О выборе и спасении

Иногда мне кажется: я всё порчу. Слова, вылетающие изо рта, живут своей жизнью. После роются в голове, словно черви. Это моя вина. Я смотрю на себя со стороны и могу только раскрывать рот, как беспомощная рыба, выброшенная на берег.

      Чуя оторвался от тетради, когда преподаватель объявил о завершении занятия. Он потянулся, размяв спину, и бросил ручку на парту. Ссадина всё ещё беспокоила, но уже не сильно. Ширасэ, обрабатывая рану, оставалось только молча вздыхать и бормотать, что однажды Накахара доиграется окончательно и одними царапинами не отделается. На это Чуя только фыркал. Ещё чего.       Артюр Рембо, преподаватель французского, с приветливой улыбкой кивал на прощание вытекающим из аудитории студентам и стирал с доски группы глаголов. Накахара задержался у парты, лениво собирая вещи в рюкзак.       — Чуя, вы делаете успехи, — сказал Рембо, когда аудитория полностью опустела. — Поздравляю, — он глянул в свой ежедневник и пробежался взглядом по преподавательским заметкам. — Каждый тест всё лучше и лучше, вы активнее отвечаете на занятиях, неплохо пишете эссе.       Чуя, застигнутый внезапной похвалой врасплох, замер.       — Э-э-э… Спасибо, сенсей, — пробормотал он. — Но ещё есть над чем поработать.       Накахара натянул на плечо лямку рюкзака и остановился у стола преподавателя.       Артюр Рембо был молод. Его необычная европейская внешность привлекала внимание. Длинные иссиня-чёрные волосы, аккуратно собранные в низкий хвост, покоились на плече; светло-карие, почти янтарные глаза смотрели открыто и дружелюбно.       Чуя, кажется, слышал из разговоров одногруппников, что ему всего двадцать шесть лет. Как и Полю. Это было немного необычно, учитывая, что большинство преподавателей в Канагаве — горстка дряхлого песка. Вместо того чтобы заставить студентов уткнуться в учебники, Рембо на первом же занятии совершенно расслабленно уселся на свой стол и познакомился со всеми по списку. Единственное требование, которое он выдвинул перед началом пары, — разговаривать строго на французском.       Он уделил каждому достаточно времени, спрашивал о целях и успехах, много шутил, а под конец занятия рассказал немного о себе: оказалось, что Рембо родился в Шарлевиле на северо-востоке Франции, а в Японию приехал, потому что был восхищён восточной культурой. На него тут же посыпалась целая куча вопросов о жизни во Франции и путешествиях по Европе, но Артюр лишь мягко улыбнулся и сказал, что будет готов ответить на вопросы на следующем занятии.       Такие открытость и неофициальность, конечно, подкупали всех. В результате посещаемость его занятий была практически полной, а в конце каждого он выделял десять минут, чтобы рассказать парочку забавных историй и пообщаться со студентами. Многие интересовались учёбой за границей и хотели получить совет, кто-то с нетерпением ждал, о чём же сенсей расскажет в этот раз: про то, как купался в заливе близ острова Мон-Сен-Мишель, или о том, как пил пиво в том же самом пабе Дамфриса на юге Шотландии, который обожал поэт Роберт Бёрнс.       Чуя больше всего интересовался Францией, поэтому с интересом слушал и про учёбу за границей, и про жизнь там, и сам задавал вопросы. Рембо с удовольствием отвечал. Чуе это нравилось, к тому же, выгодно отличало его от других преподавателей, что предпочитали отвести лекцию и поскорее отмахнуться от студентов.       — Всегда есть над чем работать. — Рембо с улыбкой захлопнул ежедневник. — Продолжайте в том же духе. В июле в Токийском университете пройдёт научная конференция, на которую приглашены студенты старших курсов Канагавы. Будет возможность узнать чуть больше про учёбу за границей, познакомиться с делегатами иностранных университетов и студентами из других стран. Я курирую поездку ребят с факультета иностранных языков и каждый год беру с собой парочку способных первокурсников, — он протянул Чуе листы со списком учебной литературы на лето. — У вас, Чуя, есть все шансы туда попасть.       Накахара взял листы и пробежался затуманенным взглядом по списку. Научная конференция? В Токио? И он может туда поехать?       — Спасибо… — поражённо ответил он и спрятал листы в рюкзак. — Как увеличить эти шансы?       — Старательной учёбой, — сказал Артюр. Он поднялся на ноги и собрал учебные материалы со стола. — Этот список литературы поможет вам, я дал его не просто так. Изучайте, углубляйте свои знания. А я постараюсь помочь вам раскрыть потенциал.       Губы Чуи растянулись в широкой улыбке. Он редко слышал похвалу в свою сторону, так что это чувство — чувство бесконечной благодарности — распирало его изнутри.       — Чуя! — в дверях кабинета появился хмурый Ширасэ. — Долго тебя ещё ждать? Обед не бесконечный.       — Да-да, иду, — бросил Накахара, махнув рукой на друга. — Ещё раз спасибо, я буду стараться и не подведу, — сказал он, вернув свой взгляд Рембо.       Тот приподнял брови в удивлении, а затем кивнул сам себе, будто что-то понял.       — Не думайте, что можете подвести меня, — сказал он. — Сделайте это для себя. — Артюр кивнул на прощание и направился к выходу из кабинета. — До встречи.       