Дела семейные

Жизнь поменялась не то, что в один миг, но встала с ног на голову точно. Игорёк — двигатель прогресса, думал Фёдор Прокопенко, на пробу шатая небольшую кровать, пристроившуюся в «тёщиной комнате». Вроде крепкая, да и новый хозяин телосложением не блещет. Был вариант поставить кровать в зале, отгородив хотя бы книжным стеллажом, но Ленок, с высоты опыта преподавания в школе, приметила реакцию Серёжи и погладив мужа по ладони да заглянув в глаза, отрицательно покачала головой. — Федь, у него ведь своего угла никогда не было, лучше бы комнатку, пусть маленькую и без окон, но свою, — уговаривала супруга, преследуя свои резоны — разгрузить наконец кладовку. Как бы ни было грустно, а разобрать поднакопившееся добро пришлось. Отыскались в залежах даже пара рулонов обоев, которыми обклеили стены. Часть полок сняли, а часть оставили для вещей и, на взгляд четы Прокопенко, вышло миленько. Скоро комнатка станет совсем обжитой, когда заселится новый хозяин. Детей отдали на редкость легко. Ради такого даже выцепили из дачного отпуска директрису. Правда, если новость о том, что у Волкова нашлись родственники, её почти обрадовала, то вот на счёт Разумовского на округлое, в кратерах оспин, лицо набежала тень. — Непростой ребёнок, — коротко изрекла Валентина Тимофеевна, наискось читая личное дело воспитанника. — А вот Волков — домашний, правда, уже попал под влияние Разумовского. — Так и мы люди непростые, полицейские, — отшутился Фёдор, переглянувшись с Еленой. Чуть в стороне от них сидел Константин, до сих пор не понимавший, что здесь делает. Ну, вроде как, у него теперь детей… двое? Порешили, что Олега, как брата Игоря, оставлять в приюте — себе дороже, но только заслышав об этом, татарчик заартачился. — А Серый?! — Олег сжал кулаки и зло посмотрел на взрослых. — Да я лучше в детдом вернусь, чем Серого оставлю! Рыжик, делая вид, что не слышит перепалки, рисовал одолженными у Игоря фломастерами. Правда, что выходит на листе, он всё равно не видел — глаза застилали слёзы. Фёдор, беспомощно переводя взгляд со смурного Константина на злящуюся мелочь, вздохнул. У них с Ленком и так прибавление ожидается, но может, оно и к лучшему? Лена, золотая душа, только услышав про нашедшегося брата Игорька и его друга, спросила: — А как же этот мальчик? Не по-человечески как-то… Но чтобы Костя двух сразу взял… — женщина покачала головой, погладив едва-едва наметившийся живот. — Он и про Игорька-то не всегда помнит, а тут ещё один… Да и к тому же, это ведь Оксанин сын. Как бы Костя на работе совсем не поселился. Фёдор кивнул. В корень Ленок зрит! И вот, они подписывают документы на усыновление Серёжи, который сразу запал в сердце Елене. В участке как-то сразу прознали, что Гром и Прокопенко вот-вот станут папашами (и это Фёдор ещё не объявлял о беременности супружницы). — Теперь даже как-то стыдно взаймы брать, — лыбится Юра Смирнов, выкладывая на стол пару стодолларовых купюр. — Это с авансом, если что. Все долги закрыты, ма дир коллигс. Гром только бровью дёрнул. — Аттракцион невиданной щедрости Смирнова, только сегодня! — объявил Фёдор. — Чудеса какие-то! — Обижаешь, Прокопыч! — делано оскорбился Юрий. — Мы тут все покумекали, пошукали, и во-от, — на стол легли ещё купюры. — У меня, если что, стол есть письменный, — сказал кто-то. — А у нас одеяла с пледами завалялись! — Моя Натаха книжки больше не читает, может, вашим пострелятам надо? — Мужики, да вы чё! — Фёдор изумлённо переводил взгляд из одного конца отделения в другой. — Дети — дорогое удовольствие, — развёл руками Смирнов. — Ну, бывайте, у меня стрелка намечается. Надо быть. Опека, благодаря связям в полиции, тоже не лютовала. Конечно, на фоне Прокопенковской двушки безремонтная Громовская однушка из старого фонда выглядела проигрышно, но кому какое дело, если на государственном иждивении на два рта станет меньше? Коллеги подогнали мебель, у кого пострелята выросли — вещи. Ко дню перехода Серёжи Разумовского под опеку семьи Прокопенко и Олега Волкова — Громам, всё было готово. Игорь с интересом