Strung out on you

48 дней трезвости       Чуя — хороший ребенок. Он хорошо учится, находит время, чтобы позвонить отцу хотя бы несколько раз в неделю, и держится подальше от неприятностей. По крайней мере, так было раньше.       Дазай Осаму — это неприятности, и Чуя понимает это с первой минуты их знакомства. У него самодовольный вид, и даже когда он улыбается Чуе, кажется, что он что-то скрывает, словно есть какая-то тайна. Но он — первый друг, которого Чуя завел помимо Юан, хотя Юан едва ли считается, являясь сводной сестрой Ширасэ. Причина переезда Чуи в Осаку оказалась правдивой, как он и говорил Дазаю: здесь действительно больше возможностей.       Не только для него, но и для Ширасэ с его группой, которую Чуя поддерживает уже много лет. Юан уже училась здесь, так как живет с мамой, а Ширасэ — с отцом, который не самый приятный человек на свете, и это еще одна причина, по которой они решили переехать.       Чуя не расстроен, ведь это была его идея уехать. Жалеет ли он о том, что Ширасэ увязался за ним? Иногда. В конце концов, он его парень (в большинстве случаев). Они вместе уже много лет, достаточно долго, чтобы жить вместе в их возрасте.       Но когда к нему подсел Дазай со своей волчьей ухмылкой, одетый во все черное, и предложил стать его другом, он, конечно же, согласился. Беда или нет, но у Чуи больше никого нет, и ему отчаянно нужны друзья, знакомые, хоть кто-то.       Студенческие годы должны быть веселым периодом, временем поиска себя и определения того, кем ты хочешь быть. В Минато у Чуи никогда не было много времени на себя: Ширасэ, школа и проблемы с семьей.       По мере приближения к четвертому курсу ему все больше надоедает быть послушным. Быть хорошим. В свои двадцать один год он никогда не пил больше дешевого пива, не тусовался, не курил, и это заставляет его чувствовать, что он просто тратит свои университетские годы впустую.       Он вообще почти не развлекается, даже после переезда. Он готовится к занятиям, готовится к экзаменам, посещает почти все концерты Ширасэ и часто ездит домой, один, просто чтобы отдышаться.       К тому же он не очень-то старался завести друзей, а с Дазаем ему и вовсе не нужно стараться. Разговоры идут легко. У него никогда не заканчиваются темы для разговора, а Дазай слушает, даже если ему больше нравится заниматься чем-то другим.       В отличие от Ширасэ, который просто смотрит на него, пока тот не скажет что-нибудь интересное, как сейчас. — Ага. Звучит интересно, — по тону Ширасэ понятно, что то, о чем говорит Чуя, ему не нравится.       Раздражение подкатывает к горлу. Вот тут-то и начинаются сложности в отношениях, потому что Чуя действительно любит Ширасэ. Очень любит. Но иногда трудно представить, как провести еще год, или десять, или тридцать с таким человеком.       Человеком без работы, без диплома, без перспектив, которому, кажется, нравится Чуя только тогда, когда он раздевается. Из-за этого первые годы их отношений, когда Чуя с легкостью добился расположения первого парня, который ему когда-либо нравился, кажутся ложью.       Тогда было проще проникнуться мечтами Ширасэ о том, что тот станет рок-звездой, а Чуя последует за ним куда угодно.       Теперь же он чувствует себя опустошенным. Полым. Как будто он зря тратит время, даже разговаривая с Ширасэ. Они должны быть командой, единым целым, а ему все время кажется, что они против друг друга.       Чуя захлопнул челюсть со звучным щелчком, сжимая губы, до такой степени, что они становятся тонкими и бледными. — Ага, я тоже так думаю.       Ширасэ вздыхает, снимая наушники и ставя видеоигру на паузу. — Прости, детка, ты же знаешь, я не очень силен в академических вещах. — Ты мог хотя бы притвориться, что тебе не все равно. Речь идет о моем будущем. — Я забочусь о твоем будущем! — Не похоже на то, — Чуя фыркает, подтягивает ноги, сворачиваясь калачиком.       