Ещё пару мгновений Чуя смотрел вслед уходящему преподавателю и не верил своему счастью. Он действительно старался и, наконец, его старания окупились. Конференция, да ещё и в Токио — для любого первокурсника это большая удача. Возможно, он будет тем, кто поедет туда на старших курсах уже не в качестве зрителя, а в качестве участника. Кто знает?       Эта мысль приятно грела грудь. Чуя вдруг захотел рассказать об этом Дазаю и уже было потянулся к телефону в кармане, как его вновь окликнул подошедший Ширасэ:       — Да что за херня с тобой сегодня? — спросил он. — Нагоняй получил?       — Нет, — усмехнулся Накахара. Он направился к выходу из аудитории. — Как раз наоборот.       — Ну, рассказывай уже, чувак. — Буичиро по-дружески закинул руку на плечо Чуи, и они вышли в коридор. — Мы сто лет не секретничали между нами, мальчиками.       — В общем… — начал Чуя, но его прервал громкий голос Дазая с другого конца коридора:       — Лисёнок, а я тебя везде обыскался!       Осаму, шагая со счастливой улыбкой на лице, возглавлял свою странную компанию друзей: за ним с кислой миной плелась Йосано и два других незнакомых парня. Один выглядел мрачнее тучи, а второй довольно прижимал к груди пачку моти.       — Вот же заноза в заднице, — выплюнул Накахара, но всё равно не смог сдержать кривой улыбки.       — Это же тот парень из кофейни, с которым ты теперь работаешь, да? — спросил Ширасэ.       Чуя кивнул и почувствовал неприятный укол вины. Они с Буичиро теперь мало общались друг с другом, и у него даже не было возможности рассказать о том, что Дазай не просто какой-то «парень из кофейни», который время от времени доёбывал его подколками. Теперь он, вроде как, его друг. Хотя произносить это слово даже в голове было всё ещё непривычно.       Ну и, возможно, какая-то часть его хотела сохранить в тайне то хрупкое и пока ещё совсем крохотное, что между ними было.       Приблизившись, Дазай не удостоил Ширасэ вниманием. Он тут же склонился к Чуе и прошептал:       — Есть заманчивое предложение.       — Твои заманчивые предложения обычно заканчиваются какой-то херней, — фыркнул Накахара.       Он кивнул подошедшей Йосано, вопросительно посмотрел на Осаму и бросил взгляд на двух незнакомцев.       — Ох, прошу прощения, где мои манеры? — Дазай театрально приложил тыльную сторону ладони ко лбу. — Увидел свою зазнобу и совсем потерял рассудок.       — Заз… чего, блядь?       — Не бесись, лисёнок, на следующий день рождения подарю тебе толковый словарь. — Осаму ехидно подмигнул, но на всякий случай сделал шаг назад, когда Накахара угрожающе нахмурился. — Это Рампо, это По.       Он махнул ладонью на двух парней. Тот, что был в очках, даже бровью не повёл: был слишком занят тем, что пытался открыть пачку моти. Мрачный — как окрестил его в уме Чуя — потянулся к упаковке в руках Рампо. Это имя сразу же всплыло в памяти, потому как Накахара каждую ночь, лежа в кровати перед сном, пялился на кривое сердечко, нарисованное маркером.       — Позволь мне помочь.       — Эти упаковки — настоящее издевательство над человечеством.       Рампо подозрительно быстро сдался и делегировал разборки с моти По.       — Ты просто не хочешь признать, что совершенно беспомощен в бытовых делах. — Акико хмыкнула и пожала плечами. — И что бы ты без По делал?       — Я прекрасно справляюсь с бытовыми делами, спасибо большое, — ответил Рампо, поправив очки на переносице.       — Держи. — По передал моти обратно в руки. — Аккуратнее с посыпкой.       Чуя усмехнулся. Кажется, теперь он понял, кто слегка попортил общажное имущество. Его смешок привлёк внимание, По и Рампо посмотрели на него.       — Я… — начал он.       — Да знаем мы, кто ты такой, — перебил Рампо, закидывая моти в рот. — Дазай патологически не может держать рот на замке. Мы уже триста раз слышали про то, как ты невероятно смотришься на…       — Неважно! — выпалил Дазай. Он положил руку на плечо Чуи. — Заманчивое предложение ещё в силе. Я тут обнаружил, что один из выходов на крышу университета не закрыт. Прекрасный повод пообедать на свежем воздухе, — чуть тише сказал он.       Накахара сбросил чужую руку, дёрнув плечом. Но закусил губу, раздумывая.       — Чуя, — послышался напряжённый голос Ширасэ. — Мы ведь собирались пообедать вместе.       В его тоне ощущались нотки негодования.       Накахара цокнул языком. Да, собирались. Да, они давно не болтали просто так о всякой ерунде. Да, иногда он скучал по Ширасэ. Но сколько раз тот говорил: «В другой раз, Чуя» или «Не сегодня, я занят», когда просто хотелось потусоваться вдвоём, как в старые добрые времена?       Сейчас он понятия не имел, чем вообще живёт его лучший друг, что за дела у него были с теми громилами, пришедшими в университет, и как он выпутался из той передряги и выпутался ли вообще. Иногда у него создавалось впечатление, будто он живёт с чужим человеком, обычным соседом по комнате, которого впервые встретил при заезде в общежитие.       Прошло всего два месяца, а они отдалились друг от друга настолько, что… стали почти чужими. Это не пугало, а, скорее, разочаровывало.       Лишь помогало укрепляться разрастающемуся внутри убеждению, что ничто не вечно. Возможно, двое школьников, когда-то прибившихся друг к другу в Мисиме от безысходности, остались там же. Там же, где Чуя впервые без задней мысли защитил Ширасэ от школьных хулиганов и позже оберегал его от проблем. Там же, где Ширасэ часами зависал с Чуей у него дома, пока Поль не возвращался с работы домой, и сбегал ночью покататься вдвоём на мотоцикле.       