рассматривал перестановку в квартире и поставленную на петли дверь в туалет. А всего-то надо было в подворотне столкнуться с двумя детдомовцами. Его вовсе не волновало, что для него места стало меньше — напротив, когда отец задерживался на дежурствах или вовсе не приходил, стены давили. Теперь, думал мальчик, тревоги отступят — он будет не один, быть может, перестанет вслушиваться в шаги за порогом, надеясь, что отец, наконец-то, пришёл. Игорь не боялся, что Константин вдруг переключит всё то немногое внимание на их нового члена семьи, потому что… — …Игорь, может, всё-таки собаку? — с надеждой спросил как-то Гром-старший. Игорь изумлённо посмотрел на отца. Он долго просил разрешения завести питомца, и раз отец идёт на уступки, значит, ему настолько неприятен Олег? — Нет, пап. Олега в детдоме нельзя оставлять. У него же никого не осталось, — проявил фамильную упёртость Игорь. Отец больше не поднимал странных разговоров, будто смирился. Мальчик не знал, что произошло между родителями в прошлом, но мамы больше нет, а Олег оказался в приюте. Если в их силах помочь, значит надо действовать. Кровать младшего брата теперь стоит в углу, где раньше был Игорев рабочий стол. Невысокий книжный стеллаж (пока пустой), отгораживал территорию нового члена семьи, создавая для него подобие личного пространства. Игнат, прослышав о крутых переменах в жизни друга, лишь качал головой, приговаривая, как дядя Федя: «Час от часу не легче, «Санта-Барбара» какая-то!». Но это не помешало ему взять с Игоря слово, что как-нибудь, пока Константин будет на службе, он всё-таки посетит Громов. — Ну, давай, не стой на пороге, проходи, — пропустил вперёд Серёжу Фёдор. Елена, выглянув в прихожую на шум из коридора, улыбнулась и вытерла руки о полотенце, накинутое на плечо. Серёжа принюхался и на лицо само себе наползла улыбка — в квартире пахло свежей выпечкой и теплом. — Добро пожаловать домой! — сказала женщина, распахивая объятия, в которые мальчик, помня о положении Елены, вошёл осторожно, не решаясь обнять со всей силы. На макушку легла мягкая, тёплая ладонь и этого было достаточно, чтобы Серёжа разревелся на пороге своего нового дома. — Вытащи пирог — пригорит, — шёпотом велела Елена, видя растерянность мужа, не ожидавшего подобной реакции. Сама же она осторожно присела на колени, чтобы их с Серёжей лица были на одном уровне и тем же, сладко и тепло пахнущим полотенцем, стала вытирать ему слёзы. — Ну что ты, Серёженька, всё хорошо. Это теперь и твой дом тоже. Игорёк скоро с Олежей придут, вы не потеряетесь, будете ходить в один класс. Не плачь, солнышко. Мальчик обнял её и уткнулся в шею, вдыхая запах духов и шампуня, начал потихоньку успокаиваться. Он будет самым лучшим сыном и старшим братом! Дядя Федя и тётя Лена будут им гордиться! Он не вернётся обратно в детский дом! К вечеру, когда на стол было накрыто, раздался звонок в дверь. Серёжа, помогавший Елене сервировать и нарезать хлеб, встрепенулся и вопросительно посмотрел на женщину. — Иди, встречай гостей, Серёженька, — улыбнулась хозяйка дома. — Игорёк, а папка где? — удивился Фёдор, увидев на пороге гостиной лишь двух мальчишек. — Сказал, на работу вызывают, — мрачно откликнулся Гром-младший. — Волче! — Серый! — дети обнялись так, словно не виделись целую вечность. — На работу, говоришь… — поджал губы Прокопенко, делая себе пометку, вставить сослуживцу по первое число. — Ну да вы проходите! Ленок тут расстаралась, ещё с собой заберёте! Серёж, покажи гостям свою комнату, а мы пока тут дела доделаем и позовём вас к столу. — Пошли, — Разумовский потащил за собой братьев хвастаться маленькой, но своей комнатой. Фёдор потёр виски. Да, Косте определённо стоит вправить мозги. Ребёнок не виноват в том, что мать выбрала лучшую, пусть и короткую жизнь. Чёрт знает, о чём думает Гром, глядя на чернявого мальчишку. Кажется, Костя просто оказался не готов менять свой устаканившийся мир, но когда кому было интересно его мнение? — Архаровцы, руки мыть и за стол! На дачу детвору до сентября вывезти, что ли? Как раз яблоки и картошка поспеют.