друг моего препода

***

Так и добегают стрелки настенных часиков до долгожданных шести вечера.

Кирилл с остальными парнями из параллельных групп универа за это время уже успели закончить таскать из парадной в квартиру бесконечные потоки ящиков алкоголя, девочки-кокетки-подружки тоже помогали: квартиру убрали — теперь всё вокруг фиолетово-синим неоном горит, а с телевизора футаж статичного дождика играет.  Любимая атмосфера будто новогодней спешки, когда мама салаты нарезает, а дома майонеза нет.. Идиллия.  Глеб сейчас тоже маму чем-то напоминает: бегает туда-сюда, комментирует чужие действия, не переставая вносить правки в свою уже итак идеальную прическу.  — Нахуй ты стаканы сюда ставишь? Убери.— наконец отложив расчёску, он снова решает вторгнуться в чужие дела: под руку одной из подруг бурчит с просьбой переставить стаканы на другой стол, подальше от ещё неубранной ёлки, ибо кто-то сегодня напьётся, а значит — первым делом снесёт это искусственное деревце нахуй. И явно заденет подаренные родителями стаканы. Глеба такой исход не устраивает.

Но все претензии останавливает резкий дверной звонок.

Он аж дёргается весь, но, взглянув на часы с отметкой чуть больше шести вечера, мигом приходит в себя и сразу же подлетает к порогу комнаты, заранее отогнав от себя всех в радиусе ста километров, чтоб не мешали кадру. Глянув в глазок, максимально быстро и судорожно отпирает дверь, тем самым, выпуская из помещения лучи фиолетового света вместе со слабым запахом немало известных ванильных духов, когда-то подаренных предками.  — Bonjour, — специально картавит, здороваясь на ломаном французском. Жестом показывает «проходи-те», а следом, впустив старого, вновь запирает дверь, дабы лишний свет в комнату не просачивался и атмосферу не портил. — Вечер добрый. — Серафим улыбается в ответ, уже думая, как бы поаккуратнее начать речь и отдать заготовленный подарок, но, кажется, абсолютно всевозможные мысли улетучиваются, как только он ныряет в неоновый коридор. Аж теряется. — Добрый — это сок. А вечер.. он сегодня особенно прекрасный. — Викторов, задумавшись на секунду, всеми силами сдерживает себя от слова «невъебенный», ибо прямо-таки в первую секунду такой не деловой встречи портить впечатление о себе желания было мало. Так что, пока лишнего не наговорил, наконец разобравшись с замком и закрыв дверь, он сразу в приветственные обнимашки к Серафиму лезет, пока никто вокруг ещё не мешается.  — Ай, я забыл.. паспорт-то показывать? — Короче.. — не успевает он начать свою речь и перед вручением презента, как оказывается в тёплых объятьях Глеба, который ещё и пах так вкусно и знакомо, что пиздец: Серафим даже задумывается о том, не одинаковые ли у них духи. Но, тем не менее, пока вслух не говорит: только млеет от таких нежных объятий вкупе с довольной мордочкой Викторова..  — Ой.. да поху.. всё равно, на слово поверю. А Глеб ещё секунд пять-шесть чужим Том Фордом дышит, постепенно расщепляя сознание, но когда уже почти что в сон проваливается, то всё-таки оттаскивает себя от Сидорина, наконец позволяя тому пройти поглубже в квартиру. — Ну, мне даже на два годика побольше будет, если что. Типо, чтоб без осуждения, мы ж тут все люди приличные, всё-таки.  — Без осуждений, абсолютно. — Кхм, короче, времени подготовиться не было.. так что, вот, по мелочи решил подарить вот такую тему.. — поправив кудри, Серафим с максимально невозмутимым видом наконец передаёт кудрявому понтовый пакет из ЦУМа с коробкой кроссовок от баленсиаги внутри, прежде чем продолжить:  — Здоровья тебе, мелкий, счастья, удачи, вот этого вот всего, я не умею на трезвую поздравления придумывать блять.. но всего самого ахуенного, шаришь? А Глеб сначала просто берёт пакет в руки и уже было хочет начать типичную речь из разряда: «да не надо было..», как замечает, что этот пакет его чуть ли не полностью блять перевешивает, буквально заставляя глянуть внутрь и выпасть в астрал. — Ахуеть.. — лицо за пять секунд молчаливого шока все пятьдесят оттенков удивления проходит: стоит, глаза по пять копеек.. в себя только слово «мелкий» приводит. — Ой.. извините меня за мой французский, конечно, но типо.. я просто хотел, чтобы вы пришли — и всё.. — улыбаясь во все — пока ещё не выбитые — зубы, он снова начинает строить глазки: ресничками хлопает, на месте замявшись — стесняется, будто пару часов назад не ржал со слова «член» на паре Андрея.  — Ну, раз на трезвую не получается.. мне сегодняшний бар показать? — переводит тему, улыбаясь.  — Во-первых, не за что.  — Во-вторых, можешь не извиняться, всё ж нормально.. а в-третьих — можно и на «ты», я ж уже не препод, в конце-то концов..  — А насчёт бара.. было бы славно. — Прям можно? тогда спасибо.. — пару секунд погодя, Глеб всё же берёт за руку своего новоиспеченного дружка, сразу уводя на локальный посвят — сейчас знакомить будет.  — Так, чекай.. — пройдя к кухонному столу, где, по подсчётам, сейчас находилось пять человек из разных частей универа, Викторов, остановившись, сначала поприветствовал всех, а затем, начал презентацию нового гостя:  — Короче, чуваки, это Серафим. — Серафим, это чуваки. — Слева направо: Кирилл, блять-Андрей второй, Саня, Лера, Дима.. и, ну, — потыкав на всех поголовно пальцами, Глеб уже было закончил, как вдруг наконец заметил любимую чёрно-белую макушку. Чмокнул в волосы, договаривая с ещё большей улыбкой:  — Мой родной — Юра.  — Сейчас ещё десяточка подтянется, но они не из шараги. Постарше меня будут, типо. Серафим же делает вид, будто за эти пару секунд запомнил всех, параллельно, пытаясь вспомнить, где ж он раньше мог видеть Кирилла.. благо, позже догоняет, что перед ним многоуважаемый главный сообщник младшего во всех распиздяйствах в стенах универа. Но виду не подаёт.  — Вот, короче.. — подытоживает Викторов, как вдруг, при переборе мыслей о Юре, ловит любимый факт двойного дня рождения, о котором знают все присутствующие, кроме, конечно же, Серафима Владимировича. Надо исправлять.  — А-а, блин, стоп.. короче, у Юры сегодня тоже типо днюха, так что, бухаем мы за рождение сразу двух прекраснейших людей в двойных размерах. Всё-таки, ему двадцать и один сегодня — многовато уже.. — гладя любимого ангела по плечам, он улыбается довольно — прямо как кошка настоящая вьётся.  — Вот, в общем, через часик, к концу этого.. как его? типа, рабочего дня?.. и все остальные подтянутся, а то, оказывается, старьё за двадцатку уже рабо-о-отает блять..  — Нихуя себе.. щас, погоди, — Серафим себя даже как-то неловко чувствует в моменте: никто не предупредил, а по факту с пустыми руками пришел. Так что, порывшись по карманам, он всё-таки находит пятитысячную купюру и гордо вручает её светловолосому, выдавая как будто абсолютно подготовленное:  — И тебя с днём рождения, Юр. Сам Юра в ответ на такой жест сначала просто косится своим уже весьма пьяным взглядом, но в итоге всё-таки благодарит и, обнявшись, быстренько всучивает в руки стакан.  Контакт налажен — Серафима уже за своего больше Глеба принимают, судя по всему.. Так проходит чуть больше получаса: Викторов туда-сюда мотается, обзванивает всех, пока, спустя мучительные десять звонков, недостающие люди всё-таки не прибывают на место встречи.  На пороге он обнимается с каждым из десяти человек, как с самыми родными людьми на свете, подарки и свои и Юрины принимает, проводит за стол. А уже там, вновь познакомив всех с Серафимом, наконец успокаивается и приземляется на диван в гостиной со стаканом разбодяженного виски, жестом подзывая к себе и Серого, который всего через пару секунд присаживается рядышком вместе с бокалом просекко.  — Давай, ща-с чокаться все вместе будем.   Друзья только пришли, а соотвественно, у Глеба ум ещё вполне себе трезвый — только пол стакана выпить успел. Значит, пока что без позора.        