В прошлом. Может быть, наконец-то и для него настало время двигаться дальше. Чуя желал, чтобы рядом был тот, кто предпочитал проводить с ним время не по остаточному принципу. Он слишком сильно хотел, чтобы кто-то снова выбирал в первую очередь его.       Дазай потянул Накахару за рукав кожанки.       — Нам пора, — резко сказал он. Но чуть мягче добавил. — Перерыв скоро кончится.       Чуя, словно отмерев от наваждения, мотнул головой.       — Да. В другой раз, Ширасэ. Ладно?       Он виновато поморщил нос и позволил Дазаю утянуть за собой, не обращая внимания на заинтересованные взгляды Рампо, По и Йосано, провожающие их. Чувство вины противно скреблось внутри, раздирая плоть, но он всеми силами задвигал его как можно дальше. Как и голос, твердящий: «Предатель».       Нет, он не был предателем. Просто ему дали понять, как бывает по-другому, когда тебя по-настоящему замечают и ставят на первое место в списке друзей не потому, что с тобой удобно, безопасно и привычно, а потому что ты просто есть.       Всю дорогу до крыши Чуя молчал и хмурился, обдумывая произошедшее. Он делал вид, что не замечает вопросительных и осторожных взглядов Дазая, которые почти физически ощущал кожей. Спасибо, что хоть не задавал ненужных вопросов. Ещё одно интересное открытие в нём: Осаму, кажется, тонко ощущал, когда можно надавить и доебаться, а когда — просто молча быть рядом или вообще отойти на максимально далёкое расстояние.       Он взобрался по лестнице, ведущей вверх, и толкнул люк. Темноту коридора верхнего этажа озарил солнечный квадрат, а запах пыли разбавил аромат весны: тёплого ветра, цветов и травы. Чуя поднялся следом и прищурился от яркости, сложив ладонь у лба козырьком.       Осаму снял через голову толстовку и расстелил на полу, плюхнувшись сверху. От самых запястий до коротких рукавов футболки его руки были замотаны бинтами, и Чуя впервые видел его настолько открытым. Он уже так привык к бинтам, выглядывающим из-под рукавов толстовок и туго обвивающим шею, что давно перестал задаваться вопросами, для чего. Да и не его это дело. Было.       Теперь беспокойство и, чего уж скрывать, любопытство щекотали изнутри, а вопрос горчил на кончике языка, угрожая сорваться. Но Чуя сглотнул и затолкал свои чувства подальше. Если захочет — сам расскажет. Так же, как тогда, на пирсе.       Накахара скинул косуху и бросил её рядом, подсаживаясь к Дазаю. Тот довольно жмурился, подставляя бледное лицо солнечным лучам. Он опёрся на ладони за спиной и медленно выдохнул. Сдул взъерошенную ветром прядку чёлки с глаз, улыбнулся своим наверняка очень глупым мыслям — у него других не бывает.       Чуя усмехнулся.       — Ну и что мы есть будем? Я даже обед взять не успел, — сказал он.       — А вот об этом, мой дорогой лисёнок, я позаботился заранее, — ответил Дазай. Он приоткрыл один глаз и посмотрел на Накахару так, будто тот задал самый идиотский в мире вопрос. Осаму потянулся к рюкзаку и порылся внутри, достав оттуда два бэнто в фольге. — Мою стряпню ты бы не пережил, так что… — он снял фольгу и пожал плечами. — И да, предупреждая твой вопрос: я не украл еду у Куникиды, куплено на честно заработанные.       Дазай протянул коробочку Чуе, и тот принял её, тупо уставившись на надпись на упаковке. Карри.       — Ты спланировал это?       Осаму достал одноразовые палочки и принялся ковыряться в еде, не глядя на Накахару.       — Просто как-то услышал, что один из выходов на крышу открыт, решил проверить. Мне тут понравилось, подумал, что и тебе тоже понравится.       Чуя сглотнул и стал распаковывать свой бэнто, чтобы скрыть смущение. Кончики его ушей начали гореть, и на щеках расцвёл уже привычный румянец. Это ощущалось до странного искренним жестом, что было не так уж и свойственно Дазаю, вечно прячущемуся за своими клоунскими масками и ненастоящими улыбками. С другой стороны, значило ли это, что рядом с Чуей он всё-таки позволял себе хотя бы чуть-чуть побыть настоящим? И он уже был настоящим с ним?       — Тут… спокойно, — выдавил Накахара первое, что пришло в голову, и едва не ударил себя по лицу за тупость. — Мне нравится. И спасибо за карри, но не надо больше тратиться на меня.       Осаму вскинул взгляд, и его глаза едва тепло прищурились. Он дразняще пихнул Чую плечом и ухмыльнулся.       — Неужели мне совсем нельзя тебя побаловать? Кофе ему не делай, бэнто не покупай, что за наказание…       — Я тебе что, девица на свидании? — фыркнул Накахара.       Он закинул в рот карри; еда немного остыла, но всё равно была вкусной.       — Если хочешь на свидание — так и скажи. Я подумаю о твоём предложении, — пережевывая еду, пробормотал Осаму.       — Свидание с тобой — это последнее, чего бы я хотел в этом мире.       — Но ты ведь даже не знаешь, от чего отказываешься! — возмущённо воскликнул Дазай, ткнув в Чую палочкой.       — Да я и не хочу знать, — шикнул на него Чуя.       Но стоило Осаму вновь открыть рот, как он едва не подавился рисом.       — Я думаю, лисёнок был бы в восторге от чего-то приземлённого, но в то же время уединённого, — он отложил бэнто в сторону, лёг на спину, сложил руки под затылком и вытянул ноги. — Значит, ужин в ресторане или пикник в парке отпадает: слишком много людей вокруг. Свидание в океанариуме или в парке аттракционов — пошлость и моветон даже для такой неискушённой в романтике натуры, как ты.       