too good at goodbyes

      Конфуций писал, что жизнь без любви не имеет смысла. Он говорил: «Любовь – начало и конец существования. Без любви нет жизни. Потому что любовь есть то, перед чем преклоняется мудрый человек». Рюджин не считала себя мудрой, но любовь настигала её волной цунами, погребая под своей тяжестью, и у неё не оставалось выбора, кроме как послушно вставать на колени.       Когда она была влюблена, то жила этим чувством. Йеджи стала всем, проникла в разум, кроваво-красным пульсируя в каждой мысли, запеклась клеймом на сердце. Минджон говорила, что всё это просто конфетно-букетный, скоро пройдёт, но день шёл за днём, неделя за неделей, а образ Хван оставался всё таким же ярким. Наверное, это больше напоминало одержимость, но Шин было плевать.       Впервые в жизни она влюбилась взаимно. Вполне нормально, что теперь она засела в её голове как тупая навязчивая идея. Пройдёт. Когда-нибудь переболит, зарастёт, забудется, и Рюджин найдёт другую девушку. Ту, которая не бросит её по СМС.       – Я знаю этот взгляд, – выдохнула Минджон, клюшкой слегка толкая Рюджин в ногу. – Опять?       – Не понимаю, о чём ты, – соврала Шин.       – Каждый раз, когда ты думаешь о Йеджи, то начинаешь выглядеть как оставленный на улице щенок.       – Ты больше похожа на щенка.       – Не переводи тему. Ты обещала, что с Хван покончено. Я думала, у тебя было пару свиданий с той горячей бариста.       – Она не в моём вкусе?       – Не прячет ваши отношения от своего отца? – Хмыкнула Минджон.       – Знаешь, возможно, если бы ты не напоминала мне о ней…       – Ничего бы не изменилось. Я просто не понимаю, что ты нашла в этой сучке.       – Не называй её так.       – Серьёзно? – Ким скрестила руки на груди. – Стерва разбила тебе сердце, а ты продолжаешь её защищать? Отлично, Рюджин, но ей плевать.       – Я… – Шин закрыла лицо руками, набирая больше воздуха в грудь. Почему она делала это? Всё ещё любила Йеджи? Да, наверное, но это, к сожалению, не значило, что она не злилась. Нет, иногда ей хотелось вцепиться в плечи Хван и трясти, пока та не начнёт плакать, закричать, чтобы та наконец поняла, какую боль причинила. Почему она это сделала? Разве Рюджин когда-нибудь относилась к ней настолько плохо, чтобы заслужить такое? – Я знаю, ясно? Я, блять, понимаю, что ей плевать на меня.       Минджон опустила голову, прикусывая нижнюю губу.       – Она не заслуживает тебя.       – Ты говорила так с нашего первого разговора.       – Потому что это правда. Ты хороший человек, Рю, а она… Йеджи просто трусиха, которая не понимает, чего хочет. Ей хотелось развлечься с тобой, не больше.       – Она сказала, что любит меня.       – Ну… она соврала. Разве за тот год, что вы провели вместе, Хван сделала для тебя хотя бы что-то? В отношениях нужны поступки, а не слова.       – Поступки, – повторила Шин. – Она относилась ко мне не так, как остальные. Когда она смотрела на меня, я будто забывала обо всём дерьме. Даже об отце. После свиданий с ней я возвращалась домой счастливой, даже зная, что встречу его.       – Такое бывает, когда влюбляешься в первый раз. Кажется, это на всю жизнь и всё такое, но это не так. Ты встретишь другую девушку.       – Кажется, Джимин твоя первая влюблённость. Ты думаешь о ней так же?       Минджон усмехнулась.       – Я подхожу к этому разумно. Если она будет относиться ко мне как к мусору, я уйду, потому что заслуживаю лучшего. И ты тоже. И чем раньше это до тебя дойдёт, тем быстрее ты забудешь Йеджи.       Рюджин знала, что, если бы Минджон позволили, она обклеила бы весь университет фотографиями Хван с подписью «СУКА» под каждой. Год назад Ким обещала, что найдёт её, изобьёт или бросит в лицо краску, но Шин врала, что всё нормально, и она забыла о ней. Сейчас лгать не было смысла. Очевидно, что не забыла, что думает каждую свободную секунду.       Это не может не злить Минджон. Она потратила весь прошлый год, вытаскивая Рюджин из ямы, в которую та снова собиралась свалиться. Любой бы вышел из себя.       – Разве в одной из твоих книг по философии не написано, что токсичные отношения – херня? Кинг точно писал об этом. Даже чёртов Джек Торранс был уёбком.       – Йеджи не продаст душу Дьяволу за выпивку.       – Конечно, у неё нет души, – пожала плечами Минджон, и Рюджин улыбнулась. – Маргарет Уайт на её фоне святая.       – Она годами издевалась над Кэрри.       – А Хван могла бы издеваться над тобой. Хорошо, что вы расстались, тебе не придётся с ней возиться. Давай, займись чем-нибудь весёлым, найди девушку и хорошо проведи время в колледже. Второго такого же шанса не будет.       – Я пока не готова.       – Как скажешь, – Ким подняла обе руки вверх, показывая, что сдаётся. – Но мы с Джимин собираемся в гей-бар на выходных. Составишь нам компанию?       – Не хочу.       – Ты составишь нам компанию, Рюджин.       – Могла бы сразу сказать, что у меня нет выбора.       – Я думала, это очевидно. В любом случае, в этот раз я не позволю тебе уйти одной.

