too good at goodbyes

Два года назад…

      Йеджи поняла, что возненавидит этот день примерно часам к десяти. Её подруги снова сходили с ума, рассуждая о том, действительно ли парни-модели спят со своими партнёршами, и считается ли моделинг грехом. Кто-то из особенно консервативных даже предлагал отправить в Вашингтон петицию с просьбой закрыть «Пентхаус», но никто не обратил на это внимания.       Йеджи просто устала.       Устала от того, что всё, хотя бы немного отходящее от правил здесь считают грехом. От того, что любой, кто не ходит в церковь, сразу же становится в глазах местных «сатанистом» или «сектантом», который хочет похитить их души. Она устала от того, что еë отец, – а вместе с ним и остальные жители города, – без причины ненавидят подростка, который за всю жизнь не сделал ничего опаснее рисунка на стене.       Хван смотрела на то, как все обходили Рюджин стороной, пока они с Минджон делили на двоих пропитанную жиром школьную пиццу, и чувствовала, как злость наполняет тело. Когда рука Шин скользнула в волосы, заправляя синий локон за ухо, желудок Йеджи сжался. Искры танцевали на кончиках пальцев, заставляя их подрагивать от желания так же пройти по её волосам, зарыться в них, чтобы понять, настолько же они мягкими, какими кажутся. Хотелось прикоснуться, но она сжала ладонь в кулак, чтобы не наделать глупостей.       Нельзя защищать Рюджин перед всеми без причины. Это привлечёт внимание, и папа проведёт очередной цикл лекций о том, как опасно связываться с людьми типа Шин. Опять. Он говорил, что сразу после школы Рюджин отправится в тюрьму с тех пор, как Йеджи исполнилось четырнадцать.       Когда разговор подруг перешёл на тему родителей, Йеджи сделала вид, что больше не голодна и оставила поднос на раздаче. Коридор был пуст, как и всегда на большой перемене. Большинство учеников в это время либо уезжали домой, либо заполняли кафетерий и ближайшую к школе закусочную, и по коридорам бродили только те, кого считали изгоями, - они обедали в классах, чтобы избежать новой порции издевательств.       Йеджи свернула за один из поворотов, когда на плечо опустилась холодная рука. Минджон стояла за спиной. Пара тёмных прядей, спадая на лицо, закрывали правый глаз, красная клетчатая рубашка висела на тощем теле словно мешок. Потрёпанные кеды были покрыты чем-то красным и ссохшимся. Хван некстати вспомнила о доске с пропавшими без вести из кабинета отца.       – Да? – Она выдавила из себя улыбку.       – Просто хочу узнать, какого хрена происходит.       – Я… я не понимаю.       – Сперва твой отец забирает Рюджин в участок без всяких причин, а потом ты подходишь к ней и предлагаешь общаться. Не знаю, как для тебя, но для меня это странно.       – Просто я подумала, что мы с Рюджин ладим.       – Ты ладишь со своими подругами-стервами, Хван. Не с Рюджин.       Йеджи переступила с ноги на ногу, не сводя взгляда с бледного лица Минджон. Она выглядела искренне озлобленной, – брови сведены в одну линию, тонкие губы плотно сжаты. На левой скуле алел свежий порез.       – Я не пытаюсь как-то её подставить, если ты беспокоишься об этом.       – Тебе не нужно пытаться, твой папаша сделает это за тебя. Ты не понимаешь, каким ублюдком он станет, если увидит тебя рядом с Рюджин? Ты же не можешь быть настолько тупой.       – Если увидит…       Ким устало потёрла пальцами переносицу. Ещё раз оглядев пространство. Она сжала ладонь в кулак, будто раздумывала ударить её сейчас или поймать на пути из школы.       – Не играй с ней, Хван. Она этого не заслуживает.       – Конечно.       – Просто отстань от неё сейчас, пока не втянула её в проблемы.       – Никаких проблем. Обещаю.

***

      Тренировка проходила… странно.       Рюджин играла так же потрясающе, как и всегда, но Йеджи знала, что её что-то беспокоит. Она была слишком груба к себе. Раз за разом, обходя соперниц, она с жутким металлическим звуком влетала в ограждения, чтобы оттолкнуться от них как мячик. Шин держалась, но удары явно выбивали из неё воздух, потому что раз в несколько минут она на пару секунд останавливалась, чтобы перевести дух. Сонми, кажется, тоже это заметила, потому что, остановив игру, велела Рюджин подъехать.       – Ты в порядке? – Спросила тренер.       – Конечно, – кивнула Рюджин, приподнимая шлем, чтобы стереть со лба пот.       Йеджи вздрогнула, поймав на себе её взгляд. Он напоминал о тех днях, когда они изредка, – тайком, – смотрели друг на друга в заполненных людьми коридорах и улыбались так широко, что щёки начинали болеть. Тогда Хван не понимала, сколько в нём любви, но сейчас… сейчас Рюджин смотрела на неё так, словно в мире больше не было никого. Острое чувство тоски ударило в сердце, когда губы Шин в очередной раз плотно сжались, – она делала так всегда, когда пыталась сдержать слёзы.       – Ладно, я знаю это выражение лица, – покачала головой Сонми. – Проблемы с девушкой?       – Никакой девушки, – отрезала Рюджин.       – Шин, я не лезу в личную жизнь своих спортсменок, но у тебя явно случилось что-то плохое.       Джису и Джимин переглядывались, явно чувствуя себя неловко, но Йеджи даже не думала о них. Её волновала только Рюджин, – уставшее лицо, полный боли взгляд и синяки под хоккейной бронёй. Шин всегда была такой: терпела любую боль молча, прикусив нижнюю губу, чтобы не кричать, и ничего не говорила, даже если Йеджи спрашивала прямо.       Она открывалась изредка, по ночам, когда сил на то, чтобы притворяться спокойной, уже не оставалось. Только Хван узнавала и о матери, которая умерла, когда Рюджин исполнилось шесть, и об отце, который раз в неделю приводил домой новых женщин, и Минджон, которую Шин любила больше, чем себя. Хотя… Рюджин любила каждого из друзей больше, чем себя.       – Просто дайте мне время.       – Если захочешь поговорить…       – У нас есть Черён, тренер. Она что-то вроде командного психолога.       – Да, я знаю, – Сонми протянула руку, чтобы поправить съехавший шлем. – И пошли ту девушку, которая сделала тебе больно, в ад. Ты заслуживаешь лучшего.       – Спасибо, тренер.

