La fortune

Сынмин не любил пору экзаменов. Во-первых это вдвое больше работы, тем самым вдвое меньше сна. А во-вторых ему совсем не нравится смотреть на страдания студентов, как многие думают. Сейчас начнутся пересдачи и расстройства. Кто-то бессомненно попросит автомат. Автомат можно только чтобы застрелиться – ответит таким людям Чонин, но Сынмин так не умеет. После тяжелого дня он принимает решение сходить в бар. Чонин будет расстроен, что старший опять выпил. Сынмин головой понимает, что это дело нужно бросать. Он гордится, что по крайней мере это происходит не каждый день. Раньше он думал, что действительно сопьется, но Чонин каким-то образом, помог этого избежать. Ким иногда даже не мог найти себе оправдания. Он просто пил. Пора бы по хорошему это заканчивать. Просидев несколько коротких часов за стойкой бара он понял, что самостоятельно домой дойти не сможет. Чонин расстроится. Все же стоило пойти и проспаться, но если Сынмин не явится вечером в пятницу к Яну домой при этом не позвонив и не предупредив, Чонин обзвонит все отделения полиции, все больницы и город дном вверх перевернет, дабы узнать, что с ним. Так что лучше он просто позвонит. Ноги вялые, будто ватные, перед глазами плывет. Он спускается на набережную, она совсем близко, и садится на лавочку, смотря в черный горизонт моря. Чонин в это время мирно спит, обняв одеяло ногами. Ему, скорее всего, что-то хорошее снится и он спокойно отдыхает после тяжелого дня, но вдруг блаженство сна прерывается телефонным звонком. Он лицо кривит недовольно и пытается закрыть уши подушкой, но все же нужно ответить. Вдруг там ректор Ли. Но вместо голоса Ли Минхо он слышит: — Знаешь, Чонин, я хочу забеременеть. Ян спросонья уверен, что ему просто послышалось. Не мог же его, как выясняется, друг такое выдать ни с того, ни с сего. — Ведь это так прикольно, ты только представь: ходишь с шариком, хех. По нем еще барабанными палочками так: туц-туц-туц, та-та-пауу. Сынмин был явно увлечен своим рассказом, даже не нуждаясь в обратном ответе. Чонин еще раз, на всякий случай, перепроверяет, звонит ли ему точно Сынмин, отняв телефон от уха и глянув на экран. Нет, это все же Сынмин... — Хён, ты же понимаешь, что ты не можешь забеременеть? — почему-то спрашивает Чонин, вместо того, чтобы спросить что за ересь несет старший. — Я.. я бесплоден, да? Чонин не совсем понимает, ему плакать или смеяться. Наверное, он бы выбрал и то, и то, истерически катаясь по полу и избивая ножку кровати. — Нет, Сынмин, ты просто мужик. — О, боже, мало того, что я бесплоден, так я еще и мужик.. — в голосе парня послышалось самое настоящее разочарование. — Ты пьяный что ли? — все же догадывается Ян, потирая затылок. — Да ни разу, — резко начал отрицать Ким, из-за чего все стало понятно. Чонин громко вздохнул. Сколько бы раз он не говорил, что жутко не любит, когда Сынмин пьет, он все равно был готов это терпеть, лишь бы знать, что ни к чему плохому это не приведет. Так было и сейчас: он, сидя в запутанном одеяле, грустно улыбается от безысходности. — Где ты, чудо? — Ну.. — немного помедлил старший. — Где и в прошлый раз. Ведь в прошлый раз он был тут же. От Чонина скрыть что-то было невозможно. Он всегда обо всем догадывался. Он всегда все знал. И не важно, были в его руках карты или нет, он мог читать людей, их намерения и все остальное. Хотя, даже несмотря на это, Сынмин был для него чистой загадкой, которую он разгадывал не спеша и с нескрываемым удовольствием. Но сейчас он должен встать и поехать забрать свое, а может и не свое, но все же чудо. Волосы торчат в разные стороны, но Чонина это мало заботит. Он одевается потеплее, замечая мелкий дождь за окном. Такси приезжает почти сразу и дорога в целом оказывается короткой. Ян просит водителя ожидать, а сам выходит, оглядываясь вокруг. Судя по звукам, которые он слышал, пока говорил с Сынмином, тот находился на улице. Потому Чонин идет к