О выборе и спасении

Иногда мне кажется, что всё в порядке. Что я такой же, как они. В сущности, в чём различие? Две ноги, две руки, такая же беспокойная голова. Но иногда… я вспоминаю: в любой момент то, что находится в этой черепушке, может стать моим злейшим врагом. Может быть, я поэтому и тороплюсь урвать хоть что-то до того, как станет слишком поздно.

      — Мне кажется, вместо крови по твоим венам уже давно течёт куромицу, — сказала Йосано, с ужасом наблюдая за тем, как Рампо Эдогава хищно разрезал кусочки вагаси на тарелке перед тем, как с блаженной улыбкой отправить их в рот.       — А по-моему, очень удобно. — Дазай полоснул воображаемым ножом по бинтованному запястью. — Проголодался — и вот, пожалуйста.       — Рампо слишком боится боли, — меланхолично проговорил Эдгар, в очередной раз откинув со лба тёмную челку, закрывающую глаза.       — Ничего я не боюсь!       Акико окинула их троих утомлённым взглядом и отвернулась к панорамному окну кофейни. Осаму допил свой кофе — который, кстати, по его скромному мнению, он сам сделал бы лучше — и поставил чашку на блюдце.       Когда Йосано пригласила его заскочить перекусить в перерыве, он сходу согласился, даже не подозревая, что к ним присоединятся эти двое. Но не пожалел, потому что наблюдать за ними было забавно. Дазаю хватило минуты знакомства, чтобы понять: Эдгар без ума от Рампо, а тот, несмотря на свою наблюдательность и интеллект, которыми очень гордится, попросту слеп к его чувствам. Потрясающе.       Осаму подпёр подбородок кулаком. Прожевав остатки вагаси, Рампо вскинул глаза.       — Глюкоза полезна для мозгов. Неучам этого никогда не понять. — Он потянулся за нетронутыми данго на шпажке на тарелке По. — Я конфискую.       Эдгар покорно пододвинул свою тарелку и уткнулся в чашку.       — Ты теперь и его обворовываешь? — усмехнулась Йосано. — Мистер будущий полицейский.       — Ты хочешь работать в полиции? — удивлённо спросил Дазай.       — Я никогда не утверждал, что собираюсь работать в полиции, это ниже моего достоинства, — ответил Рампо. Он стащил зубами данго со шпажки и ткнул палочкой в Акико. — А ты нарываешься, хватит дразнить старших. И вообще, в соответствии с двадцать девятой статьёй конституции, имущество может быть использовано в публичных интересах за справедливую компенсацию. Поэтому, так уж и быть, я снизойду и помогу ему с докладом по гражданскому праву.       — Правда? — встрепенулся Эдгар. На его бледных скулах проступил румянец.       — Да-да. Узнай, есть ли у них тут рамунэ.       По направился было к барной стойке, когда Эдогава крикнул вдогонку:       — И ещё данго с собой!       — Данго с собой, — пробормотал под нос Эдгар и удалился.       Дазай по-глупому улыбался, глядя на эту парочку. И всё-таки люди — потрясающие существа.       — Так что там с полицией? — спросил он.       — Они ленивые бездари, которые получают деньги за протирание штанов, — пережёвывая десерт, сказал Рампо. — Я собираюсь в будущем открыть частное детективное агентство и оставить этих придурков без работы. Поначалу, конечно, придётся заниматься всякой чепухой, вроде слежки за неверными мужьями и поиском скрывающихся налогоплательщиков. Хотя это можно поручить По… — он задумчиво посмотрел вверх и проглотил последний данго. — Да, определённо. Я достоин большего, так что просто буду ждать, пока не подвернётся какое-нибудь интересненькое убийство.       — Убийство… — Дазай хмыкнул. — Звучит любопытно.       — А то! А если ещё и расчленёнка…       — С растворением в кислоте, так интереснее…       — …искать улики.       Они переглянулись заинтересованными взглядами. Йосано фыркнула:       — Может, прекратите обсуждать эту дрянь? Хотя бы на обеде.       К столу вернулся Эдгар. Он вручил Рампо бумажный пакет со сладостями, который тот прижал к груди, как драгоценное сокровище.       — Рамунэ не было, — тихо сказал он.       — Отвратительная забегаловка. — Эдогава цокнул языком. — Мы уже можем идти?       — Мы уже должны идти. До конца перерыва осталось двадцать минут, пошевеливайтесь. — Йосано замахала руками, поторапливая всех к сборам.       Дазай достал бумажник из рюкзака, когда По вопросительно на него посмотрел.       — Я оплатил счёт, — он пожал плечами и отвернулся, будто это было сущим пустяком.       — Он всегда так делает, — шепнула Акико, заметив удивлённый взгляд Осаму. — Причуды богачей.       Не сказать, что Дазай был против. Денег в его собственном кошельке с натяжкой хватало на метро, Синкансэн и чашку кофе, а до зарплаты ещё надо было дожить — что уже само по себе подвиг.       Эдгар и Рампо ушли чуть дальше, когда все четверо покинули кофейню.       — По, я хочу рамунэ! — послышался впереди капризный голос.       — После занятий отведу тебя в комбини, идёт?       — А если я хочу сейчас?       — Но…       — Сейчас.       — Вроде бы на втором этаже был автомат с…       — Вот и отлично. И шарик достанешь?       — Достану.              Осаму усмехнулся и закинул руки за голову, щурясь от яркого солнечного света. Дорога отсюда до кампуса обещала быть приятной: лёгкий ветер, тёплая погода и, конечно, неплохая компания — ему правда пришлись по душе эти ребята.       По сначала показался немного замкнутым и нелюдимым, но рядом с Эдогавой становился очаровательно стеснительным и неловким. Рампо же, наоборот, своим непоколебимым эго и уверенностью компенсировал молчаливость Эдгара, хотя всё это в нём было напускное. В чём-то Акико была права: они с ним и правда немного похожи.       — И давно Рампо слеп? — спросил он.       Йосано понимающе улыбнулась и поправила лямку сумки на плече.       — Иногда я сомневаюсь, что он действительно слеп.       — Тогда он отличный актёр.       — Тебе ли не знать, — пробормотала Акико.       — М? Не понимаю, о чём ты.       Дазай приоткрыл один глаз и покосился на спутницу. Они уже подходили к университету, так что По молча помахал им на прощание за двоих и умчался за Рампо, растворяясь в толпе студентов. Шум голосов становился сильнее, Осаму зажмурился: этот фоновый галдёж вызывал мигрень.       — Мне напомнить о том представлении, что ты устроил у Твена? — Акико упрямо сложила руки на груди. — Как только видишь этого своего коротышку, будто в голове тумблер щёлкает. — она повернула голову в сторону громкого девичьего вскрика слева. — Это, кстати, не он там с кем-то… дерётся?       — А? — Осаму открыл глаза и вытянул шею, оглядываясь по сторонам.       Прямо за вечно неработающим фонтаном, под тенью раскидистых деревьев, он заметил Чую. Тот размазал кровь под носом кулаком и встал в стойку напротив трёх высоких парней. Двое с идиотскими ухмылками на лице посмеивались, а третий, лысый, прикрыв лицо ладонью, уже поднимался на ноги с земли. На их фоне Накахара выглядел совсем не внушительно и уже успел получить по лицу, однако Осаму сильно сомневался, что дело было в недостатке силы или ловкости — скорее, в численности противников. Вокруг потихоньку собирались зрители, но никто не рисковал вмешиваться в драку, звать охрану или преподавателей.       Не думая ни секунды, Дазай рванул вперёд. Йосано, кажется, побежала за ним и даже что-то крикнула вслед, но он уже ничего не замечал: в голове щёлкнул тумблер.       Он на ходу сбросил рюкзак на траву и стал пробираться сквозь толпу, слыша звуки драки и отчётливый хруст челюсти. Оттолкнув в сторону какого-то ботаника, Дазай замер. Чуя брыкался, уже лёжа на газоне, к земле его прижимал за плечи один из этих мерзких типов, а второй, с жидкой бородкой, заносил над ним кулак для очередного удара. Третьему Накахара, видимо, так и не дал подняться на ноги: он, свернувшись калачиком, стонал от боли в стороне.       Эти парни не выглядели как студенты университета, скорее, как члены уличной банды или что-то вроде того. Дазай видел такие же тупые, полностью лишённые интеллекта лица в прошлом, в чьих выражениях отражалась только жажда наживы и жестокости. Он должен подумать, должен просчитать возможность того, что у кого-то из них окажется нож или ещё что похуже: такие ребята редко приходили на разборки с пустыми руками, уж он-то знал.       Но куда тут думать, когда в мозгу пульсировала одна-единственная мысль: белая футболка Чуи запачкана кровью из его носа.       Он сжал руки в кулаки, кинулся вперёд и с разбега пнул ногой в плечо парня, сидящего верхом на Накахаре; тот не удержал равновесие и от неожиданного удара завалился на бок. Второй подскочил на ноги и уже целился кулаком в лицо Осаму, когда ему по коленям сзади прилетело от Чуи.       Дазай обернулся, ища взглядом первого. Он поднялся с земли и надвигался на него. Думай, думай, думай. Вспоминай всё, чему тебе пришлось научиться на улице и в детском доме.       Он сделал небольшой шаг вперёд левой ногой и прижал правый локоть к корпусу, прикрывая печень. Правым кулаком закрыл нос и стал выжидать ответных действий. Выдохнул, приводя скачущие мысли в порядок, и подавил желание обернуться на хрип Чуи сзади. Сделает только хуже, если позволит себе отвлечься.       Оставалось надеяться, что хоть у кого-то из зевак хватит мозгов позвать охрану или позвонить в полицию.       Парень кинулся вперёд. Юрко уклонившись, Дазай согнул колени и ударил кулаком в живот, отчего тот охнул и попятился назад, пытаясь сохранить равновесие. Осаму удовлетворённо хмыкнул. Одасаку бы им гордился, если бы увидел этот красивый джеб.       Лысый ублюдок, до этого валявшийся в стороне, начал шатко подниматься на ноги, держась за живот. Следить за движениями обоих будет тяжелее, но у него нет выбора. Осаму сделал шаг назад, не раскрываясь. Его глаза метались от одного противника к другому, стараясь предугадать следующее действие.       Один из них бросился на Дазая, но он успел перенести вес тела на левую ногу и отклонился, блокируя удар ладонью. Чтобы не потерять драгоценное мгновение, он резко впечатал правый кулак в чужую челюсть, но не смог среагировать на выпад справа. Бок прострелило резкой болью, в глазах потемнело и поплыло. Голова шла кругом, словно была вращающейся юлой, не меньше.       Осаму опустился на одно колено и посмотрел на урода, ударившего исподтишка. Он победно скалился, хотя его приятель всё-таки окончательно отключился от удара Дазая.       — Сдулся, сосунок? — пробасил бородатый.       — Проиграть столь недалёким джентльменам… — прохрипел он, пытаясь восстановить сбившееся дыхание, — было бы крайне неловко.       Дазай быстро нашёл взглядом Чую: он пятился назад, выставив защиту, и пытался следить за движениями своего противника. Кровь, текущая из его рассечённой брови, мешала обзору.       — Чё ты там, блядь, бормочешь? — выплюнул он и начал шарить по карманам.       Осаму опёрся ладонями о траву, помогая себе подняться. Надо было срочно что-то сделать, иначе всё закончится очень-очень плохо. Где-то сзади в толпе слышались обеспокоенные крики, студенты засуетились. Может быть, хотя бы сейчас до их крохотных мозгов дойдёт вся серьёзность ситуации? Хотя на это Дазай сильно не надеялся. Он привык во всём полагаться на себя и свою изворотливость, но сейчас ему надо было думать не только о собственной заднице, но и о Чуе.       