
Пэйринг и персонажи
Метки
Драма
Повседневность
AU
Hurt/Comfort
AU: Другое детство
AU: Другое знакомство
Дети
Согласование с каноном
ООС
Преступный мир
Россия
Дружба
Тяжелое детство
Буллинг
Полицейские
1990-е годы
Подростки
Друзья детства
Семьи
Приемные семьи
AU: Родственники
Переходный возраст
Сироты
Неизвестные родственники
Детские дома
Описание
Бабушка достаёт с полки пухлый фотоальбом. Там мама – такая же маленькая, как Олег; бабушка – молодая, как мама; дедушка, которого он никогда не видел. И мальчик со смешными тёмными кудряшками. Он на руках у дяди в милицейской форме, только головы у милиционера нет — отрезана.
Примечания
AU в котором у Игоря и Олега общая мама.
— Константин —
01 декабря 2024, 03:01
Была какая-то горькая ирония: он — мент, она — дочь партийной шишки. Казалось, им не по пути: он — желторотый выпускник школы милиции, едет в составе наряда, чтобы разнять драку на танцах, возможно, с поножовщиной. Она — причина потасовки, окутанная таинственным флёром светомузыки и забугорного «Опиума» Сен Лорана. В последние годы советской власти, когда уже понятно, что мир не будет прежним, а железный занавес сыпется крупными хлопьями ржавчины, ещё одна пара решила пойти наперекор сложившейся традиции: милиционеру — милую домохозяйку, мажорке — сына генерала.
И завертелось.
Пока Белый дом пылал, а по ТВ крутили балет, за городом, на огромном огороженном забором участке, четырёхлетний Игорёша бил лопаткой по перевёрнутому ведёрку, чтобы куличик вышел идеальным. Его мама невозмутимо подновляла цвет ногтей, пока бабушка, держась за сердце, сидела подле красного телефона, ожидая, ну когда же, когда позвонят «оттуда»? Ни дедушки, ни отца с ними не было: один из окон мэрии Ленинграда смотрит, как по улицам курсируют толпы, вооружённые самодельными плакатами, растяжками и битами, второй — сторожит порядок на улицах растревоженного города, зорко следя, чтобы в толпе не возникла давка, или чего хуже — драка. Это в Москве протестующих танками разгоняют, в Ленинграде было поспокойнее.
Менялась страна и окружающая реальность: молодой милиционер всё реже и реже появлялся дома, ночуя на работе, пока дочь правительственного чиновника, мазнув накрашенными губами по пухлой детской щеке, накидывала на плечи тяжёлую норковую шубу и уезжала в неизвестном направлении до утра. Игорёк засыпал у бабушки под боком — дедушка тоже почти поселился на работе. Так там и умрёт сидя за столом в следующем году.
Редким дням с отцом Игорёк радовался: обязательно покатают на плечах, дадут поносить фуражку и подержать в руках табельный пистолет. Малыш может описать отца так — колючий и большой, но такой добрый!
У бабушки в красивом доме было тихо, вкусно и много-много игрушек… Мама правда теперь почти не появлялась. Но если приходила, то привозила ещё больше игрушек и сладостей. За высоким забором её ждала большая чёрная машина, откуда иногда выходил дяденька, одетый во всё чёрное. Но это был не папа — Игорь видел фото, где он в красивой милицейской форме, а этот дядя был в пиджаке, на шее у него болтался кулон в виде волчьей головы. Наверное, это из-за него мама не могла долго оставаться у бабушки, а она чужого дядю на порог дома пускать отказывалась.
Однажды мама сказала, что скоро у Игоря родится братик или сестрёнка.
А потом приехал папа. Он был очень злой.
Игорь сначала его даже не узнал, так давно его не видел. Спросонья Игорь даже напугался — папа совсем не был похож на фотографию из альбома. Не было фуражки и красивой формы, зато, была повязка на глазу. Как у пирата. Позже папа снимет бинты и под ними окажется шрам на щеке, чудом не задевший глаз. Сгребя Игоря вместе с одеялом и подушкой, он вынес его из дома ночью. Бабушка что-то кричала вслед и плакала, а папа сказал странное слово «шлюха». Это потом Игорь узнает, что во время налёта на клуб, где собрались все сливки бандитского Петербурга, среди задержанных была и его мать, спутавшаяся с одним из новых русских. Но тогда малыш этого не знал и странное шипящее слово его напугало. Давясь слезами, и смотря на удаляющийся дом за высоким забором, Игорь боялся большой фигуры отца, но почему-то сгорбленной и уязвимой.