Наевшись, Чуя оставил бэнто в стороне и в смущении посмотрел на Дазая.       — Ты серьёзно сейчас пытаешься придумать идеальное свидание для меня?       — А что, получается? — Осаму стрельнул в него ехидным взглядом и блаженно прикрыл веки.       — Нихуя у тебя не получается.       Накахара усмехнулся, когда услышал обиженный бубнёж. Он достал пачку сигарет из кармана косухи, подкурил и лёг рядом с Дазаем.       Какое-то время они молча лежали: Чуя курил и смотрел на плывущие на небе облака, а Осаму, кажется, изо всех сил думал, лежа с закрытыми глазами. Перерыв наверняка уже давно кончился, но возвращаться на пары и сидеть в душных кабинетах жуть как не хотелось, так что Чуя даже не делал попыток достать телефон из кармана и проверить время. Хотелось растянуть этот миг спокойствия ещё хотя бы чуть-чуть.       — Чуя, — послышалось тихо сбоку.       — М?       Накахара выпустил дым вверх и потушил окурок о пол.       — Пусть это будет нашей традицией.       — Что? — нахмурившись, спросил он и повернул голову к Дазаю. — Придумывать идеи для свиданий?       Тот, закусив губу, смотрел в небо и глупо улыбался.       — Крыша, еда, ты и я. Можно даже без еды.       Чуя тихо рассмеялся.       — Вот это точно пошлятина, как в дурацких фильмах. Типа, наше место, да?       — Ага, — хихикнул Дазай.       — Ты бы ещё предложил браслетики дружбы носить.       — Я ошейник уже подарил, хватит с тебя.       — Вот же болван, — фыркнул Накахара, легонько шлёпнув его по плечу.       После Дазай долго говорил о скучных парах, факультативе по писательскому мастерству и придумывал всё новые и новые клички для своего соседа Куникиды. Остановившись на варианте «Мистер фригидный всезнайка», он переключился на небо и начал тыкать пальцем в облака, прикидывая, на что они похожи. Он озвучивал всё, что приходило в голову, заставлял Чую смеяться от неуместных шуток и не замолкал ни на секунду, как будто в его голове гудел бесконечный радиоэфир.       С каким-то смирением Накахара осознал, что эта фоновая болтовня окончательно перестала раздражать и даже успокаивала, позволяя отвлечься от неприятных мыслей. И было бы неплохо, если бы эти вылазки на крышу действительно стали их традицией.

***

      Смена в «Узумаки» проходила спокойно и даже как-то уютно. Чуя наконец-то научился неплохо рисовать на пенке, поэтому выглядел довольным собой и притопывал в такт играющей в зале песне, пока рассказывал Дазаю о возможной поездке на конференцию.       Тёплую атмосферу между ними не нарушали даже редкие гости, на которых с сожалением приходилось отвлекаться. Когда Осаму отлучился в подсобку, чтобы пополнить запас зёрен, он лихорадочно в уме перебирал варианты, как бы уговорить Чую провести ещё немного времени после работы вместе. Вряд ли он захочет тащиться в кофейню или гулять после целого дня на ногах, нужно что-то, от чего он не смог бы отказаться.       Или, может, попросить его подбросить до дома на мотоцикле? Щенячьи глазки и «пожалуйста-пожалуйста-пожалуйста» должны сработать. А если нет — придётся идти на крайние меры и доставать его тем, что Дазай будет ходить за ним по пятам, пока тот не согласится.       Осаму поудобнее перехватил упаковки с зёрнами и приоткрыл дверь подсобки, услышав знакомый голос в зале.       — Да всё нормально, чувак.       Он поморщился, узнав ленивый тон Ширасэ. Захлопнул за собой дверь и заметил спутницу Буичиро у стойки — девушку с розовыми волосами, которую, кажется, видел в его компании раньше. Чуя о чём-то приветливо с ними болтал, теребя в руках салфетку. Дазай молча прошёл к полкам и выгрузил зёрна, отряхнув ладони о передник.       — Привет, Дазай, — услышал он за спиной.       Осаму коротко вздохнул и натянул лёгкую улыбку, повернувшись к гостям.       — Ширасэ, давно не виделись, — он перевёл взгляд на незнакомку. — Не представишь?       — О, это Юан, — подал голос Чуя. — Мы встретились на той вечеринке у Твена. Юан, это Дазай, мой напарник.       — Приятно познакомиться.       Юан приветливо улыбнулась Дазаю и помахала рукой. Он лишь приподнял уголок рта и кивнул. От так небрежно брошенного «напарник» почему-то неприятно кольнуло в груди.       — Слышал, на той вечеринке твой напарник блистал, — усмехнулся Ширасэ.       Чуя нахмурился, по всей видимости, вспоминая тот вечер.       — Слышал, у лучшего друга Чуи были проблемы, за которые он же и огрёб, — выпалил Дазай. Буичиро тут же напрягся. — И да, я всё ещё здесь. Но ты можешь продолжать обсуждать меня в третьем лице.       Накахара кинул вопросительный взгляд на Осаму, на что тот только пожал плечами. Он давно составил своё мнение о Ширасэ, и ничто не в силах будет его изменить.       — Ребята, — вмешалась Юан. Она вскинула руки в примирительном жесте. — Хватит. Чуя, посоветуешь что-нибудь с собой? Кстати, мы тут гуляем неподалёку, вы скоро закрываетесь? Может, потусим?       — Не скоро, но можем как-нибудь в другой раз.       Из-за этой краткой перепалки он выглядел задумчиво, но быстро собрался и принялся консультировать Юан по меню. Ширасэ хмуро сверлил взглядом спину Дазая, который пытался чем-то занять руки и бесконечно переставлял сиропы на полках.       