Также, значит, что самое время этот позор организовывать. Именно поэтому, наконец оказавшись вместе с Серафимом на борту одного корабля без всей этой суеты, Викторов смело берёт на себя бразды правления этой алкогольной тусовки, заводя громкую речь для всех присутствующих в зале:  — Итак, друзья.. всем привет! — так как жизнь его ростом обделила, приходится встать на диван ногами и начинать спич сразу с внушительного, но абсолютно не злого крика, дабы обозначить своё присутствие. — Сразу хочу обозначить правила нашей сегодняшней party: кароче, так как к нам в ебучий Питер собственной персоной сегодня явился мой родной-брат-братик-и просто а-ахуенный человек — Юра, то бухаем мы все двойном размере, если не в тройном! Сука, отсюда никто на ногах не выйдет, я каждого уходящего проверять буду.  — Все поняли? — в ответ из собравшегося у дивана круга раздается гул соглашающихся голосов. — А теперь.. За здоровье, за ре..реген.. короче, блять, за печень! Всех обнял! — заключает Глеб и, отпустив руки от головы бедного Юрочки, наконец чокается со всеми сразу, включая Серафима. И только после этого, успокоив душу чувством выполненного долга, спускается с дивана обратно в нормальное положение. Сегодня, по ощущениям, Серафим был у Глеба на поводке, либо просто на подсосе, но как-то неосознанно, просто за ним везде гонял и все просьбы выполнял, каблук что ли?..  Выслушав гениальный наидушевнейший тост от младшего, Серафим наконец чокается практически со всеми, а после, опрокидывает остатки виски из стакана залпом, а следом, снова возвращается на разговор к Викторову, чуть хихикая начиная:  — Бля, тебе бы премию «гений праздничных тостов: Глеб Викторов» Глеб, точно так же залив в себя бокал, тоже быстро возвращается обратно к Серафиму, начиная сразу с ора:  — О-о-хо!.. это я ещё трезвый! вот через полчаса-часик.. посмотри-им..  А пока все начали постепенно расходиться от дивана — кто-то на кухню, кто-то просто по углам — Викторов, улыбаясь уже очевидно нетрезво, только на Серого напротив себя пялится: глазами по всему телу полностью проходится, примерные разметки накидывает и незакрытые одеждой татуировки разглядывает молча ещё около секунд сорока, прежде чем всё же не выдержать и поинтересоваться: — У тебя сердце на щеке набито? — Да через час-полтора и я уже смогу тако-ое выдавать.. — Серафима всё-таки на конкретное «ха-ха» выносит, ибо уже представляет, как забавно будет понаблюдать за пьяным Глебом.. интересно ведь, что он представляет из себя, если даже сейчас так откровенно залипает. — Ага, а чё? — Да? интересно.. я теперь посмотреть хочу.. — он, по новой залив виски поверх льда, снова выпивает залпом, возвращаясь к теме с ещё более приподнятым настроением — малой сегодня явно уж слишком быстро разгоняется для начала.. — А у меня.. — отставив стакан, Глеб, подобравшись руками к воротнику водолазки, оттягивает его чуть ниже, тем самым, открывая прекрасный вид на кривоватое тату в виде небольшого сердца меж ключиц. — Во-от, такой прикол тоже есть..  — Ахуенно красивое.. у нас, получается, типо парные? — Серафим хихикает коварно, отпивая просекко из бокала и всё ещё глаз с Викторова и его татуировок не сводя. Нравится ему вся эта тема..  — О-ой, ну.. да, типо того, получается.. — Глеб задумывал просто татуировкой похвастаться лишний раз, а в итоге вот такое услышал — на душе прямо-таки настолько мило стало, что он аж в лице поменялся: улыбочка теперь не лисья совсем, скорее, смущённая, как у одиннадцатиклассницы, которую пацан из параллели на последнюю дискотеку решил позвать. Сам не замечает этого — серьёзность хочет строить, но со стороны выглядит забавным до умиления.  — У меня ещё ниже ключиц есть, но показать не получится, думаю.. — Зато на руке вот ещё, — закатав рукав водолазки вместе с рубашкой назад, он показывает оголенную руку, забитую разными глупыми татуировками по локоть, при этом, смотря так, будто историю каждой рассказывать собрался, хотя историй-то у них и нет нихуя — по пьяне половина партаков была набита..  