too good at goodbyes

      Феликс пришёл навестить её спустя четыре дня после того, как Рюджин разрешили вернуться. Он пытался прийти раньше, но один из барменов ушёл, не отработав отмеченные в контракте две недели, и, пока Минхо искал работника на его место, Ли взял на себя дополнительные смены. Он выглядел уставшим, – мешки под глазами, бледность, – но всё равно улыбался. Светлые пряди забавно топорщились, хотя он постоянно пытался их пригладить.       – Дерьмово выглядишь, – покачал головой Ли.       – Да, спасибо, у меня было сотрясение.       – Да, я видел. Кто-то снимал это, и видео разлетелось по Сети. Теперь, даже если команду и не отстранят, они наверняка лишатся всех фанатов.       – Круто, – безэмоционально ответила Рюджин.       Феликс протянул руку, чтобы накрутить на палец короткий серый локон, и улыбнулся.       – Ты ещё вернёшься на лёд.       – О, прости, не знала, что ты эксперт в физиотерапии.       – Не эксперт, но я слышал много историй. В том числе и от Минхо.       – Он спортсмен?       – Вообще-то профессионально занимался танцами, но один из его друзей, – Чанбин, – пауэрлифтер, хоккеист и всё такое. Минхо сказал, сросшихся костей у него в теле больше, чем целых, и он всё ещё занимается этим на профессиональном уровне. Я взял у него контакты врачей, если тебе вдруг понадобится.       – Не уверена, что моя страховка такое выдержит.       Улыбка Феликса стала шире.       – Об этом я тоже позаботился. Судя по разговорам с некоторыми действующими спортсменами и администрацией университета, они могут оплатить физиотерапию в том случае, если посчитают, что ты полезна команде университета. Если нет… ну, суммы, которую та стерва выплатит в качестве ущерба, будет достаточно, чтобы заплатить за несколько месяцев физиотерапии.       – Ты сам это считал? Говорил же, что плох в математике.       – Минхо мне помог. Он гений во всём, что касается счёта. Даже решает линейные уравнения, хотя я понятия не имею, что это такое.       – В линейном уравнении полная степень…       Феликс замахал руками.       – Нет, не забивай мне мозг! Кстати, что сказал твой доктор? Когда тебе можно будет выйти на улицу?       – Недели через две, – пожала плечами Рюджин. – Врач беспокоится о моём сотрясении. Оно не первое, поэтому есть вероятность получить осложнения типа постоянно мигрени и всего такого.       – Да, хоккей пиздец как опасен.       – Это… – она сжала губы, словно решая, стоит ли говорить. – Это не из-за хоккея. Моё первое сотрясение.       – О…       – Не рассказывай никому, ладно?       – Конечно. Если ты хочешь поговорить об этом…       – Я просто ни с кем это не обсуждала.       – Даже Минджон? – Феликс нахмурился, и Рюджин обречённо кивнула.       В то время Ким была слишком занята, вытаскивая её из состояния апатии, и даже не заметила, что что-то изменилось. Шин её не винила, – она забила на свою жизнь и хоккей, провалившись в глубокую яму ненависти к себе и миру, закрылась от всех. Минджон тратила все силы, чтобы привести её в норму. Даже ночевала вместе с ней в машине целую неделю, потому что Рюджин настолько опротивел чёртов Уотэрвей, что она решила сбежать.       К счастью, здравый смысл всё-таки вернулся, и они повернули назад. Ким сильно влетело от родителей, но она никогда не жаловалась на это, поэтому и Рюджин не собиралась.       – Подралась?       – Да.       – Из-за… – он неловко посмотрел по сторонам. – Йеджи?       – Да. Поэтому и не хочу, чтобы Минджон знала. Она выйдет из себя. Сейчас всё в какой-то гармонии, потому что Минджонги думает, что уход Йеджи разбил мне только сердце. Если узнает о сотрясении, то точно не будет сдерживаться.       – Я понимаю. Я никому не скажу.       – Спасибо.       – Но ты должна говорить о своих проблемах, Рюджин. Я был на твоём месте, – не буквально, конечно, потому что я сошёл бы с ума от боли в таком случае, но психологически. Когда ты один, то болтать просто не с кем, и ты переживаешь боль сам. Повторяешь себе «да я же сильный, справлюсь», а потом… потом валяешься в слезах у чёрного входа в какой-то бар, а его владелец гладит тебя по голове и наливает воду. Если у тебя есть, с кем делиться, то делай это, потому что иначе в один момент эмоций окажется слишком много.       – Я понимаю.       Он намотал короткий локон на палец и легко потянул на себя.       – Если что, можешь поговорить со мной. Я хорош в этом.       – Если верить твоим словам, ты хорош во всём, кроме математики.       – Да, я такой, – Феликс гордо улыбнулся. – А как дела с Йеджи? Я видел её в больнице.       – Видел? Она ни разу не зашла.       – Серьёзно? Нет, я точно уверен в том, кого видел. Мы столкнулись раза два или три, когда она уже уходила. Я был уверен, что она навещала тебя.       Рюджин лишь отмахнулась. Она отказывалась признавать, что хотела, чтобы Йеджи зашла хотя бы на пару минут. Это казалось признаком слабости. За последний год Шин приучила себя к мысли, что больше не скучает, не ждёт, что в один из дней Йеджи позвонит или напишет, скажет, что это всего лишь глупая шутка, которая слишком затянулась. Минджон говорила, что Хван просто играла с ней, и Рюджин поверила.       Убедить себя в том, что Йеджи стерва, оказалось проще, чем страдать по ней.       Жаль, что это было всего лишь глупое убеждение, абсолютно не сочетающееся с реальным положением дел. Конечно, она скучала по Хван, конечно, она ждала её. Это была любовь, – первая и самая сильная, – которая до сих пор сияла так же ярко, как и в тот день, когда их взгляды впервые встретились.       – Нет.       – Это… странно.       – Мы можем перевести тему?       – Конечно, но… – заметив взгляд Рюджин, он примирительно поднял обе руки. – Понял, переводим тему.

