О выборе и спасении

Больше всего я не хочу, чтобы он догадался, так что постараюсь безупречно сыграть свою роль до самого конца спектакля. Может, хоть овации будут громкими. Но, скорее всего, к этому моменту мне уже будет всё равно.

      — К капучино советую взять вот эти кексики с матчей, потрясающе подойдут. — Дазай, дружелюбно улыбаясь клиентке, ткнул пальцем в сторону десертов на витрине. — А лучше попробуйте мороженое из тофу и кинако, если вам по душе сочетание горячего и холодного!              Чуя за его спиной уже во второй раз заканчивал взбивать молоко: сегодня по какой-то причине блядская пенка совсем не хотела становиться воздушной и, сука, тающей на языке. Возможно, дело было в заваленном тесте по истории, к которому он не успел подготовиться из-за работы. Может быть, в набирающей обороты майской жаре. А вероятно, всему виной был Осаму, который болтал со всеми подряд, хотя пару недель назад это не так бесило.       Рядом раздался смущённый девичий смех. Из-за раздражения на злоебучее молоко Чуя пропустил мимо ушей последние пару минут разговора. Блядство. Он влил пенку в бумажный стаканчик и закрыл крышкой.       — Ну что вы… — девушка прикрыла рот рукой и снова тихо рассмеялась. — Не стоит, это лишнее.       — Нет, правда, ваши волосы буквально сияют…       — Капучино с сахаром, — объявил Чуя, поставив стаканчик на столешницу. — Что-нибудь ещё?       Она удивлённо посмотрела на Накахару, будто мгновение назад поняла, что он тоже здесь.       — Спасибо… Даже не знаю, может быть, всё же попробовать кексы?       — Не обращайте внимания на моего хмурого напарника: он просто не выспался, — проговорил Дазай, посылая Чуе вопросительный взгляд. — Давайте я подскажу, выберем самый вкусный десерт.       Осаму подошёл к витрине, и девушка последовала за ним. Они о чём-то тихо переговаривались через прилавок. Со своей стороны Чуя слышал только любезные интонации в голосе Дазая и глупое хихиканье в ответ на его реплики.       В будний день в три часа дня в «Узумаки» было малолюдно. Из-за набирающего обороты тепла многие приходили лишь за холодным кофе или лимонадами, практически никто не желал мариноваться в кофейне, когда на улице такая тёплая погода. Чуя достал из-под столешницы учебник по французскому и хмуро уткнулся в параграф, но его отвлекли голоса.       — Большое спасибо… — прижав бумажный пакет с десертом к груди, девушка бросила взгляд на бейджик Осаму. — Дазай. Обязательно вернусь ещё раз! — она подхватила стаканчик со стойки и с улыбкой кивнула, прежде чем направиться к двери.       — Всегда к вашим услугам, Аямэ, — ответил Осаму и облокотился на столешницу, провожая её взглядом.       Как только на двери звякнул колокольчик, Чуя вернул своё внимание книге. Внимание — сильно сказано, ведь за последние минут пять он не прочитал ни строчки.       — Лисёнок, ты что, заболел? — спросил Дазай. — Так всех клиентов распугаешь. Господин Миямото будет не очень доволен, если нам оставят плохой отзыв.       — А что, блядь, я обязан с каждой юбкой флиртовать? — огрызнулся Чуя, уткнувшись в страницы. — На собеседовании такое условие не обговаривалось.       Осаму усмехнулся, подошёл ближе и опёрся спиной о столешницу рядом, заглядывая в учебник.       — Разве я флиртовал?       Чуя захлопнул учебник и повернулся к Дазаю.       — Ваши волосы так блестят… — передразнивающе промямлил Накахара. — Мои губы всегда к вашим услугам… О, милая Аямэ…       — Этого… не было, — озадаченно пробормотал Осаму. — Ну, ладно, может, про волосы и было. Чего это ты вдруг взъелся?       Чуя фыркнул и подошёл к стойке, бросив учебник. Дазай последовал за ним.       — Ты так отвратительно перед ней лебезил, что у меня чуть уши в трубочку не свернулись.       — Это стандарты клиентоориентированности и обычная вежливость, мой дорогой Чуя. Стоит подучить азы. Но я думаю, что тут дело в другом.       — Только не втягивай меня в свои манипуляции, будто я ничего не понимаю. — Но ему всё равно было интересно. — И в чём же?       — У меня два варианта. — Осаму согнул большой палец, задумавшись. — Первый: она тебе приглянулась — вот ты и бесишься. А утончённости и способностей к флирту в тебе, уж извини, столько же, сколько грации в гиппопотаме.       — Чё?! — угрожающе вскрикнул Чуя, сделав шаг вперёд.       Дазай загнул указательный палец и попятился.       — О чём я и говорю. Второй: ты просто меня приревновал.       — Да ты башкой ударился, — выплюнул Накахара. Он толкнул Осаму в плечо, из-за чего тот с охом врезался в полку, на которой опасно пошатнулись бутылки с сиропами.              — И с чего ты, блядь, взял, что я не умею флиртовать?       — О, ты не отрицаешь, что второй вариант возможен, — прокряхтел Дазай, подхватывая упавшую сверху бутылку, едва не свалившуюся ему на голову. — Мой ревнивый лисёнок!       — Завались. — Чуя ткнул пальцем в его грудь и прищурился. — Давай поспорим. Следующая девушка, которая войдёт в кофейню, оставит мне свой номер телефона.       Он и сам понятия не имел, откуда в нём взялась такая злость и желание доказать неправоту Осаму. Как будто даже мысль, что он в чём-то уступает Дазаю, была для него невыносима. Тот и так полмесяца нянчил его, пока Чуя окончательно не научился азам работы в кофейне и не смог оставаться один, в то время как напарник отлучался принять поставку или просто перевести дух на перерыве.       А теперь он делал предположения о том, о чём вообще не знал. Господи, Чуя в душе не ебёт, умеет ли он флиртовать, просто потому что у него не было возможности это проверить.       В средней школе его не интересовали отношения, а потом стало как-то вообще не до этого: смерть мамы, свалившиеся обязательства, помощь Полю, подработка и учёба.              Только после поступления в университет он смог чуть-чуть выдохнуть и стал задумываться о том, что пора бы уже, наверное, попробовать устроить свою личную жизнь, да и шутки Ширасэ про вечную девственность уже подзаебали.       — О-о-о, я люблю споры, — с широкой улыбкой ответил Дазай. Чуя сделал шаг назад и сложил руки на груди. Осаму вернул сироп на место и задумался, почесав подбородок. — На желание?       — По рукам. Но у меня одно условие: ты не лезешь и заваливаешь ебало.       — Чу-у-уя! — Осаму разочарованно и капризно всплеснул руками. — Ты обламываешь весь кайф.       — Либо так, либо никак.       Дазай вскинул голову к потолку и стал ходить кругами по небольшому пространству за стойкой. Он бормотал себе под нос что-то про желание и упущенные возможности, но затем остановился и хитро посмотрел на Чую.       — Хорошо, я не буду встревать. Но если ты проиграешь, я придумаю самое извращённое желание, какое только придёт мне в голову.       — Чёртов придурок, — прошипел Накахара.       Он отвернулся к стойке и снова взял в руки учебник, силясь отвлечься от навязчивых мыслей. Но тема Passé simple всё никак не хотела закрепляться в мозгу, а тревога из-за того, во что ввязался, вовсе уводила внимание в сторону. Проиграть совсем не хотелось, и Чуя не собирался отступать, но что, если он облажается? Дазай же до конца жизни не забудет этот проёб и обязательно придумает что-нибудь отвратительное. Он не думал, что Осаму действительно способен перегнуть палку и заставить его, например, прийти в универ голышом, в одних лисьих ушах на макушке, но приятного в его желании вряд ли будет много.       Все знания про общение с девушками Чуя черпал в основном из медиа: книги, сериалы, фильмы. Это не должно быть сложно… в теории. К тому же, он достаточно насмотрелся на то, как флиртовал Дазай: тот, конечно, имел удивительную способность пудрить женщинам мозги своей напускной любезностью и комплиментами, да и смазливая рожа была плюсом.       Чуя тоже уродом себя не считал, скорее, наоборот. Он знал, что привлекателен: в старшей школе Ширасэ только успевал передавать чёртовы валентинки от одноклассниц — все, конечно, оказывались в мусорном ведре, но это о чём-то да говорило. Да и слепым он не был, потому как видел, каким взглядом его порой провожали. Это не будет сложно. Да. Херня вопрос.              Накахара со стоном захлопнул учебник. Дазай за спиной всё это время копошился, как будто ему было жизненно необходимо занять руки. Чуя оглянулся: в кои-то веки этот придурок решил сам почистить холдер, так что он сосредоточенно тёр инструмент щёткой под шум воды.       В этот момент звякнул колокольчик на двери. Накахара бросил взгляд на гостя и едва не застонал от досады, потому как на пороге появилась девушка. Блядь, ну почему так скоро? Ебучая вселенная даже не дала шанса подготовиться.       Осаму моментально перестал копаться, сложил руки в карманы передника и опёрся о столик, поиграв бровями. Чуя послал ему убийственный взгляд, спрятал учебник под столешницу, достал из своего арсенала дружелюбную улыбку и приготовился к позору. Нет, ну ни-ху-я же у него не выйдет.       Тревога заворочалась в груди, а скулы стали потихоньку алеть.       В голове эхом проносилось только: блядьблядьблядьблядь и ничего больше.       — Добрый день, — прочистив горло, выдавил он. Отличное, сука, начало. — Вам что-нибудь подсказать?       — Здравствуйте! — девушка вежливо улыбнулась и поправила лямку сумочки на плече. — Пожалуй, да. Как-то жарковато сегодня, хотелось бы охладиться.       — Понимаю. Могу предложить колд брю, айс-латте или гляссе: сегодня они пользуются популярностью, — ответил Чуя.       «Ну и что я несу? И почему я сразу не сказал: гляссе будет отличным выбором, если вы любите сладкое? Сука, как же тяжело».       На Дазая сзади он даже не смотрел, хотя спиной чувствовал его взгляд. Вместо этого Чуя рассматривал девушку, ища за что зацепиться. Волосы? Да нет, обычные, тёмно-каштановые, тут даже комплимент не придумаешь. Аксессуары? Мимо. На её плече была обычная белая сумочка, ничего лишнего. Глаза? Карие, сходу так не зацепишься; не будет же он, как дурак, с нихуя сравнивать её глаза с цветом ебучего колд брю с тоником.       И как он вообще должен попросить номер телефона у девушки, которую видит впервые?! О чём он только думал, предлагая этот долбаный спор?       Стараясь подавить внутреннюю панику, Чуя пропустил мимо ушей её реплику. Так, спокойно, мать вашу.       — Простите, не могли бы вы повторить? — он со смешком заправил выбившуюся прядь за ухо в попытке деть куда-то подрагивающие руки. — Понимаю, будет звучать как дешёвый подкат, но я залюбовался и всё прослушал.       — О… — девушка удивлённо отвела взгляд в сторону и улыбнулась. — Я сказала, что айс-латте звучит неплохо.       Её слегка покрасневшие скулы придали немного уверенности. Чуя вдруг осознал, что ему вовсе не нужно копировать методы Дазая, сыпать комплиментами и забалтывать милыми глупостями. Он просто… может быть собой. Выиграет — отлично. Проиграет? Ну и чёрт с ним. Сам ведь предложил, будет уроком.       — Отлично. С собой? Может, добавим сироп? — Чуя подошёл к кофемашине и занялся приготовлением эспрессо. — Мне кажется, вам пришёлся бы по душе банановый или пломбирный. Что скажете?       Чуя бросил взгляд на Дазая: тот усиленно делал вид, что занят проверкой маркировок холодных десертов в холодильнике, но по его слегка заторможенным действиям было видно, что он прислушивался и не упускал ни единого слова. И молчал, слава богам.       — С собой, а сироп… доверюсь вашему выбору.       Накахара обернулся и заметил, что девушка облокотилась на барную стойку и с интересом наблюдала за его действиями. Он подошёл к холодильнику, отпихнул Дазая в сторону и достал лёд. Время продумать следующий шаг.       Осаму оторвался от десертов и стал тихо мурлыкать себе под нос какую-то мелодию, показательно сосредоточенно осматривая содержимое полок. Выглядел при этом как полный идиот, так что Чуя чуть не прыснул.       — Как вас зовут? — спросил он, смешивая эспрессо и пломбирный сироп.       — Мэзуми, — отозвалась та. — Разве обязательно писать имя на стаканчике, если кофейня пуста? — она растерянно улыбнулась. — Вряд ли кто-то украдёт мой заказ.       Чуя добавил эспрессо в стаканчик и закрыл крышкой.       — Айс-латте для прекрасной Мэзуми, — он закусил губу и с застенчивой улыбкой протянул кофе. — Вот теперь это был дешёвый подкат. Простите, я веду себя глупо, когда волнуюсь.       Там, где копался Дазай, послышался какой-то полукашель-полувздох. Чуя подавил желание запустить в него ёбаным латунным холдером.       — Спасибо, — тихо сказала она, беря стаканчик. Её скулы постепенно приобретали ярко-красный оттенок, и с каждой секундой Накахара чувствовал себя всё лучше и лучше, понимая, что победа у него практически в кармане. Мэзуми окинула Чую робким взглядом, но на мгновение ему показалось, будто в её глазах мелькнул живой интерес.              — Сколько с меня? — спохватилась она.       Накахара потянулся за салфеткой и маркером.       — Всего лишь номер телефона. Иначе я сойду с ума, зная, что упустил свой шанс.       Мэзуми мило рассмеялась, прикрыв рот ладонью.       Она даже не колебалась. Господи. Чуя чувствовал, как сердце, словно сумасшедшее, бьётся о рёбра в груди. Кончики пальцев подрагивали уже не от тревоги, а от предвкушения и приятного волнения, когда он забирал у девушки салфетку с чернильными цифрами. Как дела, ёбаный Дазай?       