Серафим же, с максимально восхищенным видом осматривает подставленную ему руку со всех сторон, рассматривает, кажется, каждый из рисунков разного размера, а спустя ещё минут-полторы молчаливого любования, расстегнув рукав на рукаве уже своей чёрной рубашки, оттягивает тот выше, отдавая собственную руку в татуировках на оценку младшему. — А у меня вот такие приколы имеются..  — О-о.. — Глеб снова все пятьдесят оттенков удивления от такого подарка в виде отданной ему на растерзание руки проходит, а после того, как понимает, что ещё и потрогать можно — совсем в астрал улетает. — Рукав?.. — холодными подушечками пальцев по чужой коже проносится, выводя все контуры татуировок так аккуратно, будто реальный тату-мастер машинкой орудует над рисунками.  — Рукав.. так красиво.. — Я тоже хочу, но места мало осталось.. — Да ладно, будет ещё время свести и перебить, чё ты..  — А тут раньше котик был, кстати. — Сидорин уводит тему подальше от грусти, переводя внимание Глеба на свою кисть, откуда едва ли виднелась перебитая татуировка кота, поверх которой сейчас красовалась моль.  — Котики — это хорошо.. а у меня аллергия..  — На котов, на женщин, на пыль, на цветение.. — буднично перечисляет Викторов, пока рука с чужого локтя переключается на кисти, крутя их во все стороны.  — Зря кота перебил: было бы прикольно, у меня тут где-то тоже как раз собака, забавно.. — явно засмотревшись, он, судя по всему, совсем уже потерялся в прострации и собственных мыслях, ибо своими же руками сейчас постепенно воплощал буквально недавние желания, которые Кириллу в личку описывал во всех подробностях: пальцы вокруг массивной кисти совершают круг, останавливаются на костяшках. Глеб всё рассматривает — правда интересно. Интереснее, чем физика. Останавливается только тогда, когда руки непроизвольно в ладонь лезут. — Бля.. ой, блять, блин.. прикольно всё так. — Реально столько аллергий? Бля, и как с этим всем жить.. — Серафим даже какую-то грустинку ловит, пока до него не доходит вброс про «аллергию про женщин». Аж улыбку вызывает. Поэтому, он всё же решает уточнить: — На женщин?.. — М? Ну, можно и так сказать.. — А чё, у тебя типо нет? Закона о пропаганде ещё и в помине нет, а Викторов уже в вопросах шифруется — Ванга, не иначе. Но по-другому он бы и не стал спрашивать — не в его стиле говорить прямо.. он только в интернете так может, а тут прям забавная возможность спросить подвернулась.  — Жить, кстати, нормально. Я всё равно безответственный, так что, вряд ли бы завёл себе кого-то.. а чужих погладить и под таблетками можно. — Глеб под конец спича уже и сам улыбаться начал от такого забавного заключения, хотя, будь на месте Серафима какой-нибудь Юра, то закончилось бы всё рыданиями о том, что ему жизненно необходим котик дома.. но сегодня, почему-то желания рыдать не было совсем.  — Всё возможно.. — обходным путём отвечает Серафим, уводя глаза и переводя тему: — И чё, прям реально не хочется, чтобы ты приходил, а дома кто-то ждал?  — Хочется, но для таких «хотелок» и человек какой-нибудь сойдёт, мне кажется.. ну, типо, платишь ему — и он тоже ходит чёт, ждёт тебя.. — окончательно выпустив чужую руку из своей, Глеб возвращается обратно в позу лотоса на диване: ноги скрестил, стакан вновь наполнил, а взгляд на Серафима прицепил — не отлепится теперь, больно сильно понравился. — Типо, я с бывш.. бывшей по такому же принципу жил, только за людьми лоток выносить не надо и корм покупать. Хотя, у них тоже плюсы есть.. типо, коты хотя бы не пиздятся с тобой и телефоны ночью не проверяют даже.. наверное?..  — Да это не то-о, понимаешь, типо.. а хотя.. хуй знает. Но чё-то такой себе опыт отношений, получается.  — Нет, стоп, слушай.. типо, я за отношения, где люди пиздятся, ну, когда ты любишь человека прям так, что ты хочешь его уебать.. шаришь? Если первые два стакана на речи и мыслях Викторова ещё не успели организмом приняться и помутнеть его рассудок, то третий, судя по всему, уже постепенно вёл к тому самому состоянию, когда все втроём укладывают спать одного человека просто потому, что он уже запизделся и заебал всех конкретно.. — Бля, ну вот любовь на то и любовь, чтобы если причинять боль, то в случае только если.. да.  — Хуй знает, ну чтоб прям пиздиться — странная тема.. — Серафим скептичным взглядом оглядывает Викторова, закатывая рукава. — А так, фактически, своего рода тактильность.. — Не, ну типо, я не знаю.. ну.. у тебя, что, никогда не было желания прям с огромной любви взять и просто пиздануть вот прям пощёчину? Или взять как-нибудь и задушить прям объятиями по пьяни, чтоб прям рёбра треснули? Ни разу? — ещё секунда — и Глеб просто взорвётся, точно как крипер из майнкрафта, ибо экспрессии ему сейчас было не занимать: руками всплескивает на каждом слове, голос повышает, при этом, ещё и поправляя бесящие кудри, которые сейчас прямо-таки норовят ему в глаза залезть. Как назло.  — Ну второе было и на трезвую, признаюсь.. — Да-а? нихуя себе.. на трезвую я ещё не душил никого.. но хотел. — тут он даже задумался о том, когда в последний раз душил кого-то — неважно как: руками, объятиями.. как угодно. Понял, что и не душил никого вовсе.        Только его пару раз, но точно не в плане любви. Скорее, либо в похабном, либо от злости. А может — вообще всё сразу..       Также поймал себя на мысли, что дай Андрею Игоревичу волю — вот он бы его задушил точно.. без сомнений вообще.  — Ну я типа без негатива душил.. просто обниматься люблю. — как-то неловко оправдывается Серый, притягивая к себе со стола второй стакан с чем-нибудь покрепче просекко.  — Во-от.. я тоже обнимашки люблю.. обниматься круто, но меня обнимают только Кирилл и Юра. — Глеб снова скатывается в грусть.  — Малой, ну дай мне волю — и я тоже буду, а пока как-то неловко бля.. — кажется, даже Серафим удивляется сказанному: где ж это видано, чтобы он про какой-то там стыд говорил..  — А чё так? Так не пойдёт.. это не дело.. — от такой фразы Викторову аж обидно становится. И похуй, что Серый ему чужой человек абсолютно, обнимашки — это ведь от души, не обязательно быть с человеком всю жизнь знакомым, чтобы обнимать его как судьбу всей своей жизни. И он, судя по всему, планирует это сегодня доказать. — Давай, вставай. — это, скорее, не просьба — приказ даже, поэтому, не дождавшись непрошеного ответа, он хватает Серафима за кисть, рывком поднимаясь с дивана, будто и не бахал три стакана один за другим. Сидорин в ответ только вопросительным взглядом оглядывает, но, тем не менее, на поводу у именинника идёт всё равно. День рождения ж, как-никак. — Ща-ас, бля, погодь.. — Глеб пару секунд мотается взглядом по всему залу и поверхностям с напитками в том числе, а останавливается только на заветной бутылке мартини. В правую руку хватает и, не отпуская от себя Серафима, продолжает ход до момента, пока не находит нужную комнату.  Интересная, однако, у его квартиры планировка — спальня прямо в конце, как можно дальше от всего, а зал, наоборот — самый просторный, будто специально для таких вот вечеринок делалась.. — Хочешь красоту? — вопрос риторический, но на этот раз он хотя бы одобрительного кивка дожидается, и только после него, закрыв за собой дверь спальни, проходит вглубь комнаты. Осмотрев тёмное пространство вокруг себя и интуитивно пройдя к письменному столу, еле-еле кое-как, но-таки находит какой-то пульт — сегодня повезло, даже не от вибратора попался. Тыкает пару раз наугад по кнопкам — включается неоновая подсветка цвета индиго, тыкает ещё — на потолке врубается проекция звёздочек, медленно переливающихся фиолетовым цветом.  А некоторые из них даже падают прямо на чужие кудряшки, забавная штука.  — Чекай, — отложив наконец бедный пульт, Глеб, улыбаясь, прошёл к кровати. Уселся снова в позу лотоса с бутылкой мартини в руке, негласно подзывая Серого к себе.  — Красивое.. — он усаживается рядом с младшим на кровати, вдыхая ну очень заметный сейчас аромат его парфюма и, кажется, почти что погружается в спокойнейшую атмосферу обратной стороны тусовок без запаха спирта, кайфово.. 

Но из неоновых терний вновь вытаскивает голос Викторова.

