Обещание на мизинцах

“Ну всё. С меня хватит”. Холодок паники пробежал по венам Дженни, когда она услышала голос в дверях. Она чуть не потянула мышцу, когда обернулась, и слегка запыхалась от напряжения. Было утро четверга. Она проснулась с ощущением, что от неё физически отрубили кусок, и это чувство усилилось, когда ей нужно было снять одежду Лисы и подготовиться к новому дню. Каким бы жалким ни был этот пластырь, Дженни не могла надеть его в студию для тренировок, и хотя самая слабая её часть хотела сдаться и обыскать комнату Лисы в поисках более подходящей для занятий одежды, она воздержалась. Утро было таким жестоким. Она практиковалась, чтобы забыть обо всём. Как, вероятно, делала Лиса в тот самый момент, за исключением одного душераздирающего момента, когда Дженни подумала (понадеялась) (побоялась), что её прервала сама тайка. Ей следовало быть умнее. Связь была тихой, едва ощутимой болью, не подававшей никаких признаков того, что её вторая половинка была рядом. Вместо этого перед ней стояла Им Наён. Тоже в спортивной одежде, в белом комплекте Adidas, скрестив руки на груди с выражением лица, которое, как Дженни знала по опыту, означало неприятности. “Ты идёшь со мной обедать”, - сказала она с улыбкой, которая коснулась её глаз, но всё равно выглядела опасной. “Обедать”, - эхом отозвалась Дженни, немного растерянно - её мысли всё ещё были наполовину поглощены хореографией, наполовину - воспоминаниями о прошлой ночи, которые мучили её. Женщина. Губы. Руки. Пытается не чувствовать их, но снова и снова ощущает. Лиса. Голос Лисы. “Она была добра к тебе?” “Обед?” - заставила она себя повторить, возвращаясь к реальности. - “Онни, завтра утром у нас оценивание” “И ты больше недели игнорировала наши сообщения. Радуйся, что это я, а не Сыльги-онни”, - сказала Наён самым строгим тоном, который Дженни когда-либо слышала от неё. - “Людям нужна еда, чтобы выжить, Дженни-я. Даже тебе. Ты можешь позволить себе тридцатиминутный перерыв”. Дженни собиралась возразить. Правда, собиралась, но даже у неё, должно быть, был предел того, с каким количеством людей она могла сжечь мосты за несколько дней, потому что она обнаружила, что не может выдавить из себя ничего, кроме вздоха. “Я заплачу”, - торжествующе прощебетала Наён, придерживая для неё дверь. Ей ничего не оставалось, кроме как молча и настороженно последовать за ней. - “Что ты хочешь? Бургер? Пиццу? Поджангмача? Не думаю, что у нас есть время на хотпот, но, боже, нам всем когда-нибудь придётся собраться вместе. В следующем семестре, точно. Но мы должны попробовать какой-нибудь ресторан, просто ради забавы, может быть…” Дженни позволила ей говорить. Наён никогда не сталкивалась с молчанием, которое не могла бы заполнить, и в кои-то веки Дженни была ей за это безмерно благодарна. “Всё в порядке”, - бесцветным голосом сказала она, когда Наён перевела дыхание. Её голос немного охрип от того, что она не разговаривала весь день. Наён бросила на неё взгляд. “Хм. Ну, я бы предложила тайское, но, думаю, тебе уже достаточно тайского”. Дженни не упустила из виду намёк или то, как взгляд Наён скользнул по её шее, и она почувствовала, как по коже сразу же разливается жар, а в груди что-то сжалось от этого напоминания. Она нанесла тональный крем, но после нескольких часов, проведённых в поту, при дневном свете, вероятно, было слишком легко заметить отметину на её шее. Наён, в свою очередь, заметила, что она не ответила привычной колкостью и даже не попыталась уйти от ответа. “Ах, значит, это не Лиса? Значит, Момо-я была права-” “Я не хочу говорить о Лисе”, - машинально сказала Дженни, снова поморщившись от того, насколько пусто прозвучал её голос. Если она хотела, чтобы Наён оставила её в покое, перестала волноваться и поверила, что всё в порядке, то это был совершенно неправильный способ, но она не могла собраться с силами и сохранять холодную отстранённость, на которую рассчитывала. Наён, однако, лишь пожала плечами. Она больше не улыбалась, но её язык был остр как никогда. “-потому что она пыталась проведать нашу Длинноногую сегодня утром, но её чуть не выгнали из репетиционной комнаты. И, судя по всему, Лиса там практически живёт. Это очень забавно, потому что, если оставить в стороне всех нас и нашу откровенно сомнительную трудовую этику, можно было бы подумать, что она предпочтёт как следует выспаться перед самыми важными экзаменами в своей жизни, даже не учитывая её стипендию” “Наён-а, я сказал, что не-” “-так что всё это в совокупности заставляет меня думать, что между вами двумя недавно произошло что-то серьёзное. Потому что ещё на прошлой неделе вы строили друг другу глазки в караоке-баре, а теперь…” Дженни остановилась как вкопанная на тротуаре. На мгновение ей показалось, что зимний воздух пронзает её лёгкие, разрезая их на ровные полоски; на мгновение всего этого стало слишком много, и тяжесть навалилась на неё, голос Наён затих. (В своей тренировочной комнате Лиса споткнулась. Стиснув зубы, она вернулась в исходное положение с удвоенной яростью.) “..ни? Дженни? Эй, что-” Дженни моргнула. Наён практически держала её, и звуки её собственного дыхания были пугающе громкими даже для неё самой. “Не надо”, - снова повторила Дженни, хотя это прозвучало скорее как мольба. Она не должна была умолять. Она должна была быть твёрдой, стоять на своём, держать всё под контролем, но это работало только тогда, когда она не думала и не чувствовала… У нее болела грудь. “Чёрт, ладно. Чёрт. Давай. Давай поедим”. Еда не помогла. Ничего не казалось аппетитным, хотя она чувствовала себя ужасно опустошенной. Наён заставила ее съесть несколько кусочков чапчхе, все время разговаривая, снова заполняя тишину новостями об остальных. Она встретила Чонху за кофе, потащила Сыльги в бар, но в остальном все они были одинаково заняты выпускными экзаменами. Наён держала её за руку всю обратную дорогу. Дженни смутно осознавала, что сжимает её руку слишком сильно, но это было самое нормальное чувство за целую вечность. Она всё ещё чувствовала себя не в своей тарелке, в груди пульсировала тупая боль. “Я не буду тебе мешать”, - сказала Наён, когда они вернулись. Она снова улыбалась или пыталась улыбаться, сверкая кроличьими зубками, но её глаза были непривычно серьёзными. - “Просто-” “Не надо”, - прошептала Дженни в последний раз, надломленно и отстранённо. Она почувствовала, как Наён проводит большим пальцем по её костяшкам, и её подруга просто кивнула один раз. “Исправь это, ладно?” - всё равно сказала Наён, отпуская её, так тихо и нежно, что Дженни даже не смогла разозлиться на это. - “В своё время. Мы здесь, если мы тебе нужны... я здесь. Передай это и Лисе-я. Не думаю, что она знает. Она не отвечает на наши сообщения и даже не разговаривала с Момо-я сегодня утром”. “Исправлять нечего”. Дженни знала, что её слова звучат резко, но ничего не могла с этим поделать. Она была немного занята тем, что боролась с дурным предчувствием, которое вызывала мысль о Лисе, запершейся в себе и методично изолирующейся. “На этой неделе я написала столько эссе, что мне хочется отрезать себе руки тупыми ножницами”, - твёрдо ответила Наён, как всегда упрямая. - “Но я могла бы написать ещё сотню о том, почему ты неправа. И, может быть, ещё сотню о том, что ты иногда ведёшь себя как идиотка, Дженни Ким. Как будто ты глупее Момо. А на прошлой неделе она спросила меня, встречаемся ли мы”. Каким-то образом из горла Дженни вырвался тихий звук, похожий на смех. “Что ты ей сказала?” “Я спросила её, что, по её мнению, мы делаем. А потом она покраснела и начала нести какую-то чушь о том, что просто хотела убедиться, поэтому я написал «Собственность Им Наён» на листке бумаги и приклеил его к её лбу, чтобы она поняла, но потом она сказала, что это больше похоже на секс-рабство, а я ответила, что это звучит пошло, и тогда мы…” Дженни захлопнула дверь своей студии перед лицом Наён, чтобы та не вошла, но до самого конца коридора слышала её хихиканье. Однако её собственное лицо ощущалось странно, и, прикоснувшись к нему, она поняла, что улыбается, совсем чуть-чуть. Этого было почти достаточно, чтобы на секунду забыть о кошмаре последних нескольких дней. Однако улыбка исчезла так же быстро, как и появилась. Комната снова поглотила её, и она позволила себе погрузиться в неё, механически включив музыку и вздохнув, слегка наклонив голову, чтобы размять шею. Она увидела в зеркале засос и почувствовала себя так, будто проглотила осколок стекла. Иногда ты ведешь себя как идиотка, Дженни Ким. Ты и половины не знаешь, - хотела она ответить, но и Им Наён, и мгновенное озарение, которое она принесла, исчезли. Остались только тишина и резкий свет, холодный и привычный. Дженни нанесла ещё немного тонального крема из маленькой косметички в рюкзаке, вернулась на своё место и послушно игнорировала постоянно растущую дыру внутри себя, которая расширялась и болезненно пульсировала.