Вьюжная ночь за салоном служебной машины была тёмной — лишь фары выхватывали позёмку, зигзагами снующей по обледенелой дороге. Игорь утирал с щёк слёзы, не осмеливаясь окликнуть отца, чувствовал, что не надо. Он почти заснул, когда его опять вытащили из машины и куда-то понесли.
— Господи, Костя?! Какого чёрта? Ты время видел? — Игорь зажмурился от яркого света, вспыхнувшего в прихожей.
Усатый дядя (Игорь потом узнает, что это папин друг и сослуживец) удивлённо смотрел на напарника, ввалившегося к нему в квартиру под утро. Игорь, копошась в свёртке, высунулся наружу, хлопая слипающимися от слёз ресницами. За спиной дяди Феди торопливо запахивала халат красивая тётя.
— Костик, ты что это? Кутёнка нашёл где-то? — женщина вытянула шею, пытаясь увидеть содержимое пищащего свёртка.
— Ребёнка, — мрачно усмехнулся мужчина.
Красивая тётя ахнула и решительно выйдя вперёд, забрала его у папы. Осторожно отодвинув в сторону край одеяла, она заглянула в кулёк и улыбнулась. Игорю красивая тётя сразу понравилась.
— Бедняжка, наверное, плакал всю дорогу? — проворковала Елена Прокопенко, присев на пуфик, стоящий в коридоре. — Испугался? Пить хочешь?
На все вопросы Игорь кивал.
— Костик! Чтоб тебя! — тётенька хлопнула себя по бедру и нахмурилась. — Но-но, сейчас пойдём на кухню, я тебе молока подогрею. Не хочешь? А может, морсику? Земляничный, сладкий? Будешь? Вот и славненько! Я тётя Лена, а ты у нас Игорёша, да? Такой большой уже, я тебя совсем маленьким помню. Мальчики, — голос красивой тёти Лены стал ниже и не таким ласковым, как когда она разговаривала с ним, — идите в дальнюю. Чтоб до утра вас не видела, а мы с Игорёшей морсику попьём и спать ляжем.
К бабушке в красивый дом Игорь больше не ездил. Он теперь жил с тётей Леной и дядей Федей, начал ходить в детский сад. Мама Лена готовила лучший молочный суп и читала добрые сказки на ночь, ласково гладя по курчавой голове, с которой не могла справиться ни одна расчёска. Правда, волосы пришлось подстричь — кто-то в группу принёс вшей. Мама Лена, смахивая с плеч, покрытых полотенцем, тёмные спиральки, успокаивала:
— Волосы не уши, Игорёш, отрастут.
Папа Федя разрешал рыться в ящике с инструментами, усаживал на мотоцикл и обещал подарить его, когда ноги Игоря коснутся педалей. Но пока ноги свободно болтались по сторонам, а клаксон громко гудел, распугивая присевших в поисках крошек голубей.
Дядя Костя приходил. Иногда. В эти моменты Игорь прятался в углу, позвякивая инструментами, без спроса стащенными из шкафа. Мальчик знает — папа Федя за такое ругать не будет, главное, всё на место вернуть.
Сегодня дядя Костя опять пришёл, и Игорь крепко задумался, сидя за низеньким, расписанным ало-золотыми узорами хохломы столом: стоит ли его добавлять на рисунок «моя семья»? Вот мама Лена с жёлтыми волосами, вот папа Федя с щёткой усов над ртом, там далеко-далеко полузабытый красивый бабушкин дом за высоким забором. Где найти место на рисунке ещё и для дяди Кости? А ещё у него нет карандаша, чтобы показать его цвет волос…
Через стену, на кухне, что-то скрипело, кто-то что-то говорил неразборчиво. Игорь ещё раз посмотрел на рисунок и решил, что цвет волос дяди Кости – такой же чёрный, как у папы Феди, но светлее. Значит, красить надо так, чтобы меньше давить на карандаш. О, и ещё шрам. Только, на какой щеке? Левой или правой? Игорь не помнит.
— Костя, когда ты перестанешь грудью на амбразуру бросаться?! — негодовал Фёдор Прокопенко, наощупь доставая из домашней аптечки бутылёк перекиси. — Себя не жалеешь, так хоть о сыне подумай! Окс… — под мрачным взглядом он осёкся, — своей бывшей ты видеться с ним не даёшь, сам на службе пропадаешь. Ни нашим, ни вашим, да? Я не против, что он у нас с Ленкой живёт, ты не подумай, но…
— Но? — спросил Константин Гром, затянувшись папиросой. — Договаривай, Федь.
Прокопенко поджал губы и покачал головой, нервно перебирая содержимое аптечки.
— Игорь меня на днях «папой» звать стал, а Ленку «мамой» зовёт и подавно, — понизив голос, рассказал Константину сослуживец. — Но при живом-то отце, Костя! Ты ж для него посторонний дядя теперь! Разве это правильно? Ты как приходишь, он в угол забивается!