***

      – Я думала, у них с Минджу всё получилось, – сказала Джису, когда они вышли с ледовой арены. Хоккеистки остались, чтобы обсудить план на ближайшую игру, и Юна попросила немного подождать. Кажется, они снова собирались на свидание. – Хотя… она ушла куда-то прямо в середине вечеринки.       – Они с Минджон вернулись в комнату, – объяснила Джимин.       – Рюджин стало плохо?       – Не знаю. Она была очень пьяна, а Минджон разозлилась из-за чего.       – Может, они поссорились, и Рюджин переживает?       Йеджи не понимала, как помочь. Когда-то она могла просто обнять Рюджин, поцеловать в волосы, и ей становилось легче. Сейчас у неё не было на это прав. Шин жила другой жизнью, – у неё были другие друзья, девушки, которые уделяли ей внимание. Девушки, которые никогда не бросали её после свидания, не оставляли в городе, где её ненавидели, не выбрасывали из жизнь как мусор из окна машины.       Увидев Ёнджуна, Йеджи поняла, что не может больше вести себя так, будто всё нормально. Она уже принесла достаточно боли.       – Эй, – сердце Хван колотилось так, будто готовилось лопнуть. Джимин и Джису были слишком далеко, чтобы услышать, о чём они будут говорить. – Привет.       – Привет, – улыбнулся он. – Я пытался дозвониться до тебя все выходные. Ты плохо себя чувствовала?       – Я… я хочу поговорить. О том, что произошло на вечеринке.       – Так… – он спрятал руки в карманы.       – Я понимаю, что поступила плохо. Ты… ты хороший парень, но я… но я не очень хороший человек. И я… я думаю, что у меня всё ещё есть чувства к кому-то другому.       – К Рюджин?       – Как ты…       Он не выглядел разочарованным или разозлённым, только улыбался одной половиной губ. Йеджи понимала, что в очередной раз сделала другому человеку больно, разбила сердце, но… нет, здесь не могло быть никаких «но». Она вела себя как кусок дерьма, использовала людей, чтобы не признаваться себе в том, что облажалась.       – Она всегда смотрит на тебя, когда ты не видишь. А ты смотришь на неё. Не знаю, что между вами случилось, но в её взгляде столько боли, Йеджи.       – Я бросила её по СМС.       – Бля…       – После хорошего свидания.       – Двойное «бля».       – Я знаю, что облажалась, но… не знаю, я была напугана, не хотела думать о том, как ей больно. Я не знаю…       – Эй, – он мягко коснулся её плеча. – Я тоже вёл себя как мудак, но мы меняемся. Ты уже нашла в себе смелость, чтобы рассказать обо всём мне. Попробуй рассказать и ей тоже. Даже если вы не станете друзьями, она будет знать, что тебе жаль, и этот случай научил тебя чему-то, а это главное.       – Ты так думаешь?       – Конечно.       – Спасибо, Ёнджун.       Он развёл руки в сторону, мило наклоняя голову.       – Обнимемся?       – Конечно.

***

      Ни Джису, ни Джимин не выглядели удивлёнными, когда Йеджи сказала, что они с Ёнджуном не подходят друг другу. Они сидели в той же закусочной, в которой были пару недель назад, и ждали, когда Юна и Черён закончат задания и придут, чтобы вместе пообедать. Минджон писала, что не уверена, что сможет прийти, потому что Рюджин, кажется, снова немного простудилась.       – Всё настолько плохо? – Спросила Джису.       – Не знаю, – ответила Джимин. – Они уходили вместе, и Минджон говорила ей что-то о том, что не стоит так к себе относиться. Кажется, на вечеринке Рюджин встретила девушку, которая обошлась с ней как с дерьмом.       – Из их города?       – Знаешь о ней?       Джису оглядела стол, словно не знала, может ли говорить об этом.       – Минджон была пьяна, когда сказала мне это. Мы шли за газировкой после одной из вечеринок, и она сказала, что бывшая девушка Рюджин была полной стервой, и она разбила бы ей лицо, если бы Шин разрешила. А, и ещё что-то про то, что эта сучка тоже в Лос-Анджелесе.       Йеджи чувствовала, как страх наполнил тело. Если бы они узнали…       «Нет», – подумала она. – «Ты заслуживаешь того, чтобы они так о тебе говорили».       – Не понимаю, когда Рюджин успела встретиться с ней, если всё время проводила с нами.       – Может, в коридоре? Наверное, это кто-то из первокурсниц. Редкая сука на самом деле, – покачала головой Джису. – Такие девушки худшие.