***

В танцевальной студии, расположенной несколькими этажами ниже, появились какие-то проблемы с зеркалами. Кажется, так и было. Потому что когда Лиса смотрела на них дольше нескольких секунд, не моргая, она видела, как её отражение, окружающее пространство и даже всё поле зрения размывались. Она моргнула, сильно, наморщив лоб от разочарования. Ей не нужно было это прямо сейчас. Чёрт, ей действительно не нужно было это прямо сейчас, ей нужно было быть сосредоточенной, как прицел, ей нужно было, чтобы её лицо было безупречным, ей нужно было, чтобы её шаги были идеальными, до экзаменов оставалось меньше 24 часов, и было непростительно быть чем-то меньшим, чем идеал. Лиса почувствовала, как напряглись её мышцы, и этот фоновый огонь лишь усилил тот, что решительно горел внутри неё. Снова, с самого начала. Снова. Снова, снова, снова, пока не получится идеально. Её зрение снова затуманилось, но она снова моргнула, отгоняя раздражение и сосредотачиваясь на этих чёртовых шагах. Она слышала своё тяжёлое и прерывистое дыхание; она даже слышала, как вяло бьётся её сердце в ушах, но как бы усердно она ни занималась хореографией, почему-то последний час был медленным, ленивым, недостаточным. Что ж, тогда ей просто придётся работать усерднее. Заново. Музыка зациклилась. Лиса заняла первую позицию, чувствуя, как от знакомой боли ноет тело. Заново. В зеркале она всё ещё была немного размытой по краям, но её позы были лучше, выражение лица - более чётким, а сложные движения - лёгкими, как будто она делала их всю жизнь. Заново. По какой-то причине дышать стало труднее, чем раньше, сердце билось громче, и ей становилось всё труднее моргать, чтобы смахнуть размытые, мутные пятна с поля зрения. Заново- Мир перевернулся набок. На мгновение Лисе показалось, что этого нет в хореографии, но надвигающаяся темнота была такой желанной, что она не смогла ей противиться. Её глаза наконец закрылись, и она не увидела своё отражение в зеркале, когда упала на пол, как марионетка, у которой обрезали нити. *** Лиса. Дженни сбилась с шага в последнем такте и коротко выругалась. Она устала и вспотела, но хореография выступления складывалась. Она была почти уверена, что завтра всё пройдёт хорошо, но всё это не имело значения, потому что что-то было не так. Связь была не просто приглушённым гулом боли, настойчивым шёпотом - она послала что-то вроде ударной волны, но теперь… Теперь было тихо. Дженни нахмурилась, когда музыка стихла, и рассеянно потерла грудь. Связь никуда не делась. Она по-прежнему ощущала её как часть себя, как один из жизненно важных органов, но Лиса- Лиса была тихой. Чувство неправильности и тревоги не покидало её снова и снова, и это был не просто дневной сон, не так ли? У Лисы были проблемы. «Лиса», - подумала Дженни, в ужасе выбегая из своей студии. Казалось, что её разум сосредоточился на одной-единственной мысли: «Лиса, Лиса, доберись до Лисы, это небезопасно, Лиса...» Лиса не слышала её, но она была недалеко. Дверь в студию, которую она практически считала своей, поддалась с первого сильного толчка, и Дженни оказалась внутри, лихорадочно оглядывая комнату. Там было тело, безвольно лежащее на полу. Лиса. Дженни оказалась там через несколько секунд. Она бросилась на колени, автоматически нащупывая пульс на шее и запястье Лисы. Биение сердца. Дженни не осознавала, что даже не дышала с тех пор, как связь затихла, пока не вздохнула с облегчением, склонившись над телом Лисы, которое обмякло под её тяжестью. Лиса была жива. Лиса была в порядке, она просто… просто потеряла сознание… Взгляд Дженни скользнул по углу, заставленному сумками Лисы, и расширился, когда она увидела, что там ещё есть. Туалетные принадлежности, несколько полотенец, запасная одежда… Всё было так, как и сказала Наён. Как будто Лиса планировала жить здесь, прямо до экзаменов, но здесь не было ни еды, ни чего-либо ещё, и, судя по мешкам под глазами Лисы, она давно не спала… Её рука, лежавшая на пульсе Лисы, опустилась ниже, и она физически вздрогнула, почувствовав под пальцами выступы рёбер Лисы, торчащие из-под тонкого слоя кожи. Она посмотрела вниз, но прежде чем успела что-либо рассмотреть, услышала тихий стон. Она снова перевела взгляд на лицо Лисы, но та по-прежнему была без сознания. Это лишь усилило беспокойство Дженни. Она вытащила телефон и автоматически, не задумываясь, написала Рози и Джису. Лиса потеряла сознание в своей студии. Рози ответила почти мгновенно: В пути. Джису появилась на полсекунды позже: Сейчас буду. Дженни отложила телефон и снова обратила внимание на женщину, которая всё ещё лежала без сознания перед ней. Сама того не осознавая, она практически укачивала Лису, держа её голову у себя на коленях, и хотя в глубине души она понимала, что, наверное, должна просто уйти и позволить двум их друзьям разобраться с этим, она просто не могла оставить Лису. Не в таком состоянии. Она мало что могла сделать. Она попыталась разбудить Лису, но та лишь вяло пошевелилась, и она сразу же прекратила попытки. Что ж. Всегда был другой способ достучаться до Лисы, связь пульсировала в согласии, между ними существовала проверенная связь, которая только и ждала, чтобы её использовали. Что-то эмоциональное, по сути, не только для кормления… Дженни заставила своё сердце перестать бешено колотиться, делая глубокие, ровные вдохи. Это было трудно, потому что Лиса лежала перед ней такая безжизненная, но она смогла вызвать в себе чувство спокойствия, умиротворения и отдыха, надеясь, что Лиса хотя бы сможет крепко уснуть до прихода их друзей. Похоже, ей это было нужно. Это было всё, что она могла сделать. Сжав кулаки, в миллионный раз за последние несколько дней чувствуя жжение в глазах, Дженни позволила себе почувствовать себя бесполезной. И она ждала. Рози была там первой, а Джису следовала за ней по пятам. Должно быть, они были вместе - в этом не было ничего удивительного, но почему-то, несмотря на то, что Дженни написала им, она не была готова их увидеть. Меньше всего ей хотелось видеть Рози. Она вспомнила, как в последний раз они вот так стояли лицом к лицу - что она сказала, как расширились от страха глаза Рози, как она практически спряталась за Джису, дрожа от волнения. Она неуверенно открыла рот, но Рози даже не посмотрела на неё. “Лиса”, - только и сказала женщина с розовыми волосами, а затем Лису сняли с колен Дженни и пересадили к ней. При потере контакта в связи возникла пустота, но Дженни позволила этому случиться, тупо глядя, как Рози пытается разбудить её, как когда-то делала Дженни. “Дженни-я”. Чья-то рука легла ей на плечо, и Дженни вздрогнула, прежде чем поняла, что это Джису. Однако их старшая подруга не сдвинулась с места и смотрела на неё с беспрецедентной серьёзностью и беспокойством на лице. “Она жива”, - выдавила из себя Дженни, как будто это могло что-то изменить. Рози явно разделяла это мнение, потому что фыркнула. “Не благодаря тебе”. Её голос был явно напряжённым. Дженни снова вздрогнула, но, в конце концов, она это заслужила, не так ли? Понимание медленно приходило к ней, но оно въелось в её кости, как рак, когда она смотрела на Лису, всё ещё пребывающую в бессознательном состоянии. Её лицо блестело от пота, было осунувшимся и измождённым. Несомненно, в этом тоже была вина Дженни. “Джендык”, - снова позвала её Джису, и когда Дженни подняла взгляд, ей пришлось сморгнуть слёзы, чтобы как следует разглядеть лицо Джису. “Су-я”, - прошептала она, ужаснувшись тому, как сильно дрогнул её голос, но она почувствовала, как Джису убирает волосы с её лица, и Джису выглядела совсем не так обвиняюще, как Рози. Она выглядела обеспокоенной, немного уставшей и открыла рот, но тут рядом с ними раздался небольшой всплеск и движение в сочетании с низким стоном. Дженни наклонилась, чтобы посмотреть; Рози, очевидно, решила вылить воду из бутылки на лицо Лисы. Это действительно сработало, судя по тому, как медленно открывались глаза Лисы, и Дженни почувствовала, как её сердце подпрыгнуло к горлу. Лиса- “Лиса”, - неуверенно, но чётко произнесла Рози, сжимая руку Лисы и снова слегка встряхивая её. - “Лиса, ты меня слышишь? Ты в порядке? Пожалуйста, ты должна-” “Джен...ни?” Голос Лисы был таким слабым, что это причиняло физическую боль, и на мгновение Дженни забыла обо всём остальном, мир снова сузился до неё и Лисы, когда она наклонилась над ней. “Я здесь”, - выдавила она, отчаянно хватаясь за другую руку Лисы. - “Я здесь…” Ей пришлось физически остановить себя, чтобы не сказать «детка». Чтобы не дать потоку слов вырваться из её рта: «детка», «любимая», «пожалуйста, будь в порядке...» “Ни”, - пробормотала Лиса так тихо, что у неё защемило сердце, и она снова сжала руку Лисы, вытирая глаза плечом и пытаясь передать больше чувств спокойствия, умиротворения, всё хорошо, ты в порядке, пожалуйста, будь в порядке… “Уходи”. Дженни нашла в себе силы оттолкнуть её и тут же почувствовала, как демоническая сторона шипит в упрёк, вздыбив шерсть и выпустив когти. Кто-то пытался встать между ней и Лисой. Её Лисой, которая нуждалась в ней- Она сразу же поникла, увидев холод в глазах Рози. “Разве ты недостаточно сделала?” “Ченг”, - мягко и без особой уверенности в голосе пожурила Джису, но Рози просто отвернулась к Лисе, ничего не ответив. Дженни уже почти решилась снова двинуться вперёд, застыв на месте, когда Лиса оказалась в пределах досягаемости, а рука Джису всё ещё лежала на её плече, но… Рози была права. Она причинила достаточно вреда, не так ли? Что она собиралась делать теперь: обнимать и уговаривать Лису вернуться в сознание, относиться к ней с теплотой только для того, чтобы снова оттолкнуть её с удвоенной холодностью? Ничего не изменилось. Это ничего не изменило. Вероятно, это был хороший знак: Лиса достигла предела своих физических возможностей. Теперь она могла прийти в себя, отдохнуть, что-нибудь съесть и сосредоточиться на себе, а Дженни… Дженни не заслуживала быть частью этого. Она не могла быть частью этого. Если она хотела, чтобы Лиса разлюбила её, то оставаться рядом с ней и заботиться о ней было прямо противоположным тому, что она должна была делать. Тяжело сглотнув, она встала. “Я буду в своей студии”. Её пустые слова остались без ответа со стороны розоволосой женщины, которая теперь пыталась понять, сможет ли она заставить Лису нормально с ней поговорить. Однако Джису нахмурилась. “Тебе не обязательно уходить”, - тихо сказала она, искоса взглянув на свою подругу. - “Если ты здесь, это поможет Лали, если св-” “Джису-онни”, - выдавила из себя Дженни, резко перебив Джису, прежде чем та успела закончить слово «связь». Лиса всё ещё выглядела сонной, её глаза были закрыты, но, возможно, она слышала, они не могли быть в этом уверены. - “Позаботься о ней ради меня”. В любом случае, она не могла больше ни секунды находиться так близко к Лисе и в то же время быть так непреодолимо далеко. Ей пришлось прикусить язык, чтобы сдержать стон боли, когда она уходила. У двери она в последний раз оглянулась на них троих. Лиса слегка пошевелилась на коленях у Рози. Джису опустилась на колени рядом с ними обеими, взяла Лису за руку и пробормотала что-то успокаивающее. Дженни закрыла глаза, вышла в коридор и заставила себя не бежать обратно. Она сосредоточилась на ощущении связи внутри себя, снова ставшей осязаемой, и сказала себе, что если она может чувствовать Лису, то этого достаточно. Бесконечный шёпот всё ещё звал её обратно к Лисе, хотя она изо всех сил старалась не обращать на него внимания, закрыв дверь в свою репетиционную комнату. Когда это не сработало, она включила музыку на полную громкость, чтобы заглушить его.

