я не дам тебе разбиться

Юнги в который раз проходит мимо двери, за которой стоит такой желанный и одновременно пугающий его инструмент. Парня смущает, с каким рвением душа тянется внутрь. Хочется зайти, провести ладонью по пианино, сесть на стул, прикоснуться с клавишам, отдаться музыке. Как он когда-то и делал. Через музыку выражал свои чувства. Но сейчас для него это очередной триггер. Очередное напоминание о собственной беспомощности перед лицом страха. В коридоре тихо. Людей нет: студенты либо сидят в своих аудиториях на парах, либо уже успели уйти домой после их окончания. А он в очередной раз застрял перед дверью, что так манит. Юнги уже оборачивается, чтобы уйти, как вдруг словно что-то щелкает в голове. Он, пока не успел передумать, быстрым шагом подходит к двери, тянет за ручку и заходит в аудиторию. Не обращает внимания на маленькую щель, что остается из-за не до конца прикрытой двери. Его всего трясет. Дрожат руки, а потом саб чувствует, что тяжело идти от дрожи, которая затронула и его ноги. Хочет развернуться и выбежать, но заставляет себя двигаться дальше. Бросает сумку с вещами прямо на пол. Грохот в такой тишине кажется слишком громким, сам же вздрагивает, пугаясь. Садится за стул. Так близко. Пыли на инструменте нет, замечает это отчетливо, когда проводит ладонью по поверхности пианино. Он откидывает клап и смотрит на клавиши. Взгляда не отводит, будто те загипнотизировали его. Дрожь перебороть не получается. Он прикладывает пальцы, но на клавиши нажимать боится, будто это станет точкой невозврата. Даже дышать старается тихо. Момент не позволяет громким звукам пронестись по помещению и помешать ему. Он помнит свою любимую мелодию, ноты заучены, разбуди ночью — сыграет. Точнее — сыграл бы раньше. Сейчас страх, видимо, снова сильнее, чем он сам. Юнги особым талантом никогда не обладал. Но играть на пианино любил. Очень сильно. Пока однажды Чонхо не услышал его игру. Назвал бездарным. В первый раз. Во второй раз сам попросил сыграть его, чтобы расслабиться после тяжелого дня. Но не понравилось. Удары по ладоням помнит, как и свои мольбы прекратить. Не сработало. С ним никогда и не срабатывало. Юнги чувствует боль в ладонях, но сейчас даже ведь шрамов нет, чтобы они болели. И Чонхо тоже нет рядом, он далеко, он его не достанет. Юнги в безопасности. Уговаривает сам себя и получается. Становится проще дышать. Голова проясняется, а паника делает пару шагов назад, давая неугасающей страсти к музыке сделать пару шагов вперед и занять свое место. Юнги нажимает на клавишу. Громко, но он надеется, что его никто не услышит. Аудитории для музыкантов с шумоизоляцией, чтобы не мешать другим заниматься. Вопреки страхам саб начинает играть. Очищает голову, преступает себя, но осмеливается. Мелодия, такая спокойная и нежная, разливается по комнате. Он не замечает ничего вокруг в эту секунду, голова пуста, лишь Мин и пианино, которым сам управляет. Мелодия заканчивается слишком быстро. Так ему кажется, Юнги быстро встает и уходит, подхватив свои вещи. На душе становится легче. Он смог. Самостоятельно, несмотря на страх и панику, он сумел. Улыбка не сходит с лица от осознания такой маленькой, но нужной для души победы над самим собой. Увлеченный своими мыслями он не замечает пару глаз, что так внимательно за ним следила все это время. Как и не заметил слушателя, что тихонько сидел по ту сторону двери, прислонившись к стене, и наслаждался игрой.

      ***

Иногда отрицать очевидное проще, чем сталкиваться лицом к лицу с проблемами. Чимин это осознает, но решает «закрыть глаза» и жить дальше. Сам ругается на Юнги, когда тот не следит за своим состоянием и так безответственно относится к собственному здоровью. Друг был прав, рано или поздно режим его жизни собьет с ног, но парень старается держаться. Вставать с кровати с каждым днем становится будто тяжелее и тяжелее. Но Чимин скидывает это на вечно пасмурную погоду и собственную метеозависимость. Кому будет хорошо, когда солнца не видно так долго? Движения вялые, так что собирается с неимоверным трудом, аппетита нет, а в голове одно желание — свалиться в кровать на несколько дней. Чонгук ждет его около входа в универ с двумя чашками кофе, от вида на который парня начинает подташнивать. В горло ничего не лезет. Он смотрит с грустью на сладкий латте, грея руки, что не остается незамеченным Чонгуком. — Все в порядке? — спрашивает, замечая бледность парня. — Что-то я устал, — улыбается, чтобы не вызывать беспокойств. Чонгук смотрит подозрительно, всем видом говоря, что не верит тому, но вопросы оставляет на потом, не желая утомлять ими парня. Чонгук начинает о чем-то рассказывать, и, к собственному стыду, Чимин не может вникнуть в разговор. Тихий и спокойный голос парня начинает его убаюкивать, так что он все свои силы направляет на то, чтобы держать глаза открытыми. Чонгук тянет их в теплое помещение, где приходится расстаться. Волнение разливается по венам, Чон не хочет отпускать саба на пары. Наоборот, хочется забрать