В коммуналке, на Вишнёвой улице

— Ну и дальше... Какой вариант то? — Нетерпеливо переспросил парень, задерживая руку на спине приятеля. — Они... Они могут выпустить его, но, — Юноша запнулся, очередной раз, тяжело вздыхая. Поднял голову и оглядел собравшихся вокруг него друзей. — Не за бесплатно. Боже, Жека там такие деньги! Я за жизнь таких в руках не держал! Это провал! Володя вновь отчаянно схватился за голову, склонившись над своими коленями и вновь прокрутил в голове диалог с милиционером. Ситуация казалась абсолютно безвыходной. Зеленский мельком ощутил, как рука друга оказалась на его спине, вновь осторожно поглаживая, утешая, как возможно, но что ему с того. От того, что он успокоится Коля заявление не заберёт, да и деньги по щелчку пальцев у него не появятся. И что же прикажете делать? — Ну послушай, — Прервал его Женя — Может всё ещё не потеряно? Может... Попробуешь поговорить с этим... Ну с Пуховым! Если что мы могли бы и... — Так цыц! Без рукоприкладства. Ты знаешь, один уже наговорился, — Отрезал Володя. Евгений развёл руками мол: «просто предложил, чего кричать то». — Хорошо, я... Попробую с ним поговорить. Друзья закивали, кто-то ободряюще похлопал юношу по плечу. Володя действительно благодарен им, каждому за оказанную поддержку и готовность помочь. Но пока что он твёрдо хотел разобраться со всем самостоятельно. Из-за него Вова попал в такую неприятность, ему и выруливать ситуацию.

***

Шаги эхом раздавались по коридору здания консерватории, отскакивая от стен и врезаясь прямо в мозг, ударяя со всей силы, так, что в ушах невольно начинало звенеть, а в глазах темнеть. А может быть всё это было от нервов и внезапно накатившего, словно лавина, ужаса, Володя не знал. "Что, если он откажет мне? Каков вообще шанс, что я смогу убедить его? Что, если это только раззадорит его и он лишь сильнее начнёт давить на службы, благодаря своему папаше и дело Вовы продвинется быстрее? Они на самом деле посадят его? Нет, нет, он не сделает этого. Наша милиция хоть и стала продажной, но не настолько же... Чтобы из-за подростковой драки сажать людей? Он ведь даже не виноват! Он защищал... нас. Господи, была бы возможность, я бы ему не только нос, а всё лицо расквасил, чтоб не повадно было! Сволочь ты, Пухов, сволочь безнравственная!" И ещё тысячи самых обидных и даже совсем не цензурных слов пролетали в голове студента, пока тот, краснея от разрывающей его сердце ярости и сжимая кулаки, продолжал уверенно шагать по лестнице на верхний этаж, в мужскую уборную, где обычно его компания прогуливала занятия по сольфеджио. Володю распирало от волнения и злости одновременно, а когда эти эмоции сливались в нём воедино, в одно большое, бесформенное нечто, казалось, будто его тело сейчас и вовсе разорвёт на атомы, виски неприятно пульсировали, а пальцы нервно подрагивали, переплетаясь друг с другом. Дойдя до последнего пролёта, Зеленский, не рассчитав силы, одёрнул ручку двери так, что та не просто жалобно заскрипела, как она делала это раньше, а с грохотом врезалась в стену, открыв студенту вид на абсолютно пустой коридор, где все двери аудиторий были закрыты. На секунду он даже заволновался, что такой, несвойственный ему эмоциональный порыв мог выдать его похождения. Разум тут же стал лихорадочно рисовать короткие сценки того, как открываются двери кабинетов, из них высовываются знакомые лица преподавателей, смотрящих на него, Володю, с явным непониманием и осуждением за сорванные лекции, а позади толпятся кучки других студентов из их параллелей и отпускают язвительные комментарии в его адрес, что первыми приходят в голову после такого поступка: Окончательно крыша поехала. Но ничего не происходит. К его удивлению и глубочайшему облегчению, ни одна дверь предательски не скрипнула и не распахнулась, в проходе он не увидели ни единой, живой души и наконец смог выдохнуть, ощутив, что лёгкие уже начинали болезненно пульсировать из-за нехватки в них кислорода. Осторожно придержав входную дверь, чтобы больше не повторять своих прошлых ошибок, Володя постарался из последних сил взять себя в руки и шустро зашагал по известному маршруту. На