***

“Ребята, я обещаю. Я в порядке”, - попыталась снова Лиса чуть позже, сделав обязательный глоток воды и выдавив свою обычную улыбку, как будто у неё не болела голова и всё тело. Ни Рози, ни Джису не выглядели убеждёнными, и последняя с сомнением нахмурилась, глядя на неё. “Нет, ты не в порядке, Лали. Что, по-твоему, должно было случиться, когда ты так себя изнуряла?” “Я всё равно думаю, что тебе стоит сходить в университетскую клинику”, - добавила Рози, слегка прикусив губу от беспокойства. Она была странно тихой с тех пор, как Лиса окончательно проснулась, и между ними все было как-то натянуто. Лиса ненавидела это больше всего на свете, ненавидела неловкое молчание, напряжение и мысль о том, что они спешат позаботиться о ней. “Я до сих пор не знаю, как вы обе здесь оказались”, - сказала она, отчасти чтобы отвлечь их, отчасти чтобы отвлечься самой от тоски по возвращению в бессознательное состояние. Ей нужно было взять себя в руки, если она хотела, чтобы они оставили её в покое. “Дженни-я позвонила нам”, - сказала Джису после небольшой паузы. По какой-то причине она взглянула на Рози, прежде чем произнести это. Лиса не совсем поняла, что она имела в виду, её разум был слишком занят перевариванием слов Джису. “Что?” “Она проходила мимо твоей студии и увидела, что ты лежишь там, и написала нам”, - ответила Рози. Она говорила слишком быстро, теребя рукава своего чёрного свитера, и вдруг перестала смотреть Лисе в глаза, но блондинка была слишком занята, чтобы это заметить. “И… что? Она не...” Лиса замолчала, не зная, как закончить, но её подруга с розовыми волосами снова вмешалась, выпуская её свитер и слегка, немного горько, выдохнув. “Нет, она не осталась. Думаю, она не хотела, чтобы её беспокоили”. “О”. Лиса пыталась дышать. Она пыталась вспомнить, как собрать себя по кусочкам, привести себя в порядок, чтобы её друзья не беспокоились о ней, но эта информация не облегчала задачу. “Чеён-а”, - начала Джису, и это прозвучало почти как упрёк, но Лиса взяла разговор в свои руки, снова заставив себя улыбнуться. “Ну, в любом случае, беспокоиться не о чем. Я просто вздремнула, и, наверное, мне нужно было поспать больше, чем я думала. Клянусь, онни”, - добавила она, глядя на Джису, хотя, похоже, сама себя не убедила. - “Просто в последние несколько ночей у меня были проблемы со сном. Наверное, мой организм пытался наверстать упущенное или что-то в этом роде. Я поем что-нибудь вкусное и вздремну перед тем, как вернуться к тренировке, обещаю”. На самом деле это была не совсем ложь. Может, она и не решила вздремнуть, но по сути так и было, верно? И где-то в сумке у неё был протеиновый батончик. И в конце концов она бы уснула, когда всё было бы идеально. Впрочем, нет необходимости утруждать их более мелкими деталями. “Ты уверена?” - спросила Джису, всё ещё хмурясь. - “Мне не нравится мысль о том, что я просто оставлю тебя здесь после всего этого, Лиса-я. Мы можем остаться ненадолго, убедиться, что всё в порядке-” “Нет”, - вмешалась Лиса, прежде чем успела себя остановить. Она попыталась смягчить свой тон, выпрямившись и поправив низ спортивного топа, чтобы выглядеть более собранной. - “Нет, в этом нет необходимости. Я уверена, что вам двоим есть чем заняться. Я сама о себе позабочусь, хорошо? Я буду писать вам, ребята, обо всём, обещаю”. Она удивлялась, почему продолжает это говорить. Обещаю. Как будто её обещания что-то значат. Я обещаю, что не привяжусь к тебе. Обещаю, что мы не причиним друг другу боль. Обещаю, что мы поговорим об этом, если что-то пойдёт не так. Обещаю, что никогда не буду тебя ненавидеть. Что ж. Последнее, по крайней мере, было правдой. И распад остальных пунктов лёг на её плечи, и только на её, за то, что она так привязалась, попыталась это скрыть и в результате сгорела. Мысль об этом и о том, что Дженни даже не осталась, увидев её без сознания на полу, заставили её твёрдо стоять на своём. “Но всё равно большое вам спасибо. Даже если вы помешали мне вздремнуть”, - добавила она в шутку, и, к её облегчению, Джису немного расслабилась, а Рози даже закатила глаза. “На этот раз действительно поспи, глупышка”, - сказала она, взглянув на Джису. - “И мы бы остались, но у Су сегодня вечером проект, а у меня экзамен-” “Тогда иди, пока я не вызвала охрану”, - поддразнила Лиса, даже показав язык своей австралийской подруге, которая шлёпнула её. “Они не могут нас выгнать, мы тоже студенты факультета изобразительных искусств”. “Но не факультета танцев. Ты не на своей территории, Ченгмунк”. “Йа! Только онни может так меня называть”, - сказала Рози, слегка надув губы, что, казалось, окончательно растопило Джису. “Хорошо. Если ты уверена, Лали. Но напиши нам, хорошо? И, пожалуйста, поешь что-нибудь”. Последняя часть содержала немного мольбы, Джису окинула взглядом её фигуру, и Лиса постаралась не съёжиться. Она знала, что топ и спортивные штаны никак не скрывали новые изгибы её тела, появившиеся благодаря часам, проведённым в поту в этой самой студии, но в этом тоже было своего рода оправдание. Все знали, что навыки - это лишь часть общего образа танцовщицы. Большая часть, но не вся картина. Внешний вид, худощавое и мускулистое тело... что ж, по крайней мере, это было доказательством её дисциплинированности. “Я сделаю это, онни. Не волнуйся”. На этом они её оставили, и она постаралась помахать им достаточно энергично, чтобы они обе закатили глаза, и продолжала широко улыбаться, пока за ними не закрылась дверь. Затем Лиса откинулась назад и слегка застонала от усталости. Дерьмо. Она чувствовала себя так, словно увернулась от пули, избежав хлопот, связанных с поездкой в университетскую клинику и двумя обеспокоенными друзьями, которые крутились вокруг неё. На самом деле ей казалось, что пуля попала прямо в грудь, и ей удавалось скрывать кровотечение достаточно долго, чтобы они отвернулись. Какая-то часть её шептала, что, возможно, ей стоит прислушаться к ним, что, может быть, сытный обед и хороший отдых помогут справиться с болью, которая терзала её изнутри. Однако более сильная, непоколебимая часть личности ругала ее. За то, что она достигла своих пределов, вместо того, чтобы расширять их, за то, что даже не смогла закончить хореографию, прежде чем упасть в обморок. Не было смысла обманываться в собственной слабости. Она заставила себя подняться, сделав небольшой перерыв на несколько минут, чтобы попить. К её чести, она откусила несколько кусочков от батончика в своей сумке, но у неё скрутило живот, и она отложила его, не доев. Это было неплохо. По крайней мере, у неё останется еда на завтра, что-то, что придаст ей сил перед экзаменами. Лиса снова заняла своё место перед зеркалами. Зрение прояснилось, на данный момент поза идеальна. Заново.

***

“Чеён-а”. Джису звучала достаточно сурово, чтобы заставить ее защищаться. “Что? Дженни-онни не задержалась, верно? Я же не солгала”. “Я знаю. Я не обвиняю тебя, Бурундук, подожди секунду”, - настаивала Джису, хватая её за руку, чтобы не дать ей уйти вперёд. Рози позволила остановить себя и притянуть прямо на тротуаре в слегка неуклюжие объятия, которым немного мешали рюкзаки и тяжёлая одежда, но от этого они не стали менее тёплыми. “Я ни в чём тебя не обвиняю. Я знаю, что ты, наверное, думаешь, что Дженни-я заслужила это, но-” “Она это заслужила”, - пробормотала Рози, слишком расслабленная от успокаивающего веса рук Джису, чтобы испытывать что-то, кроме раздражения. - “Она даже не сопротивлялась, онни. Она просто ушла. Если у Дженни-онни не хватило порядочности даже поговорить с ней или хотя бы извиниться, то Лисе будет лучше без неё”. “Ты говоришь о Лисе или о нас?” Рози почувствовала, как крепче вцепилась в пальто своей девушки. “И то, и другое. Возможно. Я не знаю”. “Она извинится, когда будет готова”, - тихо ответила Джису, целуя её в макушку. - “Перед тобой, перед нами обеими, перед всеми нами. Джендык такая, она, наверное, уже убивает себя из-за этого, ей просто нужно найти правильные слова”. “Нет смысла извиняться перед кем-то из нас, если она даже не разговаривает с ней”. На это Джису промолчала. Рози была права, и они обе это знали, но это поставило их в безвыходное положение, и между ними словно опустился зимний холод.