лавочкам у набережной. Он шагает по дорожке вдоль фонарей совсем скоро обнаруживая действительно пьяного Кима, лежащего на скамейке. Чонин закатывает глаза, когда осознает, что его друг напился настолько, что решил вздремнуть на холоде лавочке. Очередной вздох слетает с губ. На этот раз тяжелый и вправду грустный. — Вставай, чудо, — он подходит ближе и коленом толкает Сынмина в локоть. Тот крайне недовольно мычит и лишь отдергивает руку, вредно корчась. — Вставай, говорю, — все так же стоял на своем Ян, стараясь говорить не сильно громко. — Сынмин, я не буду тащить тебя на себе, вставай. Ким насилу открыл глаза. Он облизывает пересохшие губы и смотрит на Чонина раздраженно, почти обиженно. — Я же спал. Ян фыркает, мотая головой: — Дома поспишь. Сынмин кое-как садится. Голова немного кружится. Хочется лечь обратно, так и уснуть, чтобы забыть о головной боли хоть ненадолго. Но Чонин над душой не позволит такому случиться, так что приходится каким-то макаром встать на ноги и не свалиться. В этом ему помогает Ян, поддерживая под руку. Они неспешно плетутся обратно к такси, потому что ноги у Сынмина двигаются неохотно. Голова кажется тяжелой, а сон одурманивающим. А еще одурманивающим кажется Чонин. Как бы странно это не было. Ким, почему-то, только сейчас задумался над тем, что у Чонина очень милая форма губ, уголки немного грустно опущены. О его глазах вообще речь не идет, они невероятные. Так что взор Кима обращен вовсе не под ноги, дабы не упасть, а на красивое лицо его друга. О, а еще ему чертовски идут его чёрные тонкие очки. Сынмин позорно словил себя на мысли, что считает Ян Чонина, собственного друга, очень привлекательным и, более того, сексуальным. О нет, думать об этом – большая ошибка. Но, кажется, механизм запущен. В такси Сынмин смотрит исключительно на Яна, а тот даже толком этого не замечает. Сынмин представляет, как приятно было бы провести языком по острым ключицам младшего, укусить его за крупные плечи и бицепсы, оставить свои метки. Как приятно было бы седлать его бедра, опираясь на подкаченную грудь. Чонин в постели нежен, Сынмин в этом и уверен. А что если.. проверить?

***

— Ты обещал не пить, — немного сурово говорит Ян, впуская друга в квартиру. Он закрывает дверь за собой, разувается и идет за стаканом воды. Сынмин выпивает его жадно, осознавая, какая все таки вода хорошая вещь. — Пойдем, проспишься и на утро будем с тобой говорить. — Ты и сейчас можешь со мной поговорить, — недовольно дует губы Ким. — Сынмин, — Чонин настроен явно не очень позитивно. — Ложись спать. Ким повинуется. Но и про замысел свой не забывает. Он послушно плюхается на кровать, но не спешит засыпать, поджав к себе колени, как он любит. Он лишь глядит на Чонина и вдруг, закидывает руки за голову, выгибает немного спину и прикусывает губу, спрашивая, будто невзначай: — Чонин, а я красивый? — Тебе, что, пятнадцать? — лишь фыркает Ян, даже не поворачивая головы. — Ну, тебе жалко сказать? Ты считаешь меня красивым? Просто оцени. Ты же математик.. — А математика здесь причем? — Чонин, вздохнув, поворачивается и, даже почти не разглядев Кима, быстро отвечает: — Красивый ты, красивый. Теперь спи. Да он издевается. Сынмин корчит недовольную рожу и думает что-то другое, более провокационное, пока Чонин идет за кофе. Стоит Яну ступить на порог комнаты спустя несколько минут, его тут же одаривают новым потоком слов: — О, а ты знал, что сегодня Меркурий в необычной фазе? — Тебе это Ли Минхо рассказал? — Чонин даже не обращает внимания. — Ну, Чонин, — недовольно бурчит Ким, резко вставая с кровати и оказываясь прямо за спиной младшего. — Эта фаза.. она непростая. В эту ночь нужно делать кое-что интересное. Сделаешь это.. со мной? — он почти невесомо ведет пальцем по плечу Чонина. — Из интересного я могу предложить только игру в твистер. Невыносим. Чонин правда иногда был невыносимым. Наверное, из-за этого Сынмин с ним и