Со стороны дороги отдалённо раздался вой полицейских сирен.       Бородатый чертыхнулся и подскочил к приятелю, валявшемуся на земле в отключке. Тот, который дрался с Накахарой, что-то напоследок крикнул Чуе и начал помогать поднимать с земли бессознательное тело. Среди толпы началась настоящая паника и толкучка, люди отступали ближе к крыльцу университета, освобождая дорогу полицейским, что прибудут с минуты на минуту.       — Дазай! — послышался громкий голос Йосано. Она кое-как пробралась сквозь давку к эпицентру стычки. Он обернулся и еле успел выставить ладони, ловя кинутый ею рюкзак.       Осаму кивнул и подбежал к Чуе, хватая его за руку.       — Бежим!       Накахара, только отошедший от драки, кажется, не совсем понял, чего от него хотят, поэтому на автомате помчался за Дазаем, сжав его ладонь. Они пронеслись сквозь двор университета, теряясь в скопище людей, и свернули за здание, где была калитка, ведущая в парк.       Спокойно гуляющие по тропинкам мамочки с колясками, пожилые люди и офисные работники, выбравшиеся пообедать на природе, недоумённо провожали глазами двух парней, перепачканных в крови и пыли, бегущих по аккуратным садовым тропинкам. Когда звук полицейских сирен совсем стих, а зелень парка сменилась асфальтом и серыми улочками города, Чуя вырвал свою руку из хватки Дазая и остановился.       — Какого хера? — вскинулся он, немного отдышавшись. — Тебе жить надоело?       Осаму прислонился к стене почтового офиса и запрокинул голову к небу, тяжело выдохнув. Бок ужасно болел. Он мысленно перечислял все известные симптомы травм почек, неутешительно раздумывая о том, что не хотелось бы все сбережения (которых было не так много) потратить на медицинскую страховку.       — Даже спасибо не дождусь, чего и следовало ожидать.       Накахара раздражённо потёр всё ещё кровящую бровь и поморщился, глядя на свою заляпанную ладонь. Женщина, прошедшая мимо, с подозрением на них покосилась и перешла на другую сторону улицы. Дазай оттолкнулся от стены и побрёл вперёд.       — Куда это ты, блядь, пошёл? — раздалось шипение за спиной.       — Ты хочешь прямо посреди дороги кровью истекать и пугать прохожих?       — Не уходи от вопросов, придурок, — процедил Чуя, догоняя его и подстраиваясь под шаг. Осаму внутренне усмехнулся и чуть сбавил скорость, чтобы ему не приходилось наполовину бежать. Комментарий о коротких ногах всё же решил оставить при себе — у него всё-таки было немного чувства самосохранения. — Зачем ты влез?       — Скучно стало. — Дазай безразлично пожал плечом и слегка поморщился от боли. — Ещё вопросы?       — Ты что, ебанутый? — растерянным тоном спросил Накахара. — Кто вообще лезет в драку от скуки?       — Лучше скажи, что ты там делал. У тебя проблемы?       — Что за дебильная привычка отвечать вопросом на вопрос?       — Что за дебильная привычка оскорблять в ответ на помощь?       Чуя стиснул зубы и едва не зарычал в ответ, сжав кулаки. Они подошли к тенистой аллее, что располагалась рядом с небольшим прудом. В разгар рабочего дня народу здесь было мало, почти никого, так что пустая скамейка нашлась достаточно быстро. Здесь вряд ли кто-то обратит на них внимание.       Шипя от боли, Накахара сел на скамью и облокотился о колени, опустив взгляд под ноги. Он молчал, так что Дазай пристроился рядом и попытался заполнить тишину хоть чем-то. Было неловко, что вот так глупо вспылил. Он вспомнил о лежащей в рюкзаке пачке влажных салфеток Йосано, которые она всучила ему ещё на вечеринке Твена, когда он жаловался на липкие от пунша ладони. По вине Чуи, кстати.       Он молча протянул пачку Накахаре. Тот поднял голову и уставился так, будто Осаму предлагал ему взять в руки ядерный реактор, а не грёбаные салфетки. Немного помедлив, он всё же принял помощь и стал угрюмо вытирать руки и лицо. Дазай сидел рядом и практически не дышал, наполняясь восторгом от такого крохотного жеста благосклонности. Ощущалось как подойти к пасти дремлющего клыкастого зверя. Восхитительно.       Всё, что произошло сегодня, было спонтанным стечением обстоятельств. Осаму бы не соврал, сказав, что действовал не думая, на инстинктах. Совсем не похоже на него, но рядом с Чуей он ощущал себя немного другим человеком. Как будто что-то внутри него, какая-то деталь, сломанная и не работающая как надо, наконец вставала на место. Словно кусочек пазла.       Поэтому он был по-извращённому благодарен судьбе, что получил по почкам, иначе сейчас бы здесь не сидел.       Чуя, кажется, закончил приводить себя в порядок. Его одежда всё ещё была запачкана, а в растрёпанных волосах кое-где застряли травинки и частички земли. Он сложил салфетку и прижал её к брови в попытке остановить кровь. Дазай, повинуясь странному порыву, потянулся к Накахаре и вытащил из его волос одну из травинок, отчего Чуя резко дёрнулся.       — Убери свои руки!       — У тебя мусор в волосах, лисёнок, — с улыбкой проговорил Осаму.       — Ты мог сказать об этом ртом, а не лапать меня. — Накахара, нахмурившись, посмотрел на него. Его скулы снова начали очаровательно розоветь, как тогда, в «Узумаки». Чуя резко прошёлся ладонью по волосам, стряхивая остатки. — Что, блядь, за привычка всё трогать…       — Не смог удержаться.       — Уж постарайся, мать твою.       