Он сдержал порыв повернуться и кинуть в его наверняка кислое ебало салфетку. Вместо этого он очаровательно улыбнулся Мэзуми и заметил, как она буквально на миг задержала на нём свой взгляд, прежде чем попрощаться и направиться к выходу из кофейни. Накахара помахал ей вслед и тяжело выдохнул, стоило двери закрыться. На «Узумаки» спустилась оглушающая тишина. Казалось, даже фоновая музыка в этот момент притихла.       Чуя опёрся ладонями о столешницу, ощутив какую-то минутную усталость, однако её место быстро заняли плещущие через край радость и победный восторг.       Он обернулся на Осаму с гаденькой улыбкой и помахал ладонью с зажатой в ней салфеткой.       — Выкуси, блядь.       Накахара даже на секунду усомнился в собственном успехе, и удовольствие от выигрыша в споре как-то поутихло, потому что в чужом взгляде не было ни намёка на досаду или негодование. Осаму выглядел… задумчивым и показался вдруг каким-то уязвимым и маленьким.       Наваждение длилось всего миг, пока он не подошёл и не выдернул салфетку из рук Чуи, придирчиво рассмотрев её. Будто, блядь, он мог как-то его обмануть.       — Поздравляю, — безразлично сказал он и пожал плечами.       Накахара забрал салфетку обратно. И почему победил он, но и чувствует себя проигравшим тоже он? Что за дерьмо?       — Рожу сделай попроще, а то тошно.       — Что будешь с ней делать?       Дазай подошёл к стойке и достал из кармана передника тряпку, принявшись протирать всё, что попадалось под руки. Хотелось схватить его за плечи и хорошенько встряхнуть, чтобы он перестал выглядеть таким. И одновременно задеть как-нибудь посильнее. Чего из этого хотелось больше, Чуя не знал, так что ухмыльнулся и ответил:       — Как что? Разве разбрасываются номерами симпатичных девчонок?       Дазай невесело усмехнулся.       — Ну и какое желание ты загадаешь?       — А вот это, — сказал Накахара, подойдя к стойке, — я тебе не скажу. — он облокотился на столешницу и забрал тряпку из рук Осаму. — Приберегу для особенного случая.       — О-о-о, интересно, — протянул Дазай. Он повернулся к Чуе, и уголок его рта приподнялся в кривой улыбке. И от этой улыбки что-то в груди, тянущее и неприятное, сразу смягчилось, словно кто-то ослабил натянутую струну. — Что же это за особенный случай такой?       — Узнаешь. — Накахара подмигнул ему и легонько пихнул плечом. — Что хотел загадать? — спросил он, теребя тряпку в руках. — Наверняка в твою башку пришло что-то отвратительное и связанное с теми ебучими лисьими ушами, про которые ты мне все уши прожужжал.       — Вообще-то, в том магазине были ещё и хвосты, но это не так интересно, как загадать, например, чтобы ты пришёл на смену в костюме горничной…       — Ублюдок, — усмехнулся Чуя.       — На самом деле, — начал Дазай, выдержав короткую паузу. — Я планировал использовать желание по-другому. Хотел, чтобы ты прокатил меня на своём байке.       Накахара даже завис от такой честности.       — И всего?       — Да, и всего.       Чуя сложил скомканную тряпку и бросил её в грудь Дазая. Подходило время пятиминутного перерыва, да и курить хотелось невыносимо после таких американских горок. Он направился к подсобке, чтобы попасть через чёрный вход в переулок, но остановился и обернулся.       — В субботу я еду на гонки. Прокатить не обещаю, но можешь приехать посмотреть.       Лицо Осаму приобрело совершенно глупое выражение восторга и трепета: брови в удивлении поднялись, а глаза расширились так, будто ему только что сообщили о выигрыше в лотерею.       — Договорились! — услышал брошенное в спину Чуя.       Он же пожалеет? Конечно, пожалеет.       Его не покидало ощущение, будто он на большой скорости несётся прямиком в отбойник. Но желания притормозить или свернуть в себе так и не нашёл. Или не захотел.

***

      Часы субботы тянулись мучительно долго. Настолько долго, что Дазай от скуки успел переделать всю домашку. Следуя советам Мори, которые тот продолжал давать на факультативе, он даже попробовал выполнить пару упражнений, но концентрации хватило только на то, чтобы записать в блокнот несколько мыслей. Мозг абсолютно отказывался думать, как сделать эпитеты, описывающие собственную серую скучную комнату, ещё более запоминающимися и необычными: сама комната уж точно такой не была. Вместо этого воображение подкидывало картинки предстоящего вечера, усиливая чувство предвкушения от встречи с Чуей до невообразимого уровня.       Осаму был в глубочайшей беспросветной заднице, однако это его не тревожило. Он, словно обречённый мотылёк, летел навстречу мерцающему в тёмном лесу огню, прекрасно зная, как высока вероятность опалить крылья, если приблизиться слишком быстро. Но это лучше, чем чувствовать абсолютное Ничего. Кто бы стал винить его за то, что пустоте он предпочтёт боль?              Дазай натянул розовые резиновые перчатки Куникиды с уточками и занялся уборкой кухни просто потому, что так думалось лучше, а не потому, что сосед каждый день гундел из-за грязной посуды и пыльных подоконников. Но, может быть, тот хоть наконец успокоится и перестанет по вечерам без стука врываться в комнату Осаму с претензиями.       Чуя прислал СМС: адрес точки сбора — лаконично и в его стиле, но отчего-то к предвкушению добавилась нотка… разочарования? С того момента Дазай несколько раз успел зайти в переписку и убедиться, что сообщение всё ещё там, ему это не приснилось, у него получилось. Однако воспоминания о том, как очаровательно и открыто Чуя улыбался той девушке в кофейне, немного омрачали восторг от того, что он стал на ещё один шажочек ближе к нему. Это чувство… оно неприятно скреблось где-то в груди, напоминая: он никогда не был таким с тобой. И, может, никогда не будет, как бы ты ни старался дотянуться до него и почувствовать если не ожог, то хотя бы тепло.       Иногда ему ужасно хотелось спрятать Чую в карман своей толстовки, чтобы только он мог смотреть на него, узнавать его, раскрывать для себя по-новому. Как жаль, что это было невозможно.       Он и сам не знал, какого чёрта согласился на этот глупый спор, это ведь должно было быть весело?.. Поначалу и было, когда Накахара слишком привычно насупился, погрузившись в свои тревожные думы; но потом что-то произошло. В голове снова щёлкал грёбаный тумблер, когда Чуя так улыбался кому-то другому, когда Чуя так смотрел на кого-то другого, когда его внимание распылялось на кого-то, кто не был Осаму. И даже не был капельку похож на Осаму: ему бы хватило и этого для своего утешения. А потом он посмотрел на Дазая с самодовольством и превосходством, мол, видел, съел?       