***

Солнце зашло, затем взошло снова. И в итоге Лалиса Манобан осталась непобедимой в их финальных оценках. Смотреть на это было душераздирающе, но только потому, что Дженни так хорошо её знала и могла почувствовать отчаянную, жёсткую, суровую решимость, как будто это была её собственная. Лиса танцевала безупречно, даже под пристальным взглядом их наставников. Она попадала в каждую точку, исполняла каждое движение идеально - её мимика была невероятной, технические навыки - непревзойденными, а её преданность хореографии в сочетании с собственным плавным стилем просто поражала. Она была воплощением танцовщицы в ее полной форме. После этого другие студенты действительно захлопали. Это было почти забавно, но когда сталкиваешься с подобным выступлением, похожим на настоящее гребаное искусство, больше ничего не можешь делать. Никто не мог отказать Лалисе Манобан в ее законно заработанной короне. “Это”, - сказала одна из преподавательниц, отложив ручку и указывая на Лису, которая стояла в последней позе, и её лицо по-прежнему озаряла ослепительная улыбка. - “Именно это мы и ждем от вас всех. Это то, что делает эту индустрию такой, какая она есть”. Никто из остальных не заметил, как улыбка Лисы рассыпалась, как старые кирпичи, как только прошла её очередь. Никто из остальных, казалось, не заметил, как её тело, истончившееся до костей, слегка обмякло после этого. Никто из остальных, кроме Дженни, хотя, конечно, она ничего не сказала. Её собственные выступления были хороши. Даже очень хороши. Нервы, зал, преподаватели - всего этого было слишком много, вдобавок ко всему ей пришлось выступать перед Лисой. Но потом заиграла музыка, и Дженни почувствовала, что двигается интуитивно, с отработанной уверенностью, и что-то тёплое в её груди направляет её. Дженни знала, что это связь. Но она не могла не поддаться ей, позволив себе маленькую слабость в этот момент, как и прошлой ночью, окутавшись тем, что осталось от тепла Лисы. И в тот момент почти не было боли. Дженни всё ещё чувствовала, как решимость Лисы передаётся ей, и она поддалась этому чувству, несмотря на себя, позволяя целеустремлённости ослабить напряжение, которое раньше могло бы заставить её нервничать. И все же. После этого, когда они все, наконец, выходили из комнаты, чувствовалась какая-то тревожная пустота. Потрясенный, слегка усталый вид, поскольку последний из их экзаменов подходил к концу. Дженни не знала, как к этому относиться. Её бизнес-проекты были представлены, работы закончены, сезон выпускных экзаменов закончился, но дорога домой всё равно давалась ей тяжело. Как будто её ноги внезапно перестали понимать, куда идти, когда она не бежала в библиотеку или тренировочный зал. Еще она услышала шаги позади себя. Они звучали совсем близко, но достаточно далеко, чтобы она поняла, даже не проверяя связь, что это была Лиса. Она подумывала о том, чтобы найти другое место, куда можно пойти, вместо того, чтобы вернуться в общежитие и рухнуть в постель на миллион лет, как ей хотелось, но у неё было предчувствие, что Лиса идёт за ней. Даже если сама блондинка этого не замечала. Её разум был спокойнее, немного тревожнее, чем обычно. Однако Дженни едва ли могла огрызнуться на неё за это. Не в тишине, когда между ними был тротуар, не тогда, когда их обеих переполняло беспокойное изнеможение, сводящее с ума. Они уже добрались до общежития. Образы замелькали перед глазами Дженни маленькими кадрами. Прихожая. Лестница, по которой Лиса когда-то несла ее наверх, обе навеселе, обе смеются. Их объединение в конце коридора. Их дверь. Дженни оставила ее открытой, но тут же позволила своей сумке упасть с плеча на пол с глухим, пустым стуком. Она направилась в свою комнату, не обращая внимания на Лису, которая вошла за ней и тихо закрыла за ними обеими дверь. Дженни одновременно пыталась не обращать внимания на то, что внутри неё, казалось, был чёртов компас с Лалисой Манобан на всех сторонах, но… “Дженни?” Голос Лисы был таким тихим, что Дженни могла бы притвориться, что не слышит его. Она должна была притворяться. Она этого не сделала. Лиса не сдвинулась с места, чтобы поставить свои сумки или снять обувь. Она просто стояла в тусклом вечернем свете, проникавшем в комнату через окна. И она выглядела измученной. На неё навалилась тяжёлая усталость, заметная невооружённым глазом. Теперь, когда Дженни наконец-то могла как следует рассмотреть её, по-настоящему оценить, она увидела, что Лиса определённо похудела гораздо сильнее, чем обычно. Её пробрала дрожь, когда она вспомнила, как рёбра Лисы выпирали под кожей, когда она лежала на полу в репетиционном зале, обмякшая и неподвижная. Всё это, помимо последствий стресса последних недель и чрезмерных тренировок, безжалостно и неумолимо превращало её в совершенство. С тех пор Лиса плохо спала, это тоже было очевидно. Деревянные полы в танцевальных студиях, должно быть, не способствовали спокойному сну. Её взгляд был слегка расфокусирован, выражение лица почти умоляющее, и она открыла рот, чтобы сказать что-то ещё, когда Дженни посмотрела на неё, но издала лишь молчание. Она выглядела маленькой. Она выглядела уставшей. Она выглядела… потерянной. Дженни почувствовала, как у нее самой сжались челюсти, как дрогнула ее решимость. Потому что тогда в тот момент тот, кто любит Лису потянулся бы к ней. Преодолел бы расстояние между ними, обнял её, шепча: «детка, всё хорошо, теперь ты в порядке», потому что последние недели Лиса убивала себя из-за этого, а теперь всё закончилось. Теперь все было кончено. Их финальные оценки были подобны поверженному дракону, мёртвому у ног Лисы, полностью побеждённому, но Дженни всё равно практически чувствовала волны неуверенности и пустоты, исходящие от стоящей перед ней женщины. Женщина, которая обычно была такой яркой и полной решимости, теперь была опустошена. Потому что Лиса была перфекционисткой и сама себя критиковала. Лиса сжигала себя дотла, Лиса голодала и изнуряла себя до костей ради этого, и теперь Лиса была в таком душераздирающем отчаянии. Отчаявшаяся, потерянная, танцовщица без мелодии и хореографии, тревожная, неуверенная и безмерно опустошённая… Тот, кто любил ее, знал бы это и позаботился бы об этом. Кто-то, кто её любит, обнял бы её, позволил бы ей разрыдаться у него на руках. Сцеловал бы слёзы с её щёк, вытер их с её глаз мягким, нежным прикосновением. Подвёл бы её к дивану, усадил, снял бы с неё обувь, чтобы аккуратно почистить и обработать волдыри на ступнях, мокрую, воспалённую кожу на пятках - горькие трофеи долгих часов, проведённых в репетиционных залах. Тот, кто любит Лису, сказал бы ей: «Ты так хорошо справилась, детка, я так горжусь тобой», а потом повторял бы это снова и снова, столько раз, сколько нужно Лисе. Он бы заказал доставку для них двоих. Настоящую еду - может быть, тёплый суп, чтобы согреться зимой, что-то успокаивающее, или… может быть, тайскую еду. Да, тайская еда была бы лучше всего - Дженни могла представить себе контейнеры с том кха гай, которые, как однажды сказала ей Лиса, она любила в холодную погоду, и, может быть, ещё один контейнер с дымящимся клейким рисом с манго, просто чтобы Лиса могла пожаловаться на то, что в Таиланде манго намного вкуснее, намного аутентичнее. Просто чтобы Лиса могла поговорить о чём-то нежном, сосредоточиться на чём-то другом, на чём-то успокаивающем и близком её сердцу. Тот, кто любит Лису, после этого отвёл бы её в горячий душ. Помог бы ей раздеться и войти в расслабляющее тепло, поцеловал бы её в затылок и вмассировал бы шампунь и кондиционер в её волосы. Потом завернул бы её в мягкое чистое полотенце, обсушил и помог бы надеть удобную пижаму. Тот, кто любит Лису, притянул бы её к своей груди, когда они легли бы спать, и нежно целовал бы её кожу, испытывая взаимное облегчение. Тот, кто любит её, позволил бы ей снова заплакать, хотя теперь это было бы, конечно, нежнее; тот, кто любит её, продолжал бы целовать её лицо, не обращая внимания на солёную воду, и снова и снова говорил бы ей, что теперь всё в порядке, она так хорошо справилась, она была лучшей, лучшей, лучшей, но теперь этого достаточно. Лисы достаточно - её всегда было достаточно, но теперь это окончательно. Теперь она может отдохнуть. Тот, кто любит Лису, тоже знал бы, в чём она нуждается, если бы её взгляд стал ещё более туманным и отчаянным, если бы она острее нуждалась в похвале. Если бы она хотела быть хорошей по-другому. Дженни до сих пор помнила, как однажды Лиса умоляла прикоснуться к ней после изнурительной тренировки - умоляла доставить ей удовольствие, быть хорошей для неё… тот, кто любит Лису, знал бы это, мягко направлял бы её руки и губы вниз, всё время шептал похвалу, говорил Лисе, как хорошо она справляется и какая она хорошая девочка, всегда такая хорошая, всегда самая лучшая. Кто-то, кто любит Лису, прикоснулся бы к ней потом в ответ, если бы ей это было нужно, если бы она этого хотела, - позволил бы Лисе раскрыться под её ласками, позволил бы Лисе распасться на части и собрал бы её обратно осторожными, любящими руками. Тот, кто любит Лису, после всего этого прижал бы её к себе, они бы перепутались, раскраснелись бы, устали и в конце концов расслабились бы друг с другом. Тот, кто любит её, поцеловал бы её на ночь, они обе были бы совершенно измотаны, но всё равно попытались бы сказать что-нибудь ещё, прежде чем заснуть, прошептали бы друг другу: Я люблю тебя. Тот, кто любит Лису, сделал бы все это. Вместо этого Дженни проглотила всё, что хотела сказать, и выбросила эти образы из головы, сжимая кулаки от усилия удержать их под контролем. “Что?” - огрызнулась она. Резко, грубо, жёстко. Холодно. Лиса вздрогнула - по-настоящему вздрогнула, и выражение её лица стало ещё более сожалеющим и неуверенным. Глаза всё ещё были широко раскрыты, потерянные, немного остекленевшие. “Дженни, я…” - начала она снова, запинаясь, а затем, казалось, потеряла уверенность. Дженни фыркнула с явным отвращением и развернулась, чтобы уйти. Если бы она только могла добраться до своей комнаты, если бы она только могла рухнуть на пол за закрытой дверью и заползти под одеяло, чтобы разрыдаться. “...пожалуйста?” Это жалобное слово снова остановило её на месте. Она не осмелилась обернуться, хотя мягкий, неуверенный голос Лисы, казалось, тянул её за самое сердце. “Дженни, я… я знаю, что мы не… Я знаю, что ты сейчас не довольна мной. Но, пожалуйста… можем ли мы… можешь ли ты…” Дженни вздохнула, запрокинув голову и уставившись в потолок, чтобы не смотреть на Лису. Она старалась выглядеть как можно более уставшей и раздражённой, пока Лиса продолжала говорить, всё ещё так тихо и неуверенно. (Лиса не могла понять почему, но ей казалось, что она не переживёт, если увидит, как Дженни уходит прямо сейчас. Она нуждалась в Дженни, нуждалась в том, чтобы та осталась, нуждалась в том, чтобы чувствовать её рядом и слышать её голос, она цеплялась за каждую частичку Дженни и обнажала перед ней всё, что от неё осталось. Если бы Дженни нашла там что-то, к чему она всё ещё могла бы смягчиться или даже привыкнуть, это стоило бы того. Если бы Дженни выбрала хоть какой-нибудь её кусочек, чтобы подержать в руках, Лиса отдала бы его ей. Что угодно, только чтобы почувствовать это, только чтобы побыть с ней ещё хоть немного...) “Ты можешь просто… обнять меня, Джен? Пожалуйста? Или просто… пожалуйста, не уходи, останься, хотя бы на секунду…” Дженни не могла этого сделать. Она не могла просто игнорировать Лису, когда той было так больно. Не могла, когда Лиса нуждалась в ней. Она развернулась на месте, двинулась вперед и- Нет. Дженни заставила себя остановиться всего в нескольких шагах от нее. Гнев, направленный на саму себя за то, что она даже подумала о том, чтобы сдаться, легко нашёл новую цель, и она набросилась на него самым непосредственным образом, зная, что это приведёт к крови: “Боже, Лиса. Ты такая чертовски нуждающаяся в заботе”. Глаза Лисы расширились, и даже если бы Дженни не ощутила острую, пронзительную боль, она всё равно смогла бы увидеть, как её слова причиняют боль ей самой. “Позаботься о себе хоть раз”, - выплюнула Дженни, едва не подавившись словами, но сумев придать своему голосу насмешливые нотки. Что-то внутри неё тоже разрывалось на части, и на мгновение у неё потемнело в глазах, а колени ослабли от боли, но она собрала последние силы, чтобы не поддаться этому. В любом случае, это уже не имело значения, она уже перешла все границы, нарушила все обещания и разбросала вокруг частички себя, подобрала их, использовала как оружие. “Или иди переночуй у Рози и Джису-онни. Думаешь, у меня есть время нянчиться с тобой? Если ты не можешь справиться с давлением, тебе стоило остаться в чёртовом Таиланде”. На мгновение показалось, что ее вспышка гнева эхом отозвалась между ними. Затем Лиса несколько раз моргнула, тяжело выдохнула и отвела взгляд, вероятно, чтобы скрыть слёзы, которые наконец-то хлынули из глаз. Она обхватила себя руками, словно пытаясь защититься, и это заставило Дженни сжаться от боли. Она увидела, какими тонкими стали руки Лисы, как легко ей было обхватить ими своё худое, измученное тело. “...