Ширасэ сжимает челюсти, глядя на Чую, расширяя ноздри, взвешивая, будут ли они ссориться из-за этого. Он открывает рот и решает, что да. — Мы переехали, чтобы у тебя было лучшее будущее. Я навещаю тебя в кампусе, приношу тебе обед, но ты вечно недоволен. Прости, что мне не нравится слушать твои стенания по поводу лекций, Чуя, просто это напоминает мне, что я никогда не буду достаточно умным, чтобы заниматься тем же, чем вы с Юан.       Вот оно. После вчерашнего удачного дня, как это всегда бывает, упал второй ботинок. — Если я правильно помню, Буи, мы переехали по множеству причин, и почти каждая из них была связана с тобой. Ты хотел сбежать от отца, хотел получить больше возможностей для группы, хотел познакомиться с Юан! — голос Чуи начинает повышаться, гранича с криком, и он напоминает себе, что нужно сохранять спокойствие.       Они живут в квартире, и во время ссор не могут кричать друг на друга, так как им хотелось бы. — Ты принес мне обед лишь однажды. Ты знаешь, кто платит за все в наших отношениях, Буи? Я. Я плачу за твои и свои потребности, так что я не хочу слышать дерьмо о том единственном случае, когда ты принес мне гребаный сэндвич.       Ширасэ встает, сжимая руки в кулаки, и Чуя почти испугался бы, если бы не знал Ширасэ так хорошо. Если бы он не знал методом проб и ошибок, что может надрать ему задницу, если понадобится. — Боже, неужели не может пройти хоть один день без ссоры? — его тон тих, но полон гнева.       Чуя едва не смеется. Они уже почти год не могут прожить и дня без скандала. — Если бы ты хотя бы пытался слушать, когда я говорю, может, мы бы не ссорились так часто, — Чуя встает, на его губах играет кривая улыбка. — Я слушаю, Чуя! Я слышал каждое твое чертовски скучное слово.       Это даже не самое худшее, что когда-либо говорил Ширасэ, но Чуя ощущает эти слова как пощечину. Он физически отшатывается, а его улыбка превращается в выражение отвращения.       Ширасэ вздыхает и опускается в свое игровое кресло, а Чуя обхватывает себя руками, впиваясь пальцами в локти. Он чувствует себя маленьким, никчемным, словно то, чего он хочет в жизни, не имеет никакого значения.       Все, что когда-либо имело значение — это то, чего хочет Ширасэ. Чуя вкалывает, чтобы удержать их на плаву, даже во время учебы, но ему говорят, что то, чего он хочет в жизни, скучно. Конечно, по сравнению с чересчур гламурной жизнью, за которой гонится Ширасэ, она кажется скучной.       Для него помощь детям — единственное, чем он действительно хочет заниматься. Он хочет помогать таким же детям, как он сам, как его сестры. Он хочет быть тем, кому люди могут доверять. — Скучно, да? Рад, что ты наконец-то сказал то, что действительно думаешь, Буичиро. — Чуя-кун, я не это имел в виду, — Ширасэ тянется к нему, когда он проходит мимо, но Чуя отдергивает руку, чувствуя, как кончики пальцев задевают его толстовку. — Да, иначе ты бы этого не сказал. — Люди в гневе говорят то, что не имеют в виду! — воскликнул Ширасэ. — Или ты не выучил этого на своих модных курсах психологии?       Чуя поворачивается и смотрит на Ширасэ через плечо с едва скрываемым разочарованием. — Меня учили, что слова, сказанные в гневе, контролируются негативными эмоциями. Независимо от того, имеешь ты их в виду или нет, в них есть доля правды. Ты сказал это, чтобы причинить мне боль, так что поздравляю, Буи, ты снова победил.       Ширасэ выглядит измученным и совсем не гордится тем, что сказал, но Чуя знает, что он все равно имел это в виду, и это больно. Это больнее, чем большинство слов, которыми они обмениваются во время споров.       