La fortune

Тот теплый день. То горячее кофе, что прожигало. Тот лед, что кофе холодил. Те волны, что касались ног. Тот песок, что сыпался сквозь пальцы. Та улыбка, из-за которой хотелось жить. Он спас эту улыбку. Он спас человека, за улыбку которого был готов утопиться.

***

Чану всегда нравился Пусан. Отчасти, потому что он так напоминал родные берега Австралии. Разные люди, языки, но если не приглядываться, то все было схожим. Он приходил коснуться океана, посидеть на берегу в тишине, и никто ему не был нужен. Он находил такое мирное спокойствие в одиночестве, что не мог представить, что однажды оно в дребезги разобьется, высыпаясь из рук, точно песок. Лето любят все. Летом хочется проживать жизнь на всю катушку, хочется успеть запланированное, чтобы зарядиться энергией на много месяцев вперед. Кто же может хотеть умереть летом? Кому может лето принести столько боли? Неужели для кого-то теплые июльские лучи могут быть столь обжигающими? Настолько, что выжигают желание жить. Видимо... да. Видимо это стало в тот самый тёплый день. Трудно ощущать себя одиноким в толпе людей, но Чан ощущал. Ощущал он таким себя очень давно и успел даже привыкнуть. Но не он один в целом мире чувствовал одиночество. Ведь был еще один. Он не знал его имени. Не знал даже толком лица. Но он знал одно: его нужно спасти. И это не была интуиция, не был внутренний голос. Это сказали ему глаза, на которых тонул человек. Руки незнакомца вздымались то и дело выскакивали из волн, а иногда и черная макушка. Чан думает недолго. Он вовсе не думает. Поблизости незаметно спасателей. Люди лишь выкрикивают что-то и зовут на помощь. Никто не поможет, Чан понял это быстро. Так же быстро он вбежал в воду в одежде и ринулся к утопающему. Он жмурится в соленой воде, ощущая на теле сковывающий холод океана. Но он плывет, ныряет и ухватывает незнакомца за руку, не ощущая на себе ответного касания. Парень начал медленно уходить под воду. Чан не дал этому случиться. Несколько минут и они уже на песке, Чан укладывает его на спину, разглядывая белое безжизненное лицо. Он жив – это подсказывало сердце. Руки на чужой груди, искусственное дыхание и все попытки вернуть парня в сознание. Но надежда исчезает, а дыхание не возвращается. Пульс не прощупывается. Жизни в нем нет. Чан не догадывался, но ее в этом парне нет уже очень давно. Но вдруг, глаза, казалось бы, утопленника, широко распахнулись. Парень хватается за горло, Чан помогает ему быстро перевернуться на бок. Он заходится приступом удушающего кашля, выплевывая воду из легких. Вместе с кашлем из его глаз льются крупные, крайне болезненные слезы, будто в нем самом был этот океан. Это от боли – уверен Чан. Можно сказать, он не сильно ошибся. Только вот боль жгла вовсе не дыхательные пути, а душу, сердце, рассудок. Он чувствовал эту боль всегда и он был уверен – океан ее заберет. Океан не забрал ее, потому что Чан забрал его у океана. Он срывается, простые слезы превращаются в надрывистое рыдание. Пальцы впиваются в песок, пока боль в душе душит настолько, что хочется выстрелить себе в голову. Он хочет этого. Хочет умереть. Это единственное его желание и Чан этому помешал. — Нет, нет, нет! Зачем? Почему? За что? — вопрос за вопросом слетал с губ парня, который сжался всем телом. Лицо его горело от слез. Чан испугался. Его и вправду охватил страх. Вовсе не за себя, а за парня, который был перед ним, лежал, схватившись за голову на песке, и рыдал, заставляя сердце пропускать болезненные удары. Что он чувствует? Он сгорает от боли – Чан мог в этом поклясться. — Ты жив, все в порядке, — первое что приходит на ум, то он и говорит, крепко хватая чужую руку и сжимая в своей. — Зачем? Зачем? Этот вопрос сверлил голову и Чан не понимал, что именно "зачем?". Парня забрали. Скорая. Он рыдал, он вырывался, он царапал врачам руки и повторял "зачем?". А Чан лишь стоял в стороне, в мокрой одежде со странным чувством глубоко в груди. Он спас человека, но это показалось ему ошибкой. Ему показалось, что этим он принес парню-утопленнику безмерное количество страданий.