этот раз он старался не выдавать себя столь очевидными шагами и ступал аккуратно, мягко опускаясь с ноги на ногу, просчитывая каждое следующее действие. Остановившись на секунду подле двери, ведущей в злосчастную уборную, юноша постарался выдохнуть, как можно тише. Кулаки сжались сильнее, но уже не от злости, а от страха, ставшего вновь доминирующей эмоцией в его сборной солянке. В горле неприятно похолодело и сжало, да так, что у Володи едва ли получалось сделать несчастный вдох. В груди неимоверно жгло, а по шее скатились первые капли холодного пота. С трудом продавив проклятый комок обратно внутрь, он словно проглотил свой собственный страх, почувствовав, как тот царапает ему глотку своими шипами. Наконец, юноша опустил ладонь на ручку, ощутив, что та была непривычно холодной. Вероятно это из-за того, что его собственная ладонь была слишком влажной. Шаг. В нос ударяет неприятный, резкий запах являющийся смесью сигаретного дыма, мускусного запаха человеческого тела и мыла. Юноша жмурится, лишь на секунду, осознавая, что на больший промежуток нельзя, иначе всему плану крышка. Он должен выглядеть уверенным или хотя бы казаться таковым. По крайней мере, эта стая падальщиков в лице компании местных хулиганов, во главе с его обидчиком не должны почуять его беспокойство. Но они очевидно уже всё поняли. Это стало ясным по раздавшимся, коротким, скрипучим смешкам со стороны — кажется, это был Петя, по совместительству лучший друг и главная подстилка Кольки. Скользкий тип, один из немногих, чей вид, одной только улыбкой мог полностью демонстрировать его сущность змея. И, если бы Пухов определённо был самым настоящим питоном, который захватывает свою жертву в крепкое кольцо и душит, наслаждаясь её мучениями и мольбами о смерти, то этот гадёныш был бы настоящей гадюкой, совсем маленькой и кажущейся безобидной на первый взгляд, но стоит вам потерять свою бдительность, он вопьётся своими клыками в вас, впрыскивая свой проклятый яд, чтобы после наблюдать, как вы будете страдать, но не погибнете. Он всегда верен своему "хозяину" и готов отравить любого, кто пойдёт против него. Мерзкий тип. Остальных Володя знал плохо, лишь понаслышке. В прочем, нужен ему был лишь один из них и он, к его счастью и сожалению, восседал прямо перед ним, на подоконнике. — Явился, не запылился, Володя, как долго я тебя ждал. Было подумал уж, что ты не побежишь, как послушный щеночек за своим новым дружком, узнав, что его задница в опасности, из-за тебя кстати. Что же, дай угадаю, будешь вымаливать меня забрать заявление, просить прощение и клясться, что больше на своём пути я вас двоих не увижу, верно? От его слов всё внутри вновь загорелось. Челюсти непроизвольно сомкнулись так, словно сейчас Володя мог принять роль настоящего щелкунчика, руки сжались до хруста, а взгляд помрачнел. Он сделал уверенных два шага вперёд. — Ошибаешься, Пухов, падать на колени перед тобой я не собираюсь, уж слишком большая жертва, но в одном ты прав, молодец, можно сказать, ранил, но не убил, — Он подошёл едва ли не вплотную к юноше, что был выше его на шесть с половиной сантиметров и с силой вжал руку в стену, сбоку от Коли, перекрывая тому возможность уйти от разговора. Его мерзкая ухмылка раздражала настолько, что кулаки невольно зачесались, с остервенением желая проехаться по этому наглому лицу. Вот он — пример бравого пионера и комсомольца, сидит перед ним глупо улыбаясь, зажимая меж пальцев тлеющий окурок, сверлящего его своим мутным взглядом. Что-то в его глазах показалось Зеленскому странным, на миг, даже не естественным, но у него не хватало терпения, чтобы тратить время ещё и на глаза этого идиота. Володя прекрасно знал, что во всех его заслугах был виноват никто иной, как его отец. Конечно, сын такого уважаемого человека не может быть бездельником и разгильдяем, он должен быть примером для остальных! На тебе первую линию в пионерии, на тебе, Коленька, местечко в комсомоле, даже, без вызубренного ВЛКСМ, всё, лишь бы он был примером! Но Колька примером ни для кого быть не желал и, кажется, делал всё, чтобы в будущем, несмотря на все старания его семейства вылететь и