Конечно, Чуя злится, когда Ширасэ флиртует на концертах, ведя себя так, будто Чуя не его парень, а просто влюбленный поклонник, и ненавидит, когда Ширасэ бездельничает целый день, просто лежа дома и не делая ничего.       Но даже ссоры о том, что он не уважает их отношения или не желает убирать за собой, редко задевали так глубоко, как эта. Когда ему говорят, что его мечта, его карьера — это скучно, ему хочется плакать. — Чуя, прости, мы можем поговорить об этом?       Чуя не отвечает, исчезая в коридоре и заходя в ванную. Уже поздно, почти одиннадцать вечера, пятница, и он знает, что не должен убегать от этого, но впервые ему есть куда идти. Ч: Эй, ты не спишь?       Дазай отвечает быстро, и сердце Чуи подскакивает, когда он наблюдает за маленькими точками на экране. Д: Я тут, как дела? Ч: Я знаю, что уже поздно, но можно я приду?       На этот раз Дазай не сразу отвечает, и Чуя начинает жевать губу, прислонившись к двери ванной.       Он знал, что это авантюра. Последнюю неделю они почти каждый день проводили вместе: занимались у Дазая дома, гуляли по кампусу, обедали, а вчера даже прокатились на велосипедах, чтобы насладиться хорошей погодой.       За последние месяцы Чуя успел очень хорошо изучить Осаку, не считая быстрых походов в продуктовый магазин.       Дазай, скорее всего, не хочет проводить с ним каждый день, не говоря уже о том, что сейчас поздно. Он не должен был писать. Они сблизились, их объединила взаимная любовь к психологии и сладким десертам, но это не значит, что они дошли до той стадии, когда смс посреди ночи, чтобы пообщаться, вполне уместны. Д: Конечно, но... Д: Нам придется быть хитрее (-:       Чуя даже не спрашивает, просто радуется, что Дазай согласился. Он посылает эмодзи "большой палец вверх", выпуская вздох, который он даже не был уверен, что сдерживал. — Чуя? — мягкий голос Ширасэ доносится из-за двери.       Он ничего не говорит, просто открывает дверь и проходит мимо него в спальню. — Чуя? Мы можем поговорить? Пожалуйста? — Нет, — он открывает сумку, бросает туда сменную одежду и пижаму. Он заходит в ванную, берет зубную щетку и кладет ее в сумку. — Куда ты идешь? Уже глубокая ночь, Чуя. Пойдем.       Чуя застегивает молнию на сумке с большей силой, чем нужно, чуть не сломав ее. — Я иду к другу на ночь. Я не хочу сейчас быть здесь с тобой. — К какому другу?       Чуя не часто упоминал Дазая, и Ширасэ не обращал внимание на его присутствие настолько, чтобы заметить, что он стал приходить домой позже. Еще одно напоминание о том, как мало он значит для Ширасэ.       Чуя взваливает сумку на плечо и смотрит на Ширасэ холодными голубыми глазами. Было бы практичнее заставить его уйти, учитывая, что он владеет всем, что у них есть, но он совсем не хочет быть здесь.       Он бы предпочел быть где-нибудь еще. — Не беспокойся об этом. Я не хочу утомлять тебя подробностями, — дверь захлопывается за ним, и он выходит из квартиры, ворча все это время.       Это был удар ниже пояса, но ему все равно. Он считает, что это расплата за то, что Чуя много раз наблюдал за флиртом Ширасэ. Он надеется, что, лежа в постели, парень будет терзать себя мыслями о том, как выглядит Дазай и кем он является для Чуи.       Он надеется, что это будет больно.       Поездка на велосипеде до дома Дазая прошла без происшествий, если не сказать, что она была немного долгой, учитывая, что дом Дазая находится в хорошем жилом районе, чуть дальше от кампуса, а Чуя живет в некачественной квартире неподалеку.       Здесь достаточно неплохо, но не так хорошо, как в других местах, которые он называл своим домом.       