извини, мне жаль”. Это было так робко, так жестоко, что Дженни пришлось снова отвернуться и направиться в свою комнату, бросив последний нож через плечо: “Да. Тебе должно быть жаль”. Дверь за ней закрылась, и- Дженни тут же упала, ударившись коленями о землю, и завалилась на бок, скрючившись на полу. Это больно. Она стиснула зубы, и перед глазами снова всё поплыло. Она засунула кулак в рот, чтобы заглушить рыдания, которые грозили разорвать её на части. Мир то расплывался, то фокусировался, темнея по краям, в ушах болезненно стучала кровь. В отдалении, но не так далеко, как следовало бы, она чувствовала, что Лиса почти теряет самообладание вместе с ней, почти падает в обморок прямо там, в гостиной. Уходи, - безмолвно взмолилась Дженни, зажмурив глаза и не обращая внимания на потоки солёной воды, стекающие по её лицу. Иди. Иди останься с Рози, с Джису-онни, пусть они позаботятся о тебе, когда я не могу, пожалуйста, пожалуйста… Последовала мучительная пауза, но каким-то образом до Лисы, должно быть, дошло сообщение, потому что входная дверь открылась и снова закрылась. Даже если бы она не услышала, Дженни интуитивно поняла, что Лиса ушла. Лиса оставила её. И это должно было быть хорошо. Это было то, чего она хотела, это было к лучшему. Рози и Джису позаботятся о ней; может, они не будут точно знать, что делать, но они уложат её в постель, по крайней мере, вытрут ей слёзы. А Дженни… Дженни могла бы справиться с этим в одиночку. Она не знала, сколько времени провела в таком состоянии. Свернувшись калачиком на полу, она не могла ничего делать, кроме как дрожать от волн тошноты одной за другой, от разрывающей душу боли. Этого всё равно было недостаточно. Она знала, что этого недостаточно, - знала, как свои пять пальцев, как собственное сердцебиение, - она всё ещё чувствовала Лису, хотя они и были далеко друг от друга. Всё ещё чувствовала волны её запутанного, растерянного отчаяния. Эгоистично, так эгоистично, что Дженни была рада этому. *** Лиса была пьяна. Лиса была очень пьяна. Пьяна - это даже не то слово. Она была в стельку. В хлам. Вдребезги. Вдребезги пьяна. Она была настолько пьяна, что даже не помнила, как так напилась. Ах да. Она пришла к Джису и Рози в каком-то оцепенении, всё ещё не оправившись от слов Дженни, и всё болело. Ей казалось, что больно дышать, что её грудная клетка слишком мала для её сердца. Ходьба причиняла боль её ногам, спине и почти всему остальному, и всякий раз, когда она слышала голос Дженни в своей голове, это причиняло еще больше боли. Казалось, что-то внутри нее физически сломалось. И на этот раз от этого никуда не деться. Не было ни музыки, в которую можно было бы погрузиться, ни хореографии, которой можно было бы следовать, ничего, в чём можно было бы утонуть или задохнуться. На мгновение, подходя к их двери, Лиса подумала, что Джису и Рози могут быть чем-то вроде того, что ей нужно. Она чувствовала себя обожжённой, она чувствовала себя обломком из пепла и костей, и, может быть, они могли бы собрать это в кучку и попытаться что-то из неё сделать. Может быть, она снова стала бы человеком, рыдала бы на их диване и позволила бы им обнять себя, потому что она устала от всего, но больше всего она устала от попыток держаться всё это время… Но её мысли прервала музыка. Лиса нахмурилась, слегка покачиваясь на месте, и задумалась, не показалось ли ей, но нет, это была музыка, доносившаяся из-за их двери, и приглушённый гул немаленькой толпы людей. Рози встретила её у входа через две минуты после того, как она написала ей. Один взгляд на неё, и ещё одна острая, раздвоенная игла вонзилась в сердце Лисы, потому что она была накрашена с ног до головы и сжимала в руках зелёную стеклянную бутылку. “Ребята, вы что… устроили вечеринку?” Рози не отвечала, пока та не повторила свой вопрос. Она окинула Лису взглядом, и между её бровей появилась морщинка, хотя её взгляд был немного расфокусирован, вероятно, из-за содержимого бутылки. “О. М-м-м, да, Джису-онни хотела что-нибудь сделать в конце семестра. Знаешь, мы завтра утром уезжаем в Австралию и пробудем там несколько недель, так что…” Она замолчала. Лиса не знала, что и думать по этому поводу, но почувствовала, как к щекам приливает смущённый жар, а информация проходит мимо неё, как будто она к ней нечувствительна. “Мы… мы хотели пригласить вас обеих”, - выпалила Рози, немного неуклюже положив руку ей на плечо, ту, что не держала бутылку. Рука скользнула к её щеке, вынуждая её встретиться взглядом с женщиной с розовыми волосами, когда она не ответила. “Мы правда хотели, Лиса-я. Это не то, что ты думаешь. Я просто подумала… знаешь, я правда не хочу сейчас находиться рядом с Дженни. И мы подумали, что последнее, что тебе нужно, - это алкоголь, так что-” “Знаешь что?” Перебила Лиса, пытаясь собрать остатки своих сил и вложить их в свой голос. Это было тяжело; она все еще чувствовала себя пеплом, маленьким и рассеянным, чем-то быстро остывающим. “Алкоголь звучит великолепно, как раз вовремя”. Она вдруг представила себя. Студентка-первокурсница, всё ещё в танцевальной одежде, с растрёпанной чёлкой и без макияжа, стоит у двери своей лучшей подруги и пытается попасть на вечеринку, на которую её даже не приглашали. И зачем она вообще туда пришла? Надеялась, что они позаботятся о ней, как пытались сделать вчера в репетиционном зале? Позволят ей опереться на них? Голос Дженни пронзил её насквозь, такой резкий, что у неё чуть не перехватило дыхание: «Позаботься о себе хоть раз» “Лиса, я не думаю… Я имею в виду, я думаю, что тебе лучше пойти домой. Отдохнуть. Дело не в том, что мы не хотим, чтобы ты была здесь, потому что, конечно, хотим, просто… ты выглядишь-” “Если ты хочешь, чтобы я была там”, - перебила она, и в её голосе появилась резкость, которой она не ожидала, но всё равно приняла её. - “Я бы с удовольствием вошла, Рози. Но если это… странно или что-то в этом роде, я просто увижусь с вами, когда вы вернётесь, хорошо? Я не хочу навязываться. Я могу-” “Нет”, - на этот раз перебила её Рози, всё ещё хмурясь. Она всё ещё была немного неуклюжей. Лиса почувствовала неожиданную волну тепла по отношению к ней, вспомнив, как легко она напивалась. - “Нет, это не странно. Ты не навязываешься, мы не хотели… конечно, ты можешь войти. Да. Только дай мне кое-что спросить у Джису-онни”, - сказала она, широко открывая дверь, а затем ушла. Лиса не стала задерживаться, чтобы дождаться ее возвращения. Последнее, чего она хотела, - это чтобы кто-то вроде Джису посмотрел на неё и попытался исправить то, что было сломано. Потому что ей казалось, что ничто не исправит это, и слова Дженни всё ещё преследовали её, и она действительно, очень сильно устала от этого одинокого, опустошающего чувства, которое разрасталось внутри неё. Ей надоело думать, вспоминать, чувствовать, потому что её тело и разум просто болели. Может быть, она не могла позаботиться о себе. Не совсем. Но больше никого не осталось, кто мог бы позаботиться о ней, так что к чёрту всё. К черту. Она плеснула в лицо холодной водой в ванной. Причесалась, воспользовавшись расчёской Рози и одной из её резинок для волос. С одеждой ничего нельзя было сделать, но это было нормально, она казалась достаточно непринуждённой для вечеринки. Большинство студентов были одеты не лучшим образом и просто искали способ снять стресс в конце семестра. «Наверное, они занимаются музыкой», - подумала Лиса, направляясь к бару после того, как освежилась. Музыка была достаточно громкой, чтобы можно было пожаловаться на шум, и половина из них действительно неплохо пели, даже будучи пьяными. Может быть, среди них были и студенты актёрского факультета Джису. Она перестала думать, как только первая порция соджу без добавок попала ей на язык. Чистое, безвкусное, едкое в глубине горла. Идеально. Вокруг кухни толпились люди. Некоторые тоже пили шоты; кто-то передавал друг другу ящики с пивом, звенели бутылки с соджу. Бутылки с макголиплескались повсюду. Кто-то с ней разговаривал, а потом снова пошли шоты с соджу, и у Лисы слегка свело живот, вероятно, от голода (когда она в последний раз ела?), но к чёрту всё это. В алкоголе ведь есть калории, не так ли? К чёрту всё это. Этого было бы достаточно. Было приятно затеряться в толпе. Лиса разговаривала с людьми, которых даже не слушала, смеялась и покачивалась в такт музыке, а выпивка делала всё вокруг тёплым и туманным, и боль отступала. Боль в мышцах утихла, головная боль и боль в груди прошли, как только кто-то начал разливать по кругу напиток, похожий на персиковый «Сунхари», но, чёрт возьми, это напомнило ей, что Дженни тоже пила «Сунхари». Это напомнило ей о Дженни, сонной и мягкой, которая положила голову ей на плечо после сеанса просмотров кино. Лиса, слегка покачиваясь, вернулась на кухню и прогнала эти мысли очередным глотком. Алкоголь подействовал на неё сильнее, чем она ожидала, или, может быть, это сказалось действие других напитков, но когда она посмотрела на свет в кухне, он показался ей размытым, и это заставило её рассмеяться. Смех казался странным, как будто она забыла, как это делается. Рози все еще не вернулась. Лиса не могла точно сказать, где она или Джису - вероятно, в самой гуще событий в гостиной. Это было относительно небольшое общежитие, но внутри было так много людей, что оно казалось большим. Двигаться тоже было тяжело, поэтому Лиса осталась на месте, даже когда кто-то включил караоке под громкие одобрительные возгласы. Кто-то сунул ей в руку банку пива. Кто-то сказал, что ей идут эти туфли; Лиса даже не помнила, какие на ней были, но всё равно улыбнулась. Кто-то знал Джису по учёбе, кто-то встречал Рози в музыкальных студиях; все они были размытыми, безликими, и Лиса почувствовала, как её разум приятно плывёт в этом потоке. Кто-то еще попросил сделать еще шоты, и Лиса, спотыкаясь, двинулась вперёд, а потом у неё снова запылал рот, и она слизывала соль с шеи кого-то другого, женщины с длинными чёрными волосами, под одобрительные возгласы, и женщина отпрянула, покраснев, с желающим блеском в глазах… А потом её отвели в угол кухни, чтобы поговорить, и она почувствовала, как столешница впивается ей в спину. Женщина назвала её имя, но Лиса не могла сложить слоги в голове - Миён, Минён или что-то в этом роде. Она не могла и поставить ноги ровно, слегка покачивалась и продолжала извиняться, натыкаясь на собеседницу, а потом почувствовала, как та взяла её за руку, чтобы поддержать… А потом она почувствовала прикосновение губ, липких от помады и остатков алкоголя, к своим губам, и одно привело к другому, в размытом свете, под грохочущие басы и тихий, соблазнительный голос в её ухе, и Лиса оказалась на коленях в одной из уборных, уткнувшись головой между бёдрами женщины, задирая ей юбку и слушая, как она скулит, задыхается и стонет. У неё болели колени в тех местах, где они соприкасались с холодной плиткой, болели места, которыми она ударялась о деревянный пол репетиционной студии накануне. У неё снова болела грудь, но Лиса выбросила всё это из головы и сосредоточилась на том, чтобы двигать языком так, как нужно, не обращая внимания на то, как больно женщина хватает её за волосы. Она смутно подумала, что так ей будет лучше. В конце концов, Дженни веселилась, так почему бы Лисе не сделать то же самое? Неважно, что Дженни нужно было кормиться, что без этого она выглядела такой опустошённой; неважно всё это… Но, если уж на то пошло, ей стало только хуже. Лиса с ужасом обнаружила, что её зрение затуманилось от слёз, когда она наконец оторвала губы от женщины, закончив, и, пошатываясь, вышла из ванной, не обращая внимания на то, что женщина кричала ей вслед, потому что это было не то же самое. Это