из консерватории, и из комсомола, и из дома, в том числе. Но у него была одна маленькая вещица, которой так не хватало многим студентам вокруг, несмотря на смекалку и находчивость остальных, он всегда оказывался на шаг впереди. Его спасала Удача. Везение и его профессиональное враньё. — Забери заявление по-хорошему. Студент перед ним в голос расхохотался, чем только раззадорил в Володе злость и желание врезать тому. Сдерживаться становилось всё сложнее, но их больше. Максимум, что ему светит, это снова оказаться с синяком под глазом и плохим настроением, а самое главное, без его Вовы. В какой момент его разум решил, что называть Вовку "своим" не такая уж и плохая затея, Зеленский так и не решил, в прочем, сейчас ему и не до того. — И с чего же я должен это сделать? Какая мне с того выгода? Зелёные глаза хищно сверкнули, его взгляд показался Володе звериным, словно его собирались тотчас же схватить, за непрошенную гордость, вцепиться в горло и приложить головой об стенку, раз так пять, но Коля продолжал бездействовать. "Выгода? Я сейчас покажу тебе, какая тебе с того выгода будет! Так покажу, что целым отсюда ты точно не выйдешь и даже не выползешь, сволочь!" — Слова подобно грозовому раскату прогремели в голове Зеленского, но тот удержался от их озвучивания, осознавая, что так лишь разозлит его. Конфликт ему сейчас был ни к чему, ведь тогда Путин действительно рискует провести ближайшие дни, а то и недели в обезьяннике. Нет, такого допускать ни за что нельзя. — Я могу заплатить тебе. Сколько хочешь, ну будь же ты человеком, что тебе с этого заявления? Жить легче стало? — А может и стало, когда на моём пути перестали появляться какие-то недоноски в виде твоего приятеля... Как его по имени-то? Да всем плевать, как его зовут и кто он такой. Даже, если он сгниёт в этой камере всем будет плевать, смирись, Володенька. Слова, вылетевшие из Пухова настолько резко и болезненно впились в кожу юноши, что тому на миг показалось, словно его окатили ведром крутого кипятка. Тело затрясло от нарастающего напряжения и накопившейся внутри него злобы, исходившей из самой глубины. Ноги, словно приросли к кафельному полу и Зеленский не сразу осознал, что одна из его рук, предательски дрогнула, соскользнув со стены. Потеряв последнюю каплю контроля, кулак сам собой устремился в сторону лица проклятого трижды студента и довольно быстро проехался по чужому лицу, заставив Кольку зашипеть и зажмуриться. Действительно, как змея. Петька, стоявший всё это время рядом и молчаливо следящий за происходящим меж двумя юношами, дёрнулся, схватив Володю за воротник рубашки, словно котёнка за шкирку. Тот забился в его руках, стараясь избавиться от чужой хватки, но неожиданно со стороны прозвучало: — Отпусти его, — Пухов, наконец, оторвался от стены, потерев ушибленный подбородок и губу, но вместо злости и желания мести на его губах проскользнула вновь та издевательская ухмылка. — Уверен? — Переспросил Петя. Тот молчаливо кивнул. Володю опустили, почувствовав, как тот нервно отдёрнулся, вновь приблизившись к Николаю. — Как давно, я не видел, чтобы ты, Вов, поднимал на кого-то руки. Думал, вовсе не умеешь, а может ты из этих, которым нравится боль испытывать? — Мазохист, — Поправил кто-то из парней, намеренно пустив дым в лицо студенту. Володя сморщился, но даже не вздрогнул. — В прочем, я бы и не удивился. Ты мне всегда странным казался. Какая тебе, к чертям, музыка! Тут нужны настоящие гении, знающие это дело, а ты? Только и можешь, что с вашей компанией на гитаре бренчать, людей смешить. Тебе вон, прямая дорога в цирк, клоуном или, как это сейчас, комиком? Твой максимум, Зеленский. Володя промолчал, стараясь успокоить себя, как только было возможно: "Это всего лишь провокация, он ждёт от меня злости, ждёт нового удара, чтобы нажаловаться и добиться моего исключения, это просто слова." Но одно лишь в словах Пухова по-настоящему напрягло Володю, заставив невольно помрачнеть сильнее прежнего: В музыке нужны гении, а ты кто? И как бы от того не было обидно и больно, но Коля был прав, гением, Володя не был никогда. Безусловно, ему нравилось звучание инструмента