того домой, уложить и дать отдохнуть и выспаться. Хочет позаботиться о нем, со всей той нежность, что сидит внутри. Инстинкты доминанта в нем вспыхивают, но приходится самостоятельно уложить их спать дальше. Никаких прав на какие-либо действия у Чонгука нет. Он Чимину просто друг, который может издалека наблюдать за парнем, в надежде, что тот себя не доведет до крайности. — Может, ты домой поедешь? — попытаться все же стоит. — Отдохнешь сегодня? Чимин на это предложение лишь отмахивается: — Все в порядке, честно, просто не выспался, — тихий смешок заставляет доминанта чуть расслабиться. — Если я каждый раз буду пропускать занятия от того, что не выспался, то ты меня на учебе не увидишь. Спорить с этим смысла нет, так что Чон соглашается. Чимин первым уходит в сторону нужной аудитории. Чонгук провожает его взглядом до тех пор, пока тот не скрывается из виду. Какой упрямец. Ближе к концу учебного дня Чонгук пишет парню, чтобы тот его подождал после учебы. Как назло, сегодня он не на машине. Надо брать за привычку самому садиться за руль уже на постоянной основе. Чимин прочитывает сообщение с глупой улыбкой. Лицо сразу становится серьезным, как только он замечает собственную реакцию. Может сколько угодно себе врать, но такая забота ему приятна. Даже очень. Убирает телефон, как только замечает косой взгляд преподавателя, направленный прямо на него. Успешно проспав половину пар, идет к выходу, надеясь, что Чон на машине, лишь потому, что ему кажется, что самостоятельно до студии не дойдет. А от мысли, что идут они на двухчасовую тренировку, хочется выть. Но быстро берет себя в руки. Все саб сможет. С момента, как он стал на постоянной основе ходить на тренировки еще и в студию, где занимается Чон, стало тяжелее. Свободного времени практически совсем не оставалось, а количество сна пришлось сократить, потому что половина ночи обычно у него теперь уходит на то, чтобы разобраться с заданиями из университета. Чимин видит Чона, сидящего около дверей и замедляет шаг, смотря на него. Чонгук, активно что-то печатающий в телефоне, не замечает Пака, так что тот пользуясь возможностью, проходится взглядом по парню. Чимин не может не признать, что доминант очень привлекательный. Особенно в этом образе, в черной водолазке, с чуть растрепанными волосами. Возвращается к лицу и моментально краснеет, понимая, что ясный взор карих глаз устремлен на него. Чонгук поднимается, ничего не говоря, чтобы не смущать саба еще сильнее. Они медленно идут в сторону остановки. Чонгук возмущается на своего преподавателя, чем вызывает смех и одновременно жалость Чимина. Автобус оказывается слишком забитым. Из-за этого приходится встать вплотную друг к другу. Чимин резко ощущает, как сзади к ноге прикасается чья-то рука, медленно ведя вверх. Он чувствует такое отвращение, что становится тошно. Сил устраивать скандала нет, хочется просто плакать. Чонгук, замечая происходящее, сразу меняет их местами, заставляя парня облокотиться о стекло. — Руки при себе держи, — тон такой холодный и злой, что даже Чимин передергивает плечами. Мужчина тут же отступает на пару шагов назад, а Чон поворачивается к Чимину. — Порядок? — Да, — шепчет. Почему-то от всего этого ему стыдно. Чонгук делает небольшой шаг, становясь вплотную к парню, полностью отгораживая того от других пассажиров. Чимин, потеряв будто последние остатки сил, утыкается лбом в плечо Чона. Тот одной рукой держится за поручень, а второй начинает поглаживать по голове саба. От этого нежного жеста мурашки пробегают по телу. Чимина пугают собственные мысли. Он осознает, что хотел бы, чтобы его обняли крепче, чтобы прижали к себе, заставив успокоиться. Но даже не думает отстраняться. Чимину кажется, что он где-то плывет. Конечности вялые, как и все тело, он еле заставляет себя двигаться, когда Чонгук говорит ему, что пора выходить. Но необходимость взять себя в руки отрезвляет мысли, так что парень с неохотой выпрямляется, моментально собираясь после такой минутки слабости. Чонгук волнуется за саба, который выглядит неустойчиво в эту секунду. Это заставляет его крепко, но аккуратно схватить ладонь парня, чтобы тот не запнулся или не свалился где-нибудь по пути. — Ты уверен, что тренировка в таком состоянии — это хорошая идея? — молчать у Чонгука не получилось. — В таком — это в каком? — действительно не понимает. Ну устал он чуть-чуть, со всеми ведь бывает. — В потерянном. Чимин прислушивается к себе. Но он уверен, что все в порядке, так что спешит успокоить: — Я просто перенервничал. Из-за того, что произошло. Чон кивает. Уже понял, что спорить с парнем дело заранее проигранное. Сам себе обещает внимательно следить за сабом, чтобы ничего не приключилось на занятии. И верно следует данному себе обещанию. Чонгуку кажется, что сегодня у него ни в какие танцы вникнуть не получится, потому что все его внимание сосредоточено на Чимине, который, откровенно говоря, лажает слишком часто. Чон неоднократно видел ведь танцы парня, знает, каков его настоящий уровень