***

В новости это не попало. Чан так и не узнал имени, ничего не узнал. Запомнил лишь лицо. Оно было таким худым, грустным, глаза темными, совсем непроглядными. В этих глаза был океан, но он высох вылитыми слезами. Он пытался выкинуть из головы все произошедшее, но получилось плоховато. На работе стало труднее концентрироваться, его часто мучила бессонница. Он не знал, что сейчас с этим парнем и что означает "зачем?", но очень хотел узнать. Возвращение на работу в университет в конце августа было для него нежеланным. Парень кривился на все листы, планы и мысли о том, что ему вновь придётся учить юных людей, которые сами не видят в этом смысла. Вновь ехать на метро к кампусу. Вновь идти десять минут и вновь сидеть в кабинете за делами. Он мечтал о другой жизни, но путь к мечте утомил. Теперь он не мечтает. Теперь он ни к чему не стремится. Августовские дни стали для него настоящим адом. Иногда они так напоминали родную Австралию, но все же выдержать невероятную жару практически невозможно, Чан казался себе сахаром, что растворяется в кофе со льдом. Он прятался в тени станции, ожидая поезд. На плече сумка, а в голове желание спать. Как банально, как однотипно. А скоро к этому прибавиться и полный рабочий день. — Зачем? — вдруг раздается совсем близко. Чан почти пугается. Это слово стало для него ключом в темный уголок подсознания, настоящий триггер, никогда не уходящий темными ночами. А еще страшнее этого слова было то, что произнес его тот самый голос. Только теперь он был спокойным. Чан открывает глаза и смотрит прямо в чужие: это взгляд настолько мертв, что ничего блестящего в нем не осталось. — Зачем ты сделал это? — забывая про вежливость с незнакомцами, вторит парень. Это он. Чан это понимает. Это утопленник. Черные волосы, худое тело и дрожащие без причины руки. Но он вовсе не пугал. Он вызывал грусть. — Сделал что? — все же спросил Чан, хмурясь. — Зачем спас меня? Бан все время гадал над смыслом извечного однословного вопроса, но конкретно этот в голову не приходил. Зачем он спас человека, который тонул? А зачем люди пьют воду и ходят гулять? Потому что так надо. Потому что ты не пройдешь мимо человека, который вот-вот погибнет. — Ты мог погибнуть, — четко отвечает Бан, не спуская с парня взгляда. — А разве не понятно, что я этого хотел? Чан бы хотел усмехнуться, но сил не было. — Нет, не понятно, — он отвечает сухо и негромко, пока парень напротив, кажется, сейчас закипит. — Ты не сделал ничего героического, — бурчит он, хмурясь. — Ты никого не спас, ты вернул меня к страданиям, от которых я почти спасся. Ты – эгоист. Чан безэмоционально вскидывает брови. Эгоист. Они даже не знакомы. Этот парень грубиян, настоящая заноза. — Хочешь кофе? Цель заданного вопроса осталась секретом не только для незнакомого парниши, а и для Чана, который сам это и сказал. Этот парень – Минхо, как любезно сообщил бейджик на белой футболке, был настоящим грубияном, но это даже не отталкивало. Чан пригласил его на кофе, хотя толком не знал зачем. Это приглашение сбило Минхо с толку и он забыл о всех словах, которыми хотел Чана обвешать. Он, вроде бы, хотел сказать что-то про то, что в чужую жизнь лезть нельзя и что это был его выбор, но он больше не уверен. Что-то в тот самый момент изменилось. Только что?