Капитан Гром резко выпрямился, вслушался в домашний шум: тихое бормотание диктора, щелчки репродуктора на кухне, деревянный перестук цветных карандашей и звонкое детское: «Мама Лена, смотри! Я нарисовал! Это ты, это папа Федя, это дядя Костя…». Фёдор Прокопенко проследил за мрачным взглядом товарища и грустно улыбнулся.
— Вот, а я о чём… — пожал он плечами, убирая раздербаненную упаковку ваты в аптечку и смахивая использованные, пропитанные перекисью и кровью куски ваты в горсть. — Мы с Ленкой тебе всегда рады, в Игорьке она вовсе души не чает, но ведь это твой ребёнок, Кость. Должно ведь у тебя быть что-то ещё кроме службы.
Константин учится быть отцом. Опять.
С одной стороны, это уже не младенец, которому надо давать грудь и ежеминутно менять пелёнки, с другой стороны — он по-прежнему слишком мал для того, чтобы себя обслуживать, самому себе готовить и оставаться дома одному. Ну не в ведомственной столовой же его кормить! А табельное, надёжно поселившееся у прикроватной тумбы? В сейф и под замок, но сейфа у Константина нет, зато есть антресоль. Но следственное управление капитан Гром теперь покидает вместе со всеми и работу в выходные берёт в разы меньше, появилась некая ревность к тому, какая яркая улыбка озаряет лицо ребёнка при виде, по сути, посторонних людей.
Очередные изменения в жизни Игорь воспринял на удивление спокойно. Даже когда папа Костя забывал его забрать из детского садика, и воспитательница — Элла Григорьевна, вела его домой к тёте Лене и дяде Феде, потому что жила в соседнем доме. Как тётя Лена кричала на папу Костю и била свёрнутым полотенцем… Однажды за Игорем вообще пришёл «дядя Юра», но Элла Григорьевна наотрез отказалась отдавать мальчика незнакомцу, выглядящему как завсегдатай бандитских стрелок. Не пугали её ни корочка, ни заверения о грядущих проблемах. «Дядя Юра» преследовал их с Эллой Григорьевной прямо до подъезда дома Прокопенко. Теперь тётя Лена кричала и на папу Костю, и на дядю Юру. Он правда оказался милиционером, но больше в садик за Игорем не приходил — этой осенью Игорь пошёл в школу, зато, приносил «сникерсы» и «марсы».
— А вы же с бандитами дружите, да? — тихонько спрашивал Игорь, косясь на кухню, где отец боролся с выкипающими пельменями.
— Кто тебе это сказал? — удивился дядя Юра, нервно поправив как ему казалось, съехавший на бок узел галстука.
— Одеты так…
— Браво-браво, малец! — смеялся Смирнов. — Тебе это знать зачем?
— Может, — Игорь оторвался от прописи и посмотрел на сослуживца отца, — вы знаете мою маму?
— А она какой-то… — Юрий пощёлкал пальцами, — авторитет? Чесслово, женских группировок не встречал! — и довольный шуткой, он рассмеялся, откинувшись на спинку дивана.
— Она ушла от папы к бандиту, — серьёзно сказал Игорь. — Я плохо помню, он был весь в чёрном и носил кулон с головой волка.
Дядя Юра нахмурился. Повернув голову, посмотрел на Константина, затем перевёл взгляд на ждущего ответа Игоря.
— Тц, ма литтл бой, в моей работе столько бандитов… Разве упомнишь всех?
— Значит, видели, — уверенный в своей правоте, кивнул мальчик.
Про маму в их семье говорить не было принято. Не было даже фото (кроме тех, что у Прокопенко — тётя Лена сказала, что это большой-большой секрет). На чёрно-белых карточках мама была красивой, а папа счастливым. Если папа сейчас грустный, то мама больше некрасивая? Нет, думал Игорь, укладывая тетради в ранец, все мамы красивые, а его, даже если далеко, самая-самая.
А утром, собираясь в школу, Игорь услышал из телевизора:
— Сегодня ночью возле ресторана «Магриб» был расстрелян глава ОПГ «Казанские» Волк — Давид Волков. Задержать убийц по горячим следам не удалось. Известно, что вместе с Давидом Волковым была гражданская жена. По сообщениям наших источников, женщина скончалась по пути в больницу. Основным мотивом убийства Волкова стал раздел территорий между бандитскими группировками Санкт-Петербурга.
Папа в то утро обжёгся и перевернул сковороду с нехитрым завтраком. В школу Игорь отправился голодным, но со смятой купюрой в кармане — на буфет.