— Ты стакан не брал? А, вижу, не брал.  — Из одной будем пить, получается.. — говорит он явно с поддельным огорчением, ибо, хоть и бесконтактный, но поцелуй же, получается.. а он никогда против поцелуев не бывает. Поэтому, отхлебнув разом сразу глотка три мартини, он передаёт бутылку в чужие руки, пока сам пытается усесться поудобнее.  — Да и похуй.. — спокойно заключает Сидорин, забирая бутылку.  — Ну, а ведь хуй поспоришь.. — Глеб с такой внезапной раскрепощённости в виде очередного мата хохочет тихо, при этом, надеясь, что со стороны ещё пока что так же не выглядит, ибо уж слишком забавно это всё смотрится.. — Давай, ещё пару — и хватит для начала. 

***

После того, как Серафим послушно делает ещё четыре глотка по двадцать миллилитров мартини, Викторов, забрав бутылку, откладывает её в сторону, начиная выдвигать продуманный когда-то спич: — Короче, есть такая тема.. типо, ты перед сном часто думаешь о чём-либо? Вот я — да. И вот, чёт лежал недавно.. овец, кошек, собак считал, но всё равно уснуть не мог.  — И тут просто какая-то идея пришла, типо, как можно «интересно» войти в пьянь.. шаришь? — Глеб через каждое второе предложение заикается и говорит смазано — звуки то растягиваются, как сироп, то не слышатся вообще, хотя, при этом, говорит он с такой уверенностью, будто Нобелевскую премию пришёл защищать.. трудно ему не поверить. — Например? — Серафим валяется на кровати, втыкает в потолок, переодически перемещая взгляд на кудрявого, пока разноцветный комнатный космос перед глазами приобретал всё новые и новые окрасы.. Сила алкоголя порой бывает удивительна.  — Ну.. — он по сторонам оглядывается в поисках чужих рук — не замечает, а старший, оказывается, просто на спину лёг.. Легко слепошарого в темноте запутать, конечно. Но, благо, ненадолго, ибо это огромное тело посреди кровати не заметить было бы просто невозможно. Так что, нагнувшись с максимально злым лицом к чужому лицу, Глеб одним лишь его выражением Серого подняться вынуждает - вся суть кайфоломов..  — Э, чё ты лёг, вставай давай, пионер, долг зовёт!  — Или как там в ваши времена говорили.. короче, ты понял. — Да не настолько старый, правда.. — как-то жалостливо бубнит Серафим, но на кровать в итоге усаживается, принимаясь вновь внимательно наблюдать за Глебом.  — Та-ак.. давай сюда ручки, — как только оба вновь оказываются в нормальном положении, Викторов сразу сменяет интонацию на что-то более мягкое и довольное — всё-таки, талант перевоплощения не пропьёшь.. именно поэтому, заново приобретая амплуа доброй первокурсницы, он, улыбаясь своей кошачьей улыбкой, в лапы Сима своими заледеневшими пальцами закапывается незаметно, формируя некие подобия замков, пускай и слабых.  — А у меня руки холодные? — Вполне.. — пытаясь понять, что от него хотят, как-то не задумываясь цедит Серый, продолжая наблюдения.  — Ой, извини..  Глеб после слов о холодных руках сразу жалобные глазки строит и тихо извиняется, хотя, при этом, руки всё равно не отпускает — только хватку ослабляет чуть-чуть, прежде чем продолжить:  — Та-ак.. а чё я хотел.. я обнимашки хотел. — Иди сюда, — он, выпустив из рук чужие ладони, сразу подаётся корпусом вперёд, валится всем не особо-то и большим весом на бедного Серафима и обнимает невесомо-нежно, руки за плечи уводя, а носом в ключицы зарывшись ненароком.  А Серый, конечно, ожидал многого, но не этого.. поэтому, от такой приятной неожиданности аж на пару секунд в ступор входит. Но, вспоминая ранний диалог, всё же догоняет мысль: аккуратно младшего обнимает и зарывается в его мягкие кудри сразу пятерней пальцев,  — Ой, какой ты хоро-о-оший, малой.. — мурлычет почти что.  — А «хороший» — это как? — либо мартини по мозгам и дару мыслить слишком рано и сильно ударило, либо он реально так давно обычной ласки человеческой не видал и не слыхал, что аж слово «хороший» у него какие-то подозрения вызывает. Феноменальное дитя дождя.. Хотя, на деле же.. Глеб по универским слухам — та ещё мразь последняя, а круг его общения — гопари, петухи, пидорасы, да просто геи-пустышки, из-за чего, обниматься ему обычно особо-то и не с кем — не желает никто, а если и желает, то, скорее, чтоб выебать потом.        Хотя иногда, когда Юра приезжает, они обнимаются, но проблема в том, что случается это крайне редко, а других вариантов у Викторова просто на просто нет..        Именно поэтому, от тактильного голода, даже после одной стопки он уже готов человека хоть полностью сожрать. Сегодня — не исключение. К тому же, даже сам Серафим не против: он в такой атмосфере в абсолютной транс впадает, гладя чужие кудри. И из этого астрала его только сам Глеб своим вопросом выводит — и то, не до конца. Потому, получается лишь тихо промямлить:  — М? Ну.. тако-ой.. хоро-о-оший.. У Глеба, кажется, всего две эрогенные зоны: шея, да завитые локоны — и второе сейчас активно эксплуатирует Серафим, от чего Викторов целиком и полностью млеет под колдующими руками.  Да настолько сильно, что ему палец покажешь — смеяться в голосину начнет. 