подружился. Но сейчас речь вовсе не о дружбе. Ноги болят и слабеют под воздействием алкоголя, но он не теряется: садится и обнимает Чонина за ногу. А вот этого младший точно не ожидал. — Ну, Нинни, не притворяйся, будто не понимаешь меня. — Сынмин, что ты творишь? Тебе проспаться надо. — Нет, мне нужен ты, — он целует в колено сквозь ткань домашних штанов. У Чонина плохое предчувствие. — Ты такой красивый, милый, так и хочется съесть, но ты ведь неприступная ледяная статуя, на которую любоваться уже роскошь. Ну же, Чонин, сделай со мной что-то интересное. Ничего после этого не изменится, я обещаю, тебе не о чем беспокоиться. — Есть о чем, дурик ты. Ты пьяный в драбадан и вообще не соображаешь, что говоришь. Так что забудь и ложись спать. — Нет, — отказывает четко Ким, лишь сильнее сжимая его ногу. Уж не думал Чонин, что когда-то они дойдут до такого. Сынмин сидит на полу, обнимая его ногу всеми конечностями и предлагает с ним переспать. Что.. происходит? — Пожалуйста, Нинни, ты мне очень нужен. Всего одна ночь, она ничего не изменит. Тебе будет хорошо, мне будет хорошо, разве это плохо? — его пальцы крадутся выше по голени к бедру. Чонин напрягается и перехватывает проворные пальцы прямо перед своим пахом. — Чонин, чего же ты ломаешься, — Чонину кажется, он услышал жалобный всхлип. — Я хочу твой толстый член в себе, — звучит требовательно, как у ребенка. — У меня не толстый член, — только лишь и отвечает Чонин, фыркая и наконец опуская взгляд вниз, глядя в помутневшие глаза Сынмина. Ян бы нагло соврал, если бы сказал, что у него не закружилась голова. Потому что Сынмин чертов дьявол красоты, и Чонин готов с ума сойти, ему не жалко. Готов стать на колени, только бы смотреть на его красоту вечно. А сейчас именно Ким сидит у его ног, буквально умоляя. Чонин не хотел портить их дружбу. Он искренне дорожил Кимом и любил в нем каждую частичку, каждую вредную привычку, его неуверенность в себе, которую помогал бороть, его дислексию и то, как он коверкает слова. Он не хотел этого признавать, но он влюбился в Сынмина уже очень и очень давно. — Пожалуйста, — скулит старший, вновь целуя его колени. Чонин на грани. Он закусывает губу и... срывается. Распахивает все тумбочки и роется в шухлядах в поисках смазки и презервативов. Сынмин послушно отлипает и ползет к кровати, откидываясь на спину. Он не спешит раздеваться, хочет, чтобы именно Чонин снял с него все тряпки. А Чонин нервничает. Он со сверлящим чувством осознает, что у него нет ни смазки, ни резинок. Как он, черт возьми, живет? — Сынмин, ты же знаешь, что я неудачник? — Допустим, — улыбчиво тянет старший. — Не думаю, что ты получишь что-то кроме моих пальцев сегодня. У меня нет смазки, а я не хочу сделать тебе неприятно. — Ты не знаешь про существование крема для рук? — У тебя может из-за него быть раздражения или аллергия. Так что нет. — Какой ты придирчивый, — недовольно бубнит Ким. — Я хочу всего тебя, но если ты дашься по частям, я не обижусь. Значит согласен. Чонин усмехается: — Какой ты жадный. Он медленно подходит к кровати, которая не сильно прогибается под весом двух парней. Сынмин внезапно тянется у чужим губам, пытаясь украсть поцелуй, но Чонин ловко уворачивается. — Неа, — лыбится Ян. — Уф, какой ты... терпеть тебя не могу, — шипит старший, но тут же обо всем забывает, когда его джинсы исчезают вместе с нижним бельем. Чонин как-то по хищному облизывается, глядя на эрегированный член старшего. Он напрочь забывает про худи на Сынмине, когда тот разводит ноги в стороны, открывая вид на все. Чонин беззвучно выдыхает, чувствуя, как собственный член уперся в штаны. Он игнорирует, будучи просто зачарованным. — Нравится? — ехидно лыбится Ким. — Я уже сказал, что ты красивый, Сынмин, не заставляй меня это повторять. — А ты повтори и наблюдай, как мой член от этих слов дернется-ах! — конец слова смазывается в стоне, ибо Чонин обхватывает чужое возбуждение кольцом