***

      Жителям Уотервэя гей-бары представлялись чем-то вроде небольшим филиалов ада. По их мнению, сразу после входа с посетителей срывали одежду, меня её на латекс. В рот, конечно же, вставляли кляп, на шее стягивали кожаный ошейник, – непременно с шипами, – а к рукам цепляли наручники с шерстяной окантовкой. Потом, разумеется, шли ряды секс-качелей, атрибутов для шибари и прочих весёлых вещей, за один взгляд на которые «хороших» католиков отправляли в ад. Что ж, хорошо, что Рюджин никогда такой не была.       Реальный гей-бар почти не отличался от стандартных баров или клубов. Та же натёртая до блеска барная стойка, небольшой танцпол, диджейская рубка и несколько столиков для ВИПов на втором этаже. То, что нужно, чтобы хорошо провести время.       – Ладно, – Минджон обняла её за плечи, наклоняясь к уху. – Я хочу, чтобы ты поговорила хотя бы с одной девушкой. Необязательно спать с ней, просто попробуй взять номер, договориться о встрече.       – Я попробую.       – Ты сделаешь, – надавила Ким. – А не попробуешь.       – Займись Джимин, Ромео.       – О, я знаю, как ей заниматься, Шин. Не беспокойся.       Рюджин старалась не думать, как неловко чувствовала себя здесь. Да, здесь её могли понять и принять, но чувствовать на себя взгляды других девушек было слишком странно. Всего несколько месяцев назад была изгоем, а сейчас на неё обращали внимание, подходили, чтобы поговорить, попросить номер. Им нравились её мышцы и взгляд, атмосфера, которую она создавала одним своим видом, и это казалось приятным, пока они не предлагали продолжить вечер.       Шин не знала, как вести себя в таких ситуациях. Ей не хотелось спать с кем-то или ходить на свидание. В голове пульсировала единственная мысль «НЕ ОНА», и тело реагировало на неё болью в районе грудной клетки. Конечно, она могла бы согласиться, уйти с другой девушкой, но это не принесло бы и двадцати процентов удовольствия, которое она получала с Йеджи.       – Эй, – услышав мужской голос, Рюджин отвлеклась от созерцания барной стойки. Перед ней стоял парень лет двадцати двух. Майка с эмблемой бара висела на плечах, открывая вид на тонкие, – будто нарисованные карандашом, – ключицы. Растрёпанные светлые волосы обрамляли красивое лицо. По щекам рассыпались каштановыми точками веснушки. – Никто не сидит за моим баром трезвый и в плохом настроении.       – Я сижу, – пожала плечами Рюджин. – Уйти?       – О, знаю этот тон. Дай угадаю, – проблемы с девушкой?       – У меня её нет.       – Это тоже проблема, – улыбнулся бармен. – Думаю, я знаю, как помочь. Обычно я предлагаю «Космополитен», но ты, очевидно, из тех, кто любит хардкор, так что приготовлю для тебя «Негрони».       – Мне нет двадцати одного.       – Я знаю. Почти всем тут нет, но они приносят фальшивые права. У тебя есть такие?       – Да, к сожалению, – усмехнулась Рюджин.       – Я бы не налил, если бы не это грустное лицо. Такие красотки, как ты, не должны грустить.       – Надеюсь, ты гей.       Он расплылся в милой улыбке       – Бисексуал вообще-то, но ты всё равно не в моём вкусе. Мне нравятся девушки постарше.       – Бармен-геронтофил, отлично.       – Не настолько старше. Так, – он перегнулся через стойку, оставляя рядом стакан с чем-то коричнево-красным. Сверху плавал подтаявший лёд. – Это за счёт заведения. Хочешь, чтобы я облил твою бывшую грязью?       – Для этого у меня есть лучшая подруга.       – Тогда… есть одна красотка, которая уже пять минут пялится на тебя. Приготовить коктейль для неё?       – Нет.       Бармен выглядел таким удивлённым, будто только что узнал, что банан – это трава. Почти возмущённый взгляд впился в лицо Рюджин. Он даже нахмурился, хотя на его милом лице это выглядело почти по-детски.       – Ладно, это сложнее, чем я думал. Придётся проводить серьёзную терапию.       – Ты психолог?       – Часть работы бармена. Так… как тебя зовут?       – Рюджин.       – Кажется, это значит что-то типа «безмятежный драгоценный камень», да?       – Не знаю, мама услышала это в каком-то фильме.       – Я Феликс. Мама увлекалась математикой и читала работы Феликса Клейна, когда была мной беременна. Подумала, что с таким именем я точно многого добьюсь в науке.       – Ошиблась?       – Да, я абсолютный гуманитарий. Теперь я хочу услышать, почему такая красивая девушка отказывается от шанса хорошо провести время с другой красивой девушкой? Как её звали?       – Йеджи, – ответила Рюджин, не отводя взгляд от жидкости в стакане. – Расстались год назад.       – Настолько плохо?       – Отвратительно.       – Феликс! – Крикнул кто-то с другого конца бара. – Займись работой, красавчик.       – Минхо, мой босс. Знаешь, думаю, я должен оставить тебе номер. Встретимся как-нибудь после работы, если захочешь. Я хорош во всём, что касается бывших.       – Я не знаю.       – Обед за мой счёт.       – Я подумаю.       – Правильное решение.