была не Дженни. В воздухе не было ни жара, ни цветов, ни сладких ароматов, ни пьянящего восторга. Вкус, оставшийся на её губах, был чужим и совсем ей не нравился, в нём не было ни волшебства, ни удовольствия, ни любви. Там просто... ничего не было. Лиса схватила за горлышко первую попавшуюся на столешнице бутылку, которая полностью поместилась в её ладони, и смутно решила, что выйти на балкон - отличная идея. В общежитии Джису и Рози был балкон прямо перед их комнатой. Формально он предназначался для общего пользования, но на самом деле им почти не пользовались, потому что он выходил на другие здания и на него практически не попадало солнце. Несколько студентов выходили туда покурить, но сейчас там было пусто, вероятно, потому что вечер становился всё холоднее и ветренее, и даже включить нормальный свет было бы непросто. Было темно, бетон был холодным, а ветер и правда был ужасным, но шум здесь был не таким громким. Лиса могла просто сидеть или попытаться принять более-менее удобное положение и дать содержимому бутылки смыть горький привкус во рту. Оказалось, что это виски. От него у нее сильнее, чем когда-либо, горело во рту, но, наверное, это было и к лучшему. Было чертовски холодно, даже несмотря на высокую температуру спиртного. Она подняла взгляд, слегка прищурившись, пытаясь разглядеть звёзды. Она не могла как следует видеть, но в Сеуле и так было много загрязнённого воздуха. И крошечные точки света, которые она могла различить, необъяснимым образом напоминали ей о Дженни, поэтому она просто закрыла глаза и попыталась заглушить разрывающее, терзающее чувство пустоты, которое корчилось внутри неё, ещё большим количеством алкоголя. Бутылка пустела. Забавно, но она не чувствовала себя сытой. Только головокружение, туман в голове и немного холодно… “Лиса-я?” Лиса открыла глаза, немного неохотно. Она даже не осознавала, что закрыла их. На долю секунды она абсурдно подумала - или, скорее, понадеялась, - что это могла быть Дженни, но затем зрение на секунду сфокусировалось, и она увидела что-то розовое, а потом вздохнула, осознав свою глупость. “Черт, Лиса...” “Я в порядке, Рози”, - выдавила она, но говорить было трудно: язык казался слишком тяжёлым, а во рту было слишком сухо. «Ещё немного виски не помешает», — решила она, делая ещё один глоток. Она случайно ударилась зубами о край бутылки, но едва заметила это. “Что происходит?” Это был голос Джису. Лиса зажмурилась, потому что не хотела видеть разочарование на лице своей онни. “Посмотри на неё, вот что. Мы должны отвезти её домой, Су-я...” Голоса то появлялись, то затихали. Лиса держала глаза закрытыми. “-Ченг-а, мы должны позвонить-” “Чёрт возьми, я ни за что не позволю-” Их голоса наконец затихли, когда они ушли, предположительно, чтобы решить, как лучше с ней поступить. Лисе хотелось, чтобы они просто оставили её в покое - грудь всё ещё болела, несмотря ни на что, и было холодно, но если бы она осталась здесь на всю ночь, ей не пришлось бы возвращаться в общежитие. Если бы она осталась здесь на всю ночь, ей бы не пришлось снова видеть это выражение на лице Дженни. Почти болезненное чувство усталости, ясная и резкая смесь того, что казалось одновременно ненавистью и апатией по отношению к ней. И если бы Лиса хорошенько напилась по пути, может быть, этого было бы достаточно, чтобы забыть последние несколько часов. Может быть, ей не пришлось бы вспоминать, как Дженни сказала: Боже, Лиса, ты такая чертовски нуждающаяся. «Прости меня», - хотела закричать Лиса, чувствуя себя несчастной, оцепеневшей и обессиленной, чуть не подавившись при следующем глотке из-за тяжести разбитого сердца в груди, где все осколки перемешались, стукались друг о друга и вызывали цепную реакцию боли внутри неё. «Прости меня, прости меня, прости, что ты мне нужна, прости, что я хочу тебя больше, чем должна, прости...» Она хотела повторять это снова и снова, пока Дженни не простит её. Но прощения не будет, и всё, что она слышала в ответ, - это то, как Дженни практически выплюнула ей в лицо: «Да, тебе должно быть жаль». Лиса действительно не думала, что когда-нибудь сможет забыть это чувство. Окончательность в словах Дженни, то, как Дженни даже не потрудилась посмотреть ей в глаза, когда уходила. От этого ей стало плохо, и она почувствовала ещё большую тошноту, глядя на ночное небо и думая о прошедшей неделе без Дженни. Она похоронила всё это в танцах и музыке, но даже это не могло спасти её сейчас. Экзамены закончились, и она была почти уверена, что справилась, по крайней мере, со всем, и её телефон, наверное, был забит сообщениями от родителей и друзей, которые спрашивали, как всё прошло, подбадривали её, но она не могла заставить себя что-либо чувствовать. Она должна быть счастлива. В этом есть какая-то жалкая ирония: в такой момент она чувствовала себя абсолютно опустошённой, разбитой, одинокой. Она просто хотела вернуться домой, но уже не знала, где он. Может быть, его вообще не было. Такие мысли, наверное, тоже лучше забыть. Тогда выпьем до дна. Лиса почти допила бутылку, когда снова услышала голоса, поднимающиеся по лестнице, и вздохнула, размышляя о том, что если она постарается, то сможет просто раствориться в тени. Исчезнуть. Рассыпаться. Кучка пепла в углу, стряхнутого с кончика чьей-то самокрутки. Главное не здесь. “И послушай, единственная причина, по которой ты сейчас здесь, - это то, что завтра у нас с Джису самолёт, который мы не можем пропустить, иначе мы бы её никуда не отвозили, так что тебе лучше не-” Голос Рози. Громкий, знакомый. Лиса приоткрыла глаза. “Я знаю, Чеён-ши. Я обещаю, я не буду делать... ничего”. Она снова зажмурилась, потому что это был голос Дженни, хотя она была почти уверена, что Дженни никогда в жизни не называла Рози «Чеён-ши». Лиса подумала, не сошла ли она с ума от тоски по ней и по тому, как она звучала, настолько, что в конце концов не выдержала и начала материлизовывать свои мысли и воспоминания. “Лиса?” Вау. Это действительно звучало как Дженни. С ума сойти. Лиса держала глаза закрытыми. “Лиса-я. Посмотри на меня”. Оказалось, что она действительно не могла противиться Дженни, даже воображаемой Дженни, поэтому она открыла глаза и увидела, что на неё смотрит настоящая Дженни Ким. Выражение её лица было невозможно прочитать, но слегка растрёпанные волосы и внешний вид - Лиса смутно узнала толстовку, которую Дженни надела поверх пижамы, - были достаточно чёткими, даже если немного размытыми и затуманенными, как и всё остальное. Лиса моргнула, медленно осознавая, что Дженни здесь, перед ней, своим затуманенным алкоголем сознанием. Она быстро вылила остатки виски себе на лицо. В нём осталось немного больше, чем она думала. Оно жгло ей глаза и нос, просачивалось в вырез рубашки и стекало на пол балкона. “Лиса, что за хрень...” Розовый, снова Рози, снова ругаются и пытаются поднять её на ноги, а потом и Джису, и Лисе удаётся встать, хотя её ноги чувствуют себя как желе и резина одновременно. Всё её тело обмякло, как будто не было связано с мозгом. Оно не слушалось её, и она не могла понять, как заставить его слушаться, хоть раз. “Прости”, - смущённо выдавила Лиса, не сводя глаз с тёмных, непроницаемых глаз Дженни. - “Прости, ты просто… я не хочу, чтобы тебе пришлось…” Она не хотела, чтобы Дженни почувствовала какой-то остаточный запах, который оставила на ней женщина в ванной, невидимую метку, которую могла видеть только Дженни. Она хотела избавиться от этого, хотела, чтобы это исчезло с неё; она внезапно почувствовала себя грязной, и головокружение усилилось, и, возможно, это было заметно, потому что Дженни быстро протянула руку, чтобы поддержать её, когда она споткнулась на бетоне и чуть не упала на Джису- “Не прикасайся ко мне-” Она ударилась головой о дверной косяк, когда отпрянула, и зашипела от боли, но каким-то образом Рози и Джису вместе удержали её в вертикальном положении. “Джендыки, мы её держим, ты просто…” Джису говорила. «Джису-онни всегда обо всём заботится», - смутно подумала Лиса и небрежно чмокнула старшую женщину в щёку, пока они наполовину несли, наполовину тащили её из общежития вниз по лестнице. Она оказалась в машине, и следующее, что она помнила, - это как Рози что-то угрожающе говорила водителю, но потом Лиса моргнула, и Дженни оказалась за рулём, и они выезжали с подъездной дорожки, и её руки метнулись к дверной ручке, скользя и путаясь, пока она пыталась открыть её, пыталась сбежать, но дверь была заперта, а ремень безопасности мешал ей… “Лиса-я. Остановись”. Она инстинктивно сделала то, что ей сказали, хотя от этого ей стало ещё хуже, потому что эти карие, кошачьи глаза не давали ей сдвинуться с места. Дженни снова сосредоточилась на дороге, а Лиса откинула голову на холодное стекло окна. Это было приятно, потому что у неё всё ещё болела голова после того, как она ударилась ею о дверной косяк. Наверное, останется шишка. Ей всё ещё казалось, что она не здесь. Машина тоже казалась ненастоящей - кожаные сиденья и тонированные стёкла, но у Дженни не было машины, ни у кого из них не было, так почему же… Они остановились на красный свет, и Дженни снова посмотрела на неё. Её взгляд скользнул по её губам, подбородку, шее… Дженни знала. Дженни знала. И Лиса знала, что она знает, и заставила себя разозлиться, потому что в противном случае она бы поддалась кричащей, кровоточащей дыре в своей груди и разрыдалась, а она никогда, никогда не заплакала бы перед Дженни Ким. Больше никогда. “Ты не можешь злиться”, - невнятно пробормотала она, и Дженни снова перевела взгляд на дорогу, напрягая мышцы челюсти. - “Ты… не имеешь права-” “Я знаю”. Теперь, когда она заговорила, ей было трудно остановиться. Слова вылетали из её рта, всё ещё тягучие и горячие от виски, едва ли имеющие смысл. “-ты не можешь. Ты не можешь, и… и я ненавидела это. Ненавидела... каждый момент... мне это не нравилось, и это была не ты…” “Я знаю”. Лиса сдалась. “И прости. Блядь, я так жалею- я думаю-” “Я знаю. Лиса, я-” “Я думаю, ты всё разрушила, Джен… всё, я не могу… Я думаю, ты разрушила меня, Джен”. Повисла тяжёлая пауза, и если прислушаться, то можно было бы услышать как разбиваются сердца. “Я знаю”. Лиса даже не имела в виду секс, и они обе это знали. Секс уже никогда не будет прежним, не после Дженни, но и всё остальное тоже уже никогда не будет прежним. Дружба, отношения, и уж тем более любовь. Она никогда не полюбит кого-то так, как любила Дженни, и Лиса не знала, было ли это потому, что это была её первая любовь, или потому, что она так сильно хотела, чтобы это была её последняя любовь. У неё закончились слова. Ей было трудно дышать, не закрывать глаза и не поддаваться растущей по краям поля зрения темноте. Машина остановилась, и Лиса поняла, что они приехали в общежитие. Как ни странно, у их квартиры их ждал хорошо одетый мужчина, который ловко забрался на водительское сиденье, как только они вышли из машины. “Передай Джухён-онни мою благодарность”, - услышала Лиса, как Дженни пробормотала что-то, словно издалека, на что мужчина лишь кивнул, а затем машина тронулась с места, и Дженни повела Лису по тротуару, одной рукой обнимая её за талию, чтобы поддержать. Каким-то образом Дженни помогла ей подняться по лестнице и войти в общежитие. Лиса всё это время не открывала глаз, что немного мешало, но прикосновений Дженни было слишком много, даже несмотря на то, что Дженни, казалось, прикасалась к ней ровно настолько, насколько было нужно. Лиса упала на кровать, испытывая одновременно удовлетворение и опустошённость от отсутствия этих касаний. “Мне жаль”, - снова пробормотала Лиса, ее слова были слишком невнятны, чтобы их можно было разобрать, поскольку ее разум начал сдаваться от усталости. “Мне очень, очень жаль. Я не... Я не хотела все испортить-” “Я знаю”, - снова услышала она тихий ответ, который эхом отдавался у неё в ушах, делая всё только хуже. Она чувствовала, как слёзы катятся по онемевшим щекам, и на этот раз не могла их остановить, как бы ни хотела. “Я не хотела… Я не хотела любить тебя, клянусь… Я клянусь…” Лиса попыталась протянуть руку для обещания на мизинце, но та лишь слегка дернулась и беспомощно повисла, потому что мышцы полностью отказались ей подчиняться. Она так и заснула, вяло протянув руку к Дженни, которая застыла рядом с кроватью, и по её лицу тоже текли слёзы, но Лиса не смотрела на неё достаточно долго, чтобы это заметить. Я знаю. Мне тоже жаль.