***

Минхо терпеть не мог кофе, но почему-то с Чаном все равно выпил. Напиток больше ему не полюбился, но зато он больше узнал о своем спасителе. Он не изменил свою мысль – он все еще считает его эгоистом и желание умереть никуда не делось. Хотелось кинуться под поезд. Но желание пойти с незнакомцем выпить кофе оказалось больше и сильнее. Они не знали друг друга. Минхо был уверен – Чан эгоист, который ничего в жизни не добьется. Чан был уверен, что Минхо его погубит. Оба хотели эти теории проверить. Они встречались каждое утро на той станции метро. Им на работу на одно время, хоть Чан работает в университете, а Минхо в забегаловке. Минхо не умел плавать. Он боялся воды и Чану стало лишь непонятнее, почему тот выбрал именно утопление. А Чан не умел понимать свои чувства, но почему-то рядом с Минхо этот недуг исчезал. Первое время на встречах на станции они даже не говорили. Минхо не смотрел в его сторону, но когда заходил в вагон – глазу не спускал. Стоял на другом конце и смотрел на Чана через плечи людей, почти сквозь. А Чан смотрел в ответ. Минхо заметил для себя одну вещь: в глазах его спасителя тоже жизнь ключом не била и звезд не хранила. Он был ходячим мертвецом, который смирился с неизбежными реалиями мира. Но Чан не спешил из-за этого мир покидать. Минхо же был другим. Он пытался в жизни установить иной лад и жить так, как захочется, а его подавили, не позволяя дышать. Это породило в нем желание уйти из этого мира. Минхо ненавидел Чана молча. Эта ненависть возросла, когда Бан начал приходить к нему в забегаловку каждый день после работы. Чан делал это не ради черноволосого парня, а ради вкусного кимпаба. Или он так себя обманывал. Рано или поздно ему все же пришлось бы признать, что видеть парня-грубияна по имени Минхо, время от времени было ему в радость. Такую тихую, безмятежную радость. От нее не улыбаешься, от нее не становишься счастливым, но она зажигает внутри какую-то искорку. Минхо был потерянным, немного неуклюжим. Он часто ронял подносы, из-за чего десятки тарелок за неделю разбивались. В какой-то момент он оказался на грани увольнения. Он четко помнил поздний вечер, когда он сидел на ступеньках закусочной и беззвучно плакал, потому что его джинсовка успешно забыта внутри, а все деньги в ней. На метро ему не попасть и домой никак не доехать. Как Чан в тот момент оказался рядом одному богу известно, но все же оказался. Тихо сел рядом, ничего не говоря. Минхо четко помнил, как он положил руку на его плечо. Помнил, как его обняли, как вытерли слезы. Он помнил, как из безвыходности рассказал все, что было на душе. Рассказал, что ему из зарплаты вычли стоимость трех разбитых за неделю тарелок, а денег осталось максимум на проезд и один раз поесть. Рассказал, что его собираются уволить, а он уже два раза попросил отсрочить платеж за аренду. Рассказал, как часто и сильно ему болит сердце и голова, а денег на лечение и обследования у него нет. Он на самом дне. Он и вправду утонул. Он достиг дна и дальше только смерть. И Чан тоже помнил. Помнил, как обнял его, как выслушал. Помнил, как встал и протянул Минхо руку с предложением пожить недолго у него. Помнил, как младший сжался всем телом и замолк в смятении. Помнил, как Минхо спросил цену, будучи уверенным, что ему придется