Единственное, на что он жалуется во время своей молчаливой поездки, — это то, что чертовски холодно. Но холод на его щеках помогает гневу внутри утихнуть до того, что он почти забывает, что вообще злился. Ч: Я на месте       Чуя на секунду садится на велосипед и дует на руки горячим воздухом, пытаясь прийти в себя. Через минуту забор, ведущий на задний двор, распахивается.       Даже в свете убывающей луны Чуя видит улыбку Дазая, и он не знает, что заставило его сделать это: поставить велосипед во дворе и броситься в объятия Дазая, но он делает это.       Поначалу Дазай стоит на месте, привыкая к случайному физическому контакту. Он опускает руки на спину Чуи, чувствуя, как по маленькому телу пробегают мурашки. — Привет, — Чуя наконец говорит, чувствуя себя немного неловко из-за того, что находится так близко к нему, но растянутая улыбка Дазая усыпляет его беспокойство.       Может, он и неприятность, но, боже, он выглядит лучше всех, кого Чуя когда-либо видел. — Ты в порядке? — Дазай говорит мягко, его руки все еще неуверенно, но успокаивающе поглаживают его плечи.       Его горло дергается из-за непролитых слез, но он не хочет начинать этот разговор прямо сейчас, на морозе. — Скоро буду. — Неужели ты просто так сильно скучал по мне, что не смог вынести еще одного дня без меня?       Щеки Чуи горят, и он благодарен темноте за то, что Дазай этого не видит. Он отстраняется, внезапно чувствуя себя очень стеснительным, даже когда закатывает глаза. — Даже близко нет. Я расскажу тебе, когда мы войдем внутрь. Здесь холодно.       Дазай жалеет дрожащего Чую, на котором нет ничего, кроме тонкой пижамы и толстовки. — Хорошо, но сначала мы должны спрятать твой велик.       Чуя только кивает, стараясь не стучать зубами, пока Дазай открывает дверь гаража и затаскивает велосипед внутрь. Торопясь попасть в дом, он направляется к входной двери. — Куда ты идешь? — Дазай говорит тихим голосом, оттаскивая Чую от двери, и облегченно вздыхает, что Баки не заметил его присутствия. — Внутрь? — Не туда. — Это твоя парадная дверь, Дазай. — Мы не можем войти через нее, если только ты не хочешь объяснить моему отцу и его буйной собаке, что ты делаешь здесь почти в полночь.       Чуя тяжело сглотнул и крепче сжал пальцы Дазая, пока они пробирались через задний двор. Он определенно не хочет ничего рассказывать отцу Дазая. — Тогда как мы попадем внутрь? — Точно так же, как я вышел, — Чуя чувствует, как парень пытается не засмеяться пока они идут по внутреннему дворику, стараясь не шуметь. К счастью, Чуя надел тапочки, поэтому его движения почти не слышны.       Он открывает рот, чтобы спросить, что он имеет в виду, но Дазай шикает и указывает вверх. Над внутренним двориком есть выступ, который ведет прямо к окну его спальни. Чуя бросает на него панический взгляд и перебирает пальцами, пока тот снова не смотрит на него. — Мы залезем туда? — шепчет он. — Это единственный способ попасть внутрь, если ты не хочешь умереть от переохлаждения, ночуя здесь.       Ну, конечно же, нет.       Чуя пожевал щеку, потому что не учел тот факт, что Дазай все еще живет с отцом. Отец Чуи не стал бы возражать, если бы он или его друзья зашли в дом в любое время суток.       Отец Дазая совсем другой. Он — гиперопекающий отец, но не до такой степени, чтобы задушить, а настолько, чтобы ты понял, что ему не все равно. Здесь есть правила. Когда он жил дома, их не было. — Как?       Дазай просто улыбается, забираясь на перила террасы. Он зовет Чую наверх, его руки крепко и уверенно держат его. — Твое маленькое тело само не дотянется. Не возражаешь, если я тебя подниму?       Чуя прижимается спиной к груди Дазая. Он чувствует каждый его вздох, каждый удар сердца и впитывает тепло, которое тот излучает. Он качает головой, и Дазай тяжело вздыхает, прежде чем его руки обхватывают Чую за талию.       Он знает, что он маленький и что Дазай намного больше его, но его пальцы почти касаются его живота, и он впервые осознает, насколько массивны его руки.       