Со злостным сопением он отвернулся и выкинул грязную салфетку в мусорку. Затем пошарил по карманам кожанки и достал пачку сигарет, в которой лежала простенькая пластиковая зажигалка. Чуя подкурил и затянулся, с наслаждением выпуская дым изо рта. Он прикрыл глаза и на минуту позволил себе расслабиться в тишине аллеи.       Над их головами умиротворённо шелестела листва. За спинами слышались тихие всплески воды из небольшого прудика, в котором копошились утки. Мерный стук содзу успокаивал.       Редкие солнечные лучи, пробивающиеся сквозь кроны деревьев, мягко касались рыжей макушки и кончика веснушчатого носа напротив, что слегка поморщился, выпуская сквозь ноздри сигаретный дым. Накахара провёл языком по припухшей нижней губе и зашипел, качая головой. Дазай молчал, да и в голове в кои-то веки было пусто.       — Проблемы не у меня, — заговорил Чуя. Он стряхнул пепел с сигареты и наконец посмотрел на Осаму. — Ширасэ вляпался в какое-то дерьмо.       Магия развеялась. Дазай тяжело вздохнул.       — Дай угадаю: в дерьмо вляпался Ширасэ, а получил за него ты, потому что благородно заступился?       — Так говоришь, как будто это что-то плохое, — выплюнул он. — Я не мог остаться в стороне, когда эти говнюки пасут моего друга каждый день в универе.       — И где же был твой друг, когда они пришли пасти тебя?       Осаму перекинул ногу через скамейку, сдерживая вздох от боли в боку, и развернулся к Чуе. Он молча курил. Дазай закатил глаза. Не зря ему не понравился этот Буичиро при первой встрече, чувствовал ведь, что от него веет гнильцой и лицемерием.       Такие люди, слабые и бесхребетные, всегда прибиваются к более сильным — тем, кто будет защищать своих до последнего вздоха. И это оказалась ещё одна потрясающая грань Чуи Накахары. И сколько их? Сотни, тысячи? Дазаю хотелось рассмотреть каждую под микроскопом.       — Где ты научился драться? — приподняв бровь, спросил Чуя. — Я думал, ты хилый позёр.       Осаму усмехнулся. Что ж, откровенность за откровенность. Правда, обмен выходил не бескорыстным: он жадно надеялся получить хотя бы ещё чуть-чуть расположения к себе за эту честность. А потом ещё немного, по крупице, забрать себе всё, что Чуя мог ему дать.       — Я и есть хилый позёр, — он пожал плечами и скосил взгляд в сторону. — Рос в приюте, бывало всякое — вот и пришлось учиться.       Накахара округлил глаза и будто бы совсем по-другому посмотрел на Дазая; ему даже показалось, что чужой взгляд на миг потеплел пониманием, но это мгновение испарилось так же быстро.       — Спасибо, кстати, — буркнул Чуя. Он потушил сигарету о скамейку и выкинул окурок. — Но в следующий раз не лезь.       — Ну раз будет следующий, мне точно придётся таскаться за своим лисёнком по всему университету и следить, чтобы он не попал в неприятности, — ехидно проговорил Осаму, склонившись к нему.       — Да отъебись ты, — беззлобно выпалил Накахара. Он поднялся на ноги, спрятал ладони в карманах косухи и пошёл вперёд по тропинке аллеи. — Ты идёшь или как? — бросил через плечо.       Дазай расплылся в довольной улыбке, закинул рюкзак на плечо и в два шага нагнал Чую.

***

      После субботних посиделок с Тачихарой, Хигучи и братом и сестрой Танизаки Чуя чувствовал себя как выжатый лимон, но всё равно поплёлся заниматься в библиотеку, потому что учёбу никто не отменял, а в комнате сосредоточиться он не мог: Ширасэ постоянно отвлекал. Из-за своих чёртовых проблем тот теперь безвылазно торчал в общежитии и толком так и не смог объяснить, чего именно от него хотели те амбалы, что притащились за ним аж в университет.       Тачихара, увидев ссадины на носу, губе и брови, предложил свою помощь и заверил, что Чуя может писать и звонить ему в любое время, так что за себя он не опасался, но вот за друга всё равно переживал. Буичиро загадочно фыркнул что-то вроде: «Акира с ними разберётся».       «Ну и хер с тобой», — раздражённо подумал он, скидывая тетради и учебники в рюкзак. Всё ещё живая обида за то, что Ширасэ не приехал на гонки, и злость на себя самого, что так тупо и бесполезно проебался, кипела внутри. Ему ведь даже пришлось пару раз зайти в кабинет ректора университета и поговорить с полицейскими, искавшими нападавших. Каждый раз он пересказывал одну и ту же заученную мантру: «Понятия не имею, кто они такие. Я просто шёл на занятия». Чуя слышал: Дазая тоже вызывали. Но больше их никто не трогал. Видимо, он никому не рассказал, что те парни приходили за Буичиро.       Чтобы не сорваться на нерадивого друга, он ушёл, всё же показательно громко хлопнув дверью.       По дороге в библиотеку Чуя старался думать только о том, как классно он провёл время с друзьями Тачихары, несмотря на то, что Наоми и Джуничиро правда были… мягко говоря, того. Наоми постоянно двусмысленно шутила в отношении своего брата, а Джуничиро лишь смущался и переводил тему. Чуя так и не понял, какие отношения их связывали на самом деле. Да и не его это дело, в общем-то. Хигучи оказалась вполне приятной за пределами гоночной трассы, а Мичизу весь вечер заботился о том, чтобы он не чувствовал себя лишним в компании. Такие забота и внимание от кого-то, кто не был Полем, ощущались непривычно. Накахара постоянно одёргивал себя, внутренне повторяя: «Никакого подвоха тут нет, так же, вроде бы, и ведут себя хорошие друзья, верно?»       Вот бы знать наверняка. Даже в своих мыслях он называл новых друзей приятелями с осторожностью, будто, если сам в это поверит, волшебство исчезнет, как лопнувший воздушный шар.       Горячий стаканчик любимого латте приятно теплил руку. Чуя, словно довольный кот, щурился от ярких солнечных лучей и предвкушал продуктивный день за учёбой.       