расплачиваться собой. Чан помнил, как сам и рассмеялся, уверяя, что ему ничего от Ли не нужно. Минхо помнил, как Чан его накормил, он впервые за много недель полноценно поел . Чан смотрел на исхудавшее тело парня-утопленника, как на котенка, которого подобрал на улице. Минхо помнил, как не мог уснуть на новом месте, хотя диван был большим и мягким. В ту ночь он смотрел в окно и гадал, что же будет дальше. Ему было страшно, с какой-то стороны он это не скрывал. Он боялся Чана, потому что он был старше и больше. Чан был тихим, а от тихих людей чего только не жди. Но еще Чан был добрым. Его доброта проявлялась вовсе не в словах. Он часто приносил домой вкусный чай и сладости. Оказалось, Минхо любил пончики. Чан узнал все, что любит Минхо, коротким списком откладывая в голове. Оказалось, у Минхо было высшее образование. Когда Чан об этом узнал, он впал в нескрываемый ступор с очевидным вопросом: почему тогда он не пойдет работать по профессии? Минхо был астрофизиком. Минхо был целым космосом, который можно носить в кармане. А не работал он по одной простой причине: он боялся людей. Чан на это лишь фыркнул с начала. Ведь каким-то образом официантом работалось ему не плохо. Но Минхо боялся показаться глупым, боялся не оправдать чужих ожиданий и облажаться. Минхо считал он недостоин быть частью коллектива. Он не хотел про это говорить. Однажды Чан предложил ему выпить и посмотреть что-то, а Минхо напился и поцеловал его. Стоило их губам соединиться, младший тут же отрезвел и со страхом отполз на другую сторону кровати, тараторя тихое "прости". Чан не понял, за что он извинялся. — Хочешь, чтобы я поцеловал тебя? Минхо волен не отвечать на этот вопрос, потому что слишком неловко. Он не помнил, когда целовался с кем-то в последний раз, а тем более с тем, кто был ему по истине симпатичен. Он бы хотел заткнуть свою симпатию куда-то в темный чулан сознания, но она была настолько огромна, что удержать не казалось реальным. В тот вечер ничего больше не произошло. Чан, увидев испуг и скованность парня, понял, что тот, скорее всего, этого не хотел, потому заверил, что все в порядке и ушел. Минхо хотел, чтобы его поцеловали. Но Чан не мог его поцеловать, не получив на то должного разрешения. В ту ночь, ближе к рассвету, Минхо плюнул на все принципы и приличия и пришел к Чану, залезая под одеяло в объятья. Чан во сне мало чего понял, так что просто обнял худое тельце, что пригрелось в его руках. А на утро он проснулся с Минхо и это показалось ему чем-то странным. Радовало, что они одеты, значит все хорошо. Чан ничего не сказал, он лишь разбудил Хо, чтобы сказать, что он ушел и поцеловать в макушку. Чан поцеловал его в макушку, а ему снесло крышу. Какой мощный поцелуй... Хотя он был нежным. Тогда Минхо понял: пути назад нет. Он должен был уйти, это было бы самым логичным. Он боялся идти дальше, делать шаги навстречу потому что внутренний голос говорил, что конец всегда плохой. Здравый смысл отключается. Включается болящее сердце. Оно не болит, когда Минхо целует Чана, нависая почти всем телом, когда тот переступает порог. Его не отталкивают. Его прижимают ближе, переминая губы в ответ. Кровь в жилах разгоняется, голова кружится, а губы покалывает. Дышать становится труднее. Без Чана дышать становится невозможно.