Недолго думая, он переползает на выступ. Окно уже открыто, что значительно облегчает процесс, пока Чуя, с его грациозностью, не проваливается в него.       Дазай запрыгивает следом за ним и, зажав ему рот рукой, с нечеловеческой скоростью заталкивает в шкаф. Через минуту дверь распахивается, и зажигается свет. — Осаму? Что ты делаешь? — Ничего, пап, мне приснился кошмар, и я упал с кровати. — Ты в порядке?       Чуя заглядывает через щель в двери и наблюдает, как Дазай кивает, а затем поднимается и обнимает отца. — Я в порядке. Иди спать. — Я люблю тебя, Осаму. Не засиживайся допоздна, — Мори целует сына в макушку. — Если тебе нужно снотворное, у меня есть немного. Может, нам стоит давать тебе мелатонин. — Я в порядке, пап, но спасибо, — Дазай нахально улыбается, его взгляд на секунду останавливается на шкафу. — Я тоже тебя люблю.       Чуя не обращает внимания на боль в груди, жалея, что не получил от отца немного больше. Пол - хороший отец во всех смыслах этого слова, но он не слишком заботлив. Он избегал физической нежности и не говорил теплые слова.       В этом он сильно отличается от Мори, который часто навещает Дазая, целует его в макушку и не перестает уделять ему время.       Чуя всегда был предоставлен сам себе.       Проходит еще несколько минут, и дверь открывается. — Выхожу из шкафа во второй раз, как волнующе, — Чуя игриво шлепает Дазая по руке. — Если бы кто-то был немного осторожнее, ему не пришлось бы выходить из шкафа во второй раз. — Мне было холодно! — Чуя протискивается мимо Дазая, снимает тапочки и зарывается под одеяло. Там так тепло и пахнет Дазаем, что заставляет его расслабиться еще больше.       Дазай вздыхает, включает лампу и выключает большой свет. Он осторожно перебирается на кровать, опускается рядом с Чуей и включает телевизор.       Чуя не так много времени провел в доме Дазая и не видел его комнаты, но его сразу же поразило, насколько здесь чисто. У Ширасэ все грязно и неорганизованно, сколько бы Чуя ни ворчал. А вот комната Дазая почти безупречна. Стены увешаны плакатами и гобеленами, все они выстроены идеально, как будто он отмерил каждый кусочек. Мебель в спальне черная, как и плед, в который он сейчас закутался.       Это определенно лучше, чем его спальня дома. — Итак, что случилось?       Чуя напрягся. Он мало говорил с Дазаем о Ширасэ. Он вообще ни с кем не говорит о нем, о своих проблемах и о том, как все плохо. Если он скажет об этом, то все станет реальнее, и он надеялся, что если очень постарается, то все встанет на свои места. — Тебе необязательно рассказывать мне, — Дазай говорит мягко. Он мастер хранить секреты и лгать, поэтому прекрасно понимает, почему Чуя может не захотеть открыться ему. Он не держит на него зла.       Есть несколько вещей, о которых он еще не рассказал Чуе.       (То, что он никогда не сможет сказать сам). — Мы с Ширасэ поссорились, и я захотел уйти.       Это туманный ответ, и мозг Дазая сразу же переключается на худший сценарий. Он смотрит вперед, но его пальцы сгибаются на коленях. — Из-за чего поссорились?       Чуя съеживается от этого вопроса и откидывается на подушки. — Он никогда не слушает меня, поэтому я разозлился, а еще он сказал, что все, что я говорю, скучно. Я говорил о своей карьере, о своих мечтах… — Чуя поджал губы. — И он назвал это скучным.       Это первый раз, когда Чуя рассказывает кому-то о Ширасэ. Он не совсем понимает, почему выбрал именно Дазая, ведь он знаком с ним всего две недели, но чувствует, что может ему доверять.       Пальцы Дазая разжимаются, и он с облегчением вздыхает, переключая на случайную передачу, не обращая внимания на название. — О чем ты мечтаешь? Что ты хочешь делать со своей степенью по психологии?       