***

      – Я, блять, ненавижу себя, – прорычала Рюджин, когда Минджон, закинув её руку на своё плечо, чтобы поднять.       – Это просто травма, не драматизируй.       – Ты буквально тащишь меня до машины. Это жалко.       – Это то, как поступают друзья, Шин, – отмахнулась Минджон. – Сколько раз ты тащила меня домой, когда я напивалась?       – Да, вот только ты просто ходила с головной болью, а я даже ногой пошевелить не могу. Всё болит. Каждая часть моего тела будто начала двигаться отдельно от меня, понимаешь?       – Врач говорил, что такое возможно.       Рюджин знала, что ожидать от Минджон долгих объятий и разговоров до утра глупо. Она вообще не любила болтать. Её любовь проявлялась в поступках: быть рядом в самые тяжёлые моменты, помогать сбегать из дома, когда отец не в себе, прятать у себя и защищать от всего. Ей всегда казалось, что это важнее, чем постоянные разговоры о чувствах и прочих сентиментальностях.       – Делай то, что говорит доктор, и вернёшься в игру. Плохое уже случилось, так что нет смысла ныть. Всё, что можно сделать, – работать, чтобы всё исправить.       – Я… я знаю, но…       – Это тяжело, – Минджон кивнула. – Я понимаю. Я с тобой.       – Спасибо, – Рюджин хлопнула её по плечу. – А, и ещё… – она замерла, решая, стоит ли спрашивать, но в итоге не выдержала. – Йеджи приходила ко мне?       – Когда тебя привезли, они с Джимин и Джису ждали у операционной.       – А после? Феликс сказал, что видел её.       Минджон плотнее сжала рукой её талию.       – Я не знаю, ни разу её не встречала.       – Ты… ты постоянно была у моей палаты, да?       – Да, но Йеджи не приходила. Слушай, если… если ты думаешь, что после того, как она пришла, чтобы покормить тебя, что-то изменилось, то это не так. Это всё та же Йеджи, которая бросила тебя, ничего не объяснив, которая скрывала ваши отношения. Ты достойна кого-то лучше.       – Я знаю.       – Смотри на её решения, а не на её слова. Они куда лучше показывают, какой она человек.