***

Оказалось, у Минхо ревматический порок сердца. Оно часто болело и только Чан был ему лекарством. Оно не билось правильно, но когда на груди оказывалась рука Бана ритм чудом ставал нормальным. Сердцебиение в ушах ставало тише и размереннее. Чан боялся, что однажды утром Минхо не проснется. Минхо прожил все это время с этой болью и он был готов умереть с ней, но Чан не позволил, чтобы забрать эту боль и растворить ее в мимолетных касаниях. Минхо рад, что жив. Он благодарен Чану, что тот вытащил его и не позволил утонуть. Он был счастлив. С наступлением сентября Чан пришел на работу не сам. Минхо, поборов свою неуверенность и страх ошибиться, взял диплом и пошел устраиваться на работу. Он не думал, что у него получится. Чан вдохнул в него жизнь, передавая поцелуями частичку за частичкой. Он впервые за очень долгое время начал улыбаться. За долгое время ему не болело глубоко в груди. Он забыл о слезах, забыл обо всем, он смог выйти на сушу. Он больше не тонул. Чан держал его на плаву и мысль о том, что без него он утонет была ужасающей. Но Чан не собирался уходить.

***

В его жизни все наладилось. Он – Ли Минхо, ему двадцать шесть лет и он в счастливых отношениях с человеком, без которого загнулся бы. Их отношения были платоническими, никому из них не казалось это чем-то неправильным. Они молча пожелали для начала разобраться в себе, выстроить крепкую связь, выучить друг друга наизуть, словно полюбившийся стих, а после, возможно, идти дальше. Да и помимо всего, Минхо понимал, что не готов, а Чан не считал физическую близость чем-то важным. Они жили со своими мыслями и чувствами, не заботясь о будущем, потому что они строили его сами. — Знаешь, если бы я потерял память, — сказал как то Ли. — Ты был бы единственным, что я запомнил. Эта фраза надолго засела в голове у Чана, хотя на то не было весомой причины. Их история любви проста, но уникальна для них самих. В Минхо был целый космос, а Чан был для него пристанищем для звезд. Сентябрь кончался, после и октябрь. Им не было холодно от осени, они согревались в объятьях. Они были одним целым. Чан впечатался в сознание Минхо и прочно засел самой нежной в мире любовью. Минхо жил в страхе, что однажды это закончится. Чан жил с немым долгом, чтобы не позволить этому закончиться. Он не бросит Минхо, потому что любит до бликов перед глазами. Декабрь выдался в тот год холодным. В декабрьскую ночь, проведенную вместе за просмотром новогоднего фильма, Минхо решил, что он готов полностью отдаться этой невесомой любви. Чан заботился о нем, просил подумать еще, но Минхо был уверен. Он нервничал. Но он хотел этого. Руки, что скользили под одеждой, вызывали дрожь. Губы на шее пускали разряды тока. Ладони на ягодицах оказались крайне желанными и заставляли ерзать на чужих коленях. Футболка снята, руки на талии сжимают и гладят. Робкие поцелуи на ключицах рассыпаются расцветающими красными метками. Пальцы царапают соски, дразня. Минхо кусает губы и дышит глубоко, пытаясь подавить все звуки наслаждения, но Чан не позволяет, целуя напористо и страстно. Он прикусывает мочку уха с сережкой-гвоздиком, выбивая негромкий стон. — Не сдерживайся, милый, ты так красиво звучишь, — шепчет старший на покрасневшее ухо и пробирается пальцами под домашние шорты. Его руки нежны, касания приятно опаляют бледную кожу. Его губы опускаются ниже, оставляя влажные дорожки на животе и бедрах. Дыхание предательски сбивается, лицо горит румянцем. Он приподнимается на локтях, желая смотреть на все действо. Он чувствителен, тело подрагивает от каждого касания, но жаждет еще. Хочется всего больше. Он нетерпеливо хнычет, когда Чан цепляет пальцами резинку белья. Он сгорает от смущения, закрывает лицо руками. Чан лишь ласково отнимает его руки от лица, целует каждый миллиметр мягкой тонкой кожи. Рисует замысловатые узоры на шее и ключицах, расслабляя. Руки скользят ниже. Касаются в самых чувствительных и интимных местах. Поцелуи на ягодицах и бедрах. Минхо разводит ноги шире, полностью открывая себя перед старшим. Прохладная смазка на пальцах, нежное движение внутри. Чан не спешит, он не напорист и мягок. Минхо все же сдается и признает, что это очень приятно. Он много раз слышал, что секс – это действительно невероятно приятно, если заниматься им с правильными людьми. Он не верил этим словам, но они были правы. Минхо был уверен, он будет чувствовать боль. Но ему было чертовски хорошо. Он царапал Чану спину и плечи короткими ногтями в черном лаке и коротко постанывал на ухо. Ногами обхватывал чужую талию и прижимал к себе ближе. Внизу живота тянет. Он думает, что сейчас взорвется. Стоны сдержать больше невозможно. Он сгорает в удовольствии и теряет рассудок. Еще немного и он просто отключится от этого мира. Это была самая теплая декабрьская ночь в его жизни.