В библиотечном зале было по-приятному прохладно и пахло старыми страницами. Как-то раз Поль попытался объяснить Чуе, что в этом аромате нет никакой магии — лишь разложение химических соединений в бумаге. Но ему нравилось думать, что страницы пахнут так здорово, потому что таят в себе что-то особенное.       Однажды, когда ему было лет семь, мама откуда-то притащила вязанку книг на французском. Они расположились вдвоём на полу посреди крохотной комнаты и стали аккуратно и бережно их разбирать. Чуя трепетно перелистывал страницы потрёпанных книжек и вдыхал этот же самый запах, а потом, свернувшись калачиком рядом с мамой, слушал, как она читает ему на незнакомом языке. Только по интонации он понимал, проза это или поэзия. Поэзия нравилась ему в исполнении мамы больше всего: когда она читала стихи, её голос преобразовывался в нежную музыку.       Она любила вот такие старые вещи. В их доме всё ещё хранятся виниловые пластинки Мирей Матье, несмотря на то, что проигрыватель давно сломан и пылится в шкафу. Книги Чуя наотрез отказался выкидывать, даже при переезде в другую квартиру. Он и французский начал учить ещё в школе, чтобы их понимать. Потому что это была одна из тех ниточек, что связывали его с прошлым. И мамой. Поэзия Малларме, Лафорга и Кана всё ещё звучит в его голове её голосом.       Он выбрал уединённый стол у окна, достал учебник и тетради. Сделал глоток кофе и углубился в изучение параграфа, попутно делая важные записи в конспекте.       Чуя не знал, сколько времени прошло, но в какой-то миг на периферии зрения мелькнуло серое пятно, а затем скрипнули ножки стула. Он поднял взгляд и прищурился. Дазай как ни в чём не бывало уселся за его идеальный уединённый стол, который он занял первым.       — Какого чёрта ты тут забыл?       Осаму приподнял брови.       — То же, что и ты. Люди в библиотеке занимаются.       — Нет, какого чёрта ты забыл за моим столом?       — Ах, он твой? — Дазай театрально приложил тыльную сторону ладони ко лбу. — Господи, как неловко!       Он наклонился и заглянул под стол, из-под него раздался чуть приглушенный голос:       — Не вижу, где написано, что он твой? Неужели ты меня обманул…       — Блядь, Дазай! — Чуя захлопнул учебник и наклонился, заглядывая под стол. — Проваливай отсюда.       — А что, библиотека тоже твоя? — его глаза расширились в притворном удивлении, но в них плясали смешинки. Грёбаный клоун. — И не кричи так, лисёнок, мы же в обители тишины и покоя, — прошептал он.       Накахара выпрямился и откинулся на спинку стула, помассировав виски пальцами.       — Да за что мне это наказание…       Осаму закинул рюкзак на стол и стал копаться внутри, не обращая внимания на чужие возмущения.       — Вот когда принесёшь мне документ о праве собственности на этот стол, тогда и поговорим, — бормотал он, перебирая бесконечное содержимое своего рюкзака.       Из него показалась книга, на корешке которой Чуя прочитал название — «Маленький принц». Он взял её в руки и нахмурился.       — С каких это пор ты стал читать французские сказки?       — С тех самых пор, когда в моей жизни появился один противный лисёнок. — Дазай забрал книгу назад и наконец вытащил из вороха вещей блокнот. — Чужие книги брать без разрешения невежливо.       Чуя обратил внимание на блистер с таблетками, что вылетел на стол из рюкзака, зацепившись за тетрадь.       — Не потеряй, придурок, — Накахара кивнул на пластиковую упаковку.       Осаму, казалось, только сейчас заметил эту вещь. Он резко кинул таблетки в рюкзак и молча встал из-за стола, направившись к книжным стеллажам.       Что, даже ни слова не скажет? Чуя уже уяснил, что этот говнюк всегда старается оставить последнее слово за собой, так что это было странно.       Неожиданная перемена в настроении насторожила и одновременно вызвала любопытство. Так и подмывало по его возвращении задать какой-нибудь шутливо-издевательский вопрос, чтобы скрыть за ним свой непонятный интерес, но Чуя тряхнул головой и решил вернуться к учёбе.       Если Дазаю хочется сидеть именно тут, пускай — главное, чтобы не мешал. Он достал из своего рюкзака наушники и демонстративно надел их, включив любимый плейлист. Почитать с музыкой не получится, но порешать тесты — вполне.       Когда Осаму вернулся с учебником по истории, вопреки всем ожиданиям Чуи, действительно стал заниматься. Несмотря на то, что он спокойно читал свою книгу и делал записи, всё равно умудрялся каким-то образом раздражать присутствием. Как будто от этого вынужденного соседства зудело где-то на подкорке. Просто пиздец.       Чуя аккуратно оторвал взгляд от своих листов с тестами и украдкой посмотрел на Дазая. Раньше ему как-то не доводилось просто понаблюдать за ним: всегда нужно было либо напряжённо раздумывать над тем, как его получше и погрубее послать, либо пытаться увернуться от его вездесущих длинных рук, пытающихся нарушить чуино личное пространство. Некогда было, короче.       А теперь… Это было даже странно: вот так просто сидеть с ним за одним столом и учиться, будто они приятели. Он до сих пор понятия не имел, кто они друг другу. Эти странные отношения с Дазаем вообще не поддавались ни одной известной Накахаре классификации. И почему он так стремился всех людей в своей жизни определить в какую-то категорию?       Да, после той драки что-то между ними действительно изменилось. Чуя чувствовал это, хоть и не мог однозначно сказать, что именно. Значит, и Дазай должен был, иначе не припёрся бы сюда и не сидел рядом. Может, это дазаевский извращённый метод протянуть руку дружбы?       «Какого хрена ты вообще об этом думаешь?»       Накахара поджал губы, но едва не зашипел, потому как заживающая ссадина всё ещё напоминала о себе болью. Разозлившись, он вернул своё внимание тесту.       «Предпрошедшее время. Чуя, думай об учёбе, ради всего святого».       Когда он завершил последнее упражнение, одним глотком прикончил остатки уже холодного латте, снял наушники и прошёлся до полки со словарями, разминая затёкшую от долгого сидения спину. Вернувшись, обратил внимание: Дазай что-то сосредоточенно пишет в тетради, и это как-то не похоже на конспект. Он пожал плечами и разместил тяжёлый словарь на столе: нужно было немного поработать над сложной лексикой перед семинаром.       Пока Чуя методично перелистывал страницы, Осаму всё продолжал что-то писать; это уже становилось нелепо, он никогда так долго не молчал.       Накахара приподнял книгу и спрятался за ней, наблюдая исподтишка за Дазаем. Каштановые пряди чёлки иногда лезли в глаза, и ему приходилось смахивать их в сторону, из-за чего волосы немного взъерошились спереди. Прямой, ровный нос без единого изъяна. Чуть обветренные, покусанные губы, аккуратный подбородок, шея, обмотанная плотными полосками бинтов, под которыми изредка дёргался кадык, когда он сглатывал. Осаму на секунду оторвался от своего блокнота и заправил прядь волос за ухо, обнажая точёную линию челюсти.       Наверняка девчонки за ним таскаются, как приклеенные, хотя он, кроме Акико, рядом с ним никого никогда и не видел. Может быть?..       Дазай отрешённо постучал кончиком ручки по столу и продолжил писать.       А ещё теперь Чуя постоянно замечал на нём полоски бинтов, не только на шее. Иногда они показывались и из-под рукавов его излюбленных толстовок. Раньше он как-то не обращал на это внимания… Господи, да какая ему-то разница?       Накахара резко вскинул взгляд, когда ручка Дазая перестала выводить иероглифы на листе, и наткнулся на насмешливое выражение лица напротив. Пиздец.       — Лисёнок, ты что, залюбовался? — он бросил ручку на стол и приложил ладони к своим щекам. — Прости, не хотел тебя смущать, но…       — …закрой рот…       —…но тебе стоило видеть своё лицо, оно…       —…заткнись уже, просто заткнись…       —…было такое восхитительно смущенное, что я…       —…блядь, Дазай!       —…не смог устоять!       Чуя грохнул тяжеленным словарём по столу.       — Ты — невыносимый ублюдок, я не могу рядом с тобой заниматься, — стремительно краснея, словно ебучий лепесток ебучей красной камелии, Накахара начал собирать вещи, чтобы убраться отсюда к чёртовой матери.       — Подожди-подожди! — Осаму замахал руками, будто это могло как-то помешать сборам. — Клянусь, я больше ничего не скажу, смотри, — он по-идиотски повернул воображаемый ключ у своего рта и выбросил его куда-то в сторону книжных полок. После пожал плечами, как бы говоря: «Видишь?»       — Мне всё равно уже пора, — буркнул Чуя.       Дазай тоскливо простонал, но, заметив, что Накахара всё равно не собирается оставаться, скидал свои вещи в рюкзак и поторопился за ним на выход из библиотеки. Под осуждающим взглядом библиотекаря, сгорая от стыда ещё и перед этим придурком, что нетерпеливо переминался рядом с ноги на ногу, Чуя сдал книги и вылетел на улицу, вдыхая вечерний воздух.       Он, топая со всей злостью, направился в сторону общежития, искренне надеясь, что надоедливый спутник поймёт намёк и отстанет; но когда такое было, чтобы Осаму, блядь, Дазай вообще считался с чьими-то желаниями. Поэтому он плёлся рядом с Чуей, понуро опустив голову и засунув руки в карманы толстовки.       — Ну что тебе от меня надо? — Осаму помахал ладонью у своего рта, напоминая про обещание молчать. Накахара фыркнул. — Как будто тебе нужно моё разрешение, чтобы начать пиздеть без остановки. Не смеши. — Дазай легонько пихнул Чую в плечо, всё ещё помалкивая. — Да не трогай ты меня. Всё, можешь говорить, достал!       — Наконец-то прекрасный принц снял проклятие! — воскликнул Дазай, подпрыгнув на ходу. — Я думал, мне так и придётся до конца жизни провести в молчании, но ты меня освободил. Поэтому я должен тебя отблагодарить. Тебе же понравился кофе, что я приготовил в «Узумаки»? Приходи как-нибудь, сделаю снова за свой счёт.       — Мне не нужны твои подачки.       — А что тебе тогда нужно? Только не говори: «Чтобы ты съебался нахуй», — передразнивающий тон его голоса подскочил вверх почти до писклявых ноток, — или что-то в этом роде, грубости тебе не идут.       — Если тебе что-то не нравится…       — Да, знаю, могу съебаться нахуй.       Чуя цокнул языком и прибавил шагу, но Дазай не отставал и быстро поравнялся с ним.       — До общежития со мной потащишься?       — Если лисёнок не хочет принимать мою благодарность, я хотя бы прослежу, чтобы он добрался в целости и сохранности. Я не переживу, если кто-то снова захочет подпортить его милую мордашку.       Милую? Накахара вспыхнул ещё сильнее.       — Пиздец, какой же ты заботливый.              — Ты даже и не представляешь, насколько, — шепнул Дазай, склонившись к уху Чуи, за что тут же получил кулаком в плечо. — Если ты будешь меня каждый день так избивать, однажды я не смогу варить кофе, и тогда моему боссу придётся искать не только напарника, но и замену для меня.       Он потёр место удара и задумчиво протянул:       — Я, конечно, уверен, что он жутко расстроится, когда потеряет…       Они остановились на светофоре, и Чуя резко развернулся.       — У вас есть вакансия?       — Да, а что, заинтересован? — Осаму довольно улыбнулся и склонил голову в бок.       — Мне нужны деньги.       — А мне нужен напарник.       Накахара поморщился, представив, что придётся несколько дней в неделю терпеть клоунизм Дазая, но с другой стороны… крохотной части него — серьёзно, крохотной — было любопытно.       Когда загорелся разрешающий свет, Чуя зашагал вперёд, погрузившись в мысли. Он может работать в кофейне, а в свободные вечера участвовать в гонках — тогда получится вполне неплохая сумма. Да и с кем-то, кого он уже знает, влиться в работу будет значительно проще. Хотя этот аргумент, конечно, был менее убедительным, потому что речь про Дазая.       Тот, кстати, всё не затыкался рядом, болтая про свои трудовые будни, каких-то бабушек и маскотов.       — Дай свой телефон, — Чуя протянул руку.       — Подожди-подожди, мы уже поменяли сеттинг ролевой игры? Мне нужна секундочка, чтобы перестроиться с принцессы на даму, столкнувшуюся с грабителем…       — Дай. Телефон.       Накахара остановился у общежития и нетерпеливо потряс вытянутой ладонью.       — Господи, никакого актёрского таланта, — возмущённо прошептал Дазай и пошарил в карманах толстовки.       Чуя вбил свой номер в контакты, заблаговременно подписав себя Лисёнком. Всё равно ведь поменяет, ублюдок.       Он молча вернул трубку Осаму, развернулся и зашагал ко входу в общежитие. Чуя ожидал, что Дазай крикнет какую-нибудь глупость на прощание, но за этим последовало только ошарашенное молчание. В кои-то веки он смог его заткнуть, однако цену за этот спонтанный поступок ему придётся в полной мере осознать чуть позже.       Комната общежития встретила темнотой и молчанием. Ширасэ тихо посапывал на верхнем ярусе. Было немного душно, так что Чуя скинул верхнюю одежду и раскрыл створки окна, усевшись на подоконник. Вдалеке на шоссе шумели проезжающие машины, а с соседней улицы раздавались звуки стройки. Телефон в заднем кармане пиликнул новым уведомлением.       Накахара смахнул заставку и перешёл в сообщения, увидев СМС от незнакомого контакта: Чувствую себя избранным P.S. Босс приходит в кофейню по средам, заглядывай       Чуя усмехнулся и, немного подумав, вбил в телефонную книгу новый контакт: «Позёр».

***

      Дазай повертел в руках телефон и ещё раз проверил входящие. Пусто. Он написал Чуе уже несколько сообщений, но пока ни на одно не получил ответа. Конструктивного там, конечно, было мало: пожелание доброго утра и рассказ о пересоленном тофу, стащенном с утра из бэнто Куникиды, тем не менее. Чем же лисёнок так занят, неужели учёбой?       Осаму вздохнул и отложил мобильник на парту, когда в аудиторию вошёл преподаватель английской литературы, Мори Огай, что вёл и первое занятие факультатива по писательскому мастерству, на которое Дазай всё-таки решил явиться. Не сказать, что его так уж сильно интересовало писательство, но факультативы были обязательной вещью в университете, что было жутко утомительно. Так что пришлось сделать выбор, скорее, в пользу преподавателя, чем предмета.       Сенсей молча подошёл к своему столу и окинул внимательным взглядом притихших студентов.       — Вижу знакомые лица. — его спокойный уверенный голос эхом отдавался от стен кабинета. Огай улыбнулся уголком рта и сложил руки за спину, пройдясь перед пустой доской. — Я прекрасно отдаю себе отчёт в том, что часть из вас находится здесь не по своей воле. Поэтому у нас два варианта: либо вы со спокойной душой пропускаете занятия, и я ставлю вам зачёт в конце семестра, либо мы продуктивно и вовлечённо занимаемся предметом, и вы выйдете отсюда с багажом бесценных знаний. — Огай остановился и указал ладонью на дверь. — Можете прямо сейчас покинуть аудиторию без последствий, своё слово я держу.       По рядам пронеслись шепотки. Дазай хмыкнул и поднял руку.       — Да?       — Сенсей, в чём подвох? — спросил он.       — Подвоха нет. — он развёл руки в стороны и пожал плечами. — Это сделка.       — Сделка предполагает выгоду с обеих сторон. Студенты, покинувшие аудиторию прямо сейчас, получат зачёт, а что получите вы?       — Поменьше головной боли. — Огай холодно улыбнулся и провёл ладонью по смоляным волосам. — У вас есть минута, прежде чем мы начнём занятие.       Он вновь подошёл к столу и опёрся о столешницу, сложив руки на груди. Дазай склонил голову в бок, разглядывая преподавателя.       Мори был интересным, отличающимся от большинства безликих профессоров, монотонно бубнящих лекции себе под нос. Его хотелось слушать, за ним хотелось наблюдать — это Осаму заметил за собой ещё на первой паре английского, но здесь, в более неформальной обстановке, открылась какая-то новая грань Мори Огая. Любопытно.       Никто так и не сдвинулся с места. Похоже, все присутствующие были впечатлены прямолинейностью и заинтригованы тем, какими же будут остальные занятия, если первое началось так необычно. Осаму не исключал, что были и такие, кто попросту побоялся уйти. Сам же он однозначно относил себя к группе заинтересованных.       Огай кинул быстрый взгляд на наручные часы и посмотрел на студентов.       — Второй возможности не будет, — сказал он. — Если вы остались, значит, готовы и к упорной работе, и к последствиям, с которыми столкнётесь, если не будете выполнять мои требования. — Мори поднял руку, предупреждая поток вопросов, уже готовых прозвучать от тех, кто вскинул ладони в воздух. — О требованиях поговорим в конце занятия. А о последствиях… что ж, до этого лучше не доводить.       