Конечно, съел. Просто не мог оторвать свой взгляд от него, словно приклеился, вляпался в Чую, застрял в нём, как муха, случайно угодившая лапами в смолу. Только вот… это не было случайно. Вначале он эгоистично хотел присвоить его себе и сам не заметил, как угодил в собственную ловушку. Какая ирония.       Дазай бросил мокрую тряпку в раковину и стянул перчатки. Куникиды всё ещё не было: кажется, с утра он тихо копошился в коридоре, собираясь на подработку — репетиторство со школьниками. Несмотря на своё вечное недовольство соседом, он всё равно старался не шуметь по утрам, чтобы не разбудить Дазая. Свою часть обязанностей по идеальному сожительству он выполнял исправно, потому что так было правильно.       Нужды соблюдать утреннюю тишину не было, потому что Осаму всё равно не спал. Он уже не помнил, когда в последний раз проваливался в сон больше, чем на четыре часа.       В этом были и плюсы, и минусы: он успевал переделать кучу дел по учёбе, но свободного времени всё равно было слишком много. Дазай даже начал задумываться, чтобы записаться в один из этих бесполезных студенческих клубов. Кажется, Йосано как-то говорила, что в киноклубе весело, но где он, а где съёмка фильмов? Или, может, попробовать записаться в кулинарный клуб? Было бы забавно тестировать на Чуе свою стряпню. Почему-то он был уверен, что Накахара поупирался бы, но всё равно влез в эту авантюру и плевался от недожаренных такояки, шипя: «Отравить меня решил, ублюдок?»       К его лицу снова приклеилась глупая улыбка. Да, он в абсолютной заднице. Залез туда с руками и ногами, отчего улыбка стала ещё глупее.       Осаму бросил взгляд на время, и волнение подскочило к горлу. Он убрал телефон в задний карман и, пританцовывая, стал копаться в шкафу среди вороха толстовок. Какой цвет вообще был ему к лицу?              Сиреневый? Дазай приложил ткань к затянутой свежими бинтами груди и обернулся к небольшому зеркалу в двери шкафа.       — Ужасно, — пробормотал он себе под нос. — Голубой? Слишком буднично. — Осаму запустил руку поглубже и достал бежевую толстовку.       Он натянул её и покрутился, придирчиво оглядывая отражение. Безуспешно попытался пригладить торчащие в разные стороны волосы, провёл кончиками пальцев по щекам и подбородку, проверяя, нужно ли побриться. Как будто собирался сегодня с кем-то целоваться, ради всего святого.       — Нет-нет-нет, — он цокнул языком, захлопнув дверь шкафа. — Об этом мы думать пока не будем. — Осаму подобрал с пола рюкзак и мечтательно вздохнул. — Но было бы славно…              Пора уже выходить, ведь предстояло ещё добраться из его богом забытого района до Йокогамы на Синкансэне, а опоздать и пропустить хотя бы секунду гонок он позволить себе не мог. Дазай собирался запомнить каждую деталь и взять всё.       Он заглянул в рюкзак, чтобы проверить бумажник, и наткнулся взглядом на чёртов блистер с таблетками. Осаму не помнил, когда вообще в последний раз их принимал. В марте? В апреле?       Он достал упаковку и покрутил её в руке, проверив срок годности. Что ж, когда-нибудь в другой раз. Дазай бросил таблетки в шкаф и кинул следом скомканные вещи, будто это могло скрыть присутствие лекарств.       Ему не нужна эта долбанная химия. Он прекрасно справляется и без неё. Если остальные люди могут существовать без таблеток, чем он хуже? Да и какой в них вообще толк, если это из него всё равно ничем не получится вытравить? Не существует таблетки, которая бы по щелчку пальцев сделала его здоровым.       Но ему в кои-то веки хорошо, даже замечательно, а значит, он может. Может существовать без костыля, может быть хотя бы чуточку нормальным, может не оглядываться на то, с каким грохотом в прошлом порушился его и так неустойчивый мир, когда врач в клинике озвучил приговор.       — Биполярное аффективное расстройство, — безразлично сказал он. — Со вторым типом совсем не сложно жить, если регулярно принимать таблетки и следовать рекомендациям.       Совсем не сложно.       Жить.       Жить?       Дазай всегда знал, что с ним что-то не так. С самого детства он отличался от других. Но с тех пор, как случилась катастрофа, жить — последнее, чего ему хотелось. Однако он упрямо продолжал карабкаться, помня об обещании Одасаку. Это единственное, что от него осталось.       Уже позже многое встало на место, сделалось объяснимым и понятным. Словно после слов врача у него наконец раскрылись глаза. Болезнь будто стала осязаемой после того, как ей дали имя и обозначение. А затем она начала поглощать всё вокруг, подчинять себе мозг, тело, самоощущение, самоопределение и чувства.       «Я чувствую себя хорошо, потому что мне хорошо, или потому что так хочет она?»       «Мне хочется умереть, потому что я так желаю, или потому что за ниточки тянет она?»       Иногда желание прополоскать мозг с мылом становилось нестерпимым. Временами Дазай старался об этом не думать. В другие моменты его это вообще не беспокоило, всё резко становилось нормальным.       Он хотел, чтобы это нормально оставалось как можно дольше.       Осаму вздрогнул, когда мобильник в заднем кармане завибрировал. Он подхватил рюкзак, принял звонок и поспешил обуваться в прихожую, прижав телефон к уху плечом.       — Да, лисёнок? Уже соскучился?       — Ты притащишь сегодня свою задницу или нет? — послышался хриплый голос Чуи на том конце провода. — Если успеешь пораньше, познакомлю тебя со своими приятелями.       Натянув кроссовки, Дазай выпрямился и поудобнее перехватил телефон.       — Моя задница в твоём распоряжении, она уже мчится на станцию, — с улыбкой ответил он.       Накахара цокнул языком.       — Не опоздай.       — Не опоздаю, но было бы славно, если бы кое-кто заехал за мной.       — Может мне, блядь, ещё и бутоньерку в карман пиджака засунуть? — фыркнул Чуя. Осаму забрал ключи, отворил дверь и очень громко вздохнул. — И что это значит?       — Просто перебираю в своей голове образы лисёнка в костюме на выпускной. Уверен, тебе бы пошёл чёрный, а мне белый. Но если что, я всегда готов к компромиссам…              Насмешливый голос Дазая стих за хлопнувшей входной дверью. В замочной скважине скрипнул ключ. На крохотную квартирку спустилась тишина, а зажёгшийся уличный фонарь тускло осветил тёмную пустую комнату.

