмоций отозвался Второкурсник, как бы продолжая не замечать времени. — Не в этом дело, тебе никуда не нужно? — Осторожно спросил Дазай, так как ранее он точно помнил, что свободно время у Голубоглазого исключительно до 20:00. — Нет, уже никуда. — Сухо ответил Чуя, принуждая больше не делать подобных акцентов на таких вещах, потому Шатен лишь продолжил работать с Накахарой, обрадовавшись добавочному времени на работу. Ведь, знаете, музыканты совершенствуются до конца своих дней. Нет предела совершенству. Поэтому, чем больше времени на занятия, тем лучше. Вернувшись к занятию, Осаму лишь ещё раз обвел часы взглядом, едва заметно улыбаясь. Они просидели ещё около часа, когда Шатен получил сообщение в соседском чате, мол, «кто опять музицирует». Честно, так бы и приложил этих героев об их же стену. Наверное, раз уж шумоизоляция здесь не то чтобы слишком хороша, то их пустая черепная коробка способна пробить эту не менее пустую стену. Поделом. Самое ироничное, что соседи не знают, что это именно Кареглазый является обладателем того самого злосчастного электронного фортепиано, которое так всем находящимся в радиусе 15 метров любо-дорого. Ибо Дазай попросту не давал повода так думать; всегда был порядочным, вечеринок не устраивал, да и с остальными в хороших отношениях. Без желания жертвовать своей репутацией, Шатен принял решение отказаться от дальнейшего занятия. — Чуя, нас уже соседи сейчас отымеют. На сегодня хватит, хорошо? — Осаму посмотрел на Рыжего, который очень усердно смотрел на свои руки и старался. Пришлось положить свою руку на чужую, чтобы Второкурсник обратил свое внимание на Дазая. — А? — Наконец поднял голову Накахара, действительно не помня, что с ним говорили пять минут назад. — Говорю, уже соседи жалуются. — Повторил Шатен, улыбаясь, как и обычно. — В этом минус заниматься на фоно в квартире. — Констатировал факт Третьекурсник, разминая плечи и хрустя шеей. — Хорошо, нет проблем. — Ответил Чуя, вставая с места, аккуратно собирая свои вещи, удаляясь из комнаты к выходу из квартиры. За ним пришел и Осаму. Рыжий парень неторопливо собрался, попрощавшись с Кареглазым, он вышел из квартиры, борясь с желанием так же размяться, как это делал только что его «учитель». Юноша пошагал по лестнице, несмотря на то, что здесь есть лифт. Просто так захотелось. Спорт— это жизнь. Шатен улыбнулся сам себе, закрывая входную дверь, приступая к своим делам. Он-то может надеть наушники и позаниматься, что он и решает сделать. Пока что Третьекурсник на стадии «не-трогайте-меня-я-учу-текст», поэтому ему понадобилось около часа на это. Посмотрев на часы, он вспомнил, что в холодильнике нет ровным счетом ничего, а магазин около дома ещё не закрылся. Дазай быстро накинул толстовку, поверх нее все еще зимнее пальто, так как на улице ещё не настолько тепло, чтобы пренебрегать им. Он запихнул телефон с бесконтактной оплатой в карман, выходя из квартиры. Он, в отличии от Накахары, выбрал вариант лифта, потому спустился быстро. Юноша быстрым шагом зашел в продуктовый, беря все самое нужное, позже удаляясь с эти на кассу, оплачивая все и возвращаясь обратно. Зашедши в подъезд, он все же решил подняться по лестнице, так как за эти 20 минут с лифтом уже что-то произошло. Ну и ему было лень ждать второй лифт, который якобы считается грузовым. Он неспешно вышагивал по ступенькам друг за другом, аккуратно, но позже, увидев чью-то тень, падающую на его ноги, он все же поднял голову, стараясь найти владельца тени. Взгляд поймал уже знакомые спортивные штаны, а, поднявшись выше, глаза зацепились за знакомые рыжие пряди, выбивающиеся из-под капюшона худи. Колени согнуты к груди, руки обхватывают их, а голова слегка припущена. Осаму опустился на колени перед Знакомой фигурой, пытаясь понять, точно ли это он, но ответ и так очевиден.