профессионализма, когда саб сосредоточен на деле, в то время как сегодня раз за разом он допускает ошибки, то стороны путает, то движение выглядит так, будто поднять руку является заданием повышенной сложности. Из-за его ошибок приходится пару раз перетанцовывать всю связку, потому что танец готовится для профессиональной съемки от студии, их всего пятеро — каждый бросается в глаза зрителю, так что необходимо отточить каждое движение до идеала. Чон замечает, как во время небольшой передышки к парню подходит тренер, о чем-то тихо говоря, что сразу же портит его настроение. Чимин после этого садится прямо на пол, не боясь запачкать светло-серые спортивные штаны, и утыкается лицом в колени. Чон, видя такую картину, спешит к нему. — И чего ты носик свой повесил? — передает парню воду, которую захватил с собой. Чимин вскидывает голову и благодарно смотрит на протянутую бутылку. Сразу же берет и осушает половину, не спеша с ответом. — Как-то сегодня, — слова подобрать тяжело, — будто все против меня. Ничего не получается. — Ты просто устал, — пытается подбодрить, — тебе нужно хорошенько будет отдохнуть и будешь снова в строю. Сам же прекрасно знаешь, что один из лучших. Слова приятны Чимину, он даже улыбается, несмотря на поганое самочувствие и настроение. Ему хочется, чтобы его похвалили. Чтобы сказали, что он молодец. Это такое внутреннее необходимое желание, что сводит желудок. Чонгук, будто читая его мысли, добавляет: — Ты большой молодец. Перерыв заканчивается. Чонгук встает первым и подает руку Чимину, помогая тому подняться на ноги. Парень чувствует небольшой прилив сил, который быстро исчезает. Усталость накатывает настолько сильная, что он еле держит себя на ногах, постоянно поглядывая на часы и желая уже быстро доехать до дома и лечь в кровать. — Чимин, не отвлекайся, ты сегодня еле движешься, что происходит? — тренер смотрит на него пронзительным взглядом. — Извините, — все, что может проговорить. Настолько тихо, что его еле слышат. — Я не извинения слышать хочу от тебя, а работу увидеть, — строгий голос лишь подводит его к краю, отчего хочется заплакать. Но к его счастью, тренировка заканчивается. Парень первым выбегает из зала в сторону раздевалок. Переодевается быстро, но Чон оказывается еще быстрее и к моменту, когда Чимин выходит из здания, то видит доминанта, ждущего его. — Я вызову такси и провожу тебя до дома, — не спрашивает — утверждает. — Меня пугает твое состояние. У Чимина сил на споры точно не осталось. Он уныло кивает ему, даже радуясь, что не придется плестись в автобусе. Машина приезжает быстро, они вместе садятся на заднее сиденье, и парень не замечает, как моментально засыпает в ней. Открывает глаза только от толчка Чона. Он решает проводить его прямо до двери, сам стучит в дверь и передает Чимина с рук на руки — Юнги, который смотрит на парня округлившимися от волнения глазами. Чонгук решает не задерживаться. Как только он понимает, что парень в надежных руках и в безопасности — прощается и уходит. Юнги чуть ли не сам снимает куртку с Чимина и подводит его к дивану, усаживая парня. Мчится за домашней одеждой, а пока Пак переодевается, ставит чай и греет ужин. Чимин сам приходит на кухню и взбирается с ногами на стул. В толстовке Юнги, которая на три размера больше самого парня, Чимин выглядит еще более крошечным. На лице отчетливо прослеживаются следы усталости. Глаза красные, воспаленные, синяки под глазами больше самих глаз, а лицо бледное и осунувшееся. — Что происходит? — Юнги волнуется. Очень сильно. Не знает, чем может помочь. Чимин запоздало осознает к чему ведет его состояние. — Мне кажется, я очень близок к сабдропу. Юнги выдыхает. Состояние, близкое к сабдропу, как сказал Чимин, не так страшно, как сам сабдроп. Обычно сабмиссив становится близким к черте, когда его организм истощается и не получает воздействия от доминанта. Но если выйти из сабдропа можно только путем сессии с доминантом, то пока черта не преступлена — вполне можно обойтись самостоятельно. Позволить себе отдохнуть, поспать, нормально питаться — привести организм в здоровый режим и перестать на него давить. Юнги надеется, что его друг наконец возьмется за голову и начнет заботиться о себе. — Ты же понимаешь, что тебе нужно хорошенько о себе позаботиться, пока еще можешь? — все же решает напомнить парень. — Понимаю, но я ничего не успеваю, мне нужно сейчас доделать домашнюю работу к завтрашнему дню, а через три дня у нас съемки танца. После этих съемок я обязательно восстановлюсь и не буду брать на себя так много дел, обещаю, — глазки такие искренние и честные. — Ты себя доведешь раньше этих съемок, — правда неприятная, но нужная. Чимин задумывается. Если он так долго ходил по краю, то уверен, что сможет вытерпеть еще три дня. А потом все наладится. — Продержусь, — отмахивается. Он не может никого подставить — ни команду по танцам, так долго оттачивающую связки, чтобы поучаствовать в съемках, ни одногруппников, с которыми он совместно готовит проект. Всего-то четыре дня.

