Дела семейные

— Эй, Гром, ты чё такой смурной? — на заваленный папками рабочий стол опустился картонный стаканчик из пычешной через дорогу. Константин поднял расплывающийся взгляд от пустого бланка отчёта, на котором, спустя два часа не появилось ни строчки. А ведь написать было о чём: накрыли с ночным рейдом притон — вон, все обезьянники забиты под завязку, под утро будет концерт по заявкам и без, когда контингент очухается и осознает глубину своего падения. — Гро-о-ом! Приём! — перед лицом щёлкали пальцы в перстнях. — А, ты, Смирнов, — отозвался майор, чуя помимо пыльного запаха архива, исходящего от папок, кофейный дух. Взгляд сконцентрировался на стакане. Поднимавшийся от чёрной, в радужных пузырьках по краю, поверхности пар, закручивался спиралями и пропадал где-то под потолком. А может, раньше, зрение сегодня у Константина было на редкость паршивым. — Ты чё такой смурной? — повторил Смирнов, подтащив к себе стул от рабочего места по соседству. — Недолго музыка играла, недолго фраер танцевал, — будто не к месту брякнул Гром, потянувшись к висящему на спинке стула пиджаку. Юрий, проследив за взглядом, замахал руками: — Ты это, не надо! — А чё надо? — тупо переспросил Константин, разглядывая сослуживца. «Ну павлин!» — подумал он. Ярко-синяя с искрой рубашка, для разнообразия вместо выпендрёжного галстука шейный платок и брюки, белого, прости господи, цвета! На коленях лежал белый же пиджак. — Ты салон свадебный обнёс, что ли? — прокомментировал сие великолепие полицейский. — Фу как некультурно! — отмахнулся Юрий. — А морда лица у тебя правда, смурная. Больше обычного. Что, — мужчина нагнулся к Константину и сказал заговорческим тоном: — роль многодетного папаши уже всё, надоела? Константин поджал губы. Смирнов дёрнул уголком рта и приподнял бровь, поторапливая. Но Гром лишь нахмурился и принялся гипнотизировать взглядом кофе, что манил запахом. Если ещё и сладкий, то можно и до утра протянуть, а то с ранья во рту ни маковой росинки. — Ты эт, кофа пей, — велел Юрий. — Тебе взял. Гром вопросительно уставился на него. — Знал, что здесь будешь. Небось всё ждёшь, когда Прокопыч детвору на фазенду вывезет? — Шёл бы ты Юра… — устало пробормотал Константин. — А я и иду, — важно кивнул Смирнов, ставая из-за стола и возвращая стул на законное место. — Но ты кофа-то пей, тут два сахара. Константин пробурчал ему в спину что-то благодарное и сделал первый глоток подстывшего напитка. Правда сладкий, до утра он теперь точно дотянет, а там Федя и мальчишек на дачу увезёт. Прав Юра, роль многодетного папаши не для него. Он, оказывается, и до этого с ролью родителя не справлялся. На контрасте появления в квартире нового жильца вся убогость быта особенно сильно бросалась в глаза. Удивительно даже, что Игорь нормальным растёт. Не иначе, Ленина и Федина заслуга. …Желтобокая антоновка может и кислила, но как хрустела на зубах! Серёжа, повертев в руках надкусанный плод, примерился и впился в яблоко с новой силой. Кажется, только яблоками он в последние дня два и питается. Тёртые, запечённые, он даже пробовал их солить… Елена лишь качала головой и пододвигала поближе плетёную корзинку с собранными утром паданками. Ничего, сейчас наестся до оскомины и потом макарон по-флотски навернёт. Вон, как Игорёша с Олежей трескают, только успевай подкладывать. — Хочешь, компоту яблочного наварим? У меня тут, — Елена, поддерживая заметно округлившийся живот, достала с верхней полки жестяную банку и открыв, протянула Серёже, — корица в палочках завалялась. А она с яблоками дружит. Мальчик ткнулся носом внутрь и вдохнул щекотный, пряный запах. — Хочу! Спасибо, мама Лена, — поблагодарил мальчик. — Я тогда яблок нарежу? — Давай эти, — женщина достала небольшой эмалированный таз, в котором были чуть подпорченные плоды. Они уже начинали бродить и к яблочному духу примешивался кисловато-приторный душок. — А красивые