Дазай усмехнулся. Быстро же сенсей захлопнул мышеловку. Возможно, Осаму был сумасшедшим, раз упустил такой заманчивый шанс на быстрый зачёт, но, когда в игру вступали любопытство и интерес, удержаться было невозможно.       Мори подошёл ближе к первым рядам и заговорил:       — С чего начинается история? — он выдержал небольшую паузу, прежде чем продолжить. — С мимолётной мысли, импульса. Но не каждая мысль созревает достаточно, чтобы преобразоваться позже в полноценный замысел. Некоторые из них умирают в зародыше, так и не став чем-то большим. Моя задача — помочь вам отыскать в себе то, что можно будет преобразовать в замысел. — Мори сложил руки за спиной и начал медленно расхаживать перед студентами. — Существует ошибочное убеждение, что автор имеет право писать только о том, что испытывал сам, иначе в его истории не будет жизни. Я же считаю, что писатель — не только умелый рассказчик, но и профессиональный вор, — по аудитории прошлись тихие смешки. — Мысль может появиться из подслушанного в метро разговора, из погасшей лампочки в коридоре вашего дома, из фантика под ногами, что попался вам по дороге домой, и даже из очень интимного рассказа близкого друга. Смело крадите все эти вещи и откладывайте в голове. Я убеждён: каждый, кто сидит в этой аудитории, способен отыскать тут, — он прикоснулся кончиком пальца к виску, — мысль, что однажды превратится в замысел. Ведь любая история рождается из жизни, ваша она или нет — не имеет значения.       Дазай вздрогнул, когда понял, что слишком крепко сжал ручку в ладони. Он положил её на стол, закрыл глаза и помассировал виски, ощущая, как они ноют от боли. Это… напомнило о прошлом. Очень некстати под закрытыми веками замелькали образы приюта и чёрной, как смоль, ночи. Он будто бы наяву чувствовал запах сырости, слышал шорох страниц и тихий, успокаивающий голос Одасаку.       — Почему не спишь? — Ода опустился на пол и прислонился к стене рядом с Осаму.       — Не получается.       Дазай щёлкнул кнопкой, включая свет. Он по обыкновению прятался на чердаке приюта и предусмотрительно погасил фонарик, когда услышал шаги. Можно было догадаться, что это он. Одасаку всегда знал, где его искать.       — Снова что-то читаешь? — он потянулся за книгой, и Дазай вложил её ему в руки. — Зрение ведь так посадишь.       — Это лучше, чем пялиться в потолок в общей комнате.       Сакуноске забрал у него фонарик и посветил на обложку. Он быстро перелистнул страницы и захлопнул книгу. Дазай обхватил колени руками и вдохнул сырой воздух. На чердаке всегда было сыро во время летних дождей. В какой-то момент ему даже начал нравиться этот запах. Он ассоциировался с тишиной и спокойствием.       — Интересная? — Ода покрутил книгу в руке и посмотрел на Осаму.       — Нисколечко.       — А зачем ты её читал?       — Разве не без разницы, что читать, когда не можешь уснуть?       Дазай поднял взгляд и заметил, как расширились в удивлении глаза Одасаку.       — Книги читают ради интересных историй.       — Твои истории лучше. — Дазай коснулся затылком стены за спиной и поднял взгляд в тёмный потолок. — И как ты только их выдумываешь?       — Ты мне льстишь, — со смешком ответил Ода.       — Расскажи мне о том, кто живёт на этом чёрном потолке. — Дазай вытянул руку и ткнул пальцем вверх.       Сакуноске проследил за жестом и прищурился. Какое-то время он молчал, прежде чем сказать:       — Я думаю, там живёт маленький мальчик. Он единственный не боится темноты, оттого и одинок на своём чёрном-чёрном потолке.       — И что, совсем никто не хочет навестить его? — тихо спросил Дазай.       — Нельзя винить других в том, что им может быть страшно. А ещё из-за того, что он очень долго живёт там один, весь его мир перевернулся с ног на голову. Никто всё равно его не поймёт.       Осаму напряжённо вглядывался в черноту, силясь разобрать в ней хоть что-то. В какой-то момент ему даже почудилось, будто она взглянула на него в ответ. По спине прошла холодная дрожь.       — Получается, он обречён быть одиноким? — прошептал Осаму.       — Может, однажды он захочет увидеть что-то ещё, кроме своей излюбленной темноты. Но тогда ему придётся побороться с самим собой и спуститься к людям.       Одасаку ещё долго отвечал на каждый вопрос, пока веки Дазая не начали тяжелеть, а голова не опустилась на твёрдое плечо рядом. После таких ночей он неизменно просыпался в своей кровати в общей комнате мальчиков, а под его подушкой были заботливо спрятаны книга и фонарик. Однажды Осаму сказал Оде, что тот напишет книгу, и она обязательно окажется самой лучшей в мире.       Сакуноске лишь рассмеялся и привычно взъерошил волосы на его макушке.       Дазай дёрнулся от резкого звука вибрации мобильника, лежащего на парте. Он моргнул пару раз, прежде чем взять в руки телефон. Мори на фоне продолжал что-то говорить о рассказе, который нужно будет сдать к концу семестра. Видимо, занятие только что подошло к концу.       Осаму открыл сообщения, и отголоски тоски, вызванные старым воспоминанием, растворились в тёплых лучах весеннего солнца, заглянувшего в окно кабинета. Лисёнок Тебе заняться больше нечем, кроме как строчить мне СМС? P.S. Мне жаль твоего соседа, он достоин лучшего, грёбаный ты воришка тофу       Когда все начали собираться и стекаться к выходу из аудитории, Дазай последовал за потоком студентов и всю дорогу глупо улыбался, печатая Чуе сообщения и представляя, как тот будет забавно пыхтеть от череды уведомлений.