Его голос такой мягкий, что Чуя тяжело сглатывает. — Я хочу стать детским психологом.       Дазай наконец поворачивается и ложится на бок, чтобы оказаться лицом к лицу с Чуей, чьи глаза полны непролитых слез. — Это достойно восхищения и совсем не скучно. Твои дни будут наполнены тем, что ты будешь помогать детям чувствовать себя лучше.       Чуя тоже поворачивается, фыркает и заправляет одеяло под подбородок. — Ты правда так думаешь? — Да.       В детстве Дазаю не помешала бы психотерапия, но лучше поздно, чем никогда. — Я всего лишь хочу быть полезным. Я хочу вселить в детей надежду и предоставить навыки, знания и возможности, которые помогут им достичь успеха в жизни, — голос Чуи дрожит. — Его единственная цель в жизни — стать рок-звездой, но этого никогда не произойдет, но я все равно его поддерживаю. — Ты будешь замечательным психологом. Я уверен в этом, — Дазай смахивает слезы с его щек с такой нежностью, какой Чуя никогда не чувствовал ни от Ширасэ, ни от кого-либо другого. — Я просто не понимаю, почему он считает, что его желания важнее моих.       Дазай на секунду задумывается над этим. — Наверное, потому что он эгоист. — Он эгоист. Больше, чем все, кого я когда-либо встречал.       Ему не нравится, что слезы текут быстрее, пачкая наволочку и одеяло Дазая. Дазай слегка хмурится, и Чуя сразу же чувствует, что тот собирается рассердиться на него за слезы. — Такой добрый человек, как ты, не должен быть с кем-то настолько эгоцентричным. Ты заслуживаешь лучшего, — Дазай сдвигается с места, перекатываясь на спину. — Иди сюда.       Его почти смущает то, как быстро он двигается, кладя голову на грудь Дазая и цепляясь пальцами за его футболку. Так приятно, когда кто-то его обнимает. Дазай обнимает крепко: одна рука выводит круги на предплечье, а другая поглаживает спину, позволяя ему выплакаться.       Он делит постель с Ширасэ, но не более. Ширасэ не очень любит публичные проявления привязанности, и это нормально, но он прикасается к Чуе только тогда, когда хочет заняться сексом, что не доставляет ему удовольствия.       Для такого человека, как Чуя, это необходимо. Он жаждет невинных, платонических прикосновений, и это заставляет его чувствовать себя лучше, чем все, что Дазай мог бы сказать в данный момент. В глубине души ему кажется неправильным, что он лежит здесь с Дазаем, испытывая такое облегчение от того, что кто-то его слушает и кому-то не все равно.       Неправильно обниматься с другим парнем, плакать в его футболку и чувствовать себя от этого намного лучше. Он никогда не флиртовал с кем-то еще, никогда не проявлял физического контакта с кем-то еще, никогда даже не задумывался о том, каково это — встречаться с кем-то еще.       Чуя не обманщик, сейчас ему просто нужен друг, и Дазай — все, что у него есть. Он напоминает себе, что в этом нет ничего плохого. Конечно, они шутят, но отношения у них сугубо платонические.       Ширасэ несколько раз переступал эту границу, а Чуя, как всегда, принимал его обратно. — Прости, что явился посреди ночи и плакал, как идиот. Мне неловко. — Ничего подобного. Для чего еще нужны друзья?       Чуя фыркнул, вытирая последние слезы. — У меня не так много друзей, особенно с тех пор, как я переехал, так что я не знаю. — Хорошо, что ты встретил меня, да? Я стану самым лучшим другом, который у тебя когда-либо был. — Как это?       Дазай смеется, и этот звук гулко отдается в голове Чуи, заставляя его губы подрагивать. — Для начала я буду обнимать тебя, когда ты будешь плакать. Позволю тебе спать в моей постели. Прикрою тебя, когда ты выпрыгнешь в окно и разбудишь моего папу. — Разве не так должны поступать порядочные люди? — Тише, — Дазай смеется, прижимаясь к нему еще сильнее. — мы можем вместе веселиться, когда ты захочешь и устраивать всякие неприятности. — Я хороший ребенок, я не устраиваю неприятности. — Тогда что ты делаешь здесь со мной? — Я не знаю, — Чуя нервно смеется, его глаза липкие от слез, когда он моргает. — Я всегда был, как ты выражаешься, "паинькой". — Это скучно.       