***

      Под продолжающуюся болтовню Тачихары и Хигучи Чуя начал шарить по карманам в поиске сигарет. Он никак не мог сосредоточить своё внимание на их разговоре и постоянно «выпадал», ища глазами знакомую каштановую макушку среди собравшейся толпы. Обычно он предпочитал зависнуть с Мичизу, а потом в спокойствии и одиночестве подготовиться к заезду, но сегодня был особенный случай.       Во-первых, он впервые пригласил Дазая куда-то. Во-вторых, кто-то не просто согласился, но и проявил интерес к его хобби, хоть и до самых выходных задавал тупые вопросы вроде: «Нужно ли мне соблюдать какой-то дресс-код? Думаю, кожаные обтягивающие штаны выгодно подчеркнут мою задницу» или «Чуя, ты сильно рассердишься, если я нарисую плакат в твою поддержку и буду размахивать им на финише? Понимаю, никаких сердечек, амуров и лисят в шлемах. Так что?»       Короче, Дазай был Дазаем. Но вот чего Чуя вовсе не ожидал… что ему будет так приятна эта суета и чужое воодушевление. Он привык, что Ширасэ наплевать на его увлечение и он вспоминает о том, что Накахара ездит на мотоцикле, только тогда, когда надо куда-то подкинуть. Даже звать его сюда перестал: всё равно не приедет. Он привык, что Поль всё ещё с неодобрением относится к байку, хоть и молчит, потому что знает — брат не станет молча слушать его причитания. И Чуя был рад, когда познакомился с Мичизу и Ичиё, но они и сами мотоциклисты, причём по уши влюблённые в скорость, как и он.       Так что искренняя заинтересованность Дазая казалась ему необычной. И он правда хотел, чтобы ему понравилось.       Чуя зажал сигарету между зубов и подкурил, вновь оглядываясь. Он заметил Осаму издалека — тот пробирался сквозь толпу и внимательным взглядом искал его самого, — но не стал окликать. Просто смотрел.       От компании ребят, что слушали оглушительно долбящую из машины музыку, отделилась незнакомая девушка и попятилась назад. Она неловко врезалась спиной прямо в плечо Дазая, на что тот моментально среагировал и подхватил её, сказав что-то с любезной улыбкой. Девушка заговорила с ним, потеряв интерес к своим друзьям. Чуя выпустил дым сквозь зубы. Блядь, в самом деле, даже тут нашёл, с кем пофлиртовать, ну что за мудак.       Осаму ладонью пригладил взъерошившиеся от ветра волосы и склонился к ней, говоря что-то на ухо. Накахара выдохнул дым носом и сжал фильтр сигареты пальцами. В этот момент Дазай посмотрел туда, куда рукой указывала девушка, и на его лице расплылась счастливая улыбка.       Чуя поймал его взгляд, и раздражение слегка улеглось, когда Осаму тут же воздушной походкой направился к нему навстречу.       — Сказал же: не опоздаю, — нараспев проговорил он.       — Я бы не удивился, если бы ты в толпе заблудился, — ответил Накахара, пихнув его плечом. — Ребят, это Дазай, — чуть громче сказал он, прерывая разговор Хигучи и Тачихары. Чуя сделал последнюю затяжку и придавил окурок тяжёлым ботинком к асфальту. — Дазай, это Хигучи и Тачихара. Они тоже участвуют в гонках.       — О-о-о, у нас прибавление? — Хигучи протянула руку Дазаю, и её всегда бледные скулы слегка поалели, когда его губы легко коснулись костяшек пальцев. — Чуя, признавайся, где ты его откопал?       — Орал на помойке, а потом ко мне прибился, — усмехнулся Накахара.       — В нашей паре орёшь обычно только ты. — Дазай пожал руку Тачихары и коротко кивнул. — Я знал, что лисы визгливые, но чтобы настолько…       — Так вот откуда взялась его кличка…       — Какая кличка? — спросил Осаму.       — Закрыли тему, — процедил Чуя.       Мичизу опёрся о свой байк и сложил руки на груди, внимательно наблюдая за этими двумя.              — Нет, подожди, не закрыли. У тебя есть кличка?       — У всех здесь есть клички. Ты думаешь, мы гоняем под своими именами?       — Ну Чу-у-уя! — заскулил Дазай, схватив его за рукав косухи. — Мне необходимо знать!       — Кицунэ, — сказал Тачихара.       Накахара вырвал свой рукав из хватки Осаму и обернулся.       — Мичизу, чтоб тебя! — прошипел он.       — Он бы всё равно узнал.       Тачихара пожал плечами и гаденько улыбнулся.       — Вау… — послышался голос Дазая прямо над ухом. Чуя едва не подпрыгнул от неожиданности — так близко тот подошёл.       Осаму положил подбородок ему на плечо и прошептал:       — Ты выбрал эту кличку из-за меня?       От горячего дыхания по коже шеи поползли мурашки.       — Да пошёл ты.       Накахара оттолкнул его и направился к своей Ямахе, игнорируя взгляды Хигучи и Тачихары. Блядь, Чуя даже знать не хотел, о чём те думали. Он-то привык к поведению Дазая, а они теперь смотрели на них двоих так, будто находились по ту сторону стекла в зоопарке.       Пока он хмуро регулировал зеркала заднего вида, Осаму о чём-то тихо болтал с Ичиё и Мичизу. Тачихара громко рассмеялся в ответ на его реплику, а Хигучи захихикала в кулак. Кажется, он им понравился. Неудивительно: когда Дазай действительно хотел, он мог быть приятным и дружелюбным, а не надоедливым и раздражающим засранцем.       Осаму хитро улыбнулся Хигучи и Тачихаре и заметил на себе взгляд. Он тут же обратил внимание на Чую и вопросительно вскинул брови. Чуя показал ему средний палец и присел на корточки, чтобы проверить тормозной диск и колодки.       Он провёл подушечками пальцев по диску. Совсем скоро нужно будет менять, если он не хочет разъебаться на первом же повороте.       За спиной заурчали моторы мотоциклов. Пора.       Накахара сел за руль, натянул шлем и завёл двигатель, коротко кивнув Мичизу и Ичиё, направившимся к своим байкам. Дазай подошёл ближе и склонил голову вбок, смерив его внимательным взглядом с ног до головы.       — Мне поставить на твою победу? Ещё успеваю, — сказал он, склонившись к Чуе.       — Сомневаешься?       — Я ведь не видел тебя в деле.       — Тогда смотри внимательней, — усмехнулся Чуя.       — Во все глаза, лисёнок. Или как мне тебя называть, Кицунэ?       Дазай потянулся к кончику чужого носа, но Накахара опустил забрало, едва не прищемив его палец. Он отпустил сцепление и резко тронулся вперёд, оставив Осаму позади.       Выезжая на трассу, Чуя в очередной раз внутренне материл себя за то, что так необдуманно выбрал псевдоним. Придурок ведь теперь ни за что не отстанет и точно однажды притащит лисьи уши, с которыми будет носиться по всей кофейне по пятам за ним.       Знакомый трепет патокой растёкся по телу, стоило заметить на обочине уже ставший родным зелёный гоночный флаг. Накахара глянул влево и увидел Тачихару, расслабленно ожидающего сигнала старта — тот всегда перед заездом выглядел так, будто ему абсолютно поебать, но всё равно умудрился уже два раза обогнать Чую. Хигучи привычно была чуть поодаль сзади и сосредоточенно смотрела вперёд.       Среди зрителей он заметил Дазая, пробирающегося ближе к обочине. Накахара крепче сжал ручки руля и улыбнулся, когда Осаму энергично помахал ему рукой. Всё-таки приятно, когда в толпе есть знакомое лицо. Наверное, даже если бы он притащил с собой долбанный позорный плакат, Чуя всё равно был бы рад.       Флаг взметнулся в воздух, и мотоциклы сорвались с места.