***

Когда Чонгук позвонил Хосоку в полном унынии, тот решил, что им срочно нужно встретиться и излить друг другу душу. И то, что на дворе понедельник, а завтра на пары, никого не остановило. Как самые настоящие интеллегенты, парни решают не налегать сильно, отказываясь от пива в пользу бутылки вина и вкусной еды. Чонгук, зайдя по пути в магазин, все же покупает на всякий случай две бутылки. В будущем обязательно похвалит себя за предусмотрительность. — Я больше не могу, — вино разлито по бокалам, еще теплая пицца украшает стол, но ни к чему притрагиваться даже не хочется. Настолько поганно на душе. — Если бы ты к этим словам добавил еще парочку, чтобы я вообще смог понять, о чем речь, то было бы намного лучше, — Хосок выжидающе смотрит на Чонгука, который умудрился повторить одну и ту же фразу три раза за последние десять минут. Чонгук пересказывает произошедшее ранее днем, на что получается поникший взгляд. — Что такое? — Тебя хотя бы объект твоего воздыхания не боится, — алкоголь развязывает язык, и Хосок понимает, что готов говорить долго и плаксиво, жалуясь на свою участь. До этого не позволял себе открыться даже близкому другу. — Юнги ведь? — Чонгук давно все понял, но не хотел наседать. Ждал, пока Хосок сам захочет все рассказать. — Он самый, — в голове всплывает образ парня, что удачно заполняет в последнее время семьдесят процентов его мыслей. — Он выглядит как человек, у которого был плохой опыт или отвратительное детство, — пытается подобрать слова, не желая обидеть этого милого паренька, — он травмированный. — Да, — делает глоток, не вдаваясь в подробности, не хочет говорить о нем за спиной или как-то обсуждать прошлое саба, когда сам толком не знает, только самые общие вещи, о которых ему поведал Чимин, — и мне кажется, что там все было настолько плохо, что он близко к доминанту в ближайшее время точно не подойдет. — А Чимин думает, что мы друзья, — усмехается абсурдности ситуации, одновременно с этим корит себя. В том, что он не может нормально дружить, виноват лишь сам Чон, — точнее — мы друзья, но я не дружить с ним хочу. Точнее — дружить тоже хочу, но… — только сильнее путается в своих мыслях. Хосок нежно улыбается. — Я понимаю, о чем ты говоришь, расслабься, — Чонгук действительно расслабляется от этих слов, сползая ниже по дивану. Молчание затягивается. Но не то, неприятное, вызывающее раздражение и желание вставить самые глупые фразы, лишь бы прекратилась тишина. Молчать им уютно, каждый задумывается о своем, пытается придумать для другого выход из ситуации. Оба погрязли по самую голову. — Тебе нужно поговорить с Чимином, — тишину первым нарушает Хосок. — Это нечестно и по отношению к тебе, и к нему тоже. И ты сам страдаешь. Лучше уж поставить окончательную точку и не тешить себя пустыми надеждами, если их нет. — Я знаю, — звучит обреченно, — но он в последнее время чувствует себя не хорошо, я четко это вижу, боюсь усугубить ситуацию. — Я тоже заметил. Дождись, когда ему станет чуть лучше, и поговорите обязательно. Вам это необходимо. Чонгук кивает. Он, в принципе, пришел к таким же выводам. Ему необходимо поговорить начистоту с парнем, не может больше тянуть и причинять себе боль. — А с Юнги ты пробовал очень аккуратно и медленно сближаться? — задумывается, искренне хочет помочь Хосоку. — Хотя бы просто сблизиться, не намекая на отношения? — Пробовал, даже казалось, что достиг успехов, а потом откат до начальной точки. Недавно заезжал тетради отдать, а там он стоит перед дверью, так сжался, что казалось, что сейчас дверь передо мной закроет. Ему было дискомфортно. А в универе поздоровался, так он опять на «вы» перешел и побежал дальше, даже в глаза не посмотрел. Чонгуку искренне жаль их обоих. Хосок действительно прекрасный доминант, он знает, видит его эмпатичность и нежность. Он уверен, что Юнги бы точно не пожалел о том, что дал ему шанс, если бы смог преступить через себя. Хосок бы его на руках носил и пылинку сдувал — сомнений в этом нет. — Как же сложно, — тянется за второй бутылкой. Чувствовал же, что одной будет мало. — И дело не только в реакции самого Юнги, — говорит шепотом, наконец осмеливаясь произнести то, что пугает его, — я не могу не думать о том, что могу причинить ему вред, сам того не подозревая, — замечает вопросительный взгляд Чонгука и решает пояснить, — триггеры его прошлого, это в любом случае будет тяжело, если даже Юнги даст мне шанс. Я боюсь сделать ему больно. — И это в очередной раз подтверждает, что ты прекрасный доминант, — лицо Хосока проясняется от приятных слов, — есть разница между тем, чтобы непреднамеренно что-то совершить и специально причинять боль другим. Ты все еще человек, Хосок-а, ты можешь нечаянно что-то сказать или сделать, но я уверен, что если получится, то ты сделаешь все, чтобы Юнги стало лучше. — Спасибо, — так коротко, но так искренне.