***

Лиса проснулась, все еще чувствуя себя пьяной, причем в самом худшем смысле. Должно быть, она проспала всего несколько часов, но уже согнулась пополам, снова и снова извергая содержимое желудка в удобно расположенное мусорное ведро. Это было отвратительно, эти жалкие звуки удушья и рвоты, и её снова затошнило. “Всё в порядке. Отпусти, Лиса-я, всё в порядке...”. Кто-то был там, или, может быть, он и не уходил - чья-то рука гладила её по спине - Дженни, конечно, подумала Лиса почти в бреду, комната кружилась, а тело казалось тяжёлым, раздутым, больным от тошноты, которая заставила её снова согнуться. Это была Дженни. Может, это было плодом её воображения, но прикосновение Дженни, её присутствие, её присутствие - это было единственное, что удерживало её от того, чтобы снова потерять сознание. Это было бы почти милосердием, краткой передышкой от абсолютного ада, терзающего её тело и разум. Дженни убрала мусорное ведро, только когда это стало безопасно. Должно быть, она вынесла его на улицу и выбросила вместе с пластиковым пакетом, но Лиса не могла дождаться её возвращения. Даже когда мир вокруг неё то наклонялся, то выпрямлялся, ей удалось добраться до ванной, наклониться над унитазом и выплюнуть только слюну, пока её желудок сжимался. Ау. Ей казалось, что её голова горит. Или что кто-то активно сверлит её, снова и снова проезжая по ней грузовиком. От тошноты ей стало ещё хуже, и она в отчаянии закрыла глаза, чувствуя себя так, будто катается на американских горках, хотя и понимала, что лежит, скрючившись, неподвижно, если не считать слабых рывков, которые она ощущала всякий раз, когда к горлу подступала очередная волна желчи. Следующие несколько часов прошли именно так: Лиса почти не отходила от унитаза, а Дженни подходила к ней, чтобы попытаться напоить её водой, а также напитком с электролитами, которым, как смутно помнила Лиса, пользовалась Джису, и, может быть, это помогло, а может, они просто пережидали самое тяжёлое. Дженни также принесла тосты, и Лиса с трудом проглотила несколько кусочков. Первые несколько она выплюнула обратно, но после этого они, кажется, остались в желудке. У Лисы не было сил спорить или драться. Она едва могла связно мыслить, кроме как «больно» и «пожалуйста, хватит», «больше никогда не буду пить» и почему-то «прости, прости, прости…» Эта часть имела смысл, когда она вспомнила прошлую ночь. К ней вернулись воспоминания, пропитанные виски и соджу, от которых у неё снова разболелась голова. Оценки. Дженни. Вечеринка. Крутящиеся огоньки и пьяные поцелуи, вкус женской помады на её губах, а потом, позже, вкус её самой повсюду, и у Лисы заныли колени, когда они тоже вспомнили пол в ванной… Она снова склонилась над унитазом, отпрянув от руки Дженни. Она смутно осознавала, что тяжело и прерывисто дышит и шмыгает носом, но не была уверена, что снова плачет, как прошлой ночью, боже, она была такой чертовски жалкой, тянулась к Дженни и рыдала, говоря, как сильно она её любит, как будто Дженни уже не ненавидела её за это. “Лиса”. Голос Дженни прервал её мысли, но от этого тошнота внутри неё усилилась. Она позволила своему разуму опустеть, позволила своим внутренностям скрутиться и отдалась жгучей, пульсирующей боли в голове. Дженни какое-то время молчала. Когда комната перестала так сильно кружиться перед глазами и она смогла дольше не чувствовать тошноту, Дженни осторожно отвела её к дивану, прикасаясь к ней лишь настолько, насколько это было необходимо, чтобы она не врезалась в стены. “Вот”. Дженни протянула ей холодное полотенце и положила его ей на голову, когда Лиса лишь смущённо и затуманенно посмотрела на него. Полотенце немного уняло боль, разрывающую её череп, и она смогла пробормотать слабое «спасибо». С ним шишка на голове тоже стала меньше болеть - она вспомнила, что это из-за дверного косяка, хотя всё было немного размытым, и всё ещё пахло виски, от воспоминаний о котором её снова затошнило. Солнце взошло. Вместе с ним пришёл свет, хотя Дженни благоразумно задернула шторы, позволив Лисе насладиться спасительной темнотой для её чувствительных глаз. Но даже этого было достаточно, чтобы видеть, и она наконец заметила Дженни, когда та вернулась с кухни с водой и сухими тостами. Она выглядела, если такое вообще возможно, ещё хуже, чем чувствовала себя Лиса, всё ещё в пижаме, с растрёпанными волосами и впалыми щеками. Её глаза были красными и опухшими, а под ними виднелись мешки, вероятно, из-за того, что она не спала всю ночь. Это только усилило чувство вины, тошноту и стыд, которые скрутили Лису изнутри. “Дженни-” Её голос был хриплым, слабым, горло саднило от желудочной кислоты. Голос Дженни звучал так же устало, но при этом отстранённо. “Дай угадаю. Тебе жаль?” Исчезла прежняя мягкость и даже намёк на теплоту, которую Лиса почти не замечала, будучи пьяной в стельку, а потом с похмельем. Когда Дженни обняла её, чтобы утешить, когда Дженни назвала её «Лиса-я…»