Так и происходит, собственно.

— Бля-м.. мха-ха, «хороший» такое забавное слово.. Кажется, я с такими же мыслями фразу «хороший мальчик» себе на руке набивал.. хотя, на инглише оно не такое забавное.  — Ну и ты, получается, «хороший мальчик»? — от Серафима это сейчас прозвучало максимально извращенно, к тому же, ещё и с такой улыбочкой и интонацией, будто он вправду что-то непристойное в себе подразумевал.. — Ну-у.. — и тут планета рухнула: Глеб впервые о чём-то задумался.. но думать особо долго не пришлось, ибо на обученный погонный язык пришёл машинальный ответ: — Смотря для кого и когда.. — А для меня? – еле слышно в качестве небольшой шутеечки интересуется старший, а следом, прокашливается постановочно, чтобы никто подвоха не заметил.   А Глеб, тем временем, зарывшись носом в чужие ключицы, лежит себе, расслабленный полностью, даже не обнимает практически — можно сказать, просто на плече у Серафима валяется. Но, при этом, как только первая фраза в ухо влетает, так он сразу оживляется, пускай и не особо быстро в силу нетрезвости сознания. — Только. — отвечает, не подумав, буквально в ту же секунду, но не менее тихо — боится атмосферу порушить. А то сидят прям уютно, в дали от всех тех страшных лиц. — Какие же у тебя кудряшки классные.. — пускай и улыбнувшись в ответ на такой около-подкат, он внезапно переводит тему.  — Да? Спасибо.. я стара-аюсь, да.. думал, не заметит уже никто никогда.. а денег на них уходит просто дохуя.. — от такой лести, смешанной ещё и с тихим тяжёлым голосом, Глеб весь тает, точно как кубик льда. Речь аж полностью эмоций лишается, становясь всё тише и монотоннее, словно он вот-вот заснёт. Всё в небытие уходит, пока он, окончательно затерявшись в чертогах грязных мыслей, уже настолько расслабился, что теперь только за колени чужие держится, носом тыкаясь в татуировку на Симовской шее.  — Прикольно, когда волосы чешут.. и у тебя руки.. как его, бля, ну, не мягкие.. типо, м-м.. приятные очень, короче.. — Да-а? Спаси-ибо.. — Серый, кажется, уже настолько увлёкся процессом поглаживания чужих кудряшек, что теперь ведёт диалог с настолько невозмутимым видом, будто ничего сверхъественного не делает..  Не останавливаясь растворяться, Глеб, ёрзая по Серафимовскому плечу в поисках наиболее удобного места, благодаря тусклому свету, всё же замечает краем глаза очертания какой-то татуировки на шее, которая и до этого уж очень привлекала, но спросить возможности не представлялось.  А тут — получите, распишитесь, грех не спросить. — А что это у тебя на шее набито? — М? Хуй знает, женщина какая-то, но выглядит пиздато, мне нравится..  — Же-енщина? да-э.. прикол..  — чуть приподнявшись с чужого плеча, он вновь усаживается в позу лотоса, но теперь уже явно ближе к лицу напротив. Ручки согретые к шее Серафима тянет, обвивает ладонями вокруг, осматривая татуировку поближе, — А нахуй ей цветы в глазах? — Не знаю, кстати.. ну цветы, типо, классная тема сама по себе, мне нравится максимально.. а тебе? — Ну-у, смотря какие.. и от кого.. не знаю, ну, вот, розы — пиздато, орхидеи — тоже.. гортензии ещё люблю.. всякое такое, разное.. краси-ивые нра-авятся, короче, да-а.. эстетическое удовольствие приносят.. но, правда, на некоторые у меня аллергия, как же без этого.. — голос снова звучит размазано: Глеб все слова тянет так, что аж слышно, как его в сон клонит неимоверно, но он всё равно зачем-то пытается говорить. Зависнув над ухом, словно молитвы шепчет слащавым мурчанием, пока пальцы медленно и незаметно скользят по горячей коже, изучая и обводя линии, когда-то выбитые тату-машинкой. — Я согласен со всем, кроме роз.. ну типо, они какие-то не очень вообще, вкусовщина.  — Вот то ли дело ромашки, вообще ебейшая тема, скажи? Мелкие, но пиздатые.  — Не зна-аю, мне розы нравятся в эстеч.. эсте.. э-.. эстетическом плане.  — Вот смотришь на них и думаешь.. еба-ать, я бы это выебал.. у тебя не так? Завершив путешествие от начала татуировки у кадыка и до её конца, Викторов, полностью довольный проделанным, всё-таки останавливает ход рук возле первого позвонка, чуть ниже начала роста волос — за шеей.  Вдыхает неглубоко,  — Ахуенная татушка, всё-таки.. — хотел сказать явно другое, но выдал всё равно это, выдыхая и уводя взгляд в потолок. — Спасибо, ты тоже. — пытаясь не выдавать в голове гонящихся по телу мурашек, абсолютно буднично чеканит Серафим, глядя прямо в глаза напротив и явно не понимая, что вообще выпалил.  И, наверное, эта фраза в кудрявой головешке стала решающей между каким-то его негласным выбором.  Он буквально на полторы секунды своим щенячьим взглядом в глаза напротив загляделся, выдумывая, что саркастичного можно в ответ выдать, как в моменте просто ёкнуло — не сердце, а что-то в остатках ещё не до конца пропитых юношеских чувств.  Викторов даже сам осознать не успел, как уже поцеловал с неестественной самому себе нежностью в уголок губы — секунд пять буквально провёл в невесомости рядом с лицом Серафима, а сердце уже колотит непривычно, будто советский будильник. Отодвинулся, на удивление, молча, даже без оправданий. Скорее всего, понимал, что просто захотел — просто сделал, и Серому, в силу возможного опыта, прочесть это будет крайне легко, от чего его извинения со стороны будут выглядеть лишь только потешно. А Сидорин даже не успевает ничего в ответ сделать: лишь обменивается неловким взглядом и уже было хочет что-то сказать, как его перебивают..   — Ну что, теперь не неловко? — долг, за которым изначально Серафим был приведён в эту комнату — выполнен, а это значит, что всё прошло вполне себе удачно. — Пойдём? — полностью прийдя обратно в сознание, он причёску себе поправляет немного и отсаживается, при этом, улыбаясь так коварно, будто секунду назад не пищал при себя от малейшего прикосновения.  — Бля, ну слушай.. — секунда, две — и уже даже в пьяной голове старшего рождается не слишком здравая идея: ближе к Викторову придвигается, как-то оценивающе голову наклоняет, а затем..   Руки оказываются на чужой шее, а сам он слегка сдержанно чужие губы целует — на пробу, — стараясь не уронить Глеба на кровать в вертикальное положение между делом, чтоб совсем в извращенский абсурд это всё не перешло. Благо, получается.  Викторов же, в свою очередь, человек не особо высоких моральных качеств, так что, с кем и когда лизаться, будучи пьяным, его не волнует.  А если это ещё и прямое воплощение всех его детских травм и запросов на порнохабе одновременно — так вообще сказка.. Именно поэтому, забыв абсолютно обо всём, он руками за чужие локти хватается — не падает, хотя мог — только углубляя поцелуй чуть ли не до животного уровня, пока Серафим от него сам не отлипает, давая вдохнуть глоток адекватности, после которого Викторов краснеет, кажется, до ушей, в безмолвном ступоре сидит около половины минуты и глаза уводит в самый дальний угол потолка, прежде чем обрести хотя бы дар речи заново..  — Это ещё что такое.. — подводит к заключению, параллельно с этим, нервозно трепля себя за вставшие от ахуя кудряшки. Хотя, у него там явно не только кудряшки встали..  — Это, получается, теперь не неловко. — спокойно отвечает Серафим.