***

      Дазай едва не подавился вздохом, стоило мотоциклу Чуи тронуться: он моментально вырвался вперёд, и это выглядело захватывающе. Он действительно был быстрым. Рёв моторов стал чуть глуше, когда байки пронеслись дальше по трассе. Осаму обдало порывом ветра, пахнущим выхлопом и резиной.       Люди вокруг что-то кричали, достаточно громко звучала музыка, но шум толком не долетал до ушей, ведь всё его внимание сконцентрировалось на крохотной красной точке, возглавляющей гонку. Воодушевление зрителей удивительным образом усиливало волнение Дазая, так что он сжал кулаки в кармане худи.       Вероятно, всё-таки стоило сделать ставку на Чую, ведь он филигранно обходил других мотоциклистов на дороге — насколько Осаму мог судить: он ведь ничего не понимал в гонках, те его никогда не интересовали.       Пока он не осознал, что для Чуи дорога и мотоцикл — неотъемлемые части его жизни. Пока не увидел, как очаровательно загорались голубые глаза, стоило Дазаю задать какой-нибудь банальный вопрос про байки. В такие моменты Накахара немного приподнимал свою привычную неприступную броню и превращался в жутко увлечённого своим хобби очаровашку. Он терпеливо отвечал на вопросы, порой даже с большей серьёзностью и отдачей, чем требовала ситуация.       Обычно Чуя был скуп на разговоры ни о чём, он будто бы предпочитал сохранять свой внутренний ресурс на что-то более существенное, что действительно стоило его внимания. Но банальная заинтересованность прорывала дамбу закрытости. И вот Накахара уже полчаса рассказывает ему, как правильно выбрать мотоцикл, а потом задумчиво произносит, что мечтает о покупке Кавасаки Ниндзя.       Дазай чуть сильнее сжал кулаки, когда Чуя проходил крутой поворот вдалеке, а затем мотоциклы один за другим скрылись на многоуровневой развязке. Был слышен лишь отдалённый гул моторов.       Разговоры в толпе стали тише, словно зрители были единым организмом, чувствующим близившийся финал заезда. Осаму нервно переминался с ноги на ногу и приподнимался на носочки, высматривая мотоциклы на горизонте дороги. Атмосфера восторга и азарта, надо признать, была заразна. Пусть он и не был участником, а лишь зрителем, которому всего лишь повезло получить приглашение, эта аура уличных гонок умудрялась проникать внутрь и волнами расходиться по телу. Добавляло трепета и то, что ему было за кого болеть. Или за кого переживать.              Первым с развязки съехал чёрный мотоцикл. Осаму краем глаза видел, как на похожий садилась Хигучи. Возможно, он всё перепутал, потому что, как всегда, смотрел только на Чую. Сразу следом за ним показались два серых, но красный всё ещё не было видно.       Дазай закусил губу, короткие ногти впились в кожу ладоней. Ничего плохого просто не могло случиться, это всего лишь его чёртовы тревожные мысли. Чуя отстал; вот сейчас он покажется на горизонте, и Осаму сможет выдохнуть весь скопившийся в лёгких воздух.       Сердце пропустило удар, когда мелькнула красная точка и байк начал входить в крутой съезд с развязки. Дазай выдохнул.       В тот миг произошло несколько вещей: мелькнул чёрно-белый флаг, и кто-то пришёл к финишу первым; раздались крики и хлопки, смешавшиеся с музыкой в абсолютную какофонию звуков; Чуя не справился с управлением, и мотоцикл поскользнулся, вылетев на обочину.       Кажется, кто-то, проносясь мимо, толкнул Осаму в плечо, но он не мог пошевелиться. Не в силах был сбросить оцепенение, мог лишь слушать оглушительный стук крови в ушах и своё собственное частое дыхание.       Только не снова.       Он глупо моргнул.       И ещё раз.       Пожалуйста, только не снова.       Почему тело отказывается двигаться, чёрт возьми?       — Дазай, всё нормально, — послышался глухой, словно из-под толщи воды, женский голос.       Сколько времени успело пройти? Долго он так стоял?       На его плечи легли чьи-то руки, а вид окруживших Чую вдалеке людей загородило расплывающееся перед глазами лицо Хигучи.       — Что?       Он даже не понял, сказал ли это вслух или просто прошептал одними пересохшими губами.       — Он в порядке, просто поскользнулся на машинном масле, такое бывает.       Ичиё внимательно заглянула в лицо Дазая и сжала его плечи, возвращая к реальности.       Первая мысль: «С Чуей всё в порядке. Да?»       Вторая: «Нормально? Бывает?»       Потихоньку понимание начало прорываться сквозь стену шока, по которой поползли трещины.       Наконец удалось пошевелить сначала пальцами, затем кистью. Он резко скинул руку Хигучи с плеча и на ватных ногах направился вперёд: туда, где был Чуя, которого загораживала грёбаная куча незнакомых людей. Пока он не увидит, что с ним всё в порядке, ничего не нормально.       Дазай грубо отталкивал в стороны зрителей, пробираясь к Накахаре. Тот уже успел поднять и пригнать обратно свой байк, снял шлем и хмуро болтал о чём-то с Тачихарой, изредка давая пять проходящим мимо мотоциклистам.       — Да говорю тебе: не в диске дело, я нормально тормознул. Если бы не моя охуенная реакция, улетел бы дальше и сильнее…       — Всё равно его надо заменить. — Мичизу почесал подбородок, сидя на корточках перед мотоциклом Чуи. — Повезло, что подвеску не наебнул.       Дазай молча стоял в стороне и сжимал зубы с такой силой, что не удивился, если бы треснула эмаль. Эмоции бушевали внутри, сливаясь в невообразимый ком, готовый вот-вот разорваться. Гнев, облегчение, тревога. Снова гнев. Отголоски испуга всё ещё ощущались подрагивающими руками и сухим, как наждачка, горлом.       — Припёрся наконец, — усмехнулся Чуя, заметив Осаму. — Надеюсь, ты не поставил на мой выигрыш. — он смахнул прилипшую к мокрому лбу прядь и приподнял бровь. — Что с твоим лицом?       — Стоит оно того? — спросил Дазай.       — Чего? О чём ты?       Накахара бросил быстрый взгляд на Тачихару. Тот коротко кивнул и направился в сторону своего мотоцикла. Удовлетворив своё любопытство, зрители и участники заезда уже собрались вокруг победительницы — Хигучи. Кто-то даже достал ящик с пивом из багажника той самой машины, издававшей адские звуки под названием «музыка», так что никому давно не было до них дела. Празднование началось.       Осаму подошёл ближе к Чуе и остановился на расстоянии вытянутой руки.       — Ты считаешь, что деньги стоят того, чтобы так рисковать собой?       Он шумно дышал, с опозданием почувствовав боль в ладонях: должно быть, слишком сильно впился ногтями в кожу.       — Я тебя сюда позвал не для того, чтобы нотации читал, — разочарованно ответил Чуя, ткнув пальцем в грудь Дазая. — Мне брата с головой хватает.       — Тогда, может, стоит вынуть голову из задницы и хоть раз послушать того, кто умеет пользоваться башкой по назначению?       Накахара прищурился, его верхняя губа дрогнула от едва сдерживаемого гнева.       — Тогда, может, ты съебёшься нахуй, если тебе что-то не нравится? — прошипел он.       — Ну, конечно, — зло бросил Дазай, вскинув голову к ночному небу. — Стоит тебе услышать правду, ты тут же идёшь в атаку. — он посмотрел в его глаза. — Больше-то сказать нечего?       — Чё ты до меня доебался? — взорвался Чуя, сделав резкий шаг к Дазаю. — Не было там никакого риска: я был в шлеме, в экипировке, я знаю, как нужно падать, проходил это сотню раз. Ты же нихуя не смыслишь, почему я вообще должен перед тобой отчитываться?       — Я не просил передо мной отчитываться, — с холодной яростью ответил Осаму. — Но какой реакции ты ожидал? Что я увижу, как ты вылетаешь в кювет, а потом прибегу гладить по головке? Умничка, Чуя, в следующий раз давай насмерть? Так?       — Пусть и насмерть, тебя это ебёт? — рыкнул Накахара.       — Ебёт. Большое спасибо, что спросил, — ответил Дазай и развернулся, чтобы уйти.       Так будет лучше. Он переварит свои эмоции в одиночестве, а потом найдёт какую-нибудь отговорку, отшутится, замнёт эту ситуацию. Он что-нибудь придумает, потому что не может допустить, чтобы трещина, пролёгшая между ними, разверзлась в целую пропасть.       — Нет, блядь, никуда ты не пойдёшь! — крикнул Чуя. Он схватил Осаму за плечо и с силой развернул к себе, толкнув в грудь. — Не смей съёбываться посреди разговора.       Уже немного улёгшаяся злость вспыхнула в Дазае с двойной мощью.       — Не смей вести себя так, будто это пустяк, — ответил он и толкнул Накахару в грудь в ответ. Глаза Чуи расширились от изумления. — Думаешь, люди, которым ты дорог, будут счастливы, если всё, что от тебя останется — прах и надгробие?       Чуя поражённо замер. Дазай тяжёло дышал, сжав зубы.       Вот это уже точно не исправить. И от разговора теперь наверняка не сбежать.       Сумбурный мыслительный процесс Осаму, пытающегося быстро найти выход из ситуации, прервали полицейские сирены, отдалённо завывшие на дороге.       Чуя выругался. Оставшиеся после гонки мотоциклисты и зрители начали суетиться, все кинулись врассыпную: кто к машинам, кто к байкам, а кто — прочь от точки сбора на своих двоих. Дазай едва успел понять, что Накахара схватил его за руку и потащил к своему мотоциклу.       Он завёл двигатель и надел шлем. Осаму застыл перед байком.       — Пошевеливайся, придурок! — поторопил Чуя.       Отмерев, Осаму всё же осторожно сел позади него.       — Что мне… как… как? — глупо спросил он.       — Сядь ближе, — рявкнул он. Дазай придвинулся вплотную к Чуе. — Ноги не спускай с подножек. Обхвати меня за пояс и держись крепче.       Осаму просунул руки под его локтями и прижался щекой к плечу. Холод кожанки немного отрезвлял. Когда мотоцикл резко тронулся, он от страха зажмурил глаза.       Ветер хлестал кожу, трепал волосы, а рёв мотора и шум в ушах чуть-чуть заглушали рой мыслей в голове. Дазай не слышал, продолжали ли их преследовать полицейские машины. Он вообще почти ничего не слышал. Сердце по ощущениям либо упало к пяткам, либо вообще покинуло тело. Восторг от того, что он наконец-то так близко, смешивался с осознанием, как далеко он может оказаться после сегодняшнего.       Открыть глаза было слишком волнительно, так что Осаму крепче вцепился в Чую и втянул носом запах кожи и знакомые цитрусовые нотки. Пока он не видит его лица, пока они не говорят, есть время подумать, что же делать дальше. Почему-то Дазай был уверен, что всё испортил, когда дал волю эмоциям. Он ведь совсем собой не управлял.       И как иронично, что такое происходит только тогда, когда он с Чуей.       На сколько шагов его теперь отбросило назад? На десять? Двадцать? Сотню?       В какой-то миг мотоцикл сбавил скорость, так что Дазай осмелился открыть глаза. Они уже съехали с широкой автомагистрали и двигались, кажется, в сторону смотровой площадки и рыболовного пирса в порту Йокогамы.       От бьющего в лицо ветра слезились глаза, но он не осмелился отцепиться от чужой талии и смахнуть влагу, так что просто потёрся о ткань кожанки, на что Чуя раздражённо дёрнул плечом. Осаму грустно улыбнулся.       Он поднял голову к ночному небу. В центре города звёзд почти не было, только редкие крохотные белые точки мазками растекались перед глазами.       Чуя действительно привёз их к пирсу. Он остановил мотоцикл на парковке у смотровой площадки и снял шлем.       — До утра так просидим? — Накахара глянул на Дазая через плечо. — Можешь отпустить уже, рёбра раздавишь.       — Упс, — пробормотал Осаму. Он с сожалением расцепил руки и отодвинулся от Чуи, слезая с байка. — Зачем мы сюда приехали?       Фонари желтовато подсвечивали небольшие участки пустой тёмной парковки, которую они пересекали вдвоем по направлению к пирсу. Накахара всё это время молчал, так что Дазаю ничего не оставалось, кроме как плестись следом за ним. И если выбранное место вызвало недоумение, то ещё больше он удивился, когда Чуя внезапно остановился у края пирса и опустился на решётчатый пол. Он свесил ноги к воде и достал из внутреннего кармана косухи пачку сигарет. Осаму сел рядом и снял рюкзак.       Тишину нарушали лишь тихие всплески воды и щёлкающие звуки зажигалки, которая, похоже, совсем отказывалась работать. Фонарь неподалёку тоже барахлил, то включаясь, то выключаясь. Осаму некстати вспомнил фонарщика — персонажа с пятой планеты, на которой побывал Маленький принц. Он только и делал, что гасил фонарь по утрам и зажигал вечером, пока его крохотная планета делала оборот. Должно быть, простая и понятная у него жизнь.       В конце концов Чуя прикурил и сделал глубокую затяжку, выпустив дым в ночной воздух. Дазай перевёл взгляд на Токийский залив. Яркими всполохами светились огни, горящие на берегу напротив — в Кимицу.       — Слушай, — нарушил тишину Накахара. — Я правда понимаю, как хреново это выглядело. Но и ты должен понять: в тот момент у меня всё было под контролем. И если… — он сделал паузу и сглотнул. Снова затянулся, стряхивая пепел в воду. — Если мы хотим и дальше быть… друзьями. Или как, блядь, это назвать. — Чуя неопределённо взмахнул рукой и тряхнул головой, отчего волосы из и так растрёпанного хвоста выбились ещё больше. Дазай с трудом подавил ноющее внутри желание заправить хотя бы одну рыжую прядь за ухо и сжал ладонь, лежащую на бедре, в кулак. — Короче, тебе придётся смириться с тем, что такое у меня хобби. Но если ты настолько впечатлительный, можешь больше не приходить. Всё нормально.       Осаму молчал, наблюдая за тем, как Чуя выпускал дым изо рта. Кольца не получались из-за ветра, так что он очаровательно хмурился и морщил нос. Дазай не смог или просто не захотел прятать глупую улыбку, ведь он впервые назвал его своим другом, даже не подозревая, насколько это ценно. Равносильно признанию: ты важен для меня.       Осаму прочистил горло, когда заметил: Накахара ожидающе смотрел на него. Но как можно было сказать такую сбивающую с ног вещь, а потом ждать вразумительного ответа?       Мысли в голове слиплись в месиво из восторга, трепета и… страха. Он должен рассказать. Должен пойти навстречу снова, сделать усилие над собой, снять ещё один слой из масок, потому что уж Чуя заслуживал искренности. Особенно, когда сам вот так дарил её в ответ.       — В приюте у меня был друг, — наконец сказал он. — Единственный друг, если быть точным. Ода Сакуноске, но я всегда звал его Одасаку. — Дазай грустно усмехнулся. Чуя слегка приподнял брови и развернулся к Осаму. — Сначала я был с ним груб, как и со всеми, кто попадал в поле моего зрения, но Одасаку… он был другим. На грубость отвечал непосредственностью, а на злобу — спокойствием. Таких, как он, в детском доме было очень мало. Он защищал слабых и всегда разнимал драки. Неудивительно, что своей добротой смог покорить и меня. Если бы не он… я бы, наверное, здесь не сидел.       — Был? — тихо спросил Чуя. Он потушил окурок о железный пол пирса и скрестил ноги, обхватив колени руками.       Осаму сделал глубокий вздох и повернул голову к воде. В темноте ночи она казалась практически чёрной, как и те дни, что вовсе не хотелось вспоминать.       — Одасаку был старше меня на четыре года, так что довольно скоро ему пришлось покинуть детский дом, но мы продолжали поддерживать связь даже после. Он поступил в университет, много работал, хотел стать учителем. Оберегал меня, даже не находясь рядом. Обещал, что мы вместе будем вставать на ноги после детского дома, когда я стану совершеннолетним. Он взял с меня обещание, что я не позволю растратить свою жизнь попусту. — Дазай закусил губу. — Звонил практически каждый день, мы могли болтать хоть всю ночь, обсуждать планы. По выходным он забирал меня из школы и каждый раз приводил в убогую забегаловку, где готовили самый острый в Йокогаме карри. Знаешь, такой, когда даже вздохнуть не можешь… — кончики пальцев начали подрагивать, так что Осаму сцепил руки в замок, но даже это не помогло остановить дрожь. — В общем, я сам не понял, как его воодушевление передалось и мне. Стал тоже жить этой глупой маленькой мечтой… Когда мне было шестнадцать, он погиб.       Со стороны Чуи послышался шумный вздох.       — Мне жаль, — после долгой паузы сказал он.       Наверное, на этом можно было остановиться, но Дазай не смог.              — Тогда был самый обычный день. Я вернулся из школы, сделал уроки, вечером по привычке устроился на чердаке приюта и стал ждать звонка, но он всё никак не звонил, понимаешь? Так что я набрал сам и даже не сразу осознал, что что-то не так, когда трубку взяла медсестра из больницы. Она спросила, родственник ли я. — Осаму с трудом сглотнул ком из горечи и скорби, застрявший в горле. — Я сказал, что у него нет родственников. Она сказала, что он погиб в автокатастрофе. В обычной аварии. Такие происходят каждый день. Она всё продолжала что-то говорить… Кажется, что его вещи должны передать в полицейский участок, но я толком не слышал, — руки начали дрожать сильнее, так что он нервно взъерошил волосы на макушке, не зная, куда их деть. — Я только спросил, на каком кладбище обычно хоронят тех, у кого никого нет.       — То, что ты сказал… — протянул Чуя, — про прах.       — Да, — отрезал Дазай. — Само вырвалось. Поэтому я так разозлился.       Они замолчали. Облегчения ожидаемо не последовало. Осаму часто слышал, что вывернуть кому-то свою душу — это первая ступень к тому, чтобы принять и отпустить. Душу он вывернуть перед Чуей не мог, да и не собирался: там ещё слишком много того, о чём ему знать не стоило.       Он поднял взгляд на Чую. Тот задумчиво постукивал пластиковой зажигалкой по колену и хмурился. А затем снова достал пачку сигарет и подкурил, прикрыв глаза.       — Мамы не стало, когда мне было четырнадцать, — произнёс он. Дазай моментально обратился в слух и развернулся лицом к Чуе, отзеркалив его позу. Теперь они сидели лицом к лицу. — Мой старший брат, Поль, уехал учиться в Сендай, так что мы с ней жили вдвоём. В какой-то момент она стала чаще уставать после работы, больше спала, а по утрам её тошнило. Я замечал, что мама пьёт какие-то таблетки, но не задавал лишних вопросов. По собственной тупости, наверное, а может, просто боялся. Так что ничего не говорил Полю, когда он мне звонил. Мама же знает лучше, она взрослая, а что я? Малолетний пиздюк, который не видит дальше своего носа. — он сделал глубокую затяжку и выпустил дым носом, крепко сжав губы. — Как-то ночью ей стало плохо. Я совсем не помню, как звонил в скорую, что вообще делал. Зато отлично помню, каким тяжёлым было кресло-каталка с мамой, которое я толкал перед собой. И там был этот чёртов порог, я всё никак не мог на него заехать. Терпеть не могу этот ёбаный больничный запах. То, что мне говорили врачи, было как в тумане, пока не приехал Поль. Он сел на первый же Синкансэн.       Накахара резко стряхнул пепел и замолчал. Дазай будто даже задышал тише. В конце концов Чуя продолжил:       — Я позорно рыдал на плече у Поля, а позже мне было жутко стыдно и за облегчение, когда он появился у палаты, и за слёзы. Ему ведь тоже было нелегко. Мама больше не вернулась домой. Полю пришлось бросить университет и переехать обратно в Мисиму. Мы каждый день навещали её в больнице, она угасала на наших глазах. Я видел, как желтеет её кожа и белки глаз. — он рвано дёрнул кистью перед лицом и снова глубоко затянулся. — Она умерла спустя четыре месяца, потому что было уже поздно что-либо делать. Если бы я не был таким беспечным, если бы я не боялся, может, можно было бы что-то исправить…       — Чуя, ты не виноват.       — И почему она ничего не сказала? — раздражённо выплюнул он, стукнув кулаком по бедру.       Чуя будто бы не слышал. Или не хотел слышать. Сейчас он был окружён очень прочной стеной из боли, чувства вины и злости. И эта стена была настолько старой, что Осаму сомневался, хватит ли у него сил пробиться через неё.       Накахара смотрел немигающим взглядом в тёмную воду, кажется, вновь переживая свои собственные чёрные дни. Дазай осторожно забрал у него из рук тлеющую сигарету и затянулся. Чуя словно вспомнил, где и с кем он находится, поэтому удивлённо и немного растерянно взглянул на него.       — Пожалуй, хватит душевных излияний на сегодня, — мягко сказал Осаму.       Он закашлялся, когда дым застрял в лёгких. Накахара забрал у него свою сигарету и цокнул языком.       — Не умеешь — так, блядь, не лезь.       — Фу, гадость какая. — Дазай высунул язык и сморщился. Он потянулся к рюкзаку, достал оттуда пачку мармеладных мишек Харибо и стал копаться внутри.       — Что ты там ищешь? — Чуя приподнял бровь.       Осаму прекратил шуршать и выудил из пачки мармеладку.       — Я искал клубничного мишку.       — А остальные чем не угодили?       — Ты не понимаешь, — протянул Дазай. Он откусил сначала голову, а потом закинул в рот остатки. — Клубничные самые вкусные.       — Дай сюда, извращенец. — Чуя забрал у него упаковку, потушил сигарету и закинул в рот горсть разноцветных мармеладок.       — Это ты извращенец, нельзя их смешивать! — возмущённо воскликнул Осаму.       — Кто это сказал?       — Я сказал.       — Тем более, — фыркнул Чуя.       Дазай изобразил самое оскорблённое выражение лица, на которое только был способен. Накахара рассмеялся и потянулся к пачке, чтобы взять себе ещё немного мишек.       Они так и просидели на пирсе, болтая о всякой чепухе, пока тонкая полоска света не начала слабо пробиваться над горизонтом.       Во второй раз сидя за спиной Чуи на байке и обнимая его за талию, Дазай уже не закрывал глаза, а смело встречал занимающийся рассвет. Ощущение полёта и свободы окутывало и било ветром в лицо, и он начинал понимать, почему Чуя так сильно любил скорость и мотоцикл. Это заполняло пустые трещины в его жизни, делало чуть более цельным, хотя бы на время отгоняло проклятую черноту.       Такая влюблённость Дазаю теперь была знакома.

***

      Возвратившись в общежитие, Чуя от усталости прямо в одежде завалился на кровать и зашипел от боли. При падении он всё-таки умудрился получить ссадину на спине. Было сложно весь вечер притворяться, что ему не больно.       Он немного полежал в полной тишине, разглядывая надписи на верхнем ярусе и обдумывая всё, что произошло. Чем больше он узнавал Дазая, тем больше ощущал, что этого всё ещё недостаточно. Хотелось больше. Хотелось, чтобы картинка, наконец, сложилась и стала цельной.       Чуя приподнял бёдра, чтобы достать телефон из заднего кармана, но нащупал там что-то ещё. Он недоумённо уставился на помятую салфетку, на которой та девушка оставила свой номер. Уже и забыл, как её звали. Мегуми? Изуми?       Накахара облокотился на матрас и нашёл взглядом мусорное ведро у стола. Он скомкал салфетку и прищурился. Снаряд попал точно в цель.       Чуя плюхнулся обратно на спину и выругался, когда резкая боль разлилась по спине. Нужно будет попросить Ширасэ обработать рану, когда тот вернётся.       Он наконец достал мобильник и сразу отправил Дазаю сообщение: Я в общаге. Спокойной ночи P.S. Только попробуй опоздать на смену