То, с каким усердием Ширасэ внезапно вновь ворвался в жизнь Чуи, стоило ему сблизиться с Осаму, напрягало. Он будто считал, что всё ещё имеет какие-то права и занимает прежнее место, даже не подозревая, как ошибался. Чуя, может, и не говорил вслух, как сильно его ранила трещина, расколовшая их дружбу, но Дазай и так всё видел. Видел, как поникали плечи Накахары, когда он упоминал, что они с Ширасэ почти не видятся, несмотря на соседство. Видел, как между его бровей появлялась складка, когда он задумчиво утыкался взглядом в пустоту, а потом пожимал плечами, скидывая беспокойство, и переводил тему. Так, словно это сущий пустяк.       Для Чуи это был не пустяк. Он дорожил близкими, из последних сил хватался за старые связи, даже если на том конце нити никто давно не подавал признаков жизни. И Ширасэ был полным идиотом, если считал, что может разбрасываться такими людьми, а потом возвращаться и ждать, будто всё станет как прежде.       Звонкий смех Юан вырвал из размышлений, резанув по ушам. Осаму подавил раздражение и прислушался к разговору.       — Чуя, а нам можно прийти посмотреть на гонки? — спросила она с интересом. — Ширасэ всё обещал, что возьмёт нас с Юдзу и Акирой, но как-то не получалось. Я никогда не видела гонки на мотоциклах вживую, должно быть, круто.       — Приходите, — ответил он, выливая пенку в бумажный стаканчик. — Я всегда рад зрителям. Можете даже поучаствовать в ставках.       — А прокатишь? — Юан облокотилась на стойку и наклонилась вперёд, состроив умоляющую мину. — Ну пожа-а-алуйста.       — Начало-о-ось, — протянул Буичиро.       Накахара закрыл стаканчики крышкой и поставил на столешницу перед Ширасэ и Юан. Он улыбнулся, его глаза буквально сверкали притворным самодовольством.       — Я подумаю.       — Как мне тебя уговорить?       Юан подмигнула и покрутила на столе свой стаканчик с кофе. Дазай едва не выругался вслух. До чего же дешёвый трюк.       — Чашечка кофе, и я и моя крошка Ямаха твои.       — Тогда мне придётся скупить весь ассортимент «Узумаки», чтобы кататься с тобой всю ночь.       Чуя приподнял брови, но быстро собрался и ответил с ухмылкой:       — На всю ночь расценки другие, но, думаю, мы сможем договориться.       Осаму со стуком поставил на полку сироп. Услышав тишину, он обернулся. На него смотрели три пары глаз: Чуя и Юан выглядели растерянно, а Ширасэ — раздражённо.       — Проблемы? — спросил Буичиро.       Он будто бы только и искал шанс ввязаться в перепалку. Дазай внутренне закипал, но внешне изо всех сил старался выглядеть как можно более холодно.       — Да нет, никаких. Всегда рад гостям, даже если они крайне надоедливы.       Осаму расслабленно повёл плечом, словно отмахиваясь от надоедливой мухи. Ширасэ, кажется, это только ещё больше взбесило. Юан предпочитала молчать, не подливая масла в огонь.       — Дазай, — напряжённо проговорил Чуя. — Что за херня с тобой сегодня?       — Понятия не имею, о чём ты.       — Придурок… — прошипел Буичиро, хватая кофе со столешницы. — Пошли, Юан. Увидимся, Чуя.       Юан глупо хихикнула и махнула рукой на прощание, слегка сбитая с толку произошедшим. Когда за ними закрылась дверь кофейни, Чуя повернулся к Дазаю и сложил руки на груди.       — Ну?       Осаму протирал полки тряпкой и старался не реагировать на то, как тяжело и неприятно повисло между ними молчание. Он уже тысячу раз успел внутренне себя казнить за то, что опять не удалось удержать язык за зубами.       — Обычно тебя не заткнуть, а сейчас вдруг воды в рот набрал.       Чуя покачал головой.       Осаму закусил губу. Что он должен был сказать? «Меня бесит, что в этом мире существуют люди, которые тебя не ценят, а ещё больше — что ты даришь им своё внимание? Даже если они этого не заслуживают, даже если им это вовсе не так необходимо, как мне?»       Нет, не в этой жизни. Ни в какой другой он бы не произнёс этого вслух, ведь это значит расписаться в собственной уязвимости и ущербности.       — Хочешь поговорить? — вдруг спросил Дазай.       — Было бы неплохо.       — Ты когда-нибудь слышал про «лисий фокстрот»?       Он бросил тряпку на полку и обернулся к Накахаре с широкой натянутой улыбкой. Тот на секунду замер с выражением изумления. Если бы не ситуация, Дазай бы даже посмеялся над тем, как уморительно вытянулось его лицо.       — Что, блядь?       — Лисий фокстрот. Это такой брачный танец, который танцуют лисы, чтобы привлечь партнёра. Я даже видео на Ютубе посмотрел. Удивительные животные.       — Ты… ты шутишь?       — Нет, я не шучу, можешь погуглить.       Дазай прошёл мимо Чуи и облокотился на стойку, подперев подбородок кулаком. Накахара невесело усмехнулся, стянул передник и бросил на столешницу. Он вышел из-за прилавка и направился к чёрному выходу, на ходу доставая сигареты из кармана.       — Пошёл ты.       — Ты ведь хотел поговорить, — бросил Осаму ему вслед. — Тема не понравилась? Давай другую найдём.       Чуя остановился на полпути.       — Я хотел нормально поговорить. Потому что, блядь, не понимаю, почему ты порой себя ведёшь как идиот. А ты, вместо того чтобы пойти мне навстречу, опять устраиваешь цирк.       Он махнул на Осаму рукой и хлопнул дверью, скрывшись на улице. Дазай вздрогнул от хлопка и сжал пальцами переносицу. Он снова провалился по всем фронтам.