***

Он не думал, что в жизни сумеет найти своего человека. Ну, собственно, его Чан нашел, а не наоборот. А Минхо любил. Любил сильнее всего на свете. Любил так, будто это последний день в его жизни. Но однажды все рухнуло. Годовщина. Такой красивый сентябрьский день, хоть и немного дождливый. Минхо покупает по дороге домой цветы и спешит домой, не в силах погасить светящуюся улыбку. Он стоит на переходе, ждет зеленого цвета. Чан должен идти ему навстречу сейчас, парни договорились встретиться на этой улице. Сердце стучит ровно, хоть он и сказочно рад этому дню. Он старается дышать ровно, дабы не искушать неровный ритм и держится хорошо. Хоть в груди время от времени покалывает, он не обращает на это внимания. В далике между других силуэтов он различает Чана. Он проверяет что-то в телефоне и поднимает голову, когда видит возлюбленного. Он радостно машет рукой и Ли делает тоже самое в ответ. Зеленый на светофоре загорается. Минхо ступает вперед вместе с несколькими людьми. Резкий, противный звук торможения. Шины скользят на мокром асфальте. В этот миг Чан умирает. Он чувствует, как останавливается его сердце. Он хотел что-то закричать, но не смог. Внедорожник врезается в толпу, его заносит на мокрой дороге. На его глазах Минхо сбивает машина. В груди что-то болезненно защемило. Сердце его остановилось, Чан уверен, потому что сделать вдох не получается. Он не ощущает себя отныне живым. Руки раскинуты на дороге, грудь не вздымается, лепестки свежих цветов мертво раскидались по темному асфальту. Нет. Он не дышит, пока Чан, даже не замечая беспрерывных слез, держит его на руках, сидя на мокрой земле. Он прижимает холодное тело к груди и повторяет его имя. Его глаза закрыты, тело мягко и податливо. Так не должно быть. Скорая. Много шума. Его забирают, Чан не хочет его отдавать. Он хочет умереть с ним. Так не должно быть.

***

Он никогда не чувствовал себя настолько пустым. И никогда он не чувствовал настолько сильного головокружения, когда ему сообщили, что Минхо жив. Переломы, ушибы, сотрясение, но его сердце выдержало. Оно все еще бьется. Его ритм нарушен, оно чертовски сильно болит, но оно глухо постукивает в его груди. Чан сидит рядом и смотрит в спящее, усталое лицо, на которым вместо его поцелуев краснеют ссадины, раны, швы и пластыри. Он кладет руку на медленно вздымающуюся грудь в попытках успокоить его сердце. Но не выходит. Оно бьется так же неровно и медленно.

***

"У него частичная амнезия, господин Бан". Дыхание предательски сбивается. В груди сдавливает и перед глазами мутнеет. Он... он не сможет это пережить. Он не помнит его. Консультация за консультацией. Разговоры с врачами. Сердце Чана разбито. Оно.. остановилось. Оно билось за ребрами, но отныне это больше не ощутимо. Что хуже: амнезия или частичная амнезия? Чан не знал. Прошло два дня, когда врачи четко вынесли вердикт: Минхо помнит все. Все кроме Чана. "— Знаешь, если бы я потерял память, — сказал как то Ли. — Ты был бы единственным, что я запомнил". Он единственный, кого Минхо не помнит.

***

Было ли что-то хуже опустошенности? Чан бы ответил "нет". Глаза Минхо были пусты, когда он посмотрел на Чана. Он не узнал его, он был уверен, что они незнакомы. У Чана была работа, квартира, хорошая жизнь. Но он потерял все, когда он потерял Минхо. Они стали незнакомцами. Он хотел биться головой об стену. Он хотел кричать, но он сидел на полу в темноте и не чувствовал ничего. Он попал в пустоту, она была адом и в этом не было сомнений. Он рассказал Минхо про все, через они прошли. Минхо ничего не вспомнил. Он перебирал в пальцах больничное покрывало, слушая Чана. — Прости, но... я не помню тебя. Минхо больше не было. День за днем. Ночь за ночью. Дни недели сменяли друг друга, так же было и с числами на календаре. Каждый день начинался для него с осознания, что это очередной день без Минхо. Без любви, без улыбки. Без тех чувств, которые он так теплил. Он все еще любит его. Он никогда не сможет пройти через это и оставить позади. Его больше нет. Он его не помнит. Минхо вернулся на работу. Минхо помнил имена студентов и всех других преподавателей. Минхо любил эту жизнь. Чан возвращался домой с режущим чувством под сердцем. Он один. Он остался один. Минхо его не помнит. Не помнит, как он его спас. Не помнит, как они впервые выпили кофе. Не помнит, как они сидели под дождем на ступеньках забегаловки. Не помнит, как впервые по пьяни поцеловались. Не помнит, как они смеялись над фильмами и слезливыми сериалами. Он больше не помнит их любовь. Чан помнит это все. Помнит за двоих. Он никогда не сможет это забыть.