***

Шум переполненной столовой давит на виски, и Чимин еле держится, чтобы не выбежать оттуда. Настроение сегодня, что у него, что у Юнги не задалось, так что парни молчат, не желая тратить остатки сил на разговоры. Чимин достает уже третью таблетку за день из рюкзака, надеясь, что хотя бы сейчас она подействует, но рука Юнги его останаливает. — Тебе не кажется, что уже хватит сегодня? Чимин очень раздражен, но на друга он срываться не собирается, так что заталкивает весь негатив в себя как можно глубже и тяжело выдыхает. — У меня ощущение, что голова на два куска разлетится… — Такого нам не надо, фильмы ужасов давайте оставим в кинотеатрах, — голос раздается за спиной, отчего оба саба резко смотрят на только подошедшего к ним Чонгука. — И тебе привет. — Мы можем составить вам компанию? — Хосок подходит и становится за Чоном. — А то негде сесть. — Будто бы раньше, когда были свободные, вы не к нам садились, — бубнит себе под нос. Юнги начинает чувствовать себя не совсем уютно от резких ответов парня. Реакция доминанта на откровенную грубость всегда неприятна, но Хосок, не в первый раз действующий не по его ожиданиям, на это лишь смеется и садится рядом. В руках у дома его любимая шоколадка, на которую он заглядывается. Купил бы себе, но очередь приличная, нет смысла ее отстаивать. Хосок прослеживает за взглядом саба и, не думая ни секунды, протягивает ее. — Будешь? Юнги кивает, не задумываясь, но с запозданием приходит осознание, что он собирается забрать единственное съестное из рук Хосока. Становится стыдно за собственный эгоизм. — Нет, спасибо. — Бери, — настаивает, а во второй раз отказывать сил у Юнги не хватает, так что он просто забирает ее, улыбаясь. А Хосок лишь думает о том, как хорошо, что он сидит не рядом, а напротив саба. Громкое сердцебиение от такой маленькой, но нежной улыбки, обращенной в его сторону, как ему кажется, слышно не только в столовой, но и за ее пределами. Он не отводит взгляда от Юнги так долго, что Чонгуку приходится подтолкнуть его локтем, чтобы напомнить о правилах приличия. — Ты опять толком не поел, — оба отвлекаются на грустный и тихий голос Юнги. — Не лезет, не могу, — Чимин гипнотизирует взглядом свою тарелку, надеясь, что еда самостоятельно из нее испарится, и он сможет избежать всеобщего внимания. — Давай хотя бы чуть-чуть, Чимин, — пытается уговорить. — Ты и утром не поел, и вчера вечером нормально не ел. Чимин поднимает голову и видит, что взгляды всех троих, сидящих за столом, направлены на него. От этого комок образуется в горле, так что он быстро забирает свои вещи, говоря, что нужно срочно повторить лекцию, и уходит. Юнги смотрит удивленно и начинает не просто волноваться, а чуть ли не паниковать от состояния Чимина. — Что с ним? — Чонгук выглядит чрезмерно серьезным, отчего самому Юнги тоже хочется убежать. Он переводит взгляд с Чонгука на Хосока и обратно и решает отделаться простым и дежурным: «Просто устал». Домы переглядываются, не веря, но Юнги сам хочет в тишину и спокойствие, так что быстренько прощается, не забывая о вежливости и мчится из столовой в сторону библиотеки. — Везение, кажется, чутка не на нашей стороне, — Чонгук на фразу лишь кивает. Полностью согласен.

***

Тревожность весь день преследует Чимина по пятам. Он волнуется за сегодняшнюю съемку, волнуется за их проект, от которого во многом зависит его оценка в семестре. Все так неудачно свалилось в один день. Единственное, что помогает оставаться на плаву, — мысль о том, что сегодня все закончится. Он выдохнет и сможет расслабиться и отдохнуть. Проект они сдают успешно. Не везение, а упорная работа. Преподаватель остается довольным, хвалит каждого участника, так что он чувствует, как большой камень сваливается с души, а дышать становится легче. За танцы до этого не волновался — был уверен в себе и своих силах, но последняя тренировка подбила его веру в себя, так что, когда волнение за проект утихает, ему моментально на замену приходят мысли о том, как легко будет залажать в таком состоянии на съемке. Весь день старался отгонять эти мысли от себя, но в момент, когда они подъезжают к зданию, волнение накатывает с двойной силой. Дыхание учащается. — Все хорошо? — Чонгук, расстегнув свой ремень, не спешит выходить, внимательно смотря на парня. — Да, — выходит, понимая, что времени задерживаться нет. Чонгук решает попробовать еще раз, себя не простит, если с парнем что-то случится, а он даже не попытается его остановить. — Чимин, постой, — хватает за руку, останавливая саба. Чимин удивленно оборачивается, смотрит на руку Чона, крепко держащую его, из-за чего дом быстро ее убирает. — Ты уверен, что в порядке? Выглядишь так, будто сейчас свалишься с ног, — не врет, состояние Чимина волнует уже всех вокруг, — Если ты решишь пойти домой, то ты же понимаешь, что никто не будет злиться? Со всеми могло что-то произойти, подумай пожалуйста о себе. — Чонгук, — холодный тон говорит о том, что переубедить у Чона не получилось, — я не хочу никого подставлять. Это