из пальцев. Сынмина потряхивает от таких правильных фрикций и он цепляется за плечи Яна, не прерывая зрительного контакта. — Я думаю мне и говорить не нужно, чтобы тебя трясло, — его голос низкий, преходит на шепот, он говорит немного гордо и властно и Сынмин неконтролируемо плавится. Собственный член в руке Чонина смотрится просто потрясающе, а ощущается еще лучше. Младший водит по нему несколько раз, после, отпуская. Сынмин хнычет недовольно, но замолкает, когда Чонин опаляет его кожу внизу живота поцелуями-бабочками. Он идет дальше, оставляя яркий засос на внутренней стороне бедра. На одной метке он не останавливается, кусает и зализывает покрасневшие места, заставляя Сынмина скулить. Чонин и сам сгорает от желания. Желания попробовать Сынмина на вкус. Он не медлит, не дает собраться с мыслями или отдышаться, а сразу мажет языком по розовой дырочке. Сынмина на месте подкидывает, а из горла вырывается громкий протяжный стон. Он приподнимается на локтях и смотрит зачарованно. Чонин смотрит в ответ, снизу вверх, хитро щурясь. О, Яну чертовски это нравится. Сынмин сладкий везде, он зарывается лицом между мягких округлых половинок, тычется кончиком языка в колечко, покусывает чувствительную кожу и выбивает все больше стонов. Он держит Сынмина за бедра, разводя их только шире и сам вдыхает терпкий запах желанного тела. Сынмин кладет руку на макушку младшего, приятно поглаживая и оттягивая пряди. Немного давит, заставляя прижаться еще ближе и Чонин делает это с удовольствием. — О, Господи... — Сынмин уверен, что на долго его не хватит. Чонин творит с ним неописуемые вещи. С ним никто раньше такого не делал и подобные ощущение Ким чувствует впервые. И это заоблачно приятно. Чонин мягко лижет, языком проникает в тугое колечко и оставляет короткие поцелуи на ягодицах, сводя с ума. Спустя несколько минут Чонин, не пожалев слюны, добавляет к языку один палец. Сынмин не скупится на стоны, издавая невероятной красоты звуки. Чонин делает неспешные движение, хотя Ким хочет большего. Он толкается глубже, погружаясь внутрь на две фаланги. — Еще, — на выдохе шепчет Сынмин, прикрывая глаза. — Не спеши, я не хочу тебе навредить, — Чонин поднимает его худи и целует поочередно темные соски. Сынмин пропускает вздох, больше похожий на всхлип. Ян проникает пальцем глубже, двигая им уже без труда. К нему прибавляется второй, не спеша двигаясь и массируя мягкие стеночки. Старший выгибается и сам насаживается на длинные пальцы, ощущая их глубоко в себе. Чонин сгибает их и вскоре нащупывает чувствительный комочек нервов. Сынмин от неожиданной стимуляции резко отодвигается, когда тело пронизывает ток удовольствия, но тут же вновь расслабляется. — Все хорошо? — резко напрягается младший. — Да-да, все в порядке, не останавливайся. Он слушается, ускоряя движения. Это блаженство Сынмин давно не ощущал. Глаза сами по себе закатываются, а рот открывается в немом стоне. Еще через минуту в нем уже три пальца, с каждым движением попадая по простате. Сынмин не может дышать. — Сильнее, пожалуйста, — пытается четко сказать он, но выходит все равно плаксиво и смято. Чонин ускоряется, как того и хотят. Вбивается в податливое тело пальцами, выбивая стоны и всхлипы. Было бы очень хорошо, если бы на месте них был Чонинов член, но и это весьма неплохо. Он метит бледную кожу на груди, зубами цепляет бусины, заставляя почти кричать от удовольствия. Сынмин пытается словить такие манящие, блестящие от слюны губы, но Чонин увиливает. — Ну ты и паршивец, — довольно твердо и обижено произносит старший, когда его в который раз лишают такого желанного поцелуя. — О, Сынмини, — разочарованно тянет Ян. — Какие плохие слова. Может быть такой плохой мальчик как ты не заслужил моих пальцев в себе? — сразу после фразы он резко вытаскивает пальцы, заставляя Сынмина сжаться вокруг пустоты. — Боже, нет, умоляю, только не останавливайся, — он почти плачет в перенасыщении