и доставляло неимоверное удовольствие, когда гитара снова и снова оказывалась у него в руках, приветствуя знакомыми слуху аккордами. Он настолько привязался к ней, что готов был даже спать в обнимку с инструментом, на случай, если во сне к нему приходила идея и он нуждался в срочной практике. Все его блокноты были исписаны и изорваны различными текстами известным песен, с подписями нужных аккордов, а так же было не мало его собственных каракуль. Некоторые из них он переписывал десятки раз, а некоторые и вовсе вырывал и смело выкидывал в мусорное ведро, но были и иные. Были среди миллионов букв и строчек те, что особенно отзывались у него в душе и буквально заставляли Володю снова и снова браться за гитару, чтобы насладиться их звучанием. Он не просто хотел играть, он жил этой игрой, жил музыкой, бессонными ночами, исписанными тетрадками и потрёпанными струнами, звучание которых вызывало в нём огромную волну чего-то неимоверно приятного и тёплого, такого душевного и родного. Музыка — его жизнь Но он совершенно не был гением. Он никогда и нигде не был отличником, ведь всегда находился тот, кто будет чуточку лучше, ловчее, быстрее, расторопнее, умнее и множество других превосходящих его качеств. Он никогда не был на первом месте. Иногда, Володе начинало казаться, что второе место — одно из самых ужасных, которые только существуют в оценивании. Ты недостаточно хорош, чтобы быть первым, быть лидером, гением, но так же недостаточно плох, чтобы тебе сказали, что твоё предназначение не в этом и отпустили со спокойной душой в свободное плаванье. Ты — средний. От всех этих слов и понимания своей беспомощности перед Пуховым, Володя непроизвольно весь сжался изнутри. Его взгляд был устремлён на Кольку, но Зеленский не видел его, не хотел видеть. Каким бы мерзким не был Коля, но он был очевидно талантливее его. В прочем, это и неудивительно. Среди некоторых ребят, в число которых входил и Володя, давно ходили слухи, что отец Пухова хоть и помогает тому, пропихивая сына в первые ряды, относился к нему с нескрываемым презрением и строгостью. Отчего бы такому разгильдяю так виртуозно играть на фортепиано, что преподаватели готовы были аплодировать, а молодые первокурсницы сходили с ума от него и его игры? Папа постарался. Лучшие репетиторы и неизменный принцип кнута, без пряника, вынудил, даже, такого юношу, как Коля, предаться этому делу с особым вниманием. Но многие так же утверждали, что талант ему попросту передался наследственно от матери. В прочем, факт оставался фактом — Он был первым, а Володя нет. — Да пошёл ты, — Вырвалось из чуть дрогнувших губ юноши и тот без промедлений устремился в сторону выхода. — Скатертью дорожка, комик. Отлично, к нему прицепили новое прозвище. Хотя, в эти секунды Зеленскому было по-настоящему плевать на все клички и подколы со стороны их компании. В глубине души теперь он точно знал, что будет делать в ближайшие недели. Уж точно не разговаривать с Пуховым. Нет, хватит с него унижений.

***

Дождавшись окончания пары, Володя кое-как нашёл Лену на втором этаже и без лишних объяснений, схватив девушку за руку, отвёл в более укромное место у окна. — Вова! Что происходит? Где тебя черти носили, ты пропустил две пары, что случилось? Поток вопросов прервался, когда Зеленский осторожно приложил указательный палец к губам, устремив взгляд прямо в глаза подруги. — Что ты там говорила во вторник про конкурс? Туда ещё принимают заявки хоть? Девушка удивлённо захлопала ресницами, окончательно сбитая с толку, но пару секунд порывшись в своей памяти, вспоминая даты проведения и условия, кивнула. — Ты уверен? Ты ведь говорил... — Говорил, не говорил, какая разница! Передумал. Передай сегодня ребятам, что мы будем участвовать. Вечером, часов так в шесть можем собраться у нас, — Володя осёкся. — То есть у меня. — А ты? Что до этого времени будешь делать ты, если сам сказать не можешь? На это Зеленский предпочёл не отвечать, оставив девушку в абсолютном неведении. Лена впервые видела друга столь напряжённым и серьёзным, что на него вообще нашло? Ответ на это знал только сам Володя, но делиться этим ни с кем не хотел.