лучше так съесть, — Елена подмигнула ребёнку и Серёжино лицо расплылось в благостной улыбке. — Бесята! Сходите-ка на грядки, накопайте картошки, — выглянув на улицу она окликнула Игоря и Олега, играющих в ножички. — Вечером нажарим с сальцем! Игорь оживился и кивнул. — Пошли, — он поплёлся в сторону небольшой пристройки, где хранились инструменты. — Ща пол ведра накопаем, а потом опять играть будем — по-любому тёть Лена Серёге скажет картоху мыть. Олег кивнул и потрусил вслед за старшим братом. Пожив бок о бок какое-то время Игорь мог судить о том, что Олег и Серёжа друг к другу крепко привязаны. Даже крепче, чем он сам с Игнатом. Порой даже одолевало что-то похожее на ревность: Олег ведь его младший брат, так почему мелкие друг от друга не отлипают? С другой стороны, между мальчишками была разница не только в возрасте и следующих из этого интересах, а в жизненном опыте. Чего-то Игорь не понимал как домашний, а чего-то не понимал Серёжа, как детдомовский. Олег где-то посередине: он успел хлебнуть детдомовской мути и воспитывался бабушкой, потеряв родителей. Но пока конфликта между ними не возникало, да и, Игорь вытер выступившую по линии роста волос испарину, оставляя на лбу грязный развод — не серьёзно это как-то, на малышню дуться. Они с Олегом живут бок о бок сколько? Едва ли месяц наберётся, а в детдоме оно как — год за два. Тётя Лена опять же… Она долго забеременеть не могла, а теперь у неё сразу двое: взрослый Серёга и мелкий. Или мелкая. Игорь мечтательно улыбнулся, щуря глаза на яркое солнце, — будет здорово, если их «мужской коллектив» девчонка разбавит. Уж он-то на правах почти что старшего брата научит её давать сдачи всяким дуракам! — Фу! — скуксился Олег, пытаясь отряхнуть тканевую перчатку, изгвазданную в сгнившей картошке-семени. Но приторно пахнущая жижа напротив, лишь сильнее пропитывала перчатку и уже пачкала кожу. Мальчика передёрнуло от неприятного, склизкого, почти живого. — Мне такая штука однажды в глаз плюнула, — поделился Игорь, заглядывая в ведро. Кажется, для ужина картошки достаточно. — И? — продолжая трясти рукой, спросил Волков. От запаха перегнившего корнеплода на жаре и влажной земли начинало подташнивать. — Чё, чё… тёть Лена потом два дня глаз прокапывала, а то краснющий был, ух! Тебе, считай, фартануло — всего лишь рука. — Дай сюда, — Игорь стащил испачканную перчатку и кивком указал в сторону открытых парников, где наливались кабачки. — Пошли, Лега, руки помоем и перчатки состирнём. — Буэ… — высунул язык Олег. — Давай-давай, шевели булками, ужин сам себя не приготовит! — поторопил Игорь младшего брата. — Серё-ога! Иди картоху мыть! Возьми таз! Со стороны веранды что-то забренчало и на участок, с нахлобученной поверх рыжей макушки панамкой в вишнях, выбежал Серёжа. — Мама Лена мне дала щётку! — похвастался мальчик, размахивая обозначенным предметом. — О, супер! — одобрительно кивнул Игорь, раскручивая вентиль и подавая воду в шланг. — Лега, давай сюда руку! Тугая студёная струя быстро отмыла перегной с кожи и довольно улыбнувшись, Олег по указке Игоря скинул перчатки в таз со сколотой эмалью. Туда же полетела вторая пара перчаток. — Главное, не дать закиснуть, а то по шее прилетит, — доверительным тоном сказал подросток, зажимая отверстие в шланге и подавая струю наверх. На головы закапала мелкая морось. Серёжа стащил панамку и щурясь, смотрел на получившуюся радугу. Вытянув руки, он поболтал ими в воздухе, ощущая, как на кожу оседает водяная пыль. — Смотрите, не простыньте, архаровцы! — привлечённая детским смехом, на крыльцо выглянула Елена. — Так всё, мелкие, тётя Лена сказала — мы с тобой, Лега, отвечаем: «Так точно, тарищ тёть Лена!». Ты, Серёга — «Так точно, тарищ мама!». Нестройный дуэт детских голосов и солирующий, начинающийся ломаться, раздались над дачным участком. Елена довольно улыбнулась и погладила живот, много детей — это хорошо.