эмоциями и если он не получит разрядку, то взорвется. — Пожалуйста, Чонин, я очень хочу кончить от твоих пальцев. — Хм, без рук? — Без рук. Чонин усмехается, глядя на разрушающегося под ним Сынмина и все же сжаливается. Входит, сразу набирая быстрый темп. Ким пытается бедра свести от активной стимуляции, но Чонин не дает. Старшего потряхивает, но он хочет еще. — Еще, еще, еще, прошу, — он держится за плечи Яна крепко, сжимает до гематом, но младшему на это фиолетово. Сынмин близок, в уголках глаз скапливаются густые слезы. Он зажмуривается и, рефлекторно сжавшись, обильно кончает на свой живот и громко стонет, переходя на усталый скулеж. Он весь дрожит и не может четко слова выговорить, чего уж там за целые предложения говорить. Чонин сделал из него месиво из стонов и мольб, но Сынмин вовсе не жалуется, он этого желал всем сердцем и телом. Чонин заботливо вытирает все последствия их бурной деятельности и одевает Сынмина, пока тот все еще в эйфории. Его слишком сильно вставило от этого оргазма. Непонятно только, это из-за длительного отсутствия секса или от Чонина?.. Хотя, одно другому не мешает. — А теперь спи, — шепчет Чонин и оставляет неощутимый поцелуй на виске. Никогда еще Сынмин не провалился в сон так быстро. Он четко помнит, как ему снился Чонин и их невероятно горячий секс в освещении светодиодных лент. Он помешался на нем. На своем лучшем друге. Куда же хуже? Он не хотел называть это любовь, ему легче было сказать "зависимость" и пойти глушить ее другой зависимостью, тем самым по долгу запивая. Он не хотел признаваться себе в этих чувствах, потому что был уверен, что они выдуманные. Но без Чонина становилось плохо, без Чонина он не мог спать и не мог работать. А стоило ему прийти к Яну, как все проблемы с концентрацией и сном улетучивались. В его постели он спит без бессонницы, рядом с ним он быстро и эффективно выполняет всю работу. Чонин – его оазис, его фортуна, которая обернулась то ли позитивно, то ли негативно. Сынмин еще не знал. И узнавать боялся.

***

Сынмин просыпается с такой сильной головной болью, что хочется застрелиться. Он чувствует, то от него несет перегаром, как от помойки, но игнорирует, потому что все тело почему-то болит. Чонин сидит за столом, что-то печатает. — Доброе утро, — мямлит Ким. — Не думаю, что у тебя оно доброе, — лишь взглянув через плечо, говорит Ян. Сынмин кряхтит что-то, пока Ян смущенно лыбится себе под нос, краснея. Эх, им же придётся это обсудить... Сынмин уже собирается встать, ступает на ноги и готовится сделать первый шаг, как осознает, что ноги просто отказывают, превращаясь буквально в нугу. Чонин аж пугается и вскакивает с места. Ким шлепнулся на пол с серьёзным грохотом, дай бог ничего не сломал. — Эй, ты чего? У Кима глаза размером с грецкий орех. Он сидит на коленях и смотрит в пол, медленно проговаривая: — Знаешь это чувство, когда ты не можешь ходить после того, как тебя качественно трахнули? — Эм... ну, полагаю, да?.. Наверное, — переборчиво отвечает младший, поднимая брови. — Вот я сейчас так же не могу ходить. Чонин, с кем я успел вчера переспать? Этот вопрос выбивает Яна из колеи. Он... не помнит? У Чонина в голове поток мыслей слишком бурный, он думает-гадает, что Киму ответить, потому что он ждет. Может то, что он не помнит это, даже к лучшему? — Ни с кем, — пытая судьбу, отвечает Чонин. — Точно? — задумчиво и обеспокоенно вторит Ким, склоняя голову к плечу и прищуриваясь. — Ты позвонил мне сразу, полагаю, так что не думаю, что ты бы успел с кем-то переспать за десять минут. На набережной тем более. Сынмин мычит что-то невнятно и плюхается на пол, раскидываясь звездой. — Прошу, больше никогда не давай мне так сильно напиваться. Я вообще вчерашний вечер не помню. Абсолютно ничего. Помню как пил и... и все. Пиздец. — Пиздец, — кивает Чонин, поджимая губы. Сынмин кое-как плетется в душ, потому что несет от него действительно знатно. Тем