***

И Дженни подумала, что, возможно, будет помнить слова Лисы всю оставшуюся жизнь. Я не хотела любить тебя. Лиса, от которой разит алкоголем и кем-то ещё, тонет во всём этом и ненавидит себя за то, что всё ещё нуждается в Дженни, как в воздухе. И что же сделала Дженни? Она почти свела на нет всю свою тяжёлую работу, утешая её, как будто ей не всё равно. Как будто ей действительно не всё равно. О чем она думала? Карие глаза, наполненные мёдом, смотрели прямо на неё, и она почувствовала, как медленно погружается под воду, и ей захотелось утонуть, как наверняка пыталась сделать Лиса прошлой ночью, предаваясь другим порокам. “Дженни”, - тихо выдохнула Лиса, и рана, которая была перед ней, начала затягиваться от звука собственного имени. Оно казалось слишком длинным, произносимым так нерешительно, так медленно. “Лалиса”, - ответила она тем же, сохраняя в голосе твёрдость, холод и пустоту. Просто как она умела. На самом деле это было единственное, что у нее осталось. Что-то в глазах Лисы дрогнуло после произношения её имени. Она открыла рот, но Дженни не могла внезапно. Не могла слышать её голос, не могла видеть её такой, лежащей на диване, сломленной, извиняющейся за то, в чём она даже не виновата. “Не надо”. Она должна была догадаться, что Лиса не станет её слушать. Единственное, что изменилось из-за этого слова, - это то, что выражение лица Лисы внезапно исказилось от боли, которая передалась по связи, заставив Дженни стиснуть зубы, чтобы сдержать крик, рвущийся из горла. “Я… правда сожалею, вот и всё. Я просто хотела сказать-” “Извини? За что? За то, что ты так напилась, что нашим друзьям пришлось чуть ли не отвозить тебя в больницу, или за всё остальное?” Её слова прозвучали резко и язвительно, даже хуже, чем она думала, и это было хорошо, поняла она, когда глаза Лисы расширились. Хорошо. Перестань меня любить. В конце концов, это только навредит тебе. Видишь? Дженни отчаянно пыталась держать связь как можно дальше от себя, старалась не поддаваться кричащей, нестерпимой боли внутри, пыталась игнорировать волны тошнотворного страха и стыда, исходящие от женщины перед ней. Это было тяжело. Это было больно, но не меньше, чем она заслуживала. И всё же она чувствовала в этом что-то от Лисы. Это было почти невыносимо, сочетание физической и эмоциональной боли, которая грозила поглотить её целиком, но, что ещё хуже, там была и надежда. Откуда у Лисы всё ещё была надежда? Как Дженни позволила себе дать ей эту надежду? Лиса судорожно вздохнула, боль, пронзившая её, была ощутима, и Дженни поддалась ей, встав. Лиса была… в порядке. С ней всё будет хорошо. Дженни позаботилась о том, чтобы она не захлебнулась собственной рвотой, дала ей немного еды и воды, и на этом всё. С них было довольно. “Я ухожу”, - коротко сказала она, направляясь к двери. Она подумала, что Лиса может её остановить. На мгновение она испугалась, что если Лиса попросит, если Лиса сломается, как прошлой ночью, Дженни не сможет уйти от неё, не сможет покинуть её, пронзённую насквозь… Но Лиса не сказала ни слова. И Дженни смогла снова дышать, только когда вышла на улицу, выбрала направление и пошла. Она не знала, куда идти, и была всё ещё в длинной шёлковой пижаме и домашних тапочках, но это не имело значения. Всё, что ей было нужно, - это побыть одной, даже если связь была слабой и жалкой. С этим Дженни тоже справилась бы одна. У нее нет выбора.

***

Лисе потребовалось некоторое время, чтобы встать с дивана. В основном из-за того, что похмелье не отпускало её до самого вечера. Даже тогда оно не прошло полностью - у неё осталась острая боль и стойкое чувство отвращения, хотя она не была уверена, что это было связано только с похмельем. Она поняла, что отчасти еще ждала возвращения Дженни. Дженни вернётся. Вернётся ведь? Она должна вернуться. Она вернётся, и Лиса снова извинится, и… Лиса закрыла глаза, потирая виски. Может быть, Дженни не вернётся. Может быть, для неё это стало последней каплей - может быть, Джису и Рози позволят ей пожить в их общежитии на зимних каникулах, пока они будут в Австралии. Или, может быть, она найдёт убежище у Джухён, где бы ни жила её наставница. Вероятно, где-нибудь в дорогом месте, где много свободных комнат. Она не могла винить её, поняла Лиса, впиваясь ногтями в ладони и сжимая кулаки. Она не могла винить Дженни за то, что та устала от неё, от её бремени и нужд. Интенсивность ненависти Лисы к самой себе на мгновение почти вызвала у нее новый приступ тошноты. Возможно, когда-то она могла бы обманывать себя, думая, что со временем они с Дженни могли бы снова стать друзьями. После того, как она должным образом извинилась и некоторое время держалась на расстоянии. Оставила бы это все в прошлом. Но теперь? После того, как Дженни пришлось забирать её, слишком пьяную, чтобы даже сидеть, после того, как Дженни пришлось всю ночь заботиться о ней, всю ночь Лиса плакала, её рвало, и она практически изливала ей свои чувства? Лиса сбросила одеяло, которым была укрыта, и резко встала. У неё слегка закружилась голова, но она поняла, что больше не может валяться в постели, предаваясь своим страданиям. Она не могла этого вынести, просто лежать там и ждать. Как брошенный щенок, ожидающий у двери своего хозяина, который бросил его, даже не оглянувшись. Свежий воздух. Это могло бы помочь. В их холодильнике тоже ничего не было - проклятие недели выпускных экзаменов; может быть, мир был бы чуть менее ужасным, если бы в её желудке было немного еды… Значит, в магазин. Лиса чувствовала себя полностью оторванной от мира, она делала всё механически, но на самом деле не была там. Она надела туфли. Взяла ключи, телефон, который всё равно был разряжен, но важна была сама мысль. Пошла в магазин. Взяла корзину. Купила хлеба, лапшу быстрого приготовления, чуть не расплакалась, когда инстинктивно потянулась за упаковкой клубники для Дженни. Всё равно положила её в корзину, зная, что, скорее всего, съест всё сама и будет рыдать около трёх часов ночи, когда Дженни неизбежно не вернётся. Подошла к кассе. Посмотрела на кассира. “Лиса?” Лиса вернулась на землю, сбитая с толку, но наконец-то оторвавшаяся от своих мыслей, и взглянула на знакомое лицо. Она забыла об этом магазине, в частности об этой смене, но... “Сынван?” Улыбка Сон Сынван, сотрудницы отдела обслуживания клиентов, померкла при виде неё, даже когда она кивнула. Они давно не виделись, но Сынван выглядела точно так же, в форме и всё такое. На её бейджике по-прежнему было написано «Венди», но её корейское имя сорвалось с губ Лисы от шока и по привычке, когда она слышала, как Дженни говорит о ней. “Ты всегда так удивляешься, когда видишь меня”, - поддразнила она, снова улыбнувшись, хотя её взгляд скользил по растрепанной Лисе, отмечая её худобу и пустые, налитые кровью глаза. Такой контраст с сильной, яркой женщиной, которая несколько месяцев назад усадила её и попросила рассказать всё, что она знает о демонах. “Да. Прости, я просто…” - пробормотала Лиса, но Сынван лишь подмигнула ей, отсканировала её покупки и пробила чек. “Извиняться не нужно. Тебе нужен пакет?” “Нет. То есть да, я думаю, что… конечно, спасибо”. Глаза Сынван почти незаметно прищурились, когда она позволила себе прислушаться к хриплому, неуверенному голосу Лисы, к её бессвязной речи, к тому, как слегка дрожали её руки, когда она протягивала свою карту и принимала в ответ продукты… О, Джухён. Что твой маленький демон с ней сделала? Она обнаружила, что остановилась, держа в руках чек Лисы, хотя та пыталась забрать его у неё. Блондинка озадаченно посмотрела на неё, слегка покачиваясь на месте и на секунду выглядя такой растерянной, что в Сынван всколыхнулся коктейль из чувства любопытства. Жалость. Сочувствие. Понимание, потому что что-то в ней слишком хорошо узнало боль и одиночество, плескавшиеся в этих карих глазах… Сынван приняла решение, отдав чек. “Ты выглядишь так, будто еле стоишь на ногах. У меня через пять минут перерыв, не хочешь выпить кофе?” “О”, - сказала Лиса, слегка моргая и всё ещё выглядя растерянной и смущённой. - “Эм, я не думаю, что-” “Я настаиваю”, - сказала Сынван, решительно вкладывая карту Лисы обратно ей в руку и одаривая её улыбкой, от которой, как она знала по опыту, люди редко могли отказаться. “Продукты-” “С ними все будет в порядке. Подождёшь меня снаружи?” В ней всё ещё теплилась искра сомнения, когда она наблюдала, как Лиса неуверенно подходит к двери, чтобы подождать. В ней шевельнулся вопрос: «Стоит ли мне это делать?» Особенно учитывая, что она, скорее всего, пойдёт против своей возлюбленной, самой Бэ Джухён… Эти чувства, которые зародились в её груди, когда она смотрела на жалкое подобие человека, страдающего зависимостью, легко развеяли её сомнения. И ещё одно чувство добавилось к ним, новое, выходящее за рамки простого сочувствия: Защита. «Если тебе есть о ком заботиться, дорогая, считай, что эта - моя», - подумала она с иронией, позволяя любопытству и новизне ощущений наполнить её до краёв. «В любом случае, похоже, больше никто этого не cделает. И что бы ты ни думала о людях, мы заслуживаем своего выбора». Она приветствовала следующего покупателя с ловкостью и непринуждённостью, отточенной годами. Это был пожилой мужчина, морщины которого выдавали его возраст, чего с ней никогда не произойдёт. Он улыбнулся ей в ответ и позволил помочь ему с продуктами. Я сделала свой выбор. Позволь мне сделать кое-что еще, прямо сейчас.