буквально час моего времени, и мы закончим. После этого, честно, я буду отдыхать и восстанавливаться. Но сейчас нам нужно быть там. Чонгук кивает, хотя весь его вид говорит о том, что с парнем он категорически не согласен. Но свои чувства приходится спрятать глубоко внутри. Несмотря на приятное и успешное начало, к середине танца запинается один из танцоров, так что приходится перетанцовывать. На втором заходе Чимин начинает понимать, что чертовски сильно переоценил себя и свои возможности. Он путается в ногах на сложном повороте и падает, не в силах встать. Чонгук, видя произошедшее, сразу подходит и садится на корточки, чтобы быть на одном уровне с парнем. Он хочет поинтересоваться, все ли в порядке, когда видит заплывшие глаза парня, говорящие о том, что у Чимина сабдроп. Чонгук подозревал, что все этим и закончится. Чонгуку приходится приложить усилия, чтобы отвести саба в сторону, потому что он сейчас максимально неустойчив, и психически, и физически. В этом и главная опасность сабдропа — впасть в него в непонятном месте, когда вокруг не будет человека, способного помочь. Чонгук одновременно рад, что он оказался рядом, и в ужасе, потому что не знает, как поступить. Приказывать что-то Чимину, доминировать, даже с целью просто довести парня до дома, кажется ему ужасным. Потому что они не в тех отношениях, Чонгук даже не знает, есть ли кто-то, кто сможет позаботиться о парне в таком состоянии. Из двух зол он выбирает наименьшее, надеется, что Чимин, позже, придя в себя, не будет его обвинять. Он хочет как лучше, хочет просто помочь. Даже если больно ему самому. Больно понимать, что Чимину он просто хороший друг, больно осознавать, что велика вероятность того, что никем ближе никогда для него и не станет. Чонгук, придерживая парня за предплечье, доводит его до скамьи, расположенной около выхода. Сам подходит к тренеру и остальным участникам, извиняясь за случившееся, на что получает лишь добрые слова в ответ и пожелания скорейшего восстановления Чимину. Чон отходит от них с улыбкой на лице, радуясь, что хотя бы тут проблем не возникло. Решили просто провести обычную тренировку и перенести съемки на другой день, когда Чонгук и Чимин снова будут в строю. Чон быстро забирает вещи парня, и они вместе направляются к машине. Чонгук чувствует, как собственные руки трясутся. Он сажает Чимина на пассажирское, сам садится за руль, но не спешит выезжать с парковки. Поворачивается в сторону саба, который сидит в спортивной одежде, так и не переодевшись, обнимает сам себя руками, свернувшись в маленький комок. У доминанта сердце болит от такой картины. Руки Чимина он хочет заменить на свои, обнять, дать почувствовать себя в безопасности, которой саб, видимо, был долго лишен. — Чимин, мой хороший, мне нужно, чтобы ты ненадолго повернулся ко мне и смог ответить, — аккуратно прикасается к руке, стараясь не напугать. Говорит шепотом, но приказной тон отчетливо слышно, отчего Чимин вскидывает глаза, внимательно смотря на парня. — Ты слышишь меня? Все четко понимаешь? Чимину тяжело держаться. Он хочет выключить голову, дать кому-то ненадолго позаботиться о себе, но вынужден держать себя в руках. Он неуверенно кивает, на что Чонгук ярко улыбается. — Хорошо, я хочу, чтобы ты ответил честно, есть кому о тебе позаботиться? — спрашивает и понимает, что утвердительный ответ разобьет его сердце. — Нет, — шепотом получает ответ, не должен радоваться, но небольшая искорка внутри доминанта зажигается, не спрашивая разрешений. — Я могу тебе помочь, — решается, боится итогов, но сейчас Чонгук собирает всю смелость в кулак, чтобы предложить. — Помочь? — мысли еле текут в голове, особо не задерживаясь. — Сессия, — не прекращает поглаживания, Чимин чувствует ясность в голове, что его радует, такие решения нельзя принимать в состоянии сабдропа, но выбора у него нет. — Ничего сексуального, — проговаривает быстро, чуть испуганно, а Чонгук чувствует, будто ему нож в спину вонзили, он даже не думал о чем-то сексуальном во время сцены, даже мысли не мог допустить, чтобы воспользоваться состоянием Чимина. А Чимин чувствует облегчение, понимая, что о нем позаботятся. Он знает Чонгука, это лучший вариант, не говоря уже о том, что в принципе больше и некому. С того момента в автобусе вынужден признаться, что не раз задумывался о том, каково это быть сабмиссивом Чонгука. И не просто в рамках одной сессии, направленной больше на помощь другу, а быть его партнером, парой. Он думает, что его паре повезет, потому что доминант всегда заботливый, нежный, а в отношениях это увеличится в двухкратном размере. Да, определенно, сабмиссив Чона будет везунчиком. — Конечно, — заводит машину, — где тебе будет комфортнее — у тебя или можем поехать ко мне? Чимин задумывается, но понимает, что лучше всего ему будет в знакомой домашней обстановке. Он мысленно просит прощения у Юнги. — Ко мне, — говорить становится сложнее, мысли разбегаются, но выдавливает из себя, — но там Юнги, ему будет плохо, если он увидит. Чонгуку