временем Чонин готовит легкий завтрак, который любит Сынмин и ждет его на кухне, листая ленту социальных сетей. Он, честно говоря, тоже не против был бы поспать, но его друг немного на нервах, потому что ему точно кажется, что вчера, будучи ужасно пьяным, он занялся с кем-то сексом и даже этого не помнит. Ну, как бы, Сынмин прав. Только по какой-то причине Чонин не хочет ему это говорить. Жалеет ли он? Возможно. Но скорее он боится все же разрушить то, что ему дорого. Поэтому он скроет от Сынмина его собственное решение. Он ведь правда мог не соображать и желание могло быть в нем алкоголем, а не искренностью. Этого Чонин боится больше всего. Боится, что это была лишь мимолетная похоть, порождённая выпивкой и на самом деле Сынмин считает Яна только другом. — Чонин, это конец, — вдруг слышится за спиной. Сынмин стоит в проходе с рукой на губах и выглядит крайне встревожено. — Что?.. — уже и Яну не по себе. — У меня вся грудь и бедра в засосах и синяках. Чонин губы поджимает смущенно. Из горла почти вырывается заинтересованное "покажи", но он сдерживает его за зубами. Переборщил он вчера.. Ну, как бы, и Сынмин тоже его не пожалел, у него все плечи и следах от пальцев и царапинах. Но он об этом тоже не скажет. — Сынмин, ты не мог ни с кем переспать. — Боже, зачем я напился?.. — Ким роняет лицо в ладони, садясь за стол. Он обнимает себя за плечи и вздыхает, думая. — Если хочешь, можем съездить к врачу. Ким лишь отрицательно мычит. Чонин губами вертит, но не продолжает. Он ставит перед другом тарелку с аппетитным завтраком, но, кажется, у него совершенно нет желания есть. — Тошнит? — еще спрашивает Ян. В ответ только отрицательный кивок. Он молчит. Чонин начинает чувствовать вину. — Хён, ну ты чего? Я думаю все в порядке, тебе не стоит так переживать, — он садится на диванчик рядом, начиная правда беспокоится. — Ты боишься, что это сделали с тобой насильно?.. — эта мысль посещает голову так же быстро, как реализуется в слова. Положительный кивок. Вот черт. А ведь Сынмин может это подкрепить фактами. Его могли накачать снотворным, он звонит Чонину, не подозревая, но потом его вырубает. Его насилуют и оставляют там, где находит Ян. Звучит вполне реально и Сынмин чувствует, что ему противно себя касаться. Он был таким - паникером. Мог надумать чего лишнего, но Чонин любил его и таким. Скажи ему, тряпка. Скажи, что все в порядке и ему ничего не угрожало - заставляет себя Ян мысленно. Но язык будто отпал. — Ладно, все в порядке, — вдруг Сынмин выпрямляется, как струна, Чонин аж отстраняется. — Я думаю ты прав и все хорошо. Он наскоро запихивает в себя завтрак, даже толком не ощущая вкуса. Чонину стоит все рассказать, но он боится, что Сынмин поймет его неправильно или не поверит и подумает, что Чонин им воспользовался, когда тот не был в силах возразить. От этой мысли по спине пробегает холодящая дрожь. — О черт, я забыл результаты экзаменов в кабинете! — вдруг вспоминает Ким. — Их же нужно отдать Бан Чану. Что ж, тогда я в университет. — Сегодня суббота, — напоминает Ян, недоумевая. — Вот-вот, понедельник все ближе, а у меня ничего не сделано. Я скоро буду. Что-то нужно купить? — Да нет.. — Тогда пока! За Сынмином захлопывается дверь, оставляя Чонина стоять в недоумении. — Пока.. — уже в пустоту проговаривает он, растерявшись. Он так вскочил, ничего толком не объяснил, ушел, почти убежал. Все таки не все в порядке. Возможно он и правда хочет пойти к врачу, только один. Это его право, главное, чтобы он чувствовал себя хорошо. Чонин виноват. Он должен был отказать ему. Он уверен, что если бы Сынмин все помнил, он бы жалел. Но Чонин не жалеет. Он желает Сынмину только добра, но в этот раз что-то пошло не так. Он не должен был поддаваться этому желанию. У него всегда выходило, но вчера... Это его прокол и только он в этом виноват. Парень садится на диван и зарывается пальцами в запутанные сухие волосы. Что же он натворил?