***

      Чуя резко вздохнул, не вполне осознавая, где находится и какой сейчас год. Что он отчётливо понимал: телефон под его подушкой разрывался. Он, едва разлепив один глаз, нащупал трубку и сбросил звонок, вглядываясь во время на экране телефона. Два ебучих часа ночи.       Ширасэ на верхнем ярусе матерился, раздражённо переворачиваясь с одного бока на другой. Накахара бы и чувствовал себя виноватым, если бы не был таким сонным и потерянным. Он никогда не ставил телефон на беззвучный, потому что кому, блядь, придёт в голову звонить ему посреди ночи?       Чуя вздохнул. Рука вместе с телефоном упала на живот, и он снова начал проваливаться в темноту, пока из сна его не вырвал всё тот же звук рингтона.       — Блядь, да выключи! — послышался сверху раздражённый голос Ширасэ. — Дай поспать.       — Господи, сейчас, — прохрипел Накахара, поднимаясь на кровати.       Он провёл ладонью по лицу, протёр глаза и вгляделся в подпись звонящего контакта: «Позёр». Чуя быстро свайпнул вызов и приложил телефон к уху, просопев что-то нечленораздельное. Если этот придурок сейчас не на грани смерти, он его сам убьёт.       — Разбудил? — послышался виноватый голос на том конце провода.       — Какого хрена, Дазай? — зло зашептал Чуя. Он свесил ноги с кровати и безуспешно пригладил торчащие во все стороны волосы. — Случилось чего?       — Ну-у-у, — протянул Осаму. — Ещё нет, но случится. Ты можешь спуститься вниз?       — Что, блядь? Вниз? Ты время видел?       Чуя поднялся на ноги и начал шлёпать босыми ногами по комнате, ища хоть какую-то одежду в темноте.       — Так нужно. Жду тебя у входа в общежитие.       — Нет, стой. Сука, — прошипел Накахара, врезавшись в ножку стула.       Он зажмурил глаза, схватил спортивные штаны, торчащие из-под кровати, и выдавил:       — Сейчас комендантский час — мне придётся спуститься по пожарной лестнице.       — Ох. Этого я не предусмотрел, — пробормотал Дазай. — Надеюсь, ты меня не убьёшь. Буду ждать у пожарной лестницы.       Он сразу же отключился, даже не дав возможности обматерить его как следует. Чуя в полусонном состоянии натянул штаны, достал какую-то старую толстовку из шкафа и взглянул на тёмное отражение в зеркале двери. После сна волосы топорщились, а глаза больше напоминали узкие щёлки. Ещё и след от подушки на лице — полный пиздец.       Он стянул зубами резинку с запястья и соорудил подобие пучка на затылке. Это лучше, чем ничего. Захлопнув дверь, Накахара напоролся на хмурый взгляд Ширасэ, лениво свесившегося с верхнего яруса.       — Чуя, что за хрень?       — Сам не знаю, — буркнул он, сунув телефон в карман штанов, и быстро натянул кроссовки. — Скоро вернусь. Наверное.       — То есть, он звонит тебе среди ночи, и ты сразу подрываешься. Это нормально?       — Что ты, блядь, несёшь? — процедил Накахара. — И вообще, какая тебе разница, куда и к кому я иду? Я ведь не устраиваю тебе допрос, когда ты возвращаешься пьяный посреди ночи.       — О, — холодно ответил Ширасэ, приподняв брови. — Какая разница. Вот, значит, как.       Чуя сжал ручку двери и тяжело выдохнул. Он и так злился на Осаму за то, что тот выкинул в «Узумаки». Не хватало ещё и с Ширасэ отношения окончательно испортить.       — Без обид, ладно? Я не это имел в виду.       Буичиро просопел что-то со своего яруса и завалился обратно на матрас.       — Мне это всё не нравится. И Дазай этот твой тоже.       — Он не мой, — отрезал Чуя. — Ложись спать, Ширасэ. Я скоро вернусь.       Накахара как можно тише прикрыл за собой дверь и на цыпочках стал пробираться к балкону этажа в конце коридора. Всё ещё чуточку дезориентированный после сна, он не уследил за балконной дверью, и она громко хлопнула за его спиной. Чуя сжался, искренне надеясь, что никто ни хрена не услышал, потому что проблем с дисциплиной не хотелось, как и вылететь из общаги за нарушение правил.       Он перелез через кованые перила и зацепился за пожарную лестницу, твёрдо встав ногами на ступеньки. Спускаясь, Чуя мысленно материл Дазая, которому вдруг пришло в башку заявиться сюда в два часа ночи.       С того разговора в «Узумаки» прошло несколько дней, и Накахара бы не соврал, если бы сказал, что чувствовал пробежавший между ними холод. Его злило не то, как по-тупому иногда вёл себя Осаму. Нет, к этому он привык. Чуя взбесился, что Осаму закрылся. Ему казалось, будто тот миг откровения на пирсе подтолкнул их друг к другу на двадцать шагов вперёд, что теперь они действительно будут разговаривать друг с другом, когда это необходимо. Но, видимо, Дазай так не считал, поэтому при первой же возможности повернулся к нему спиной, натянув маску клоуна.       