жаль, что они поставят того в такое положение, но везти Чимина к себе против его воли не намерен. Он бросает быстрый взгляд на уснувшего Чимина и лишь надеется, что все пройдет как надо. Когда парни оказываются перед дверью, приходится стучать в дверь, чтобы им открыли, потому что Чимин даже не пытается найти свои ключи, просто стоя и опираясь на Чонгука. Дверь открывает им Юнги, который напрягается, видя открывшуюся перед глазами картину. — Что случилось? — У него чуть-чуть сабдроп, — глаза Юнги расширяются, он готов уже впасть в панику, как Чонгук добавляет, — Юнги, все в порядке, я позабочусь о нем, обещаю. Парню ничего не остается, как отойти от двери и дать им пройти внутрь. Чимин проходит сразу к дивану, садится на него. Будто все силы забрали, тяжело шевелить даже конечностями. Юнги мнется рядом, боясь всего. Боится за Чимина, боится, что Чонгук сделает что-то не так и все испортит, боится Чонхо, который сразу возникает в голове. Слезы застилают глаза, но не поддается им, не будет плакать при Чонгуке. — Что-то нужно? Я могу как-то помочь? — спрашивает у Чона. — Я отойду в ванную, помоги ему переодеться, пожалуйста, — кивает на сидящего Чимина. — В домашней и мягкой одежде он будет себя чувствовать намного лучше, и, думаю, он не обрадуется, если этим займусь я. Юнги быстрым шагом удаляется в комнату и возвращается с домашним костюмом Чимина. Чонгук, как и обещал, сидит в ванной, чтобы не смущать их. Задание оказывается простым, потому что Чимин сам все делает, получая небольшое направление от Юнги. Юнги хочет отойти, чтобы оповестить Чонгука, что он закончил, но Чимин хватает его неожиданно крепко за руку. — Чего такое? — приходится пригнуться, чтобы быть ближе и отчетливо услышать сказанное. — Страшно, — Чимин смотрит в глаза, а по щеке скатывается слеза. Юнги бы с радостью прогнал Чонгука, но знает, что ни к чему хорошему это не приведет. Он крепко обнимает парня. — Я уверен, что Чонгук все сделает, как нужно, — говорит скрипя сердцем, потому что в собственные слова не верит, но он будет за стенкой, в случае чего, несмотря на собственный ужас, вмешается. Чимина он не оставит. — Тебе просто нужно попытаться ему довериться, хорошо? Чимин кивает, не в силах произнести ответ вслух. — И я буду рядом, прямо в соседней комнате, если что, то приду и спасу тебя, — смеется, чтобы поднять настроение, что сразу же срабатывает, потому что на губах Чимина начинает мелькать улыбка. Хватка ослабляется, и Юнги подходит к двери ванной, стуча в нее. Чонгук, удостоверившись, что может выходить, проходит в гостиную, вплотную к Чимину. Юнги уходит в их спальную, но с той стороны остается около двери, смотря в маленькую щель не до конца прикрытой двери. Он не может унять собственное беспокойство. — Солнце, мне нужно, чтобы ты, если вдруг почувствуешь себя плохо и поймешь, что не хочешь продолжать, сразу сказал мне об этом, — Чонгук садится на диван, притягивая Чимина в свои объятия. — Стоп-слово? — у Чимина сессий до этого не было. Совсем никаких. Но все по теоретической части он знает. К его удивлению, Чонгук отрицательно машет головой. — Стоп-слова сегодня точно не нужны, — сам не замечает, как делает акцент на слове «сегодня», надеясь, что это не первый и последний раз, — просто остановишь меня, хорошо? Чимин кивает, но этого оказывается недостаточно. — Вслух, — голос Чонгука серьезный, но не лишенный тепла, Чимин вообще впервые слышит такой тон у доминанта. — Да, — проговаривает. — Что да? — Я остановлю тебя, если почувствую себя дискомфортно или не в безопасности. — Умничка, — выпрямляется и садится, на этот раз довольный полным ответом. А Чимин от такой простой похвалы облегченно выдыхает, на что Чон улыбается. — Тебе нравится похвала? — Да, — действительно чувствует, что тело чуть расслабляется от одного слова. Чонгук кладет подушку с дивана на пол, за неимением других вариантов. Нет времени искать. На крайний случай купит парням новую. — Мне нужно, чтобы ты опустился на колени, — не диктует холодные приказы, но при этом старается воздействовать. Замечает взгляд Чимина, который направлен на подушку на полу. Сабу приходится преступить через себя. Он всегда считал стояние на коленях перед доминантом чем-то низким, неуважительным к самому сабмиссиву. Но Чимин, вопреки собственным взглядам, послушно сползает с дивана. Хочет резко опуститься, но рука Чонгука удерживает его, не давая причинить себе боль. Чимин устраивается на коленях между ног доминанта. Первые пару секунд чувствует себя некомфортно в таком положении, неестественно, но Чонгук кладет руку на голову и начинает аккуратно поглаживать по голове, вплетая пальцы в волосы парня и нежно перебирая пряди. Чимин начинает чувствовать себя плавающим, голова наконец становится свободной от тяжелых мыслей, он просто следует простым указаниям, остатки напряжения сбрасываются с тела, и саб кладет голову на колено Чонгука, удобно устраиваясь. Вспомнив, что такого приказа не было, парень резко выпрямляется, но доминант