Чуя морщит нос и поднимает голову, чтобы посмотреть на Дазая, чьи глаза искрятся озорством. — Ничего подобного! — Пробраться в мою комнату — неплохой способ начать, но у тебя слишком чистый послужной список. — Тогда что ты хочешь, чтобы я сделал? Ограбил банк? — Это немного драматично. Может, сначала ограбим круглосуточный магазин? — рука Дазая продолжает натирать круги на его спине, пока они смотрят друг на друга. Чуя прищурился, пытаясь понять, издевается над ним Дазай или нет. — Ты это делал? — Несколько раз. — Зачем? — Я адреналиновый наркоман, — Дазай пожимает плечами. — А ты не можешь просто сходить в парк развлечений, как обычный человек?       Дазай лукаво улыбается. — Но это не так весело. — Я не собираюсь грабить магазин! — Ладно. Ты когда-нибудь был на вечеринке?       Чуя качает головой. — Нет.       Он почти сказал, что был на нескольких с Ширасэ, но не уверен, что они считаются вечеринками, поскольку состояли из посиделок в подвалах родителей его друзей, где вся "группа" нажиралась и пила дешевое пиво. — Скоро будет вечеринка в честь Хэллоуина. Сходи со мной. — Типо настоящая тусовка? — Что ты подразумеваешь под тусовкой? Там будет музыка, еда, выпивка и наркотики, и кто-нибудь, возможно, начнет драку, но да, это чертовски хорошая вечеринка в моем понимании.       Чуя прикусил губу, вцепившись в нее зубами так сильно, как бы не порвалась кожа, но Дазай просто терпеливо ждет его ответа. Он думал об этом, о том, что ему кажется, будто он упускает университетский опыт, о котором мечтал подростком. — Хорошо. Я пойду. — Не волнуйся, я позабочусь о тебе, когда ты неизбежно заболеешь.       Чуя закатывает глаза и опускает голову на грудь Дазая. Дазай удовлетворенно вздыхает, его сердце взлетает в груди, когда он продолжает проводить рукой по спине Чуи.       Это успокаивает, когда тело Чуи лежит на нем. Он уже много лет не делил постель ни с кем, кроме Йосано, если только не занимался с кем-то сексом. Даже с Наоми он спал редко, когда они были парой. Дазай, по большей части, не очень тактильный человек.       У Чуи, напротив, языком любви должно быть прикосновение. Когда они идут вместе, их руки соединены. Еще раньше его первой реакцией было обнять Дазая, как будто они не виделись год, хотя прошел всего день или два.       Но он не возражает. В обычной ситуации он был бы более отстраненным, стараясь не замечать этого, но с Чуей все по-другому, не говоря уже о том, что парень расстроен. Ему нужен друг.       Дазай не знает, как он объяснит появление Чуи, но это проблема будущего Дазая. Настоящий Дазай довольствуется тем, что гладит друга по спине и смотрит аниме, которое мелькает на экране.       Где-то под счастьем скрывается грусть. Ширасэ — кусок дерьма, это он точно знает, даже если Чуя рассказал ему только об одном инциденте. Он знает тип Ширасэ, потому что Дазай сам был таким. В период активной зависимости он был злым, особенно когда слезал с наркотиков. Он использовал всех, кого мог, ради удовольствия или ради денег, неважно.       Он пытается стать лучше, но знает, что никогда не будет достаточно хорош для такого человека, как Чуя. Чуя заслуживает кого-то гораздо лучшего, чем он и Ширасэ, вместе взятые.       Дазай, конечно, не самый лучший человек, но он, по крайней мере, может быть рядом с Чуей, когда тот в нем нуждается. Поэтому он прогоняет все мысли об отношениях Ширасэ и Чуи, все плохие мысли о себе и начинает думать о костюмах.