И ведь продолжал её носить даже тогда, когда они перекидывались парой слов в университете и работали вместе. Он делал вид, что ничего не произошло, и удавалось ему, сука, легко. Чуя так не мог. Притворство не его стиль. Поэтому он разговаривал с Дазаем только по делу, игнорировал его шутки, болтовню и любые попытки завести непринуждённый разговор.       Хотелось, чтобы он тоже разозлился, может, хоть так удастся вывести его на чистую воду и услышать, что он на самом деле думает. Неужели Чуе нужно каждый раз падать с грёбаного мотоцикла, чтобы добиться от этого идиота искренности?       Он спрыгнул на землю и оглянулся: Дазай привалился спиной к стене и внимательно смотрел на Чую.       — Говори, что хотел, и съебывайся. Мне рано вставать.       Осаму оттолкнулся от стены и подошёл ближе.       — Пойдём, — сказал он, мотнув головой в сторону улицы.       — Куда? Ты совсем ёбнулся, что ли?       — Увидишь.       Дазай привычно схватил Чую за рукав и потянул за собой. Он раздражённо выдернул толстовку из цепких рук и сжал зубы, всё же направившись следом.       — Если ты не скажешь, куда мы идём, я развернусь и уйду.       — Не уйдёшь, — мягко проговорил Осаму.       Накахара упрямо остановился посреди улицы и спрятал руки в карманы.       — Да с хуя ли?       Дазай тяжело вздохнул и обернулся. По лицу невозможно было прочитать, что творилось в этой проклятой черепушке, но его глаза устало и как-то печально глядели в ответ. Жёлтый свет уличного фонаря ласково струился по его взъерошенным волосам и едва касался щеки.       — Как же с тобой порой тяжело…       — И это ты мне говоришь? Позвонил мне посреди ночи, вытащил на улицу, куда-то повёл, ни слова не сказал! — взорвался Чуя. — Да я, мать твою, образец терпения.       — Пожалуйста, — тихо сказал Дазай. Он пару раз моргнул, отвёл взгляд и пнул носком кроссовки лежащий на земле камешек. — Просто пойдём.       В ночи, в мягком свете фонаря, мерцающем за спиной, с поникшими плечами и этими долбаными грустными глазами, Осаму выглядел жалко. Накахара на секунду прикрыл веки и шумно вздохнул, уже смирившись, что он, блядь, пойдёт. Пойдёт и, скорее всего, пожалеет. Он и под гильотину ляжет, если Дазай ещё раз так на него посмотрит.              — Я убью тебя когда-нибудь, — прошипел Чуя, зашагав вперёд. — Клянусь богом, придушу.       Осаму криво улыбнулся, но эта улыбка тоже вышла тоскливой.       Они молча шли по улицам Йокогамы. Впервые за долгое время между ними возникла такая натянутая тишина. Было слишком непривычно без бубнежа Дазая. Это ощущалось неправильным, неестественным. Но Чуя не решался заговорить первым, осторожно предполагая, что Осаму сейчас как раз это и было нужно — не просто так ведь он вытащил его на улицу. Может, всё-таки хочет поговорить, но не знает, как начать. Собирается с мыслями?       Но Дазай не торопился начинать разговор, упрямо ведя Чую в сторону пирса. Мимо них проносились редкие машины, разрезая напряжённое молчание, и уносились вдаль. Накахара всю дорогу зевал, исподлобья поглядывая на Осаму. Тот задумчиво смотрел себе под ноги.       В конце концов Чуя, сдавшись, фыркнул и прибавил шагу, чтобы побыстрее дойти до точки назначения, лишь бы это кончилось. Он злился от неизвестности, которая постоянно сопровождала Дазая и все его действия. Но всё равно вёлся на его уговоры и уловки, чувствуя себя чужой марионеткой.       Потому что интересно. Потому что волнующе. Потому что Осаму был загадкой, и её хотелось сделать понятной. Чуя не любил непонятное, от этого хотелось поскорее избавиться, но вычеркнуть Дазая из своей жизни уже не мог.       Вероятно, он попался в эту ловушку, когда впервые услышал слетевшее с губ ласковое «лисёнок». Ненавистная когда-то кличка, с которой он давно внутренне смирился.       Наконец, они подошли к краю пирса с пришвартованным к нему маленьким круизным кораблём. Он выглядел потрёпанно и пусто, будто никто давно не выводил его на воду. Чуя прищурился, когда Дазай воровато огляделся по сторонам, вытянув шею. Вокруг почти никого не было, только достаточно далеко от них по пирсу прогуливались редкие одиночки.       — Ты же не…       Осаму поднялся на перекинутый от пирса к кораблю трап и дошёл до самого борта. Он провёл ладонями по перилам и, зацепившись за свисающий сверху трос, легко перемахнул через них, оказавшись на палубе.       — Дазай! — процедил Чуя, сжав руки в кулаки. — Это же незаконно! Тут наверняка повсюду камеры!       Дазай высунулся из-за борта и замахал руками, подбадривая:       — Лезь быстрее, пока никто нас не заметил.       Накахара оглянулся по сторонам: наверняка здесь есть охрана, даже капюшон худи его не спасёт, ведь уже засветил своё лицо на всех камерах. Он подождал, пока прохожие в другом конце пирса отойдут подальше, и ступил на трап. Чуя прошёл вперёд, крепко вцепившись в верёвочные перила. Дазай качнул трос в его сторону, и он последовал его примеру, совершенно не грациозно рухнув на пол корабля.       — Надо было подать руку, совсем забыл про твой крошечный рост, — прозвучал сверху игривый голос Осаму.       Накахара поднял взгляд, уткнувшись взглядом в протянутую ладонь. Он оттолкнул её и сам поднялся на ноги, отряхивая штаны от пыли.       — Какого хуя? — истерично зашипел Чуя. — Ты что, совсем ебанулся? А вдруг нас поймают? Я, блядь, даже не знаю, сколько лет тюрьмы дают за вторжение на чужую собственность!       Дазай проигнорировал эту тираду и развернулся, зашагав по палубе.       — Ты… невыносимый мудак!       Чуе ничего не оставалось, кроме как злобно топать за ним.       — Мне напомнить, что это из-за тебя мы два раза удирали от полиции? — со смешком спросил Дазай.       — Это ты так решил мне отплатить?!       — Успокойся, лисёнок. Этот корабль вдоль и поперёк излазили даже школьники, он тут уже давно стоит. — Осаму обогнул надстройку судна и остановился рядом с железной лестницей, ведущей на крышу. Он обернулся к Чуе и подмигнул. — Так что никто нас не поймает.       Наблюдая, как Дазай лезет наверх, Чуя только возмущённо глотал воздух.       — И когда ты, блядь, собирался мне об этом сказать? — крикнул он.       Осаму, уже забравшийся на крышу надстройки, перегнулся через перила и глянул вниз.       — А ты не спрашивал, — он ехидно улыбнулся. — Пошевеливайся, Чуя!       Накахара, пыхтя от негодования и остатков злости, поднимался по лестнице. Пыль и ржавчина пачкали ладони, так что он отряхнул руки о штаны, насколько смог, как только забрался.       Оглядевшись, Чуя поражённо вздохнул. Высота была небольшой, но здесь отличный вид на Токийский залив, на чьей водной глади плясали отблески огней ночного города и полная луна. И сам пирс, петляющий дорожками и переходами, отсюда был как на ладони. Дазай подошёл к самому краю надстройки и облокотился на высокие перила, положив подбородок на руки.       Чуя обогнул всякий хлам — вроде пузатых мотков тросов, мешков и морских приспособлений — и остановился рядом. Он коснулся кончиками пальцев холодных перил, ощутив ими облупленную краску и влагу.       — Меня уже начинает бесить твоё молчание.       Накахара натянул на ладони рукава толстовки и поёжился от прохлады.       — Я думал, ты мечтал, чтобы я заткнулся, — невесело усмехнулся Дазай.       — Не начинай… вот это. — Чуя неопределённо махнул рукой в воздухе. — Чувствую себя глупо, потому что каждый раз завожу разговор о чём-то серьёзном первым, как будто это нужно мне одному.       — Лисёнок… — Осаму цокнул языком и покачал головой, будто услышал величайшую глупость в мире.       — Блядь, ну что?! — вскинулся Чуя. — Хочешь сказать, это не так? — Дазай оторвал взгляд от воды и посмотрел ему в глаза. — Ты постоянно пытаешься залезть мне под кожу, а когда я приближаюсь к чему-то личному, что касается не-е-ебически скрытного и загадочного Осаму Дазая, натыкаюсь на стену. Единственный раз…       Он не дал договорить и обхватил чужой подбородок пальцами, повернув лицо Чуи в сторону воды. В небе над противоположным берегом, в Кимицу, засверкали яркие всполохи салютов. Накахара застыл с приоткрытым ртом, а все язвительные слова, готовые вот-вот сорваться с языка, куда-то исчезли. Как и прикосновение холодных влажных пальцев, что всё равно ощущалось теплом на коже.       Пока в ночном небе разноцветные вспышки сменяли друг друга, Дазай произнёс:       — Я не прошу поблажек или снисхождения. Просто хочу, чтобы ты знал, что я стараюсь.       Чуя закусил губу и покрепче вцепился в перила, будто бы нутром чувствуя: это, пожалуй, самое искреннее, что Осаму ему когда-либо говорил. Ему вдруг стало стыдно за всё, что успел сказать, и за холодное молчание, последовавшее после той перепалки. Дазай ведь… наверное, и не умел по-другому. Только так: своими дурацкими методами вроде подколок и приставаний, за которыми всегда скрывались крохотные жесты расположения и такое глубоко внутри желанное Чуей внимание.       И ведь придумал же всё это, притащил его сюда только для того, чтобы Чуя полюбовался фейерверками. Как-то некстати вспомнились рассуждения на крыше об идеальном свидании. Он мотнул головой, отгоняя мысли, и посмотрел на Осаму. В карих, почти чёрных в темноте ночи глазах плясали огни салютов. И почему-то вот так, именно в отражении его зрачков, это выглядело красивее.       Наверное, то, что он сказал, можно было считать чем-то вроде извинений, но в этот миг Чуя почувствовал: Дазаю не за что извиняться. Он такой, какой есть: дурной, надоедливый, немного не от мира сего, привыкший прятаться в скорлупе от собственных чувств. Откуда, в конце концов, мальчику, свалившемуся с астероида, знать, как устроены люди?       Чуя тоже облокотился на перила и положил подбородок на руки, отзеркалив позу Дазая. Он перевёл взгляд в тёмное небо, где догорали остатки салютов.       — Тогда я тоже постараюсь.