давит на голову, укладывая его обратно. — Все хорошо, не нервничай, солнце, — Чимин выглядит как котенок, которого приласкали, у него закрываются глаза от такого теплого обращения, и Чонгук уверен, будь возможность, Пак бы замурчал. — Как ты себя чувствуешь? Чонгук даже в таких простых действиях старается быть максимально внимательным. Практически вся ответственность за самочувствие сабмиссива на сессии лежит на плечах доминанта. — Хорошо, — не открывает глаза. Прислушивается к себе и понимает, что на самом деле чувствует облегчение. Напряжение, не оставлявшее его в покое больше недели, уходит. Рука Чонгука с головы перемещается на щеку, он аккуратно поглаживает ее, на что Чимин лишь ластится ближе. Чонгук чувствует треск своего сердца, но собственные чувства отодвигает на самый далекий план. Вернется к ним потом. Когда он понимает, что Чимина окончательно разморило, произносит: — Вставай и садись рядом. Чимин на резкий приказ моментально открывает глаза и пересаживается на диван. От даже такого недолгого стояния на коленях, они затекли, так что Чонгук поддерживает парня, чтобы тот не свалился. Он не перестает держать парня с самого начала, физически давая понять, что находится рядом. Заметил сразу, что Чимин хорошо реагирует на телесный контакт. — Спасибо, сэр, — Чимин даже не задумывается о том, что говорит. Слова вылетают настолько естественно. Чонгук тоже решает не акцентировать внимания на официальное обращение к доминанту. Но себе признается — слышать это от Чимина ему приятно. — Будь хорошим мальчиком, посиди пару секунд, я схожу за водой, — на этот раз простого кивка Чонгуку хватает, он быстрым шагом идет на кухню, наливает стакан воды и возвращается к парню. Чонгук не дает ему самостоятельно выпить. Сам подносит стакан ко рту, Чимин хватает его руки, чтобы проконтроливать, но доминант произносит: — Без рук, солнце, доверься. Чимин запрокидывает голову, а Чонгук наклоняет стакан, позволяя капелькам медленно стечь. Чимин пьет маленькими глотками, чувствуя себя более посвежевшим от прохладной воды. Выпив половину стакана, он останавливает Чонгука, хватая его за руки, забывая про то, что ему сказали довериться и убрать руки. Доминант на это внимания даже не обращает. Он лишь откладывает стакан на маленький журнальный столик, возвращая все свое внимание к сабмиссиву. — Ложись на живот, — глаза Чимина испуганные от такой двусмысленной фразы. Только произнеся ее, Чонгук понимает, о чем мог подумать парень. — Я просто собираюсь сделать тебе массаж. Через одежду, — уточняет. Чимин ложится, поворачивая голову в сторону доминанта, чтобы видеть его. Так ему спокойнее. Чонгук присаживается с краю дивана, пару раз просто проводя по спине рукой. — Закрой глаза, — Чимин закрывает сразу же, не задавая вопросов, — просто сконцентрируйся на ощущениях. Чонгук начинает с плеч, давит на напряженные точки, отчего сабмиссив даже пару раз дергается, но после чувствует лишь приятные отголоски легкой боли, ощущая, как тело становится более невесомым. Времени проходит минут десять, но Чимин теряется во времени, ощущая лишь сильные руки доминанта на себе. Он чувствует, как начинает клонить в сон. Чонгук тоже это замечает. Он присаживается на колени рядом, чтобы быть на одном уровне с парнем. Видит, как тяжело Чимин открывает глаза. — Мы закончили. Все в порядке? — интересуется сразу же. — Да, — глаза наполняются теплотой. — Чонгук, спасибо. Я не знаю, в какое дерьмо бы попал, не будь ты рядом. Чонгук даже думать не хочет, какой итог мог бы быть у этой ситуации. Беспокойство его охватывает от одной мысли. Но получается лишь нежно улыбнуться от картины перед глазами. Разомлевший Чимин, такой открытый и доверчивый, чувствующий себя хорошо после сессии с Чонгуком. Выглядит как сон, Чон даже боится, что скоро проснется в собственной кровати. — Я рад, что был рядом, — признается честно. Чонгук думает о том, что ему надо бы остаться. Неизвестно в каком состоянии проснется Чимин, он должен проследить за его состоянием. Убедиться, что саб в порядке, и лишь потом сможет со спокойной душой поехать домой. Следует дождаться, пока Чимин окончательно уснет, а потом спросить у Юнги, где он может подождать, но Чимин, находясь на грани сна и реальности, тянет его к себе, схватив за запястье. — Ты ляжешь со мной? Чонгук отказать не может. Диван маленький для двоих, так что Чимину приходится чуть взобраться на Чонгука, чтобы они могли спокойно лечь вместе. Как только он оказывается в надежных объятиях доминанта, моментально засыпает. Теплое тело под боком и тихое сопение заставляют Чона прикрыть глаза. Он тоже засыпает в полном умиротворении, чувствуя себя наилучшим образом, ощущая Чимина в своих руках. Чуть позже Юнги сам выключает свет, чтобы парни смогли спокойно поспать. И как хорошо, что он научился тихо плакать. А плачет Юнги этим вечером долго, давая волнению за Чимина, собственному страху, воспоминаниям, что против воли одолели его, и осознанию, какими нежными бывают доминанты, вылиться наружу.